Переводная литература.
Переводная литература.
Замтка В. Крестовскаго (псевдонимъ).
B. Крестовскій.
‘Живописное Обозрніе’, No 33, 1886
Переводная литература, Хвощинская Надежда Дмитриевна, Год: 1886
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Въ послднее время наши журналы полны переводовъ, не потому-ли, что мало пишутъ русскіе беллетристы… Пришлось-бы говорить много и брать далеко. Но если это — невеселый признакъ упадка отечественной литературы, за то множество переводовъ — доказательство, что общество желаетъ читать, а отъ этого можно ждать только хорошаго. Читатели беллетристики — большинство ‘среднихъ’ людей изъ которыхъ состоитъ общество, кто-бы ни развивалъ ихъ, свои или чужіе, все равно, лишь бы развивали. Переводъ длается необходимостью, какъ передача мысли, этого общечеловческаго достоянія. Переводъ, скромный трудовой вкладъ въ общее дло — не ремесло и никогда не долженъ считаться ремесломъ. Не говоря уже о твореніяхъ современныхъ, гд заслуга переводчика огромна,— и всегда не мало заботы такъ передать даже обыкновенное произведеніе, чтобы оно длало на читателей впечатлніе подлинника. Это особенно важно теперь, когда иностранной беллетристик приходится замнять у насъ отечественную. Промежутокъ, вроятно, будетъ недолгій, по переводчикамъ все-таки слдуетъ воспользоваться временемъ, когда они могутъ свободне руководить вкусомъ и понятіями большинства. Переводчики теперь, такъ сказать, ‘господа положенія’.
Покуда, они другъ передъ другомъ спшатъ удовлетворять любопытству публики, скоре знакомить ее съ заграничными новинками. И точно, нтъ новинки, которая-бы не явилась у насъ тотчасъ вслдъ за ея появленіемъ, часто прежде ея окончанія на родин, а если новинка мало-мальски съ ‘именемъ’, то разомъ въ двухъ-трехъ переводахъ. Это случалось и прежде, давно. Провинціальный читатель бывалъ горестно пораженъ, когда, получая свои, въ то время немногіе журналы, находилъ въ нихъ одно и тоже. Примровъ много: ‘Копперфильдъ’ ‘Les Misrables другіе, было и много причинъ этому однообразію… Одно — что читатели не могли жаловаться на выборъ того, что имъ давалось. Это было, въ самомъ дл, цнное,— такое, что доставляло наслажденіе, должно было сохраняться въ памяти. И долго-бы еще читателямъ оставаться разборчивыми, и — (предположеніе!) точно-бы развился вкусъ жадно читавшаго молодого поколнія, если-бы вдругъ, и именно въ серьезную минуту обновленія общества — не нахлынулъ потокъ всякаго пошлаго, сенсаціоннаго переводнаго вздора. Для него завелись даже спеціальные журналы. Будто классическую драгоцнность воспроизвели полную эпопею Рокамболя, болтовней Самарова выгнали В. Скотта — и напрасно старались отстоять его немногіе, дорожащіе словомъ. Исторія вышла невеселая.
Не мшаетъ припомнить ее теперь, какъ предостереженіе. Переводы получили значеніе, но рискуютъ потерять его въ погон за новинками. То были Монтененъ, Вело,— теперь Золя, Мопассанъ. Говорятъ: ‘Имя!’ Что такое — имя?.. А мы,— иностранцы для этихъ ‘именъ’ — тмъ боле и тмъ свободне смемъ имть сужденіе, нужны-ли они намъ или нтъ. Не потому-ли переводить Золя, Мопассана, что мы неизбжно читаемъ своихъ доморощенныхъ Золя и Мопассановъ? Если цль беллетриста — развлекать читателя, доставлять удовольствіе, то новйшіе реалисты далеко ея не достигаютъ: ихъ романы — топографическіе чертежи, лавочныя вывски, аукціонныя объявленія. Все называется, все пересчитывается. ‘Хоть-бы когда-нибудь, что-нибудь забыли!’ восклицаетъ читатель, умирая отъ скуки и находя, что было-бы учтиве предоставить ему самому хоть что-ни будь дополнить собственнымъ воображеніемъ. Какъ-такъ, все: природа, дла рукъ человческихъ, все поименовано, видимое и, наконецъ, невидимое! Тутъ ужь становится обидно: романистъ копошится въ сердцахъ и помышленіяхъ по своему, то мелочно, то преувеличенно, ложно, грязно, умъ, чувства, побужденія все высказывается такъ пошло, вся жизнь такъ ничтожна, мысль ненужна. Читатель тупетъ, какъ въ тяжеломъ сн. Читателю досадно и, наконецъ, смшно, когда, по ходу романа, реалисты принуждены сказать что-нибудь по-человчески, надъ чмъ-нибудь растрогаться, разчувствоваться — и длаютъ это напыщенно, приторно, неуклюже съ непривычки или съ отвычки. Тутъ у нихъ что ни слово, то фальшь. Чтобъ поправиться или извернуться, они обрываютъ, защучиваютъ, а чаще всего люди сметливые и вовсе не берутся за сюжеты, которые пришлось-бы разработывать серьезно — правдиво, гд не поможетъ забрасыванье словами, ни хитро придуманный анализъ ощущеній. До этого анализа они большіе охотники и считаютъ себя мастерами, хотя очень односторонни и безъ конца повторяются. Они нашли себ читателей, которымъ это нравится…
И у насъ есть свои такіе реалисты. На что-же намъ еще иностранные? Въ прошломъ году везд былъ ‘Germinal’,— но въ ‘Germinal’ — идея, а въ ныншнемъ — ‘L’Oeuvre’… Почему?.. Странно, что такъ сильно интересуясь всми произведеніями Золя, у насъ будто не замтили статью о немъ Коллапи (Nouvelle Revue 1879—80), гд разобрана вся до тхъ поръ вышедшая ‘хроника Ругоновъ и доказывается, что многое въ то время, которое описываетъ авторъ,— еще не существовало или ужь перестало существовать. Доказано по хронологіи, по поводу зданій Парижа… Кстати, — Золя все водитъ своихъ героевъ по Парижу. На случай, если его подражатели вздумаютъ наполнять свои страницы подобными прогулками, можемъ указать имъ на превосходный образецъ въ одной старинной комедіи:
— Сегодня поскакалъ къ обдн я къ Никол,
Обдня кончилась. Похалъ я въ Сенатъ.
Оттуда во дворецъ, оттуда въ Лтній садъ.
Изъ сада — къ Знаменью. Отъ Знаменья въ Морскую.
Съ Морской въ Фурштадскую, съ Фурштадской на Снную,
Съ Снной въ Литейную, съ Литейной — на Пески,
Съ Песковъ — въ Садовую… Какіе все скачки!
Съ Садовой — къ Гавани, отъ Гавани къ Почтамтской,
Съ Почтамтской — къ Невскому, отъ Невскаго къ Казанской…
Оттуда поскакалъ объхать острова.
Отъ мысли лишь одной кружится голова:
Я мигомъ облетлъ Васильевскій, Петровскій,
Елагинъ, Каменный, Аптекарскій…
Но это сдлалъ русскій человкъ, всего одинъ разъ и притомъ — въ экипаж, а влюбленные герои Золя совершаютъ несравненно больше, ежедневно и пшкомъ. Такъ, что (черта русскаго характера) недавно, въ одной компаніи читали ‘L’Oeuvre, — одинъ слушатель, тронутый, сказалъ другому: — ‘Нтъ-ли у тебя? Дай имъ на извозчика’…
Спша за новинками, однообразными и бдными, за ‘именами’, которыя, если и переживутъ четверть вка, то будутъ только свидтельствомъ упадка вкуса и слова,— переводчики забываютъ, что реализмъ не новость, это было не разъ повторено и доказано. Литература, которая имла Гоголя, и иметъ Салтыкова, очень хорошо знаетъ, что такое истинный реализмъ съ его глубокимъ сочувствіемъ всему живущему и художественнымъ чувствомъ мры. Мы ужь слишкомъ преклоняемся предъ новыми реалистами. Переводчики не замчаютъ, что эти ‘новые’ только повторяютъ своихъ ‘старыхъ’, берутъ что случится изъ ихъ созданій и перемалевываютъ такъ, что сразу узнать нельзя… Это, можетъ быть, сказано грубо, но врно, и легко подтвердить примрами и сравненіями. Источникъ, изъ котораго черпаетъ Золя — Бальзакъ, мыслитель, физіологъ и художникъ, то есть — реалистъ въ полномъ значеніи этого слова, ничего неоставляющій безъ вниманія и непереходящій никакой границы. Бальзака не знаютъ у насъ. Когда-то его засмяла недумающая критика, а послушная публика едва-ли слышала о существованіи десятка произведеній, изъ которыхъ сложилась ‘Человческая Комедія’. Переводы были немногіе, небрежные, искаженные.
Въ настоящую пору, и иностранная литература не богата новымъ. Почему-бы нашимъ переводчикамъ не обратиться къ старой? Большинству читателей она незнакома, а молодому большинству даже необходима: она можетъ имть вліяніе на развитіе будущихъ талантовъ. По ней учились лучшія силы нашей минувшей литературы, а по новой ничему не выучится ни одинъ изъ будущихъ писателей,— разв искаженію нашей родной рчи, только-что начавшей укрпляться. А переводчики, обязанные добросовстно передавать ‘колоритъ’ своихъ авторовъ, ломаясь на ихъ манеръ — и вовсе разучатся писать по русски…
У старыхъ мастеровъ есть и мелкія вещи. Теряютъ-ли ихъ оттнки, ихъ свжесть отъ сравненія съ новйшей пестротою?.. Вотъ отрывокъ, набросокъ, этюдъ Бальзака: ему за пятьдесятъ лтъ,— но, кажется, новая школа реалистовъ могла-бы позавидовать такой ‘работ’. Любопытно также, посл ‘L’Oeuvre’ Золя, перечитывать ‘Le chef d’Ocuvre inconnu’ Бальзака…