Песочек
Песочек
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Песочек, Коровин Константин Алексеевич, Год: 1855
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Коровин К.А. ‘То было давно… там… в России…’: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936-1939), Шаляпин: Встречи и совместная жизнь, Неопубликованное, Письма
М.: Русский путь, 2010.
Жили мы с приятелем моим Абрашей Барановым во Владимирской губернии у леса и речки. Деревня в шесть дворов называлась Грезино.
И приехал к нам как-то вечером крестьянин Савинов. Был он из Порецкого. Привез нам огурцов, капусты, моркови со своего огорода, ну из убоины кое-что: свинины, баранины, кур, яиц. Любил Абрашу и меня.
— Вот ведь что,— сказал Савинов,— когда лесом, бором монастырским ехали, все ж жуть брала.
Боялся Савинов разбойников.
— Какие теперь разбойники? Это допреж были,— сказал дедушка Гаврила Иванович, у которого мы жили в доме.
— Как! А Чуркин-то ходит? Это не разбойник вам?
— Так это не здесь ходит, а далеко за Владимиром, в муромских лесах.
— Не говори, есть разбойники. Досаживали меня. От них я натерпелся. Поотстали. Я и во Владимир-то перестал ездить через лес.
Странно: среди лесов владимирских, деревень часто приходилось слышать о разбойниках, о злодеях, убийцах.
Ни мне, ни приятелю моему Абраше не приходилось с ними встречаться. Но почему-то нам — возвращались ли мы с охоты или ехали в телеге лесом ночью — всегда бывало как-то боязно, жутко.
И почему — неизвестно.
За вечерним чаем и закуской Савинов сказал нам, что он останется у нас ночевать: видно было, что ему очень не хотелось возвращаться ночью к себе домой.
Я попросил его:
— Расскажи-ка, как это разбойнички тебя одолевали.
— Да ведь как?.. Вот как,— начал рассказ Савинов. — Ездят от нас, соберется кто-нибудь во Владимир на базар. Ехать приходится в ночь, чтобы к утру попасть к базару. Ну и едут — кто с чем. Кто с капустой, с хлебом. Кто баранину везет, а кто гусей, курей, теленка. Ну, и послал меня однова отец тоже. Был я парень лет шестнадцати. Давно то было. В те поры этих самых левольвертов не было. Да и теперь их не берем: еще убьешь кого!.. Хоша и разбойник, ну, засудят — отвечай. Да и у разбойничков-то тоже их нет. Где ж ему купить левольверт — двадцать рублев отдать? У него ежели рубль есть, он слабый человек — пропьет. И говорит мне отец: ‘Ты,— говорит,— возьми в карман песочку сухого, насыпь в карман. Ежели к тебе какой дорогой подойдет, будет просить — ‘подвези’, а то табаку попросит вскурнуть, ты, значит, ничего не говори, возьми в кармане горсть песочку да прямо ему в глаза песком-то и брось. Вот он и отстанет. А ты лошадь хлещи и утекай’.
Да еще в песок-то отец мне нюхательного табаку подсыпал.
Ну, собрался я ехать в ночь в Володимир и, подумав, взял веревку и сделал петлю, вроде как аркан. Ну, значит, еду… Ночь. Один. Месяц сбоку светит, лесок частенький. Значит, на мостик въехал. Через канавку мостик-то, а из-под мостика и вышел паренек, такой лохматый. ‘Э,— думаю я,— это разбойник’. Прямо на меня идет, лошадь за узду взял.
— Постой,— говорит молодец. — Нет ли у тебя папиросочки, покурить охота мне давно…
— Во,— говорю,— на, табак есть.
Он подходит ко мне, а я ему хлясь в морду песочком-то. Он сейчас же за глаза руками ухватился. Эх!.. Да и завыл. А я лошадь кнутом, кнутом да от него. Он орет:
— Ну, погоди… Не уйти тебе, убью…
А глядеть не может — в глазах песок, да и табак глаза ест. И вот ругается, вот ругается… А я еду дале и еду. Ну, думаю, отстал!.. Далеко отъехал. Лошадь-то поустала, вскачь неслась. Месяц за тучку ушел… Чу! Вдруг слышу, бежит кто-то за мной. Я опять вскачь… Догоняет… Он!.. Я взял веревку да на него петлю и набросил. Он споткнулся. Бежит. А я тяну веревку, а сам еду, да к колесам его. Он о колеса-то бьется, да упал. А я к колесам, мордой-то его в колеса… Вот он воет!.. И замолчал… Остановился, смотрю, вроде он помер. Морду-то всю разворотило. Я бросил его и веревку, а сам айда, гоню лошадь.
С базара днем вернулся домой. Дорогой его не было. Рассказал отцу. Тот говорит: ‘Эх, паря, он тебя заметил, как тебе теперь ехать?’ — ‘Ничего,— говорю отцу,— бабой оденусь’. Ну, и что ж? Выдумал: сколотил из досок гроб, туда и клал товар. А сам что ни на есть бедной старушкой одевался, а лошадь брал клячу, не свою. Ну, так и ездил. Никто и не приставал. Кому покойник нужен?.. Да еще и бедный? Только вышло раз дело во какое…
Еду я это, гроб у меня, а напротив едут двое в тарантасе и говорят: ‘Стой!’ А я согнулся, рожу в повязку опустил. ‘Стой!’ Один-то, видать, городской, а другой не то начальник в мундире, чиновник, на шапке кокарда.
— Что это ты,— говорит,— гроб-то везешь? Открой,— говорит.
Я взял да им обоим в морду-то песочком запустил — и айда. Проехал версты две. Слышу — знать, они за мной едут. Я с дороги в сторону, в лес, лошадь и телегу спрятал за елками. Они-то по дороге мимо и проехали… Ну, с тех пор полно на базар ездить.
— Ну как же это ты с гробом из деревни выезжал?— спросил я. — Поди, все дивились?
— Так я его в деревне-то рогожей, сеном покрывал. И вот,— продолжал он,— как еду теперь лесом ночью, вот хоша бы к вам,— песок беру. Молодости нет, удалости-то мало стало. Боязно стало лесом ездить. И попал однова тоже. Вот у Лемешков четверо ко мне подошли. Один за узду лошадь взял. Трое подошли ко мне:
‘Давай,— говорят,— покурим’.
А я думаю, что делать? Взял, вынул кошель, раскрыл, да и говорю: ‘Давай ладонь!’ — а у меня все медяки. Считаю — пять, десять, двадцать. Всего трешнину насчитал. Говорю: ‘Вот, бери. Тут и на вино будет’.
А они:
‘Вот спасибо,— да прямо в земь кланяются. — Вот,— говорят,— выручил, дай Бог здоровья. Эк человек какой! От злого дела нас спас. А мы-то,— говорят,— беглые, из тюрьмы убежали’.
— Ну, теперь-то уж не поездишь с песочком… Стара штука, надо револьвер брать,— посоветовал Абраша.
— Как — револьвер?— сказал дедушка. — А убьешь… хоша и вора, всю жисть мучиться будешь. Нет, песок все ж лучше. Тяжкое дело убить — как жить опосля? Пропадет и смех, и веселье,— радости в жисти не будет.
— Ну, вот вы послухайте-ка, что вышло,— продолжал Савинов. — Значит, и в Володимире, и у нас в селе, и по округе только и разговору, что, говорят, живой покойник в гробу сидит на телеге и на тройке по дорогам катается и всем, кого ни встретит, песочком могильным в морду сигает и слепит всех. Так сам губернатор володимирский казаков с саблями по всем дорогам послал. Приказал, значит, казакам изловить этого самого живого упокойника и представить в город. А ежели не будет даваться, то сабелью зарубить — не настоящего, значит, упокойника, чтоб не озорничал.
Много времени прошло с тех пор, так этот самый упокойник я самый и был. Ну и полно,— с тех пор и в Володимире не был, и базар забыл.
— А кто же, не узнал ты,— кто эти двое были, которых ты песком-то угостил?— спросили мы.
— То-то, что говорили — земские будто они. Это от них все и пошло, от земских, значит. Уж очень осерчали на меня… Так ведь и правильно: никому песочек-то эдакий не понравится!..
Песочек — Впервые: Возрождение. 1938. 13 мая. Печатается по газетному тексту.