Переписка с Горьким, Сургучёв Илья Дмитриевич, Год: 1928 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 73 минут(ы)

Горький и его корреспонденты. Серия ‘М. Горький. Материалы и исследования’. Вып. 7.

М.: ИМЛИ РАН, 2005.

ГОРЬКИЙ и И. Д. СУРГУЧЁВ

1. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

9 (22) апреля 1910, Ставрополь

Милостивый Государь Алексей Максимович, ‘Знание’ сообщило мне, что мои рассказы, которые я предложил этому книгоиздательству для издания, направлены к Вам. Я бы, разумеется, не стал лезть в такое издательство, как ‘Знание’, но о некоторых рассказах (о ‘Соседке’ наприм.) были очень лестные отзывы Айхенвальда¹, Булковича², — решил дерзнуть.

Я знаю, что Вы, Алексей Максимович, человек отзывчивый, к молодёжи снисходительный,— прочтите рассказы и, если будет охота, напишите мне о результатах сюда, в Ставрополь.

Адрес такой:

Ставрополь-Кавказский,

Илье Дмитриевичу

Сургучёву.

И. Сургучёв

1910 г.,

9 апреля.

2. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

Середина июня (начало июля) 1910, Ставрополь

Уважаемый Алексей Максимович, совершенно напрасно извиняясь, Вы говорите, что издаваться мне ещё рановато.

Издаваться я вздумал вот почему. Через ‘Вестник Европы’, через редакцию¹, мне присылали довольно много писем на эту тему.

Я нарочито начал печататься в этом журнале, сравнительно малораспространённом, полагая, что если есть что во мне заметить, то заметят везде. Заметили. Написал фельетон в ‘Слове’ Айхенвальд, — очень лестный². Отозвалась провинция, и настолько значительно, что одного моего критика (Булковича в ‘Приднепр<овском> Крае’) губернатор посадил на месяц в тюрьму. Я не посылал Вам этих отзывов потому, что считал их не особенно нужными.

В Петербурге, на Невском, открылась библиотека новых книг. Пришёл я этой зимой записываться, и библиотекарь, узнав фамилию, говорит: ‘Пора бы издаться. Вас спрашивают. Я бы, говорит, 5 книг сразу купил’.

Пошёл я по Невскому и стал думать думу о том, что и в самом деле, может быть, надо издаться.

Потом, по моему мнению, к 30 годам каждый человек должен издать свою первую книгу, а если она, первая книга, не выдержит трех изданий, то лучше этому человеку заняться торговлей мылом или адвокатурой, т. е. вообще чем-нибудь более подходящим.

Та книга, которую я Вам послал, для меня составляет нечто целое, определённо начатое и определённо законченное. Я послал Вам этюдик: ‘В поезде’ (отдельно), только что напечатанный, — этот этюдик можно включить в книгу. То, что у меня пишется теперь, — это уже другая опера. Увеличить объём этой книги я уже органически не могу.

Если ‘Знание’ привыкло давать за рубль 17 листов, то дайте мои А—15 листов за 80 копеек. Если это несёт материальные недочёты, я отказываюсь от всякого вознаграждения или, если этого не захочет издательство, удовлетворюсь минимальным.

Относительно того, что рассказы ‘Счастье’ и ‘Жизнь’ нужно бы перечитать, — Вы, может быть, и правы. За них меня и ругали, и с одинаковой силой хвалили. Недавно одна актриса, умная и чуткая, сказала, что ‘Счастье’ — лучший мой рассказ. Между прочим, она же сказала, что Петухин написан под влиянием Горького. Не знаю, насколько она права. Изменять в них что-нибудь было бы трудно и едва ли производительно потому, что я сейчас далеко уже ушёл от них.

Сейчас я вчерне закончил сравнительно большой рассказ ‘Губернатор’. Название андреевское³, — но, конечно, ничего андреевского в нем нет. К зиме я его отделаю и потом пошлю Константину Петровичу⁴, — если сгодится, он тогда скажет⁵.

Вы мне написали: ‘Сообразите, как быть’, — вот я и сообразил: издайте книжку за 80 копеек.

Потом, Вы простите, меня немножко рассмешило: если на рубль, то непременно 17 листов. Есть даже ситец иной по пятаку, а иной и по 8 копеек. Я не говорю, что мой ситец по 8 копеек, но всё-таки обидно: если хочешь рубль стяжать, вытяни на 17 листов.

Простите за это. Жду Вашего ответа с нетерпением.

И. Сургучёв

Ставрополь-Кавказский

P. S. Всё-таки письма в Италию скоро ходят: я думал, что это ужасно долго.

3. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

Октябрь, до 24 (ноябрь, до 6) 1910, Ставрополь

Уважаемый Алексей Максимович,

нет ли чего-нибудь нового в моих судьбах?

Я знаю, что не особенно нужно было бы беспокоить Вас этим письмом, но Вы понимаете, что такое для человека первая книга и каково то нетерпение, когда ожидают решения её участи¹.

Если что-либо выяснилось ещё, — напишите, пожалуйста. За Ваше первое письмо, очень тёплое и ласковое, благодарю Вас искренно. Адрес мой: Ставрополь-Кавказский, Илье Сургучёву.

И. Сургучёв

4. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

3 (16) октября 1911, Ставрополь

Дорогой
Алексей Максимович,

когда я был у Вас¹, то как-то зашла речь о статьях Арцыбашева² о Толстом³. Я вызвался достать их Вам и только вот теперь получил из Москвы и спешу Вам их переслать.

Газеты пишут о Вашем нездоровье, — искреннейше желаю Вам скорого выздоровления. Как увидите сами из последнего номера ‘Живого Слова’, в обществе назревает мысль о петиции перед правительством⁴. Тихонов⁵ ждёт не дождётся Вашей книги⁶. Адрес его всё тот же: Гатчина, Багговутская, 5. Владим<иру> Алексеевичу> Тих<онову>.

Читал III ч. ‘Матвея’⁷, и первое, что в ней бросилось в глаза, это то, что она сейчас ох как нужна обществу. Нужна.

Ещё раз желаю Вам поскорее выздороветь.

Поклон Марье Фёдоровне.

И. Сургучёв

Вчера у нас ставили ‘На дне’⁸. Посылаю Вам программу: нет ли знакомых⁹.

5. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

Около 23 октября (около 5 ноября) 1911, Ставрополь

Дорогой Алексей Максимович,

жил в Ставрополе купец Баринов. Была у него красная лавка и три сына. Сыновья его учились в городском училище, когда кончили, — много читали, поделались людьми интеллигентными. Когда окончательно сделались ‘людьми’, начали смеяться над отцом, — вот-де, мол, нужно не красным товаром торговать, а мельницу строить. Чтоб дело было широкое, не копеечное.

Отец послушался, привёл в деньги лавку, вот, отдаю детям всё: стройте мельницу.

Построили мельницу — и так как, видимо, муки они молоть не умели, — прогорели и вылетели в трубу.

И ходит теперь старик по бульвару и нуждается в двугривенном.

Так сейчас и в России.

Делали люди революцию — и прогорели. Когда была красная лавка, то хоть мечтали о революции — мельнице. Теперь ни лавки, ни мельницы.

Я не знаю, никогда не видал ненависти большей, чем та, которая теперь существует меж братьев Бариновых. Каждый из них упрекает друг друга:

— Это ты всё надумал…

— Нет, ты…

И я никогда не думал, что неудачи революции породят такую ненависть между людьми, которые вот теперь населяют Россию.

Живу вот я в губ. городе. Были здесь до революции кружки, собраньица, чтения… Мечтали люди:

— Вот придёт она! Пришла, — и шиш масленый.

И теперь, вместо кружков, — ненависть друг к другу:

— Это вы дураки!

— Нет, вы дураки.

— Это вы…

— Нет, вы…

И теперь, как никогда, нужно особенно кричать о человечности, о примирении меж собой для дальнейшей работы.

И когда Вы написали, что в моём рассказе чувствуется эта человечность, — эти слова были большой для меня радостью и отрадой. Рассказ Вам показался растянутым, — может быть. Но знаете, бывает так: войдёшь в вагон, и кажется: бездна людей, некуда сесть. А поезд пошёл, — народ разместился, — места свободного много…

Эта растянутость — кажущаяся: будет написано ещё три тетради, — и всё станет на своё место. В рассказ должна влезть, кроме города, — губерния. Город я умышленно не показал с горы, я его покажу в другом месте. Возможно, что и есть, впрочем, растянутость, — мне-то это трудно, конечно, увидеть.

Скоро пошлю В<иктору> С<ергеевичу>¹ другую тетрадь.

Я нарочито взял фигуру администратора, ненавистного, за которым читатель почувствует ужасное, отвратительное прошлое, — и хочу показать — ив нём есть человек. Чувствую, что найдётся дурачьё, которое охает меня за это, — но ведь есть же дурачьё, которое пишет, что читать III ч. ‘Кожемякина’ — скучно. А по-моему так: если бы Вы после таких куличек, какие Вы описали в II ч., дали бы 200 скучнейших страниц, — то по инерции после этакой силищи эта скука 200 страниц показалась бы незаметной. Даже так.

А по-моему — III ч. — звон, который тревожит душу человеческую.

Десну, в которой растут зубы, можно убить кокаином. Есть и души, убитые кокаином. Конечно, тем ‘Кожемякин’ — скучен.

Если бы я говорил о ‘Кожемякине’ с человеком другим, я бы сказал больше, а Вам боюсь говорить. Помню, как Вы у Бродского играли с ребёнком, а губернаторская дочка хвалила ‘Городок Окуров’, а Вы делали вид, что не слышите, а в душе — посылали её к чертям².

Если здоровье Ваше ничего, — то Вы немало бы посмеялись, если бы почитали, что пишут газеты. Вот врут, — как календари³. ‘Вызывали к Горькому Пятницкого’, ‘Горький уезжает, по совету врачей, в Каир’⁴ etc.

Получил я от В. С. письмо, — пишет, что ушёл из ‘Совр<еменника>‘⁵. Жаль.

Вышла II-я часть арцыбашевской ‘Последней черты’⁶, — вот чепуха! Реникса⁷! Нельзя же в самом деле бесконечно описывать пышные груди и совокупленье! Если Вы ещё этой книги не покупали, то не тратьте зря полтора рубля. Черкните мне открытку, — и я Вам вышлю её.

Тихонову старику Вы доставите огромное наслаждение, если пошлёте ему ‘Кожемякина’. В каждом письме он пишет о Вас.

То, что Вы написали о предполагающейся петиции, — совершенно совпадает и с моими взглядами. Я и говорил, что Горький такую петицию покажет, что чертям тошно станет⁸. А всё-таки, надо бы Вам, хоть на месяц, в Расею приехать. Переменилась она лицом, — как будто оспа по нём прошла.

Поклон Марье Фёдоровне и Катерине…⁹ вот грех: опять отчество забыл.

И. Сургучёв

6. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

Около 17 (30) ноября 1911, Ставрополь

Дорогой Алексей Максимович, Ваша схема ‘Мельницы’¹ прямо ушибла меня. Братьев я представлял себе почти так же, как и Вы,— но старик, Ваш старик, ослепил меня. Утром я получил Ваше письмо, но до сих пор дрожу от волнения. Целый день бегал по саду — и прямо до жути боюсь представить себе ночь, холодную комнату, Евангелие, напечатанное в две колонки на блестящих листиках (свет полосой падает на них), почти догоревшую свечу, чёрную тень на стене — и этот разговор с Христом!

Мороз по коже бежит!

Это нужно сделать так, чтобы человек не слезьми ответил, а стоном, глубоким, отчаянным стоном, чтобы заскрежетали зубы,— от своей пакости, нечисти или даже, может быть, не от этого…

Работать не мог.

Получил от В. С. письмо, — требует скорее конца. Он, вероятно, послал Вам 2-ю тетрадь. Пишу теперь последнюю, 3-ю.

‘Мельницу’, если Вы позволите написать Вашего старика, я напишу, но не раньше, как через год. Пусть выварится. После ‘Губ<ернатора>‘ я думаю написать пьесу: ‘Торговый дом’. Пришла ему пора.

Последней части ‘Кожемякина’ я ещё не читал, не пришла она в Ставрополь ещё. Вы пишете, что это вещь, по-Вашему, неудачная, тяжёлая, загромождённая и что ‘многое, существенно необходимое для неё — осталось вне’.

Относительно того, что многое, необходимое осталось вне, я, разумеется, спорить не могу: это Вам виднее. Может быть, поэтому она и кажется Вам неудачной.

Но что она ‘тяжела и загромождена’ — я не согласен.

Самая форма, в которой написаны три части романа, — особенно третья — даёт уже что-то новое, в котором ещё трудно разобраться.

У меня лично было две оценки:

— Как это хорошо.

— Как это нужно.

Я готов был плюнуть в лицо Измайлову, когда он написал, что »К<ожемякин>‘ не находит читателей’².

‘Ясинский³ роди Измайлова…’

Если бы этот пономарь российской ‘критики’ пожил бы вот в Ставрополе, в такой глухой провинции, — он бы увидел, как здесь люди читали ‘К<ожемякина>‘. Сам неудавшийся беллетрист, он, как глист, источает слюну и, вероятно, делает ‘улыбчистое’ лицо и не знает, что его уже давно презирают. Есть в российской драматической литературе роль, которая могла бы обессмертить его. Это в ‘Мещанах’. Помните, в 3 акте, когда отравилась Таня, — пришла в дом группа любопытных, и один из них докладывает:

— А она у вас булочку украла⁴.

Если бы писатели поставили этот спектакль, я бы уговорил Санина, чтобы эти слова он поручил Измайлову⁵.

Ну откуда он узнал, что ‘Кожемякин’ не находит читателя? Проехал ли он по России? Побывал ли среди читающей молодёжи, которая не одними ‘Бирж. Вед.’ питается?

Так ляпнул, ‘источил’.

Толстовские вещи ещё не пришли в Ставрополь⁶. Что-то долго. Жду с нетерпением. Судя по отзывам, Толстой кое-где тряхнул кудрями. Бывают такие старики. Суровые, хмурые, на козе к нему не подъедешь — а начнёт сына любимого женить, — и пройдётся по зале с платочком. И так это в нём неожиданно, так тепло, так нежно. Променяет молнии на улыбку.

Хотел поехать в Питер, но, право, после истории в ходотов-ской квартире⁷ таким холодом повеяло оттуда, что лучше просидеть здесь до весны, а то и дольше.

Наступает интересное время. Выборы в Гос. Думу. Оживится публика. Тихонов, после ходотовской истории, разразился письмом. И плюётся старик, и ругается, — бегает, должно быть, у себя в Гатчине по комнате, — в тёплых неслышных туфлях…

Вы написали, что приезжает к Вам Каррер⁸ — вот посмотрел бы его. Мне очень бы хотелось посидеть с иностранным писателем — никогда их не видал. Видал в Альбано — корреспондента ‘Tribun’ы’ — сидели мы с ним в кофейной, пили вино и ели мороженое. Пьём, едим, посматриваем друг на друга и помалкиваем — а приятно!

Вот бы теперь Вам хорошо поехать в Венецию. Хотя если холодно и нельзя кататься по воде, — не ездите.

Весной, в марте, хочу махнуть в Париж.

Рассмешил меня последним письмом В. С. Он всё хочет, чтобы я женился.

Он до сих пор не знает, что я уже был женат и вот 5-й год вдовею. И теперь, когда я напишу ему об этом, — вот будет удивлён. Или нет. Я ему ничего не буду писать, а когда Вы увидитесь с ним, скажите. Мне давно хочется посмотреть, как удивляется Миролю-бов. У него всё такое большое. И рост, и голос, и смех. Как жаль, что не пришлось увидеть его летом!

Что пишете, Алексей Максимович? Правда, пишут газеты, пьесу из неаполитанской жизни⁹?

От души желаю Вам здоровья, а остальное всё у Вас есть.

Письмо в ‘Ж<ивом> Слове’ отлично прозвучало¹⁰!

Поклон Марье Фёдоровне.

И. Сургучёв

7. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

Декабрь, до 20, 1911 (январь, до 2, 1912), Ставрополь

Потому, дорогой Алексей Максимович, я назвал старичка Вашим и называю его так же и теперь¹, — что Вы дали положение в рассказе и осветили его огромным, ясным светом, — и при том совершенно просто, без рефлекторов. Он сразу вселился в меня и жи^ вёт — и пусть живёт год, два хотя бы потому, что чувствовать его в себе — большая мне радость и наслаждение — и не хочется его так скоро отдать на столы Измайловых, Философовых² и прочих. Хочется иметь в душе этого старика. А когда он будет напечатан — будет уже не то. Прощай, старик, тогда. Я думаю, что тот, кто смотрит теперь ‘Джиоконду’, испытывает двойное счастье потому, что смотрит на неё один, запершись, перед окном, которое выходит в стену³. Ходить, напр., ночью по тёмной комнате и шептать самому себе слова старика — ей-богу, хорошие минуты!

Читал IV часть ‘M. Кожемякина’⁴. Должен признаться, что третья часть влегла в меня сильнее, чем эта. Третья часть — расцвет книги, — именно книги, потому что ‘Кожемякина’, по-моему, никак иначе нельзя назвать. ‘Роман, повесть, рассказ’, — всё это к нему не идёт. Это — книга о людях и о жизни. BiXiov по-гречески. В здешних кружках произвёл сильное впечатление — Тиунов и, особенно, его слова о том, что ‘народ подкис’⁵. Это шлёпнуло по головам. Слово сказано. Формулировано то, о чём ползли какие-то нелепые мысли, что смутно чувствовалось и проч. Теперь встаёт вопрос:

— Что же делать?

Ведь если подкис,— то и прокиснуть не мудрено!.. Призадумались.

В IV части чудесно написан Никон и Марья. Не доказаны, по-моему, психологически, — отношения Матвея к Марье и в особенности убийство Марфы. Не вижу глаз в этих сценах.

Почему ‘Матвей’ кажется Вам уродцем, — в толк не возьму. Просто это Вы наслушались со стороны и поверили. Когда явится на Руси настоящий большой критик, — а явится же он когда-нибудь? — он хорошо расскажет об этой книге. Что собираетесь писать теперь? Газеты сообщали, что не роман из неаполитанской жизни Вы пишете, а пьесу⁶, — ну да, конечно, это всё равно.

Сейчас готовлюсь к новому делу. 20 декабря выступаю в суде как защитник⁷.

Дело такое.

Праздновал ставропольский губернатор свой 25-летний юбилей. Так как положение его служебное — очень прочно, то Вы, конечно, можете себе представить, что делалось с чиновниками: каких речей они наговорили, какие адреса написали, какие тосты за обедами провозглашали.

Но всё это — в порядке вещей. Беда в том, что юбилей этот соблазнил своим блеском местных ‘прогрессистов’ — издателей местной ‘прогрессивной’ газеты⁸, — и они тоже ‘проздравили и пожелали’, — но губернатор, не будь дурак, взял да и не пригласил их на обед. ‘Прогрессисты’, конечно, из партии ка-де.

Взял я да и натравил одного мальчика на них, и он так отщёлкал их за это деяние в другой газете, что ка-де чесали, чесали голову, думали, думали,— да и в суд подали и по 1040 ст<атье> его привлекли не за клевету, а за ‘злословие’… Так и написали: ‘За злословие!’

Сами адвокаты, — выписали на меня из Ростова адвоката Ка-рякина, чтобы так или иначе упечь моего клиента.

И решил я: чёрт с ними, пусть хоть и меня упекут, — а скажу я им слово на суде! Накипело во мне это, — и пора давно подчеркнуть этот сволочной дух русской, со значками, интеллигенции, тот дух, о котором так хорошо написал Чехов.

Готовлюсь теперь, — первый раз в жизни на суде защитником! Злость кипит, сам как на огне, — хорошо, как в холодной воде на заре купаешься.

Была у нас здесь актриса Карелина-Раич⁹. Она прежде служила у Корша¹⁰ — и её, вероятно, знает Марья Фёдоровна. Играла она репертуар коршевский — и между прочим ставила пьесу Р. Бракко ‘Конец любви’¹¹, вещь пустейшую и написанную, мне кажется, для русских купчих, которые во время действия едят яблоки.

Вы, кажется, знакомы с Бракко¹², — по крайней мере, где-то я видел портрет Ваш и его, — сняты вместе, на Капри¹³.

Если поддерживаете с ним сношения, напишите ему, что вот-де в России, на Кавказе, в городе, про который он никогда не слыхал, ставили его пьесу. Итальянцу приятно будет — а когда итальянец зазнается, — то это вещь весёлая.

Сказку¹⁴ матери прочту, как только приедет она: сейчас её нет. Старуха-то неграмотная, — но художник большой в душе, и я люблю с ней разговаривать, напр., о колдунах и о мощах.

У Миролюбова есть одно качество, которое прощает в нём всё: это его великая, святая любовь к литературе. Этой любовью можно оправдать не только одну его, но и три таких, как его, жизни. Хотя человек он — не тонкий и часто говорит ерунду. С ним разговаривать за чаем — хорошо. Притом он — любопытен, как баба.

Поклоны всем. У нас в экскурсии был человек, черниговский чиновник, который знал Коцюбинского¹⁵. Хорошо.

Прелестны стихи Черемнова: ‘Будь благословенна’¹⁶.

Ваш И. Сургучёв

8. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

1 (14) января, 1912, Ставрополь

Хоть и умерли, но на щите.

‘Мы’ смело можем сказать:

— Всё погибло, кроме чести.

‘Они’ подло не скажут, — а только подумают:

— Ничего не погибло, кроме чести.

Есть упоение в бою¹, ей-Богу. Человек, отличавшийся защитой многих добрых политических процессов, вчера соблазнился 300 рублями и защищал кадетов, ходивших поздравлять губернатора и (о милый губернатор!) демонстративно им на обед не приглашённых… Это великолепно же! Ну, подумайте, Алексей Максимович.

Я говорил им:

— В 905 году вы кричали об учредительном собрании, вы подписывали смертный приговор русской администрации, а в 1911 вы на задних лапках, с папками адресов в руках, поползли в губернаторские приёмные. Ваших поздравлений не могли не принять, но от своего хлеба-соли вас отшвырнули, — и, ей-Богу, это красивый и похвальный жест!

‘Злословие’. Есть такая статья: 1040. Защита не имеет права пользоваться не только свидетелями, но даже письменными документами. Защита связывается по ногам и рукам. И в таком положении не постеснялся за 300 р. выступать обвинителем один типичнейший ростовский суко-интеллигентский сын², гремевший год тому назад в политических процессах. Се — человек³, типичнейший русский беспринципный интеллигент.

Российская земля — огромная люлька. Спит в ней огромное дитя — Иванушка-дурачок. И ползают в его матраце клопы — вот эти самые господа, которые, как Фигаро, и si, и 1а⁴.

Мальца моего заперли на 3 м. в тюрьму. Но в палате, безусловно, я его отобью, а в Сенате, может, и совсем оправдаю. В таких случаях чем дальше, тем лучше. Ибо — и судейский народ — двоюродный брат этой клоповни. Собака собаке хвост понюхает, вот те и родня, — вот и пристрастие.

Странно, что истая, сущая ‘интеллигентность’ никогда не бывает в наших дипломированных людях, в жизни которых, чёрт их возьми совсем, была же всё-таки молодость. Уже вот на моих глазах мои товарищи по университету, хорошие ребята, эс-эры, эсдеки, — как цветы на морозе вянут, вянут, тают и бледнеют их хорошие, но, должно быть, малокровные души и превращаются они в глупых, скопидомных обывателей. Или потому, что они в молодости объедаются этим эс-дечеством или эс-эрством? Или эта пища — не по русскому желудку? И я вот, никогда в сущности не бывавший никаким правоверным и благоговейным, — выгляжу, не похваляясь скажу, куда бодрее, чем все эти ‘мои милые’, когда-то даже с сожалением относившиеся ко мне. Истая, сущая интеллигентность, как ручей под снегом, пробивается в таких незаметных слоях, как фельдшера, сельские учительницы, как все вот те люди, с которыми летом я ездил за границей. Чертовски хорошие ребята были! Любо вспомнить. Ни крика, ни поз, ни упрёков, ни ‘бла-ародства’…

А народ наш не прокис, а отравлен медленным ядом. Совершенно верно, по-моему, писал Кондурушкин, что земля российская напоминает ему тот липкий лист, на который летом ловят мух и на котором написано: ‘Смерть мухам’⁵. Это, по-моему, совершенно верно. Если что ещё есть хорошее в России — это женщины. На женщин не действует тот яд, который смертелен для наших организмов. Русская женщина — это то, за что ещё земля держит нас.

Приехала мать, и читал я ей Вашу сказку⁶. Она ничего не сказала — и только гордо и молчаливо улыбнулась — и улыбку такую я видел у ней за 31 год первый раз. Хорошая, должен сказать, сказка, а стихи в конце просятся в музыку — и у меня уже вышел первый куплет.

Был у нас здесь Глаголин⁷, рассказывал много о старике Суворине⁸: он был у него секретарём. Всё, что я думал о нём, почти подтвердилось — и какая, знаете, это чудесная фигура для трагедии совести человеческой! Какие же, напр., в дни юбилея своего⁹сны видел! Бог даст, свидимся — расскажу. Интересная штука, но вещь эту писать нужно, когда стукнет 40 лет, не раньше. Человек этот, понимаете ли, 25 лет тому назад был похоронен. Проснулся в гробу и 25 лет не может умереть в нём и лежит — и темь, и сырость, и холод.

Нужно Вам сказать, что мне жестоко досталось от Тихонова за то, что я послал Вам письмо¹⁰. Может быть, это действительно нехорошо, но я рассуждал так: если бы Тихонов говорил всё это мне, а Вы сидели бы и слушали, — что ж тут особенного? В письме том никаких ‘интимов’ не было, и скорее оно не письмо, а статья. Есть там хорошие слова о Вас, — это и волнует старика:

— А вдруг, — пишет он, — Горький подумает, что я хочу к нему подлизаться?

Послал я его потому, что там была написана правда о болезни Куприна, который собирался ехать к Вам, на Капри, и чёрт его знает чего по пьяному делу мог бы наделать¹¹. Вот и всё.

Решил умилостивить старика и принести ему, как идолу, жертву: пошлю ему сантуринского вина, он его любит, как медведь — мёд.

С Новым годом поздравлю и Вас, и Марью Фёдоровну, с русским Новым годом. Скоро Рожд<ество>, а у нас тепло и небо синее, и ходим мы в пальто без ваты.

И. Сургучёв

9. ГОРЬКИЙ — И. Д. СУРГУЧЁВУ

20 декабря 1911 (2 января 1912), Капри

Дорогой мой Илья Дмитриевич, —

сейчас прочитал конец ‘Губернатора’ и отправил рукопись обратно Миролюбову.

Мне кажется — Вы написали весьма значительную вещь и несомненно, что Вы большой поэт, дай Вам Боже сил, здоровья и желаний. Ещё раз скажу — человечно написано, матерински мягко, вдумчиво, и мне жаль, что я читал эту повесть с антрактами по две недели.

Пометки карандашом на рукописи сделаны не мною, а В. С, я только в одном месте позволил себе заменить ‘доски’ — брусьями, ибо тяжесть в 513 пуд доски не выдержат, даже и половые: прогнутся, дадут концы вверх, колокол встанет криво¹. Потом: у Вас как подняли колокол — так и ударили в него — верно ли? Надо его повесить на клеть — это дело трудное и тяжкое, скоро его не сделать, иной раз сутки трои возятся с этим². Засим: заголовок ‘Губернатор’ — притягивает моё внимание читателя к этой фигуре, а история полицеймейстера, Азы и многое ещё кажется не связанным с центральной-то фигурой, — как Вы полагаете?

Мир. написал в конце: ‘конец не сделан’ — он, пожалуй, прав в этом: не хватает чего-то, какого-то последнего удара. Благовестя примирение, внимание к человеку, Вам бы не надо бы обрывать так — у звонарей последний удар всегда даётся с большей силой, прислушайтесь-ка! Остаётся мало заметным то, что понял, почувствовал в конце пути человек, именуемый губернатором. Эти натуры, не торопясь воинствующие на протяжении ⁹/₁₀ жизни — воинствуют механически, выполняя ‘волю пославшего’³, но остальную десятую жизни воюют сами с собою — в прошлом, — очень напряжённо, очень безжалостно.

Я, конечно, не о ‘покаянии’ говорю и не о ‘сознании ошибок жизни’ — нет, только о тоне, о звуке. Умирает некто, полицейский и авантюрист, существо жестокое, умное, красивое, но — при всём этом мне лично бывшее весьма противным, умирает и говорит:

‘Превосходный я был человек, A. M., a жизнь прошёл криво и сукиным сыном, да-с! И — вы поверить не можете, как обидно за себя и за всё, — за всех — что никто в своё время не догадался, что я именно превосходный человек, и сам я не догадался об этом. Вот гляжу на эти деревья и на луга, и на реку, и на Вас и всё думаю — эх, вы, милостивые государи и прекрасные травы, река, и небо — прозевали вы человека хорошего, позволив ему зря жить, впустую. И, в зеркало глядя, тоже соображаю: что, Сущов, дурак?

— Да ведь если б я Вам, Михаил Митрич, сказал, что Вы неправильно, ниже сил живёте — я, или кто другой — ведь Вы бы не поверили, конечно?

— И даже к чорту бы, извините, послал. Человек самолюбив, так ему внушено и дано. Но — тут ошибка, ибо, любя свою харю, — неизвестно, что любит человек, любить же надобно, как я теперь понимаю, свои поступки, вот что-с! Выстроил, например, превосходный дом — все удивились, — а ты его подожги. Не ради получения страховки, а так — для красного словца.

Умирал он от рака в желудке и ещё от чего-то — запах изо рта у него шёл подлейший, дышит в нос мне этим запахом и бормочет:

— Бог, А. М., есть тоже не более как эдакое красное словцо, а отнюдь не деспот, как внушают. И пойми-ка я это в свои сильные часы, я бы его и ещё разукрасил. А так— Бог, Бог— получается беззвучное слово и пугало. Шёпот-с, робкое дыханье⁴, так себе, что-то не внушающее почтения, — вроде нашего губернатора Ун-тербергера⁵: существо большое, а глупое и ненужное. И всё время хочется с ним спорить: ты — так? Ну, тогда я — эдак! Ты — эдак? А я — так!

Милый Илья Дмитрич, я тут не сказал ни слова отсебятины, это всё подлинные и живые речи умиравшего, и это очень русские, очень типичные для нас слова. Имейте в виду, что злой наш гений Фёдор Достоевский, ‘рыцарь горестной фигуры’⁶, отнюдь не ‘вскочил на носу литературы’, как неожиданный ‘некий прыщ’⁷, — он есть лицо вполне оправданное русской жизнью, нашей историей и— я скажу — не очень оригинальное лицо. Но имейте также в виду, что сей мрачный Фёдор нигде не возможен, кроме как в России — у других славян есть литературы не хуже нашей — напр. у поляков — а ‘карамазовское’ ими не вскрыто в человечьей душе.

Зачем я всё это пишу? Право — уж совсем не в целях учительных, — Вы меня не обижайте такими подозрениями. Пишу даже и не по поводу ‘Губернатора’, а, вероятно, потому лишь, что взволновал меня Ваш ‘Губернатор’, с головы до пят взволновал.

Милый человек — очень трудно быть русским человеком, очень это мучительная позиция на земле, и, мне кажется, я чувствую, как ноет Ваша душа — трудно! И хочется сказать Вам тоже по душе — ничего! Трудно, а и — почётно, интересно же! Особенно — теперь, когда мы, ‘мудрецы и поэты’⁸ — столь одиноки, заторканы, а в жизни пробуждена тёмная сила ненависти, мести, жестокости грязной и всякого зверства, и вот — на нас, честных людях, лежит обязанность претворить это тёмное, разрушающее — в светлое, созидающее. Никогда ещё русский честный человек не стоял пред задачами столь огромными.

А посему и для сего — будьте здоровы, будьте бодры!

Вы не из тех, что уносят ‘зажжённые светы в катакомбы, пустыни, пещеры’⁹ — Вам надобно много силищи — чего всей душой и желаю Вам. Жму руку.

А. Пешков

10. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

2 (15) января 1912, Ставрополь

Дорогой Алексей Максимович, Ваше последнее письмо глубоко меня обрадовало, — мало того, я почувствовал всю глубину Вашего замечания: ‘у звонарей последний удар делается с большей силой’. Совершенно верно.

Я уже отправил В. С. конец.

Относительно того, что, подняв колокол, не начинают сейчас же звонить в него, должен сказать, что бывает и так: подняв его, действительно скрепляют его там дня три, но для эффекта налаживают его так, на живую нитку, что после молебна ударяют несколько раз, и выходит это чертовски эффектно. Мороз по коже подрать может, коли настроение есть — мороз этот самый в себя впустить.

Относительно заголовка — шут его знает: думал целую неделю — и ничего придумать не мог. Не посоветуете ли Вы чего-нибудь?

Душевная ситуация того ‘некоего полицейского, авантюриста’ совсем не похожа на моего губернатора, хотя, конечно, я ни на одну минуту не думаю, что Вы хотели сказать: похожа. Ваш говорит:

‘Превосходный я был человек, А. М.’.

Мой — ни на минуту не думает, что он был не только хорошим, но даже порядочным человеком…

Мой ни на одну минуту не чувствует в себе ‘раскаяния’.

Мой чувствует только глубокую жалость к себе: не жил в жизни, делал чёрт его знает что, глупости и гадости.

И знает теперь, когда поверил в смерть, как жить.

Дело в том, по-моему, ужас наш весь в том, что мы не верим в смерть. Мы знаем, что вот такой-то умер. Никто из нас, не будучи сумасшедшим, не скажет: я не умру. Но это чепуха, лицемерие. В самом глубоком углу души живёт мысль: не умру. Может быть, в этом-то и заключается та лёгкость, с которой мир верил, верит и будет ещё много веков верить в бессмертие. А по-моему, никакая холера, никакая чума, татарщина, монголовщина, тамерлановщи-на не принесла столько зла человеку, сколько эта вера в бессмертие, переданная мне отцом моим. На Руси же вместе с остальной коллекцией наших бед эта вера была всегда особенно сильной — и отсюда наше разрыхление.

Смотрите, как азиатские страны, — буддисты — которые верят только в небытие, в нирвану, легко скидывают с себя всё, что им не нужно, — при первом прикосновении к ним культуры.

Я великолепно знаю китайскую и монгольскую литературы — и знаю, что Китай не ‘дремал’, как о нём говорили люди его не знающие, а не ‘хотел’, — и был в этом своём ‘нехотении’ глубоко прав и мудр.

Был один народ, который я любил и уважал, это китайцы с своей поразительной философией. Теперь — конец всему, — дай Бог, чтобы я ошибся¹. Если бы Вы могли прочесть в подлиннике ‘Чимэк тонилхуйн’ — буддийский катехизис! В нём много ерунды, — но учение о нирване — богодухновенно.

Если человек поверит в смерть — он Бог, но это для нас, христиан, тысячелетие впитывавших эту веру в себя — уже невозможно.

Убедите вы сегодня Россию в том, что бессмертия нет, — завтра у нас будет республика.

Я знаю, что мои слова Вам кажутся чепухой и Вы улыбаетесь, но я не смущён.

И вот эта-то тема о споре смерти и бессмертия, — одна из трагических и мучительнейших для меня тем.

И потому лично для меня кажется весьма несущественным говорить: ‘3-я Дума плоха, а 2-я хороша’.

Дума — это для меня та чёрточка, которая проводится одним волоском кисти художника.

Я думаю: если я тебе докажу, что ты умрёшь, — так ты 3-ю Думу одним дыханием сотрёшь с лица земли.

Иногда это мне кажется сумасшествием, но я с этим живу — и впервые об этом, робко, чтобы сразу не засмеяли, заговорил в ‘Губернаторе’… И слава Богу, что такие трезвые люди, как Миролю-бов, как Вы — не засмеялись.

Земля вместе с капустой растит и чудеснейшие, волшебные цветы, и таит в недрах своих бриллианты.

И художник должен писать не только о капусте, но и о цветах, и о бриллиантах.

Страшно важно быть хотя и изруганным, но правильно истолкованным и понятым.

Написал я рассказ ‘Жизнь’ — ив критике хотя бы один чёрт понял его, — понял его по-настоящему, — смешно сказать, один только какой-то Басаргин из… ‘Московских Ведомостей’².

Но раз нашёлся хоть один человек, который понял, то я смею думать, что сказал свою мысль так, как и нужно её сказать. Но говорить с обществом, которое целует ноги Вербицкой³, и тяжело и обидно, и хочется плюнуть.

Жму Вашу руку. Будьте здоровы.

Ваш И. Сургучёв

Если это письмо покажется Вам смешным, порвите его и забудьте, пожалуйста.

11. ГОРЬКИЙ — И. Д. СУРГУЧЁВУ

28 декабря 1911 (10 января 1912), Капри

Милый Илья Дмитриевич — боюсь я Ваших подвигов.

Чего боюсь? А того, чтобы Ваша история с действительным губернатором не отразилась на губернаторе Вашей повести, чтобы нищая и уродливая правда нашего момента жизни не нарушила высокой правды искусства, жизнь которого длительнее нашей личной жизни, правда — важнее жалкой правды нашего сегодня.

С унынием читал Ваше письмо и удручён тоном его. Было бы лучше, если бы Вы отнеслись ко всей этой истории и к своему в ней участию немножко юмористически, не теряя — отнюдь не теряя! — жара, но всё-таки со смешком в душе.

Каждый из нас, пишущих, Янус¹, Вы это знаете, Илья Сургучёв, тот, который ходит в гости по знакомым ставропольцам и который часто, быть может, чувствует себя скучным и неуклюжим человеком среди весёлых или озабоченных решениями глубоких проблем пошляков, — это ведь не тот Илья, который, сидя у себя дома, ночью, один, слушает вой степного ветра и чувствует одинокое движение земли в пространстве. Берегите Сургучёва второго, которому столь трудно жить и без людей и с ними. Кадеты — зло нехорошее, вонючее, чисто русское зло, золотушные люди, убийственно бездарные, с плохой кровью в жилах! Но — ведь это накожная болезнь от худосочия нашего и от грязи, в которой мы живём, мы же — вылечимся от этого, будьте покойны.

Вы меня простите, что я так пристал к Вам с этими рацеями. А Вашей маме — поклон почтительный за её улыбку².

Вам же — всего доброго.

10-го янв.

912.

12. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

Около 17 (около 30) января 1912, Ставрополь

Ваше последнее письмецо, дорогой Алексей Максимович, сделало то, что в голове моей ‘зашевелились мысли’.

Совершенно верно, что к этой ‘истории’ с кадетами нужно бы отнестись юмористически, но, ей-богу, когда держишь в руках подлинный, живой, бьющийся кусочек жизни, тогда всякая юмористика выскользает из сознания.

На кадетов, чёрт с ними, наплевать, тем более, что им стыдно, их прорвало, ибо один из защитников их Евсеев¹, 66-летний старец, подходил ко мне недавно и говорил, что ему стыдно было на суде и т. д. Вся эта история сама собой уладится — и всё будет кончено.

Ну а ещё дело вот в чём — и я прошу у Вас совета и того, чтобы всё это было в секрете.

Ко мне на днях приходили представители левых групп нашего города и предлагали выступить с кандидатурой в Гос<ударствен-ную> Думу².

Есть основания полагать, что можно пройти, ибо наш город и губерния всегда сажали своих представителей на левые скамьи. Онипко³ ведь наш.

Что Вы мне скажете на это?

Лично я, должен сказать, чувствую в душе своей тревогу, которая характеризуется 2 словами: и хочется, и колется.

Идти ли направо: законы заводить?

Идти ль налево: сказки говорить?

Положение — пушкинского кота.

Ответа Вашего жду с нетерпением глубоким.

И. Сургучёв

Вчера, понимаете, был на ёлке, на которую привели 300 душ детей. Удивительная штука! И девчонок больше, чем мальчишек.

13. ГОРЬКИЙ — И. Д. СУРГУЧЁВУ

13 (26) января 1912, Капри

Вы поставили предо мною весьма трудную задачу, Илья Дмитриевич, я — смущён. Очень сомневаюсь в моём праве советовать Вам тот или иной выбор пути, ибо для меня здесь дело идёт именно о выборе, вернее, об изменении пути. Положим — Вы даёте мне это право, но — всё-таки.

Я знаю Вас литератором, человеком несомненного и, мне кажется, крупного дарования, — это мне дорого, близко, понятно, я хочу видеть Вас растущим и цветущим в этой области, каждое Ваше литературное начинание возбуждает у меня тот же острый органический интерес, какой, вероятно, чувствует девица к своей беременной подруге. Не смейтесь сравнению: истинный литератор пред каждой новой темой — девственник.

Я не знаю Вашего темперамента, но — он мне не кажется активным и гибким в той степени, в какой это необходимо для политического деятеля, мне думается, что преобладающим Вашим свойством является созерцание, а не деяние. Я не знаю также объёма Ваших политико-экономических сведений и не могу поэтому судить о степени подготовленности Вашей к политической работе. Главное же, чего я не знаю, — нравится ли Вам политика, любите ли Вы борьбу.

Говоря безотносительно, я скажу более определённо: литератор, если он себя чувствует таковым, — должен оставаться литератором: у нас на Руси это самый ответственный и трудный пост.

Не знаю, удовлетворит ли Вас этот ответ, меня он не удовлетворяет, я привык говорить более решительно, но в данном случае что-то мешает мне сказать прямо: не уходите в политику, оставайтесь литератором. Что мешает? Не могу определить.

Засим — отвечаю на предшествовавшее письмо.

Как назвать повесть. ‘Губерния’ — широко, ‘Губернский город’ — тоже, кажется, не идёт, а ‘Губернатор’ — слишком фиксирует внимание на одном лице и может повредить рассказу. ‘Перед концом’ — шаблонно. Не знаю.

Я отнюдь не сравнивал Вашего героя с моим полицейским: мой — ‘богоборец’, он, будучи обвинён в ‘неосторожном обращении с оружием, последствием чего была смерть’ одного человека, судим и приговорён к церковному покаянию, сидя в монастыре, из жалости к самому себе, обвинил во всех пакостях своих Бога, который якобы всегда мешал ему жить. Он подобен Вашему только вот этой жалостью к себе — в высшей степени свойственной всем россиянам на закате их дней. А с Вашей мыслью ‘ужас в том, что мы не верим в смерть’, — в корне не согласен и даже возмущён ею. Как!

Нет, мы не верим в возможность хорошей жизни на земле и отсюда — ‘самосожжения’, секта ‘Красной смерти’¹, Терновская трагедия², бегство от жизни в леса и пустыни — у мужика, нигилизм, анархизм и периодические эпидемии самоубийств у интеллигентов.

Имейте в виду, что разница между интеллигенцией и народом, так сказать, формальная, внешняя, а не по существу психики,— мужик выдумал нигилизм и анархизм раньше Писарева³ и Бакунина⁴, возьмите — бегунов.

Мы — пассивисты, вот в чём дело, у нас пониженное ощущение жизни и отсюда — социальная анестезия, осуждающая нас — как нацию — на великие муки и, может быть, гибель, — как личностей — на одиночество, на жизнь вразброд.

Буддийский катехизис — читал⁵, читал ‘Сутту-Нипату’⁶, ‘Буддийские сутты’ в переводах Герасимова⁷, читал Арнольда⁸ и ‘Душу одного народа’ — Фильдинга⁹, что ли, не помню автора. Читал также архиепископа Хрисанфа¹⁰, и всё это купно с Шопенгауэром¹¹, который значительно красивее и проще,— не нравится мне. Очевидно — необходимо быть индусом и жить в жарком, влажном климате, где тело должно ощущать таяние, — тогда, может быть, эта жёлтая скука будет понятна.

Бегите от Востока — пора. Кстати — он исчезает, погружаясь в арийскую культуру, с её активной верою в будущее, чем она и ценна и дорога мне.

Бессмертие? Не надо. Не хочу.

Повторяю — ‘благословен закон бренности, обновляющий дни жизни’¹². Аллилуйя.

Басаргин — умная голова. Он меня весьма не любит, но — я думаю, это в нём сословное и предрассудок. А вообще он — значительно умнее всех газетных критиков, типа Измайлова, и старую литературу знает прекрасно, не им чета! И — любит её, за это ему простятся многие его грехи!

Дорогой мой — останьтесь литератором! Что может быть лучше этого?..

Особенно — в наши дни, когда так много можно и должно рассказать миру.

Будьте здоровы.

Крепко жму руку.

26 января 1912 г.

Капри.

14. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

2 или 3 (15 или 16) февраля 1912, Ставрополь

Дорогой Алексей Максимович, говоря высоким штилем, это время было ‘временем сомнений’. Но, слава Творцу, всё окончилось благополучно: я почувствовал, — как-то это вышло само собой, — что все эти разговоры о политике, о Г. Думе мне просто мешают, когда слышен стук в двери людей, моих будущих ‘кормчих’ — то на душу спускается какое-то досадливое чувство. И по всему этому — выпили мы попросту водочки, закусили белыми грибами, улыбнулись и разошлись. И теперь я опять заложил шляпу набекрень и думаю о пьесе, которая в черновике, в эскизных набросках, почти сделана — время работать¹. Благо наступил Великий пост — тишина, после весенней погоды выпала зима, — такая, что катаемся на санях и бережём носы.

На душе — хорошее, радостное настроение, будто вылечился от болезни. Да и на самом деле перед масленицей был болен — так, какая-то ерунда, от которой теперь остался насморк.

‘Губернатору’ моему так, видно, и оставаться ‘Губернатором’. Не идут к нему новые прозвища. За письмо Ваше последнее — большое спасибо. Оно сделало мне экзамен ‘от разума’. Это хорошо.

Писать пьесу — в высшей степени, оказывается, любопытное дело, — куда легче, чем беллетристику. В этом сезоне я почти каждый вечер ходил в театр — и порою — руками разводил. В провинции так было поставлено, что нужно ставить всё, что играет столица, — поэтому пьес перевидал тьму — и диву подчас давался: какую галиматью пишут люди. Но публика! Но зрительный зал! Ах — беда да и только. Караул кричать хочется. Выйдешь в антракте курить — говоришь с обывателем — и ведь этакие олухи! Между писателем и тем, кто его читает, расстояние — в миллионы вёрст. Трагедия, и большая!

В. С. писал мне о новом журнале, который будет издаваться в Москве, — но кто он, что он, — почти ни звука². Это хорошо, что нарождаются именно ежемесячники. Это те плуги, которыми нужно поднимать новь, русскую, корявую, толстокожую.

Ах, не дают мне спать китайцы!

Новая история начинается в жизни мира — глазом не оглянешь всех перспектив, которые открываются XX веком.

Никак не могу достать нового андреевского романа³, у нас книжные магазины не выписывают ‘Шиповника’, а прочитать хочется: говорят, слабо.

Видел в ‘Искрах’ копии с Вашего портрета и портрета Марьи Фёдоровны — мало похоже, очень, — особенно Ваш⁴.

Что пишете? Скоро ли выйдет в России ‘Матвей’⁵? Третью часть этой книги очень люблю и перечитывал несколько раз. Важная штука.

Поклон Марье Фёдоровне. Крепко жму руку.

И. Сургучёв

P. S. Не знаете ли Вы, когда пойдёт ‘Губернатор’?

15. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

Около 5 (около 18) марта 1912, Ставрополь

Дорогой Алексей Максимович, через недельку, если жив буду, думаю двинуться отсюда, сначала в Новочеркасск, — там в Палате будет рассматриваться апелляционная жалоба¹ — а потом — на Запад. Думаю сначала поехать в Париж, — надо посмотреть, что это за чудо-юдо, о котором я слышу так давно, с трёхлетнего возраста. Из Парижа покружусь, вероятно, по Швейцарии, а там осяду в Италию. 8 месяцев промелькнули в Ставрополе незаметно — как летит жизнь! Сейчас у нас хорошая опера Южина²: 34 человека оркестр, хорошие солисты, Шевелев³, между прочим. Для провинции — штука первый сорт. Ставят хорошие новые вещи: ‘Тоску’ и ‘Чио-чио-сан’, ‘Таис’, ‘Измену’⁴, Чайковского: ‘Онегина’ и ‘Пиковую даму’. Купаюсь в музыке. Вы как-то писали мне, что собираетесь засесть за либретто для оперы⁵, — интересно, для кого? А это, кажется, выйдет у Вас хорошо, судя по стихам Кермани (в ‘Матери’ — сказка)⁶.

Отличное впечатление произвела статья в ‘Русском Слове’. Так и надо: торжников из храма — вон, плетью⁷. Теперь на Вас зарычат: разворошили клубки змей… Но не беда: Бог не выдаст… И впредь советовал бы не забывать аудитории ‘Русского Слова’: и большая, и чистая⁸.

Губернатор мой с ума не сходит и, если это так кажется, то, значит, последняя глава сделана плохо: признаться, это мне и самому так сдавалось⁹. В корректуре постругаем.

Альманаха писателей¹⁰ не читал, как не читал ещё ‘Сашки’ Андреева¹¹. Нет их в городе, а интересно.

Касательно Руси — согласен: перебарщивают ‘<нрзб>‘. У нас всё вот так: или в ручку, или в шею. То кричат: ‘Ах, народ! Ах, милый народ’, ну а увидали, что народ ‘подкис’, и начали ‘тюкать’ да уж без пощады. Истерика, а не психика. Что верно — начинается в нашей жизни — новая стройка. Старую строили, строили, а она и рухни, как венецианская кампанилла¹². Задавила народу много, задавила, покалечила, да так, что думать можно было: ну теперь сады зелёные всему! Нет! Присмотришься, прислушаешься: жива душа! Жива. Скоро ли выздоровеет, — Бог весть, но жива. Всё-таки в ‘Ныне отпущаеши’ веры нет¹³.

Целую руку Марье Фёдоровне и благодарю за ласковую приписку на письме.

Ваш И. Сургучёв

16. ГОРЬКИЙ — И. Д. СУРГУЧЁВУ

Около 20 марта (около 2 апреля) 1912, Париж

Дорогой Илья Дмитриевич!

Вы сообщаете о намерении Вашем посетить город Парижск, а я вот сижу в нём и — наслаждаюсь: снег идёт рязанский, густой и тяжёлый, деревья — в цвету, трубят автомобили, нет-нет — пролетит дирижабль или ещё какая-то чудасия в этом роде и всюду, и везде — россияне.

К летающим машинам здесь стали уже относиться почти без интереса: вскинут головы на секунду вверх, посмотрят и — к делу! — добывать франки.

Французы — очень скучная нация, но — бойкие, вроде ярос-лавцев.

Музеи, музеи — вот что изумительно!

А впрочем — Вы сами увидите всё это. Я же — в большом удовольствии, что скоро увижу Вас.

Будьте здоровы, будьте веселы!

А. Пешков

17. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

Начало (середина) апреля 1912, Ставрополь

Дорогой Алексей Максимович, непременно постараюсь пробраться на Капри весной к тому времени, о котором Вы мне писали. С артистами Художеств, театра я познакомился давно, ещё в годы студенчества, когда театр привозил в Питер ‘Ю. Цезаря’¹. Тогда я был там статистом, играл сенаторов и руководил бунтом во время речи Антония² (с ростры)³. Воспоминания об этом театре особенно ярко проснулись, когда я был в Риме, на Форуме, у подножия настоящей ‘ростры’⁴.

2-ю неделю поста в Ставрополе можно назвать литературной. Приезжал Г. С. Петров⁵ и прочитал 3 публичных лекции на темы: ‘Литература и жизнь’, ‘Идейная пустота совр. литературы’. Говорит он отлично, народу собирались тысячи, яблоку негде было упасть, чувствуется, как публика, только что униженная и оскорблённая, начинает поднимать голову и искать выхода из положения. На многие годы пойдёт новая работа, искание новых путей борьбы: когда всё это созреет — страшно подумать.

Во время 3 лекции предполагалось всей аудиторией отправить Вам телеграмму, но побоялись сделать это потому, что тогда Петрову, наверное бы, воспретили чтение лекций. Пришлось сделать это под сурдинку, маленькой группой⁶.

Между прочим Петров вспоминал, как Вы собирались написать рассказ о Кувалде, когда он за городом на прогулке ушиб больно палец о камень и сказал речь, обращенную к этому камню⁷. Вот бы теперь Вам заняться этим рассказом. Если напишете автобиографию, — то это будет, вероятно, — книга в отличном значении этого слова. Завидую Вашей энергии, Вашей любви к острым, твёрдым перьям. Эх, проехаться бы Вам теперь по России! Стон пошёл бы… Это я думал, когда слушал Петрова. Чёрт его знает — смотришь на этот вот городишко и думаешь: спит, окаянный, спит, собачий сын… А он спит и кур бачит, как лиса. Один глаз прищурит, а другим — посматривает — и этак себе на уме…

Начинается уже в России весна, тает снег, капает с крыш, по вечерам — изморозь. Хорошо! Думаешь вот так, думаешь, — проклятая страна, чёрт бы её взял, ругаешься, а всё равно: уйти в англичане, французы не ушёл бы ни за какие деньги.

Глубокий поклон Марье Фёдоровне.

Крепко жму Вам руку.

И. Сургучёв

P. S. Тихонов послал Вам свой роман, вышедший отд. изданием, и беспокоится, получили ли Вы её⁸? Читали путешествие ‘Сатириконцев’⁹?

18. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

Конец апреля (начало мая) 1912, Париж

Дорогой Алексей Максимович, сейчас только получил из Питера от Котляревского¹ письмо. Он читал мою пьесу, и постановка её на казённой сцене обеспечена. Но дело в том, что до февраля репертуар составлен и утверждён, так что пойти она может только в конце сезона или в начале 1913—14 года².

Не знаю, как и быть. Но дело в том, что теперь прочесть её художникам я решился бы³. Вот если бы она была принята в Худож. театре, тогда ждать можно было бы сколько угодно, но на это я, разумеется, не рассчитываю, потому что там, кроме пьесы, должно быть ещё и авторское ‘имя’, каким я не располагаю⁴.

Что Вы мне посоветуете? Возможно, что Котляревский перешлёт пьесу прямо на Ваше имя (я ему писал об этом), — тогда Вы, пожалуйста, прочтите её⁵. В Париже скучно и пыльно и, если бы не корректуры ‘Губернатора’, я бы охотно удрал отсюда, но С<емён> П<авлович>⁶ и так ругает меня, аккуратно через 3 дня, за дальность расстояния.

Мой адрес такой: rue Racine, 2. Hotel des trangers.

Крепко жму Вашу руку. Если бы Вы меня не познакомили здесь с русскими, то я уже выл бы, как собака на луну.

И. Сургучёв

Скульптор — талантливый парень⁷. Я был у него в мастерской, — там есть отлично задуманная композиция Бетховена.

19. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

Конец апреля (начало мая) 1912, Париж

Дорогой Алексей Максимович,

отправляю Вам сегодня пьесу, — на суд и расправу. Милостивы не будьте¹.

Пьеса на казённую сцену официально ещё не принята. Читал её только Котляревский, которому я послал её как человеку очень близко стоящему к рампе, — и он написал, что пьеса на казённой сцене идти может. Ни через Комитет, который соберётся ещё только в сентябре, ни даже через цензуру я её не проводил — и как это делается — не знаю. Так что говорить о конкуренции нельзя.

В Александринке всё время — до февраля уже расписано и утверждено, так что ждать мне пришлось бы до весны, т. е. до конца сезона, а то и совсем до осени. Поэтому очень охотно я отдал бы её не только в Худож. театр, на который я, признаться, рассчитываю очень мало, но, например, к Незлобину², — лишь бы она пошла в эту осень.

Парижск надоел, — и сегодня иду заказывать билеты на Северогерманский Ллойд. Когда пьесу прочтёте, черкните³. Я ещё думаю поработать над ней.

Крепко жму Вашу руку.

И. Сургучёв

P. S. Пьесу сюда не присылайте.

20. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

9 (22) мая 1912, Неаполь

Многоуважаемый
Алексей Максимович,

сейчас я в Италии, буду на Капри. Очень хотел бы увидеть Вас, — займу у Вас не более часа. Если Вы ничего против этого не имеете, сообщите по адресу: Napoli,

Vamero Vicchio, via

Luco Giordano, No 1

al signor Voronez (Воронец) для

передачи Илье Сургучёву.

21. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

Июнь, до 4 (17), 1912, Капри

Многоуважаемый
Алексей Максимович,

вчера Вы назвали меня невеждой и купцом. Я ничего не ответил Вам на это тогда, но сегодня я уже позволяю сказать Вам: ‘Вы — неправы’.

Почему ‘невежда’? И что такое ‘невежда’? По точному смыслу слова невежда — это тот, кто ‘не ведает’ чего-то.

Я, всё-таки, смею сказать, что если, может быть, и немного, то кое-что, всё-таки, ‘ведаю’. Если я многого не знаю из того, что Вы знаете, то уверяю Вас, что и Вы кое-чего не знаете из того, что я знаю. Поэтому ‘да не хвалится премудрый премудростью своею’¹. Величайший из мудрецов Сократ² говорил, что он знает только то, что ничего не знает. Многого, всё-таки, и Вы, вероятно, не ведаете. Посему как же можно другого человека называть ‘невеждой’?

Совершенно не понимаю: почему я ‘купец’? На женщин я не кричу. Психология Рябушинского, который говорит: ‘Я плачу — я могу быть невеждой’³, — мне противна. Ваша психология, когда Вы кричали, что ‘в своём доме я могу выражаться как хочу’, — мне непонятна, ибо культурный человек должен выражаться везде одинаково: и в своём доме, и на улице, и в кафе. Я на Вас не кричал, я Вас не обижал и не хотел обидеть, — почему же я ‘купец’?

Вы сказали:

— Горе России в том, что в ней есть люди, думающие, как Вы. А я говорю Вам:

— Горе России в том, что даже лучшие из её сынов относятся к человеку так, как Вы, ибо: до тех пор покамест мы 1) не создадим ласкового отношения к человеку, до тех пор покамест мы не станем уважать всякое мнение, до тех пор покамест мы, желая опровергнуть чужую мысль, не станем спокойно спорить с ней, а будем по-прежнему кричать и требовать: ‘Мысли тако, а не инако’, — до тех пор будет существовать черносотенство и т. п. явления. Вспомните, что старообрядчество только потому существовало и существует, что господствующая церковь никогда не хотела по-человечески разговаривать с ним, а всегда кричала и требовала:

— Мысли тако.

Почему у нас вышел спор?

Потому, что я вчера всё время говорил о значении знания для художника. Вы всё время говорили о значении знания вообще. Ясно, что понять друг друга мы не могли.

Я сказал, конечно, глупость: ‘Не нужно мне учиться’, но сказал это в раздражении, в ответ Елене Константиновне⁴, которая ‘советовала’ мне учиться: непрошеных советов людей, мало мне известных, я не слушаю, они меня раздражают и вызывают меня не только на глупости, но и на дерзости.

И вообще я, быть может, говорил много ерунды, но вещи смешные говорили и Вы (лошадь в роде Толстого — отсюда ‘Холстомер’)⁵.

Посему не сердитесь.

Ваш И. Сургучёв

22. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

Середина (конец) августа 1912, Ставрополь

Дорогой
Алексей Максимович,

посылаю Вам книгу: ‘Сказания древней Японии’¹, — некоторые вещи в ней прелестны, благоуханны.

Если, паче чаяния, эта книга есть уже у Вас², подарите её Кате. Назвал бы её по отчеству, да не знаю, как.

В Афины и Константинополь нам тогда не удалось поехать, так как запугали карантином — и мы опять направились через Будапешт на границу³.

Теперь сижу в Ставрополе. Здесь пока ничего. Есть недурной симфонический оркестр в 50 человек, есть (вчера только начала), кажется, приличная драматическая труппа.

Прислал письмо В. А. Тихонов, зовёт к себе в Гунгербург, соблазняет кавказской простоквашей и раковым супом. Не знаю, может, поеду.

Иногда, знаете, Капри мне снится. В особенности вода и тот миноносец, что пускал тогда фейерверк.

Приехал ли Виктор Сергеевич? Я ему послал письмо и рассказ: ‘Сон’⁴.

Жив ли тот воробей, которому я ловил мух? Которого спасала Марья Фёдоровна?

А сатириконцы-то тогда проспали пароход…

Поклон Марье Фёдоровне и Кате.

Вам желаю здоровья, бодрости.

Ваш И. Сургучёв

23. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

Начало (середина) сентября 1912, Ставрополь

Дорогой Алексей Максимович,

не знаю: худо это или хорошо, но ввёл я в ‘Мельницу’ бабу, — этакого красивого дьявола, который, обыкновенно, перепутывает человеческую жизнь, хорошие человеческие отношения, и берёт чем? Единственно своей плотской привлекательностью. Рассказ эскизно окончил и теперь, уже спокойно, работаю.

Прочёл я 3-ью книжку ‘Заветов’. Ах, хорош Ванюха Вольный¹, ах, хорош, ересиарх этакий! Пусть умрёт: лучше не напишет². Такие вещи только в конце жизни писать надо, потому что, что бы он теперь ни написал, этой чашки ему уже не миновать.

Как он живёт? Ладно ли склеивает его семейная жизнь? Жаль, 2-ой книжки не читал, но эта хороша! Давай ему Господь Бог всего доброго.

Прибегал ко мне тут Лещинский³, посылал он Вам рассказ, на котором Вы написали: ‘Малограмотно’⁴. Рассказ этот я прочёл до конца, и казалось мне, что парень он — не без дарования, хотя, конечно, не особенно грамотен. Вы, видимо, не дочитали рассказ до конца, — а там есть места хорошие. Он — рабочий, портной, выдержал на аттестат зрелости, бросил портняжество и живёт теперь уроками: решил посвятить себя писательству. И пишет, пишет! Дописался до того, что пишет левой рукой: правая уже не может, заболела аграфией. Убили Вы его. Но всё-таки говорит:

— Не только Горькому, — сатане не поверю!

И рукопись, которая была у Вас, написана левой рукой.

У меня дома новости: пошла в гимназию моя вторая дочь Вера, и я, вероятно, уже солидный родитель, и мне вот сегодня повестку прислали на родительское собрание. Каково?

Хочу после 1-го числа⁵ в Питер поехать. Год там не был, соскучился. Сестра поехала на курсы, к Лохвицкой⁶, и пишет мне восторженные письма оттуда. Вот завидую тому, кто впервые в Питер учиться едет.

Что Алексеич⁷? Мне нужно очередной взнос в каприйскую кассу сделать, — пусть не беспокоится: сделаю⁸. Скоро ли пойдёт его вещь⁹?

Идут теперь на Руси выборы¹⁰, хожу на предвыборные собрания, смотрю на выступающих попов, правителей губернаторских канцелярий и, ей-Богу, не скучно, жить на Руси ещё можно! Много комиков.

Жму Вам руку и желаю Вам здоровья.

Ваш И. Сургучёв

24. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

29 октября (11 ноября) 1912, Петербург

Дорогой Алексей Максимович, давно от Вас — ни слуху, ни духу. Как живёте? Здоровы ли? Я — теперь в Питере, наслаждаюсь этим окаянным городом. Что там ни говори, а он, по-моему, в Европе, из тех, что я видел, самый красивый.

Был я сейчас в ‘Знании’. Картина: сидит Гусев-Ор<енбургский>¹, Семён Павл. и… инспектор печати. Читают ‘Призрак’² — и думают, как его обезвредить. И инспектор даёт советы. Умора! Тема для пьесы в театр миниатюр.

‘Т<орговый> Д<ом> я переделал и пущу его таки на Алекс<андрин>ку. Пусть!

Черкните о себе. Адрес мой: Загородный 4, кв. 5, телеф. 72-15.

Ваш И. Сургучёв

25. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

Октябрь, после 29 (ноябрь, после 11), 1912, Петербург

Дорогой Алексей Максимович,

упросил я Семёна Павлыча¹, и он дал мне прочитать ‘Во едину от суббот’²… И вот мне показалось нужным написать Вам то, что сейчас я напишу. Пишу даже не уверенный, что Вы — на Капри: тут пустили слух, что Вы уехали на войну³.

Алексеич удивительно почувствовал Париж и русских в нём. Я в П<ариже> жил мало, только месяц⁴, людей русских видел мало, и говорил с ними мало, — но тон Алексеича мне кажется верным и лично мне знакомым, очень понятным. Алексеич нарисовал фон романа и угольком нарисовал на нём фигуры, — но налить их кровью не налил. У Алексеича напряжённая, творческая, не только ищущая, но и отыскивающая мысль, — но во всём том, что он написал, включая сюда и во ‘Едину от суббот’, я мало вижу от художника. Вы смотрите, что у Алексеича центрально: пирушки, длинные, с бесконечным упоминанием ‘браги’, какие-то протяжённо-сложенные⁵, и кажется, что у Алексеивичих весов не две чашки, а пять. Какие-то странные весы.

И мне кажется, что он идёт не по своему пути. Мне кажется, что со своим чутьём, со своим восторженным восприятием земли, тяги земной, тяжести жизни человеческой — он критик, тот самый критик, — истолкователь художественных образов, — который так сейчас нужен русским людям, которого у нас нет⁶. И мне кажется, что сюда, вот в эту область, ему и нужно направить свою работу.

Сравните его с Ванюхой Вольным⁷: по-моему, в Ваньке сидит драматург, — чудеснейший, знаете ли, драматург! И никогда Ванюха этого не напишет, как А<лексеи>ч, — и никогда А<лексеи>чу не написать так, как может писать Ванька.

Что такое, по-моему, истинный критик? Критик настоящий, как и художник, рождается, по-моему, от Духа Свята. Критик — это человек, затравивший в себе художника. А<лексеич> — художник, истинный художник, — но, по-моему, недоношенный. На руке у него не пять, а три пальца. Трудно писать, держа кисть в трёх пальцах… Но как бы мне хотелось посмотреть его в критике!

Вы, конечно, не говорите ему, что я пишу. Это я только для Вас. Свои, так сказать, впечатления выкладываю.

Живу я во граде С<анкт>-Петербурге⁸. Погода, знаете ли, отвратительнейшая. Легла было зима, но невинности своей долго не сохранила — и потаяла! И потаяла! А тут ещё, что ни день, Баранцевича⁹ вижу.

Вожусь с пьесой¹⁰. Пойдёт в будущем сезоне в обоих Императорских¹¹. В Питере Савина, должно быть, будет играть старуху. Пьеса-то совсем не та, что Вы читали. Актёрам здешним пришлась по нраву.

Бываю у Тихонова. Работает человек! Давал бы ему Бог успеха.

Вот ждём Сологуба¹² на Александринке. Аж дух захватывает. Мейерхольд¹³, ставящий Сологуба на Александринке! 666! Бо-ойте-ся, православные! Ка-айтесь, православные! Черти на улицах, уже не скрываясь, бесстыдники, пляшут¹⁴!

Как работается? Как у Вас зимушка? Губеренка-то наша, а? Слава те, Господи! Онипку, три раза трудовиков посылала — а ноне двух истинных¹⁵! Интересны были в Ставрополе предвыборные собрания:

‘Мохрин, бывший мещанский староста, говорит, что мещане не понимают ни кадетов, ни октябристов: кадет у них — ученик кадетского корпуса (смех), а октябрист — что поспевает в октябре (тоже смех), трудовик же — это для них вполне понятно — за трудящихся, а потому, граждане, предлагаю подавать свои голоса за трудовика (одобрение…)’¹⁶.

Черкните о себе, хоть немного.

Адрес: Загородный, 4, кв. 5.

Жму Вам руку.

Ваш И. Сургучёв

26. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

13 (26) декабря 1912, Петербург

Дорогой Алексей Максимович,

Вы помните картину Англада¹: ‘Семь влюблённых’? Была в Риме на Всемирной выставке², в испанском отделе. Так вот. Пятницкий из их числа. Дайте Вы ему в руки гитару — и получится герой Англада.

С каким бы удовольствием я сейчас поехал на Капри! Но… если К<онстантин> П<етрович>³ не выздоровеет и не пошлёт Семёну Павловичу⁴ соответствующего письма, то мне придётся в поте лица своего зарабатывать хлеб свой⁵. Что я надумал. Мне хочется написать одну книгу во вкусе Альтенберга⁶. Хочется. Ну, понимаете, каприз беременной женщины. Тут в Питере основалась новая газета ‘Русс<кая> Молва’⁷. Хочу всю эту глисту протянуть через оную.

Был в ‘Современнике’. У них, видимо, нет критики. Просят и критику. Хочется мне написать одну таковую статью и озаглавить её так: ‘Обиженные медведем’⁸. Поручили мне в этой газете прорецензировать пьесу Беляева ‘Дама из Торжка’⁹. Пойду и буду подлизываться, чтобы и Беляев написал хорошо о ‘Т<орговом> Д<оме>‘¹⁰. А завтра андреевская премьера¹¹. Идём. Леонид трусит и хотел снимать с постановки пьесу. Уж очень его проткнули киевские рецензенты¹². В общем, в Питере жизнь идёт так: войдёшь в какое-нибудь строение — хорошо, выйдешь из строения на улицу — арестантские роты. Вы подумайте: сегодня 13 декабря и целый день не осенний мелкий дождик брыжжит, брыжжит сквозь туман. И извините меня, пожалуйста, Вы — хороший человек, но когда Вы пишете, что у Вас — тёплые, солнечные дни, много цветов и тихое море, то я Вам не верю: дни Ваши рождены электричеством, цветы Ваши бумажные (от старых постановок Александрийского театра), а моря совсем нет: его каприйцы вместо вина выпили. Больше всех Алексеич. Сейчас получил письмо от Семёна Павловича. Сдаёт в набор мой 2-ой том¹³. Входят ‘Губернатор’, ‘Сон’. Хочется мне, чтобы заглавий на обложке было больше и хочу, поэтому, смесь ‘Губернатора’ с ‘Сном’ заткнуть ‘Письмом’. Помните рассказишко короче воробьиного носа в ставропольском альманахе, который лежал у Вас когда-то на окне и любовался морем. Посоветуете ли?

Слушайте, Алексей Максимович. Сходите Вы в ‘Gaudeamus’, загримируйтесь разбойником и прочтите следующую роль из моей новой пьесы:

— Несчастный! Пиши Сургучёву письмо¹⁴! Подражайте при этом Ге¹⁵.

Завтра же я, загримировавшись привидением, пойду в ‘Кругозор’¹⁶ и скажу Тихонову¹⁷:

— Несчастный! Тебе Горький не даст в январе статьи¹⁸. Тихонов умрёт и будет, значит, всё благополучно.

А рассказ у Вас в ‘В<естнике> Е<вропы>‘ чудесный, молодой¹⁹.

Жму Вам руку, бывайте здоровеньки и почаще молитесь Богу и поминайте меня, недостойного, прикоснувшегося устами своими к газетной блевотине.

Ваш И. Сургучёв

Такой росчерк я буду делать, когда меня постригут в редакторы петербургские и ладожские.

27. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

21 декабря 1912 (3 января 1913), Петербург

Дорогой Алексей Максимович,

написал для газеты¹ рассказ², но когда написал, то захотелось послать его Вам.

Если подойдёт ‘Современнику’)³, берите, если нет, мгновенно, с первой же почтой — возвращайте в Питер.

Рассказ маленький, — но это, полагаю, не беда.

Не всегда же писать простыню!

А пока будьте здоровеньки и благополучны, и в делах Ваших — скорого и счастливого успеха. И с Новым Годом Вас, с новым счастьем!

Ваш И. Сургучёв

28. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

Конец декабря 1912 (начало января 1913), Петербург

Дорогой Алексей Максимович,

в моём рассказе¹, в письме Ёлочки², в конце стояла такая фраза:

— И пришли ещё рубль денег. На дело нужно³.

В ‘Совр.’ напечатано:

— И пришли ещё рубль.

‘Денег’ и остальная фраза вычеркнуты.

И потом авторская реплика:

— Раз на дело, то что ж тут разговаривать⁴?

Переделана:

— Раз нужно, — то что ж тут разговаривать?

Если в вино насыпать соли, — вино пропадёт.

Есть в иных рассказах такие фразы, которые создают их аромат, — и такие фразы не выбрасываются. Кому помешала последняя фраза Ёлочки? Раз нужно вообще ‘править’ рассказ, — то ну правь начало, середину, есть же там неуклюжая фраза о чашах слёз⁵, — но зачем касаться письма Ёлочки? Вы не поверите, как мне сейчас тяжело и больно. Я так любил эти письма девочек⁶. Пришёл кто-то и их ‘выправил’. Я знаю, что это — не Вы, — но кто? Кому это нужно было⁷? Правил меня Миролюбов, правил меня Боголюбов, — я молчал, и всё это казалось мне пустяками. Но сейчас, в холодную ночь, я два часа бегал по Петербургу и ругался, как последний сукин сын.

Вообще заметна тенденция правки.

Было заглавие: ‘Следы вчерашнего’. Это заглавие целой серии рассказов, которые я задумал⁸. Внизу стояло другое заглавие, — заглавие этого рассказа: ‘Профессор’. Кому оно мешает?

Я просил Ляцкого (словно чувствовала моя душа) прислать корректуру рассказа. Он обещал и не прислал,— по-моему, это свинство.

И. Сургучёв

29. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

Конец декабря 1912 (начало января 1913), Петербург

Дорогой Алексей Максимович,

утром Вам отправил письмо¹, а вечером получил прилагаемое при сем письмо Тихонова². ‘Интимностей’ в нём никаких нет, а интересно оно по оценке ‘текущего в литературе момента’.

Ввиду того, что возможны всякие сюрпризы и ещё, — мне кажется, Вам нелишне ознакомиться с ним.

И. Сургучёв

30. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

Начало (середина) января 1913, Петербург

Дорогой Алексей Максимович,

телеграмму и письмо я получил, но рассказа не написал, ибо выбился из колеи¹. Сейчас окончательно решается вопрос: пойдёт ли пьеса в январе или будет поставлена в будущем сезоне. Если бы она прошла в январе, был бы очень рад, ибо сезон уже пошёл вниз, а пьеса, по существу, такова, что лучше ей проскочить тихенько и смирненько. Актёрам она оч. нравится: роли. Переводят её на латышский язык².

Если только это ‘всё’ случится в январе, то придётся застрять здесь ещё на месяц, т. е. до 10 января³. Если пойдёт осенью, уеду через неделю в Ставрополь и буду писать новую, ‘психологическую’ пьесу⁴. Проживу в Ставрополе месяца два и, если будут деньги, махну за границу.

Новый год встречали у Тихонова. Старик бьётся как рыба об лёд. Жутко смотреть. Пришлите Вы ему, Бога для, что-нибудь. Серьёзно. 22 несчастья⁵.

Были Рославлевы-супруги⁶. Были модернисты. Ах, как всем им хочется в ‘Знание’! Потекут, как в Каноссу⁷. Нравится ли Вам Пришвин в ‘Заветах’, как ежемес. обозреватель⁸? Говорил ему: бросьте, нет! Разводит антимонию.

Света здесь нет, мрак Аида⁹, а на столе у меня, понимаете ли, как невеста, стоит чудеснейшая белая сирень, — такая, какая и у Вас не снилась. Какая-то добрая душа прислала на Новый год. Посылаю Вам лепестки. Что ни говори — север лучше, богаче: у нас 4 времени года, а у Вас одно: скюшно!

Голова трещит — ой-ой-ой!

И. Сургучёв

31. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

6 (19) января 1913, Петербург

Дорогой Алексей Максимович,

письмо Ваше давно получил, но ответ писать могу только вот сейчас, в воскресенье, — так питерская жизнь крутит и вертит человеками.

А сейчас обстановка такова: 2 часа дня. На столе горит электричество. Жарко топится печка. На дворе белыми коврами лежит зима и правильными квадратами сложены дрова, — великолепнейшие северные, русские дрова, берёзовые, которые на смерть идут как-то радостно, будто они её только и ждали весь свой век. Как они горят! Умные дрова…

Не могу не похвалиться: а на столе у меня много цветов: присылают поклонницы, — а больше — увы! — актрисы, которым хочется в ‘Т<орговом> Д<оме>‘ иметь роль. Сам я встал поздно,— вчера был субботник в ‘Бродячей собаке’, — есть такое ‘кабарэ’ в Питере, на Михайловской площади, — учреждение довольно весёлое, с дешёвыми винами и дешёвыми представлениями¹.

Вы просите написать — нет ли чего нового у литераторов, в литературе. — Реакция-с!

Везде — реакция. Политическая жизнь уже как будто ‘очухивается’ от неё. 4-я Дума выходит как будто ‘фиником’, совсем нежданным. 4-й блин вышел, кажется, комом².

А в литературе — только начинается реакция. Ясно, очень уж ощутительно — разлагаются и смердят живые трупы, недавно бывшие героями ‘понедельников’³.

Анатолий Каменский никак не может употребить в дело свою ‘Леду’⁴. Сначала противилась цензура, а теперь актрисы не хотят выходить на сцену голышом. Каково? Актрисы!

Гефсиманскую ночь⁵ переживает, кажется, Арцыбашев. Заскучал он смертельно, — так-таки заскучал. ‘Смертник’. Молится деревянному чурбану⁶ — не помогает.

Агония у ‘Шиповника’. Распродаёт свою гвардию: Сологуба, Ремизова⁷. Окончательная распродажа за прекращением торговли, с разрешения торговой депутации. Скупает, или как он сам говорит: ‘надо выручить’ — их киевский купец Терещенко⁸. Иными словами: начинается искусственное дыхание.

Вот, Алексей Максимович. Тут бы надо ‘Знанию’ поэнергичнее выступить. Меж тем 40-й сб. задерживается⁹. С ним лежат без движения — Пришвин и Г<усев>-Оренбургский¹⁰. Семён Павлович рвёт и мечет. И прав. Между прочим, он собирается к февралю выпускать 2-й том мой, — не знаю, как ‘Знание’ посмотрит на сие¹¹. Были у меня предложения от иных фирм. Семён Павлович отстаивает меня от всяких покушений и сам, кажется, вёл личные дебаты, — с Андриановым¹², напр.

Литературная реакция — опять ведёт к Тургеневу, к Достоевскому, к Толстому. Давай Бог.

Бешеный натиск сделали ‘новаторы’ на Бастилию (читай: Алекс. театр) с ‘Заложниками жизни’¹³. На 4 первых представления расписали сами места. Поставили. Имели успех, сопровождавшийся аккомп<анементом> свиста и пощёчин¹⁴. Но… ещё одна такая победа, и у Сологуба не останется ни одного солдата. Он не спокоен, нервничает, полемизирует с Батюшковым¹⁵, со мной¹⁶, пишет глупости и всё больше тонет. В Москве никто не хочет ставить ‘Заложников’. Ни один театр.

Нервничает и делает явные глупости Андреев. Полемизирует с киевскими рецензентами, обругавшими пьесу¹⁷. А теперь боится: ставить ли её в Питере? Кажется, всё-таки решился¹⁸.

Мережковский решил изничтожить мою особу, но был побеждён и отступил на заранее приготовленную позицию, объявив, что я хоть и талант, но напрасный.

Высунулся в бой Д. Философов и, не читав и не видев пьесы, — объявил меня третьестепенным учеником Островского¹⁹. Я его припёр к стенке (частным образом).

— А пьесу Вы читали? Видели?

— Нет!

— Как же Вы судите о ней?

— Уж Вы тово… Не сердитесь. Ляпнул. Очень был раздражён статьёю Батюшкова. Он Вами захотел против Сологуба драться. И письменно заявляет об этом²⁰.

Вчера был у Котляревского²¹, тот одно просит:

— Вы это письмецо, батюшка, поберегите. Поберегите письмецо. Такое письмецо нужно беречь…²².

Комедь!

Хожу я среди этих комиков — и весело мне! Они проржавели от Петербурга. И хочется поскорее домой, в провинцию, переждать там до весны, а весною опять в Италию, опять поболтаться по Европе, о новой пьесе подумать.

Пьеса моя может пойти в январе, на этом настаивает Савина²³. Очень ей хочется к будущему сезону новую мою пьесу, сюжет которой я ей рассказывал²⁴. Но мне просто невыгодно ставить её во второй половине сезона, и я строю интриги, чтобы перенесли её на осень. А впрочем, чёрт с ними! И Южин тоже, по слухам, всходился ставить её теперь — и там интригу пустил²⁵. Скоро жду назначения в министры иностранных дел.

‘Мельница’ моя выстроена, но ещё не убраны леса, нет столярных работ. Машины пришли из-за границы, но ещё не поставлены. Хотя хозяева зерно уже покупают, ибо прежде чем его перемолоть, нужно, чтобы оно вылежало шесть месяцев.

Выходит тихоновский ‘Кругозор’²⁶. Человек решил крепко бороться с предрассудками и выпускает No 1 13-го января. Собирается печатать моё письмо, в котором я провожу мысль, что нужно русских молодых начинающих писателей, обнаруживших несомненное дарование, отправлять за границу, как отправляют пансионеров Академии, или оставленных при университетах. Только на чужбине можно правильно почувствовать свою родину. Образовать фонд пока что и усиливать его всякими законными и незаконными способами²⁷.

Тихонов ждёт от Вас статьи²⁸. Ублаготворите старика, пошлите. Если ‘Кругозор’ крякнет — старику смерть. И у меня, глядя на него, иногда заколыхивается душа. Пошлите статью.

Вы не правы, что теперь не нужны художники. Ах, как они теперь нужны! Настоящие художники! Настоящий художник-писатель далеко выше просто писателя. Пример: Д. С. Мережковский!

Секрет: из ‘Заветов’ не прочь выжить Миролюбова и Чернова²⁹. Стою за него горой, божусь, клянусь. Хотят, кажется, разводить там модернизм: в ноябре И<ванов>-Неразумник³⁰ совершил, кажется, первое хождение к Ремизову³¹. Вы теперь, как ‘Современник’, можете сказать:

— Баба с возу — коню легче.

Собираются печатать роман Рукавишникова: ‘Слуги царские’³².

А пока до свиданья. Бывайте здоровеньки, веселеньки, передайте мой привет Катерине Павловне³³, Максу и прочим каприйцам.

Крепко жму Вам руку.

Ваш И. Сургучёв

Алексей Максимович! Скажите Вы Константину Петровичу: пусть скорее вышлет в Контору условия, на которых печатался ‘Г<убернато>р’. Когда я посылал Миролюбову рукопись, то писал ему о 200 рублях за лист, разумея обычный печатный лист в 36—37 тыс. букв. Семён Павлович считает лист в 40 т. букв. Я и писал Пятницкому, что за такой лист ‘увеличенный’ нахожу справедливым получить по 225 руб. Послал ему 2 письма — и ни строчки в ответ. А деньги нужны позарез. Авансы брать где бы то ни было считаю ниже достоинства, не хватает духу заговорить даже о них, — а Семён Павлович не знает, как быть. 8-й месяц уже идёт с выхода сборника — не грех написать письмо в Контору. Простите, что лезу к Вам с этими разговорами, самыми неприятными для меня на земле, — но, правда, безденежье сейчас роковое. Получил я из Конторы 1200 рублей.

И. С.

32. ГОРЬКИЙ — И. Д. СУРГУЧЁВУ

13 (26) февраля 1913, Капри

Уважаемый Илья Дмитриевич,

только сейчас собрался ответить Вам на огорчённое письмо Ваше по поводу рассказа.

Прочитав внимательно рассказ, мне думается, что редакторских поправок в нём нет, а есть ошибки корректора в конце рассказа.

Но, если б даже это были и поправки редактора — право же, они не столь важны, чтоб из-за них можно было возбуждаться до такой степени, как пишете Вы.

А вот Вы меня огорчили очень сильно, — если позволите говорить об этом. Думаю, что позволите: дружеское отношение Ваше ко мне и моё к Вам даёт мне право говорить откровенно.

Убит я Вашим письмом к Тихонову, напечатанным в ‘Кругозоре’¹.

Во-первых — в наши дни, когда литератор русский своим пьянством и пошлостями совершенно уронил себя в глазах общества, лишился у читателя всякого престижа, — читателю этому дано право ответить на Ваше письмо в самом амикошонском и юмористическом духе:

‘За границу захотели? Дома-то тесно стало скандалить и паясничать’?

Во-вторых — тон письма Вашего убийственно нелитературен, точно Вы, сидя в халате после бани и выпивки, рассуждаете. Подумайте сами: хороша ли эта ‘простота’ тона для литератора молодого, вчера только обратившего на себя некоторое внимание, — для литератора, который весь ещё в будущем? Вы странно смешали журнал с предбанником, чего не надо было делать.

Вы, вероятно, рассердитесь и, может быть, закричите мне, какое право имею я учить Вас?

Право сказать молодому литератору, что он не понимает, куда пришёл и как надобно себя вести в этом месте, — мне дано двадцатью с лишком годами работы моей в русской литературе. Это — неоспоримое право. У Вас его пока нет ещё. И Вы, пожалуй, вовсе и никогда не приобретёте его, если будете вращаться среди Ясинских, Сологубов и прочих артистов для кинематографа и уличных забавников, недостойных стоять рядом с Вами, человеком талантливым и, как показалось мне, относящимся к литературе с тем священным трепетом, которого она — святое и чистое дело — необходимо требует. Поверьте, что всё это написано отнюдь не в целях только поучать, но с чувством искренней дружбы к Вам и с большим уважением к Вашему дарованию. И смысл письма очень прост, вовсе не обиден, всё, что я хотел сказать Вам, складывается так.

Дорогой друг Илья Дмитриевич! Видите себя поскромнее, потише, стойте подальше от авантюристов и пьяниц, это для Вас — для Вашего таланта — гораздо лучше.

Вот и всё.

1913

февр.

33. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

25 февраля (10 марта) 1913, Ставрополь

Дорогой Алексей Максимович, —

вот я и плюхнулся в Ставрополь. Сегодня — первый день Великого Поста. Грязь, солнце, за завтраком — редька и постное масло, превосходное подсолнечное масло, голубые небеса (не за завтраком, а наверху) — просто прелесть! Провинция, тишина, — хотя шум Петербурга ещё стоит в ушах.

Думаете ли Вы теперь ехать в Россию? И если думаете, то когда¹? Дело в том, что 14 числа я думаю вырваться в чужие края, и если Вы уедете с Капри, то я туда не заверну². А так очень хочется Вас видеть и во-ушию слышать поругание по поводу письма в ‘Круг<озор>‘³, о котором на днях писали мне Тихоновы. Письмо, правда, поругания заслуживает, но не такого большого. Его хорошо приняла старая, почтенная русская печать (между проч<им> — ‘Рус<ские> Вед<омости>‘)⁴ и даже, кажется, московские тузы готовы тряхнуть мошной, что и требовалось доказать. А поехать писателю за границу, а в особенности молодому, чего же и не поехать? Хорошо и даже очень. Я вот прямо мечтаю смотреть Боттичелли⁵ в Берлине⁶. Этакая Пасха души…

А ещё у меня к Вам просьба. Есть в Ставропольской губернии — удивительная женщина Марья Митрофановна Жукова⁷. При всём отвращении к посвящениям, — я всё-таки посвятил ей свою вторую книжку, — ибо просто не знал, как иначе выразить ей ту теплоту душевную, которая у меня к ней питается. Ей страшно нравятся Ваши сказки. Пошлите ей экземпляр с надписью! Право, а? Чем она удивительна, — расскажу, писать не хочется. Если только ничего против посылки иметь не будете, то вышлите её или на моё имя в Ставр<ополь>, или по такому адресу: ‘Ставропольская губ<ерния>, сел<о> Воронцово-Александровское, для передачи в сел<о> Фёдоровку на квартиру инженера Жукова, M. M. Жуковой’. Доставите хорошему, редкому человеку радость большую⁸.

Понемногу стихает у меня вражда к Ляцкому. Вот никогда не думал, что у меня могут загореться такие злобные по отношению к другому человеку чувства. И почему? Ведь в сущности — пустяки, мир и по выходе янв<арской> книжки ‘С<овременник>а’ стоит на прежнем месте, — но ненавидел я этого человека остро, до желанья прибить⁹.

Хочется мне ещё увидеть Борджана¹⁰, — хороший малый! Среди армян — этакие редкость.

Поклон передайте Катерине Павловне. Давненько ничего от неё не слыхать¹¹. Как поживает Максим? Мне казалось, что без авиации он будет как рыба без воды. Поклон ему!

И. Сургучёв

34. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

Около 23—25 августа (около 5—7 сентября) 1913, Ставрополь

Дорогой Алексей Максимович,

в России лето вышло дождливое — этакое, с дождями поутру и с ясным полднем, — и жить, напр<имер>, в Ставрополе, где есть в центре города отличная каштановая роща, — большое сейчас удовольствие. Насилу понемногу стал забывать заграницу. А и хорошо я проехался на этот раз — и, знаете, в Италию ещё больше тянет и, понимаете, схема жизни вырисовывается мне теперь в таком виде: жить, — ездить в Италии, — этак по ранней весне, по нежаркому солнцу.

Отзывов из ‘Ниж<егородского> Листка’ и ‘Сиб<ирской> Ж<изни>‘¹ я не получил, может быть, пропали. Статью Айхен-вальда² читал: во многом он прав, многого не понял.

Курьёзно: при ‘Речи’ издаётся (почти специально для провинции) ежедн<евная> газета: ‘Соврем<енное> Слово’³. И контора одна, и редакция одна. И вот: в ‘Речи’ статья почти укоряющая, а в ‘Совр<еменном> Слове’ — восхваляющая⁴. Выходит так, что и направо, и налево. В ‘Совр<еменном> Слове’ пишет некий Ал. Ожигов⁵. В общем критика, как вижу, вещь курьёзная и сильно, подчас, в лужу дающая. В ‘Утре России’⁶ Ермилов в трёх строках с лица земли меня стёр⁷, но это, я думаю, старые счёты: я его в ‘На дне’ в 3 акте сильно-таки помял (он играл Костылёва) — и он, должно быть, этого до сих пор не забыл⁸. Много и, подчас, очень курьёзно пишут в провинции. В одной газете (‘Куб<анском> Крае’)⁹ напечатали между прочим, что моё лицо похоже на французскую булку и что говорю я басом. Вы подумайте¹⁰!

Вожусь сейчас с пьесой¹¹, — уж такой характер. Сильно изменилась она теперь и сократилась и надоела мне. И о ‘Мельнице’ думаю с вожделением в сердце своём¹².

Завидую Вам в одном: купаетесь, да ещё с сыном¹³. Это великолепная вещь. Я всегда мечтаю о том, как у меня вырастет старшая дочь (а она у меня красавица будет, — в мать) и будем мы с нею ходить под руку, — по улице, этак вверх, потихоньку. Приехал, понимаете, я домой, а дома только старая нянька одна да собаки. Все уехали на Минеральные Воды. И теперь обед мне носят из гостиницы, — зато тишина!

Кланяйтесь от меня Катерине Павловне, бабушке¹⁴ и Максу.

Крепко жму всем руку.

Катерине Павловне скажите, что Амфитеатрова я не замотаю и вышлю скоро. Взял книгу на 2 дня, — да и до сих пор не возвратил¹⁵.

35. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

11 (24) декабря 1913, Петербург

Многоуважаемый
Алексей Максимович,

недавно очень обрадовался, встретив подтверждение своей мысли у Рескина¹. Посылаю Вам вырезку² и снова утверждаю, что как художник Вы, по-моему, стоите на неправильной точке зрения.

Может быть, — это не надо писать, — но напишу: сердитесь — не сердитесь.

И. Сургучёв

11 дек. 1913 г.

36. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

31 мая 1928, Париж

Многоуважаемый
Алексей Максимович,

Вы сейчас в Москве¹,— и я прошу Вас не отказать — и внушить там кому следует, насколько нехорошо: 1) отбирать гонорар у эмигрантских писателей-драматургов за те их пьесы, которые и сейчас идут в России. 2) Насколько нехорошо Союзу пролетарских драматургов пользоваться этим гонораром (Союзу его передают), т. е. есть хлеб, заработанный чужими руками: ничего ‘буржуазного’ в писательском труде нет.

Вы сами были эмигрантом — и никогда Царь не отбирал его у Вас.

Пишу это не потому, что сам хочу пользоваться своими деньгами (их даже не дали моей матери, умиравшей в России), но потому, что такой образ действий жесточайше отталкивает нас от современных российских литературных нравов.

С совершенным уважением.

И. Сургучёв

ПРИМЕЧАНИЯ

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-1), впервые.

¹ Сургучёв имеет в виду статью Ю. И. Айхенвальда ‘Литературные наброски (Авель убивающий)’, напечатанную в газете ‘Слово’ за 11(24) февраля 1909 г. (No 705), с. 2. По мнению критика, от ‘талантливого и трогательного’ рассказа Сургучёва ‘веет теплотой и жизнью’, он ‘…сердечен и прост дорогою простотой’. Отмечая художественные достоинства произведения, Айхенвальд пишет о ‘…всей грусти и всей художественной силе, пластичности и юморе, которыми проникнут рассказ даровитого автора’.

² Булкович — сотрудник газеты ‘Приднепровский край’, издаваемой в г. Екатеринославе в 1898—1916 гг. Рецензия не разыскана.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-37), впервые.

Датируется по помете на письме, сделанной Пятницким: ‘отв. 26 июня 1910, принято’.

Ответ на неразысканное письмо Горького.

¹ В No 1 журнала ‘Вестник Европы’ за 1909 г. был напечатан рассказ Сургучёва ‘Соседка’.

² См. примеч. 1 к п. I.

³ Сургучёв упоминает о повести Л. Н. Андреева ‘Губернатор’, впервые напечатанной в журнале ‘Правда’ (1906. Кн. 3).

⁴ Пятницкий К. П. (1864—1939) — директор-распорядитель и основатель книгоиздательского товарищества ‘Знание’.

⁵ Повесть Сургучёва ‘Губернатор’ была опубликована в 1912 г. в Сб. Зн. 39.

Печатается по А (АГ КГ-п-74-6-2), впервые.

Датируется по фразе из письма Горького Амфитеатрову около 24 октября (около 6 ноября) 1910 г.: ‘Сообщите, получены ли Вами последние издания ‘Знания’ — Сургучёв, Шмелёв, ‘Чудаки’, Роллан?’ (АГ. ПГ-рл-1-25-80).

Ответ на неразысканное письмо Горького.

¹ Первый том рассказов Сургучёва вышел в издательстве ‘Знание’ в 1910 г.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-3). Впервые, отрывок: Горький. Материалы. Т. I. С 307.

Датируется по времени публикации в газете ‘Живое слово’ (3(16) октября 1911. No 31) статьи П. Ордынского ‘В защиту изгнанника’.

¹ Сургучёв вспоминает о своём первом посещении Капри и знакомстве с Горьким летом 1911 г. во время заграничного путешествия, в котором Сургучёв находился с 16 (29) мая по 30 июня (13 июля) 1911 г.

² Арцыбашев М. П. (1878—1927) — русский писатель, автор романа ‘Санин’ (1908).

³ ‘Отрывок из письма о Толстом’ и статья ‘О Толстом’, опубликованные в литературном альманахе ‘Наши дни’ (СПб., 1911).

⁴ 3(16) октября 1911г. газета ‘Живое слово’ (No 31) опубликовала статью П. Ордынского (псевдоним Плохова П. Л. (1882—19??)) ‘В защиту изгнанника’, в которой автор выступил с проектом ‘всеобщей петиции императору’ о разрешении Горькому вернуться в Россию.

⁵ Тихонов В. А. (1857—1914) — писатель, драматург, публицист, редактор журнала ‘Север’, соредактор А. Амфитеатрова и В. Дорошевича в газете ‘Россия’, сотрудник редакции газеты ‘Русь’, в конце 1910 — начале 1911 гг. — сотрудник журнала ‘Современник’.

⁶ ‘Жизнь Матвея Кожемякина’.

⁷ III часть повести Горького ‘Жизнь Матвея Кожемякина’ была опубликована в Сб. Зн. 36 в 1911г.

⁸ Сведения об упоминаемой Сургучёвым постановке пьесы ‘На дне’ в г. Ставрополе не разысканы.

⁹ Программа спектакля не разыскана. Возможно, Сургучёв имеет в виду себя: к этому времени у него уже был опыт участия в постановке пьесы ‘На дне’, которая была осуществлена в 1907 г. в театре В. Ф. Комиссаржевской в Петербурге Кружком писателей — любителей театра. Сургучёв играл роль Васьки Пепла.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-4). Впервые, отрывок: Горький. Материалы. Т. I. С. 307.

Датируется по времени написания Горьким письма M. M. Коцюбинскому, в котором он опровергает газетные слухи о своём отъезде в Каир (АГ. ПГ-рл-21-4-8).

Ответ на неразысканное письмо Горького.

¹ Миролюбов В. С. (1860—1939) — издатель и редактор ряда популярных журналов (в частности, ‘Журнал для всех’, ‘Заветы’, ‘Современник’).

² Бродский И. И. (1883/84—1939) — живописец и график.

В мае — августе 1911 г. И. Бродский во второй раз был на Капри, и Горький посещал его мастерскую. ‘На Капри я усердно работал, писал этюды и большое полотно ‘Италия’. Картина давалась с трудом, когда у меня не выходили те или иные куски, я в отчаянии швырял кисти и палитру в картину с такой силой, что мог порвать холст. Алексей Максимович часто приходил ко мне в мастерскую, успокаивал меня и очень любил наблюдать за моей работой. Не раз он говорил, что его мечта — научиться живописи’, — писал Бродский в книге ‘Мой творческий путь’ (ВС. Т. I. 1981. С. 259—260). О каком именно эпизоде вспоминает Сургучёв, установить не удалось.

³ Слова Фамусова: ‘Всё врут календари’ (из комедии А. С. Грибоедова ‘Горе от ума’).

⁴ 23 октября (5 ноября) 1911 г. Горький писал Коцюбинскому: ‘Газеты, конечно, врут, я здоров, как только могу, и в Каир не собираюсь…’ (АГ. ПГ-рл-21-4-8).

⁵ В конце октября 1911 г. А. В. Амфитеатров принял решение упразднить редколлегию журнала ‘Современник’, куда входил, в частности, В. С. Миролюбов (в связи с этим см. письмо Горького Амфитеатрову от 25 или 26 октября (7 или 8 ноября) 1911 г. (АГ. ПГ-рл-1-25-2).

⁶ Вторая часть романа М. П. Арцыбашева ‘У последней черты’ вышла в VII сборнике ‘Земля’ (М.: Московское кн-во, 1911).

⁷ Реплика Кулыгина: ‘В какой-то семинарии учитель написал на сочинении ‘чепуха’, а ученик прочёл ‘реникса’ — думал, что по-латыни написано…’ (из драмы А. П. Чехова ‘Три сестры’).

⁸ 8(21) октября 1911 г. Горький написал открытое письмо в редакцию газеты ‘Живое слово’, напечатанное 24 октября (No 34), в котором протестовал против выдвинутого П. Ордынским предложения о выступлении с ‘всеобщей петицией императору’ (см. примеч. 5 к п. 4).

⁹ Екатерине Павловне Пешковой.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-7). Впервые, частично: Горький. Материалы. Т. I. С. 307.

Датируется по записи в Дневнике Пятницкого от 17 (30) ноября 1911 г. о чтении Горьким произведений Л. Н. Толстого.

Ответ на неразысканное письмо Горького.

¹ Повесть Сургучёва ‘Мельница’ была напечатана в V сборнике ‘Слово’ (Книгоиздательство писателей в Москве, 1915), в письме Е. П. Пешковой после 24 ноября 1915 г. Горький отметил подражательный характер этого произведения (АГ ПГ-рл-30-19-547). Позднее ‘Мельница’ была опубликована в 1917 г. в IV томе сочинений Сургучёва, изданном ‘Книгоиздательством писателей в Москве’.

² Измайлов А.А. (1873—1921) — критик, сотрудник газет ‘Биржевые ведомости’ и ‘Русское слово’. Сургучёв мог иметь в виду одну из его следующих рецензий: ‘Куда надлежит мещанская душа’ (‘Городок Окуров’ М. Горького) (Русское слово. 1910. No 2. 3 янв.), ‘Городок Окуров’ М. Горького (Биржевые ведомости. 1910. No 11497. 2 янв. и No 11498, 5 янв.), неозаглавленную статью (Биржевые ведомости (веч. вып.) 1910. No 11733, 26 мая), Из записной книжки критика (Русское слово. 1911. No 43, 24 февр.) (см.: Балухатый С. Д. Критика о Горьком. Библиография статей и книг 1893—1932 г. Л.: Государственное издательство художественной литературы, 1934. С. 211, 212, 219).

³ Ясинский И. И. (псевд. Максим Белинский, Чуносов, Независимый (1850— 1931)) — беллетрист, публицист. Автор романов ‘Иринарх Плутархов’ (1886), ‘1-е марта 1881 года’ (1900), ‘Под плащом сатаны’ (1911). Редактор журналов ‘Ежемесячные сочинения’, ‘Беседа’, ‘Новое слово’, ‘Живописец’, сотрудник газеты ‘Биржевые ведомости’ и других изданий. А. А. Измайлов (см. примеч. 2) писал о нём в книге ‘Литературный Олимп’ (М., 1911) (глава ‘Иероним Ясинский’). Деятельность Ясинского вызывала неизменно отрицательное отношение Горького.

⁴ Реплика одного из персонажей пьесы (‘Седенький старичок с подвязанной щекой’), который в ответ на слова Бабы (‘На несчастие посмотреть зашла…’) говорит Тетереву: ‘Господин! Она у вас тут со стола булочку стащила…’ (Горький. Сочинения. Т. 7. С. 65).

⁵ О постановке пьесы ‘На дне’, осуществлённой в 1907 г. в театре В. Ф. Комиссаржевской в Петербурге Кружком писателей — любителей театра, Сургучёв писал в статье ‘Три топора’: ‘Шло ‘На дне’, ставил Санин, исполнителями были писатели: Чириков играл Луку, Дымов — Алёшку, Найдёнов — полицейского, Лазаревский — татарина, Арабажин — барона, Баранцевич — Клеща, Тихонов — актёра и я — Пепла’ (Возрождение. 1955. No 42. С. 103). Санин А. А. (настоящая фамилия Шенберг) (1869—1956) — русский актёр и режиссёр.

⁶ I том сочинений Толстого, изданных посмертно, куда вошли ‘Дьявол’, ‘После бала’, ‘Алёша Горшок’, ‘От ней все качества’, ‘Что я видел во сне’, ‘Фальшивый купон’, ‘Живой труп’ (Посмертные художественные произведения Л. Н. Толстого. Под ред. и с предисл. В. Г. Черткова. Т. 1—3. М.: Изд. А. Л. Толстой, 1911—1912). Значительное место в печати занимали отзывы о пьесе ‘Живой труп’, 21 октября (3 ноября) 1911 г. Горький писал Л.Андрееву: ‘…как противна эта возня мёртвых душ с Живым трупом и как бесстыдно сказалось в ней полное отсутствие уважения к Л<ьву> Н<иколаевичу> и в об<щест>ве и — особенно! — в прессе’ (АГ. ПГ-рл-2-1-96).

⁷ Ходотов Н. Н. (1878—1932) — актёр Александрийского театра, его петербургская квартира была местом встреч писателей и актёров. Говоря об ‘истории в ходотовской квартире’, Сургучёв имел в виду ссору Куприна и Андреева, получившую широкую огласку в печати. 15 (28) ноября 1911 г. Ф. И. Шаляпин писал Горькому: ‘Мне очень жаль Александра Ивановича, потому что я не могу понять, для чего он так пьёт и усиленно дружит с какими-то акробатами и клоунами в цирке. Недавно был у меня Леонид Андреев — у них, в квартире Ходотова, произошло что-то нелепое. Андреева чуть не задушил не то Куприн, не то Скиталец — одним словом, была какая-то отчаянная драка. В этот вечер приглашали туда и меня, но, наученный горькими опытами, от посещения я отказался. Слава Богу…

Ужасно неприятно было мне это узнать, — ей-Богу, немножко совестно за людей, кои занимают культурную ступень в общественной жизни. Хотя наша культурная жизнь тоже какая-то странная, чтоб не сказать больше, в настоящее время’ (АГ. КГ-ди-12-2-9).

⁸ Каррер Жан — французский журналист, корреспондент газеты ‘Le Temps’. В это время на Капри не приезжал.

⁹ Гораздо позднее, 15(28) июня 1913 г., газета ‘Речь’ (No 160) сообщила, ‘что, по сведениям иностранной прессы, Горький закончил четырёхактную пьесу из итальянской жизни ‘Шарманщик Беппо’, которую предполагают ставить в Художественном театре’ (ЛЖТ. 2. С. 363). Ещё чуть позже, 14(27) июля 1913 г., газета ‘День’ написала о том, что эта пьеса принята к постановке, в Архиве М. Горького, впрочем, нет никаких сведений об этом произведении. Возможно, что ещё в конце 1911 г. до Сургучёва доходили слухи об этой ‘пьесе’. В действительности на момент написания Сургучёвым данного письма, ‘к середине ноября 1911 г. было написано и отослано в газеты и журналы 11 ‘сказок’ об Италии’ (Горький. Сочинения. Т. 12. С. 544). 14(27) декабря 1911 г. Горький писал Е. П. Пешковой: ‘Пишу ‘сказки’, Бунин очень хвалит и Коцюбинский, а я им верю, оба — люди со вкусом. Написал уже 14, будет 25, вероятно’ (Архив Г. 9. С. 131). Таким образом, 12-ю, 13-ю или 14-ю сказку газеты могли неверно подать как ‘пьесу из неаполитанской жизни’.

¹⁰ См. примеч. 7 к п. 5.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-5). Впервые, частично: Горький. Материалы: Т. I. С. 308.

Датируется по фразе: ’20 декабря выступаю в суде как защитник’.

Ответ на неразысканное письмо Горького.

¹ Старик — один из персонажей повести Сургучёва ‘Мельница’, в создании этого художественного образа, имевшего в качестве прототипа реально существовавшее лицо, Горький принял непосредственное участие (см. вступ. статью).

² Философов Д. В. (1872—1940) — критик, публицист, общественный деятель.

³ ‘Джоконда’ Л. да Винчи в это время была украдена.

⁴ IV часть повести ‘Жизнь Матвея Кожемякина’ вышла в 1911 г. в Сб. Зн. 37.

⁵ Реплика Тиунова из его диалога с Кожемякиным: ‘Я прямо скажу: народу, который весьма подкис в безнадёжности своей, проповеди эти прямой вред, они ему — как вино и даже много вредней. Людей надо учить сопротивлению, а не терпению без всякого смысла, надобно внушать им любовь к делу, к деянию’ (Горький. Сочинения. Т. 10. С. 496).

⁶ См. примеч. 10 к п. 6.

⁷ Возможность выступать в суде в качестве защитника мог иметь присяжный поверенный, т. е. лицо, имеющее юридическое образование (сведения о юридическом образовании Сургучёва, впрочем, не разысканы).

⁸ Возможно, газета ‘Приднепровский край’, которая была анонсирована как ‘ежедневная внепартийная прогрессивная политическая, общественная и научно-литературная газета’.

⁹ Сведения об упоминаемом лице не разысканы.

¹⁰ Театр Ф. А. Корша (1852—1923) — крупнейший частный театр в Москве, прославившийся сильным актёрским составом. Основан 30 августа 1882 г., закрылся в 1932 г. Наряду с пьесами классического русского и зарубежного репертуара в театре ставились ‘лёгкие развлекательные пьесы, фарсы, мелодрамы’ (Театральная энциклопедия: В 5 т. Т. 3. М.: Изд-во ‘Советская энциклопедия’, 1964. С. 223).

¹¹ Бракко Роберто. Конец любви. Сатира в 4-х действиях / Пер. В. К. Божовского. М.: Театр, б-ка М. А. Соколовой, 1908.

¹² ‘Август, 3 (16) 1910 г. Встречается с итальянским драматургом Роберто Бракко’ (ЛЖТ. 2. С. 143).

¹³ Сургучёв мог видеть одну из трёх следующих фотографий: ‘Горький и Р. Бракко на фоне Монте Соларо’ (No 485), ‘Горький и Р. Бракко на Пьяцетте, Капри’ (No 487), ‘Горький и Р. Бракко 1910, авг. 3’ (фото Ю. А. Желябужского) (No 491) // А. М. Горький и его современники: Фотодокументы. Описание. М.: Наследие, 1997. С. 123, 125.

¹⁴ Сургучёв имеет в виду IX сказку из ‘Сказок об Италии’ (Киевская мысль. 1911. No 301. 31 окт.).

¹⁵ Коцюбинский М. М. (1864—1913) — украинский писатель, автор лирико-психологических новелл, повести ‘Фата моргана’ (1904—1910).

¹⁶ Стихотворение А. Черемнова ‘Будь благословенна’, напечатанное в 1911 г. в Сб. Зн. 37.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-6). Впервые, частично: Горький. Материалы. Т. I. С. 309.

Датируется по фразе: ‘С Новым годом поздравляю и Вас, и Марью Фёдоровну, с русским Новым годом. Скоро Рожд<ество>…’.

¹ Цитата из песни Председателя — одного из персонажей ‘Пира во время чумы’ А. С. Пушкина (1830).

² Адвокат Карякин, приглашённый на процесс из Ростова (см. п. 7).

³ Слова, сказанные Понтием Пилатом об Иисусе Христе перед распятием в споре с иудейскими священниками: ‘Тогда вышел Иисус в терновом венце и в багрянице. И сказал им Пилат: се, Человек!’ (Иоанн: 19, 5).

⁴ Музыкальная ‘цитата’ из арии Фигаро (опера Дж. Россини ‘Севильский цирюльник’, 1816 г.).

⁵ Кондурушкин С. С. (1874—1919) — русский писатель, журналист. Что именно цитирует Сургучёв, не установлено.

⁶ См. примеч. 14 к п. 7.

⁷ Глаголин (Гусев) Б. С. (1879—1948) — драматург, театральный критик, актёр и режиссёр.

⁸ Суворин А. С. (1834—1912) — журналист и издатель, редактор петербургской газеты ‘Новое время’ (с 1876 г.), журнала ‘Исторический вестник’ (с 1880 г.).

⁹ 50-летний юбилей творческой деятельности А. С. Суворина.

¹⁰ Письмо не разыскано.

¹¹ Куприн А. И. (1870—1938) — русский писатель. Зимой 1911—1912 гг. на Капри не был.

Печатается по А (АГ. ПГ-рл-42-7-1). Впервые, частично: Пенчковский Н. Горький о писателе // Красная панорама. Л., 1928, дек. С. 57, полностью: Горький. Письма. Т. 9. С. 210.

Датируется по помете адресата: ‘Получ. в Ставрополе 28 дек. 11 (Capri. 2.1-12)’.

Ответ на письмо Сургучёва от конца декабря 1911 г. (АГ. КГ-п-74-6-6).

¹ Горький имеет в виду XXX главу повести ‘Губернатор’, в которой описана сцена подъёма нового колокола на главную колокольню женского монастыря. По совету Горького Сургучёв внёс в текст предложенное исправление: ‘Колокол они уже видели: стоял он, похожий на огромный колпак, на деревянном, из свежих, неструганых брусьев сделанном помосте перед колокольней’ (см.: Сургучёв И. Д. Губернатор: Повесть, рассказы / Вступ. статья А. М. Кузнецова. М.: Современник, 1987. С. 188).

² В окончательном варианте текста повести это замечание Горького не было учтено Сургучёвым.

³ Слова Иисуса Христа из Его диалога с учениками после беседы с самарянкой у колодца. ‘Пища Моя состоит в том, — сказал Иисус, — чтобы исполнить волю пославшего Меня, и совершить его дело’ (Иоанн: 4, 34).

⁴ Цитата — первая строка стихотворения А. А. Фета ‘Шёпот, робкое дыханье…’ (1850).

⁵ П. Ф. Унтербергер был губернатором Нижнего Новгорода.

⁶ Горький приблизительно цитирует первое четверостишие пародии Н. А. Некрасова и И. С. Тургенева на Ф. М. Достоевского:

Витязь горестной фигуры,

Достоевский, милый пыщ,

На носу литературы

Рдеешь ты, как новый прыщ.

Некрасов Н. А. Полное собрание сочинений и писем. 1948. Т. I. С. 423.

⁷ Там же.

⁸ Цитата из стихотворения В. Я. Брюсова ‘Грядущие гунны’ (осень 1904, 30 июля — 10 августа 1905).

⁹ Там же:

‘А мы, мудрецы и поэты,

Хранители тайны и веры,

Унесём зажжённые светы

В катакомбы, в пустыни, в пещеры’.

10.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-8). Впервые, частично: Горький. Материалы. Т. I. С. 312, 313.

Датируется по приписке: ‘Capri 2.1.-12’.

¹ Сургучёв имеет в виду свержение маньчжурской династии Цин в Китае в результате Синьхайской революции 1911—1913 гг., началом которой стало движение во главе с Сунь Ятсеном.

² Басаргин А. (псевд. А. И. Введенского (1861—1913)) — критик, сотрудник газеты ‘Московские ведомости’.

³ Вербицкая А.А. (1861—1928) — прозаик, драматург, автор русской ‘женской’ беллетристики, имевшей огромную популярность в начале 1910-х гг.

11.

Печатается по AM (АГ. ПГ-рл-42-7-2), дата и правка — автограф. Впервые: Горький. Материалы. Т. I. С. 308—309.

Ответ на письмо Сургучёва от конца декабря 1911 г. (АГ КГ-п-74-6-6).

¹ Янус — в римской мифологии божество дверей, входа и выхода, затем — всякого начала. Изображался с двумя лицами, одно из которых обращено в прошлое, другое — в будущее.

² См. п. 8 и примеч.

12.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-9). Впервые, частично: Горький. Материалы. Т. I. С. 309, 311—312.

Ответ на письмо Горького от 28 декабря 1911 г. (АГ ПГ-рл-42-7-2).

¹ Евсеев Д. И. — адвокат, основатель газеты ‘Северный Кавказ’, в которой были опубликованы первые произведения Сургучёва.

² Живя в Ставрополе, Сургучёв вел активную общественную деятельность, в политических взглядах был близок к трудовикам. Трудовики (‘Трудовая группа’) — мелкобуржуазная демократическая фракция депутатов-крестьян и народнической интеллигенции в I—IV Государственных думах (1906—1917).

³ Онипко Ф. М. (1880—1938) — в 1906 г.— депутат I Государственной думы. После июля 1906 г. был приговорен к каторге, сослан в Туруханский край, бежал, жил в Париже, после Февральской революции вернулся в Россию. 31 декабря 1917 г. был избран членом Учредительного собрания от Ставропольской губернии. Член Общества политкаторжан и ссыльно-переселенцев, репрессирован.

13.

Печатается по МК (АГ. ПГ-рл-42-7-3). Впервые, с купюрой: Горький. Материалы. Т. I. С. 309—311, полностью: Г-30. Т. 29. С. 219—222.

Ответ на предыдущие письма Сургучёва (АГ КГ-п-74-6-8,9).

¹ ‘Секта ‘Красной смерти’ — раскольническая секта самосожжения’ (Г-30. Т. 29. С. 568). См. также: Сапожников Д. И. Самосожжение в русском расколе (со второй пол. XVII в. до конца XVIII): Ист. очерк по архив, документам. М.: Унив. тип., 1891. 161, VIII, 169—170. Имеется в ЛЕГ (ОЛЕГ 5409).

² Тема терновской трагедии остро интересовала Горького. В ЛЕГ хранится книга В. В. Розанова ‘Тёмный лик. Метафизика христианства’, изданная в Санкт-Петербурге в 1911 г. (ОЛЕГ. 35/5-13). В письме Розанову от июля 1911 г. Горький просил прислать ему эту книгу. ‘Тёмный лик’, видимо, был прочитан Горьким сразу же, в августе — сентябре, на полях книги им сделано около 80 помет’ (Вопр. лит. 1989. No 10. С. 162). Одна из глав книги — ‘Русские могилы’ — представляет собой развернутое описание и почти документальное исследование событий конца 1896—1897 гг. близ села Терновское, в нескольких километрах от Тирасполя, в районе нижнего течения Днестра. Члены старообрядческой секты, доведенные до болезненного экстаза ее главой Виталией, постоянно говорившей о необходимости ‘спасения’, 23 и 27 декабря, 12 и 28 февраля совершили четыре групповых самоубийства: по собственной воле они вошли в заранее вырытые могилы (‘мины’) и были заживо замурованы или засыпаны землей своими же ‘единоверцами’, так же добровольно входившими в очередную ‘мину’ в следующий раз. Тема терновской трагедии затронута Горьким в статье ‘О современности’ (Русское слово. 1912. No 51, 52. 2 и 3 марта). В частности, он писал: ‘…надобно, наконец, понять, что это ‘бегство от жизни’ может явиться началом уклонения нации от общечеловеческих целей, может обречь нас на роль мертвого тела в живой и творческой работе человечества’.

³ Писарев Д. И. (1840—1868) — русский публицист и литературный критик, философ-материалист и утопический социалист, революционный демократ. Главный сотрудник ежемесячного журнала ‘Русское слово’ (1859—1866, Петербург), пропагандировавшего идеи революционного демократизма и выступавшего за гражданское и реалистическое искусство.

⁴ Бакунин М. А. (1814—1876) — русский революционер, теоретик анархизма, один из идеологов революционного народничества.

⁵ Речь может идти об издании катехизиса в переводе с немецкого свящ. Буткевича (Харьков, 1888) или в переводе с монгольского, издание Мичуринкова (СПб., 1902) (Горький. Материалы. Т. I. С. 313). В ЛБГ среди книг, посвященных жизнеописанию Будды и философии буддизма, указанного катехизиса нет.

⁶ Сутта-Нипата. Сборник бесед и поучений: Буддийская каноническая книга, пер. с пали на англ. яз. Фаусболлем / Рус. пер. Н. И. Герасимова. М.: Т-во скоропечатни А. А. Левенсон, 1899. XXXII, 33—155, III с. Имеется в ЛБГ (ОЛЕГ 5290).

⁷ Лунный свет: Санкья-истины / В пер. с санскр., с вступ. статьей и примеч. Р. Гарбе, Рус. пер. и предисл. Н. И. Герасимова. М.: Типолитогр. т-ва И. Н. Кушнерёв и К^о, 1900. [I], 174: [I] с. — Имеется в ЛБГ (ОЛЕГ 5290).

⁸ Арнольд Эдвин. Свет Азии / Пер. А. Анненской под ред. В. Лесевича. СПб.: тип. и лит. В. А. Тиханова, 1890. — 243 с. (В ЛБГ нет).

⁹ Фильдинг. Душа одного народа: Рассказ англ. офицера Фильдинга о жизни его в Бирме / Пер. с англ. П. А. Буланже. 3-е изд. М.: Посредник, 1905. Имеется в ЛБГ (ОЛЕГ 612).

¹⁰ Архиепископ Хрисанф— В. Н. Ретивцев (1832—1883), епископ Нижегородский (Горький упоминает о нём в XII главе повести ‘Детство’), автор ряда трудов по богословию. В ЛБГ сохранилось издание: Хрисанф. Религии Древнего мира в их отношении к христианству / Ист. исслед. архимандрита Хрисанфа, епископа Астраханского. Т. 1—3. СПб., 1873—1878. Т. I. Религии Востока: Тип. духов, журн. ‘Странник’, 1873. Есть в ЛБГ с пометами Горького (ОЛЕГ. 5320).

¹¹ Шопенгауэр А. (1788—1860) — немецкий философ-иррационалист, представитель волюнтаризма. Главная работа — ‘Мир как воля и представление’. Сущность мира, по Шопенгауэру, — неразумная воля, слепое бесцельное влечение к жизни. ‘Освобождение’ от мира происходит через сострадание, бескорыстное эстетическое созерцание, аскетизм достигается в состоянии, близком буддийской нирване.

¹² Цитата из романа Бернгарда Келлермана (1879—1951) ‘Море’.

14.

Печатается по А (АГ КГ-п-74-6-10). Впервые, частично: Горький. Материалы. T. I.С. 308, 312, 313.

Ответ на письмо Горького от 13 (26) января 1912 г. {АГ. ПГ-рл-42-7-3).

¹ Речь идёт о пьесе Сургучёва ‘Торговый дом’.

² Журнал ‘Заветы’, об организации которого В. С. Миролюбов писал Горькому 12(25) января 1912 г. (АГ КГ-п-51-6-7).

³ Роман Л. Н. Андреева ‘Сашка Жегулёв’ (1911 г.).

⁴ Речь идёт о портретах: ‘М. Горький’ К. Шлеина (Искры. 1912. No 1. С.

и ‘Портрет М. Ф. Пешковой (артистки Андреевой)’ И. Бродского (Искры. 1912. No 2. С. 11).

⁵ Видимо, Сургучёв имел в виду отдельное издание повести Горького ‘Жизнь Матвея Кожемякина’, которая печаталась в сборниках ‘Знание’ в течение 1910 г. ‘Одновременно каждая часть выходила отдельной книгой: М. Горький. Матвей Кожемякин. Повесть. Berlin: Verlag I. Ladyschnikow, <1910--1911>‘ (Горький. Сочинения. T. 10. С. 716). ‘Закончив публикацию повести в сборниках ‘Знание’, Горький намеревался выпустить её также отдельной книгой в издательстве ‘Знание’: об этом он вёл переговоры с Пятницким (Д-Пят., 1911, л. 185), однако замысел этот остался неосуществлённым’. После этого Горький обратился к Ладыжникову: ‘Мне кажется, мы могли бы в первую же голову издать ‘Кожемякина» (Архив Г. 8. 214). И через некоторое время — ещё раз к нему же: ‘…я Вас очень прошу похлопотать о продаже ‘Окурова’, ‘Кожемякина’ и ‘По Руси’ кому-нибудь для отдельного издания’ (Там же. С. 226). Но и эти намерения не реализовались (Там же. С. 724—725). Возможно, Горький упоминал об этом в своих более ранних (неразысканных) письмах Сургучёву. В 1913 г. ‘Жизнь Матвея Кожемякина’ вошла в т. 12 и 13 Сочинений Горького (СПб.: ‘Жизнь и Знание’).

15.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-13). Впервые, частично: Горький. Материалы. Т. I. С. 307.

Датируется по упоминанию публикации в газете ‘Русское слово’ статьи Горького ‘О современности’ (1912. No 51, 2 марта и No 52, 3 марта).

Ответ на неразысканное письмо Горького.

¹ См. п. 6.

² Южин (Сумбатов) А. И. (1857—1927) — русский актёр, драматург, театральный деятель. Речь здесь идёт, видимо, о гастрольных выступлениях театральной труппы, организованных Южиным.

³ Шевелёв (Шевелюхин) Н. А. (1869 или 1874—1929) — русский артист оперы, исполнитель главных партий в произведениях крупнейших русских и зарубежных композиторов.

⁴ ‘Тоска’ (1899) и ‘Чио-Чио-сан’ (1903) — оперы Дж. Пуччини (1858—1924), ‘Та-ис’ (1894) — опера Ж. Массне (1842—1912), ‘Измена’ (1903) — пьеса А. И. Южина.

⁵ ‘1910… 1913. Пишет либретто оперы (не закончено). Заглавия нет, начало: ‘Праздник и ярмарка в заводском посёлке…» (ЛЖТ. 2. С. 176).

⁶ Сургучёв пишет о IX сказке из ‘Сказок об Италии’, одним из персонажей которой является придворный поэт Тамерлана Кермани, в конце повествования слагающий стихи, в которых прославляет Мать.

⁷ Речь идёт о статье Горького ‘О современности’, напечатанной в газете ‘Русское слово’ 2 и 3 марта 1912 г. Вероятно, здесь Сургучёв выражает согласие с проводимой в статье мыслью об упадке современной литературы, забвении её корней современными литераторами, об ‘утрате русской литературою её социально-педагогического значения’. ‘Литератор’, который ‘идёт за тем, кто больше платит’, ассоциируется у Сургучёва с торговцем в храме (‘храме литературы’, по выражению Горького): ‘Приближалась Пасха Иудейская, и Иисус пришёл в Иерусалим. И нашёл, что в храме продавали волов, овец и голубей, и сидели меновщики денег. И сделав бич из верёвок, выгнал из храма всех, также и овец и волов, и деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул, И сказал продающим голубей: возьмите это отсюда, и дома Отца Моего не делайте домом торговли. При сем ученики Его вспомнили, что написано: ‘ревность по доме Твоем снедает Меня» (Иоанн: 2, 13-17).

⁸ ‘Русское слово’ — газета, издававшаяся в Москве в 1894—1916 гг.

⁹ Сургучёв пишет об одной из последних сцен своей повести (когда главный герой, жестокий и деспотичный губернатор, перед смертью приказывает начальнику тюрьмы выпустить на свободу всех заключённых), а также о сцене его предсмертных видений.

¹⁰ ‘Наш альманах’. Литературно-художественный сборник. При участии И. Д. Сургучёва. Ставрополь — губ., тип. ‘Северный Кавказ’, 1912.

¹¹ Роман Л. Н. Андреева ‘Сашка Жегулёв’.

¹² Колокольня на площади св. Марка в Венеции, обрушившаяся 9 июня 1897 г. (восстановлена в 1912 г.).

¹³ ‘Ныне отпущаеши’ — первые слова обращения к Богу праведника Симеона, жившего в Иерусалиме. Святым Духом Симеону было открыто, что он не умрёт, не увидев Мессии. Когда Симеон увидел принесённого в храм младенца Иисуса, он воскликнул: ‘Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, Ибо видели очи мои спасение Твое, Которое Ты уготовал пред лицем всех народов, Свет к просвещению язычников, и славу народа Твоего Израиля’ (Лука: 2, 29—32).

16.

Печатается по А (АГ. ПГ-рл-42-7-6). Впервые: Г-30. Т. 29. С. 234.

Датируется по времени пребывания Горького в Париже — с 15 (28) марта по 5(18) апреля 1912 г.

Ответ на предыдущее письмо Сургучёва.

17.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-12). Впервые, частично: Горький. Материалы. Т. I. С. 306—307.

Датируется по времени издания романа В. А. Тихонова ‘Карьера’ и предстоящей поездки Сургучёва на Капри.

Ответ на неразысканное письмо Горького.

¹ Спектакль ‘Юлий Цезарь’ был поставлен на сцене Московского Художественного театра в 1903 г.

² Антоний Марк (около 83—30 до н.э.) — римский полководец, сторонник Цезаря.

³ Об этом эпизоде Сургучёв писал позднее в автобиографическом рассказе ‘Неиспользованная тема’ (Возрождение. 1954. No 32), вспоминая об одной из своих встреч с Вл. И. Немировичем-Данченко. Познакомившись с Сургучёвым уже как успешным начинающим драматургом, Немирович-Данченко отозвался о нём как о ‘на сто процентов театральном человеке’ с ‘абсолютным театральным слухом’ и вспомнил, как он — тогда ещё студент-статист — играл роль сенатора в спектакле ‘Юлий Цезарь’.

⁴ Форум — в Древнем Риме площадь, центр политической жизни. Главный Форум Рима — Форум Романум (VI в. до н.э.). Ростра (от латинского ‘rostrum’ — ‘нос корабля’) — украшенная носами трофейных кораблей ораторская трибуна на Форуме.

⁵ Петров Г. С. (1866—1925) — священник, религиозный писатель, популярный проповедник.

⁶ Телеграмма не разыскана.

⁷ Аристид Фомич Кувалда, содержатель ночлежки, любитель ‘витиеватых речей’ — герой рассказа Горького ‘Бывшие люди’ (1897). Очевидно, Сургучёв имел в виду сюжет, в котором фигурировал бы этот персонаж более раннего произведения Горького.

⁸ Тихонов В. А. Карьера: Роман в 2 ч. СПб.: М. Г. Корнфельд, 1912. Имеется в ЛЕГ с дарственной надписью: ‘Любимому всем сердцем, глубоко чтимому, светлому человеку, гражданину и писателю Алексею Максимовичу Пешкову (М. Горькому) от беспредельно признательного ему В.Тихонова, 22 января 1912 г., Гатчина’ (ОЛЕГ. 8413).

⁹ См.: Экспедиция в Западную Европу сатириконцев: Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова. СПб., журнал ‘Сатирикон’, 1912.

18.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-17), впервые.

Датируется по времени пребывания Сургучёва в Париже и по времени отправления им двух писем Е. П. Пешковой: от 29 апреля 1912 г. из Парижа и от 24 мая 1912 г. с Капри.

¹ Котляревский Н.А. (1863—1925) — литературовед, критик, публицист, первый директор Пушкинского Дома (с 1910 г.). В 1908—1917 гг. — зав. репертуаром Русской драматической труппы.

² Пьеса Сургучёва ‘Торговый дом’ была поставлена в начале театрального сезона 1913—1914 гг.

³ Сведения о предполагаемом чтении Сургучёвым пьесы ‘Торговый дом’ не разысканы.

⁴ В 1915 г. в Московском Художественном театре была поставлена вторая пьеса Сургучёва ‘Осенние скрипки’ (см. вступ. статью).

⁵ Сведения о чтении Горьким пьесы ‘Торговый дом’ не разысканы.

⁶ С. П. Боголюбов (?—1927) — заведующий конторой издательства ‘Знание’.

⁷ Гюрджян А.M. (1881—1948) — армянский скульптор, своеобразно сочетавший в своем творчестве черты древнего восточного и современного западноевропейского искусства. Автор портретов С. В. Рахманинова (1915), М. С. Сарьяна (1927). В то время, когда Сургучёв посетил его мастерскую, жил в Париже. Возможно, о Гюрджяне Сургучёву рассказал Горький: над его портретом скульптор работал в марте — апреле 1912 г. (ЛЖТ. 2. С. 263).

19.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-18), впервые.

Датируется по времени пребывания Сургучёва в Париже.

Ответ на неразысканное письмо Горького.

¹ В статье ‘Из театральных воспоминаний’ (Возрождение. 1955. No 40) Сургучёв писал, что работу над пьесой ‘Торговый дом’ он начал летом 1912 г. на Капри, и Горький уже тогда частично ознакомился с набросками к ней. Оценка написанного Горьким была неопределённой и весьма сдержанной.

² Незлобин (Алябьев) К. Н. (1857—1930) — актер, режиссер, антрепренер, в 1909—1917 гг. владелец театра в Москве.

³ Письмо Горького с отзывом о пьесе ‘Торговый дом’ не разыскано.

20.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-14), впервые.

Датируется по записи в Дневнике Пятницкого о приезде Сургучёва к Горькому 9 (22) мая 1912 г.

21.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-39), впервые.

Датируется по примечанию к письму Горького Амфитеатрову между 20 и 27 мая 1912г.: ‘Сургучёв приехал на Капри в конце мая 1912, уехал 4 июня 1912’ (ЛИ. Т. 95. С. 395).

¹ ‘Да не хвалится мудрый мудростью своей’ — I Цар. 2, 10, Иер. 9, 23.

² Сократ (около 470—399 до н. э.) — древнегреческий философ, один из родоначальников диалектики.

³ Рябушинский Н. П. (1877—1951) — меценат, коллекционер, книгоиздатель, основатель ежемесячного художественного и литературно-критического журнала ‘Золотое руно’ (1906—1909, Москва), во главе которого стоял А. Бенуа.

⁴ Малиновская Е. К. (1870—1942) — друг Е. П. Пешковой, общественная и театральная деятельница.

⁵ Сургучёв имеет в виду повесть Л. Н. Толстого ‘Холстомер’ (‘История лошади’), 1885 г.

22.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-22), впервые.

Датируется по времени возвращения Сургучёва из заграничной поездки летом 1912 г.

Ответ на неразысканное письмо Горького.

¹ Сандзин Сандзами. Нихон Мукаси Банаси: Сказания древней Японии (изд. А. Ф. Девриена). Речь может идти о петербургском издании этой книги.

² В ЛЕГ указанной книги нет.

³ Вероятно, Сургучёв пишет о завершении летней поездки за границу в 1912 г.

⁴ В. А. Тихонову Сургучёв писал тогда же: ‘Есть небольшая новость. Миролюбов просил у меня рассказ для сборника ‘Знания’, т. к. он редактирует их. Послал ему ‘Сон’ и сообщил, что пишу ‘Губернатора’. Он взял ‘Сон’, передал в ‘Современник’. <...> Написал, что ‘Сон’ пойдёт в сентябре’ (РГАЛИ. Ф. 34). Рассказ в ‘Современнике’ напечатан не был, т. к. Сургучёва не удовлетворила сумма предложенного ему гонорара. Был напечатан в т. II ‘Рассказов’ И. Сургучёва (СПб.: ‘Знание’, 1913).

23.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-19), впервые.

Датируется по фразе: ‘Хочу после 1-го числа в Питер поехать’ и по времени отправления Сургучёвым письма Е. П. Пешковой от 30 октября 1912 г. из Петербурга.

¹ В третьем номере журнала ‘Заветы’ было опубликовано продолжение ‘Повести о днях моей жизни, радостях моих и злоключениях. Детство’ И. Е. Вольнова (Вольного) (начало в No 1, 2). После выхода первого номера журнала (май 1912), между 20—27 мая 1912 г. Горький писал Амфитеатрову: ‘Если попадет Вам в руки книжка ‘Заветов’ — обратите внимание на повесть Вольного: вот как деревня пишет о себе самой!’ (АГ. ПГ-рл-1-25-162).

² Слова Г. А. Потемкина, обращенные к Д. И. Фонвизину после премьеры комедии ‘Недоросль’ в сентябре 1782 г.: ‘Умри, Денис, лучше не напишешь’.

³ Лещинский Н. Е. (1879—1961) — писатель. В АГ хранится одно письмо Горького Лещинскому (от 21 апреля 1934 г.) и одно письмо Лещинского Горькому (от 28 марта 1928 г.).

⁴ Этот эпизод использован Сургучёвым как сюжет первой части рассказа ‘Следы вчерашнего’ — ‘Длинные мундштуки’.

⁵ Видимо, после 1 октября 1912 г.

⁶ Лохвицкая (Тэффи) Н. А. (1872—1952) — прозаик, поэт, драматург.

⁷ А. А. Золотарёв.

⁸ А. А. Золотарёв являлся председателем ‘Общества взаимопомощи русской колонии на Капри’. Главной задачей Общества было оказание помощи русским интеллигентам, живущим в основном литературными заработками. Средства Общества складывались из членских взносов и благотворительных пожертвований, получаемых при посредстве Горького.

⁹ Повесть Золотарёва ‘Во едину от суббот’ была опубликована в Сб. Зн. 40 в феврале 1913 г.

¹⁰ Выборы в IV Государственную думу.

24.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-23), впервые.

Датируется по почт. шт.: 29.10.12.

¹ Гусев-Оренбургский (Гусев) С. И. (1867—1963), писатель.

² Повесть С. И. Гусева-Оренбургского ‘Призрак’ (Современный мир. 1912. No 6, 7, 8).

25.

Печатается по А (АГ КГ-п-74-6-24), впервые.

¹ С. П. Боголюбов.

² Повесть А. А. Золотарёва, см. п. 23.

³ Сургучёв имеет в виду Первую Балканскую войну (9.10.1912 — 30.05.1913) между Балканским союзом (Болгария, Сербия, Греция, Черногория) и Турцией, закончившуюся поражением Турции.

⁴ В конце апреля — конце мая 1912 г., во время летней поездки во Францию, Италию (в том числе на Капри) и Швейцарию.

⁵ Слова священника о. Христофора Сирийского: ‘Едешь, едешь, прости Господи, взглянешь вперёд, а степь всё такая же протяженно-сложённая, как и была: конца-краю не видать!’ (из повести А. П. Чехова ‘Степь’, гл. VIII).

⁶ Эту мысль Сургучёв также развивает в одном из своих первых писем Горькому (см. п. 7).

⁷ Вольнов И. Е. (псевд. Вольный) (1885—1931) — писатель.

⁸ Судя по датировкам пяти писем Сургучёва Е. П. Пешковой, отправленных им из Петербурга, писатель находился там в период примерно с октября 1912 г. до конца января 1913 г. (по ст. ст.): 30 октября (12 ноября), после 7 (после 20) ноября, 25 ноября (7 декабря), 26 декабря 1912 (8 января 1913 г.) и 21 января (2 февраля) 1913 г.

⁹ Баранцевич К. С. (1851—1927) — писатель.

¹⁰ ‘Торговый дом’.

¹¹ Александрийском в Петербурге и Малом театрах в Москве.

¹² Сологуб Ф. К. (1863—1927) — поэт, прозаик, драматург, переводчик, теоретик символизма.

¹³ Мейерхольд В. Э. (1874—1940) — режиссёр. С 1898 г.— актёр Московского Художественного театра, позднее — актёр и режиссёр (Херсон, Николаев, Петербург). В 1920—1938 — главный режиссёр театра в Москве (театр имени Мейерхольда). Для режиссуры Мейерхольда характерен поиск новых форм агитационного, публицистически острого зрелищного театра.

¹⁴ Пьеса Ф. К. Сологуба ‘Заложники жизни’ была поставлена в Александрийском театре 6 ноября 1912 г. (режиссёр — В. Э. Мейерхольд, художник — А. Я. Головин, в роли Лилит — Н. К. Тхоржевская). Ироничный тон Сургучёва объясняется тем, что модернистская пьеса Сологуба ставится на сцене государственного академического театра, следующего классической традиции.

¹⁵ См. примеч. 3 к п. 12.

¹⁶ Приклеенная на лист письма газетная вырезка.

26.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-26), впервые.

Датируется по почт. шт.: 13.12.12.

Ответ на неразысканное письмо Горького.

¹ Эрменхильдо Англада-и-Камароса (1872—1959) — испанский художник. О сильном впечатлении от его работ, которые Горький видел на Международной художественной выставке в Риме (см. примеч. 2), он писал художнику С. М. Прохорову в июне 1911 г.

² Горький посетил Международную художественную выставку в Риме около 11 (24) апреля 1911 г. (ЛЖТ. 2. С. 194).

³ К. П. Пятницкий.

⁴ С. П. Боголюбов.

⁵ Слова Бога, обращенные к Адаму перед изгнанием из Эдема: ‘В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты, и в прах возвратишься’ (Первая книга Моисеева: Бытие: 3, 19).

⁶ Альтенберг Петер (псевд. Р. Энглендера) (1859—1919) — австрийский писатель.

⁷ ‘Русская молва’ — газета, издаваемая в Петербурге в 1912—1913 гг., редактор — С. А. Адрианов.

⁸ В первом полугодии 1913 г. (No 1—6) в журнале ‘Современник’ не были опубликованы ни статья Сургучёва ‘Обиженные медведем’, о которой он упоминает, ни ещё какие-либо его критические статьи.

⁹ Беляев Ю. Д. (1876—1917) — русский театральный критик и драматург. Премьера пьесы Ю.Беляева ‘Дама из Торжка’ прошла 15 декабря 1912г. на сцене московского театра Незлобина. 17 декабря 1912 г. в газете ‘Русская молва’ (No 9. С. 4) была опубликована рецензия на спектакль (‘Театр К. Незлобина. ‘Дама из Торжка’, пьеса Ю. Беляева’) за подписью ‘И-н’. Авторство Сургучёва установить не удалось.

¹⁰ Рецензия Ю. Беляева на пьесу И. Сургучёва ‘Торговый дом’ в газете ‘Новое время’ не разыскана.

¹¹ Премьера пьесы Л. Н. Андреева ‘Профессор Сторицын’ в Александрийском театре состоялась 14 декабря 1912 г.

¹² Пьеса Л. Н. Андреева ‘Профессор Сторицын’ вызвала ряд рецензий в киевской печати, в частности отзыв Бикмана в газете ‘Последние новости’ (1912. No 1860. 3(16) нояб. С. 3), Н. Николаева в газете ‘Киевлянин’ (1912. No 306. 4(17) нояб. С. 4), В. Чаговца в газете ‘Киевская мысль’ (1912. No 306. 4 (17) нояб. С. 4). 8 (21) ноября Андреев обратился с открытым письмом ‘гг. В. Чаговцу, Н. Николаеву и Бикману’. Ответом на него были публикации: ‘Андреев сердится’ (Последние новости. Киев. 1912. No 1867. 10(23) нояб. С. 4), ‘Г. Андреев жалуется’ (Последние новости. Киев. 1912. No 1869. 12(25) нояб. С. 4), No 1887. 30 нояб. (13 дек.). С. 4), ‘Андреев обиделся’ (Киевская мысль. 1912. No 314. 12(25) нояб. С. 2), статья Н. Николаева »Профессор Сторицын’ г. Л. Андреева в отзывах столичной печати’ (Киевлянин. 1912. No 352. 20 дек. 1912 (2 янв. 1913). С. 4).

¹³ Второй том ‘Рассказов’ Сургучёва вышел в ‘Знании’ в 1913 г.

¹⁴ Смысл эпизода восстановить не удалось.

¹⁵ Ге Г. Г. (1867—?) русский актёр и драматург, заслуженный артист государственных академических театров. На сцене с 1889 г., с 1897 г. и до конца жизни служил в Александрийском театре. Исполнитель ролей Гамлета, Шейлока, Яго, Иоанна (‘Смерть Ивана Грозного’ А. К. Толстого), Веррины (‘Заговор Фиеско’ Ф. Шиллера) и др. Автор около 20 пьес (в основном мелодрам), поставленных на столичных и провинциальных сценах.

¹⁶ Литературно-политический журнал, начавший издаваться в Петербурге. Вышло два номера журнала (январь и февраль 1913).

¹⁷ Тихонов В. А., редактор журнала ‘Кругозор’.

¹⁸ ‘Среди сотрудников журнала ‘Кругозор’ был указан М. Горький, и в сообщении от редакции в No 1 была анонсирована статья М. Горького. Однако статья М. Горького в No 2 не появилась, а на странице объявлений напечатано: ‘По не зависящим от редакции обстоятельствам, статья М. Горького помещена не будет» (Горький. Материалы. Т. 1. С. 316).

¹⁹ Рассказ ‘Ледоход’ (‘Из впечатлений проходящего’) — Вестник Европы. 1912. No 12. Впоследствии был включен Горьким в цикл ‘По Руси’.

27.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-25), впервые.

Датируется по почт. шт.: 21.12.12.

¹ Газета ‘Русская молва’.

² Рассказ ‘Следы вчерашнего’.

³ Рассказ был опубликован в журнале ‘Современник’ (1913. No 1).

28.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-27), впервые.

Датируется по времени выхода No 1 журнала ‘Современник’ (1913).

¹ Рассказ ‘Следы вчерашнего’.

² Ёлочка — один из персонажей рассказа, ее прототип — семилетняя, младшая, дочь Сургучёва Вера.

³ Сургучёв неточно цитирует текст рассказа. Следует: ‘И пришли ещё рубль денег. Потому что на дело нужно’ (см.: Сургучёв И. Д. Губернатор: Повесть, рассказы. М.: Современник, 1987. С. 426).

⁴ Также неточное цитирование. Следует: ‘Раз на дело, — что ж тут ещё разговаривать?’ (Там же).

⁵ ‘И подумал тогда я: есть в сердце человеческом две чаши слёз: одна полна слезами радостными, другая — до краёв налита слезами печальными. Умирает человек и оставляет на земле одну чашу печальную, вероятно, всегда пустою. Бывает ли так же опустошена чаша со слезами радости?’ (Там же. С. 425). Образ ‘чаши слёз’ восходит к библейской Чаше — символу страдания.

⁶ Рассказ ‘Следы вчерашнего’ представляет собой своеобразный триптих, в сюжетной основе каждой его части угадывается определённый эпизод биографии Сургучёва. Последняя, третья, часть (‘Профессор’) связана с одним из самых трагических событий в жизни писателя — смерти его молодой жены, оставившей двух малолетних дочерей: на момент повествования Ёлочке и Колокольчику (это ‘домашние’ имена девочек) семь и девять лет. Исходя из смысла комментируемой фразы Сургучёва и учитывая автобиографичность произведения, можно предположить, что письма девочек, данные в тексте рассказа, действительно существовали и были очень дороги Сургучёву, поэтому именно их правка (а следовательно, искажение) вызвала возмущение и протест писателя.

⁷ Редакционная правка рассказа Сургучёва была сделана Е. А. Ляцким — соредактором Горького по отделу беллетристики и критики в журнале ‘Современник’. В связи с этим Горький писал Ляцкому 10 (23) января 1913г.: ‘Боюсь, что Сургучёв обидится на поправки, ибо он считает себя писателем законченным’ (АГ. ПГ-рл-24-9-42). Действительно, вторая миниатюра ‘Следы вчерашнего’ была опубликована в журнале ‘Кругозор’ (1913. No 2).

⁸ Рассказ ‘Следы вчерашнего’ включает три части: ‘Длинные мундштуки’, ‘Письмо’, ‘Профессор’.

29.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-28), впервые.

Датируется по предыдущему письму Сургучёва.

¹ Видимо, п. 28.

² Письмо В. А. Тихонова не разыскано.

30.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-29), впервые.

Датируется по фразе: ‘Новый год встречали у Тихонова’.

Ответ на неразысканные телеграмму и письмо Горького.

¹ О каком из рассказов Сургучёва идёт речь, не установлено. Возможно, Сургучёв имеет в виду рассказ, о работе над которым он писал Горькому в письме 30.

² Сведения о переводе пьесы ‘Торговый дом’ на латышский язык не разысканы.

³ Видимо, описка Сургучёва. Учитывая то, что письмо датируется началом января 1913 г., следует: ‘до 10 февраля’.

⁴ Пьеса ‘Осенние скрипки’.

⁵ Прозвище конторщика Епиходова, персонажа комедии А. П. Чехова ‘Вишнёвый сад’.

⁶ Рославлев А. С. (1883—1920) — поэт.

⁷ В Каноссе — замке маркграфини Матильды в Северной Италии — в январе 1077 г. император ‘Священной Римской империи’ Генрих IV, отлучённый от церкви и низложенный, молил о прощении своего противника Папу римского Григория VII. В XI—XII вв. между императорами ‘Священной Римской империи’ и римскими папами происходила борьба за инвеституру — право введения вассала во владение феодом и утверждения епископов и аббатов в духовном сане. Переносное значение выражения ‘идти в Каноссу’ — согласиться на унизительную капитуляцию.

⁸ В качестве ежемесячного обозревателя журнала ‘Заветы’ М. Пришвин опубликовал семь статей в постоянной рубрике ‘По градам и весям’ (No 8, 9 за 1912, No 1, 2, 3 за 1913 и No 1, 4 за 1914). Отзыв Горького о Пришвине не разыскан.

⁹ Аид — в греческой мифологии имя бога царства мёртвых, а также название собственно царства мёртвых.

31.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-30), впервые.

Датируется по упоминанию о времени написания письма — первом воскресенье января 1913 г. — 6 (19) января.

Ответ на неразысканное письмо Горького.

¹ ‘Бродячая собака’ — петербургское литературно-артистическое кабаре (1912—1915). Посетив его 25 февраля 1915 г., Горький выступил на литературном вечере, посвященном творчеству футуристов.

² Партийный состав IV Государственной думы почти не изменился по сравнению с III-й: сохранилось два большинства (правооктябристское и октябристско-кадетское). Однако общественное движение заметно оживилось: была создана новая либеральная Прогрессивная партия, которую возглавили представители крупной буржуазии — А. И. Коновалов, П. П. Рябушинский, С. Н. Третьяков и др. В своей программе они выступали за конституционную монархию, расширение прав Думы и ответственность министров перед ней. Прогрессивная партия, задачей которой была консолидация либеральных сил, занимала ‘промежуточное’ положение между октябристами и кадетами.

³ После смерти супруги В. Иванова Л. Д. Зиновьевой-Аннибал 22 октября (4 ноября) 1907 г. петербургские ‘ивановские среды’ были возобновлены и проходили по понедельникам с весны 1909 г., когда на ‘башне’ проводились собрания ‘поэтической академии’.

⁴ Каменский А. П. (1876—1941) — прозаик, драматург, киносценарист. Сургучёв имеет в виду рассказ Каменского ‘Леда’ (Образование. 1906. No 12), ‘в котором героиня, призванная олицетворить тезис Каменского о победе над низменной похотью плоти, появляется перед гостем нагой’ (Русские писатели. 1800—1917. Т. 2. С. 454). В 1907—1909 гг. Каменский пытался переработать рассказ в пьесу, которую запретила цензура.

⁵ Гефсиманская ночь — ночь, проведённая Иисусом Христом в саду в Гефсимании, где Он произнёс моление о Чаше.

⁶ Сургучёв упоминает о рассказе М. Арцыбашева ‘Деревянный чурбан’, напечатанном в 1912 г. в X сборнике ‘Земля’.

⁷ В 1909—1912 гг. издательство ‘Шиповник’ выпустило Собрание сочинений Ф. К. Сологуба в 12 томах, кроме того, в ‘Шиповнике’ вышли его романы ‘Мелкий бес’ (1907) и ‘Тяжёлые сны’ (1909, 3-е изд), сборник рассказов ‘Книга разлук’ (1908) и ‘Политические сказочки’ (1906). Также ‘Шиповником’ было издано Собрание сочинений А. М. Ремизова в 8 томах (1910—1912).

⁸ Терещенко М. И. (1886—1956) — меценат, из украинской династии сахарозаводчиков и землевладельцев. В ноябре 1912 г. основал петербургское издательство ‘Сирин’ (руководитель — Р. В. Иванов-Разумник), в котором увидели свет произведения А. Ремизова, А. Блока, В. Брюсова, Ф. Сологуба.

⁹ Сб. Зн. 40 вышел в феврале 1913 г. и стал последним.

¹⁰ Пришвин M. M. Сочинения. Т. 3. ‘Славны бубны’ и другие рассказы. СПб.: Знание, 1914, Гусев-Оренбургский С. И. Сочинения. Т. 4. Рассказы. СПб.: Знание, 1913.

¹¹ Второй том произведений Сургучёва вышел в ‘Знании’ в 1913 г.

¹² Адрианов С. А. (1871—1942) — литературный критик, публицист, историк литературы, переводчик, в 1912—1913 гг. редактор газеты ‘Русская молва’.

¹³ См. примеч. 14 к п. 25.

¹⁴ В статье ‘В поход против драмы (По поводу ‘Заложников жизни’ Ф. Сологуба)’, опубликованной в журнале ‘Современный мир’ (1912. No 12), театральный критик Ф. Д. Батюшков писал: ‘Были и резко отрицательные отзывы, как и в самом театре раздавались протесты части публики, не удовлетворённой показанной ей новинкой’.

¹⁵ Батюшков Ф. Д. (1857—1920) — историк литературы, журналист, общественный деятель, литературный и театральный критик. Сургучёв имеет в виду следующие публикации: ‘Ф. Д. Батюшков против Ф. Сологуба’ за подписью ‘Театрал’ (Петербургская газета. 1912. No 317. 17 нояб. С. 5), ‘Открытое письмо г. Сологуба — г. Батюшкову’ (Петербургская газета. 1912. No 321. 21 нояб. С. 6), ‘Письмо в редакцию Ф. Д. Батюшкова’ (Петербургская газета. 1912. No 322. 22 нояб. С. 4).

¹⁶ Публикации, отражающие полемику Ф. Сологуба с И. Сургучёвым, не разысканы.

¹⁷ См. примеч. 12 к п. 26.

¹⁸ См. примеч. 11 к п. 26.

¹⁹ Сургучёв имеет в виду отзывы Д. Мережковского и Д. Философова о пьесе ‘Торговый дом’, опубликованной в No 8 журнала ‘Заветы’ за 1912 г. (не разысканы). Островский А. Н. (1823—1886) — русский драматург, театральный деятель.

²⁰ Творчество И. Сургучёва и, в частности, пьесу ‘Торговый дом’ Ф. Батюшков оценивал достаточно высоко (см. его статью ‘Новая пьеса’ — Речь. 1912. No 304. 5 нояб. С. 3). В ‘Письме в редакцию Петербургской газеты’ (см. примеч. 15) Батюшков также писал: ‘Я люблю Александрийский театр, радуюсь его успехам, когда есть чему радоваться, огорчаюсь неудачами, если бывают и таковые, ценю нашу славную ‘гвардию’ заслуженных артистов, приветствую молодые таланты, и всячески желал бы, чтобы наша национальная сцена действительно стояла на высоте ‘образцового театра».

²¹ Котляревский Н.А. (1863—1925) — литературовед, критик, публицист, первый директор Пушкинского Дома (с 1910 г.). В 1908—1917 гг.— заведующий репертуаром Русской драматической труппы.

²² Видимо, ‘Письмо в редакцию’ Ф. Батюшкова (см. примеч. 15).

²³ Премьера пьесы Сургучёва ‘Торговый дом’ прошла в конце 1913 г.

²⁴ ‘Осенние скрипки’.

²⁵ Постановка пьесы Сургучёва ‘Торговый дом’ на сцене Малого театра была осуществлена в 1914 г. (см. вступ. статью).

²⁶ См. примеч. 17 к п. 26.

²⁷ Письмо И. Сургучёва появилось в No 1 журнала, и тотчас же по прочтении номера М. Горький написал его редактору В. А. Тихонову о своём отрицательном отношении к публикации письма-обращения Сургучёва: ‘Письмо И. Сургучёва Вы поместили напрасно: оно написано в таком ‘простом’ тоне, точно Илья Дмитриевич беседует с Вами не в журнале, а в торговой бане. Как старый литератор и редактор Вы должны были сказать ему, человеку молодому, в литературе новому, что беседы в таком тоне — не хорошего тона беседы, и в серьёзном издании им не место’ (Горький. Материалы. Т. I. С. 315).

²⁸ См. примеч. 19 к п. 26.

²⁹ Чернов В. М. — один из основателей партии эсеров, член её ЦК. Сотрудник журнала ‘Современник’ (вместе с В. С. Миролюбовым вошёл в редакционный совет в мае 1911 г.), также совместно с В. С. Миролюбовым руководил редакцией журнала ‘Заветы’, начавшего выходить с апреля 1912 г.

³⁰ Иванов-Разумник Р. В. (наст. фам. Иванов) (1878—1946) — русский литературовед и социолог.

³¹ Ремизов А.M. (1877—1957) — русский прозаик. Сургучёв пишет о ноябрьской публикации в журнале ‘Заветы’ произведения А. Ремизова ‘Бисер малый от словес Дебренского старца’ (Заветы. 1912. No 8. С. 42—60). Позднее в ‘Заветах’ были также напечатаны следующие произведения А. Ремизова: ‘Сказ и россказни’ (Заветы. 1912. No 9. С. 9—25), ‘Свет немерцающий’ (Заветы. 1913. No 3. С. 102—120), ‘Россия в письмах’ (Заветы. 1914. No 3, 6. С. 136—154, 178—188).

³² Роман И. С. Рукавишникова (1877—1930) ‘Слуги царские’ в журнале ‘Заветы’ опубликован не был. Во втором номере журнала за 1913 г. был напечатан рассказ Рукавишникова ‘Карма’ (с. 34—57).

³³ Екатерине Павловне Пешковой, приехавшей на Капри с М. Пешковым 7(20) ноября 1912 г.

32.

Печатается по AM (АГ ПГ-рл-42-7-4,5). Впервые: Горький. Материалы. Т. I. С. 314—315.

Ответ на письмо Сургучёва от конца декабря 1912 г. (ст. ст.).

¹ См. примеч. 27 к п. 31.

33.

Печатается по А (АГ КГ-п-74-6-31). Впервые, отрывок: Горький. Материалы. T. I.С. 315.

Датируется по упоминанию о начале Великого Поста.

¹ В Россию Горький вернулся 31 декабря 1913 г., 26 февраля (11 марта) 1913 г. в No 47 газеты ‘Правда’ была опубликована заметка ’21 февраля и Горький’, в которой сообщалось: ‘По сведениям присяжн<ого> поверен<ного> О. Грузенберга, писатель М. Горький никаких дел, кроме литературных, не имеет, а потому никаких препятствий к его возвращению в Россию в настоящее время нет’ (ЛЖТ. 2. С. 344).

² Речь идёт о заграничной поездке Сургучёва летом 1913 г., на Капри писатель был с 10 (23) мая по 14 (27) июня.

³ См. примеч. 27 к п. 31.

⁴ ‘Русские ведомости’ — одна из крупнейших русских газет, издаваемая в Москве в 1863—1918 гг. Отзыв на инициативу Сургучёва не разыскан.

⁵ Боттичелли Сандро (1445—1510) — итальянский живописец, представитель Раннего Возрождения.

⁶ Сургучёв имеет в виду Берлинские художественные музеи — один из крупнейших музейных комплексов в Европе, основанный в 1830 г. и включающий 13 музеев.

⁷ Неустановленное лицо.

⁸ Сведения о том, выслал ли Горький книгу указанному адресату, не разысканы.

⁹ См. примеч. 7 к п. 28.

¹⁰ Ошибка Сургучёва: видимо, ‘Гюрджана’ (см. примеч. 7 к п. 19).

¹¹ В переписке с Е. П. Пешковой Сургучёв состоял с 1912 по 1925 гг., в АГ хранится 40 писем Сургучёва и одно письмо его сестры Елизаветы Дмитриевны и дочерей Клавдии и Веры (от 17 апреля 1914 г.) Екатерине Павловне. На момент написания Горькому данного письма Сургучёвым было также отправлено письмо Е. П. Пешковой от 12 марта 1913 г. (АГ. ФЕП-кр-56-8-19).

34.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-32), впервые.

Датируется по времени пребывания Горького в Неаполе 23—25 августа (5— 7 сентября) 1913 г.

Ответ на неразысканное письмо Горького.

¹ Сургучёв имеет в виду рецензии на второй том его ‘Рассказов’, изданных в ‘Знании’ в 1913 г. ‘Нижегородский листок’ — ежедневная общественно-литературная, политическая и биржевая газета, издаваемая в Нижнем Новгороде в 1895—1916 гг. ‘Сибирская жизнь’ — ежедневная политическая и экономическая газета, издаваемая в Томске в 1897—1916 гг.

² Статья Ю. Айхенвальда в газете ‘Речь’, издаваемой в Петербурге в 1906—1916 гг. (не разыскана).

³ ‘Современное слово’ (ранее — ‘Ежедневная почта’) — ежедневная газета, издаваемая в Петербурге в 1907—1916 гг.

⁴ Рецензия А. Ожигова (не разыскана). А. Ожигов — псевдоним Ашешова Н. П. (1866—1923).

⁵ В газете ‘Современное слово’ Ал. Ожигов вёл рубрику ‘Литературные мотивы’.

⁶ ‘Утро России’ — газета, издаваемая в Москве в 1907, 1909—1916 гг.

⁷ Рецензия Ермилова не разыскана.

⁸ См. примеч. 9 к п. 4, примеч. 5 к п. 6.

⁹ ‘Кубанский край’ — ежедневная общественно-политическая и литературная газета, издаваемая в Екатеринодаре в 1909—1916 гг.

¹⁰ Постоянно повторяющаяся в III действии пьесы А. П. Чехова ‘Вишнёвый сад’ реплика Симеонова-Пищика.

¹¹ ‘Торговый дом’.

¹² Слова Иисуса Христа из Нагорной проповеди: ‘А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своём’ (Матфей: 5, 28).

¹³ В конце лета 1913 г. — 23—25 августа (5—7 сентября) — Горький находился в Неаполе в связи с лечением М. Пешкова (ЛЖТ. 2. С. 373). Об этом Горький писал Ладыжникову 23 августа (5 сентября) 1913 г. (АГ. ПГ-рл-22-1-154) и, очевидно, Сургучёву.

¹⁴ M. А. Волжиной, матери Е. П. Пешковой.

¹⁵ Речь может идти об одной из книг Амфитеатрова, изданных в этот период: ‘И черти и цветы’ (СПб.: Знание, 1913), ‘…На всякий звук (Заметки)’ (СПб.: Знание, 1913), ‘Наследники’ / Повесть. Изд. 2-е (СПб.: Прометей, 1913), ‘Паутина’ / Роман (СПб.: Прометей, 1912—1913), ‘Разбитая армия’ / Роман (М.: Л. А. Столяр, 1913).

35.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-33), впервые.

¹ Рескин (Раскин) Джон (1819—1900) — английский писатель, теоретик искусства, идеолог прерафаэлитов — группы английских художников и писателей XIX в., избравшей эстетическим идеалом искусство Средних веков и Раннего Возрождения (до Рафаэля).

² К письму Сургучёва приложена газетная вырезка, её содержание представляет собой обширную цитату Дж. Рескина, по мнению которого ‘вся суть художника — прозревать и чувствовать. Не его дело думать, рассуждать, доказывать или знать’.

36.

Печатается по А (АГ. КГ-п-74-6-34), впервые.

¹ Горький приехал из Сорренто в Москву 20 мая 1928 г.

ГОРЬКИЙ и И. Д. СУРГУЧЁВ

1. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

2. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

3. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

4. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

5. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

6. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

7. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

8. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

9. ГОРЬКИЙ — И. Д. СУРГУЧЁВУ

10. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

11. ГОРЬКИЙ — И. Д. СУРГУЧЁВУ

12. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

13. ГОРЬКИЙ — И. Д. СУРГУЧЁВУ

14. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

15. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

16. ГОРЬКИЙ — И. Д. СУРГУЧЁВУ

17. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

18. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

19. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

20. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

21. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

22. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

23. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

24. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

25. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

26. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

27. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

28. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

29. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

30. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

31. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

32. ГОРЬКИЙ — И. Д. СУРГУЧЁВУ

33. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

34. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

35. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

36. И. Д. СУРГУЧЁВ — ГОРЬКОМУ

ПРИМЕЧАНИЯ

Читайте также: