Переписка с Андреем Белым (1902-1909), Метнер Эмилий Карлович, Год: 1909

Мемуары и переписка
Время на прочтение: 16 минут(ы)
Скачать в PDF
‘Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902-1915’: Новое литературное обозрение, Москва, 2017

Том 1
1902-1909

Отягощенный собственными психологическими комплексами и втайне, видимо, глубоко страдавший от своей семейной коллизии, Метнер со всей остротой переживал мучительную личную драму Белого. Воспринимал он ее настолько остро, что, будучи в своем житейском поведении всегда безупречно корректным, решился пренебречь нормами этикета и рискнул вмешаться в чужую интимную сферу. Сохранилось в первоначальном черновом варианте его письмо к Л. Д. Блок, относящееся, видимо, к концу декабря 1907 г. или 1909 г.[1]:

Глубокоуважаемая Любовь Дмитриевна!

Вам пишет лично незнакомый с Вами, вмешиваясь при этом в дело чрезвычайной интимности. Оправданием этого нетактичного поступка служит сознанная нравственная обязанность не пропустить ничего, чт могло бы спасти лицо, мне близкое, лицо (это гораздо важнее) бесконечно ценное. Речь идет о Бугаеве. Ваши отношения развивались в то время, когда я жил вне Москвы, и он начал более откровенно говорить мне о них, когда они уже были прерваны. Разумеется, он не сказал, да и не мог сказать мне всего. Я вынес из сообщенного мне такое впечатление, что между Вами и моим другом произошло нечто до крайности сложное и хаотичное, вот почему я всегда далек был от решительных обвинений той или другой стороны, я одинаково скорбел и о нем и о Вас, представленной мне существом необычайным. Годы шли, и мне стало казаться, что все отошло в прошлое. Смущал меня только явный ‘монотеизм’ Бугаева, который он обнаруживал, всякий раз как заходила речь о любви. Поэтому я был очень обрадован, когда Бугаев весною заинтересовался одной очень даровитой и красивой девушкой. Но это увлечение было мимолетно, и неожиданным, хотя и психологически вполне понятным результатом его оказалось полное восстановление его чувства к Вам со всей прежней силой, напряжением и горячностью. Это не каприз и не припадок, с начала лета, т. е. более полугода, Бугаев невыразимо страдает, неустанно и с ожесточением работает, чтобы заглушить боль, но это удается ему все реже и реже и чувствует он себя все хуже и слабее, глядя на него, нельзя не усомниться в победе его над собою, да и что даст ему эта победа: купленная ценою лучших сил, утраченных навсегда. Кроме того, победить не значит искоренить и ничто не служит ручательством новых и новых возвратов чувства. Если бы он был обыкновенным человеком, но только мне близким, я бы сказал: Вы можете спасти его, если захотите. Теперь же я скажу: Вы обязаны это сделать, если считаете его хотя бы наполовину столь ценным явлением, каким его считают многие, в том числе и я.
Я хочу выразить этим, что ради спасения такого человека можно пойти на вс и обман станет святым подвигом. Пусть Ваша душа расколота, пусть Вы любите другого, пусть Вы — ‘политеистка’ и не можете любить только одного, Вы должны найти в себе силу устроить так, чтобы он был счастлив или по крайней мере не столь несчастлив. Подумайте об этом. В середине января я буду в Петербурге. Ответьте мне по адресу. Сообразно с ответом я или возьму Бугаева с собой в Петербург, или не допущу его поездки. Повторяю, все в Ваших руках. [В моих глазах оправдать Ваш отказ возобновить сношение с Бугаевым может только Ваше искреннее мнение о нем как о среднем таланте, не оправдавшем никаких надежд и ныне решительно идущем на убыль]. Жду письма, хотя бы одно слово согласия свидеться с Бугаевым… Итак, быть может, до свидания в Петербурге.

Археографическая справка

Переписка Андрея Белого и Э. К. Метнера публикуется впервые в полном объеме известных нам текстов по автографам или копиям с автографов (часть писем Метнера), хранящимся в Научно-исследовательском отделе рукописей Российской государственной библиотеки (Москва) в фондах Андрея Белого (ф. 25) и Э. К. Метнера (ф. 167). Отдельные письма отложились в фонде Н. П. Киселева (ф. 128) и в фонде Андрея Белого в ГЛМ. Архивные шифры указываются в примечаниях к каждому письму, там же сообщаются библиографические сведения о ранее осуществленных публикациях данного письма или фрагментов из него. При этом не учитываются цитаты из публикуемых писем, более или менее пространные, приводимые в ранее изданных статьях и монографиях.
Письма публикуются в соответствии с современными орфографическими и пунктуационными нормами, но с сохранением отдельных специфических индивидуальных особенностей, наличествующих в автографах (в том числе искаженные написания имен собственных и названий). Описки и иные внешние погрешности текста исправляются без оговорок, синтаксические и прочие несогласованности исправляются без оговорок в тех случаях, когда правильное написание может быть восстановлено однозначно.
Тексты телеграмм не включаются в основной корпус переписки, но приводятся в комментариях.

Условные сокращения

Белый — Блок — Андрей Белый и Александр Блок. Переписка 1903-1919 / Публикация, предисловия и комментарии А. В. Лаврова. М.: Прогресс-Плеяда, 2001.
Белый — Петровский — Андрей Белый — Алексей Петровский. Переписка 1902-1903 / Вступительная статья, составление, комментарии и подготовка текста Джона Малмстада. М.: Новое литературное обозрение, 2007.
Блок — Блок А. А. Полное собрание сочинений и писем: В 20 т. М.: Наука, 1997 — (издание продолжается).
‘Ваш рыцарь‘ — ‘Ваш рыцарь’: Андрей Белый. Письма к М. К. Морозовой. 1901-1928 / Предисловие, публикация и примечания А. В. Лаврова и Джона Малмстада. М.: Прогресс-Плеяда, 2006.
ЛН. Т. 92. Кн. 3 — Блок в неизданной переписке и дневниках современников (1898-1921) / Вступительная статья Н. В. Котрелева и З. Г. Минц. Публикация Н. В. Котрелева и Р. Д. Тименчика // Литературное наследство. Т. 92. Александр Блок. Новые материалы и исследования. Кн. 3. М.: Наука, 1982. С. 153-539.
ЛН. Т. 105 — Литературное наследство. Т. 105. Автобиографические своды: Материал к биографии. Ракурс к дневнику. Регистрационные записи. Дневники 1930-х годов / Составители А. В. Лавров и Дж. Малмстад. Научный редактор М. Л. Спивак. Отв. ред. А. Ю. Галушкин, О. А. Коростелев. М.: Наука, 2016.
МДР — Андрей Белый. Между двух революций / Подготовка текста и комментарии А. В. Лаврова. М.: Художественная литература, 1990 (Серия литературных мемуаров).
Метнер — Метнер Н. К. Письма / Составление и редакция З. А. Апетян. М.: Советский композитор, 1973.
НВ — Андрей Белый. Начало века / Подготовка текста и комментарии А. В. Лаврова. М.: Художественная литература, 1990 (Серия литературных мемуаров).
Ницше — Ницше Фридрих. Сочинения: В двух томах / Составление, редакция, вступительная статья и примечания К. А. Свасьяна. Т. 1-2. М.: Мысль, 1990.
О Блоке — Андрей Белый. О Блоке: Воспоминания. Статьи. Дневники. Речи / Вступительная статья, составление, подготовка текста и комментарии А. В. Лаврова. М.: Автограф, 1997.
Письма к матери — ‘Люблю Тебя нежно…’ Письма Андрея Белого к матери. 1899-1922 / Составление, предисловие, вступительная статья, подготовка текста и комментарии С. Д. Воронина. М.: Река Времен, 2013.
Симфонии — Андрей Белый. Собрание сочинений: Симфонии / Составление, подготовка текста, послесловие и комментарии А. В. Лаврова. М.: Дмитрий Сечин, 2014.
Соловьев — Соловьев Владимир. Стихотворения и шуточные пьесы / Вступительная статья, составление и примечания З. Г. Минц. Л.: Советский писатель, 1974 (‘Библиотека поэта’. Большая серия).
СП — 1, 2 — Андрей Белый. Стихотворения и поэмы. Т. 1-2 / Вступительные статьи, составление, подготовка текста и примечания А. В. Лаврова и Джона Малмстада. СПб., М.: Академический Проект — Прогресс-Плеяда, 2006.
ГЛМ — Отдел рукописей Государственного литературного музея (Москва).
ГЦММК — Отдел рукописей Государственного центрального музея музыкальной культуры (Москва).
ИРЛИ — Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (Санкт-Петербург).
РГАЛИ — Российский государственный архив литературы и искусства (Москва).
РГБ — Научно-исследовательский отдел рукописей Российской государственной библиотеки (Москва).
РНБ — Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (Санкт-Петербург).
ЦГИАМ — Центральный государственный исторический архив г. Москвы.

1902

1. Метнер — Белому

1 августа 1902 г. Немчиновка

Немчиновка 1 августа 1902 г.

Дорогой Борис Николаевич!

Если я начну свою беседу с Вами с погоды, то это, надеюсь, не будет банальностью: лета в 1902 г. не было, так же, как в 1901 г. не было весны. Обыкновенно я и поправляюсь и много читаю: на этот раз вследствие непрерывных дождей я вынужден был сидеть не в лесу, а в комнатах, где вследствие домашней суеты и детского крика[2] я проскучал без дела в течение трех месяцев, успев прочесть только летопись Серафимо-Дивеевского Монастыря[3], два тома исследования Мережковского[4] и… перечитать Андрея Белого[5]. — Адвокатуру я решительно покинул еще весною[6] и совершенно неожиданно приглашен Н. А. Зверевым в качестве Нижегородского цензора нести государственную службу[7]. Пока я прикомандирован на правах цензора к Московскому Цензурному комитету, а в первых числах октября мне предстоит на два года расстаться с Москвой и переселиться в резиденцию царя босяков Максима Горького[8].
Знакомство с Вами, состоявшееся, к сожалению, накануне моего временного, а теперь и постоянного удаления из Москвы, я считаю необходимым закрепить и потому прошу Вас известить меня о Вашем возвращении из деревни, надеюсь, что нам удастся не раз встретиться, может быть еще в Немчиновке. Брат мой[9] понемногу оправляется от той болезни, которая помешала ему весною познакомить Вас со своим искусством, так что недурно будет нарушать нашу беседу музыкальными антрактами. Итак, я жду от Вас известий. С Алексеем Сергеевичем мы обменялись письмами[10]. Я адресовал ему письмо в Правление, где служит его отец[11], он ответил мне, не обозначив своего места жительства. Повздорили с ним из-за слащавых старушек и юродства[12]. Он мне сообщил, что кто-то родился в Польше 29 апреля 1901 года. Но я полагаю, что кто-то должен быть или русским или немцем причем очень смешанного происхождения[13]: в крови должно быть и германское и славянское и кельтическое (это, впрочем, наименее важно) и финское и семитическое. Если кто-то будет русским, то он должен будет родиться близ Финляндии в Петербурге, где эта комбинация кровей возможна, если же немцем, то где-нибудь вблизи Венгрии, где родился Никиш и Лист[14]. От польского же пустоцвета ждать нечего. Кельтическое менее важно, так как оно наименее серьезный элемент, для некоторого плутовства, фокусничества оно, пожалуй, в микроскопической дозе и может войти, нечто сар-пеладановское[15] в этом ‘Кто-то’, пожалуй, даже и не помешало бы. Я разболелся об этом потому, что вспомнил Вашего ‘Кто-то’ на севере Франции. — Надеюсь, что Вы пережили период форсированной ненависти (или любви) к отделившемуся продукту своей мысли, и взираете теперь на симфонию спокойными глазами. Конечно, эта форма не имеет будущности, но важно, что литература начинает сознательно учить ее[16] у музыки и подражает ей, тогда как раньше было обратное отношение: вспомните т&lt,ак&gt, н&lt,азываемые&gt, симфонические поэмы да и вообще программную музыку, не имеющую будущности, несмотря на гигантские усилия Листа. В симфонии есть места, музыкальные не в смысле формы, а по существу: это какое-то непосредственное прикосновение (вневременное и внепространственное) к Ansich’у[17], доступное только музыке… Раньше, до развития и распространения бетховенской и послебетховенской музыки, такое прикосновение было достигаемо в искусстве слова лишь величайшими гениями вроде Гте, теперь, благодаря музыкальной атмосфере, это прикосновение замечается чаще и притом у талантов такого размера, как, напр&lt,имер&gt,, Фет… Что же касается ‘симфонии’, как симфонии, то тут я могу только указать Вам на недостаточное контрастирование частей между собой[18]. Нормальный ход таков: от сложного смешанного и разнообразного первой части композиция впадает сначала в один, потом в другой из противоположных элементов (чаще сначала в andante или adagio, а потом уже в scherzo), и наконец в последней четвертой части приходит к решительному выводу. У [Вас же], кроме недостаточного контраста, — некоторая перестановка частей: вторую хочется сделать первой, а первую (andante — музыкальная скука) второй. Третья — на лоне природы scherzo, четвертая великолепно напоминает то же вечно милое и грустно задумчивой первой (у [Вас] второй) и новое собрание умственного цветника и, несмотря на его немощь, приходит к выводу, что еще не все потеряно… еще много святых радостей осталось для людей…[19] Это очень очень хорошо, прекрасно, искренно, глубоко, сильно и нежно в одно время… Мне бы хотелось, чтобы Вы, если Вам это не очень неприятно, обратили мое внимание на те места вещи, которые Вы считаете сами недостаточно ясными, за которые Вы боитесь. Меня лично смущает пурпуровое таинство, певец лжи, прозябающий в темнице, Антихрист и Разящий на стр. 157-158, мститель на стр. 195…[20] До свиданья! Пишите, если вздумаете.

Э. Метнер.

Брестской жел. дор. полустанок Немчиновка, Э. К. Метнеру.
РГБ. Ф. 167. Карт. 4. Ед. хр. 1.

2. Белый — Метнеру

7 августа 1902 г. Серебряный Колодезь

Серебряный Колодезь 7-го августа 1902 года.

Многоуважаемый Эмилий Карлович,

Я был приятно удивлен, получив Ваше симпатичное письмо. Спешу ответить. Простите, что отвечаю не сейчас же. Мы, находясь от города за 33 версты, не часто посылаем туда[21]. Ваше письмо получил только 6-го. Не знаю, когда пойдет мое письмо.
Как печально, что Вы уезжаете из Москвы! Впрочем, надеюсь, наше знакомство укрепится. Вы позволите мне писать Вам в Н&lt,ижний&gt, Новгород? не так ли? Если я замечу, что Мартиникская катастрофа[22], преследования Комба[23] и дурная погода суть следствия одной причины, это будет фраза — но фраза, имеющая микроскопическую дозу вероятия… Чья-то проделка, переходящая то в шутку (болезнь англ&lt,ийского&gt, короля[24], Комб, погода, падение Св. Марка[25] и т. д.), то в жестокость (Мартиника с уцелевшим негодяем)[26]. Однако будущее, как мне кажется, слегка очищается: виннозолотые закаты, опьяняющие дионисианством и столь характерные для весны и начала лета, заменяются какой-то следующей стадией… Леопард уходит… Одно время его заменила ‘рысь‘ (российская акклиматизация леопарда Индии), но не надолго. Оригинальность этого явления (явления рысьих свойств) взывает к нашей осмотрительности. Посмотрим, не замигают ли в наших словах, или в печали зарницы злых, рысиных огонечков … Посмотрим… И тем не менее два раза в небе произошло нечто неизъяснимо-отрадное, выразившееся в своем ‘внешнем‘, как синтез несовместимых (или редко совместимых) закатов: синтез розового, религиозного, мистического, женственного заката, символизирующего св. Церковь, Душу Мира, Софию, Lumen Coeli Sancta Rosa[27] (Мережковский) с золотым, ницшеанским, человекобожеским, самоутверждающим закатом. По Соловьеву Логос, воплощаясь в Душу Мира, тем самым нисходит в мир, если же человек проник в Душу Мира, скажу я, и пошел дальше в своем созерцании, то с Кем он неизбежно встречается?.. Привожу выписку из Чтения о Богочеловечестве: ‘Если осенение человеческой Матери действующей силой Божества произвело вочеловечение Божества, то оплодотворение бож&lt,ественной&gt, Матери, Церкви (по-другому Души Мира) действующей силой человеческой произведет свободное обожествление человечества‘…[28] ‘Ныне мы дети Божии, но неизвестно, что будем‘ (Иоанн)…[29] ‘Ich schlief, ich schlief — aus tiefem Trame bin ich erwacht: — die Welt ist tief‘ (Nietzsche)[30] не есть ли неизъяснимый синтез двух наиболее типичных и противоположных закатов символ, обращающий на себя внимание… Что же касается исторического воплощения ‘Кого-то’, рождения ‘его’ в Польше, то я почти год тому назад уже в достаточной степени оценил это явление. Лицо, сообщившее в моем присутствии об этом, обитает в Н&lt,ижнем&gt, Новгороде[31], куда Вы едете и где, по-видимому, существует нечто вроде очага ‘бесовщины’…
Вы прочли летопись Серафимо-Дивеевского монастыря, а также исследование Мережковского. Не найти большей противоположности! Меня очень интересует Ваше отношение к упомянутым книгам. Надеюсь, мы с Вами еще не раз сериозно побеседуем об исследовании Мережковского.
Вы очень верное указали на музыкальную безалаберность ‘Симфонии‘. Ее недостатки я всегда сознавал более чем кто-либо. Эта безалаберность вытекает из недостаточной музыкальной стройности, отсутствия ‘общности’ частей (не уничтожающей противоположность). Мысль о ‘симфонии‘ как таковой мне пришла в голову лишь со второй части, которая таким образом и является по-настоящему первой. Первая же — придаток, имеющий с ‘симфонией собственно‘ весьма малую и чисто внешнюю связь. Правда, в 4-ой части есть попытки провести аналогию с первой, но эти попытки не искупают всей неуместности первой части. Что же касается мест, смущающих Вас, — охотно даю к ним те разъяснения, какие мне кажутся наиболее подходящими.
Ваше недоумение относительно ‘пурпурового таинства‘ постараюсь рассеять: я не нахожу здесь страшного, а разве что — неясное, неясность ‘симфонии‘, ‘жаргонность‘ ее — вот второй колоссальный недостаток ее, вытекающий из того обстоятельства, что ‘симфония‘ отнюдь не предназначалась для печати, а в момент держания корректуры я не мог ее исправить, будучи мыслью отвлечен совсем в сторону. В вышеупомянутом выражении, мне кажется, я хотел подчеркнуть эстетическую, а отчасти и мистическую разницу между настроением красного цвета и пурпурового[32], красный — цвет мученичества, 1-го Христова Пришествия, Голгофы, цвет феноменальный, возникающий не сам по себе, а из отношения белого источника света к серой пыли, дымке (солнце сквозь дымку), серый цвет — воплощение абсолютного бытия (белого) в абс&lt,олютное&gt, небытие (черное) или, вернее, обратно: в бытие небытия (см. о значении серого цвета, как компромисса, как ‘черта с насморком‘ у Мережковского[33])… Пурпурный цвет — нуменален, он возникает из смешения красного с фиолетовым и превращает незамкнутую линию спектра

0x01 graphic

0x01 graphic

Между пурпурным (т. е. цветом, соединяющим линии спектра) и белым (т. е. соединяющим цвета спектра) отношение сочинения, а между красным и белым — подчинения, но оба цвета, т. е. и белый, и пурпурный — нуменальны, потусветны, один цвет — покинутого рая, а другой — грядущего Царствия Божия… Оба цвета намекают на связь между небом и землею, а между ними ‘7’ цветов спектра (цветов феноменальных), полнота переживания которых как бы вновь приближает нас к небу. ‘Полновременный день‘, ‘День великого полудня‘ (по Ницше)[34], ‘Исполнилась полнота времен‘ (Павел к Гал&lt,атам&gt,)[35] — как все это похоже! Что же влечет за собою все это? Жажду белизны, нового слова, написанного на белом камне, слова, которого никто не знает кроме того, кто получает [36] (7 цветов, 7 церквей, 7 печатей, 7 светильников, 7 рек, текущих из рая, 7 граней, 7 ангелов и т. д.). Можно думать, что до грехопадения спектр был замкнут и состоял из 8 цветов (8-ой — пурпурный), из которых в пурпурном была вся сила, т. е. близость человека к Богу Отцу, но грехопадение совершилось, соединяющий цвет (пурпурный) пропал и линия спектра разомкнулась. Пропавший пурпурный цвет (Яхве, Бога Израиля) заменился обетованием о грядущем [Мессии] белом цвете, который отныне станет цветом соединяющим, закрыв собою цвет Бога Отца (пурпурный) ‘Я и Отец — одно‘…[37] ‘Принимающий меня принимает и Отца‘…[38] Если с 1-ым пришествием стала доступна белизна, то обеление всего человечества станет возможным лишь во 2-ом пришествии. ‘Обелили одежды кровию Агнца‘ (Откр.)[39]. ‘Побеждающий облечется в белые одежды‘[40]. Но Христос 1-го пришествия должен был воплотиться в компромисс, т. е. белизна Его, созерцаемая сквозь серую пыль, казалась красной, отсюда первое пришествие Христа — в красном, а второе в белом, т. е. тогда серая пыль, застилающая наши очи, — пропадет. Центр ‘красного‘ перемещается, судя по тому, обращаем ли мы внимание на источник света, или на пыль, его застилающую, отсюда два оттенка красного: 1) ‘Обелили одежды кровию Агнца‘, Христос 1-го пришествия, 2) ‘А вдали, догорая, дымилось злое пламя земного огня‘ (Соловьев)[41], ‘Если будут грехи ваши, как багряное, как снег убелю’ (Исайя)[42]. И так, злое красное: не потому ли Богомилы считают денницу братом Христа?[43]
Отсюда ясно, какая громадная разница между пурпурным, с одной стороны, и обеими красными, с другой. Желание с нашей стороны постигать тайны мира, минуя белое (Христа), пурпурным — губительно, ибо для нас пурпурное дано в белом (‘Я и Отец — одно’), а углубляясь в пурпурное, мы как бы отвергаем белое и уже в силу того отвергаем и пурпурное, заменяя его просто красным и, конечно, не кровию Христовой, а багряными грехами (‘Если грехи ваши, как багряное’). Таинственная, пурпурная зоря не должна отражать феноменальности красного. Вот объяснения полусознательного употребления мною выражения ‘пурпуровое таинство‘ (тайна)…[44]
‘Мститель‘ в своем окончательном виде, без личины — ожидаемый некоторыми Антихрист (не мог же им оказаться в то время младенец на с&lt,евере&gt, Франции, хотя там и очень подозрительно)[45]. В более общем же виде, т. е. в образе двух: худого кривляки, смахивающего в некоторых чертах на М. Горького, и толстяка, выкрикивающего ‘ужасики‘ о дыре (Дыромоляйстве, сиречь толстовстве), о принесении в жертву себя муравьям (т. е. самопожертвовании для самопожертвования) и об успехах хирургии[46].
Для меня наиболее неясным и страшным является сцена выводов Мусатова с протянутой у горизонта шкурой леопарда… ‘Возвращается, опять возвращается‘[47] — я сам не понимаю, что это: намек ли на вечное возвращение или на возвращение во второй раз (2-ое Пришествие). Неясность эта неприятно пугает меня, хотя, мне кажется, — эта сцена наиболее удачная из всей ‘симфонии‘.
Что же касается до несуразности (почти безобразности) в расположении частей друг относительно друга и нелепом нагромождении отрывков, то из 4-х симфоний, написанных мною[48], эта симфония — наименее удачна. Повторяю: колоссальный недостаток ее — ‘жаргонность‘ и заносчивый тон: — ‘Хлестаков, хлыщ в плаще Гамлета, циник, понявший свое ничтожество, сумасшедший, к сожалению не приложивший своего адреса, и пасквилянт‘ — так меня называют в ‘Н&lt,овом&gt, Времени’[49], и кой-что в этом отзыве, к сожалению, истинно.
‘Симфонии‘ не имеют будущности, как таковые, но как промежуточная стадия на пути к образованию какой-то безусловно важной формы — они значительны. Это — начало конца поэзии в собственном смысле. Андриевский, Мережковский и нек&lt,оторые&gt, другие прекрасно ощущают, что в области поэзии уже давно творится неладное[50]. Литературу Мережковский низводит в жизнь, а я — в музыку. Может быть, истинно и то, и другое, а может быть, ни то, ни другое, а нечто, чего мы, сыны XIX столетия, уж не видим… Некоторая противоположность в стремлении с одной стороны уничтожит поэзию во имя жизни, а с другой — во имя музыки (музыка, так сказать, жизненный эквивалент потусветности) знаменательна: здесь опять-таки одно из бесконечных проявлений все возрастающей полярности, ее окончательный смысл — тайна. Всякое забегание вперед как церковников (с их Антихристом) и теософов, так и теургов la Мережковский с их речами о заединяющем религиозном делании значительны только как первые попытки ‘нового мышления‘, а не сами по себе. Значение их еще то, что центр тяжести в объяснении окружающей действительности перенесен из прошлого в будущее, что произведет грандиозный переворот в характере созерцаний, едва ли сознаваемый нами во всей полноте. Подавляющий рост музыки XIX столетия не предтеча ли такого поворота? (В музыке, по Спенсеру, зерна будущих эмоций и мыслей.) ‘Симфонизируясь‘, жизнь не устремляется ли в будущее? Или здесь мы имеем дело с острием, на котором, по выражению Мережковского, колеблется Европа?
Но кто ‘знает‘?.. Мы ощущаем ‘нечто‘… Каково-то оно покажется в лучах будущего?.. Я успокоен… Даже радостно успокоен… И это — не легкомыслие, а единственно возможное условие существования (так сказать, вторичное спокойствие, успокоение, сознательное возвращение к легкомыслию после тернистого блуждания по опасным завиткам мысли и созерцания).
Человечество пережило все стадии протестантствующей, а также и протестующей мысли вплоть до красиво-соблазнительного своим дикарством анархизма. Описав круг в своих переживаниях, мысль снова обратилась к религиозной истине. Но религиозная Истина, будучи неизменна по существу, изменчива для нас, благодаря неодинаковому состоянию нашей психики. Реакция Христианства на время дает разные результаты, и с этими результатами следует считаться. ‘Многое сказал бы вам, но вы не поймете. И вот пошлю к вам Утешителя, Духа Истины, который и наставит вас‘…[51] В этом смысле религиозная Истина подвержена эволюции. Обратившись к религии после отрицания, мы усложнили способы касания этой истины. Схематизирую свою мысль:

0x01 graphic

‘А С‘ — направление эволюции религиозной Истины.
‘В‘ — точка, в которой находится религиозная Истина в момент нашего возвращения.
Выйдя из ‘А‘ и описав окружность ‘A D E F G H I’, человечество снова подошло к ‘А’ — но с другой стороны, сама же Истина тем временем переместилась в ‘В‘ и так вот уже перед нами трилемма: 1) или считать Истину за ‘А’, или 2) за В… Но если считать Истину за ‘А’, то мы можем двояко рассматривать ее: непосредственно как ‘А’ или же 3) сквозь туман прожитого (I H G F E D A). Отсюда возникает троякое отношение к религиозной Истине, троякий путь. (1) Путь ‘I H G F E D A B‘ — путь теософский, где метод согласования пройденного с религией выступает на первый план, отсюда важная роль ‘ума‘, отсюда умственность, схематичность теософов. (2) Путь ‘I A B‘ — путь христиан церковников, где простор чувству и наоборот скованность воли и ума, (3) и наконец путь I B неохристиан, теургический, минующий религиозную Истину в прежней ее исторической формулировке (в той формулировке, которую она имела в момент удаления от нее) и берущий ее в окончательной или современной формуле. Отсюда резкое различие церковников и теургов и невозможность согласия между ними в данный момент, хотя пути их в конце концов сходятся (быть может), но у самих церковников нет того же отношения к религии, как и у первых христиан (т. е. отношения к ‘А’ из ‘А’ же)… Да кроме того Истина переместилась уже в ‘В‘ и ‘А‘ является ее периферическим, а не внутренним толкованием. Церковники, претендуя на одинаковость своего созерцания с созерцанием христиан первых веков, забывают, что отношения между людьми и обоими Пришествиями изменились, а такая перемена положений не может не оказать глубокого влияния на характер созерцания. (Если сперва было так

0x01 graphic

Следовательно, безусловное значение церковности и только в деле нашего приобщения Истине — не вполне основательная монополия, а сопровождаемая насилием над духом и угрозами, она теряет часто даже и то, что принадлежит ей по праву. Из неодинаковости трех путей (быть может, истинных) вытекает разногласие, которое мы всюду встречаем, когда церковник чурается теософа и теурга, а эти последние презирают церковника, не соглашаясь в свою очередь друг с другом. Между тем, если каждый путь имеет свою долю истины, то не являются ли необходимыми эти три теперь уже начавшие определяться русла христианства? не все ли равно, как прочесть треугольник 0x01 graphic

: (аbс или bac или cba) — этот вечный треугольник — равноугольный и равносторонний (Отец, Сын, Дух — Воля, Ум, Чувство -).

Вот почему я свободно отношусь ко всем трем направлениям: будущее укажет, какое из них наиболее истинное и что в нем истинно. Не следует забывать, что все мы младенцы в деле религии… Не лучше ли нам воздержаться от причисления непонятного и нового к лику Демона? а то как раз попадешься впросак (‘Взявший меч от меча погибнет‘…[52] ‘Не судите, да не судимы будете …’[53]) Я не хочу этим сказать, что теософы или теурги стоят на более верном пути, я сам склоняюсь к церковности и знаю, что, минуя ‘А‘, теург рискует промахнуться и попасть в ‘Х‘ или ‘Y‘, но всякий путь вырабатывает и методы проверки, и с осторожностью можно сравнительно безопасно для себя плавать по ‘иноземным морям и открывать Африки‘.
Я предоставляю желающему замыкаться — замкнуться и расставить вокруг себя ширму собственной усталости, но протестую против навязывания и другим этой усталости, к сожалению, церковники питают нас не церковностью в глубоком, утверждающем смысле, а суррогатом ее — неврастенией…
‘Ныне мы дети Божии, но неизвестно, что будем‘ (Иоанн)[54]. Что ближе к этим радостным словам Евангелиста: ницшевское ли ‘Die Welt ist tief‘, или приводимое ниже стихотворение с. — петербургского молодого поэта А. Блока (нигде еще не напечатавшего своих замечательных стихов), в котором гениально выражено настроение этой ложной церковности?
Однако заканчиваю длинное до возмутительности письмо. В Москве я буду 18, 19-го или 20-го августа и вряд ли успею воспользоваться Вашим любезным приглашением, хотя буду у Вас в Москве в конце августа (если позволите). Быть может Вы напишете мне сюда до 17-го или в Москву после 17-го… Льщу себя надеждой услышать игру Вашего брата, от которой я многое ожидаю. Пока же до свиданья. Еще раз спасибо за письмо. Остаюсь готовый к услугам

Б. Бугаев.

P. S. Пользуюсь оставшимся местом для переписки стихотворений А. Блока — самого талантливого поэта ‘из молодых’ (это мое убеждение)[55]. <...>
Не правда ли, какое проникновение куда-то скрывается под этой слегка корявой, неповоротливой формой? И до чего современны, до чего страшны такие стихи?

Б. Бугаев.

РГБ. Ф. 167. Карт. 1. Ед. хр. 1. Помета красным карандашом: ‘I’. Фрагмент опубликован: ЛН. Т. 92. Кн. 3. С. 184.
Ответ на п. 1.

3. Метнер — Белому

2 сентября 1902 г. Москва [56]

Жду Вас во вторник 3-го сентября к 7 ч. веч&lt,ера&gt, (Че
Метнер Эмилий Карлович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Письма к Н.И. Петровской, Белый Андрей, Год: 1904
  2. Обращение в С.-Петербургский цензурный комитет в связи с принятием ответственности по ‘Современнику’ перед наследниками И. И. Панаева и П. А. Плетнева, Некрасов Николай Алексеевич, Год: 1862
  3. Переписка А. П. Чехова и А. Н. Плещеева, Плещеев Алексей Николаевич, Год: 1892
  4. Письмо о высочайшем выходе, Перетц Егор Абрамович, Год: 1880
  5. Переписка с Д. В. Давыдовым, Пушкин Александр Сергеевич, Год: 1836
  6. В Правление коммуны им. Ф. Э. Дзержинского, Макаренко Антон Семёнович, Год: 1928
  7. Переписка с В. А. Жуковским, Пушкин Александр Сергеевич, Год: 1836
  8. Письмо к В. Г. Короленко, Попов Михаил Родионович, Год: 1907
Электронная библиотека