Переписка с М. Б. Свенцицкой, Свенцицкий Валентин Павлович, Год: 1929 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 12 минут(ы)

Милица Борисовна Свенцицкая. Осень 1928 (черновик)

Милый дорогой дядя Валя! Как это всё выходит, непростительная халатность, что я не сообщила вам до сих пор своего адреса и не установила твёрдого писания регулярного. Но я ведь не знала, что вы не знаете адреса, а дальше я думала, что это не так важно, ведь ваши письма доходят. Адрес мой: Смоленский бульвар, Б. Лёвшинский пер., д. 19а, кв. 2. Я постараюсь писать вам часто, хоть раз в две недели, например, не часто это? Я вам послала 3 письма всего, это 4-е. Все ли вы получили? Жду ответа с нетерпением. Кажется, я теперь если б вас увидала, то не могла бы перестать говорить. Я тут что-то чувствовала себя одинокой. Но сейчас приехала тётя Надя¹, и я всё думаю о вас, всё её расспрашиваю. Почему вы не прислали писем с ней? Я не знаю, получили ли вы все мои письма и в зависимости от этого что писать. От вас пришло письмо к папе. Я что-то с нашими одно время вздорила и чувствовала себя одиноко, хандрила, люди казались чужими, никто меня не любит. С Зиной² видимся реже. От наших я как-то отошла. Тут и они и я виноваты. Я как-то эти годы не приглядывалась к ним, не подходила, тут и эгоизм играет роль. Но они теперь иногда резко подходят, осуждают, это отталкивает, нет близости и понимания³. Я самолюбива и не ласкова, резкость со мной даёт обратные результаты. Они любят и заботятся обо мне как-то во внешнем больше, чтоб была сыта, одета и т. д. Особое отчуждение с папой. На него трудно угодить, а я уже не маленькая, чтоб во всём делать, как он. А иначе он раздражается. Всё это не легко, особенно для меня. Я не привыкла переживать одна, а теперь вышло, что приходится. Мне кажется, что моя любовь отдалила меня от них. Тут я не могла сказать и вообще пережила это чувство помимо них. Кажется, я разлюбила Петю⁴.

Как-то вы там, говорят, морозы на вас плохо действуют. У вас там такая глушь и зима до мая. Как тётя Женя, Серёженька?⁵ На какую тему вы пишете работу? Я тут всё верчусь. Занятия у нас не наладились, сейчас зачётная сессия, лекции будут с 24 января. Я сдала пока 3 зачёта, готовлю 4-й. У меня много знакомых. Рождественскую неделю я всё ходила по вечерам. Я вот тут месяца 2 не причащалась, как раз сегодня причастилась. Как плохо так долго не причащаться. Как-то теряется живая вера, живёшь всё, как неверующая, теряется даже стремление к духовной жизни. Придёшь в церковь, и холодно так внешне, лишь молишься по привычке, не хочется идти в церковь. Кажется, что веришь так, по привычке, на словах. Значит, верно, что одиночество и неприятности способствуют религиозному чувству.

Конечно, и исповедь не такая, как у вас, не так нужна, то есть, вернее, не так её хочется, не столько она даёт, потому что это есть только исповедь, а у вас больше. Она больше успокаивала и помогала. Ведь, конечно, здесь нет такой близости. Да и много, много чего нет, это понятно вам? Я хочу вас спросить, как бы по-христиански нужно, если б нищий попросился переночевать в церкви. Как нужно? Конечно, этот вопрос глуп. Но в принципе. Скажут, а вдруг он обкрадёт церковь? Но всё-таки как нужно?

Как странно, почему Христос давал некоторым знаменья, а другим нет? Это тоже праздный вопрос. Но как всё сложно. Вот те люди, что жили во времена Христа, они были как бы в привилегированном положении. Видели Его. Скажут, но нам дано Его учение, дано больше знаний, чем обладали люди его времени. Но всё-таки, видя Его, нельзя не верить.

Письма Валентина Павловича Свенцицкого

14 ноября 1928 г.

Дорогая Милуша, долго не отвечал тебе, потому что у нас был перерыв в почтовом сообщении из-за реки Бирюсы. Очень, очень рад был твоему письму. Трудно тебе будет, родная, сохранить в душе ‘главное’, едва пробудившееся в тебе, и сделать так, чтобы ‘тернии’ не заглушили доброе семя. Но и жизнь твоя вся впереди, и если даже временно ты и заглохнешь — то, верю, с Божией помощью посеянное совсем уже не умрёт никогда. Но давай сделаем так, чтобы и временно не считать в своей жизни пустяки за главное!

Ты говоришь в своём письме: ‘Хочется вам писать, писать без конца’. Ну вот и слава Богу, что хочется. Пиши. И пиши обо всём. Как духовному отцу своему. Который всегда в то же время и друг. Тебе будет легче, когда тяжело на душе. Если запутаешься — разберёмся. Если не будешь знать, как поступить, сообща решим лучше.

Мне так было радостно прочесть в твоём письме: ‘В церкви у нас очень хорошо’. Ты раньше всегда про нашу церковь говорила ‘у вас в церкви’. Ну слава Богу, что ты наконец почувствовала, что церковь на Ильинке — твоя церковь. Не бросай её. Занимайся, учись и пр., но всегда помни, Церковь — главное, и потому всегда найди время исповедаться (у о. Ник.⁶) раз в месяц и причаститься. Это непременно.

Ты пишешь, Милушенька: ‘Это помогло мне отвлечься от моей проклятой любви’… Значит ли это, что ты временно не чувствовала её боли — или под словом ‘отвлечься’ надо разуметь некоторое от неё исцеление. Дай бы Бог! Не хотел бы я для твоей внутренней жизни сейчас этих переживаний.

Ты пишешь, что боишься ‘надоесть’ мне, ‘не до меня вам’. Никогда не думай этого. И поверь, что я очень тебя люблю и очень хотел бы помочь внутреннему твоему исцелению, которое одно только и даёт настоящее счастье.

О моей жизни ты, вероятно, знаешь от наших, и я в дальнейшем, отвечая на твои письма, не буду подробно касаться своей жизни, именно потому, что буду предполагать её известной тебе. Скажу только, что умиляюсь и радуюсь, во всём происшедшем видя новое ясное свидетельство промысла Божия в моей жизни. Столько было явно чудесного за это время, так велика ко мне недостойному милость Божия, что надо быть совершенно никуда не годным, чтобы после всего этого не утвердиться в вере и незыблемо не встать на путь духовной жизни.

Я сейчас очень счастлив. Очень хорошо себя чувствую. Много работаю. И надеюсь, что с Божией помощью это время даст надлежащий плод.

Можешь мне писать прямо сюда, адрес: Сиб. край, ст. Тайшет, деревня Тракт-Ужет, мне. Но имей в виду, что никому (кроме своей семьи) без исключения нельзя сообщать мой адрес. Благословляю тебя и крепко целую. Да хранит тебя Матерь Божия.

17 января 1929 г.

Милая Милуша, все 3 письма твои получил. На первое уже ответил.

Во втором письме ты спрашивала меня о сомнениях ап. Фомы и о том, почему Спаситель говорил притчами.

Сомнения Фомы — это один из путей к вере. Но не обязательный и не единственный путь. Ведь другие апостолы этот путь не проходили, а каждый из них по-своему уверовал. ‘Вложить персты’ — это не значит сразу принять истины веры за истину, а сначала ‘исследовать’ их. Исследовать разумом, проверить опытом, пережить чувством. И только тогда сказать: Господь мой и Бог мой!

Спаситель говорил притчами, снисходя к немощности разумения учеников Своих и, особенно, множества народа. Обычно в притчах раскрывалось нравственное содержание его учения. А как в жизни мораль больше всего подтверждается примером, так и в учении она лучше всего показуется в ‘примерах’, т. е. притчах.

Во втором своём письме ты пишешь мне о каком-то ‘загадочном’ типе Достоевского у вас в институте. Брось, родная, разыскивать в окружающих ‘предмет’, который мог бы оказаться подходящим, чтобы на него обратилось твоё желание любви. Настоящая любовь придёт и без этих поисков, в своё время. У тебя ещё вся жизнь впереди. Чем позже ты по-настоящему полюбишь — тем лучше.

По поводу третьего твоего письма — и общего твоего душевного состояния хочется мне сказать тебе следующее:

В той ошалелой жизни, какою является мирская жизнь, очень трудно сохранить постоянное чувствование высшего смысла жизни. Человеку, когда все кругом его куда-то ‘мчатся’, как угорелые, невольно и самому начинает хотеться пуститься бежать, хотя он и не знает, куда эти люди бегут и зачем он побежит с ними. ‘Остановиться’ и ‘опомниться’ в момент этого сумасшедшего бега — необходимая и трудная внутренняя задача, чтобы начать жить по-настоящему. А жить по-настоящему — это значит связывать каждое дело, и большое, и малое, своей жизни — с вечною целью. Такою вечною целью является подготовка души к загробному существованию, через устроение её в период земной жизни.

За общей сутолокой человеку начинает казаться, что высшие цели — это какие-то хорошие, отвлечённые слова, а ‘настоящее’ — это вот та идиотская сутолока, в которой он живёт. Бесовское это наваждение! Оно рассеется только перед лицом смерти. Только тогда каждый узнает, что правда была именно в этих ‘хороших словах’, а все ‘дела’, если человек не связал их с задачами высшего порядка, — действительно вздор.

Не угасай духом. Я с Божией помощью тебе в этом помощник. Никогда не забывай, что ‘на краю света’ есть человек, который по милости Божией всегда думает об этих высших вопросах — и всегда отзывается, когда ты позовёшь его.

Учись. Занимайся всеми скучными делами. Но пусть в сердце всегда будет радостное, трепетное чувство: ‘А всё-таки главное — наследовать жизнь вечную, и всё, что я делаю для устроения внешней своей жизни, имеет смысл только потому, что поможет мне достичь этого главного’.

Огорчило меня твоё малодушие во время игры (‘пост-ель’)⁷. Для меня непостижимо, как, зная то, что знают люди веры, можно относиться к неверующим иначе, чем с чувством величайшего сожаления. Представим себе массу слепых. Что, кроме жалости, к ним может испытывать зрячий?

Я сам так переполнен ‘гордостью о Христе’⁸, сознанием ‘высшей христианской правды’, что как-то с трудом понимаю это ‘малодушие’ верующих⁹. Не обязательно всегда открыто заявлять о своей вере. Много есть случаев, когда этого не надо делать. Я говорю не о том, что ты не заявила ‘протест во время этой игры’. Я говорю о внутреннем твоём самочувствии.

Относительно о. Сергия Мечова — я остаюсь особого мнения. Он сын великого отца¹⁰. Вот и всё. Грубо, очень грубо выражаясь, он получил хорошую фирму, не разорил отцовского дела. За это хвала ему. Но сам он человек средний. И к нему твоей подруге обращаться бесполезно. Пусть она сходит на Воздвиженку к о. Александру Сидорову. Он мало духовный человек. Но, насколько я понимаю, она в периоде сомнений в области сознания — и здесь он может помочь. Он человек образованный и понимает интеллигентские сомнения.

Пиши мне, голубчик, всегда, когда будет на то потребность сердца. Я тебя очень люблю. Ты никогда не забывай этого. Да хранит тебя Матерь Божия.

12 марта 1929 г.

Родная Милуша, письмо твоё получил и наконец знаю ‘полный адрес’.

Отвечаю на вопросы твои.

Как связать каждую мелочь жизни с вечностью? Сознанием, что эта мелочь отразится на твоей внутренней жизни. Если ты всё будешь переживать под таким углом зрения — то ты всегда будешь помнить о ‘вечности’, потому что будешь помнить о душе.

Как Церковь относится к сумасшедшим? Здесь надо отличать сумасшествие как обычную физическую немощь и как одержимость злым духом. Отношение к сумасшедшим первой категории такое же, как ко всяким больным, ко второй категории, разумеется, как к тяжко согрешившим, потому что ‘одержимость’ всегда коренится в падении духовном.

Относительно ‘улыбок’, когда этого ждут или ‘нужно’ улыбнуться, хотя душа и не участвует. Это состояние очень тяжёлое и в значительной степени коренится в привычке, а привычка создалась на почве нервности, застенчивости и чрезмерной готовности подчиняться окружающим. С этим непременно борись. Сейчас надо твёрдо почувствовать себя такой, как ты хочешь быть, а не как кругом хотят, чтобы ты была! Это трудно, но это непременно надо в себе выработать, иначе понесёшься сама не знаешь куда.

Ты спрашиваешь, были ли люди при Христе в лучших условиях в смысле спасения, чем сейчас? Да, в лучших. И Спаситель сказал: ‘Блаженны невидевшие и уверовавшие’¹¹. Но и сейчас всё дано человеку, чтобы спастись.

Тебе, родная, будет полезно прочесть книгу, которую я сейчас пишу. Это ‘Диалоги’ об основных истинах веры. Написал первый ‘О бессмертии’ — пишу второй ‘О Боге’. Первый послал уже домой. Спроси — скажи, что разрешил тебе прочесть.

Рад, что твой роман с Петром приходит к концу. Я о любви держусь совершенно особого мнения. Я думаю, что любовь, дающая право на брак, бывает очень редко. А без этакой любви нельзя вступать в брак. Твоё отношение к мужчинам делает особенно для тебя возможным ‘обмануться’ и принять желание любви за самую любовь. Ты уж без меня не выходи замуж. Если Богу угодно, чтобы ты жила брачной жизнью, пусть бы уж это было не раньше моего возвращения, — я бы тебя и повенчал.

Ты пишешь, что хотела бы писать мне регулярно. Такие намерения редко выполняются — уж ты лучше пиши, когда тебе будет хотеться, для отдыха от вашей московской кутерьмы.

Целую тебя и благословляю. Поцелуй Бориса, Нину и Анатолия¹².

1930

Милая и родная моя Милуша, получил письмо твоё, в котором столько любви ко мне грешному, что невольно думается: если бы вновь Господь привёл быть вместе, и в самом деле, может быть, мог бы я хотя сколько-нибудь помочь тебе в деле спасения — ибо любовь больше всего сему содействует.

Мне сейчас лучше. Болезнь моя затяжная, но она почти безболезненная. И если иногда бывает тяжело — то это ничто по сравнению с той духовной радостью и благом, которые даёт мне Господь в этой болезни. В смысле ‘медицинском’ были ошибки у моих здешних врачей. Они просмотрели почечный процесс — но теперь делается всё, что можно: покой, правильная диета, минеральные воды.

Пишу тебе это письмо, не зная результатов дела Бориса¹³. Если оправдали, благодари Бога. Если осудили, не ропщи и старайся всё пережить во благо для души.

Пиши мне, милая Милушенька, чаще. Я, Бог даст, смогу теперь быть аккуратнее в ответах.

Да хранит тебя Матерь Божия и Серафим преподобный.

1930

Милая и родная моя Милуша, ты спрашиваешь, получил ли я твои письма, — но я не только получил их, но и ответил, хотя и с большим опозданием. Вот на таком же маленьком лоскуточке бумаги¹⁴. Ты разве его не получила? Оно было послано с транспортом других писем, которые, кажется, получили. Возможно, что оно лежало и дожидалось, когда ты приедешь. Теперь ты, наверное, уже в Москве.

Спрашиваешь мой адрес: Сиб. край, ст. Тайшет, Берёзовая ул.¹⁵, д. 33, Валентину Павловичу Свенцицкому.

Конечно, гораздо проще прямо писать мне. Напрасно и мои письма идут в кругосветное путешествие — минус этого тот, что я могу таким порядком писать сравнительно редко. Писем для ответа накапливается много, и я по необходимости должен быть кратким. А почему бы не писать прямо тебе? Все эти страхи напрасны и преувеличены. Много таких жупелов мы сами себе создаём и боимся пустышки. Переписываться с родным своим дядей, хотя бы и живущим в ‘Сибкрае’, — совсем не криминал!

Рад очень, что тебе было хорошо в Верее, что ты немного ‘отошла’ от всего пережитого. Конечно, изнемогает душа от всего, что её окружает в ‘большом’ городе. И мы здесь, не имеющие перед глазами всех этих ужасных кино, радио, автомобилей и сутолоки, живём в известном смысле почти как в скиту.

Твои письма так радуют меня твоею ко мне любовью, и я счастлив, что вполне искренно могу отвечать тебе тем же. Если Бог приведёт нам увидеться, мы будем с тобой большими, большими друзьями!

Да сохранит тебя Господь. Целую тебя и благословляю.

Осень 1930

Милая, родная моя Милушенька.

Сегодня получил твоё письмо. На предыдущее письмо я долго не отвечал, потому что ты жила на даче, и мне думалось, что оно всё равно долго до тебя не дойдёт. В этих двух письмах твоих столько любви ко мне, что я теперь, всё больше и больше научающийся понимать значение истинной любви в жизни, — был растроган и обрадован до глубины души. Вот как ничтожно значение времени и пространства.

Больше 2-х лет я тебя не вижу — и живу от тебя за 4000 вёрст — а право же, отношения наши не были никогда такими близкими и тогда, когда я жил в Москве.

Пишу тебе маленькое письмо — чтобы не откладывать ответ.

Много писать не могу: вчера вечером, после 2-х месяцев перерыва, у меня была температура (38,5). И сегодня я в постели. С утра температура 37,4. Чувствую себя хорошо. Не печалься о моём здоровье. Может быть, это уже так и останется.

Целую тебя крепко и благословляю.

Зима 1930

Милая, родная Милуша.

Уже давно-давно получил от тебя письмо, написанное мне непосредственно сюда, в котором ты просишь отвечать тебе по твоему адресу. Я получил его, когда у меня опять началось ухудшение, которое на этот раз оказалось тяжелее всех предыдущих: вот уже почти 2 месяца, как у меня высокая температура, которая только теперь начинает немного спадать. По-видимому, мой почечный процесс гнойного характера. Этим объясняется и лихорадочная температура. Сейчас я лечусь гомеопатией и какими-то травами. Верю во всё это очень мало. На полное выздоровление не надеюсь, но, может быть, Господь ещё даст пожить.

Я, конечно, лежу, даже не сижу, но чувствую себя не плохо. Болею душой за всех вас, но болезнь помогает иметь в сердце такое расположение, когда всё возлагаешь на волю Божию — ибо вне этой воли всё кажется ничтожным.

Писали мне, что и ты больна, что у тебя какая-то необъяснимая температура по вечерам. Напиши мне об этом подробнее и как чувствуешь себя не только физически, но и душевно. И вообще, как вы живёте. Если немного поправлюсь, буду отвечать аккуратней. Не думай, что я забыл тебя или не люблю. Я очень тебя люблю и всегда о тебе помню. Господь с тобою.

Поцелуй всех от меня.

Напиши свой адрес, я его точно не помню.

1931

Милая, родная моя Милушенька, давно я получил от тебя письмо, адресованное прямо сюда, — и только сейчас отвечаю. Ты не написала мне, как тебе писать — по твоему адресу или обычным порядком, и потому пишу обычным.

Я опять чувствую себя лучше. Надолго ли, Бог знает. И прочно ли, тоже ведомо Ему одному. Вот уже неделя, как я сижу. Сегодня сидел 20 минут! Месяца два тому назад я с трудом мог приподнять голову над подушкой.

И мне тоже очень, очень хотелось бы повидать тебя, но когда это будет — также знает один Господь.

Милая, ты опять пишешь о твоём тяжелом — разочаровании Петром. Что ты не любишь его по- прежнему, может быть, и хорошо. Но я думаю, что в том, что послужило поводом для твоего разочарования, — ты не права. Но, пожалуй, об этом поговорим при свидании!

Не бросай Церкви. Не принимай сумасшедший дом за действительную жизнь.

Целую тебя. Господь с тобою.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Краснова Надежда Сергеевна (1894—1976) — сестра жены Свенцицкого, окончила Сельскохозяйственную академию им. Тимирязева, доктор наук, работала в Ботаническом саду, автор монографий о цветах, вывела десятки сортов. Перевозила всю корреспонденцию из ссылки, в 1931 г. передала митр. Сергию (Страгородскому) покаянное письмо о. Валентина.

² Васильева Зинаида Сергеевна (1910—2002) — духовная дочь о. Валентина, переписчица ‘Диалогов’, в постриге монахиня Анна.

³ ‘Родители считали, что дядя Валя не должен был отделяться от Церкви… Отношения между братьями одно время даже становятся натянутыми. Порицали они и действия сестры, которая с 1927 года перестала посещать православные храмы, бывая только в церкви Николы Большой Крест, и, конечно, причащалась только у иосифлян’ (Свенцицкий А. Невидимые нити. М., 2009. С. 91-92).

⁴ Васильев Пётр Сергеевич (1905—1990) — брат Зинаиды и Екатерины, доктор химических наук, лауреат Государственной премии СССР.

⁵ В ссылке с о. Валентином до последнего часа были жена Евгения Сергеевна (1892—1986) и сын Сергей (1925—1986).

⁶ Иеромонах Никодим (Меркулов).

⁷ Вероятно, речь о шараде с пошлым подтекстом.

⁸ Гордиться — хвалиться чем-то (В. И. Даль), ср.: Флп. 3, 3, 1 Кор. 1, 31, 2 Кор. 10, 12-18. ‘Но здесь он сказал не просто, а с некоторою иронией, чтобы придать своей речи более силы’, смысл же в том, что христиане ‘своими добродетелями могут доказать пред всеми достоинство своего учителя’ (Иоанн Златоуст, свт. Творения. Т. 10. Кн. 2. Шестая беседа на 2-е послание к Коринфянам). ‘Вы показываете собою, что вы — письмо Христово… написанное не чернилами, но Духом Бога живаго… Такую уверенность мы имеем в Боге через Христа, не потому, чтобы мы сами способны были помыслить что от себя… но способность наша от Бога’ (2 Кор. 3, 3-5). Феофилакт Болгарский поясняет: ‘уверенность наша, то есть похваление наше в Боге через Христа’.

⁹ Ср.: ‘ревность о православии должна… воспламенить нас, нашу ‘гордость о Христе’, которая должна скорее слишком побуждать к обнаружению своей веры, чем заставлять прятать её. Мы должны излечиться совершенно от малодушного желания, чтобы нас по виду принимали за таких же безбожников, как они сами. Мы должны перестать бояться насмешек и надругательств… перестать прятать нашу веру, потому что мы должны сознавать себя избранным народом… новой тварью, особым родом христианским’ (Валентин Свенцицкий, прот. Монастырь в миру. Т. 2. М., 1996. С. 315-316).

¹⁰ Алексий Московский (Мечёв, 1859—1923), св. прав. — протоиерей, настоятель храма свт. Николая в Клённиках. Сергий (Мечёв, 1892—1942), сщмч. — протоиерей, после смерти отца возглавил маросейскую общину, расстрелян.

¹¹ Ин. 20, 29.

¹² Родственники о. Валентина: брат, его жена и сын.

¹³ Кампания по борьбе с вредительством затронула и Бориса Павловича Свенцицкого, но репрессирован он не был.

¹⁴ В отличие от датированных писем, пять последних написаны карандашом на листочках 10в15 см, вероятно, летом и осенью 1930 г.

¹⁵ В связи с болезнью о. Валентина перевели в посёлок Тайшет, где семья поселилась на самой окраине (ныне ул. Андреева).

Милица Борисовна Свенцицкая. Осень 1928 (черновик)

Письма Валентина Павловича Свенцицкого

14 ноября 1928 г.

17 января 1929 г.

12 марта 1929 г.

1930

1930

Осень 1930

Зима 1930

1931

ПРИМЕЧАНИЯ

Читайте также: