Петрарка и Ломоносов
Р.
ПРИМЕЧАНИЯ
Петрарка и Ломоносов, Раич Семен Егорович, Год: 1827
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Северная лира на 1827 год
М., ‘Наука’, 1984
Ломоносов в литературе русской был то же, или почти то же, что Петрарка в литературе италианской. Для многих это сравнение покажется странным, но, сличив труды и внутренние побуждения того и другого, мы найдем между ними разительное сходство.
Для Петрарки идеалом высшей любви была Лаура1, для Ломоносова идеалом высшего уважения был Петр и Елисавета. Один славил предмет чистейшей любви своей и ею обессмертил свою лиру, другой пел предметы высочайшего своего уважения, и песнями во славу их снискал бессмертную себе славу. Это еще не все: первый славу и, следовательно, пользу своего отечества предпочитал собственной славе и личной пользе, не то же ли делал и другой?
Перечтите подвиги на поприще словесности и просвещения вообще обоих, и вы удивитесь исполинской их деятельности.— Певец Лауры для большей части из нас известен своими стихотворениями и стихотворениями италианскими, сам он основывал славу свою на латинской поэме ‘Сципион Африканский’2, первые почти всеми читаются, вторая почти всеми забыта, а о том, на чем действительно основана его слава, мы почти и не думаем: Европа обязана ему сохранением и очищением многих писателей Рима, он первый отыскал, сам переписал и выдал Цицероновы Письма3, он первый неутомимо из полной руки сеял между соотечественниками семена просвещения, выискивал молодых людей, вводил их в сферу познании, сам поддерживал, руководствовал их, как наставник, как друг, он создал, так сказать, Боккачио4, сам уже под старость учился, и молодого друга своего заставил, учиться по-гречески. Вот два человека, которые сотворили италианскую поэзию и прозу и положили твердое основание отечественной литературе.
Ломоносов знаком нам, как поэт, как оратор: но мы не ценим, или мало ценим занятия его по другим отраслям просвещения, и, может быть, еще менее ценим внутренние его благороднейшие побуждения. Любя страстно славу отечества, он хотел вдруг передать ему все знания. В этом отношении Петрарка был счастливее, его многие, нашего Гуманиста очень не многие понимали. Воклюзский лебедь5 пел, и дети. Юга, нежные, чувствительные италианцы, каждый звук его ловили жадным слухом, но Лебедь Двины пел — для детей Севера холодных, нечувствительных — к прелестям гармонии. Простите мне этот упрек, любезные соотечественники, он вырвался в пылу негодования.
Певец Лауры еще при жизни пользовался всеобщим уважением. Всякое стихотворное произведение, всякое письмо — а письма писал он на латинском языке,— расходились, читались, затверживались от одного конца Италии до другого. Чтобы видеть Тита Ливия6,— один старец из Испании пешком пришел в Рим, чтобы слышать Петрарку,— такой же старец, и к тому же слепой, пришел из Понтремоли в Неаполь, не нашедши там, кого искал,— отправился в Рим, где недавно предмет его искания принимал Капитолийский венец7, из Рима в Парму.
Скажу более: все важные переговоры италианских дворов с Императором, с Папою, с республиками вверяемы были Петрарке, и посредничество его уважалось более, нежели посредничество в нынешнее время какого-нибудь уполномоченного посланника великой державы. Счастливые времена, когда ум, просвещение и таланты ценятся выше породы и всех титулов!
Певец Елисаветы8 в жизни шел по терновому пути.— Императрица, Шувалов9, граф Воронцов10 — вот и все, или почти все его почитатели… А сколько врагов, и светских и не светских!..
Петрарка создал Боккачио, Ломоносов — никого. Этому нечего дивиться, мы, жители Севера, холодны ко всему прекрасному. К тому же в конце царствования Е_л_и_с_а_в_е_т_ы в России начал водворяться французский язык, и мы беспрекословно, раболепно — покорились французской литературе. Ломоносов один остался верным истинно изящному в творениях древних и италианцев…
Долго не понимал я, отчего у нашего Холмогорца такая свежесть, такая сладость в стихах, не говорю уже о силе, которою, без сомнения, обязан он древним, но перечитавши все написанное им, я нашел, что он умел, и счастливо умел перенести в свои творения много — очень много италианского, и даже некоторые так называемые concetti11, например:
Коликой славой днесь блистает
Сей град в прибытии твоем!
Он всех веселий не вмещает
В пространном здании своем,
Но воздух наполняет плеском
И нощи тьму отъемлет блеском.
Ах! если б ныне россов всех
К тебе горяща мысль открылась,
То б мрачна ночь от сих утех
На вечный день переменилась.
Похвальная ода 3.
Еще одно сравнение. Петрарка остался представителем италианской литературы XIV века, Ломоносов считается представителем литературы русской века Елисаветы, Петрарка более века, то есть до кардинала Бембо12 не имел подражателей, Ломоносов также, кажется, ждет своего Бембо, у нас, говоря со всею точностию, еще никто ему не подражал. Мне укажут на Державина, на Петрова, но их оды — не подражание одам Ломоносова, совсем другой тон, другой полет. Я уважаю Петрова и удивляюсь Державину, но пред Ломоносовым — благоговею, благоговею пред Петраркою, и благоговею не по одному таланту его пиитическому, не по одним подвигам на поприще просвещения, но и по характеру, всегда откровенному, всегда благородно-гордому.
Однажды Роберт, король неаполитанский13, спросил у Петрарки, почему он, бывши в Париже, не хотел представиться королю Филиппу Валуа14. ‘Потому,— отвечал Петрарка,— потому, что я не хотел быть в тягость государю, который и сам неучен и ученых не любит, который на учителей своего сына смотрит как на врагов’. Роберт, выслушав этот благородный ответ, задумался, наморщился, потом, приподняв прояснившееся чело: ‘Таковы,— сказал,— люди! так различны их мысли и чувствования! что касается до меня,— продолжал он,— клянусь небом, науки для меня милее, дороже самого трона, и если б мне надлежало расстаться с тем или другим, поверьте, я бы охотнее отказался от трона, нежели от наук’. ‘Вот изречение истинно философское,— восклицает Петрарка в своих достопамятностях15,— о, как глубоко врезалось оно в сердце моем!’
Не знаю, как бы в подобном случае отвечал Ломоносов, но я уверен, что он не унизил бы своего характера, всегда откровенного, всегда благородно-гордого.
Автограф неизвестен. В СЛ — первая публикация.
Статья С. Е. Раича тесно связана с характером его творчества, а также с направлением литературной деятельности раичевского ‘Общества друзей’. Интерес к творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), к его образу и метафорическому языку, характерный для представителей ‘тютчевской школы’, был связан с выработкой ими нового поэтического языка. Изучение итальянской поэзии у Раича подчинялось современным задачам литературного процесса. Поощряемые в кружке Раича переводы с разных языков должны были обогатить русскую поэзию. Знаток итальянской классики, переводчик ‘Освобожденного Иерусалима’ Т. Тассо, Раич хотел привнести в русскую литературу итальянское благозвучие. Понятно его восторженное отношение к Ломоносову, который ‘умел перенести в свои творения много — очень много Италианского…’. Поучительна и сама попытка сравнительно-исторического исследования, предпринятая в статье.
Современники к самой идее сравнения двух великих поэтов отнеслись по-разному. В рецензии на СЛ П. А. Вяземский ‘основную мысль сего сравнения’ признал ‘сомнительной’ (МТ, 1827, ч. XIII, No 3, отд. 1, с. 241). Более категоричен H. M. Рожалип: ‘Напрасно г. Р. старался доказать нам сходство между Ломоносовым и Петраркою…: мы видим одно различие’ (MB, 1827, ч. II, No 5, с. 87). Пушкин иначе отнесся к сопоставлению, признав правомерность и необходимость такого метода изучения творчества двух поэтов — представителен различных литератур. Однако Пушкина не устраивали некоторые, но его мнению, натянутые моменты сопоставления. Заслуживает внимания утверждение Г. А. Гуковского о том, что ‘патетика ломоносовской оды, ее грандиозный размах, ее напряженно-образная, яркая метафорическая манера сближает ее именно с искусством Возрождения’ (Гуковский Г. А. Русская литература XVIII века. Учебник для высших учебных заведений. М., 1939, с. 108).
1 Лаура — дама, воспетая Петраркой в книге лирики ‘Канцоньере’.
2 Сципион Африканский Старший (ок. 235—183 гг. до н. э.) — римский полководец, одержавший ряд блестящих побед, герой латинской поэмы Петрарки ‘Африка’ (1342).
3 Цицероновы Письма — Сохранилось 800 писем Марка Туллия Цицерона (106—43 гг. до н. э.), древнеримского политического деятеля, оратора и писателя. Знаток античной культуры, Петрарка всю жизнь посвятил разыскиванию, расшифровке и истолкованию древних рукописей. Он любил и знал Цицерона, называл его своим ‘отцом’.
4 Боккачио (Боккаччо) Джованни (1313—1375) — итальянский писатель, один из первых гуманистов и родоначальников литературы Возрождения. Был дружен с Петраркой и находился под его влиянием.
5 Воклюзский лебедь — Франческо Петрарка (1304—1374), итальянский поэт эпохи Возрождения, пережил пору творческого расцвета в своем имении Воклюз, близ Авиньона.
6 Тит Ливий (59 г. до и. э.—17 г. н. э.) — древнеримский историк.
7 Капитолийский венец — 8 апреля 1341 г. на Капитолийском холме в Риме при большом стечении народа римский сенатор, объявив Петрарку ‘великим поэтом и историком’, присвоил ему римское гражданство и возложил на голову лавровый венок.
8 Певец Елисаветы — Елизавета Петровна (1709—1762), с 25 ноября 1741 г.— российская императрица. Ломоносов воспел ее в одах, напр., в ‘Оде на день восшествия на престол Елисаветы Петровны, 1747 года’.
9 Шувалов Иван Иванович (1727—1797) — елизаветинский вельможа и государственный деятель, вместе с Ломоносовым основал Московский университет, покровительствовал наукам и искусствам.
10 Граф Воронцов — По-видимому, Михаил Илларионович Воронцов (1714—1767), государственный деятель и дипломат. С 1744 г. вице-канцлер, в 1758—1762 гг.— канцлер.
11 Concetti (итал.) — утонченная и неожиданная метафора, особенно характерна для любовных сонетов Ф. Петрарки.
12 Кардинал Бембо — Бембо Пьетро (1470—1547), итальянский писатель и теоретик Возрождения, опиравшийся в своем творчестве на авторитет Дж. Боккаччо и Ф. Петрарки.
13 …Роберт, король неаполитанский…— Роберт Анжуйский, один из самых образованных государей Европы, покровитель искусства. Петрарка избрал его арбитром в поэтическом состязании, Роберт признал поэта достойным коронации.
14 Филипп Валуа — Филипп VI, первый король из династии Валуа, правил в 1328—1350 гг.
15 …восклицает Петрарка в своих достопамятностях — по-видимому, имеется в виду его ‘Письмо к потомкам’ (‘Posteritati’, 1374).