Петру Думитриу
Петру Думитриу
Примечания
Примечания
Петру Думитриу, Павленко Петр Андреевич, Год: 1950
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Петр Павленко
Собрание сочинений в шести томах
Том шестой
Петру Думитриу — новое имя в демократической румынской литературе. Лет пять тому назад его еще не было слышно, как не было слышно и той темы, которой главным образом посвящены его произведения, — темы возрождения обновленной румынской деревни.
Королевская Румыния до самого последнего времени представляла собой своеобразный заповедник феодально-крепостнического средневековья. Слово ‘бояре’ имело здесь не историческое, а повседневное значение, и власть боярщины, господство помещика-самодержца и самодура над темным, забитым и запуганным крестьянством были чрезвычайно характерны для Румынии вплоть до самого освобождения ее Советской Армией в августе 1944 года.
Тому, кто побывал в тот год в Румынии, сразу же и необычайно резко бросилась в глаза чудовищная нищета страны. Старшему поколению советских людей начинало казаться, что они вернулись назад, к началу столетия, когда захолустная русская деревня выглядела примерно так же, как современная румынская, а может быть, жила даже несколько лучше, сытее.
Смертность в боярской Румынии была наиболее высокой во всей Европе, включая Ирландию, включая даже Сицилию, а рождаемость из года в год сокращалась в результате исключительно тяжелых условий существования трудящихся. На почве хронического, длящегося годами и десятилетиями недоедания народ вымирал. Подавляющая часть румынского крестьянства до самого последнего времени относилась к бедняцкому слою, а добрых двадцать процентов всех крестьянских хозяйств были совершенно лишены земли и скота. Основной земельный массив сосредоточивался в руках крупных помещиков и сдавался ими в аренду так называемым посессорам и кулакам, а эти последние сдавали ее бедноте на началах кабальной издольщины.
Долговая зависимость батраков и мелких арендаторов-издольщиков была фактически их крепостной зависимостью.
Повести Петру Думитриу посвящены румынской деревне, старой — начала нашего века, и новой — демократической, современной.
Повесть ‘Фамильные драгоценности’ знакомит с крестьянским бытом 1907-1908 годов. Восстание, начавшись в Молдавии, быстро перекинулось в Валахию. Оно сопровождалось разгромом и поджогом помещичьих, в том числе и королевских имений, убийством помещиков, их управляющих и наиболее свирепых посессоров.
Размах движения был настолько значителен, что румынское королевское правительство оказалось на первых порах бессильным подавить его и даже начало переговоры с Австро-Венгрией об интервенции.
В конце концов восстание было подавлено с невероятной жестокостью: более десяти тысяч крестьян на месте расстреляно без суда и еще большее количество брошено в тюрьмы. Об этом восстании, являвшемся эхом русской революции 1905 года, и повествует Думитриу.
Еще живы многие его участники, его современники, его очевидцы. Мрачные легенды тех лет еще бытуют в румынской деревне, помнящей тех, кто погиб за правду, и проклинающей палачей народа.
Художественное произведение о делах и людях того времени могло бы быть произведением и не историческим, а как бы только воспоминанием старших для младших. Содержание его могло бы итти лишь параллельно современности, многое сравнивая и оттеняя в свете сегодняшнего. И ‘Фамильные драгоценности’ — не историческая повесть, исторический фон в ней чрезвычайно условен. Упоминание — почти вскользь — о короле и королеве, еще более скромный намек на то, что события 1907-1908 годов — отголосок русской революции 1905 года, — о краткости этого намека нельзя, признаться, не пожалеть, ибо это был громовой отголосок великой бури, — вот и все, что прикрепляет события повести ко временам, уже давно минувшим. И по сути дела, все, что рассказано автором в этой повести, могло произойти и десятилетием и даже двумя десятилетиями позже.
Тема крестьянского восстания сама по себе не нова в литературах большинства народов — в особенности глубоко разработана она в советской литературе, — и могло бы показаться, что именно с этой точки зрения литературные достоинства румынской повести, принадлежащей перу очень молодого автора, не могут будить в нас особых надежд. И однако повесть Петру Думитриу построена очень своеобразно и занимательно.
В ней нет большой социальной картины, нет многослойности — народа, помещиков, королевского двора, мещанства, рабочего класса. В повести действуют и борются две силы — мужики и помещики — всего-навсего одного уезда. Но атмосфера бури и чудовищного напряжения страстей дана зато настолько пластично, что картина становится типической в общерумынском плане.
Автору удалось показать, как внезапно, точно пожар от брошенной спички, рождается стихийный крестьянский бунт.
Человек, приехавший в село, рассказал крестьянам о вспыхнувшем восстании.
‘Черная гимназическая фуражка с потрескавшийся квадратным козырьком, с золотыми буквами на околыше, была самой примечательной частью этого человека. Он был в старом рваном солдатском мундире и потрепанных крестьянских штанах, подвязанных у лодыжек веревкой’.
Зовут его Мариникэ. Автор, наделив его ролью вдохновителя восстания, так и не познакомит нас подробнее с одним из самых активных персонажей произведения. Мы так и не узнаем, студент Мариникэ или гимназист, романтический босяк или крестьянский парень, случайно нацепивший на себя городскую фуражку.
Агитация Мариникэ не внушает нам особого доверия к его политической позиции. Так, например, крестьянин спрашивает Мариникэ о том, как идут дела в других местах. И Мариникэ так отвечает ему:
— Хорошо. Как же иначе. Есть народу приказ подниматься.
— Приказ, говоришь! Так, значит, действительно есть такой приказ!
— Как не быть, — отвечает Мариникэ. — Я этот приказ видел собственными глазами’.
И несколькими строчками дальше:
‘— Чей же этот приказ, приятель?
— Приказ королевы, — устало ответил Мариникэ.
Подумав, Ризя спросил:
— Как же это так? Ведь не королева, а король отдает приказы, а король заодно с боярами! Как это получается, а?
— Король умер, — ответил Мариникэ’.
Восстание вспыхивает и распространяется шире и шире, и скоро даже наиболее отсталые из крестьян начинают понимать, что король жив и никакого приказа королевы не существует, а что поднялись они, в сущности говоря, по зову сердца, по собственной воле и что, таким образом, наивная, детская агитация Мариникэ фактически не сыграла никакой роли в активизации масс. И еще более неясным и лишним делается этот образ. Сдается нам, он принесен извне, из Франции, — западным влияниям не чужд был вначале Петру Думитриу.
Неясный облик агитатора напускает туман и на идеологическую подоплеку всего восстания в целом. Оно стихийно. Вожаки выделяются уже в ходе событий. Эхо русской революции 1905 года, достигшее Соединенных Штатов Америки, еле слышно — по Думитриу — в соседней с Россией Румынии.
Влияние организованных партий на судьбы и ход восстания не показаны, между тем социал-демократическая партия Румынии существовала с 1893 года. Конечно, партия эта была слабая, немногочисленная и, вероятно, в некоторой своей части вела меньшевистскую, соглашательскую политику, и тем не менее трудно допустить, чтобы одно из наиболее мощных крестьянских восстании началось и прошло без какого-либо революционного руководства. Но уездный мир автор воссоздает с большим знанием эпохи и материала, тут он полновластный хозяин.
Фигуры восставших крестьян, труса-префекта, помещицы, ее сестры и племянницы написаны свободной кистью. Эта кисть пишет как бы с натуры и иногда ограничивается одним наброском, если он удался и работает и пользу целого. Частное здесь закономерно служит общему, отделка мелочей исключена, все подчинено основному герою — народу.
Меня соблазняет желание пересказать содержание повести, но я не сделаю этого, чтобы не портить читателю удовольствие прочесть ее самому.
Я повторю лишь, что она своеобразна и что даже сквозь перевод чувствуется живой, нервный ритм и естественный для темы восстания внутренний подъем.
Восстание 1907-1908 годов в Румынии закончилось трагически. Так же заканчивается в сущности и повесть ‘Фамильные драгоценности’. А впрочем, далеко не так. Героев повести расстреливают, однако уже чувствуется, что где-то рядом стоят другие, второй эшелон, вторая смена, второе поколение мстителей.
Лагерь реакции, над которым пронесся страшный ураган, едва не уничтоживший его, не извлек никаких уроков из происшедших событий. Расстрелянные победят, а победившие погибнут вскорости.
Повести, следующие за ‘Фамильными драгоценностями’, знакомят нас уже с сыновьями и внуками тех расстрелянных, с Румынией 1945-1950 годов, строящей свою новую, полную гигантских возможностей, демократическую жизнь.
Таких повестей в сборнике три: ‘Вражда’, ‘Июньские ночи’ и ‘Охота на волков’.
Кулак Ефтимие убивает сельского активиста Гудикэ. Подкулачник Василе Котульбя, проникший в сельскую коммунистическую организацию, является соучастником этого преступления. Его исключают из партии. Деревня, знающая, кто убийца, сначала молчит. Потом, постепенно освобождаясь от страха перед Ефтимие, люди в конце концов арестовывают его.
В ‘Июньских ночах’ классовая борьба в возрождающейся румынской деревне находит свое отображение в раздоре между двумя братьями — Саву и Аврамом. Саву, подобно Василе Котульбе из ‘Вражды’, слаб духом и враждебен новому, он уходит к кулакам, замышляющим уничтожение лучших людей деревни, в то время как младший брат его Аврам становится одним из организаторов коллективного хозяйства.
Интересно задуман и хорошо решается писателем образ сельского партийного вожака, новатора-революционера.
Во ‘Вражде’ — это Константин, в ‘Июньских ночах’ — Ион Лепэдат, в ‘Охоте на волков’ — Петр Радуйя, секретарь парткома, и Ион Жура. Пожалуй, они несколько похожи друг на друга, и, прочтя подряд три повести, иной читатель не сразу отделит один образ от другого.
Кулак Бут убил бедняка Иона. Так начинается ‘Охота на волков’.
Деревня, хотя никто не видел убийцы, совершенно точно, однако, знает, кто он, но долго не решается восстать против кулацкого террора. Группа кулаков, во главе Бутом, чувствуя, что не миновать наказания, уходит в горы, вливается там в контрреволюционный отряд, терроризует всю округу, так что крестьянам при поддержке воинской части приходится вести против ‘волков’ организованную вооруженную борьбу.
Действие повести развертывается чрезвычайно драматически, хотя, как мы уже заметили, персонажи ее не особенно новы для нас. Петр Радуйя и Ион Жура — это Константин из ‘Вражды’ и Ион Лепэдат из ‘Июньских ночей’. Кулак Бут — копия кулака Ефтимие, а подкулачник Анкулия — это все тот же безликий и безвольный Василе Котульбя или запутавшийся в противоречиях Саву. Иной раз кажется, что во всех трех повестях Петру Думитриу действуют одни и те же люди, только называемые каждый раз по-новому.
Несомненно, что общественные силы современной румынской деревни расслоились чрезвычайно резко — пережитки, кулаки, ‘болото’, — но это обстоятельство все же не дает писателю права повторять самого себя.
Петру Думитриу первым в новой румынской литературе показал передовых людей своей деревни, вышедших из среды самого крестьянства, и в этом его бесспорная заслуга. Но в то же время Думитриу как-то сторонится темы города. Его деревня не связана с городом и не испытывает на себе его влияния.
Сельские коммунисты в повестях Думитриу предоставлены в большинстве случаев самим себе, ничто общегосударственное не волнует их, а их ненависть к врагам нового часто расплывчата, как и у их отцов из повести ‘Фамильные драгоценности’.
‘Как из маленького, зарытого в землю семечка рождается мощное дерево, — говорит от себя автор в ‘Охоте на волков’, — так и в сердцах этих людей, слушавших плач старой матери, рождалась ненависть. Но против кого? Этого они еще и сами не знали’.
Но ведь речь идет не о начале столетия и не о людях, живущих в дебрях боярской Румынии? Мне кажется, это является недооценкой прогрессивных сил деревни, не очень глубоким раскрытием духовного мира сельских передовиков. Создавая образы этих последних, Думитриу ограничивает круг их интересов рамками деревни, уезда, запросами сегодняшнего дня, хотя о бедняке Ионе, убитом кулаками, он сам же говорит:
‘Как посылают вперед человека разведать незнакомый путь, так он умел направить свою мысль в будущее — что оно несет?’
Кулаки убили, таким образом, мечтателя, поэта, видящего контуры будущего и увлекающего сограждан своими видениями. Но об этом читатель должен догадаться сам. Автор повести почти не обращает нашего внимания на этот, им же самим рожденный факт.
Но так или иначе, а, закрывая книгу рассказов Петру Думитриу, мы должны будем согласиться, что в его лице новая румынская литература обрела темпераментного и смелого художника, сделавшего большой шаг на пути к овладению методом социалистического реализма, что Петру Думитриу отзывается своим творчеством на самые острые вопросы дня, что он идет в первых рядах строителей новой народно-демократической Румынии.
1950
Петру Думитриу. — Впервые опубликовано в качестве предисловия в книге румынского писателя Петру Думитриу ‘Июньские ночи’ (Гос. изд-во иностранной литературы, М. 1951). Статья датирована 17 ноября 1950 года.
Печатается по тексту предисловия к сборнику П. Думитриу.