По кончин царя еодора Алексевича, апрля 27го 1682 года, избранъ былъ на престолъ общимъ согласіемъ всхъ чиновъ Московскаго государства меньшой его братъ Петръ, десяти лтъ, рожденный отъ второй супруги царя Алекся Михайловича, Натальи Кирилловны Нарышкиной,— мимо старшаго брата Ивана, четырнадцати лтъ, рожденнаго отъ первой его супруги, изъ рода Милославскихъ.
Это избраніе устроено было приближенными еодора, которые, въ конц его царствованія, сблизились по своимъ разчетамъ съ Нарышкиными, въ противодйствіе Милославскимъ, и исходатайствовали уже у него возвращеніе сосланнаго, по внушенію послднихъ, боярина Артемона Сергевича Матвева, друга и главной подпоры Нарышкиныхъ.
Милославскимъ, и во глав ихъ царевн Софіи Алексевн, способнйшей изъ шести сестеръ, избраніе Петра, изъ ненавистнаго рода, было, разумется, противно, но они, не имя власти съ ея средствами въ своихъ рукахъ, не могли на первыхъ порахъ помшать ему. Они, повидимому, бездйствовали, оставались какъ бы въ сторон, но подземная работа продолжалась неусыпно и даже обнаруживалась при случаяхъ.
Чуяли ее и Петровы приверженцы. Такъ на избраніе явились многіе изъ нихъ въ панцыряхъ подъ кафтанами: князь Борисъ Алексевичъ Голицынъ, и братъ его большой, князь Иванъ, называемый Лбомъ, князья Яковъ, Лука, Борисъ, Григорій Долгорукіе и другіе.
На площади послышался впрочемъ только одинъ голосъ Максима Исаева Сунбулова, изъ рядоваго дворянства, съ нсколькими товарищами, за царевича Ивана, котораго де, какъ старшаго, обходить не слдуетъ.
Въ одномъ стрлецкомъ полку, Карандева приказу, стрльцы отказались присягать, но убжденные присланными боярами съ дьякомъ, поцловали крестъ.
Матвеву въ тотъ же день было возвращено боярство, и отряженъ почетный чиновникъ, стольникъ Алмазовъ, пригласить его немедленно въ Москву, гд новое правительство надялось найти въ немъ опытнаго руководителя и надежную подпору. Вс сосланные Нарышкины были возвращены, братья царицы и нкоторые родственники осыпаны наградами и милостями.
На другой день по кончин, 29го апрля, совершено было торжественное погребеніе почившаго государя. Въ Успенскомъ собор, кром вдовствующихъ царицъ, Прасковьи Матвевны и Натальи Кирилловны съ сыномъ, вновь избраннымъ царемъ Петромъ Алексевичемъ, явилась на вынос и въ церкви одна изъ сестеръ, царевна Софія Алексевна. Неожиданное ея появленіе, вопреки исконному придворному чину, сочтено было оскорбленіемъ вдовствующихъ царицъ, и старшая, Наталья Кирилловна, поклонясь гробу, когда онъ былъ поставленъ на уготованномъ мст въ собор, до обдни и отпванія, удалилась вмст съ сыномъ, нареченнымъ царемъ. Царевна же Софія Алексевна осталась одна до конца священно сложенія. Тетки дочери царя Михаила еодоровича упрекали посл царицу Наталью Кирилловну за такое невниманіе къ покойнику, но она оправдывалась усталостію десятилтняго ребенка.
Такое столкновеніе на первыхъ порахъ, при неостывшемъ еще прах покойнаго царя, не общало спокойствія среди царскаго семейства и служило указаніемъ что замышляется что-то не доброе.
Говорятъ еще что царевна Софія Алексевна, провожала тло, жалостливо вопила на весь народъ и причитала: извели нашего любезнаго братца злые люди, остались мы круглыми сиротами, нтъ у насъ ни батюшки, ни матушки, никакого заступника, братца нашего Ивана Алексевича на царство не выбрали. Сжальтесь, православные, надъ нами сиротами. Если въ чемъ мы провинились предъ вами, отпустите насъ живыхъ въ чужія земли къ королямъ христіанскимъ.
Въ Архангельскомъ собор начались шестинедльныя заупокойныя обдни, съ паннихидами, служили митрополиты и епископы, бывшіе въ Москв, съ участіемъ старшаго духовенства. У гроба сидли ежедневно бояре и стольники по установленной черед, въ хоромахъ и у постели другіе. Тихимъ и протяжнымъ голосомъ читали безостановочно Псалтирь съ молитвами объ упокоеніи души преставившагося царя.
А на Верху, около царицы Натальи Кирилловны съ Нарышкиными, въ терем, у царскихъ дочерей съ Милославскими и ихъ тетокъ, въ слободахъ стрлецкихъ, происходили явленія другаго рода: ковались ковы, замышлялись убійства, волновались страсти.
На Верху, въ царскихъ палатахъ, не прерывалось искреннее ликованіе: родственные и ближніе люди осыпались всякій день наградами и милостями, то одинъ, то другой, а изъ постороннихъ никто, что подавало поводъ къ ропоту и жалобамъ: вниманіе сосредоточивалось впрочемъ на Матвев. Его ждали съ часу на часъ въ твердой надежд что онъ устроитъ вс дла, удовлетворитъ недовольныхъ и утвердитъ правительство.
Въ терем, напротивъ, оканчивались втайн приготовленія къ наступательному дйствію: бояринъ Иванъ Михайловичъ Милославскій нашелъ себ помощниковъ: родственника Александра Ивановича Милославскаго, человка ‘злодйственнаго и самаго грубіяна’, по отзыву молодаго Матвева, оставившаго записки о происшествіяхъ этого времени, двухъ племянниковъ, Ивана и Петра Андреевичей Толстыхъ, ‘въ ум зло острыхъ и великаго пронырства и мрачнаго зла исполненныхъ, по народному назвищу шаричиковъ’, какъ описываетъ ихъ тотъ же Матвевъ. Изъ стрлецкихъ начальниковъ привлечены были подполковникъ Иванъ Елисеевичъ Цыклеръ, ‘кормовой иноземецъ’, я Иванъ Григорьевичъ Озеровъ, изъ низшаго новгородскаго дворянства. Между рядовыми стрльцами выбраны повренные: Борисъ Одинцевъ, Абросимъ Петровъ, Козьма Черный. Посредницей служила украинская казачка, едора Семенова, которая переносила всти изъ одного мста въ другое, отъ царевны Софіи къ Ивану Михайловичу Милославскому, отъ И. М. Милославскаго въ стрлецкія слободы, изъ стрлецкихъ слободъ къ царевн Софіи.
Самъ Милославскій притворился больнымъ, не вызгкалъ изъ дома и никого къ себ не принималъ кром избранныхъ сообщниковъ, которые приходили къ нему ночью, доносили что происходитъ въ полкахъ и получали отъ него приказанія, распоряженія, наставленія, что длать и какъ поступать въ томъ или другомъ случа.
Въ стрлецкихъ слободахъ повренные бгали по полкамъ, распускали искусно тревожные слухи, грозили новыми несправедливостями, предсказывали перемну къ худшему, подготовляли исподоволь возстаніе, нашептывая что бояре помощію нмецкихъ докторовъ извели покойнаго царя, выбрали несправедливо малолтнаго брата, обойдя старшаго, чтобъ управлять подъ его именемъ, грозя казнью стрльцамъ, которые должны будутъ поплатиться и за прежнія жалобы. Самое удобное время раздлаться съ ними, и принудить силою къ удовлетворенію ихъ желаній, было бы теперь, пока не пріхалъ Матвевъ, всему злу корень и первоначальникъ. Призывалось на помощь вино, разсыпались, гд нужно, деньги.
Одни полки склонялись къ навтамъ враждебнымъ, другіе колебались: Стремянный, жуковскій, Полтевскій, только Сухаревъ, съ пятисотскимъ Бурмистровымъ и пятидесятникомъ Иваномъ Борисовымъ, не слушалъ навтовъ и оставался въ сторон.
Волненіе между стрльцами увеличивалось. Находились, впрочемъ, честные и врные сотники и пятидесятники въ иныхъ полкахъ которые уговаривали стрльцовъ и покушались установить порядокъ, ихъ начали хватать, втаскивали на каланчи при съзжихъ избахъ, и, держа за ноги и за руки, раскачивали и сбрасывали на землю, съ криками къ предстоявшимъ: любо ли? любо ли? Начальство ставилось ни во что, наругательствамъ надъ полковниками не было конца.
Безнаказанностью усиливалась дерзость.
Апрля 30го стрльцы подаютъ челобитныя на своихъ полковниковъ въ насильствахъ, налогахъ и всякихъ разореніяхъ, и требуютъ немедленнаго удовлетворенія. Иначе грозились они сами сыскать себ судъ, перебить своихъ притснителей, вымстить на ихъ домахъ и имуществахъ вс свои убытки, а потомъ добраться и до другихъ измнниковъ, потому что имъ не въ терпежъ уже приходится.
Неопытное правительство совершенно потерялось при такомъ неожиданномъ оборот дла по отношенію къ стрльцамъ, при такомъ необыкновенномъ требованіи съ угрозами, какому подобнаго никогда не случалось: объ Языков и Лихачевыхъ, послднихъ совтникахъ еодора, не было и слышно, сторонники Милославскихъ молчали, какъ будто дла до нихъ не касались, или прибавляли страха, увеличивая опасности, а Матвевъ былъ еще далеко.
Въ отвтъ на челобитныя велно было патріарху обсудить ихъ, допросить полковниковъ, а къ стрльцамъ посланъ дьякъ посольскаго приказа, Ларіонъ Ивановъ, уговаривать и успокоивать общаніемъ что дло ихъ ршено будетъ по справедливости.
Они потребовали чтобы полковники были имъ выданы головою.
Испуганные бояре согласились было на это требованіе, во патріархъ послалъ митрополитовъ, архіепископовъ и епископовъ къ стрльцамъ просить ихъ чтобъ они поблагодарили государя за его милостивый указъ и не требовали къ себ полковниковъ, которые будутъ наказаны.
1го мая велно полковниковъ отъ приказовъ отставить и разсажать по тюрьмамъ, вотчины у нихъ отобрать и вс стрлецкіе убытки взыскать.
Пошли переговоры о мр наказанія для полковниковъ.
2го мая биты кнутомъ Семенъ Грибодовъ и Александръ Карандевъ, а прочіе двнадцать батогами. Предъ исполненіемъ наказанія каждому исчисляемы были его вины, стрльцы, стоявшіе кругомъ, распоряжались и кричали, кому больше, больне, еще, кому — довольно!
Тогда же боярину Ивану Максимовичу Языкову и сыну его чашнику Семену Ивановичу, постельничему Алексю и казначею Михаилу Тимоеевичамъ Лихачевымъ, да стольникамъ ближнимъ Ивану Андреевичу Языкову и Ивану Васильевичу Дашкову велно чтобъ они при выходахъ царскихъ не присутствовали и очей его государевыхъ не видали.
Разумется, такъ потребовали стрльцы, которымъ этихъ людей, перешедшихъ на сторону Петра, могли указать только Милославскіе, ихъ враги, стрльцамъ отъ нихъ, кром Языкова, не было ни тепло, ни холодно. Хитрый Милославскій длалъ какъ будто опытъ, чтобъ узнать до какой степени будетъ доходить уступчивость правительства.
4го мая стрльцы подали новую челобитную на полковниковъ, взыскивая съ нихъ свои убытки, и полковники 5го числа поставлены были на правежъ.
Цлыхъ восемь дней продолжалась расправа съ несчастными, пока они расплатились за вс предъявленные съ нихъ протори и убытки и разъхались по оставшимся убжищамъ залчивать свои раны и забывать свой позоръ.
Такимъ образомъ исполнены были вс требованія и желанія стрльцовъ, справедливыя и несправедливыя, казалось, они должны были считать себя вполн довольными, и жаловаться имъ оставалось не на что и не на кого. Правительство полагало что, удовлетворивъ сполна, оно можетъ остаться спокойнымъ.
‘Мая въ 7й день былъ великому государю выходъ въ Соборную и Апостольскую церковь да къ Архангелу, да къ Благовщенію’. За Петромъ шли бояре, и окольничіе, и думные, и ближвіе люди. ‘Того же числа были у великаго государя у руки смоленская шляхта, иноземцы, полковники и вс начальные люди.’
Правители думали, кажется, такимъ торжествомъ подйствовать на умы и водворить спокойствіе, но вмст съ самъ они длали такія ошибки какими поддерживалось неудовольствіе.
Того же числа пожалованъ былъ бояриномъ и оружничимъ старшій братъ царицы Натальи Кирилловны, Иванъ Кирилловичъ Нарышкинъ, молодой человкъ 23 лтъ. Родственники Нарышкиныхъ и ихъ сторонники получила разныя награды: Стршневъ, Троекуровъ, Лыковъ, Долгорукіе.
Такъ прошли первыя дв недли по нареченіи на царство Петра, а что длалъ онъ?
Среди всхъ торжественныхъ выходовъ, пріемовъ и прочихъ обрядовъ у него не выходило изъ головы любезное Преображенское. Мысли разыгрывались, и онъ думалъ только о томъ какъ бы скоре вырваться царемъ на свободу, потшиться съ своими робятками, и всякій день заготовлялъ себ новое оружіе.
Мая 8го ‘указалъ онъ взнесть къ себ великому государю въ хоромы 12 тростей морскихъ средней руки, а въ оружейной палат’, донесено, ‘въ государев казн тростей нтъ’. Послдовало приказаніе: купитъ тотчасъ. Мая въ 9й день по сей помт куплено… ‘въ 10й день т трости поданы къ нему великому государю въ хоромы, принялъ бояринъ и оружничій Иванъ Кирилловичъ Нарышкинъ. И того жь числа отъ великаго государя изъ хоромъ бояринъ и оружничій Иванъ Кирилловичъ выдалъ 11 тростей, и приказалъ т трости стростить изъ трехъ одну, а изъ осми четыре трости, и приложить къ нимъ колья желзныя наводныя и прибить прапорцы тафтяныя. Копья и тафты купитъ. Маявъ 12йдень по симъ указамъ торговымъ людямъ за трости, за колья, за тафту, за шитье, денегъ 8 рублевъ, 24 алтына, 2 денги, дано съ рослискою.’
Мая 12го, ‘великій государь царь и великій князь Петръ Алексевичъ указалъ изъ оружейныя палаты внесть къ себ великому государю въ хоромы два лука малыхъ…. А въ оружейной палат въ казн сысканъ одинъ малый лукъ безъ тетивы, а другаго лука въ казн нтъ. Приказали купитъ. И того жь числа купленъ малой лукъ, кибить писана по красной земл золотомъ, кости буиловыя, турецкаго дла, да дв тетивы простыхъ съ живцами.’
Мая 12го, ‘великій государь царь и великій князь Петръ Алексевичъ указалъ въ оружейной палат прибрать пятдесятъ пищалей винтованныхъ, сто пищалей завсныхъ, пятдесятъ карабиновъ, и къ тмъ пищалямъ купить мошны, трещетки, заправы да 20 натрусокъ корльчатыхъ, и къ нимъ снуры, да пуль разныхъ снастей два луда…. И того жь числа по тому его великому государеву указу, вышелисанное число ружья въ оружейной палат прибрано.’
Мая 12го. ‘Великій государь царь и великій князь Петръ Алексевичъ указалъ сдлать въ оружейной палат шесть древокъ кленовыхъ, на тростеной образецъ, съ колнами, длиною получетверть аршина, да къ тмъ древкамъ сдлать шесть копей.’
Петръ, на радостяхъ, затвалъ, видно, по совту своихъ товарищей и любимцевъ, какую-нибудь большую потху, для которой понадобилось такое большое количество копей и пищалей, но не удалось ее исполнить, и надолго принужденъ онъ былъ отложить любимыя занятія.
Награды Нарышкинымъ, особенно необыкновенное возвышеніе, безъ всякихъ заслугъ, Ивана Кирилловича, молодаго человка 23хъ лтъ, возбудило ропотъ даже между боярами.
Заговорщики пользовались ошибками правительства, которыми подливалось масло въ огонь. Они возбуждали всячески ненависть стрльцовъ чрезъ своихъ повренныхъ, подговоренныхъ и наученныхъ: Видите, какъ лзутъ Нарышкины въ гору. Имъ теперь все ни почемъ. Иванъ Нарышкинъ надвалъ уже на себя царскій внецъ и хвалился что къ нему пристанетъ лучше всхъ, когда царевна Софія Алексевна начала выговаривать ему за его невжество, то онъ оттолкнулъ ее. Нарышкины хотятъ извести весь царскій родъ. Захвативъ въ руки власть, они раздлаются съ вами и отплатятъ вамъ съ лихвою, жестоко, за вс теперешніе наши успхи, припомнятъ все до послдней строки, наведутъ на васъ дворовыхъ людей, а ихъ вдь больше, чмъ васъ въ Москв. Берегитесь!
И злостные навты оказывали свое дйствіе. Стрльцы распалились на Нарышкиныхъ, увидя въ нихъ злодевъ отечества.
Наконецъ все было готово, заговорщики ожидали только Матвева, чтобы поршить за одинъ разъ съ нимъ, и тмъ обезпечить свой успхъ окончательно, нкоторые однакожь боялись смуты. Семеро стрльцовъ бжали предупредить Матвева на дорог, что ему въ Москв не сдобровать, но онъ ршился раздлить участь съ своими, спасти ихъ во что бы то ни стало, или погибнуть вмст.
Ожидаемый такимъ образомъ обими сторонами, друзьями и недругами, онъ прибылъ наконецъ въ Троицкую Лавру, куда посланъ былъ встртить его думный дворянинъ Лутохинъ. Отдохнувъ и получивъ благословеніе архимандрита, онъ продолжалъ свой путь. Въ Братовщин ожидала его придворная карета. Отъ имени царя и царицы привтствовалъ его братъ ея Аанасій Кирилловичъ.
Въ четвергъ вечеромъ, 11го мая, прибылъ наконецъ старикъ, посл шестилтнихъ страданій, въ голод, холод и всякой нужд, въ свое родимое гнздо, любимый домъ, теперь для него исправленный и возстановленный, у Николы въ Столлахъ, въ ныншнемъ Армянскомъ переулк. Распущенные холопи воротились къ доброму своему помщику.
На другой день, 12го мая, увидлся онъ съ своей любезною воспитанницей, царицей Натальей Кирилловной, обнялъ дорогое ея дтище, десятилтняго Петра, нареченнаго царя. Радость была общая. Много сладкихъ слезъ было пролито, разказамъ не было конца. Царское семейство, члены правительства, вс приверженцы, возрадовались и возвеселились, въ полной увренности что теперь все устроится, уладится, успокоится, и вс затрудненія преодолетъ разумный Артемовъ Сергевичъ, никто не помышлялъ что для подготовленнаго взрыва недоставало только искры, которая съ нимъ-то и лолучилася.
Въ продолженіе трехъ дней съ утра до вечера у возвращеннаго заточенника перебывалъ весь городъ съ поклономъ, начиная со стрльцовъ, которые принесли ему свою хлбъсоль, ‘сладкаго меду на остромъ нож’, бояре, купцы, служилые люди спшили къ нему наперерывъ поздравить съ благополучнымъ прибытіемъ и пожелать всякаго благополучія. Столько разныхъ гостинцевъ и припасовъ навезено было къ нему со всхъ сторонъ что некуда было класть и недостало мста во всхъ погребахъ, закормахъ и кладовыхъ.
Одинъ только Иванъ Михайловичъ Милославскій лежалъ дома въ горячихъ отрубяхъ, обложенный кирпичами, и не прізжалъ къ нему засвидтельствовать свое почтеніе.
Всхъ принималъ радушно добрый хозяинъ, всхъ ласкалъ, и всякому говорилъ привтное слово, никто не уходилъ отъ него недовольнымъ.
Эти три дня были днями полнаго торжества для Матвева. Въ Москв по наружности все было спокойно, ходили, правда, слухи о волненіяхъ между стрльцами, но никакъ нельзя было угадать чего еще имъ хочется, подъ какимъ предлогомъ могутъ они подняться, и какой изберутъ образъ дйствій. Тайною облеченъ былъ заговоръ, не имвшій ничего подобнаго въ прежнее время. Матвевъ не принималъ никакихъ мръ, потому ли что былъ обольщенъ знаками всеобщаго усердія и доврія, потому ли что не видлъ признаковъ близкой тревоги, или потому что хотлъ прежде отдохнуть, собраться духомъ и опознаться, онъ не подозрвалъ что бунтъ готовъ, и что составленъ былъ списокъ жертвъ обреченныхъ на смерть, во глав котораго стояло его имя.
15го мая, въ день отмченный уже кровью въ Русской исторіи, съ ранняго утра, стрльцы, вооруженные съ ногъ до головы кольями, бердышами, ружьями, начали собираться у своихъ церквей одновременно во всхъ противоположныхъ частяхъ города: за Москвою-ркой, у Серпуховскихъ воротъ, предъ Мщанскими слободами. Они какъ будто ожидали условленнаго знака. И вотъ въ девятомъ часу дня посланцы
Милославскихъ скачутъ верхомъ на лошадяхъ и кричатъ: Царевича Ивана задушили Нарышкины. Въ Кремль! Нарышкины хотятъ извести весь царскій домъ. Къ оружію! Казнить измнниковъ! Спасайте царя! Но всмъ улицамъ проскакали они съ этими криками. Произошло общее смятеніе. Ударяли въ набатъ, забили тревогу въ барабаны, зазвонили въ колокола, привезено нсколько полковыхъ пушекъ. Изготовясь, стрльцы со всхъ сторонъ бросились съ распущенными знаменами въ Кремль какъ бы на непріятеля. Полковниковъ заставили хать впереди и вести себя.
Встрчные недоумвали, видя ихъ буйное движеніе, съ шумомъ, гамомъ и дикими воплями, и спрашивали, дрожа отъ страха, что случилось. Идемъ выводить измнниковъ и губителей царскаго рода, кричали они по улицамъ.
Большинство врило отъ души что царскому роду угрожаетъ опасность, что Нарышкины съ своими друзьями хотятъ захватить власть въ свои руки, и стрльцы должны спшить въ Кремль спасать отечество и казнить измнниковъ ненавистныхъ бояръ. Повренные, посвященные въ тайны заговора, старались, разумется, поддерживать ихъ въ этихъ мысляхъ, и дорогою раздували пламя выдумками одна другой нелпе.
Длинныя древки у копій стрльцы обрубили, чтобъ удобне управляться ими.
Бояре сидли спокойно въ приказахъ, не подозрвая что длается въ город, и какая громовая туча несется въ Кремль. Кончивъ дла около полуденъ, они собирались уже разъзжаться по дворамъ къ обду. Матвевъ сходитъ съ постельнаго крыльца по лстниц, на встрчу ему, увидлъ онъ, спшитъ снизу князь едоръ Семеновичъ Урусовъ…. они сблизились,— тотъ въ попыхахъ, едва можетъ вымолвить: стрльцы взбунтовались… вс полки…. въ полномъ вооруженіи, идутъ они съ барабаннымъ боемъ въ Кремль. Удивленный Матвевъ оборачивается назадъ, и вмст съ Урусовымъ бжитъ къ цариц Наталіи Кирилловн предупредить ее….
Не успли они вымолвить слова, вслдъ за ними являются другіе овлевы встники съ встями, одна другой страшне. Стрльцы уже въ Бломъ Город…. они грозятся.
На Верху произошло общее замшательство. Никакой защиты въ Кремл не было, и обороняться нечмъ. Велятъ запереть вс кремлевскіе ворота, посылаютъ за патріархомъ, чтобъ онъ пришелъ къ царю и цариц немедленно. Намренія стрльцовъ неизвстны, но, судя по наружности, должно ожидать только худаго.
Караульный офицеръ Григорій Горюшкинъ прибгаетъ съ донесеніемъ что воротъ запереть не успли, стрльца ворвались и разсыпались по Кремлю. Вс колымаги боярскія согнаны на Ивановскую площадь, на иныхъ убиты возчики или переранены, у другихъ зарублены лошади. никому нельзя уже было выхать изъ Кремля, ни пріхать въ Кремль.
Перепуганные бояре собираются вс, одинъ за другимъ, въ Грановитую Палату.
Стрльцы окружаютъ ее и останавливаются предъ Краснымъ Крыльцомъ. Шумъ и гамъ, крики и вопли, едва разобрать можно слова: гд царевичъ оаннъ? подайте намъ Нарышкиныхъ, Матвева, смерть измнникамъ!
На общемъ совт въ Грановитой Палат ршено выслать къ стрльцамъ бояръ, которые спросили бы ихъ честью чего имъ надобно. Бояре: князь Черкасскій, Хованскій, Голицынъ, Шереметевъ, выходятъ къ стрльцамъ и спрашиваютъ о причин такого буйнаго появленія. Мы хотимъ казнить измнниковъ, кричатъ стрльцы въ отвтъ. Она погубили царевича. Замышляютъ извести царскій родъ…. Дайте намъ Нарышкиныхъ, Матвева, Долгорукаго, Языкова, Ромодановскаго.
Когда высланные бояре принесли этотъ отвтъ, то отецъ царицынъ, Матвевъ и другіе, подали совтъ чтобы цариц Наталіи Кирилловн выдти на Красное Крыльцо и показать стрльцамъ царя и царевича.
Царица, трепещущая отъ страха, взявъ за руки сына и пасынка, въ сопровожденіи патріарха, бояръ и прочихъ сановниковъ, выходитъ на Красное Крыльцо.
‘Вотъ царь Петръ Алексевичъ, вотъ царевичъ оаннъ Алексевичъ’, провозглашаютъ громко бояре, пришедшіе съ царицей, и указываютъ на нихъ стрльцамъ, ‘милостію Божіей они здравствуютъ. Измнниковъ въ государевомъ дому нтъ. Успокойтесь. Васъ обманули.’
Стрльцы подставляютъ лстницы, влзаютъ на верхъ, на площадку гд стояло царское семейство имъ на показъ….
Они увидли Петра. Петръ увидлъ стрльцовъ лицомъ къ лицу.
О, еслибъ они могли предчувствовать какую казнь они готовятъ себ отъ руки этого безмолвнаго теперь ребенка, у нихъ врно опустились бы руки мгновенно, они остолбенла бы. Но нтъ, будущее закрыто…
Подступая къ царевичу оанну, стрльцы спрашиваютъ: ты ли царевичъ оаннъ Алексевичъ?— Я, отвчаетъ почти обезпамятавшій слабый молодой человкъ.— Ты ли? повторяютъ вопросъ другіе.— Я, я!
Русскіе послы разказывали посл въ Голландіи что ребенокъ Петръ во все это время нисколько не измнился въ лиц, не показывалъ страха.
Патріархъ хочетъ сойти внизъ съ крыльца для увщанія, RO снизу раздается крикъ: не надо намъ совтовъ, мы сами знаемъ что намъ длать, многіе бросились на верхъ мимо его.
Царица, видя ихъ ‘неуклонную дерзость и злое устремленіе’, удалилась съ сыномъ и царевичемъ Иваномъ во внутренніе покои. Матвевъ, нкогда любимый начальникъ стрльцовъ, которые привезли ему надгробные камни съ отеческихъ могилъ на постройку новаго дома, ршается сойти къ нимъ внизъ за ршетку. Ласковымъ голосомъ старается онъ образумить ихъ и усовстить, напоминаетъ имъ ихъ прежнюю врную службу, особенно во время Коломенскаго мятежа, которую они теперь помрачаютъ, и объясняетъ имъ что волнуются они напрасно, вря ложнымъ слухамъ, и тревожатъ по пустому царское семейство, совершенно спокойное и безопасное, какъ видли и удостоврились они сами своими глазами.
Матвевъ совтуетъ имъ повиниться и общаетъ выпросить прощеніе у государя. Толковая, ласковая рчь подйствовала. Передніе стрльцы пріутихли. Видно было что на нихъ находило раздумье. Въ середин послышались толки споры, переговоры, какъ будто водворялось лучшее настроеніе. Стало тише. Матвевъ поспшилъ на верхъ успокоить царицу, но коноводы, замтивъ опасный для нихъ оборотъ дла, которое могло кончиться ничмъ, даютъ знакъ своимъ повреннымъ, чтобы т бжали съ другой стороны на верхъ управиться съ Матвевымъ,— а между тмъ съ верху выходитъ князь Михаилъ Алексевичъ Долгорукій, второй начальникъ стрлецкаго приказа. Полагая со словъ Матвева что стрльцы смирились, онъ относится къ нимъ съ грубостію: ‘ступайте по домамъ, здсь вамъ длать нечего, полно буянить, все дло разберется безъ васъ.’
Этими безпременными угрозами испорчено было хорошее впечатлніе произведенное рчью Матвева во многихъ стрльцахъ готовыхъ образумиться, а зачинщики сумли воспользоваться неудовольствіями.
Вотъ слышите ли, подхватили они, что ужь говоритъ онъ, бояре вс такіе, надяться на нихъ нечего, они доканаютъ насъ Надо раздлаться съ нимъ, братцы,— и боле дерзкіе, пьяные, вскочили на крыльцо, другіе взбжали за ними, схватили Долгорукаго за туловище,— онъ былъ очень тученъ,— сбросили съ крыльца на площадь восклицая: любо ли? а оставшіеся внизу стрльцы приняли его на копья, отвчая: любо, любо, и изрубили бердышами. Любо, любо, раздалось въ толп. Это первое убійство послужило какъ будто знакомъ къ началу кровопролитія. ‘И воздухъ въ тое время’, замчаетъ очевидецъ, ‘премнися тихости, и воздвижеся буря велія и облака мрачныя народу вящшій страхъ дяша.’
Убійцы, уклона колья, бросились въ покои, куда съ другой стороны набжали уже товарищи, подосланные прежде зачинщиками справиться съ Матвевымъ. Онъ стоялъ въ сняхъ предъ Грановитою Палатой при цариц и ея сын. Стрльцы кинулись на него. Царица-хотла заслонить его собою, но напрасно. Они схватили старика, князь Черкасскій началъ отнимать у нихъ. Завязалась борьба. Кафтанъ на Черкасскомъ былъ весь изодранъ. Наконецъ вырвали они Матвева несмотря на крики царицы, потащили на Красное Крыльцо и съ кликами радости бросили на площадь противъ Благовщенскаго собора. Товарищи стоявшіе внизу приняли его на колья и разрубили на части.
Покончивъ съ Матвевымъ и Долгорукимъ, какъ бы не чувствуя ужь никакой узды, разгорячаясь часъ-отъ-часу, стрльцы разсыпались по царскимъ покоямъ искать измнниковъ, кого имъ надо.
Бояре попрятались куда кто могъ, патріархъ едва добрался до Успенскаго собора, царица Наталья Кирилловна съ сыномъ отошла въ Грановитую Палату.
Что чувствовалъ этотъ пылкій, воспріимчивый мальчикъ видя предъ собою любимую мать дрожащую отъ страха, умоляющую со слезами свирпыхъ убійцъ пощадить ея друга и благодтеля, старца убленнаго сдинами, видя предъ собою общее смятеніе слыша дикіе вопли стрльцовъ, предававшихся предъ его глазами всякимъ неистовствамъ! Онъ понималъ что мать, вс родные и близкіе къ нему люди боятся за его жизнь, какъ и за свою собственную, ибо никто изъ нихъ не могъ предвидть чмъ кончится эта кровавая драма. Смерть летала, кажется, надъ всми головами. Какія мысли пробгали у него въ голов, какими чувствами волновалось его сердце?
А что впечатлніе было сильно, тому служитъ доказательствомъ вся его жизнь: голова у него тряслась посл при всякомъ особенномъ раздраженіи и судорогами подергивалась его плечи. Образъ буйныхъ стрльцовъ, подновленный въ послдствіи, запалъ глубоко ему въ душу, и онъ даже посл страшныхъ казней надъ ними никогда не могъ имени ихъ слышать равнодушно.
Стрльцы бгали по всмъ внутреннимъ комнатамъ, заглядывали въ чуланы, лазили подъ кровати, не оставили и придворныхъ церквей безъ осмотра, приникали въ алтари, искали подъ престолами, подъ жертвенниками. Въ мастерскихъ сняхъ увидали они издали шедшаго въ церковь стольника едора Петровича Салтыкова. Кто-то закричалъ, ‘Вонъ идетъ Иванъ Нарышкинъ!’ Они накинулись на него, а тотъ несчастный такъ испугался что не могъ произнести ни одного слова, не могъ даже назвать себя по имени. Они убили его и сбросили тло внизъ. Тамъ узнали что это не Нарышкинъ, и послали тло къ старому Салтыкову съ извиненіемъ что сынъ его убитъ по ошибк. ‘Воля Божья’, промолвилъ старикъ.
Въ церкви Воскресенія на Сняхъ встртили стрльцы придворнаго карлу, по прозванію Хомяка. ‘Говори, гд спрятались Нарышкины, царицыны братья?’ приступили они къ нему съ вопросами. Онъ указалъ имъ молча на престо:А въ алтар, и они вытащили оттуда Аанасія Нарышкака, проволокли за волосы до паперти, тамъ зарубили и сбросили.
Меньшіе его братья съ отцомъ и прочими родственниками а сынъ Матвева описавшій это страшное происшествіе укрылись въ покояхъ младшей царевны Натальи Алексевны.
На крыльц между Грановитою Палатой и Благовщенскимъ соборомъ убиты стольникъ Ивановъ, думный дьякъ Ларіоновъ, который былъ посылаемъ прежде ихъ уговаривать, и сынъ его Василій, подполковники Горюшкинъ и Юреневъ.
Между патріаршимъ дворомъ и Пудовымъ монастыремъ, противъ Посольскаго приказа, поймали стрльцы боярина князя Григорія Григорьевича Ромодановскаго, схватили его за бороду и потащили къ разряду. Тамъ подняли вверхъ на кольяхъ и, опустивъ на землю, изрубили, за то что въ поход подъ Чигириномъ онъ былъ къ нимъ строгъ.
Мертвыя тла, съ вонзенными въ нихъ копьями, волочили они за ноги въ Спасскія Ворота, на Красную Площадь и кричали: ‘Се бояринъ Артамонъ Сергевичъ Матвевъ детъ, се бояринъ князь Григорій Григорьевичъ Ромодановскій, се думный дьякъ детъ — давайте дорогу’. Притащивъ трупы къ Лобному Мсту, рубили ихъ бердышами на куски съ костьми и приговаривали: ‘Любили величаться, вотъ вамъ и награжденіе!’
Кого изъ бояръ и прочихъ лицъ поименованныхъ въ данномъ имъ списк не нашли они въ царскихъ палатахъ въ Кремл, тхъ пошли искать по дворамъ въ город.
Петръ омичъ Нарышкинъ застигнутъ былъ въ расплохъ въ дом у себя за Москвою-ркой и преданъ мучительной смерти.
Съ особенными усиліями искали стрльцы доктора Данилу фонъ-Гадена, который отравилъ будто покойнаго царя еодора. Жилъ онъ около Поганаго пруда, близь Покровки. Они побжали туда и взяли его жену беременную, также обыскали домъ его товарища доктора Ивана Гутменша, не найдя никого, оставили его въ поко, но поздне пришла другая ватага, а тотъ несчастный со страху ушелъ отъ нихъ на чердакъ и тамъ спрятался. Стрльцы эти нашли его, заподозрили и отвели въ Кремль, вмст съ женою Данилы, пригрозивъ что будутъ держать ихъ до тхъ поръ пока найдется Данило, а если онъ не найдется, то они будутъ вмсто его казнены.
Желая привлечь къ себ крпостныхъ людей, чтобъ они не поднялись со своими господами и не помшали хозяйничать въ город, отряды стрльцовъ отправились въ Судной и Холопій приказы, разломали тамъ сундуки съ бумагами, передрали крпостныя книги и повыкидали въ окна. Мы сами уставимъ правду, кричали они, ходя потомъ по улицамъ, забгая на боярскіе дворы, объявляя всюду что вс кабалы уничтожены.
Къ вечеру наконецъ стрльцы утомились, проведя цлый день на ногахъ, въ безпрестанныхъ поискахъ и тревогахъ. Они разставили въ Кремл у всхъ воротъ крпкіе караулы со строгимъ запретомъ чтобы никого ни впускать туда, ни выпускать оттуда, и отправились домой въ свои слободы съ криками: до завтра! Караулы поставлены были также въ Кита и Бломъ Город. Разсыпавшись по улицамъ на возвратномъ пути заходили въ дома и требовали угощенія. Никто не смлъ ни въ чемъ имъ поперечить или отказывать, пьяные и разгоряченные, они кололи людей и лошадей, и на всхъ нагоняли ужасъ.
Мертвая тишина воцарилась въ Кремл, замнивъ шумъ, гамъ, громъ, раздававшіеся въ продолженіи всего дня. Липъ только караульные сторожа перекликались между собою, а часы на Спасскихъ Воротахъ глухимъ и протяжнымъ своихъ звономъ оглашали уснувшую окрестность.
Царскія палаты остались въ тсной осад.
Страшную ночь провели тамъ плнники и едва ли кто изъ нихъ могъ вскор сомкнуть глаза. Увидя себя однихъ, они образумились, нашли языкъ. Воспоминанія о прошедшемъ дн переходили изъ устъ въ уста со всми ужасными подробностями.
Вопросы, безъ сомннія, слдовали одни за другими. Отчего, зачмъ, какъ поднялись стрльцы, и что было на площади, что было на Лобномъ Мст, въ город? Что сталось съ родными, присными людьми? Кто и какъ погибъ, кто спасся? Отецъ царицынъ, старшій братъ и меньшіе братья успли, кажется, спрятаться: объ ихъ смерти ничего не слышно, но уцлють ли они завтра? Неизвстность и страхъ мучили всхъ. Врныхъ свдній получить было невозможно! Страшно было и спрашивать и отвчать, чтобы не подать повода кому-нибудь къ открытію, чтобы не подвергнуть лишнимъ опасностямъ дорогихъ людей. Что будетъ завтра! О, если возобновятся страданія и муки? Какія потребуются еще жертвы? Никакихъ совтовъ ни отъ кого ожидать нельзя.
Усталость взяла наконецъ свое. Несчастные уснули. Какіе сны видлись имъ при воспоминаніи о прошедшихъ и въ ожиданіи будущихъ истязаній! Петръ вздрагивалъ вроятно часто въ объятіяхъ своей матери.
Разсвтало. Плнники проснулись для новыхъ страстей. Стрльцы явились рано, опять въ полномъ вооруженіи, съ барабаннымъ боемъ, и пришедъ къ золотой ршетк у самыхъ царскихъ покоевъ, съ крикомъ начали требовать Ивана Нарышкина, думнаго дьяка Аверкія Кириллова, дохтуровъ Степана Жида да Яна.
Кирилловъ былъ выданъ имъ, также докторъ Янъ (Иванъ Гутменшъ). Царевны выходили уговаривать ихъ и упрашивать, но напрасно: они твердили свое. Только беременную Лену доктора Данилы, приведенную наканун, удалось спасти молодой цариц Мар Матвевн. Прочіе были убиты.
Потомъ побжали на патріаршій дворъ, приступали не только къ служителямъ, но и къ самому патріарху, грозя копьями и бердышами, чтобъ онъ выдалъ измнниковъ у него схоронившихся, обыскали погреба и подмостья, ошарили сундуки и постели, и, не найдя ничего, пришли опять къ нему выборомъ и требовали непремнно выдачи. Патріархъ, облаченный въ омофоръ, отвчалъ что въ дом у него никакихъ измнниковъ нтъ, а самъ онъ умереть готовъ.
Одна толпа отправилась еще прежде къ датскому резиденту, услышавъ отъ кого-то что докторъ съ сыномъ у него укрываются. Стрльцы, на разсвт, 16го мая, разказываетъ онъ самъ, явились въ домъ мой съ окольничимъ Хлоловымъ и требовали выдачи. Я отвчалъ что у меня нтъ никого, напоминалъ имъ о своемъ званіи. Не слушая ничего, они принялись обыскивать домъ, и грозили убить меня и имніе взять въ казну, если кто-нибудь найдется въ дом… вдругъ къ окольничему приносится извстіе что докторовъ сынъ пойманъ на улиц переодтый, а самъ онъ бжалъ, и за нимъ погоня. Стрльцы бросились вонъ, но черезъ часъ пріхалъ ко мн капитанъ съ 50ю стрльцами взять меня во дверецъ для очной ставки съ докторскимъ сыномъ, который показалъ будто что отецъ его спрятанъ у меня. Мы отправились кремлевскія ворота намъ отворили и тотчасъ за нами заперли. На встрчу намъ показался вскор отрядъ стрльцовъ, тащившихъ изуродованный трупъ докторова сына. Капитанъ, шедшій подл моей лошади, сказалъ: вотъ докторовъ сынъ, съ кмъ же давать очную ставку? Мы подъзжали между тмъ къ площади, усыпанной вооруженными стрльцами. Увидя меня, они ударили въ барабаны и зазвонили въ колокола. Это служило у нихъ обыкновенно знакомъ къ побіенію. Мои провожатые закричали: это посланникъ! Меня пропустили, я подъхалъ къ крыльцу и поднялся на площадку, гд увидлъ царицу Мару Матвевну, царевну Софію Алексевну и нсколько бояръ. Мн хотлось пробраться къ нимъ, но шедшіе за мною стрльцы меня остановили, народу было тамъ множество, хоть по головамъ ходи. Въ это время вошелъ князь Иванъ Андреевичъ Хованскій, и спросилъ у стрльцовъ: оставлять ли царицу Наталію Кирилловну во дворц? Не надо, отвчали они. Хованскій оглянулся въ мою сторону, увидалъ меня въ лицо, и спросилъ съ удивленіемъ: зачмъ ты здсь Иванъ Андреевичъ?— такъ звали меня при двор. Я указалъ на приведшихъ меня стрльцовъ, онъ подошелъ къ цариц и царевн, сказалъ имъ нсколько словъ, которыхъ я не могъ разслыхать. Царевна сдлала знакъ чтобы я скоре шелъ вонъ, а Хованскій приказалъ моимъ стрльцамъ отвести меня опять домой, и беречь какъ глазъ. По дорог резидентъ былъ охраняемъ именемъ царевны Софіи.
Иванъ Нарышкинъ, котораго съ такимъ упорствомъ искали стрльцы, съ отцомъ, меньшими братьями, нсколькими родственниками и семнадцатилтнимъ сыномъ Матвева, укрывались сначала по темнымъ мстамъ при комнатахъ малолткой царевны Натальи Алексевны, а лотомъ сведены были въ дальніе деревянные покои младшей царицы Мары Матвевны, обращенные глухою стною къ патріаршему двору. Иванъ Нарышкинъ остригъ длинные свои волосы. Постельница Клуша, которая одна знала куда вс они спрятались, хотла укрыть ихъ къ утру въ чуланъ въ проходныхъ сняхъ, и запереть. Тамъ мы неуцлемъ, сказалъ молодой Матвевъ, стрльцы проломаютъ дверь, увидятъ насъ и перебьютъ. Его послушались: ршено оставить дверь растворенною, ‘на четверть или меньше’, въ чулан было одно окошко, заваленное перинами и подушками, такъ что въ темнот человка разглядть тамъ было нельзя. Ни живые, ни мертвые, говоритъ самъ Матвевъ, стали мы въ уголъ къ правой сторон…. лишь только мы убрались, какъ послышались стрльцы, они пробжали мимо, ‘какъ бы быстрая вода протекла’, нкоторые сунулись въ отворенную дверь, посовали копьями въ подушки и побжали прочь, крича про себя: наши здсь видно были!
Толпа пришла въ домъ князя Долгорукаго, чьего сына стрльцы наканун убили, они извинялись въ запальчивости и просили прощенія. Старикъ, разбитый параличомъ, лежалъ въ постели. Скрпя сердце, онъ выслушалъ ихъ и веллъ гостей угостить. Когда они ушли, оставшись одинъ съ слугою, старикъ не утерплъ и промолвилъ: злоди! щуку вы съли, да зубы ея остались, придетъ пора что и сами по городу развшаны будете. Холопъ выбжалъ, догналъ стрльцовъ и передалъ имъ слова княжія, стрльцы осерчали, воротились стащили старика съ кровати, выволокли за ворота, убили и бросили тло на навозную кучу, а сами принялись грабить домъ. Найдя въ погреб соленую рыбу, они набросали ея на мертвое тло: на вотъ теб, шь, въ отвтъ на пословицу которую передалъ имъ слуга.
Стрльцы злились что до сихъ поръ не могли нигд найти Ивана Нарышкина, какъ ни искали, какъ ни домогались, и объявили въ царскихъ палатахъ что если не выдадутъ имъ его завтра, то они перебьютъ всхъ кто имъ попадется.
Въ тотъ же день нашли они на Никитской улиц боярина Ивана Максимовича Языкова. Онъ шелъ къ духовнику своему, священнику церкви Св. Николы въ Хлынов, съ нимъ повстрчался чей-то холопъ, его знавшій. Языковъ, испуганный, снялъ съ руки дорогой перстень и далъ ему, умоляя не оказывать никому гд его видлъ. Подлый человкъ общался, но тотчасъ повстилъ стрльцовъ, которые сбжались, отыскали Языкова въ церкви, и съ ругательствомъ отвели на Красную Площадь, гд и былъ онъ убитъ.
Въ этотъ самый день, несмотря на продолжавшійся бунтъ, перемнено было все правительство и назначены новые начальники по приказамъ: въ посольской князь Василій Васильевичъ Голицынъ, въ Стрлецкой князь Иванъ Андреевичъ Хованскій, въ иноземской рейтарской и пушкарской бояринъ Иванъ Михайловичъ Милославскій, въ судной стольникъ князь Андрей Ивановичъ Хованскій и проч.
Кто сдлалъ эти распоряженія?
Одно это назначеніе среди общаго смятенія показываетъ что власть захвачена была въ свои руки партіей Софіи, которая и по свидтельству датскаго резидента является впереди на первомъ план. {Обращаю вниманіе на это обстоятельство профессора Аристона, который старается оправдать царевну Софію въ своемъ примчательномъ изслдованіи: Московскія Смуты. 1871.}
На третій день, во вторникъ, 17го мая, пришли стрльцы въ Кремль, также съ барабаннымъ боемъ, обступили кругомъ царскій дворъ, многіе вбжали прямо на постельное крыльцо и требовали настоятельно Ивана Нарышкина. Всмъ служителямъ грозили смертью, если не отыщутъ его, и твердили что не выйдутъ изъ Кремля до тхъ поръ пока не получатъ его въ свои руки. Партія видно боялась оставить его въ живыхъ. опасаясь его характера или способностей, чтобы не получилъ онъ со временемъ возможности отмстить за зло содянное его семейству.
Длать было нечего. Дольше беречь было невозможно. Стрльцы принимали боле и боле грозное положеніе. Должно было опасаться отъ нихъ всякихъ неистовствъ. Царица Наталья Кирилловна привела брата въ церковь къ Спасу за Золотою ршеткой. Тамъ онъ, приготовляясь къ близкой смерти, пріобщился Святыхъ Таинъ и помазался елеемъ. Царевна Софія Алексевна, принимая на себя печальный видъ, сказала ему что ‘великая необходимая нужда требуетъ отдаться стрльцамъ’. Нарышкинъ отвчалъ:,.я иду на смерть, лишь бы моей невинной кровью утолилась мои ненавистники’, и ‘оборотясь простительнымъ цлованіемъ поклонъ свой отдалъ’. Софія, съ притворнымъ участіемъ, подала цариц образъ Божіей Матери надть на брата: ‘Можетъ-быть стрльцы устыдятся святаго образа и отпустятъ его’.
Князь Яковъ Никитичъ Одоевскій, человкъ добрый, но торопливый и робкій, который тутъ случился, видя длинные проводы, подошелъ къ цариц и сказалъ: ‘сколько вамъ, государыня, брата ни держать, а отдать его будетъ’, и потомъ оборотясь къ Нарышкину сказалъ: ‘иди скоре, Иванъ Кирилловичъ, не погибать же намъ всмъ здсь изъ-за тебя’.
Царица вывела его до порога къ Золотой ршетк, за которой стрльцы дожидались его, какъ вороны крови, они схватили его, осыпая скверными словами и всякими ругательствами. потащили предъ ея глазами за ноги по лстниц, а лотомъ по площади къ Константиновскому застнку. Его начали мучительски пытать. Нарышкинъ стиснулъ зубы и не произнесъ ни одного слова на вс ихъ вопросы. Туда же приведенъ былъ тогда докторъ Данило, пойманный въ нищенскомъ плать, въ лаптяхъ, съ котомкой за плечами, въ Нмецкой слобод. Бжавши за городъ, онъ скрывался въ лсу двое сутокъ и проголодался, воротился въ городъ попросить хлба у пріятеля въ Нмецкой слобод, былъ узнанъ и приведенъ въ застнокъ. Данило, среди пытокъ, просилъ срока трехъ дней, общаясь назвать тхъ которые заслужили смерть больше чмъ онъ. Слова его записывались, но другіе закричали: ‘что его слушать’, разорвали запись, и потащили его вмст съ Нарышкинымъ изъ Кремля на Красную Площадь, подняли обоихъ на копьяхъ вверхъ, и потомъ опустя внизъ, отскли имъ руки и ноги, изрубили тла на мелкія части и ногами своими смшали съ грязью.
Иваномъ Нарышкинымъ и докторомъ Данилой кончились убійства. Тла убитыхъ съ перваго дня лежали на площади. 17го мая было объявлено что желающіе могутъ погребать ихъ. Врный Арапъ боярина Матвева пришелъ съ простынею на площадь и собралъ изуродованные останки своего господина, онъ отнесъ ихъ въ свою приходскую церковь Св. Николы въ Столпахъ, гд оно было отпто и предано земл. {Надъ могилою боярина Матвева, его супруги и сына, правнукъ ихъ, графъ Николай Петровичъ Румянцевъ, поставилъ усыпальницу, въ коей вмст съ господами погребенъ и врный ихъ cлуга Арапъ Иванъ.}
28го числа приходили во дворецъ изъ всхъ стрлецкихъ приказовъ выборные люди, безъ оружія, и били челомъ государю, чтобъ онъ веллъ Кириллу Полуехтовича Нарышкина постричь въ монахи. Старикъ тотчасъ отведенъ былъ въ Чудовъ монастырь, постриженъ подъ именемъ Кипріана, и на простой телг отвезенъ подъ крпкое содержаніе въ Кирилловъ монастырь на Блоозеро.
Меньшіе его сыновья: Левъ, Мартемьянъ и едоръ успли уйти изъ Москвы въ людскомъ сромъ плать, подъ охраною врныхъ слугъ своихъ, и укрылись въ дальнихъ мстахъ, также какъ и нкоторые изъ ихъ родственниковъ. Молодой Матвевъ выведенъ былъ изъ дворца въ плать стряпчаго конюха любимымъ и врнымъ царю Петру карлою Комаромъ. Онъ веллъ молодому человку идти за собою смло по свтлишной лстниц за ворота. Тамъ слъ онъ самъ на лошадь, а Матвевъ долженъ былъ провожать его. Такъ миновали они Кремль, и изъ Благо Борода вышли чрезъ Смоленскія ворота, въ коихъ крпкіе караулы его признать не могли. Онъ былъ переданъ священнику церкви Сошествія Святаго Духа, съ указомъ царицы Наталіи Кирилловны беречь его въ тайн, а тотъ передалъ его родственнику своему стремянному конюху Кирилл Суворову, у котораго въ простомъ плать жилъ о лъ нсколько времени подъ именемъ Кондратья, и потомъ скитался по разнымъ мстамъ, пока водворилось спокойствіе.
Дтская душа Петрова въ продолженіи этихъ несчастныхъ трехъ дней получила такія глубокія впечатлнія, дтское сердце испытало такія сильныя ощущенія, прирожденныя страсти вызвались къ жизни съ такою силой, что онъ навсегда, кажется, остался подъ вліяніемъ этой грозы, пронесшейся надъ его головою, и многія позднйшія дйствія его носятъ явные слды потрясенія произведеннаго ею во всемъ умственномъ и тлесномъ его организм.
Не успла царица Наталья Кирилловна съ молодымъ царемъ и уцлвшими друзьями опомниться посл трехдневныхъ тревогъ и опасностей, не успли oru оплакать свои горестныя потери и узнать объ нихъ вс ужасныя подробности, какъ огласилось что въ послдній день кровопролитія смнены были вс начальники приказовъ, имъ преданные, и установилось новое управленіе. Кто же такъ распорядился? Какая участь ихъ ожидаетъ? Что будетъ дальше? При чемъ они останутся?
Черезъ три дня, мая 20го, стрльцы бьютъ челомъ чтобы государь указалъ сослать въ ссылку братьевъ Лихачевыхъ, остальныхъ Нарышкиныхъ, молодаго Матвева, и нкоторыхъ другихъ приверженцевъ Петровой стороны изъ дьяковъ и думныхъ дворянъ.
Чрезъ недлю, мая 26го, стрльцы, собравъ между собою подписку, предъявляютъ требованіе чтобы старшій царевичъ, Иванъ Алексевичъ, царствовалъ вмст съ братомъ своимъ Петромъ Алексевичемъ, который долженъ при немъ считаться вторымъ,— угрожая, если это не будетъ исполнено, придти опять въ Кремль съ оружіемъ и учинить мятежъ велій.
Созываются чины государственные. Патріархъ предъявляетъ грозное требованіе стрльцовъ. Вс считаютъ необходимостію согласиться, и патріархъ въ Успенскомъ собор совершаетъ тотчасъ торжественное молебствіе о двухъ нареченныхъ царяхъ.
Бояре и дьяки державшіе сторону Петра присягаютъ по невол второму царю, опасаясь возобновленія страшныхъ явленій 15го мая.
По крайней мр Петръ оставленъ былъ на престол, самые отчаянные враги, при всемъ своемъ озлобленіи, не осмливались видно думать о нарушеніи признаннаго права, о посягательств на царскій родъ, который считался въ общемъ народномъ мнніи священнымъ и неприкосновеннымъ. Можетъ-быть и значительность его партіи, количество его приверженцевъ внушало спасенія раздражать ихъ и доводить до крайностей.
Еще чрезъ недлю стрльцы объявляютъ чрезъ своего новаго начальника, князя Хованскаго, чтобы царевна Софія Алексевна приняла на себя управленіе государствомъ по причин малолтства ея братьевъ. По усиленнымъ просьбамъ всхъ чиновъ, она изъявляетъ согласіе, и во вс города тотчасъ разсылаются извстительныя грамоты съ примромъ изъ Римской исторіи, гд по кончин императора еодосія, въ малолтство сыновей его, Аркадія и Гонорія, управляла имперіей сестра ихъ Пульхерія.
Такимъ образомъ царевна Софія сдлалась правительницей государства.
Царевна Софія — правительница государства! Вотъ что было конечною цлью стрлецкаго бунта, вотъ къ чему ведены были видно вс дйствія, вотъ для чего совершены убійства: отстранить царицу Наталію Кирилловну съ Нарышкиными и предоставить правленіе царевн Софіи Алексевн съ Милославскими.
Она, слдовательно, вмст съ своими родственниками, была зачинщицею злаго дла, руководительницею стрльцовъ, которые, обманутые, служили ей только слпыми орудіями. Весь ходъ дла со всми оборотами и извилинами освтился предъ глазами низложенной партіи.
Правительница, принявъ власть въ свои руки, наградила стрльцовъ щедро: она велла выдать имъ по 10 рублей на человка, увеличила ихъ жалованье, предоставила многія преимущества и позволила выборнымъ входить въ ея покои по всмъ дламъ безпрепятственно. Начальникомъ стрлецкаго приказа назначенъ князь Иванъ Андреевичъ Хованскій, помощникомъ его сынъ.
Стрльцы пожелали чтобы дано имъ было названіе надворной пхоты, и чтобы въ признательность за сослуженную ими службу поставленъ былъ памятникъ на Красной Площади, съ объясненіемъ за какія вины измнники были ими наказаны.
Полковника Цыклеръ и Озеровъ, по приказанію царевны, съ великимъ поспшеніемъ воздвигли на томъ мст гд оканчивалась стрлецкая расправа высокій каменный столбъ, къ подножію его прибиты были по четыремъ сторонамъ жестяныя доски, гд предались вковому позору имена Матвева, Нарышкиныхъ, Долгорукихъ, Ромодановскаго, Языкова и прочихъ жертвъ стрлецкаго бунта.
Страшно было цариц Наталь Кирилловн 15го мая видть предъ собою ружья, копья и бердыши, трепетать за жизнь своего сына, отца, братьевъ, друзей, но не легко ей было и теперь слышать всякій день о новыхъ постановленіяхъ, коими предавалась поруганію на вки вковъ ихъ дорогая для нея память, о новыхъ распоряженіяхъ, коими собственная судьба ея, судьба дорогаго сына, окружалась опасностями, становилась неизвстною.
Каждое такое распоряженіе подавало поводъ въ ея кругу къ многоразличнымъ толкамъ, пропитаннымъ разумется злобою, ненавистью, жаждою мести. Десятилтній, значительно уже развившійся мальчикъ, Петръ, все это слушалъ, все принималъ къ сердцу, и все это глубоко врзывалось ему въ памяти. Если онъ насмотрлся всякихъ неистовствъ въ прошедшіе дни, то теперь онъ безпрестанно наслушивался всякаго худа, и нравственное развитіе его повреждалось, въ сердце западали безпрестанно смена недобрыя.