Первая лекція въ Московскомъ университет профессора И. М. Сченова.
Первая лекція въ Московскомъ университет профессора И. М. Сченова.
(6 сентября 1889 г.).
‘Русская Мысль’, кн.I, 1890
Первая лекция в Московском университете профессора И. М. Сеченова, Сеченов Иван Михайлович, Год: 1889
Время на прочтение: 18 минут(ы)
По новому университетскому уставу, профессоръ, выслужившій свой срокъ, сохраняетъ за собою право преподаванія въ университетахъ, въ качеств приватъ-доцента. Этимъ драгоцннымъ правомъ я воспользовался, начальство соблаговолило допустить меня къ чтенію лекцій, и я, какъ бывшій воспитанникъ Московскаго университета, чувствую себя въ самомъ дл очень счастливымъ, что имю, наконецъ, возможность послужить роддому университету. Дятельность мой, какъ приватъ-доцента, должна заключаться въ томъ, чтобы содйствовать успхамъ преподаванія физіологіи, и этой цли я думаю достичь на первыхъ порахъ чтеніемъ спеціальныхъ курсовъ. Программа такого курса, представленная мною въ факультетъ, иметъ предметомъ ‘физіологію чувствованія’, и чтенія предназначаются для гг. студентовъ, уже прослушавшихъ систематическій курсъ физіологіи. Это значитъ — на своихъ лекціяхъ я буду предполагать въ слушателяхъ знакомство съ основными положеніями общей физіологіи нервной системы и ученія объ органахъ чувствъ.
Въ этомъ смысл на первомъ вопрос, подлежащемъ нашему разсмотрнію, какъ и въ какихъ предлахъ мы будемъ изучать акты чувствованія, останавливаться долго нечего. Извстно, что наша наука изучаетъ собственно связь этихъ явленій съ ихъ матеріальными субстратами, т.-е. съ дятельностями органовъ чувствованія, включая, однако, въ кругъ изслдованія явленія и въ другихъ органахъ, которыя или сопровождаютъ акты чувствованія, или послдуютъ за ними. Тамъ, гд чувствованіе не можетъ быть приведено въ связь съ матеріальными основами, физіологическое изслдованіе по необходимости обрывается.
Кром того, въ трудахъ великаго нмецкаго физіолога Гельмгольтца по физіологической оптик и акустик мы имемъ прямыя указанія, какъ и въ какихъ предлахъ прилагается физіологическое изслдованіе къ изученію актовъ чувствованія. Этихъ предловъ буду держаться и я.
Чувствованія, какъ акты сознанія, съ присущимъ каждому изъ нихъ специфическомъ характеромъ (то, чмъ отличается для сознанія свтъ отъ звука, вкуса и пр.), останутся вн круга нашею обсужденія, изученію же будутъ подлежатъ условія видоизмненія основныхъ формъ каждаго чувства и т вторичныя явленія въ тл, которыя вызываются актами чувствованія. Что разумть подъ послдними, мы увидимъ сейчасъ ниже.
Посл того, какъ обозначенъ предметъ и предлы изслдованія, необходимо привести въ порядокъ подлежащій изученію матеріалъ, т.-е. подтискать, если возможно, какой-нибудь общій принципъ для классификаціи многообразныхъ актовъ чувствованія. На этомъ вопрос я долженъ, наоборотъ, остановиться съ нкоторою подробностью, такъ какъ въ учебникахъ физіологіи вы не найдете на него отвта, а также потому, что изъ развитія этого вопроса вытечетъ самъ собою весь планъ нашихъ бесдъ.
Извстно, что современная физіологія смотритъ на животное тло какъ на своеобразно устроенную машину, вс работы которой направлены, въ конц-концовъ, къ тому, чтобы поддерживать индивидуальную жизнь {Половую дятельность, данъ не составляющую необходимости для поддержка индивидуальнаго существованіе, я оставляю при это въ сторон.}, т.-е. сохранять, наперекоръ разрушающимъ вліяніямъ, анатомическую и физіологическую цлость тла въ теченіе боле или мене долгаго времени. Извстно дале, что рабочими органами въ тл по преимуществу служатъ мышцы и железы. Первыя производятъ работы чисто-механическія, вторыя приготовляютъ различные соки. Всякому изъ васъ, наконецъ, извстно, въ какомъ отношеніи стоитъ нервная система къ рабочимъ органамъ и ихъ дятельностямъ. Подобно тому, какъ фабрикація различныхъ соковъ распредлена между различными железами, такъ и различные виды движенія распредляются между раздльными группами мышцъ, изъ коихъ одн производятъ, напримръ, сгибаніе или разгибаніе членовъ, другія — съуживаютъ или расширяютъ просвтъ трубчатыхъ органовъ, третьи — двигаютъ туловищемъ и пр. Такой раздльности рабочихъ органовъ должна, очевидно, соотвтствовать и раздльность связанныхъ съ ними нервныхъ снарядовъ, въ случа, если послдніе принимаютъ непосредственное участіе въ дятельности данной железы или данной мышечной группы. Но кто же изъ насъ не знаетъ такого участія? Въ тл нтъ ни единой мышцы, которая приходила бы въ нормальную дятельность иначе, какъ подъ, вліяніемъ импульсовъ, или толчковъ, изъ нервной системы, и то же самое повторяется на многихъ железахъ (слюнныхъ, потовыхъ, слезныхъ, желудочныхъ и, вроятно, на железахъ молочной и поджелудочной). Разрушьте, напримръ, у лягушки головной и спинной мозгъ, или, еще лучше, отравите животное кураре, я оно теряетъ всякую способность двигаться, хотя мышцы на искусственное раздраженіе (электричествомъ) и отвчаютъ сокращеніемъ. Перержьте собак барабанную струну, и подчелюстная железа перестаетъ давать нормальный сокъ, хотя и сохраняетъ способность выдлять жидкость (такъ называемую параличную слюну).
(Показывается опытъ съ электрическимъ раздраженіемъ мышцъ на лягушк съ разрушенною центральною нервною системой).
Значитъ, вся двигательная машина тла, представленная мышцами, и многія железы работаютъ нормально не иначе, какъ подъ вліяніемъ толчковъ изъ нервной системы, хотя т и другіе органы устроены такъ, что когутъ приходить въ дятельность и помимо нормальныхъ нервныхъ вліяній, при помощи, напримръ, искусственныхъ раздраженій. Какъ же помирить эти два факта — необходимость нервныхъ толчковъ для нормальной дятельности железы и мышцы и, въ то же время, извстную независимость тхъ и другихъ отъ нервныхъ вліяній?
Примирить это очень легко, если мышцы и железы, вмст съ ихъ нервными снарядами, приравнять машинамъ. Тогда мышцу, наприм., вн ея связи съ нервами, можно разсматривать какъ существенную часть машины, предназначенной производить механическую работу, а нервный аппаратъ считать придаткомъ, соотвтствующимъ тому, что въ машинахъ называютъ обыкновенно регуляторами. Это суть придатки, при посредств которыхъ машинистъ пускаетъ машину въ ходъ, усиливаетъ, ослабляетъ или вовсе останавливаетъ ея дятельность. Въ отношеніи мышцъ и (нкоторыхъ) железъ нервная система есть иниціаторъ ихъ дятельности, и такъ какъ послдняя, подобно дятельности машинъ, является временами (въ связи съ извстными потребностями организма) то усиленной, то ослабленной, то совсмъ остановленной, то явно, что вся эта регуляція выходитъ цликомъ изъ нервной системы.
Въ большинств общеизвстныхъ машинъ регуляціей завдуетъ машинистъ,— его рука пускаетъ въ ходъ тотъ или другой придатокъ. Но есть въ машинахъ и такіе регуляторы, которые замняютъ руку машиниста, приходя въ цлесообразную дятельность, какъ говорится, сами собою, но, въ сущности, подъ вліяніемъ измняющихся условій въ ход машины. Наиболе извстнымъ примромъ такого регулятора можетъ служить предохранительный клапанъ въ паровикахъ Уатта. По мр того, какъ напряженіе пара въ котл возростаетъ за извстный предлъ, клапанъ самъ собою увеличиваетъ отверстіе для выхода пара вонъ, и наоборотъ. Такихъ приспособленій извстно множество и вс они носятъ названіе автоматическихъ регуляторовъ.
Въ животномъ, какъ самодйствующей машин, регуляторы, очевидно t могутъ бытъ только автоматическими, т.-е. приходить въ цлесообразную дятельность подъ вліяніемъ измненныхъ условій въ состояніи или ход машины. Поскольку дятельности такихъ регуляторовъ цлесообразны, постольку он способны замнятъ руку машиниста, руководимую разумомъ.
При такомъ взгляд на значеніе нервныхъ снарядовъ уяснить себ жизненный смыслъ актовъ чувствованія уже не трудно.
Чувствованіе соотвтствуетъ дйствію сигнальной части регулятора. Приходя въ дятельность подъ вліяніемъ измненныхъ условій въ состояніи или ход той или другой части животной машины, сигнальный снарядъ въ свою очередь приводитъ въ дятельность приспособленіе (въ вид движенія или отдленія сока), направленное къ устраненію ненормальности.
Такихъ регуляторовъ въ тл множество и дятельность ихъ, въ сущности, направлена къ тому, чтобы охранять анатомическую и физіологическую цлость тла. Чувствованіе во всхъ этихъ регуляціяхъ играетъ, въ сущности, одну и ту же сигнальную роль, но проявленіе его и отношеніе къ той части снарядовъ, которою вызывается движеніе или отдленіе, представляютъ большія разницы. Послдними я и воспользуюсь, чтобы привести чувствованія въ опредленную систему. Такую классификацію я позволяю себ назвать раціональной, потому что она, какъ увидимъ ниже,, обнимаетъ собою т дв стороны чувствованія (его качественное проявленіе и отношеніе къ движенію), которыми опредляется его физіологическій смыслъ, т.-е. смыслъ для жизни тла. Описывать различныя категоріи регуляцій я буду, ради большей ясности, на примрахъ.
Первую категорію образуютъ дятельности наиболе простыхъ снарядовъ, служащихъ, такъ сказать, провинціальнымъ или дробнымъ интересамъ тла,— снарядовъ, обезпечивающихъ анатомо-физіологическую цлость отдльныхъ частей животной машины.
Въ глазу три такихъ регулятора: мигательный, слезный и фотомоторный. Первые два дйствуютъ совмстно, обезпечивая цлость и прозрачность передней части глазнаго яблока. Производимый ими эффектъ можно безъ всякой натяжки уподобить протиранію стекла мокрою тряпкой. Дятельность обоихъ вызывается вншними вліяніями на чувствующую поверхность глазнаго яблока, убдиться въ этомъ можно на множество ладовъ. Нормальныя вншнія вліянія такъ слабы, что не ощущаются нами, но стоитъ тмъ же вліяніямъ нсколько усилиться (втеръ, холодный воздухъ, летучія дкія вещества и пр.) и, рядомъ съ сознаваемыми ощущеніями, они вызываютъ усиленное слезотеченіе и миганіе. Такъ же дйствуетъ и всякая попадающая въ глазъ соринка. Наоборотъ, держаніе глаза закрытымъ устраняетъ миганіе. Акты начинаются раздраженіемъ чувствующей поверхности глазнаго яблока (волокна тройничнаго нерва), и возбужденіе переходитъ, съ одной стороны, на круговую мышцу вка (черезъ волокна личнаго нерва), съ другой — на слезоотдлительную железу (черезъ слезныя втви тройничнаго). Оба явленія принадлежать къ разряду рефлексовъ и, какъ таковые, становятся невозможными, когда чувствующая поверхность разобщена съ отражательнымъ центромъ (перерзкой тройничнаго нерва). Дятельность третьяго механизма заключается въ регулированіи количества свта, падающаго на стчатку, путемъ съуженія зрачка, по мр усиленія свта. Это въ свою очередь рефлексъ (съ волоконъ зрительнаго нерва на волокна n. oculomotorii), происходящій вн нашего сознанія (въ еще большей степени, чмъ предъидущіе).
Спускаясь по голов ниже, мы находимъ въ акт чиханія, вызванномъ раздраженіемъ внутренней чувствующей поверхности носа, проявленіе дятельности снаряда, защищающаго входъ въ дыхательные пути противъ проникновенія туда инородныхъ тлъ и раздражающихъ веществъ. Двигательную половину акта составляетъ наполненіе легкаго воздухомъ черезъ ротъ съ послдующимъ сильнымъ и отрывистымъ обратнымъ токомъ воздуха изъ легкаго черезъ носъ наружу, къ чему нердко присоединяется усиленное отдленіе слезъ (выводимыхъ наружу черезъ полость носа). Актъ опять рефлекторный.
Если человкъ, лежа на спин, закинетъ голову настолько назадъ, чтобы въ носъ можно было налить осторожно воды (форма опыта Э. Г. Вебера), то задній выходъ носовой полости замыкается, какъ при глотаніи, нёбною занавской. Актъ опять рефлекторный и соотвтствуетъ по смыслу захлопыванію клапана на протяженіи дыхательныхъ путей.
Въ гортани встрчаемъ подобные же защитительные механизмы. Кверху отъ голосовыхъ связокъ раздраженіе чувствующей оболочки гортани вызываетъ отраженное замыканіе голосовой щели, что соотвтствуетъ захлопыванію клапана, направленному противъ прониканія инородныхъ веществъ внизъ. Если же этотъ входъ пройденъ инороднымъ тломъ и слизистая оболочка раздражается подъ голосовыми связками, то раздраженіе вызываетъ кашель, актъ выталкиванія, соотвтствующій по смыслу чиханію.
Полость рта защищена противъ дйствія раздражающихъ веществъ слабе, но, все-таки, защищена отраженнымъ слюнотеченіемъ, вслдъ за раздраженіемъ стнокъ полости рта. Слюноотдлительные рефлексы цлесообразны, впрочемъ, и въ другомъ еще отношеніи: совпадая по времени съ поступленіемъ пищевыхъ веществъ въ полость рта и актами жеванія, они являются цлесообразными приспособленіями, въ смысл экономнаго расходованія пищеварительнаго сока,— наступаютъ именно тогда, когда сокъ нуженъ для пищеварительныхъ и глотательныхъ цлей.
На пути изъ рта въ желудокъ, въ мст, гд глотаніе изъ акта, подчиненнаго вол, становится непроизвольнымъ, существуютъ нервно-мышечныя приспособленія противъ прониканія пищи въ носъ и дыхательные пути, происходящіе помимо нашего сознанія, но рядомъ съ ними есть и такіе механизмы, рефлекторная дятельность которыхъ сознается всякимъ, — я разумю позывы на рвоту при раздраженіи нёбной занавски или корня языка и позывы на глотаніе, совпадающіе съ катарральнымъ набуханіемъ язычка (uvulae),
Въ желудк извстны три регулятора: отдленіе желудочнаго сока подъ вліяніемъ раздраженія слизистой оболочки во всхъ мстахъ, усянныхъ пепсинными железами, рефлекторная рвота, при раздраженіи слизистой оболочки близъ входнаго отверстія, и, наконецъ, спазмотическое замыканіе выходнаго отверстія (sphincter pyloricus) вслдъ за наполненіемъ желудка пищей. (Изъ тла животнаго, убитаго тотчасъ посл ды, можно желудокъ вынуть, и онъ не опорожняется, какъ бы ни былъ сильно растянутъ пищей). Цлесообразность первыхъ двухъ актовъ понятна изъ вышеприведенныхъ аналогичныхъ примровъ, что же касается третьяго, то цлесообразность его опредляется тмъ обстоятельствамъ, что для перевариванія пищи въ желудк требуется время, значитъ открытый выходъ изъ этой полости былъ бы фактомъ не цлесообразнымъ.
Дятельность всхъ описанныхъ механизмовъ представляетъ слдующія стороны: вс они обезпечиваютъ цлость отдльныхъ частей или органовъ тла, во всхъ случаяхъ акты происходятъ по типу рефлексовъ (отраженныхъ движеній) съ машинальнымъ однообразіемъ и правильностью: за раздраженіемъ чувствующей поверхности роковымъ образомъ слдуетъ движеніе всегда одного и того же рода (т.-е. въ немъ участвуетъ всегда одна и та же группа мышцъ) и весь актъ осложняется или въ малой степени, или вовсе не осложняется сознательными ощущеніями. Несмотря на послднее — точне, можетъ быть, на основаніи послдняго — слдуетъ во всхъ случаяхъ приписать чувствующимъ поверхностямъ нервныхъ снарядовъ значительную степень возбудимости вообще, а нкоторымъ изъ нихъ, кром того, такъ называемую специфическую раздражительность. Такъ, зрачокъ особенно чувствителенъ только къ свту, позывъ на рвоту происходитъ не отъ всякаго прикосновенія къ нёбной занавск, наприм., отъ прикосновенія къ ней проглатываемаго пищеваго кома рвоты не бываетъ, слюно-отдлительный аппаратъ возбуждается преимущественно дйствіемъ извстныхъ вкусовыхъ веществъ,— не всхъ безъ разбора,— и т. д. Если бы такая тонкая чувствительность или легкая возбудимость была во всхъ случаяхъ доказана, то ею можно было бы объяснить какъ сравнительную безсознательность актовъ, относя причину послдней къ крайней слабости нормальныхъ раздраженій, такъ и роковое послдованіе движеній за возбужденіемъ.
На границ между этою категоріей регуляцій и послдующею я ставлю акты опорожненія мочеваго пузыря и прямой кишки отъ ихъ содержимаго. По достигаемому регуляторами результату, оба акта равнозначны выше разобраннымъ, обоими обезпечивается функціональная цлость извстныхъ.органовъ. Но чувствованіе, которымъ начинаются акты, здсь уже всегда -сознательное, и сигнальное значеніе его выступаетъ съ особенною ясностью. Я разумю позывы на мочу и выведеніе кала, въ основ которыхъ лежитъ, какъ извстно, чувственное раздраженіе слизистой, оболочки пузыря и прямой кишки близъ выходныхъ отверстій содержимымъ той и другой полости. Другая съ виду существенная разница этихъ регуляцій отъ предъидущихъ заключается въ томъ, что здсь двигательная реакція не связана столь роковымъ образомъ съ сигнальнымъ знакомъ, какъ тамъ: человкъ, получивъ такой сигналъ, можетъ и не послушаться его голоса, такъ что актъ опорожненія обихъ полостей становится до извстной степени актомъ произвольнымъ. Пренебречь голосомъ человкъ можетъ изъ самыхъ разнообразныхъ побужденій, слдовательно, между сигналомъ и цлесообразнымъ движеніемъ становится не только воля, но и разсужденіе. Кто не знаетъ, наконецъ, что опорожненіе обихъ полостей можетъ быть намреннымъ безъ всякаго чувственнаго сигнала?
Слдуетъ ли, однако, заключить изъ этого, что наши новые регуляторы устроены совсмъ по другому типу, чмъ прежніе, что здсь сигнальная и двигательная половина разъединены, а тамъ связаны другъ съ другомъ,— дйствительно, какъ части какой-нибудь машины.
Наблюденія и прямые опыты говорятъ положительно противное. Оба снаряда родятся у человка готовыми на свтъ и приводятся въ дйствіе въ первые мсяцы жизни, конечно, не сознательно-произвольною иннерваціей. У взрослаго они тоже могутъ происходить безсознательно. Извстно дале, что человкъ властенъ не слушаться сигналовъ лишь до извстной степени. Позывъ, вначал не сильный, можетъ съ теченіемъ времени сдлаться настолько настойчивымъ, что человкъ ему уступаетъ. А неудержимые позывы при искусственныхъ раздраженіяхъ шейки мочеваго пузыря, или такіе же позывы въ натужныхъ поносахъ! Извстны, правда, случаи на тифозныхъ больныхъ и вообще на людяхъ въ безсознательномъ состояніи, что пузырь можетъ растягиваться до громадныхъ размровъ, не вызывая сокращенія опоражнивающихъ мышцъ, но явленіе это можетъ ‘быть истолковываемо не только тмъ, что подавлена произвольная иннервація, а также и разстройствомъ въ сигнальной части снаряда. Не нужно забывать, кром того, что въ пузыр дйствію detrursoris urinae противодйствуетъ сверхъ мышечнаго жома еще жомъ эластическій, поэтому удерживать мочу должно быть легче, чмъ удерживаться, наприм., отъ кашля или чиханія. Но, вдь, отъ послднихъ человкъ можетъ въ извстныхъ предлахъ тоже удерживаться, отъ миганія также. Съ другой стороны, и миганіе, и кашель, и чиханіе человкъ можетъ воспроизводить намренно,— безъ всякой чувственной стимуляціи. Значитъ, разъединеніе сигнальной и двигательной половины акта при посредств угнетающаго дйствія воли встрчается и на регуляторахъ первой категоріи. Вотъ, движеніе райка, вторая половина акта глотанія, дйствіе желудочнаго жома и отдленія железъ,— эти дйствительно не подчинены вол и быть воспроизведены намренно не могутъ. Значитъ, въ сущности, дло стоитъ слдующимъ образомъ. Тамъ, гд рабочій органъ регулятора не подчиненъ вол, актъ иметъ прямо машинообразный характеръ, хотя бы возбужденіе вызывало сознательныя ощущенія, связь между сигнальною и двигательною частью снаряда кажется здсь прямой и неразрывной. Когда же рабочій органъ подчиненъ вол, то актъ можетъ происходить съ двоякимъ характеромъ: или машино-образно (кашель или чиханіе въ глубокомъ сн и пр.), или съ завдома воли, и вмшательство послдней можетъ быть выражено въ различныхъ случаяхъ различно рзко. Соотвтственно этому актъ пріобртаетъ въ большей или меньшей степени характеръ сознательной произвольности, и связь между сигнальною и двигательною половиной регулятора съ виду разрывается.
Вторую категорію регуляцій представляютъ такъ называемыя системныя чувства съ ихъ двигательными вліяніями. Общимъ фономъ для относящихся сюда многообразныхъ проявленій служитъ то смутное валовое чувство (вроятно, изъ всхъ органовъ тла, снабженныхъ чувствующими нервами), которое мы зовемъ у здороваго человка чувствомъ общаго благосостоянія, а у слабаго или болзненнаго — чувствомъ общаго недомоганія. Въ общемъ, фонъ этотъ хотя и иметъ характеръ спокойнаго, ровнаго, смутнаго чувства, вліяетъ, однако, очень рзко не только на рабочую дятельность, но даже и на психику человка. Отъ него зависитъ тотъ здоровый тонъ во всемъ, что длается въ тл, который медики обозначаютъ словомъ vigor vitalis и то, что въ психической жизни носитъ названіе душевнаго настроенія. Фонъ этотъ не всегда, однако, остается спокойнымъ: время отъ времени въ немъ происходятъ нормальныя возмущенія, и когда это случается, изъ общей чувственной карины выдляется та или другая спеціальная форма системнаго, чувства, которая и становится тогда господствующей. Такихъ нормальныхъ или физіологическихъ формъ мы знаемъ нсколько: голодъ, жажда, половое чувство, позывъ на дятельность, усталость и сонливость,у патологовъ же этихъ формъ, какъ видоизмненій чувства недомоганія и боли, множество, о послднихъ мы, однако, говорить не будемъ.
Вс физіологическія формы системнаго чувства имютъ слдующія общія стороны. Везд чувство отличается такою же нерасчленяемостью, какъ въ случаяхъ первой категоріи, представляя^ какъ тамъ, одни лишь колебанія въ сил. Подобно предшествующимъ двумъ переходнымъ формамъ, системное чувство иметъ всегда характеръ позыва (позывъ на ду, питье и половое удовлетвореніе, на дятельность, отдыхъ и сонъ), поэтому, появляясь періодически, оно исчезаетъ вмст съ удовлетвореніемъ позыва. На этомъ же основаніи чувство развивается постепенно и столь незамтно, что уловить его начало невозможно. Но разъ, развившись до извстной степени, оно всегда доходитъ до сознанія и вліяетъ, подобно основной смутной форм, очень, рзко даже на психику. Возростая же въ еще большихъ размрахъ, чувство пріобртаетъ, наконецъ, столь рзко выраженный импульсивный характеръ, что становится, черезъ посредство психики, источникомъ для многообразныхъ сложныхъ дятельностей, направленныхъ къ удовлетворенію позыва. Къ общимъ же характерамъ системныхъ чувствъ слдуетъ отнести ихъ топографическую неопредленность. Это. значитъ слдующее: сознаваемыя человкомъ ощущенія первой категоріи относятся имъ (и всегда правильно) къ той именно мстности, гд раздраженіе падаетъ на чувствующую поверхность — причина миганія относится къ глазу, причина чиханія — къ носу и т. д., тогда какъ голодъ, жажду, сонливость, половое чувство и проч. отнести къ опредленному мсту невозможно. На какомъ же, основаніи можно сопоставлять этотъ рядъ крайне сложныхъ явленій съ описанными выше случаями первой категоріи?…
Явленія здсь, дйствительно, несравненно сложне, тнь тамъ, но по своему основному смыслу они, все таки, представляютъ проявленія дятельности устроенныхъ извстнымъ образомъ регуляторовъ. Голодъ и жажда, съ чувствомъ насыщенія, регулируютъ періодичность и количественную правильность пищеваго прихода. Усталость служитъ сигналомъ для прекращенія дятельности. Половыми инстинктами обезпечивается цлость вида и проч. Во всхъ этихъ случаяхъ за чувствомъ остается, какъ и прежде, значеніе сигнала, и сигнальный знакъ вызывается, какъ въ машинахъ, измненными условіями въ ихъ ход. При этомъ, въ сущности, безразлично, какъ именно развивается то или другое системное чувство — есть ли и для нихъ часть эквивалентная чувствующимъ поверхностямъ первой категоріи, или оно родится изъ возбужденій въ центральной части нервной системы (подобно, наприм., чувству задыханія). Суть дла въ томъ, что измненныя условія въ состояніи машины, какъ условія для приведенія въ дйствіе автоматическаго регулятора, и здсь всегда налицо {Не исключая и тхъ патологическихъ случаевъ, когда то или другое системное чувство извращено.}. Существенную разницу между системными и дробными регуляторами составляетъ, дйствительно, то, что послдніе вліяютъ лишь на небольшія группы мышцъ, а первые приводятъ въ дятельность, такъ сказать, всю двигательную машину тла. Но, вдь, и цли регуляціи въ обоихъ случаяхъ не одинаковы: дробными обезпечивается цлость маленькихъ участковъ тла, а этими — цлость всей животной машины и цлость вида. Другая разница еще рзче: системное чувство вызываетъ цлесообразную дятельность не иначе, какъ черезъ посредство психики, такъ что дятельность получаетъ сознательно-произвольный характеръ. Однако, послднее врно лишь въ извстныхъ границахъ: у животныхъ при сильномъ голод и во время течки дятельность иметъ вынужденный характеръ, долгая безсонница при сильномъ физическомъ утомленіи ведетъ ко сну даже при самыхъ ненормальныхъ условіяхъ (извстно, наприм., что солдаты на передовыхъ севастопольскихъ батареяхъ спали подъ бомбардировку). Слдовательно, и съ этой стороны дятельность системныхъ регуляторовъ не представляетъ принципіальнаго отличія отъ дйствія снарядовъ, опоражнивающихъ пузырь и прямую кишку (оттого я и поставилъ послдніе два акта, какъ переходную ступень отъ первой категоріи ко второй).
И тамъ, и здсь основныя черты въ устройств регулятора одн и т же, только связь между сигнальною и двигательною частью становится все боле и боле сложной, достигая у человка, съ его высокою психическою организаціей, наибольшей запутанности.
Въ промежутокъ между второй и послдующей категоріей слдуетъ поставить ту смутно, сознаваемую систему ощущеній смшаннаго происхожденія, которая сопровождаетъ всякое мышечное движеніе или, точне, всякое перемщеніе частей костнаго скелета другъ относительно друга. Для краткости (хотя и неправильно) эту сумму ощущеній обозначаютъ иногда словомъ ‘мышечное чувство’. Другую промежуточную форму составляетъ система кожныхъ ощущеній, за исключеніемъ, впрочемъ, осязательные которыя относятся уже въ послдующую третью категорію.
Изъ жизненной практики всякому извстно, что человкъ управляй своими движеніями при посредств двухъ чувствъ: зрнія и осязанія. Подъ контролемъ глаза движеніе направляется къ достиженію извстной (видимой или мыслимой) цли, а достиженіе послдней сигнализируется для сознанія тмъ же глазомъ или осязаніемъ, или, обоими вмст (иногда и прочими чувствами). По, вдь, и слпой уметъ управлять движеніями своихъ членовъ, и если онъ способенъ давать имъ надлежащее направленіе, значитъ, и у него имется какое-нибудь другое контрольное чувство, эквивалентное зрнію. Такое чувство есть въ самомъ дл, но оно присуще, какъ слпому, такъ и зрячему, и заключается въ нашей способности чувствовать и оцнивать съ извстною врностью всякое измненіе въ относительномъ положеніи частей собственнаго тла, равно какъ и самый актъ перемщенія ихъ, происходитъ, или послднее пассивно, или произведено вращеніемъ мышцъ. Ощущенія, которыми сопровождаются такія перемнъ имютъ смшанное происхожденіе, родясь изъ натяженій и разслабленій кожи и подлежащихъ слоевъ, преимущественно вблизи сочлененій, равно какъ изъ активныхъ сокращеній и пассивныхъ растяженій участвующія въ перемщеніи мышцъ. Нтъ сомннія, что ощущенія эти, несмотря на ихъ смутность, играютъ руководящую роль въ дл координаціи сокращеній отдльныхъ мускуловъ, уловить механизмъ такой регуляціи путемъ хотя бы опыта до сихъ поръ не удается. Чувственныя основы тхъ понятій, которыя мы выражаемъ словами: верхъ, низъ, передъ, задъ, правое, лвое, прямо, впередъ, поворотъ, подъемъ, наклонъ, скорый, медленный, отрывочный и проч., суть показанія мышечнаго чувства.
Понимаемое въ такомъ обширномъ смысл, мышечное чувство можетъ слдовательно, назваться ближайшимъ регуляторомъ движеній, и, въ то же время чувствомъ, которое помогаетъ животному сознавать въ каждый, данный моментъ положеніе собственнаго тла въ пространств, притомъ, какъ при поко его, такъ и при движеніи. Оно представляетъ, слдовательно, одно изъ орудій оріентаціи животнаго въ пространств и времени. Какъ таковое, мышечное чувство служитъ, очевидно, валовымъ цлямъ организма и родится, подобно системнымъ чувствамъ, не изъ какого нибудь отдльнаго маленькаго участка тла, а изъ цлыхъ системъ чувствующія органовъ. Будучи, дале, столь же смутнымъ, какъ системное чувство, ея въ противность послднему способно уже значительно видоизмняться смотря по мстности, изъ которой родится, и по характеру движенія. Послднимъ свойствомъ оно уже напоминаетъ чувствованія боле высокаго порядка, но по своей полной безстрастности стоитъ совсмъ особнякомъ.
Кож присущи, помимо осязательныхъ, тепловыя и болевыя ощущенія. Первыя изъ нихъ (тепловыя), по ихъ малой способности вызывать у животныхъ двигательныя реакціи, изучены очень плохо и касаться ихъ мы не будемъ. Болевыя же ощущенія служатъ, наоборотъ, источникомъ самыхъ разнообразныхъ движеній и изучены въ отношеніи ихъ связи съ послдними сравнительно подробно. Общій смыслъ относящихся сюда явленій вытекаетъ изъ слдующаго. Способность чувствовать боль развита по всей поверхности кожи и въ какой бы ея точк боль ни причинялась, она повсюду сопровождается и у животнаго, и’у человка цлесообразными движеніями одного и того же смысла: устранить, оттолкнуть причиняющую боль причину или уйти отъ раздражителя. Такія реакціи въ отношеніи къ каждой точк кожи въ отдльности носятъ характеръ невольныхъ движеній и называются кожно-мышечными рефлексами, вся же сумма реакцій, отнесенная ко всей поверхности кожи, является выраженіемъ дятельности крупнаго системнаго снаряда, обезпечивающаго цлость всей вншней поверхности тла, которая, очевидно, подвергается во время жизни животнаго наибольшимъ случайнымъ насиліямъ.
Въ основныхъ чертахъ устройство кожно-мышечныхъ снарядовъ повторяетъ собою то, что было сказано выше о наипростйшихъ регуляторахъ, въ которыхъ рабочій органъ подчиняется вол. Цлесообразной кожно-мышечный рефлексъ можетъ происходить безъ сознанія и съ машинообразною правильностью, но также осложняться сознательными ощущеніями, съ вмшательствомъ воли, и можетъ, наконецъ, воспроизводиться намренно, безъ участія какого бы то ни было чувственнаго раздраженія. Все отличіе этихъ явленій отъ дятельности простыхъ дробныхъ регуляторовъ заключается въ томъ, что здсь работаетъ неизмнно одна и та же группа мышцъ въ одномъ и томъ же направленіи, а тамъ мышечная группировка можетъ разнообразиться въ значительныхъ предлахъ и по числу работающихъ мышцъ, и по порядку сочетанія ихъ дятельностей во времени.
Послднюю категорію регуляцій составляютъ дятельности высшихъ органовъ чувствъ съ ихъ двигательными послдствіями.
Къ высшимъ органамъ чувствъ причисляютъ обыкновенно вкусъ и обоняніе. Животному оба эти чувства оказываютъ дйствительно очень важныя услуги, давая ему возможность разобраться между съдомымъ и не съдомымъ, чуять добычу и врага, но въ жизни человка показанія этихъ чувствъ стоятъ по своему значенію неизмримо ниже того, что дается зрніемъ, осязаніемъ и слухомъ. Тмъ не мене, и въ нихъ начинаетъ уже сказываться та особенность, которою отличаются чувствованія этой 3-й категоріи отъ всхъ предшествующихъ формъ.
Если въ глазъ попадетъ соринка, то для вызываемаго ею чувственнаго эффекта безразлично, будетъ ли она деревянная, каменная или желзная, будетъ ли она имть правильную или неправильную форму, тотъ или другой цвтъ и пр.,— присутствіе ея причиняетъ глазу или только помху, или боль, мало отличаясь въ послднемъ случа даже отъ дйствія капли раздражающей жидкости. Другое дло, если разсматривать ту же соринку зрительно: глазъ различаетъ въ ней цвтъ и форму, и настолько опредленно, что показанія его могутъ быть выражены словомъ (т.-е. соотвтственными данному цвту и форм терминами). Вотъ этою-то способностью давать измнчивыя по форм чувственныя показанія, въ связи съ измнчивостью формъ раздраженія, и отличаются высшіе органы чувствъ отъ всхъ прочихъ чувствующихъ поверхностей, и причина этого лежитъ въихъ боле сложной и высокой организаціи. Чмъ проще устроенъ воспринимающій раздраженіе снарядъ, тмъ ощущеніе однообразне по содержанію, и наоборотъ. Различныя степени совершенства различныхъ органовъ чувствъ въ этомъ отношеніи легко узнавать изъ обилія прилагательныхъ, которыми человкъ выражаетъ на словахъ разныя стороны даваемыхъ ими ощущеній. Обоняніе и вкусъ даютъ, напримръ, только три главныя категоріи качествъ: пріятные, непріятные и дкіе запахи и вкусы, но послдняя категорія представляетъ уже вмшательство болевыхъ ощущеній. Дале, вкусъ различаетъ: сладкое, горькое, соленое (прилагательное заимствовано отъ предмета) и вислое, а затмъ для ощущеній уже нтъ спеціальныхъ терминовъ, — качество опредляется принадлежностью къ предмету: вкусъ рябчика, сыра, вина и т. п. То же самое повторяется и на обоняніи: чувствованія и здсь крайне разнообразны, но терминовъ для нихъ нтъ. Оттого и говорятъ: запахъ мяты, ландыша, сигары, амміака и пр. Зрніе же даетъ намъ пять категорій: очертаніе или контуры, цвтъ, величину, тлесную форму, наконецъ, положеніе предмета относительно нашего тла. Нкоторымъ изъ нихъ соотвтствуетъ, въ то же время, множество видовыхъ формъ съ спеціальными названіями: кругъ, овалъ, треугольникъ и пр. для 1-й категоріи, красный, оранжевый, желтый и т. д. для 2-й, круглый, цилиндрическій, трехгранный и т. д. для 4-й. Сумма кожныхъ ощущеній еще разнообразне по содержанію, такъ какъ сюда, кром четырехъ зрительныхъ категорій (за исключеніемъ цвтной), входятъ тепловыя ощущенія, чувство гладкости и шероховатости, твердости, упругости и мягкости осязаемыхъ предметовъ. Разнообразіе звуковыхъ формъ, доступныхъ человческому уху, едва ли не наибольшее. Отбитъ только принять во вниманіе, что для части ихъ, правда, значительной, спеціальное словесное наименованіе (врод, напримръ, опредленій цвта) невозможно, а возможно только условное выраженіе письменными знаками. Это звуки, артикулированные въ рчь — сложные звуки, изъ которыхъ каждый представляетъ опредленный звуковой образъ.. Легко понять, что сумма всхъ лексиконовъ всхъ нарчій не представляетъ собою и сотой доли всего богатства формъ, потому въ лексиконахъ нтъ ни грамматическихъ флексій, ни интонацій живой рчи, ни того громаднаго разнообразія шумовъ и неартикулированныхъ звуковъ, которыми наполнена природа. Для животныхъ звуки человческой рчи недоступны по смыслу, но имъ знакомы многіе голоса въ природ и они знаютъ, частью по опыту, частью инстинктивно, ихъ цну.
Другую отличительную особенность высшихъ органовъ чувствъ составляетъ то, что даваемыя ими ощущенія не имютъ такого субъективнаго характера, какъ, напримръ, боль или голодъ, а относятся сознаніемъ наружу къ произведшимъ ихъ причинамъ, объективируются. У животныхъ, судя по двигательнымъ реакціямъ, вытекающимъ изъ показаній ихъ органовъ, свойства эти стоятъ въ прямой связи со способностью чувствующихъ снарядовъ возбуждаться вншними вліяніями издалека. Такъ, у собакъ обонятельныя ощущенія едва ли имютъ мене объективный характеръ, чмъ зрительныя и слуховыя. Къ человку же это правило неприложимо, потому что неидущія издалека осязательныя ощущенія имютъ у него объективный характеръ, а обонятельныя скоре субъективный и относятся наружу лишь путемъ опыта, при посредств другихъ чувствъ.
Какъ бы то ни было, но разобранными двумя свойствами, расчлененностью впечатлній и отнесеніемъ ихъ наружу къ производящимъ причинамъ, опредляется жизненный смыслъ высшихъ органовъ чувствъ.
Это суть орудія общенія животнаго съ вншнимъ предметнымъ міромъ. Съ нашей же точки зрнія, это суть орудія, при посредств которыхъ животное получаетъ чувственные сигналы или знаки отъ вншнихъ предметовъ, настолько разнообразные по содержанію, насколько высоко развитъ воспринимающій ихъ органъ. Въ прежнихъ категоріяхъ сигналъ шелъ изъ собственнаго тла, а теперь изъ окружающаго животное пространства. Въ большинств прежнихъ случаевъ регуляторъ имлъ значеніе только защитительнаго снаряда противъ вліяній, уже непосредственно подйствовавшихъ на тло. Теперь же смыслъ его расширился: приходя издалека, сигналы предувдомляютъ животное и, будучи разнообразными по содержанію, способны вызывать не машинально-однообразную двигательную реакцію, какъ прежде (врод, напримръ, съуженія отверсты, захлопыванія клапана и т. п.), а серіи подобныхъ реакцій. Отсюда же само собою слдуетъ, что послднія появляются отвтомъ лишь на такіе сложные чувственные знаки, которые мы пріурочиваемъ къ вншнимъ предметамъ. Солнечный лучъ, падая на глазъ, способенъ вызвать сокращеніе зрачка, миганіе, поворачиваніе головы и пр., но это не будутъ реакціи ‘зрительнаго снаряда’. Видъ волка для овцы или видъ овцы для волка — вотъ т сигналы или т чувственные образы, о которыхъ здсь говорится и которые вызываютъ у обоихъ животныхъ двигательныя реакціи противуположнаго смысла.
Нужно ли прибавлять къ этому, что разбираемыя чувствованія служатъ тлу не иначе, какъ въ сознательной форм?
Сказаннымъ досел службы высшихъ органовъ чувствъ, особенно зрнія, еще не исчерпываются. Благодаря способности глаза (вмст съ двигательными снарядами глазнаго яблока) быстро схватывать формы и относительное положеніе вншнихъ предметовъ, животное не только получаетъ возможность не быть прикрпленнымъ къ мсту, но и способность къ быстрымъ передвиженіямъ. Глазу же животное обязано умньемъ различать съ разстоянія покоющіеся предметы отъ движущихся. Поэтому зрніе (пространственное) считается главнымъ орудіемъ оріентаціи животнаго въ пространств и времени.
Если собрать теперь воедино все, что было сказано о службахъ высшихъ органовъ чувствъ и ихъ отношеніи къ движенію, то регулирующее значеніе ихъ становится несомнннымъ и типъ регуляціи остается въ основныхъ чертахъ прежнимъ, представляя усложненія лишь въ деталяхъ. Въ самомъ дл, нормально, сигналы вызываютъ здсь цлесообразныя двигательныя реакціи только черезъ психику, насколько съ сигналами связанъ для сознанія животнаго опредленный смыслъ, оттого связь между обими половинами регулятора можно назвать психомоторной. Огородное чучело внушаетъ, напримръ, воробьямъ ужасъ только въ теченіе нкотораго времени, а затмъ наблюденія и опытъ научаютъ ихъ не бояться этого самаго образа. Но, вдь, и позывъ на опорожненіе пузыря, вызывая произвольно двигательную реакцію, долженъ имть для сознанія соотвтственный смыслъ. Значитъ, въ этомъ обстоятельств нтъ еще принципіальной разницы между разбираемыми актами и предшествующими формами регуляціи. Тмъ боле, что нкоторыя животныя съ отнятыми полушаріями, лишенныя, какъ говорится, сознанія, сохраняютъ еще способность оцнивать по смыслу наиболе. простыя пространственныя отношенія, способны, напримръ, при передвиженіи не натыкаться на окружающіе ихъ предметы.
Другое усложненіе заключается въ томъ, что въ сфер высшихъ органовъ чувствъ сигналы очень часто остаются безъ всякаго двигательнаго отвта, или, по крайней мр, безъ всякой цлесообразной двигательной реакціи. Находясь, напримръ, въ поко, животное относится къ привычнымъ окружающимъ его предметамъ, повидимому, совершенно безучастно, а, между тмъ, эти впечатлнія, какъ сигналы, должны были бы вызывать реакціи. Отчего же ихъ нтъ? Отвтить на это значило бы ршить другой боле общій вопросъ: чмъ собственно выражается то состояніе центральной нервной системы, которое соотвтствуетъ одновременно ровному мирному теченію актовъ сознанія, т.-е. чувствованія, и двигательному покою тла? Къ сожалнію, въ этомъ направленіи извстно еще о?ень мало. Знаютъ только, что когда голова сосредоточенно занята мыслями мирнаго свойства, не возбуждающими, движенія въ тл угнетаются и чувственные сигналы почти или вовсе не доходятъ до сознанія. Возможно, слдовательно, думать, что двигательному покою соотвтствуетъ родъ затормаженнаго состоянія двигательной машины тла.
Усложненіе есть, наконецъ, и въ двигательной половин регулятора. Голодъ способенъ поднять животное на ноги, способенъ придать поискамъ боле или мене страстный характеръ, но въ немъ нтъ никакихъ элементовъ, чтобы направить движеніе въ ту или другую сторону и видоизмнять его сообразно требованіямъ мстности и случайностямъ встрчъ. Это дло высшихъ органовъ чувствъ. Во всхъ подобныхъ случаяхъ, т.-е. когда локомоторный снарядъ пущенъ въ ходъ, чувствительные сигналы дйствуютъ не на ту или другую группу мышцъ, какъ въ случаяхъ, когда мы при поко намренно сгибаемъ, напримръ, пальцы руки, или могутъ колн, и. т. п., а на нервную механику локомоціи. Благодаря атому, изъ передвиженіямъ своей примитивной форм машинообразно правильный, пріобртаетъ значительную степень гибкости, а такъ какъ видоизмненія его дятельности строго согласованы съ цлями движенія (утеканіе отъ врага или преслдованіе добычи) и условіями мстности, то движеніе получаетъ характеръ обдуманности, какъ будто животное разсуждаетъ, когда ему слдуетъ повернуть, когда перескочить, замедлить бгъ и пр. А между тмъ, понятно, что на бгу для подобныхъ размышленій у животнаго нтъ времени. Значитъ, связь между сигналами и регуляторными импульсами на локомоцію должна быть при цлесообразности очень тсная. Другими словами, и съ этой стороны разница между регуляціями разныхъ порядковъ не принципіальная.
И такъ, жизненное значеніе чувствованія въ тхъ предлахъ, которые обозначены въ начал лекціи, опредляется перве всего ею отношеніемъ Къ рабочимъ органамъ, его способностью вызывать цлесообразныя реакціи и уже на второмъ мст качественною стороной чувственныхъ продуктовъ — способностью чувствованія видоизмняться, соотвтственно измненію условій возбужденія. Въ первомъ смысл чувствованіе представляетъ одно изъ главныхъ орудій самосохраненія, во второмъ — орудіе общенія съ предметнымъ міромъ, одну изъ главныхъ основъ психическаго развитія животныхъ и человка. Первою стороной чувствованіе всецло принадлежитъ къ области физіологіи, а второю оно связываетъ нашу науку съ психологіей.
Въ теченіе ныншняго семестра я буду разбирать только первую сторону чувствованія, а въ будущемъ стану излагать въ физіологическихъ предлахъ ученіе о чувствованіи, какъ орудіи общенія съ предметнымъ міромъ. Въ ныншнемъ году спеціальнымъ объектомъ изученія будутъ для васъ нервные снаряды, связывающіе кожу съ мышцами костнаго скелета, а въ будущемъ — преимущественно глазъ.