Переписка с Башкирцевой, Мопассан Ги_Де, Год: 1884

Переписка
Время на прочтение: 22 минут(ы)
Скачать в PDF

Переписка Мопассана съ Башкирцевой.

(Переводъ съ неизданныхъ автографовъ).

ПРЕДИСЛОВІЕ.

Настоящая переписка Гюи де-Мопассана съ М. Башкирцевой печатается въ полномъ вид впервые. Въ появившемся до смерти Мопассана сборник писемъ Башкирцевой были напечатаны шесть ея писемъ къ Мопассану съ нкоторыми сокращеніями и безъ обозначенія жмени адресата. Письмо-же, печатаемое нами подъ No VII, вроятно, но нкоторой исключительности и неожиданной для молодой двушки смлости содержанія, осталось до сихъ поръ не обнародованнымъ. Вс письма Мопассана, найденныя посл смерти Башкирцевой среди ея бумагъ, до сихъ поръ нигд не появлялись и получены нами съ правомъ напечатанія на русскомъ язык отъ ея матери, М. С. Башкирцевой. Въ настоящемъ вид эта переписка представляетъ серьезный психологическій интересъ. Талантливая, нервная и образованная молодая художница, почти наканун смерти, сгорая отъ мучительной жажды живыхъ и свжихъ человческихъ впечатлній, глубоко задла и даже уязвила болзненную душу Мопассана, вызвавъ его на откровенность, въ которой чувственный цинизмъ перемшанъ съ глубоко интимными, личными признаніями. Какъ увидитъ читатель, переписка не лишена самой острой, ядовитой полемики съ обихъ сторонъ. Башкирцева, взбудораженная собственными артистическими запросами, сыплетъ съ присущимъ ей блескомъ превосходными, иногда парадоксальными афоризмами. Подъ ея мткимъ перомъ всякая ссылка на то или другое литературное имя, на сочиненіе древняго классическаго автора производитъ впечатлніе Живаго умственнаго общенія выдающейся натуры съ творчествомъ разныхъ временъ и народовъ — безъ малйшаго искусственнаго напряженія.
Понятно, что Мопассанъ, при всей своей геніальности, французъ по воспитанію и предразсудкамъ въ отношеніи къ женщинамъ, не могъ не почувствовать себя заинтригованнымъ этими странными, черезчуръ учеными для женщины и въ то-же время граціозно женственными письмами своего анонимнаго корреспондента. Однако, М. Башкирцева, не искавшая никакихъ романтическихъ встрчъ съ Мопассаномъ и даже глубоко огорченная неуважительною разнузданностью одного изъ его посланій, до конца сохранила свою анонимность, не поддавшись никакимъ просьбамъ Мопассана о личномъ свиданіи. Это крайне любопытный фактъ, хорошо рисующій ея серьезную, вдумчивую, истинно артистическую натуру.

Редакція.

I.
Г. Гюи де-Мопассану.

Милостивый государь!

Я испытываю какое-то счастье, читая васъ. Вы обожаете правду въ природ, вы отыскиваете въ ней, по истин, великую поэзію, вы волнуете насъ самымъ детальнымъ изображеніемъ человческихъ чувствъ, въ которомъ мы узнаемъ себя самихъ и за которое любимъ васъ чисто эгоистическою любовью. Вы скажете — это фраза. Будьте милостивы: она искренняя… Само собою разумется, что я хотла бы сказать вамъ что-нибудь необычайное и утонченное, но это очень трудно — такъ, ни съ того, ни съ сего… И я объ этомъ очень сожалю, тмъ боле, что вы достаточно замчательный человкъ, чтобы возбудить мечту сдлаться повренной вашей прекрасной души, если только ваша душа дйствительно прекрасна! Если же ваша душа не прекрасна и вы не увлекаетесь подобными вещами, мн придется лишь пожалть объ этомъ ради васъ самихъ, а затмъ признать васъ обыкновеннымъ фабрикантомъ литературы и равнодушно отойти отъ васъ.
Вотъ уже годъ, что я собираюсь писать вамъ, но… нсколько разъ я говорила себ, что преувеличиваю ваши достоинства и что писать вамъ не стоитъ. И вдругъ, дня два тому назадъ, я читаю въ ‘Gaulois’, что кто-то наградилъ васъ любезнымъ посланіемъ и что вы спрашиваете адресъ этой милой особы, чтобы отвтить ей… Я сейчасъ же ощутила ревность, ваши литературныя достоинства снова ослпили меня и вотъ я…
Теперь слушайте: я навсегда останусь неизвстной вамъ! Я не хочу видть васъ даже издалека. Кто знаетъ — быть можетъ, ваше лицо мн не понравится? Я знаю только одно,— что вы молоды и не женаты,— два пункта весьма существенныхъ даже при самыхъ платоническихъ мечтаніяхъ.
Но предупреждаю васъ, что я очаровательна,— эта пріятная мысль побудитъ васъ отвтить мн. Мн кажется, что если бы я была мужчиной, я не хотла-бы имть сношеній, даже письменныхъ, съ старой, дурно одтой англичанкой,— чтобы объ этомъ ни думали!

Миссъ Хастингсъ.

R. G. D. Бюро Маделэнъ.

II.
Отъ Гюи де-Монассана г-ж NN. (М. Башкирцевой).

Каннъ, rue de-Redan.

Милостивая государыня!

Мое письмо, конечно, не будетъ такимъ, какъ вы ожидаете. Прежде всего, я хочу васъ поблагодарить за ваше вниманіе и любезность ко мн, а затмъ мы поговоримъ, какъ люди благоразумные.
Вы хотите быть моей повренной? На какомъ основаніи? Я васъ совсмъ не знаю. Зачмъ стану я говорить вамъ, человку мн неизвстному, котораго умъ, стремленія и все прочее, можетъ быть, совершенно не подходятъ къ моему интеллектуальному темпераменту, то, что я могу сказать женщинамъ, которыхъ я считаю своими друзьями? Разв это не былъ-бы поступокъ легкомысленнаго и непостояннаго друга? Что можетъ прибавить тайна къ прелести письменныхъ отношеній?
Вся прелесть привязанности между мужчиной и женщиной (я подразумваю привязанность цломудренную) не заключается-ли главнымъ образомъ въ удовольствіи видться и разговаривать, глядя на милыя черты, а потомъ мысленно представлять себ ихъ, когда пишешь другу. Какъ-же писать интимныя вещи, говорить о своемъ я какому-нибудь лицу, когда теб неизвстна его вншность, цвтъ его волосъ, его улыбка и взглядъ? Зачмъ сталъ-бы я вамъ разсказывать: ‘Я сдлалъ то или другое’, зная, что это не вызоветъ передъ вами образа того о чемъ я говорю, такъ какъ вы не имете обо мн никакого представленія?
Вы говорите про письмо, которое я недавно получилъ. Оно было отъ мужчины, который спрашивалъ моего совта. Вотъ и все.
Но я возвращаюсь къ письмамъ неизвстныхъ женщинъ. За два года я получилъ ихъ примрно 50—60. Какимъ же образомъ выбрать между этими женщинами повренную души моей, какъ вы говорите?
Если-бы он захотли показаться и познакомиться, какъ это длается въ простомъ буржуазномъ обществ, дружескія и доврчивыя отношенія могли бы установиться, въ противномъ случа — зачмъ пренебрегать очаровательными друзьями, которыхъ знаешь, для друга, который можетъ быть и прелестнымъ, но который неизвстенъ, т. е. могъ бы оказаться непріятнымъ для глазъ нашихъ или для нашего ума?
Все это не слишкомъ галантно, не правда-ли? Но если-бы я бросился къ вашимъ ногамъ, могли-ли бы вы считать меня человкомъ твердымъ въ своихъ нравственныхъ привязанностяхъ? Простите, сударыня, эти размышленія человка боле практическаго, чмъ поэтическаго, и примите увреніе въ моей благодарности и преданности.

Гюи де-Мопассанъ.

Простите за помарки въ письм моемъ. Я не могу писать безъ нихъ, а переписывать мн некогда.

III.
Г. Гюи де-Монассану отъ NN. (М. Башкирцевой).

Ваше письмо вовсе не удивило меня. Вообще я и не думала предаваться тмъ ожиданіямъ, которыя вы мн, повидимому, приписываете.
Прежде всего, я вовсе не претендовала на то, чтобы сдлаться вашей повренной,— это было-бы уже слишкомъ простодушно,— и если у васъ есть время перечесть мое письмо, вы увидите сами, что вы не изволили замтить тотъ ироническій и непочтительный тонъ, который я приняла по отношенію къ себ съ самаго начала. Вы указываете мн на полъ другого вашего корреспондента, благодарю васъ за доброе желаніе успокоить меня, но такъ какъ моя ревность была чисто духовная, то это для меня не иметъ значенія.
И такъ, поврять мн что-нибудь было-бы легкомысленно въ виду того, что вы меня не знаете? Отвтить на мое письмо интимными изліяніями (вдь вы подумали, что я ожидаю, съ ближайшей же почтой, чего-то въ этомъ род) было-бы остроумной насмшкой съ вашей стороны, и если-бы я была на вашемъ мст, я бы такъ именно и поступила, потому что я бываю иногда очень весела, хотя часто бываю и достаточно грустной, чтобы мечтать объ интимныхъ изліяніяхъ въ переписк съ неизвстнымъ философомъ и чтобы раздлять вс ваши впечатлнія отъ карнавала. Очень хороша и глубоко прочувствована эта ваша хроника, которую можно съ удовольствіемъ перечитать трижды, но за то какая нелпость эта исторія старой матери, мстящей пруссакамъ (это, должно быть, совпадаетъ по времени съ чтеніемъ моего письма!). Что касается прелести тайны, то тутъ все зависитъ отъ вкусовъ… Васъ это не занимаетъ — хорошо, но меня это безумно занимаетъ, я сознаюсь въ этомъ вполн искренно, а также и въ томъ, что совершенно по-дтски обрадовалась вашему письму, каково-бы оно ни было по содержанію. Впрочемъ, если это васъ не занимаетъ, то это значитъ, что ни одна изъ вашихъ шестидесяти корреспондентокъ не сумла заинтересовать васъ,— вотъ и все, а если и я не сумла взять врный тонъ, то… я слишкомъ благоразумна, чтобы сердиться на васъ за это!
Только шестьдесятъ?! Я думала, что васъ еще больше осаждаютъ… Всмъ-ли вы отвчали?.. Мой интеллектуальный темпераментъ могъ-бы не подойти къ вашему! Это значило-бы, что вы ужъ очень взыскательны! Однако, мн кажется, какъ будто я знаю васъ… Правда — всмъ глуповатенькимъ женщинамъ кажется это (по отношенію ко всмъ романистамъ!). Но, можетъ быть, вы и правы…
Я обращаюсь къ вамъ, вслдствіе всего вышесказаннаго, съ величайшей простотой и потому, быть можетъ, могу показаться вамъ сентиментальной молодой особой, или даже искательницей приключеній!.. Это было-бы очень обидно. Но не извиняйтесь въ недостатк поэзіи, галантности и т. н… Мое письмо было дйствительно совершенно плоско.
Неужели-же, однако, мы съ вами на этомъ и остановимся? Вдь можетъ случиться, что въ одинъ прекрасный день мн захочется доказать вамъ, что я не заслуживаю того, чтобы вы просто зачислили меня въ No 61. Что касается до вашихъ общихъ разсужденій, то они хороши, хотя исходятъ изъ ложной точки зрнія, и потому я прощаю ихъ вамъ такъ-же, какъ и вс ваши помарки, и вашу старуху съ пруссаками!..
Желаю вамъ всего лучшаго!!!
Однако, если-бы было достаточно лишь смутнаго указанія примтъ чтобы привлечь къ себ вашу старую и нечуткую душу, я могла бы сказать вамъ, напримръ: волосы блокурые, ростъ средній, родилась между 1812 и 1863 г., въ нравственномъ отношеніи… Но нтъ, можно было бы подумать, что я хвастаюсь, и вы сразу догадались-бы, что я изъ Марселя.
P. S.— Извините меня за кляксы, помарки и т. п. Но я уже три раза переписывала!

IV.
Отъ Гюи де-Мопассаоа г-ж NN. (М. Башкирцевой).

Каннъ, rue de Redan, 17 марта.

Такъ вотъ какъ, Милостивая Государыня,— второе письмо! Это меня удивляетъ. Я ощущаю, быть можетъ, смутное желаніе наговорить вамъ дерзостей! Это позволительно, такъ какъ я васъ вовсе не знаю. Но, нтъ, я вамъ нишу,— потому что меня грызетъ отчаянная скука. Вы упрекаете меня за то, что я сочинилъ такую нелпость, какъ эта старуха, мстящая пруссакамъ. Но вдь все есть нелпость. Я ничего другого и не длаю. Вс идеи, вс фразы, вс разсужденія, вс врованія — сплошная нелпость.
Не нелпость-ли, самая дикая, самая вздорная, эта переписка съ какой-то незнакомкой? Право, я веду себя, какъ настоящій глупецъ. Вы знаете, что вы длаете и къ кому вы обращаетесь, вамъ говорили обо мн то или другое,— хорошее или дурное, все равно. Если даже вы не встрчали никого изъ моихъ знакомыхъ, которыхъ такъ много, вы читали обо мн газетныя статьи, вы видли мои портреты — съ физической и нравственной стороны, наконецъ, ваше поведеніе, очевидно, просто забавляетъ васъ. Но я? Правда — вы можете быть молодой и прелестной женщиной, которой я былъ-бы счастливъ когда-нибудь поцловать руки…
Но вы можете быть также старой привратницей (concierge), напичканной романами Евгенія Сю! Вы можете быть также компаньонкой, образованной, зрлой и сухой, какъ метла.
Въ самомъ дл,— скажите: вы худощавы? Вдь не слишкомъ,— не правда ли? Я былъ-бы въ отчаяніи, если-бы моя корреспондентка оказалась худощавой. Я опасаюсь всего, когда имю дло съ незнакомкой.
Я столько разъ былъ въ смшномъ и глупомъ положеніи. Однажды цлый пансіонъ двицъ поддерживалъ со мной переписку черезъ посредство учительницы. Мои отвты передавались изъ рукъ въ руки во время уроковъ. Это было смшно, и я много смялся, когда узналъ объ этомъ изъ устъ самой учительницы!
Принадлежите-ли вы къ свтскому обществу? Или вы какая-нибудь сентиментальная натура? Или — просто романтичны? Или еще проще — скучающая женщина, ищущая развлеченія? Но я, видите ли, совсмъ не тотъ человкъ, котораго вы ищете.
Во мн нтъ ни на грошъ поэзіи. Я ко всему отношусь равнодушно и дв трети моего времени глубоко скучаю. Послднюю треть времени я употребляю на то, чтобы писать строчки, которыя я продаю елико возможно дорого, проклиная при этомъ свою судьбу за то, что она заставляетъ меня заниматься этимъ отвратительнымъ ремесломъ, которое доставило мн честь быть отмченнымъ вами.
Вотъ вамъ и признанія — что вы о нихъ скажете, сударыня?
Вы, должно быть, находите, что я совсмъ не стсняюсь — извините меня! Переписываясь съ вами, я чувствую себя въ какомъ-то темномъ подземель, гд ежеминутно могу соскользнуть въ какую-нибудь яму. И я наудачу ударяю палкой о почву, чтобы ощупать ее.
Какіе духи вы употребляете?
Лакомка ли вы?
Какое у васъ ухо (тлесное!)?
Цвтъ вашихъ глазъ?
Музыкантша ли вы?
Я не спрашиваю, замужемъ ли вы? Если замужемъ, вы отвтите мн — нтъ, если не замужемъ, вы отвтите мн, что замужемъ.
Цлую ваши руки, сударыня.

Гюи де-Мопассанъ.

V.
Г. Гюи де-Мопассану отъ NN. (И. Башкирцевой).

О! жестокій!! Вы ужасно скучаете… это для того, чтобы не оставить мн иллюзіи относительно мотива, побудившаго васъ почтить меня письмомъ, которое, впрочемъ, придя въ благопріятную минуту, очаровало меня.
Это правда, что я доставляю себ удовольствіе перепиской съ вами, но не правда, что я васъ настолько знаю, клянусь вамъ, что я не знаю вашего цвта и размра и что только изъ тхъ строкъ, которыми вы меня дарите, я знаю васъ, какъ честнаго человка,— да и то сквозь призму столькихъ колкостей и такой рисовки!
Нужно сказать, что для тяжеловснаго натуралиста, вы не глупы, и мой отвтъ заключалъ-бы въ себ цлый міръ, если-бы я не сдерживала себя — изъ самолюбія. Я не хочу дать вамъ право думать, что я изливаю себя въ письмахъ всю безъ остатка.
Но прежде всего покончимъ съ вопросомъ о ‘нелпостяхъ’. Это займетъ довольно много времени,— вдь, знаете, вы просто засыпали меня ими. Однако, вы правы… въ извстномъ смысл. Искусство состоитъ именно въ томъ, чтобы заставить насъ глотать нелпости, вчно восхищая насъ ими, какъ длаетъ это природа со своимъ вчнымъ солнцемъ, со своей старой землей и со своими людьми, построенными приблизительно но одному образцу и воодушевленными приблизительно одними и тми-же чувствами… хотя… Существуютъ музыканты, которымъ доступны только нсколько звуковъ, и художники, которые располагаютъ только нсколькими красками… Впрочемъ, вы сами знаете это лучше меня и только хотите заставить меня позировать, высказываясь на эту тему! Какъ-бы не такъ, очень польщена…
Нелпости — пусть такъ!— старуха мать, мстящая пруссакамъ — въ литератур, Жанна д’Аркъ — въ живописи.
Однако, уврены-ли вы, что какой-нибудь острый умъ не откроетъ въ этомъ чего-нибудь новаго, волнующаго?..
Теперь перейдемъ къ другимъ нелпостямъ въ вашемъ столь тяжеломъ ремесл! Вы принимаете меня, очевидно, за мщанку, которая принимаетъ васъ за поэта, и стараетесь меня просвтить! Но вдь еще Жоржъ Зандъ хвасталась тмъ, что писала ради денегъ, и трудолюбивый Флоберъ стоналъ надъ своими необыкновенными трудами. И что-же?— Трудъ, съ которымъ онъ писалъ, даетъ себя чувствовать! Бальзакъ-же никогда не жаловался на это и всегда съ энтузіазмомъ относился къ тому, что собирался сдлать. Что касается Монтескье, то — если можно такъ выразиться,— его любовь къ труду была такъ велика, что, будучи источникомъ его славы, она была также источникомъ его счастья. Такъ, по крайней мр, выразилась-бы учительница изъ фантастическаго пансіона, о которомъ вы пишите!
То, что вы говорите о продаж за дорогую цну, потому что никогда еще истинно-блестящая слава не обходилась безъ золота.— какъ говоритъ еврей Баахру (см. отрывки, собранные ученымъ Шпицбубе, изъ Берлина). Все выигрываетъ въ хорошей рамк,— красота, геній и даже вра. Вдь самъ Богъ пришелъ къ своему служителю Моисею, чтобы объяснить ему, какъ надо сдлать его ковчегъ, повелвая, чтобы херувимы, украшавшіе его, были изъ золота и изящной работы.
И такъ, вы скучаете, ко всему относитесь равнодушно и въ васъ нтъ ни на грошъ поэзіи?.. Не думаете-ли вы запугать меня этимъ?
Я отлично вижу васъ отсюда: у васъ должно быть довольно большое брюшко и слишкомъ короткій жилетъ изъ неопредленной матеріи съ разстегнутой пуговицей внизу. Ну,— и все-таки вы интересуете меня. Одного я не постигаю: какъ можете вы скучать! Я испытываю иногда грусть, отчаяніе или бшенство, но скучать… никогда!
Вы — не тотъ, котораго я ищу!
Но я никого не ищу: я полагаю, что мужчины должны быть только аксессуаромъ въ жизни сильныхъ женщинъ.
Старая, сухая два! Подумаешь — какой ужасъ! Вы были-бы крайне любезны, если-бы сообщили мн, что тутъ ужаснаго!
Наконецъ, я отвчу на ваши вопросы, и сдлаю это съ большой искренностью: я не стану злоупотреблять наивностью геніальнаго человка, дремлющаго посл обда съ сигарой въ зубахъ!
Худощава? О! нтъ, но и не полна. Свтская, сентиментальная, романтическая? Но что подразумваете вы подъ этимъ? Мн кажется, что всему этому есть мсто въ одномъ и томъ-же человк, все зависитъ отъ минуты, отъ случая, отъ обстоятельствъ. Я оппортунистка и притомъ подвержена закону нравственной заразительности: такимъ образомъ можетъ случиться, что въ одно прекрасное мгновеніе и я окажусь лишенной всякой поэзіи, подобно вамъ!
Мои духи? Добродтель.— Vulgo — никакихъ. Да, я лакомка, или, врне, разборчива. Ухо маленькое, не особенно правильное, но красивое. Глаза — срые. Да, я музыкальна, но играю на роял не въ такомъ совершенств, какъ должна играть ваша пансіонская учительница.
Довольны-ли вы моимъ послушаніемъ?
Если да, то разстегните еще одну пуговицу вашего жилета и думайте обо мн среди сгущающихся сумерекъ. Если нтъ…— тмъ хуже, я нахожу, что я и такъ слишкомъ много даю взамнъ вашихъ фальшивыхъ признаній.
Смю-ли я васъ спросить, въ свою очередь: какіе ваши любимые музыканты и художники?
А вдругъ оказалось-бы, что я мужчина? {Къ этому письму былъ приложенъ рисунокъ, на которомъ изображенъ толстый господинъ, дремлющій въ кресл, подъ пальмой на берегу моря, столъ, кружка пива, сигара.}.

VI.
Отъ Гюи де-Мопассана г-ж NN. (М. Башкирцевой).

Каннъ, 3-го апрля.

Милостивая государыня, я только что вернулся изъ Парижа, гд провелъ дв недли, а такъ-какъ я оставилъ въ Канн т кабалистическія указанія, съ помощью которыхъ мои письма доходятъ до васъ, то я не могъ отвтить вамъ раньше. А кром того, знаете-ли вы, сударыня, что вы меня просто перепугали. Вы цитируете мн одного за другимъ, можно сказать, не переводя духа, Ж.-Занда, Флобера, Бальзака, Монтескье, еврея Баахру, мудреца Шппцбубе изъ Берлина и Моисея!..
О, теперь я знаю васъ, прекрасная маска! Вы не что иное, какъ учитель изъ лицея Louis le Grand. Сознаюсь вамъ, что я и раньше заподозрилъ это, такъ-какъ ваша бумага слегка отдаетъ нюхательнымъ табакомъ. А потому я перестаю быть галантнымъ (если только я былъ таковымъ раньше) и буду съ вами обращаться какъ съ университантомъ. т. е. какъ съ врагомъ.
Такъ вотъ какъ, старый хитрецъ, старый учителишка, старая латинская крыса,— вы хотли прослыть хорошенькой женщиной? А теперь вы пришлете мн вашу рукопись — какой-нибудь трактатъ: подъ названіемъ ‘Искусство и природа’, для того, чтобы я представилъ ее куда-нибудь въ журналъ и поговорилъ о ней въ одной изъ своихъ статей!
Хорошо, что я не извстилъ васъ о своемъ пребываніи въ Париж! Иначе дло непремнно кончилось бы тмъ, что въ одно прекрасное утро я увидлъ-бы у себя стараго господина, въ поношенномъ плать, который поставилъ-бы на полъ свой цилиндръ, чтобы вытащить изъ кармана свертокъ бумагъ, перевязанный бичевкой, и сказалъ-бы мн: ‘Милостивый государь, я та дама, которая’… Однако, господинъ учитель, я все-таки отвчу на нкоторые изъ вашихъ вопросовъ. Начинаю съ благодарности за благопріятныя подробности вашей вншности и вашихъ вкусовъ. Благодарю также за мой портретъ, сдланный вами.
Онъ похожъ, положительно похожъ! Впрочемъ, я отмчаю нсколько ошибокъ.
1) Животъ меньше.
2) Я никогда не курю.
3) Я не пью ни пива, ни вина, никакого алкоголя,— ничего кром воды.
А потому отдохновеніе съ кружкой пива не можетъ быть моей привычкой. Я чаще сижу по восточному на диван. Вы спрашиваете, кто мой любимый художникъ? Милле!
Мой любимый музыкантъ? Я ненавижу музыку!
Всмъ существующимъ искусствамъ я предпочитаю хорошенькую женщину, а хорошій обдъ — настоящій тонкій обдъ,— я ставлю почти на ряду съ хорошенькой женщиной.
Вотъ вамъ мое profession de foi, г-нъ старый учитель.
Я думаю, что когда нами овладваетъ сильная страсть, какая нибудь изъ основныхъ человческихъ страстей, ей нужно предоставить полную свободу, пожертвовавъ ей всми прочими страстями. Такъ я и длаю. У меня были дв страсти. Нужно было пожертвовать одной изъ нихъ. Я пожертвовалъ (до нкоторой степени) склонностью къ утонченной д. Я сдлался воздержнымъ, какъ верблюдъ, но до того разборчивымъ, что теперь положительно не знаю, какую пищу употреблять. Хотите еще маленькую подробность? У меня есть страсть къ сильнымъ физическимъ упражненіямъ: я выдерживалъ состязанія, какъ гребецъ, какъ пловецъ, какъ ходокъ.
Теперь, г. учитель, посл всхъ этихъ признаній съ моей стороны, разскажите и вы мн о себ, о своей жен (вдь вы женаты!), о своихъ дтяхъ.
Есть-ли у васъ дочь? Если да,— имйте въ виду меня. Пожалуйста! Молю божественнаго Гомера, чтобы онъ испросилъ для васъ у того бога, котораго вы чтите, самое полное счастье, какого только можно достигнуть на земл.

Гюи де-Мопассанъ.

На-дняхъ я возвращаюсь въ Парижъ. 83. Rue Dulong.

VII.
Гюи де-Мопассану отъ N. N. (М. Башкирцевой).

Злосчастный натуралистъ! Да вдь это очаровательно! Если-бы небо было справедливо, вы признали-бы, что я права. Мн кажется, что не только это очень занимательно, но что въ такой переписк можно было-бы найти очень утонченное наслажденіе, нчто дйствительно интересное, если только быть при этомъ вполн искренними. Ибо, въ конц-концовъ, гд тотъ другъ, мужчина или женщина, съ которымъ не надо было-бы въ чемъ-нибудь стсняться, что-нибудь утаивать? Тогда какъ отвлеченныя существа!.. Не принадлежать ни къ какой стран, ни къ какому кругу, быть правдивымъ! Здсь можно было бы достигнуть яркости и свободы чисто-шекспировскихъ выраженій.
Но довольно мистификацій. Такъ какъ вы все знаете, я ничего не буду скрывать отъ васъ. Да, сударь, я имю честь быть воспитателемъ, какъ вы говорите, и я вамъ подтвержу это восемью страницами назиданій. Но я не такъ простъ, чтобы принести вамъ рукописи, сшитыя блыми нитками,— я буду преподносить вамъ свои доктрины небольшими дозами!
Я воспользовался свободнымъ временемъ на святой недл, чтобы перечитать полное собраніе вашихъ сочиненій. Вы смлы,— это безспорно. Я никогда раньше не читалъ васъ цликомъ, въ одинъ пріемъ, а потому мое впечатлніе почти свжо. И впечатлніе это таково, что вы, право, злоупотребляете этими… этимъ… этимъ… актомъ, благодаря которому міръ продолжаетъ свое существованіе. Я не умю сказать, какому богу я служу, но вашъ богъ, очевидно, этотъ… этотъ странный символъ, который такъ почитали еще въ отдаленной египетской древности. Чортъ возьми! того, что я говорю, достаточно, чтобы взбудоражить всхъ нашихъ лицеистовъ и переполошить вс католическіе монастыри! Что до меня, то хотя я отнюдь не щепетиленъ и читалъ самыя предосудительныя сочиненія, я смущенъ, да, милостивый государь, смущенъ этимъ грубымъ влеченіемъ вашей души къ тому, что Дюма-сынъ называетъ любовью. Съ теченіемъ времени это станетъ у васъ настоящей мономаніей. А это было-бы жаль, потому что вы такъ богато одарены и ваши крестьянскіе разсказы такъ сильны…
Я знаю, что вы написали: ‘Une vie’ и что эта книга проникнута глубокимъ чувствомъ отвращенія, грусти, разочарованія. Это чувство, заставляющее прощать вамъ силу вашихъ мускуловъ, время отъ времени проглядываетъ и въ другихъ вашихъ сочиненіяхъ и даетъ возможность думать, что вы — существо высшее, для котораго жизнь есть страданіе. Вотъ что волнуетъ мою душу… Но приходится убдиться, что это у васъ только отраженіе Флобера. Мы разыгрываемъ передъ вами роль какихъ-то добродушныхъ простаковъ, а вы — комедіантъ (видите вы теперь, какъ удобно при переписк — не знать другъ друга!), съ вашимъ пресловутымъ ‘Одиночествомъ’ и вашими удивительными длинноволосыми героинями… ‘Любовь!..’ Вотъ слово, съ помощью котораго ловятся на удочку вс смертные. О-ла-ла! Жиль-Власъ, гд ты?
Какъ разъ посл чтенія въ отвратительнйшемъ журнал вышеприведеннаго наименованія одной изъ вашихъ статей, я прочелъ: ‘l’Attaque da Moulin’. Мн казалось, что я вхожу въ великолпный лсъ, напоенный благоуханіями, населенный пвчими птицами. ‘Никогда еще столь глубокій миръ не царилъ въ столь счастливомъ уголк вселенной’. Эта фраза, открывающая повствованіе, напоминаетъ мн знаменитые такты въ послднемъ дйствія ‘Африканки’… Но вы ненавидите музыку! Возможно-ли это? Вы, вроятно, слышали только ученую музыку…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .*)
Вдь, приходя первымъ къ цли въ качеств ходока, вы будете побдителемъ только наравн съ лошадью, молодой человкъ,— и какъ ни благородно это животное, оно все-таки вдь только животное. Позвольте старому латинисту предложить вамъ прочесть одно мсто у Саллюстія, гд говорится: omnes homines qui saepe student prestari etc. etc. Я обращу на это также вниманіе моей дочери, Анастасіи. Кто знаетъ, можетъ быть вы когда-нибудь сладитесь съ ней… да! женщины! О, мой молодой другъ, будьте осторожны! Это не къ добру — и мой долгъ воспитателя велитъ мн сдлать все, чтобы отвратить васъ отъ этого опаснаго пути… Ни музыки? ни табака? Ничего, кром… Кортъ возьми!
Милле дйствительно хорошъ, но вдь вы говорите ‘Милле’, какъ буржуа говоритъ ‘Рафаэль!’
Я совтую вамъ обратить вниманіе на одного современнаго художника: Бастіеянъ-Лепажа. Зайдите на улицу Seze.
Сколько вамъ лтъ?
Неужели вы дйствительно предпочитаете хорошенькихъ женщинъ всмъ искусствамъ? Полноте! Вы сметесь надо мной.
Простите безсвязность этого отрывка и не оставляйте меня долго безъ писемъ, иначе…
А теперь, ужасный пожиратель женщинъ, позвольте пожелать вамъ необыкновеннаго развитія мышцы biceps и другихъ, и засвидтельствовать вамъ свое почтеніе въ качеств вашего покорнйшаго слуги.

С… Іосифа **).

*) Стоящая здсь фраза такъ испорчена въ сохранившемся черновомъ экземпляр оригинала, что перевести ее не представляется возможнымъ.
**) Первое слово подписи написано неразборчиво.

VIII.
Отъ Гюи де-Монассана г-ж N. N. (М. Башкирцевой).

Милйшій Іосифъ, неправда-ли — вотъ мораль вашего письма: такъ какъ мы не знаемъ другъ друга, то не будемъ стсняться, будемъ говорить вполн откровенно, какъ два заговорщика. Хорошо, я первый покажу вамъ примръ полнйшей откровенности. При нашихъ отношеніяхъ мы можемъ свободно перейти на ‘ты’, не правда-ли? Итакъ, я говорю теб — ты, а если ты недоволенъ… ну, тогда обратись къ Виктору Гюго, который будетъ величать тебя ‘дорогимъ поэтомъ’.
Знаешь-ли ты, что для учителя, которому вврены молодыя невинныя существа, ты говоришь мн довольно-таки сильныя вещи? Какъ! ты совсмъ не щепетиленъ? Ни въ своемъ чтеніи, ни въ сочиненіяхъ, ни въ словахъ, ни въ твоемъ поведеніи? А?! Я такъ и подозрвалъ!
Итакъ, ты, вроятно, хочешь, чтобы я указалъ теб разныя интересныя мстечки. Изволь… {Пропущенныя въ печати строки представляютъ указанія, съ точнымъ обозначеніемъ адресовъ, разныхъ увеселительныхъ мстъ самого низшаго разбора. Ред.}
… Я говорю теб объ этомъ, какъ истинный знатокъ, потому что, возвратившись вчера изъ Каннъ, поспшилъ сдлать свой инспекціонный смотръ.
Но ты думаешь, что все это занимаетъ меня? Ты полагаешь, что я потшаюсь надъ публикой? Мой бдный Іосифъ, поврь мн,— нтъ человка подъ солнцемъ, который былъ-бы ей боле несносенъ, чмъ я. А мн самому кажется, что нтъ вещи на свт, которая стоила-бы какого-нибудь усилія, какого-нибудь напряженія. Я скучаю постоянно, безъ успокоенія и безъ надежды, именно потому, что я ничего не желаю, ничего не ожидаю. Оплакивать-же вещи, которыя не въ моей власти измнить… нтъ, для этого подожди, пока я стану никуда негоденъ. Затмъ-такъ какъ мы вдь вполн откровенны другъ съ другомъ,— предупреждаю тебя, что это мое послднее письмо къ теб, ибо мн начинаетъ надодать эта переписка. Ради чего стану я продолжать ее? Она не занимаетъ меня, ничего не общаетъ мн въ будущемъ, а потому…
Я не имю желанія съ тобой знакомиться. Я увренъ, что ты безобразенъ. А кром того я нахожу, что я послалъ теб достаточно автографовъ. Знаешь ли ты, что они стоятъ отъ 10 до 20 су каждый, смотря по содержанію. Изъ тхъ, которые есть у тебя, по крайней мр — два стоятъ не мене двадцати су. А потомъ, я думаю, что мн придется опять ухать изъ Парижа: положительно я скучаю здсь больше, чмъ гд бы то ни было. Я отправлюсь въ Этрета, ради перемны, и буду пользоваться тамъ минутами одиночества.
Я безгранично люблю быть въ одиночеств. Это даетъ мн, по крайней мр, возможность скучать молча.
Ты спрашиваешь мой точный возрастъ. Такъ какъ я родился 5 августа 1850 г., то мн еще нтъ полныхъ 34 лтъ. Доволенъ ли ты?
Не попросишь ли ты теперь мою карточку? Предупреждаю тебя, что я не пошлю теб ее.
Да, я люблю хорошенькихъ женщинъ, но бываютъ дни, когда и он мн въ достаточной мр противны. Прощай, мой старый Іосифъ, наше знакомство было очень не полно, очень коротко,— что подлаешь? Можетъ быть и лучше, чтобы мы не знали другъ друга въ лицо!
Дай-же мн твою руку для дружескаго пожатія и прими это послднее напоминаніе обо мн!

Гюи де-Мопассанъ.

Ты можешь теперь дать основательныя свднія обо мн тмъ, кто тебя попроситъ объ этомъ! Благодаря тайн — я предалъ себя! Прощай, Іосифъ.

IX.
Гюи де-Мопассану отъ NN. (Башкирцевой).

Ваше письмо слишкомъ сильно пахнетъ духами. Однако, вамъ не было надобности изливать на него столько духовъ — оно и безъ того захватило бы мн дыханье.
Такъ вотъ что вы нашли отвтить женщин, провинившейся разв только въ неосторожности! Очень мило.
Конечно, Іосифъ — не правъ кругомъ, не исключая даже того обстоятельства, что онъ чувствуетъ себя теперь въ такой степени возмущеннымъ. Голова его была полна всяческимъ… легкомысліемъ, навяннымъ чтеніемъ вашихъ произведеній, какъ какимъ-то музыкальнымъ припвомъ, отъ котораго не можешь отдлаться. Однако, я строго осуждаю его, потому что прежде, чмъ позволять себ такія шутки, какія заключались въ его письм, нужно увриться въ благородств своего собесдника. Но вы могли бы, мн кажется, унизить его, за это съ большимъ остроуміемъ.
Теперь я скажу вамъ вещь невроятную и притомъ такую, которой вы не поврите и которая, являясь запоздалой, иметъ только историческую цнность. А именно: и мн это уже надоло. Начиная съ третьяго вашего письма, я охладла. Значитъ-ли это, однако, что вы сумли вполн удовлетворить меня?
Я дорожу только тмъ, что но дается мн. Такъ что именно теперь я должна была-бы гнаться за вами!
Зачмъ я писала вамъ?.. Въ одно прекрасное утро просыпаешься и ощущаешь себя какимъ-то исключительнымъ существомъ, окруженнымъ глупцами. Начинаешь роптать на судьбу: такой бисеръ передъ такими свиньями! Не написать-ли какому-нибудь знаменитому человку, человку, способному понять меня? Это могло-бы выйти очень мило, романтично,— и кто знаетъ? Можетъ быть, посл обмна нсколькими письмами, этотъ человкъ оказался-бы другомъ, навоеваннымъ при столь исключительныхъ обстоятельствахъ. Тутъ задумываешься на минуту: на комъ остановить выборъ? Избранникомъ оказываетесь вы…
Но такія письменныя сношенія возможны только при двухъ условіяхъ…
Вторымъ изъ этихъ условій можетъ быть безграничное восхищеніе со стороны незнакомки. Изъ такого безграничнаго восхищенія рождается извстный симпатическій токъ: т выраженія, въ которыхъ онъ передается, трогаютъ и заинтересовываютъ знаменитаго человка.
Но ни одно изъ необходимыхъ условій не существовало въ данномъ случа. Я остановила на васъ свой выборъ, съ надеждою преклониться предъ вами впослдствіи! Ибо въ настоящее время,— такъ я полагала — вы, относительно, даже слишкомъ молоды. Я написала вамъ письмо, искусственно взвинчивая свое воображеніе… и кончила тмъ, что наговорила вамъ ‘неприличій’ и даже разныхъ невжливостей,— если только предположить, что вы сдлали мн честь замтить ихъ!
Дойдя до настоящаго ‘момента’ нашихъ отношеній, должна признаться, что ваше гнусное письмо заставило меня провести очень скверный день.
Я такъ оскорблена, какъ если-бы оскорбленіе было нанесено мн въ серьезъ, въ дйствительности. Это глупо.
Прощайте — очень рада сказать вамъ это.
Возвратите мн мои автографы, если они сохранились у васъ. Что касается вашихъ, то я ихъ уже продала въ Америку, за баснословную цну!

X.
Отъ Гюи де-Мопассана г-ж N. N. (М. Башкирцевой).

22 апрля. La Guillette. Etreta.

Сударыня, такъ я серьезно оскорбилъ васъ? Не отрицайте этого. Я въ истинномъ восхищеніи, и я прошу у васъ прощенія самымъ смиреннымъ образомъ.
Хотите удлить мн немножко вниманія?
Я задавался вопросомъ: кто она такая? Она мн написала сначала письмо сентиментальное, письмо мечтательницы, женщины экзальтированной. Это манера, очень обычная у женщинъ легкаго поведенія. Имю-ли я дло и въ данномъ случа съ такого рода особой? Очень многія изъ анонимныхъ корреспондентокъ оказываются именно такого рода женщинами.
Въ виду этого, я отвтилъ вамъ въ скептическомъ тон. Вы пошли очень быстрымъ ходомъ,— и ваше предпослднее письмо заключало въ себ… странныя вещи. Я окончательно сбился: къ какого рода людямъ вы могли-бы принадлежать? Я продолжалъ спрашивать себя: есть-ли это женщина порядочнаго круга, старающаяся замаскироваться, или женщина доступная…
Вы знаете, какимъ образомъ поступаютъ мужчины на маскированномъ балу въ Опер, желая понять съ какого рода женщиной они имютъ дло? Они затрагиваютъ женщину извстнымъ образомъ {Переводъ этихъ строкъ смягчаетъ реалистическую грубость подлинника.}. Женщины, привыкшія къ этому, отвчаютъ очень просто: ‘оставьте’. Другія — сердятся… Признаюсь: я задлъ васъ очень неприличнымъ манеромъ. И вы разсердились. Теперь я прошу у васъ прощенія тмъ боле искренно, что одна фраза вашего письма очень разстроила меня. Вы говорите, что мое гнусное письмо (смю уврить, что не этотъ эпитетъ вашъ задлъ меня за живое!) заставило васъ провести скверный день.
Поймите сами, сударыня, т утонченныя причины, которыя вызвали во мн огорченіе при мысли, что я заставилъ провести скверный день незнакомую мн женщину.
Поврьте-же теперь, что на самомъ дл я не такъ грубъ, не такъ циниченъ, не такъ неприличенъ, какъ показалъ себя по отношенію къ вамъ. Но дло въ томъ, что я, совершенно невольно, слишкомъ боюсь всякой тайны, всего невдомаго, всхъ неизвстныхъ. Какимъ образомъ могу я сказать что-нибудь искреннее особ X., которая пишетъ мн анонимно, которая можетъ оказаться врагомъ (у меня есть враги) или просто какимъ-нибудь ехиднымъ шутникомъ. Я маскирую себя въ сношеніяхъ съ замаскированными людьми. Это настоящая война. Однако, благодаря хитрости, я уловилъ-таки маленькій уголокъ вашей натуры.
Еще разъ простите.
Цлую неизвстную руку, которая мн пишетъ.

Гюи де-Мопассанъ.

Ваши письма, сударыня, къ вашимъ услугамъ. Но я передамъ ихъ вамъ не иначе, какъ собственноручно. О! Я готовъ былъ-бы нарочно похать для этого въ Парижъ.

XI.
Гюи де-Мопассану отъ N. N. (М. Башкирцевой).

Отправляя вамъ еще одно письмо, я навсегда роняю себя въ вашихъ глазахъ. Но это мн совершенно безразлично,— и потомъ я длаю это только для того, чтобы отомстить вамъ за себя…— не пугайтесь — самымъ невиннымъ образомъ: разсказавъ вамъ эффектъ, произведенный тою хитростью, къ которой вы прибгали для опредленія моей природы.
Я положительно боялась послать на почту. Мн представлялись Богъ знаетъ какія нелпости. Этотъ человкъ долженъ заключить нашу переписку какимъ-нибудь… щажу вашу скромность. А вскрывая конвертъ, я приготавливала себя ко всему,— чтобы не быть слишкомъ пораженной при чтеніи.
Тмъ не мене я была удивлена — хотя на этотъ разъ пріятнымъ образомъ.
Devant les doux accents d’un noble repentir
Me faut-il donc, seigneur, cesser de vous haпr?
Итакъ — на томъ основаніи, что я разсердилась?.. Но вдь это еще не достаточное основаніе для вашего заключенія. Однако, прощайте. Я извиняю васъ,— если вамъ нужно мое извиненіе, потому что я больна и въ противоположность всмъ своимъ обычнымъ настроеніямъ — какъ-то совсмъ растрогана и по отношенію къ самой себ, и ко всему міру, и даже къ вамъ, изыскавшему способъ сдлаться мн въ такой мр… непріятнымъ! Я отнюдь не склонна отрицать этого, и вы можете думать по этому поводу все, что вамъ будетъ угодно.
Какъ-же доказать вамъ, что мои письма не фарсъ и что я не врагъ?
Впрочемъ, стоитъ-ли это доказывать!
Невозможно также поручиться за то, что мы созданы для пониманія другъ друга. Вы не стоите меня. И я очень жалю объ этомъ. Мн было-бы такъ отрадно признать вс преимущества — въ васъ или въ комъ угодно другомъ. Мн такъ хотлось-бы имть человка, съ которымъ можно было-бы говорить.
Ваша послдняя вещь была интересна, и я даже хотла задать вамъ, по поводу вашей молодой двушки, одинъ очень ршительный вопросъ.
Но…
Впрочемъ, одна маленькая бездлица въ вашемъ письм привела меня въ какое-то мечтательное настроеніе. Вы были огорчены тмъ, что обидли меня. Это глупо или мило. Скоре мило. Вы можете смяться надо мною — мн это все равно. Да, въ этомъ у васъ проглянула какая-то романтическая нотка — la Стендаль. Но будьте покойны: это не смертный грхъ!
Прощайте.

XII.
Отъ Гюи де-Монассана г-ж N. N. (М. Башкирцевой).

Я провелъ нсколько дней на мор,— вотъ почему я не отвтилъ вамъ до сихъ поръ. Теперь я пріхалъ на нсколько недль въ Парижъ, гд пробуду до лтняго времени. Положительно вы не довольны мною, сударыня,— и чтобы выказать мн свое раздраженіе, вы подчеркиваете, что я не достоинъ васъ.
О! сударыня, если-бы вы знали меня, вы видли-бы, что я не имю ршительно никакихъ притязаній какъ въ смысл нравственныхъ, такъ и въ смысл артистическихъ достоинствъ. Я, въ сущности, вполн равнодушенъ какъ къ тому, такъ и къ другому. Все въ жизни мн почти одинаково безразлично: мужчины, женщины, событія. Вотъ мое настоящее исповданіе вры. И прибавлю — чему вы, впрочемъ, не поврите — что и самимъ собою я дорожу не боле, чмъ другими. Все въ моихъ глазахъ есть либо скука, либо фарсъ, либо несносное страданіе.
Вы говорите, что окончательно роняете себя въ моихъ глазахъ, посылая мн еще одно письмо. Почему-же? Вы показали рдкій умъ, признавшись, что мое письмо оскорбило васъ, и сдлали это съ такимъ гнвомъ, съ такою простотою, откровенностью и граціей, что я былъ взволнованъ и тронутъ.
Я извинился передъ вами, изложивъ объясненіе моего поведенія. Вы опять отвтили мн очень мило, не разоружаясь, но вмст съ тмъ выказывая извстную благосклонность, смшанную опять-таки съ негодованіемъ. Нельзя себ представить ничего боле натуральнаго!
О, я знаю,— то, что я скажу вамъ теперь, будетъ принято вами съ полнымъ недовріемъ. Тмъ хуже! Вдь вы не хотите видть насъ… А между тмъ человка можно лучше узнать за пять минутъ, слушая его живую рчь, чмъ за десять лтъ переписки съ нимъ.
Какимъ образомъ вы не знакомы ни съ кмъ изъ людей, знающихъ меня? Когда я прізжаю въ Парижъ, я вс вечера провожу въ обществ. Вы могли-бы сказать мн, чтобы въ извстный день я пошелъ-бы въ тотъ или другой домъ. Я пришелъ-бы. Если-бы я показался вамъ слишкомъ непріятнымъ, вы могли-бы не знакомиться со мною. Вы не должны заблуждаться на мой счетъ: я не красивъ, не элегантенъ, не имю въ себ ничего особеннаго. Впрочемъ, это должно быть совершенно безразличнымъ для васъ.
Въ какомъ общественномъ кругу вы бываете? Въ орлеанистскомъ, бонапартистскомъ или республиканскомъ?
У меня есть знакомства во всхъ этихъ кругахъ.
Или, можетъ быть, вы прикажете мн позировать въ ожиданіи васъ гд-нибудь въ музе, въ церкви, на улиц? Въ этомъ случа я поставилъ-бы свои условія, чтобы имть увренность въ томъ, что мн не придется ожидать женщину, которая совсмъ не соблаговолитъ явиться.
Что сказали-бы вы о вечер въ театр — при чемъ, если угодно, вы могли-бы остаться неизвстной?
Я назвалъ-бы вамъ No ложи, куда отправился-бы въ обществ друзей — вы могли-бы даже не указывать мн своей ложи. А на слдующій день вы могли-бы преспокойно написать мн: ‘прощайте’… И посл этого вы не скажете, что я великодушнй самой французской гвардіи при Фонтенуа.
Цлую ваши руки.

Мопассанъ.

XIII.
Гюи де-Монассану отъ N. N. (М. Башкирцевой).

Я думаю, что вы заблуждаетесь на мой счетъ. И предупредить васъ ‘бъ этомъ очень мило съ моей стороны, потому что, говоря вамъ это, я окончательно уничтожаю въ васъ интересъ ко мн,— если таковой когда-нибудь и имлся. Вы сейчасъ поймете, въ чемъ дло. Я становлюсь на ваше мсто: на горизонт показывается незнакомка, если изъ этого можетъ выйти только какая-нибудь легкая авантюра,— она противна мн, если же изъ этого ничего не можетъ выйти,— знакомство безполезно и скучно!
Я не имю счастья находиться по средин, между этими двумя возможными типами, и предупреждаю васъ объ этомъ самымъ любезнымъ образомъ, потому что вдь мы помирились!
Что мн особенно смшно, такъ это то, что я преспокойно говорю вамъ правду бъ то время, какъ вы воображаете, будто я васъ мистифицирую!
Я не бываю въ республиканскомъ обществ.
Да нтъ же!— Я вовсе не хочу васъ видть.
А вы? вы не хотите ничего, немножко боле фантастическаго, среди вашей парижской пошлости? Васъ не привлекаетъ эта неуловимая, неосязаемая дружба? Я, впрочемъ, не отказываюсь васъ увидть, я даже предприму для этого что-нибудь со своей стороны, но не предупреждая васъ объ этомъ. Если-бы вы знали, что на васъ смотрятъ, именно на васъ, вы, можетъ быть, имли бы глупый видъ. Этого нужно избгать. Правда, ваша земная оболочка для меня совершенно безразлична. Но моя — для васъ? Предположимъ, что вы проявили бы дурной вкусъ, не найдя меня очаровательной,— неужели вы думаете, что я была-бы довольна — несмотря на всю чистоту моихъ намреній? Когда-нибудь, въ одинъ прекрасный день — можетъ быть… Я разсчитываю даже немножко удивить васъ въ этотъ прекрасный день!
А пока, если это васъ утомляетъ, прекратимъ нашу переписку. Впрочемъ, я оставляю за собою право писать вамъ, когда мн взбредетъ въ голову какой-нибудь вздоръ.
Вы не довряетесь…— это естественно.
Хотите я дамъ вамъ средство, достойное горничной, чтобы вы могли убдиться, что сама я не таковая? Только не смйтесь. Пойдите къ ясновидящей и дайте ей понюхать мое письмо. Она опредлитъ вамъ мой возрастъ, цвтъ моихъ волосъ, обстановку, въ которой я живу и т. п. Вы мн напишите, что она вамъ сообщила.
Скука, фарсъ, несносное страданіе!.. О, да,— это совершенно врно даже и для меня. Но у меня это потому, что я ищу чего-то громаднаго, чего у меня нтъ… еще. У васъ же… но, можетъ быть, и у васъ — по этимъ же мотивамъ. Я, разумется, не такъ простодушна, чтобы спросить васъ о томъ, что именно составляетъ вашу завтную мечту,— хотя должна признаться, вмст съ болзнью моей я замчаю въ себ какое-то особое чистосердечіе la Chrie. Вамъ нравится это?
И такъ вы полагаете, что посл подобной переписки ничего нтъ легче, какъ придти и заявить: это я! Увряю васъ, что меня бы это очень затруднило.
Говорятъ, что вамъ нравятся только полныя и черноволосыя женщины. Это правда?
Видться съ вами! Нтъ. Дайте мн прежде возможность очаровать васъ своей… литературой! Вамъ это удалось по отношенію ко мн.
Я понимаю вашу мнительность. Вдь правда,— такъ мало вроятія, чтобы женщина вполн приличная, молодая и красивая, забавлялась перепиской съ вами. Не такъ ли? Однако… Впрочемъ, что же это? Я совсмъ забыла, что мы уже покончили наши отношенія.

‘Сверный Встникъ’, No 11, 1895

Мопассан Ги_Де
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Письмо к И. С. Тургеневу, Мопассан Ги_Де, Год: 1888
  2. Два письма, Короленко Владимир Галактионович, Год: 1919
  3. Письмо К. И. Чуковскому, Горький Максим, Год: 1920
  4. Письма к Н. А. Чукмалдиной, Андреев Леонид Николаевич, Год: 1916
  5. Переписка с О. Ф. Лошаковой-Ивиной, Горький Максим, Год: 1937
  6. Письмо А.Галлену, Горький Максим, Год: 1907
  7. Переписка Максима Горького и Иосифа Сталина, Горький Максим, Год: 1933
  8. Письмо Н. А. Некрасову, Вовчок Марко, Год: 1861
Электронная библиотека