‘Русская мысль’, No VII, 1886
Петр Федорович Басманов.- Марина Мнишек. Две драмы из эпохи смутного времени. Барона H. Е. Врангеля. Спб., 1886 г, Врангель Николай Егорович, Год: 1886
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Петръ едоровичъ Басмановъ.— Марина Мнишекъ. Дв драмы изъ эпохи смутнаго времени. Барона H. Е. Врангеля. Спб., 1886 г. Попытокъ писать драмы изъ смутнаго времени самозванщины было у насъ немало, но вс он кончались боле или мене неудачно, за исключеніемъ трагедіи Пушкина Борись Годуновъ и трилогіи гр. Ал. Толстаго. Самою же неудачной изъ всхъ, какія мы припомнимъ, слдуетъ признать попытку барона Н. Б. Врангеля. Об его вышеназванныя драмы для сцены не годятся, въ литературномъ хе отношеніи он ниже всякой критики. Ни въ той, ни въ другой нтъ ни одного настоящаго характера, нтъ даже серьезныхъ драматическихъ положеній, не говоря уже о томъ, что авторъ безъ всякой нужды перевираетъ исторію или, врне, плохо ее знаетъ, а что и почерпнулъ изъ учебниковъ, того не понимаетъ. Басмановъ у него оказывается рыцаремъ чести, какимъ-то русскимъ ройялистомъ, на манеръ д’Артаньяна въ Виконт де-Бражелонъ. Басмановъ, невдомо зачмъ, влюбленъ въ Ксенію Борисовну Годунову, а Ксенія влюблена въ него, но и эта выдумка не даетъ никакого повода къ драм. Баронъ Врангель не иметъ даже ни малйшаго представленія о наружности героевъ своихъ драмъ, такъ, Ксенія говоритъ Басманову въ четвертомъ дйствіи: ‘Да у меня-ль коса не золотиста и не бла лицомъ а?’ Ни капельки не золотиста, смемъ въ томъ заврить г. Врангеля со словъ лтописца, приводимыхъ Н. И. Костомаровымъ въ его очерк: Ксенія Борисовна Годунова, напечатанномъ въ Историческомъ Встник (No 1, 1884 г.). ‘Отроковица чюднаго домышлеиня злною красотою лпа, бла и лицомъ румяна, очи имя черны велики… бровми союзна… власы имя черны велики, аки трубы по плечамъ лежаху’,— читаемъ мы въ названной стать И. И. Костомарова.
Изъ Марины Мнишекъ можно, конечно, сдлать героиню трагедіи, и даже не одной, а нсколькихъ трагедій, и для этого нтъ необходимости стсняться историческою достоврностью, къ тому же, мы и не имемъ безспорно точныхъ данныхъ, чтобы составить себ безошибочное понятіе о характер знаменитой польской панны. Баронъ Врангель начинаетъ свою драму съ прізда Марины въ Тушино, гд она воображаетъ встртить своего перваго мужа, спасшагося отъ смерти. Тутъ Марина узнаетъ, что ее ждетъ завдомый обманщикъ, воръ и ‘уродъ’ собою. Сначала она не хочетъ признать въ немъ Димитрія, потомъ склоняется на дружные уговоры Рожинскаго, Юрія Мнишка и іезуитскаго патера и при народ бросается на шею тушинскому вору. Второй актъ — бгство изъ Тушина, въ третьемъ — смерть ‘вора’ въ Калуг — Марина сходится съ Заруцкимъ, въ четвертомъ и послднемъ акт Марина въ тюрьм ухаживаетъ за своимъ пятилтнимъ сыномъ, котораго отъ нея уводятъ обманомъ и казнятъ, узнавши объ этомъ, Марина ‘падаетъ мертвая’… Г. Врангель умудрился самыя драматическія положенія такъ изобразить, что въ нихъ не осталось признака драмы, а есть только пустые разговоры, напыщенные, нелпые, написанные такимъ языкомъ, какимъ никто не говорилъ и не могъ говорить. Вотъ обращикъ рчи Марины, обращенной къ Рожинскому: ‘Довольно! Пощадите! Что за глупство! Такимъ ужаснымъ тономъ, изъ гроба, вы говорите, что я вновь, какъ въ дтств, пустую сказку принимаю къ сердцу’. Въ другомъ мст Марина восклицаетъ: ‘Обманщикъ! Воръ! Нехоже мн, цариц, съ ворами быть. И оставаться здсь дольше не могу. Прощай, князь’. Рожинскій: ‘Дудки! Ни съ мста! Коль добромъ не хочешь ты, я силою тебя заставлю! Ладно! Запляшешь у меня, бабенка! Голодомъ тебя я изведу! И жилы изъ тебя вс вытяну я пыткой!’ Восклицательныхъ знаковъ много, смысла же ровно никакого. Въ Басманов языкъ еще вычурне, еще замтне усилія автора поддлаться подъ стихи, даже съ римами для довершенія безобразія. Басмановъ говоритъ Ксеніи: ‘Ты взгляни! Въ небесахъ, высоко, высоко заблистала звзда… и примтить ее не могли мы при свт… настала пора и среди ночи сіяетъ она… Было въ сердц темнй этой ночи. Было въ немъ такъ темно, было въ немъ такъ мертво, что и жить уже не было мочи. Ты молвила слово — и сталъ снова, надежда вернулась и горя ужь нтъ! Да! Горе минуетъ. Настанетъ пора! Настанутъ блаженныя ночи! И буду ласкать и лелять тебя, лобзать твои чудныя очи! И прошлое горе, ненастные дни, какъ сонь, безвозвратно минуютъ они’. Стиховъ, все-таки, не выходитъ, а какъ проза — это никуда не годится, такою римованною прозой говорятъ только лакеи и мастеровые, начитавшіеся псенникъ.
Изъ Ксеніи и изъ Марины можно было сдлать героинь драмы двоякимъ образомъ, благодаря неточности опредленія ихъ характера самою исторіей. Обихъ можно было изобразить слабыми, любящими, милыми и нжными женщинами, сдлавшимися жертвами безжалостной политической интриги въ рукахъ честолюбцевъ. Можно было, наоборотъ, представить ихъ одаренными большою силой характера, добивающимися своихъ собственныхъ цлей и обрывающимися въ моментъ достиженія этихъ цлей. Въ томъ и другомъ случа было бы мсто борьб между страстями и долгомъ, т.-е. былъ бы матеріалъ для драмы. Ничмъ этимъ баронъ Врангель не умлъ воспользоваться: нтъ ни драмы, ни характеровъ, это два очень скучныхъ и плохо написанныхъ упражненія въ лицахъ съ историческими именами.