Переписка Горького с Р. В. Ивановым-Разумником, Иванов-Разумник Р. В., Год: 1921

Переписка
Время на прочтение: 37 минут(ы)
Скачать в PDF

Переписка Горького с Р. В. Ивановым-Разумником

Горький и русская журналистика начала XX века. Неизданная переписка
Литературное наследство. Том девяносто пятый
М., ‘Наука’ 1988
Ответственные редакторы И. С. Зильберштейн, Н. И. Дикушина
Том подготовлен совместно с Архивом А. М. Горького
OCR Ловецкая Т.Ю.

Вступительная статья, публикация и комментарии

Е. В. Ивановой и А. В. Лаврова

В 1930 г. по инициативе Горького стал выходить журнал ‘Литературная учеба’, которому писатель придавал большое значение в деле подготовки творческой молодежи, обучения ‘начинающих писателей литературной грамоте’. Внося коррективы в ‘планы-проспекты’ основных отделов ‘Литературной учебы’, Горький отмечал упущения в проекте, ставившем своей задачей освещение истории русской литературно-критической мысли: ‘Среди критиков назван даже Ляцкий, но нет Валериана Майкова, Волынского — реставратора ‘идеализма’, Ю. Айхенвальда — крайне типичного эстета, нет Иванова-Разумника, который,— на мой взгляд,— весьма основательно заразил своею мизантропией Переверзева’1. Параллель с В. Ф. Переверзевым, лидером социологического литературоведения 1920-х годов, неожиданна и парадоксальна (в особенности если учитывать, что Иванов-Разумник подверг в свое время метод Переверзева сокрушительной критике)2. Тем не менее ту же мысль высказал Горький и в письме к А. К. Виноградову: ‘…мне показалось, что Переверзев духовно сроден Иванову-Разумнику’3. Приведенные слова Горького косвенно свидетельствуют о том, что он считал Иванова-Разумника одним из характерных представителей русской критики начала XX в., без учета деятельности которого невозможно достаточно полное и отчетливое представление о литературном процессе этого времени.
Отношение Горького к идеологу неонародничества Иванову-Разумнику было сложным4. Первую крупную работу Иванова-Разумника — ‘Историю русской общественной мысли’ (Т. 1—2. СПб., 1907), задуманную автором как история русской интеллигенции, Горький встретил критически. Это исследование основывалось на понимании интеллигенции как некой ‘внеклассовой, внесословной, преемственной группы’5. Внесословность и внеклассовость Иванов-Разумник выводил из способности интеллигенции бороться за цели и идеалы, выходящие за рамки ее собственных интересов, а преемственность — из единства той задачи, которая стояла перед разными поколениями русской интеллигенции и которую критик вслед за П. Лавровым формулировал как ‘творчество новых форм и идеалов и активное проведение их в жизнь в направлении к физическому и умственному, общественному и личному освобождению личности’6. По мысли Иванова-Разумника, противником интеллигенции выступало мещанство, группа также внесословная, внеклассовая и преемственная, объединяющая людей ‘по их этическому уровню, по отсутствию в них яркой индивидуальности, по узости и плоскости их мировоззрения’7. Роль интеллигенции сводилась Ивановым-Разумником к вечной борьбе с мещанством.
Другая сторона мировоззрения Иванова-Разумника — защита прав индивидуума, личности, в чем он продолжал идеи ‘субъективной социологии’ Н. К. Михайловского. Определяющей чертой интеллигенции критик считал развитое чувство личности. Эту черту он называл индивидуализмом, вкладывая в этот термин свой, особый смысл. В его системе этических представлений индивидуализм противостоял, с одной стороны, антииндивидуализму, т. е. социальному детерминизму, а с другой — ультраиндивидуализму, т. е. индивидуализму антиобщественному, декадентскому. ‘Индивидуализм есть примат личности,— писал Иванов-Разумник,— вот самое широкое, общее определение, индивидуализм есть признание человеческой личности первой и главной ценностью’8. Этот ‘общественный индивидуализм’, целью которого являлась борьба за ‘индивидуалистический социализм’, и был символом веры Иванова-Разумника.
Такое понимание ‘индивидуализма’ представлялось Горькому попыткой влить новое вино в старые мехи. Свои надежды на осуществление революционных идеалов Горький связывал с идеей социалистического коллективизма. В статье ‘Разрушение личности’ (1908) он писал: ‘Сама по себе, вне связи с коллективом, вне круга какой-либо широкой, объединяющей людей идеи, индивидуальность — инертна, консервативна и враждебна развитию жизни’9. Задачу данного исторического момента Горький усматривал в ‘создании классовых, групповых и партийных коллективов’ 10. Именно поэтому он выступал против индивидуализма в любых модификациях, даже если он, как у Иванова-Разумника, сочетался с политическим радикализмом. В той же статье Горький указывал на два возможных отношения индивидуализма к классовой борьбе пролетариата. Первое из них открыто враждебно к ней: ‘…демократия, идущая обновить жизнь мира, не хочет подать сим ‘аристократам духа’ милостыню внимания своего, они это знают и потому искренно ненавидят ее’11. Но не менее неприемлемым представлялось Горькому и то отношение к классовой борьбе пролетариата, возможность которого заключалась в позиции таких идеологов интеллигенции, как Иванов-Разумник. ‘Некоторые из них,— писал Горький,— будучи хитрее и понимая великое значение грядущего, желали бы встать в ряды социалистов как законодатели, пророки, командиры, но демос должен понять, и неминуемо поймет, что эта готовность мещан идти в ногу с ним скрывает под собою все то же стремление мещанина к ‘самоутверждению своей личности» 12. В данном случае Горький вполне мог подразумевать, в числе прочих, и Иванова-Разумника, и именно так трактовал задачи его ‘общественного индивидуализма’. Употребляя термин ‘мещанство’ в ‘Заметках о мещанстве’ и в статье ‘Разрушение личности’, Горький вкладывал в него иной, нежели Иванов-Разумник, смысл. Для Горького мещанство — это индивидуализм, ‘который навсегда лишен способности ощущать в мире что-либо иное, кроме себя и смерти пред собою. Если он иногда говорит о страданиях всего мира, то он не вспоминает о стремлении мира уничтожить страдания, если же вспоминает об этом, то лишь для того, чтобы заявить: страдание непобедимо. Непобедимо,— ибо опустошенная одиночеством душа слепа, она не видит стихийной активности коллектива, и мысль о победе не существует для нее’ 13. Один из основных пороков буржуазной интеллигенции Горький видел в том, что она ‘после каждой встречи с народом’ стремится ‘возвратиться на круги своя’ — от разрешения проблемы социальной к разрешению индивидуальной проблемы 14.
Стремление возвысить ‘вечные’ вопросы человеческого и личного бытия над вопросами социальными было в определенной мере присуще и Иванову-Разумнику. Именно эта черта позволяла Горькому сближать критика с кругом лиц, весьма далеких от него и по политическим, и по идейным устремлениям. Например, в апреле 1908 г. в письме к К. П. Пятницкому Горький, давая резко негативную оценку многим литераторам, называет Иванова-Разумника, наряду с Д. Мережковским, П. Струве, Ф. Сологубом, в составе той ‘шайки дряни’, против которой должно выступить ‘Знание’ (XXIX, 59). ‘Разумники и Мережковские способны отравить здорового и сильного’,— пишет он в марте того же года Е. П. Пешковой15. Несмотря на то что общественные взгляды Иванова-Разумника никогда не были антиреволюционными, его имя ставится Горьким рядом с теми, кто в этот период совершал ‘эволюцию от Герцена к Каткову’, в один ряд с авторами сборника ‘Вехи’. В сходном окружении имя Иванова-Разумника промелькнет и на страницах романа ‘Жизнь Клима Самгина’, где неоднократно цитируются его работы. Дронов говорит Самгину: ‘Теперь дело ставится так: истинная и вечная мудрость дана проклятыми вопросами Ивана Карамазова. Иванов-Разумник утверждает, что решение этих вопросов не может быть сведено к нормам логическим или этическим и, значит, к счастью, невозможно. Заметь: к счастью! ‘Проблемы идеализма’ — читал? Там Булгаков спрашивает: чем отличается человечество от человека? И отвечает: если жизнь личности — бессмысленна, то также бессмысленны и судьбы человечества, — здорово?’ (24, 198). Горький в данном случае подразумевает книгу Иванова-Разумника ‘О смысле жизни’ (СПб., 1908). И хотя Иванов-Разумник полемизировал с С. Н. Булгаковым, отвергая его представление о трансцендентности цели человеческой жизни, Горький и здесь объединяет Иванова-Разумника с теми литераторами, которые в период реакции звали отрешиться от политической борьбы и заняться решением мировых вопросов. Задачи, которые стояли тогда перед русской литературой, Горький понимал иначе. В статье ‘О ‘карамазовщине» он писал: ‘Температура нашего отношения к действительности, к запросам жизни — сильно понижена. Среди условий, понижающих ее, немалую роль сыграла пропаганда социального пессимизма и возвращение к так называемым ‘высшим запросам духа’, которые у нас, на Руси, ничего не внося в этику, не улучшая наших отношений друг к другу, являются только красноречием, отвлекающим от живого дела’16.
Укажем и еще на одно полемическое высказывание Горького в адрес Иванова-Разумника, хотя имя его при этом не названо. В статье ‘О современности’ (1912) Горький перечисляет те упреки, которые могли произнести нынешние ‘дети’ в адрес ‘отцов’: ‘Вчера вы, считая социализм универсальной идеей, горячо доказывали нам и заставляли верить нас, что лишь эта идея может объединить всю энергию человечества и, создав новые формы жизни, освободить всем людям дальнейший путь к победе над силами природы,— сегодня вы вспоминаете неудачную и нетактичную обмолвку Герцена о ‘потенциальном мещанстве социализма’ и восхваляете индивидуализм, разрывая и отменяя все попытки лучших умов России найти живую связь между интересами личности и общества’17. Эту же цитату Горький повторяет и в письме к Чернову от 13/26 января 1912 г. (Г—Ч, п. 13). ‘Обмолвка’ Герцена, подхваченная Ивановым-Разумником18 и ставшая одним из основных тезисов книги ‘Литература и общественность’, в новой политической ситуации звучала для Горького точно так же, как и заявления о том, что ‘прошло время идеологий’, как горькие парадоксы М. Гершензона о том, что власть ‘штыками охраняет нас от ярости народной’19, с признаниями, что ‘разум бессилен и слеп, существование добра сомнительно, жизнь — занятие бессмысленное, а красивый подвиг, в лучшем случае, — мальчишеская выходка’20. Не мог сочувствовать Горький и отношению Иванова-Разумника к марксизму. Последний считал, что положительная роль марксизма была сыграна в 1890-е годы, в период полемики с Н. К. Михайловским и его единомышленниками, чья концепция народничества представлялась устаревшей и самому Иванову-Разумнику. В новой общественной ситуации начала XX в. марксизм в его представлении не отвечал требованиям времени. Таким образом, к началу переписки Горький и Иванов-Разумник занимали разные идейные позиции, и деятельность критика оценивалась Горьким отрицательно.
Публикуемая переписка Иванова-Разумника с Горьким освещает сравнительно небогатую историю их личных взаимоотношений, складывавшихся на фоне отношений чисто литературных. Наиболее важная часть этой переписки относится ко времени организации Черновым и Миролюбивым журнала ‘Заветы’, среди сотрудников которого предполагался и Иванов-Разумник. В связи с этим Горький писал Е. П. Пешковой 3/16 января 1912 г.: ‘Зачинаем новый журнал с Черновым. Коцубинским, Ивановым-Разумником,— что выйдет — не знаю. Чернов — парень легкомысленный, Разумник — не талантлив и очень путаная голова’21. Очевидно, Горький с самого начала скептически относился к возникавшему союзу. В это же время Иванов-Разумник вынашивал проект совместного с издательством ‘Шиповник’ журнала, к участию в котором и рассчитывал привлечь Горького, начав переписку с ним. Как следует из публикуемых ниже писем, обращение Иванова-Разумника к Горькому дало толчок к конфликту, в ходе которого обнаружилась ненадежность предполагавшегося союза, принимавшегося Горьким со значительными оговорками. Но последующие письма показывают, что участие Иванова-Разумника в ‘Заветах’ не было главной причиной ухода Горького из журнала — и это важно для понимания отношения Горького к этому изданию. Между тем такое именно впечатление осталось у самого Иванова-Разумника, писавшего в своих комментариях: ‘…А. М. Пешков в результате приведенной выше переписки с Ивановым-Разумником ограничил свое участие в ‘Заветах’ помещением рассказа в первом номере и вышел из журнала’ (см. п. 8, комментарии Иванова-Разумника). Секретарь редакции журнала ‘Заветы’ С. П. Постников излагает в воспоминаниях сходную версию. Рассказав о помощи Горького в организации ‘Заветов’, Постников заключает: ‘Прекратил он свое сотрудничество в ‘Заветах’ после того, как в нашу редакцию на правах заведующего литературно-художественным отделом вступил Р. В. Иванов-Разумник’22. Публикуемая переписка с Ивановым-Разумником и предваряющая ее переписка с Черновым показывают, что в основе расхождений Горького с журналом были причины гораздо более общего характера. Непосредственным же поводом для расторжения союза стала публикация романа В. Ропшина ‘То, чего не было’. Вместе с тем Горький уже после выхода из ‘Заветов’ советовал Чернову и Миролюбову привлечь в литературно-критический отдел Иванова-Разумника. 5 мая 1912 г. он писал Миролюбову: ‘Мне кажется, что Разумник Васильевич в ‘Заветах’ — выигрыш делу’23. Сходный смысл вкладывал Горький и в неотправленное письмо (п. 6). Но для самого себя союз с Ивановым-Разумником на страницах одного издания Горького считал неприемлемым: ‘имманентный субъективизм’ Иванова-Разумника он характеризовал как ‘типичный русский индивидуализм’ (п. 2). В письме к Чернову Горький повторяет ту же мысль: ‘…индивидуализм И[ванова]-Р[азумника] замешан слишком круто, и я боюсь, что он способен внушить многим и многим подозрительное отношение к социалистическим симпатиям и настроениям автора’ (Г—Ч, п. 15).
После эпизода с ‘Заветами’ личные контакты Горького и Иванова-Разумника поддерживались довольно слабо, и возникавший обмен мнениями сводился в основном к полемике, что не исключало ровного и дружелюбного тона переписки. После Октябрьской революции Иванов-Разумник по инициативе Блока был привлечен к разработке издательских проектов З. И. Гржебина, в которых деятельное участие принимал и Горький. 29 ноября 1919 г. К. И. Чуковский записал в дневнике: ‘Было у нас заседание по программе для Гржебина. Горький говорил, что все нужно расширить — не сто книг, а двести пятьдесят. Впервые на заседании присутствовал Иванов-Разумник <...> молчаливый, чужой. Блок очень хлопотал привлечь его на наши заседания. Я научил Блока — как это сделать: послать Горькому письмо. Он так и поступил. Теперь они явились на заседание вдвоем,— я отодвинулся и дал им возможность сесть рядом’ 24. 28 ноября 1919 г. Блок отметил в записной книжке: ‘Горький, Иванов-Разумник. Наконец, я их пробую опять соединить, оба топорщатся’ 25.
Тон переписки в это время становится сугубо деловым, лишенным какого бы то пи было стремления к обмену мыслями или мнениями. На последние четыре письма Иванова-Разумника 1917, 1919 и 1921 гг. Горький, по-видимому, вообще не отвечал, но немедленно откликнулся на просьбу, содержавшуюся в его письме 1921 г. (п. 16).
Прекращение личных контактов не мешало Горькому сочувственно относиться к судьбе Иванова-Разумника. Узнав о его причастности к переводу романа А. Арманди ‘Остров Пасхи’, который Горькому не понравился, последний писал в этой связи Чуковскому: ‘Я заинтересовался ‘Островом Пасхи’ потому, Корней Иванович, что полагал: это отчет археологической экспедиции, работавшей там, кажется в 22—23 годах. Оказалось, что это роман, да еще и плохой. Разумник Васильевич перевел? ‘Нужда пляшет…»26 Прилагая известную пословицу ‘нужда пляшет, нужда скачет, нужда песенки поет’ к судьбе критика, Горький выразил тем самым понимание ее внутреннего драматизма.
В послереволюционные годы Иванов-Разумник занимает позицию, близкую к левоэсеровской (хотя от вступления в партию эсеров отказывается), отойдя от критико-публицистической деятельности, активно занимается историко-литературным трудом.
В 1934 г. друг Иванова-Разумника М. М. Пришвин обратился к Горькому с письмом, в котором просил принять участие в судьбе литератора, лишившегося в этот момент возможности продолжать работу над Собранием сочинений М. Е. Салтыкова-Щедрина и А. А. Блока: ‘…Необходимо вернуть Иванова-Разумника из его ссылки в Саратов в Ленинград, в Пушкинский дом, к его замечательной работе над Салтыковым27, во-первых, и над Блоком28, во-вторых <...> Я с Разумником в дружбе лет 20 и понимаю его как самого упрямого интеллигента: других интеллигентов не любил, но он, правда, очень хороший человек. При всем его упрямстве он только писатель и хождение его в политику в 17—18 гг., как лев[ого] эсера, было, по-моему, своего рода донкихотством29. Его арестовали не за практику (нет этого), а чтобы разрушить окончательно идейные центры народничества. Семь месяцев он отсидел и год уже в ссылке — остается половина30: видно даже из такой легкости наказания, что ничего серьезного не было, а теперь, может быть, и все обвинения далеко позади, как вот был РАПП и как далеко он теперь позади31. Между тем я Вас уверяю (хотя, может быть, и Вы лучше меня знаете), что другого такого работника по Салтыкову сейчас у нас нет, а с утратой Разумника, собравшего громадные материалы за 20 лет упорной работы, будет утрачено какое-то звено культуры. Алексей Максимович, Раз[умник] Вас[ильевич] пишет мне, что ему нужно для окончания работы всего два года, подумайте, быть может, вовсе и не так теперь трудно ему в этом помочь.
Я уверен в нем со стороны политической, что хотел было взять его па поруки, но оказалось, для такого изнеженного человека я этим устрою ад: при всяком случайном вызове он будет бояться за мое спокойствие’32. Хотя к моменту написания письма пути Горького и Иванова-Разумника окончательно разошлись, просьба Пришвина нашла немедленный отклик: уже в начале августа 1934 г. Горький писал П. П. Крючкову: ‘Нельзя ли сократить Иванову-Разумнику срок высылки из Ленинграда? и возвратить его. Он — в Саратове, срок его ссылки еще год и 8 м[еся]цев’ 33. По существу, это последнее упоминание имени Иванова-Разумника в переписке Горького.
Публикуемая переписка с Ивановым-Разумником охватывает период с 1912 по 1921 г. и включает 6 писем Горького (одно из них осталось неотправленным) и 10 писем Иванова-Разумника, а также пояснения к письмам, сделанные самим Ивановым-Разумником (ИРЛИ, ф. 79, оп. 1, ед. хр. 100). Из этих пояснений следует, что утрачены 2 письма 1914 г.— письмо Горького о деятельности издательства ‘Сирин’ и письмо Иванова-Разумника, на которое Горький отвечает 20 декабря 1914 г. В приложении к переписке публикуется реферат Иванова-Разумника ‘Отношение Максима Горького к современной культуре и интеллигенции’ (1900).

Примечания

1 Письмо редколлегии журн. ‘Литературная учеба’ (Сорренто, 1930, 13 февр.) // Арх. Г. Т. X. Кн. 2. С. 275.
2 Иванов-Разумник. Русская литература в 1912 году//Заветы. 1913. No 1. Отд. II. С. 55.
3 Письмо от 17 февраля 1930//3намя. 1968. No 3. С. 183.
4 Подробную характеристику неонароднических воззрений Иванова-Разумника см.: Петрова М. Г. Эстетика позднего народничества//Литературно-эстетические концепции в России конца XIX — начала XX в. М., 1975. С. 156—169, см. также вступ. ст. А. В. Лаврова к переписке А. А. Блока и Иванова-Разумника в кн.: ЛН. Т. 92. Кн. 2. С. 366—369, о судьбе Иванова-Разумника см.: Максимов Д. Е. Спасенный архив//Огонек. 1982. No 49. С. 19.
5 Иванов-Разумник. История русской общественной мысли. СПб., 1907. Т. 1. С. 5.
6 Там же. С. 10.
7 Там же. С. 5.
8 Там же. С. 16—17.
9 Горький М. Статьи 1905—1916. 2-е изд. Пг.: Парус. 1918. С. 16.
10 Там же. С. 60.
11 Там же. С. 19.
12 Там же.
13 Там же. С. 18.
14 Там же. С. 37.
15 Арх. Г. Т. IX. С. 47.
16 Горький М. Статьи 1905—1916. С. 152.
17 Там же. С. 79.
18 См.: Иванов-Разумник. История русской общественной мысли. Т. 1. С. 369. На экземпляре кн. Иванова-Разумника ‘Литература и общественность’ в ЛБГ, где критик вновь возвращается к этой мысли Герцена, Горький отчеркнул цитату: мысль Герцена ‘о потенциальном мещанстве социализма является поистине гениальным прозрением — в этом нас, задолго до победы социализма, достаточно ясно убеждает современный насквозь догматический и некритический ортодоксальный марксизм’ (Иванов-Разумник. Литература и общественность. СПб.: Прометей, б. г. С. 127).
!9 Приводимая Горьким в ст. ‘О современности’ цитата о власти, ‘штыками охраняющей нас от ярости народной’, взята из ст. М. Гершензона ‘Творческое самосознание’, опубликованной в сб. ‘Вехи’ (М., 1909). На экземпляре ‘Вех’ в ЛБГ отчеркнуты строки: ‘видит наше человеческое и именно русское обличие, но не чувствует в нас человеческой души, и потому он ненавидит нас страстно, вероятно, с бессознательным мистическим ужасом, тем глубже ненавидит, что мы свои. Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, — бояться его мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной’ (Указ. соч. С. 89).
20 Горький М. Статьи 1905—1916. С. 79.
21 Арх. Г. Т. IX. С. 132.
22 АГ.
23 МИ. Т. III. С. 98.
24 ЛН. Т. 92. Кн. И. С. 250.
25 Блок А. Записные книжки. М., 1965. С. 481.
26 АГ. П. от 2 ноября 1926 г. Речь идет об издании: Арманди А. Остров Пасхи/ Пер. под ред. Р. В. Иванова. Л.: Кубуч, 1925.
27 В 1926—1927 гг. Иванов-Разумник редактировал шеститомное Собрание сочинений Салтыкова-Щедрина, в 1929 г. вышла его книга ‘Неизданный Щедрин’, в 1930 г. — монография ‘М. Е. Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество. Ч. 1’.
28 В 1929—1933 г. Иванов-Разумник работал над подготовкой и редактированием Собрания сочинений Блока.
29 Пришвин приложил к своему письму письмо жены Иванова-Разумника к нему, где по этому поводу сказано: ‘На шестом десятке лет он уже не может изменить своего миросозерцания, ни к каким бы то ни было партиям никогда он не принадлежал,— все оставалось у него всегда лишь в области мысли и духа. Видимо, и официально это отсутствие той или иной конкретной вины было признано, т. к. в конце концов высылка в Саратов относится к разряду нетяжелых кар’ (АГ, приложено к п. Пришвина от 25 июля 1934 г.).
30 В цитированном выше письме жена Иванова-Разумника писала о сроках ссылки: ‘…срок высылки Раз[умника] Вас[ильевича] остается еще 1 г. 8 м. …’ (Там же).
31 РАПП прекратила свое существование в 1932 г.
32 АГ. П. от 25 июля 1934 г.
33 Там же.

1. Иванов-Разумник — Горькому

7(20) янв[аря] 1912, Царское Село, Колпинская, 20

Алексей Максимович,
Вы, вероятно, знаете меня хоть немного по моим книгам,— хотя бы по трем последним, которые я поручил своему издателю (‘Прометей’) выслать Вам немедленно после их появления, месяц тому назад1.
Обращаюсь к Вам теперь по делу журнальному. Еще минувшим летом писал мне В. С. Миролюбов относительно работы в ‘Современнике’, осенью писал мне об этом уж В. М. Чернов2. Но сотрудничать в журнале, заполненном во всех отделах г. Амфитеатровым, я не имел ни желания, ни возможности. Теперь, судя по объявлениям, весь ‘Современник’ будет состоять из одного Амфитеатрова, и, насколько мне известно, Вы ушли из этого журнала.
Если это действительно так, то обращаюсь теперь к Вам со следующим: не захотите ли Вы образовать новый журнал? Первые шаги в этом направлении уже сделаны мною в Петербурге и Москве. Написал бы об этом Чернову и Миролюбову, но не знаю пока их адресов, а летние едва ли годятся. Главный вопрос: приемлемо ли для Вас близкое участие в журнале, литературно-критическая часть которого будет продолжением и развитием взглядов моих последних книг — особенно ‘Литературы и общественности’ и ‘Творчества и критики’.
Хотелось бы узнать Ваше отношение ко всему этому делу, если оно не отрицательное, то буду очень рад.

Искренне уважающий Вас Разумник Иванов

Комментарий Иванова-Разумника
(Здесь и далее в комментариях Иванов-Разумник пишет о себе в третьем лице.)
В конце 1911 и начале 1912 года шли переговоры между издательством ‘Шиповник’, с одной стороны, и Ивановым-Разумником и Ал. Н. Бенуа, с другой, — об издании в Петербурге ежемесячного художественного, литературного и критического журнала. Ближайшее участие в литературном отделе должны были принимать Леонид Андреев, А. А. Блок, А. М. Ремизов, в отделе художественном — К. С. Петров-Водкин и группа ‘левых мирискусников’, имея ‘теоретиком’ Конст. Эрберга. Политического и общественного отделов не было,— литературно-художественная ‘левизна’, вплоть до нарождавшегося тогда футуризма, определяла собою лицо и направление предполагавшегося журнала.
В это самое время — в начале декабря 1911 года — А. М. Пешков, В. С. Миролюбов и В. М. Чернов заявили о своем выходе из журнала ‘Современник’. В начале января 1912 года Иванов-Разумник обратился к А. М. Пешкову с предложением принять участие в организации журнала, о котором переговоры с издательством ‘Шиповник’ продолжались. В ответ на это А. М. Пешков прислал письмо от 13/26 января 1912 г., на которое Иванов-Разумник в свою очередь ответил письмом (от 18/31 янв. <...>). Ответом на этот ответ является второе письмо А. М. Пешкова от 9 февраля (н. ст.). Заключает эту переписку письмо Иванова-Разумника от 9/22 февраля.
1 В ноябре 1911 г. в петербургском изд-ве ‘Прометей’ вышли три тома сочинений Иванова-Разумника: ‘Литература и общественность’, ‘Творчество и критика’, ‘Великие искания’, заключавшие в себе соответственно избранную публицистику, литературную критику и исследование о Белинском. Все три книги хранятся в ЛБГ (Описание).
2 П. Миролюбова Иванову-Разумнику за этот период и упоминаемое п. Чернова в архиве Иванова-Разумника не сохранились.

2. Горький — Иванову-Разумнику

[Капри. 13/26 января 1912 г.]

Разумник Васильевич,
весьма смущен письмом Вашим, ибо не понимаю, о каком журнале говорите Вы?
Дело в том, что тотчас после выхода нашего из ‘Современника’1 Чернов, Миролюбов и я решили организовать новый журнал, а недели две тому назад Чернов и Миролюбов, приехав на Капри2, сообщили мне, что издание — налажено, прошло уже несколько дней, как я отправил свою и других авторов рукописи3 для первых книжек журнала, и я извещен, что одна из рукописей отправлена в типографию.
На днях В[иктор] М[ихайлович] писал мне: ‘Надеюсь, что, несмотря на спешку, в первом же номере удастся составить и сносный обзор явлений текущей жизни’ 4.
Таким образом, очевидно, что журнал уже образовался, и Ваш вопрос ‘не хочу ли я образовать новый журнал?’ — естественно, повергает меня в недоумение.
Оно тем более велико, что в бытность у меня последний раз Чернов и Миролюбов говорили — предположительно — о возможности Вашего участия в этом, организованном ими журнале, но о том, что они с лета вели переговоры с Вами и что организатором журнала в России являетесь Вы,— я не был ими извещен. Я лично смотрел на этот журнал как на попытку объединения всех культурных сил нашей разноплеменной страны5, а не как на издание партийное, но, если литературно-критическая часть его ‘будет продолжением и развитием Ваших взглядов’, — он будет партиен, и мое сотрудничество в нем является неуместным, с чем и Вы, я думаю, легко согласитесь.
Вопрос — ‘зачем жить’ — мною решен, он, очевидно, решен и всеми живущими, ибо, не решив — зачем делать то или другое — нельзя ничего делать, в этом случае всякое деяние было бы бессмысленно, а жизнь человечества, как это известно, полна глубочайшего смысла.
Вопроса — ‘зачем смерть’6 — для меня не существует: ‘благословен закон бренности, вечно обновляющий дни жизни’! 7
Ваш ‘имманентный субъективизм’ мне кажется типичным русским индивидуализмом8, а он, на мой взгляд, тем у нас на Руси отвратителен, что лишен внутренней свободы: он никогда не есть результат высокой самооценки своих сил, ясного сознания социальных задач и уважения к себе, как личности,— он всегда вынужденное, воспитанное в нас тяжкой историей нашей пассивное желание убежать из общества, в недрах которого русский человек чувствует себя бессильным. Иногда это бессилие заменяется аффектацией, и тогда она восходит до проповеди социального фанатизма, совершенно устраняющего личность и столь же противного, так же пагубного для личности, как наш индивидуализм, восходящий всегда до нигилизма и отрицания общества.
Что интеллигенция есть ‘группа внеклассовая и внесословная’ 9, в это я никогда не верил, особенно трудно принять это теперь, после того, как эта интеллигенция, в целом ряде поколений воспитывавшаяся социалистами, ныне столь легко отбрасывает прочь от себя не только идею социализма, но и обнаруживает крайнюю неустойчивость своих демократических чувств.
Вы скажете — марксизм! Да, но марксизм не по Марксу10, а потому, что так выдублена кожа. Меня марксизму обучали лучше и больше всяких книг казанский булочник Семенов11 и русская интеллигенция, которая наиболее поучительна со стороны своей духовной шаткости. Видите, как мы с Вами расходимся. В литературных оценках и вкусах тоже непримиримо разойдемся.
Копию этого письма я посылаю Чернову и Миролюбову12 вместе с просьбой возвратить мне мою рукопись и сотрудником в журнале не считать меня 13.
Надеюсь, мой отказ работать вместе с Вами понятен Вам и не обидит Вас.
Адрес Миролюбова и Чернова — к сведению Вашему — таков: Специя, Феццано. Spezia. Fezzano, ferma-posta.
Надеюсь, Вам понятен мой отказ и Вы не обижены им.
Всего доброго

А. Пешков

Датируется по почт. шт. На конверте помета рукой Иванова-Разумника: ‘Получено 18 января 1912 года’. При публикации и многочисленных цитациях этого письма используется текст его чернового автографа (АГ) (XXIX, 217—218). Нами воспроизводится текст авторизованной машинописи, отправленной Иванову-Разумнику (АГ), имеющий разночтение с черновиком. См. прим. 10.
1 О конфликте с Амфитеатровым и выходе Горького, Миролюбова и Чернова из ‘Современника’ см. переписку с Амфитеатровым и Черновым за ноябрь—декабрь 1911 г., см. также п. Горького к В. С. Миролюбову этого периода в кн.: МИ. Т. III и предисл. к переписке Горького с Амфитеатровым.
2 Чернов и Миролюбов приехали на Капри 23 декабря 1911/5 января 1912 г. См.: Г—Ч. п. 10, прим. к нему.
3 11/24 или 12/25 января 1912 г. Горький отправил Миролюбову для будущих ‘Заветов’ рассказ ‘Три дня’, вскоре объявленный в числе произведений, включенных в первый номер журнала (Одесские новости. 1912. No 8625. 20 янв.). См. прим. 13.
4 Горький цитирует п. Чернова к нему (ок. 20 янв. 1912 г.)
5 Сходным образом Горький объяснял свою связь с ‘новым с.-р. журналом’ в п. к Е. П. Пешковой от 12/25 января 1912 г. ‘Мне самому участие это не очень по душе, но — м[ожжет] б[ыть], удастся, хоть отчасти, осуществить мою мечту о создании общероссийского журнала, который ознакомил бы общеимперскую интеллигенцию друг с другом и культурной деятельностью всех племен государства’ (Арх. Г. Т. IX. С. 133).
6 Повторяя вопросы ‘зачем жить’ и ‘зачем смерть’, Горький возражает на ст. Иванова-Разумника ‘Марксистская критика’ в кн. ‘Литература и общественность’ (СПб., 1911. С. 117). На экземпляре этой книги в ЛБГ отчеркнута цитата: ‘…никакими сложнейшими социально-экономическими формулами не передать и не объяснить простейшего вопроса философии: зачем жизнь? зачем смерть?’
7 Фраза из романа Б. Келлермана ‘Море’ в пер. А. Даманской.
8 См. вступ. ст. к переписке.
9 Основной тезис Иванова-Разумника, подробно развитый им в работе ‘История русской общественной мысли’ (Иванов-Разумник. История русской общественной мысли. СПб., 1907. Т. 1. С. 7). Этот тезис вызвал резкое несогласие Горького. В п. к К. П. Пятницкому он писал: ‘Русская революция, видимо, была экзаменом мозга и нервов для русской интеллигенции. Эта ‘внеклассовая группа’ становится все более органически враждебной мне, она вызывает презрение, насыщает меня злобой. Ее духовный облик совершенно неуловим для меня, ибо ее психическая неустойчивость — вне всяких сомнений’ (XXIX, 76, письмо предположительно датировано сент. — окт. 1908 г.). Когда этот тезис Иванов-Разумник повторил в книге ‘Литература и общественность’, Горький отчеркнул его на экземпляре своей книги и пометил знаком ‘NB’ следующую цитату: ‘Ошибка Горького была в том, что антимещанство он искал в классовой и сословной группе, между тем как сословие и класс — всегда толпа, масса серого цвета, с серединными идеалами, стремлениями, взглядами, отдельные более или менее ярко окрашенные индивидуальности из всех классов и сословий составляют внеклассовую и внесословную группу интеллигенции, основным свойством которой является антимещанство’ (Иванов-Разумник. Литература и общественность. С. 137).
10 В черновом автографе письма вместо этого: ‘Вы скажете — марксист! Да, но марксист не по Марксу’ и т. д. (АГ). Тот же текст повторен и в копии этого письма, отосланной В. М. Чернову. В таком же виде письмо было опубликовано (XXIX. С. 217-218).
11 О казанском булочнике В. С. Семенове Горький рассказывает в автобиографической повести ‘Хозяин’ (1913).
12 См.: Г—Ч, п. 13.
13 После выяснения недоразумения с Ивановым-Разумником Горький послал Миролюбову телеграмму с разрешением сдать рассказ ‘Три дня’ в набор. В феврале 1912 г. Горький изменил свое решение и отдал рассказ в ‘Вестник Европы’. См.: Г—Ч, п. 13, прим. 4. Вместо ‘Трех дней’ Горький дал в первый номер ‘Заветов’ рассказ ‘Рождение человека’, которым открывался журнал.

3. Иванов-Разумник — Горькому

18/31 января 1912, Царское Село, Колпинская. 20

Алексей Максимович,
письмо Ваше удивило меня гораздо больше, чем Вас — мое письмо.
Вы, вероятно, уже знаете теперь, в чем дело,— знаете, что я писал Вам совсем о другом журнале, еще ничего не зная о Вашем, это простое недоразумение, вероятно, теперь для Вас уже выяснилось. Но зато совершенно не выяснилось (для меня по крайней мере) другое обстоятельство, связанное с Вашим журналом. А именно: летом я получил предложение работать в ‘Современнике’. Это предложение мне передал от лица редакции Н. С. Русанов в письме от 4 июля 1911 г. Он писал мне следующее1: ‘Р. В., позвольте сотворить волю пославшего меня: меня просят товарищи, в том числе В[иктор] М[ихайлович] Ч[ернов], к которому присоединяется Горький, передать Вам об их крайнем желании Вашего участия в возрождающемся Современнике… Напишите, согласны ли Вы в принципе на то, чтобы заняться литературно-критической деятельностью в этом журнале?’ — Предложение ‘постоянного сотрудничества’ было повторено тем же посредником в письме от 7-го июля. Месяцем позднее, 14 авг[уста] (нов. ст.), я получил письмо от В. С. Миролюбова, который, повторяя слова о сотрудничестве, прибавлял: ‘напишите мне, как Вы к этому относитесь и в какой форме Вы себе это представляете, как более желательное’.— На все эти письма и предложения я отвечал отказом близкого сотрудничества,— а о причинах отказа я сообщал Вам в первом своем письме. Осенью я получил письмо от В. М. Чернова (от 13 сент. нов. ст.) с повторной просьбой — ‘дебютировать’ в октябрьском ‘Современнике’ статьей о Добролюбове и с надеждой, что этот ‘дебют’ перейдет в ‘ближайшее участие’ 2.
Как видите, я имел все основания предполагать, что мое близкое участие в одном журнале с Вами не только возможно, но даже желательно редакции ‘Современника’,— а в редакции этой были и Вы. Когда я узнал в середине декабря, что Вы, Чернов и Миролюбов вышли из ‘Современника’, и когда в то же время у нас в Петербурге стал организовываться новый журнал, то согласитесь, что после изложенного выше я имел все основания обратиться к Вам с предложением войти в организацию этого нового дела. Судите же, как меня должно было удивить Ваше письмо!
Оно меня еще более удивило потому, что за неделю до него я получил новое письмо от В. М. (после того, как я отправил Вам свое письмо). Из письма В. М. я узнал, что Вы, Чернов и Миролюбов уже организуете (или даже организовали) новый журнал, и в этом письме, написанном из Капри, В. М. предлагал мне не только близкое сотрудничество, но и ‘литературное представительство’ нового журнала! 3 Я ответил встречным предложением — слить оба предполагаемых журнала в один на известных условиях4. Тем более было для меня неожиданным Ваше письмо, в котором с очевидностью выражена полная невозможность какой бы то ни было близкой работы Вашей и моей в одном и том же издании.
Письмо Ваше не только не могло ‘обидеть’ меня,— наоборот, я Вам очень за него благодарен: оно сразу выяснило положение дел. Сегодня же пишу Чернову (копию письма к нему прилагаю здесь), и надо думать, что и для Вас и для меня все недоразумения должны скоро выясниться.
По существу отвечать на Ваше письмо мне, конечно, нечего: мне очень интересно было узнать Ваше отношение к моим взглядам, оценкам и суждениям, но, разумеется, что от того или иного Вашего отношения эти оценки и взгляды измениться не могут. Отвечу только на одно очень крупное Ваше заблуждение: Вы предполагаете, что если я буду вести литературно-критический отдел журнала, то последний будет ‘партиен’. Это показывает, что Вы недостаточно хорошо знаете меня как писателя. Если бы я был партиен, я давно работал бы или б ‘Русском богатстве’, или в ‘Современнике’, или в других журналах, но в том-то и дело, что никто так не далек от партийности, как я5. Знаете сказку Киплинга— ‘Кот, который ходит сам по себе’? Я тоже ‘хожу сам по себе’,— и вот почему особенно я думал, что на этой почве с Вами теперь можно будет взаимно понять друг друга.
Во всяком случае — искреннее спасибо Вам за письмо, откровенное и прямое. Позвольте пожелать всего лучшего и остаться по-прежнему глубоко уважающим Вас

Разумник Иванов

1 Николай Сергеевич Русанов (Кудрин) (1859—1939) — публицист, революционер-народник, в 1910-е годы — эсер. Его письма в архиве Иванова-Разумника не сохранились. В. В. Водовозов 29 мая 1911 г. писал Амфитеатрову о нем как о потенциальном сотруднике: ‘На этих днях ко мне зашел Русанов и сообщил, что уже довольно давно он получил письмо от Чернова, в котором Чернов предлагал ему принять участие в редактировании ‘Современника’, и о том, что Русанов отказался от этого предложения’ (ЦГАЛИ, ср. 34). В том же письме приводится выписка из п. Чернова Н. С. Русанову 6 мая 1911 г.: ‘Русский отдел редакции состоит пока из В. В. Водовозова, которому скоро придется засесть. К нему нужно сейчас соправителя, который вскоре останется единым правителем’ (Там же).
2 Цитируемые п. Миролюбова и Чернова в архиве Иванова-Разумника не сохранились. В ноябре 1911 г. исполнилось 50 лет со дня смерти Н. А. Добролюбова.
3 В п. от 6/19 января 1912 г. (датируемом по сопоставлению с письмами Иванова-Разумника) Чернов писал Иванову-Разумнику:
‘Вы, вероятно, уже знаете, что я, Горький и Миролюбов ушли из редакции ‘Современника’. Вместе с Амфитеатровым работать оказалось невозможно. Его ‘реализм’ — не наш, его отношение к литературе и литераторам, его, наконец, самодержавные привычки сделали разрыв неизбежным. Редакционный кризис захватил нас врасплох, ибо дело уже шло к концу года. Тем не менее мы энергично принялись за дело организации нового журнала, поиски денег и т. п. Несколько дней назад нас известили из России телеграммой, что материальный вопрос разрешен.
Наши русские друзья, однако, остановились, было, в нерешительности — начинать ли теперь же, с января, или пока ограничиться несколькими сборниками журнального типа, а в правильный периодический журнал обратить их только с осени. Мы настаиваем, чтобы взяться за журнал теперь же. Этот вопрос, однако, вероятно, уже будет окончательно решен, когда Вы получите это письмо. Я только не хотел откладывать его отправки, потому что время не терпит. Прежде всего я хотел повторить Вам свое приглашение — о постоянном сотрудничестве. В частности, было бы очень хорошо, если бы Вы могли что-нибудь дать для январской книжки, например нечто вроде обзора журнальных откликов на добролюбовский юбилей — это дало бы возможность нам наверстать упущенное. Юбилейная статья о Д[обролюбове], конечно, теперь запоздала, но в форме обзора журналов она могла бы отлично пройти. Не правда ли, жаль, что этот юбилей прошел так серо, и жаль упустить случай — подать свой голос об этой теме. Впрочем, выбрать тему — это, конечно, Ваше дело, тем более что времени мало и что, может быть, лучше взять что-нибудь уже готовое или почти готовое.
Это первое мое дело к Вам. Второе заключается в следующем. Нам нужен в России литературный представитель журнала, секретарь редакции — лицо, которое ведет все личные сношения с авторами, заведует на месте окончательным выпуском No, находится в постоянных сношениях с нами и т. п. Тот факт, что литературные инициаторы — основатели журнала находятся за границей, делает разрешение этого вопроса очень сложным, трудным и крайне важным. Нет сомнения, что вся, так сказать, конституция взаимных отношений должна иметь свои особенности: что ее вряд ли можно предначертать сразу, что многое в ней будет вырабатываться опытом. Но я пока совершенно устраняю вопрос о мелочах и деталях. Мне хочется знать, как бы Вы отнеслись принципиально к предложению, с которым мне поручили мои товарищи обратиться к Вам,— чтобы Вы взяли на себя роль такого русского секретаря и представителя. В случае, если Вы в принципе не имеете против такой комбинации, мы можем приступить к более конкретным переговорам как письменным, так — еще лучше — и личным: можно будет устроить свидание кого-либо из организующих наше дело в России,— а затем, думается мне, можно бы подумать и об устройстве свидания с нами, которое, разумеется, было бы наиболее желательным и важным, чтобы обо всем столковаться и ничего не оставить недоговоренным.
Крепко жму руку и остаюсь в ожидании скорого ответа

В[иктор] Ч[ернов]’ (ИРЛИ, ф. 79, оп. 1, ед. хр. 340)

26 января 1912 г. Иванов-Разумник сообщал А. М. Ремизову: ‘История с Горьким выясняется’, получил я большенное письмо от В. М. Чернова, Горькому написал еще до того тоже большое письмо. Тоже расскажу при встрече. Вообще должен сказать, что журнал становится все более и более осуществимым планом. О нем же буду сегодня говорить с Копельманом’ (ГПВ, ф. 634, он. 1, ед. хр. 115, С. Ю. Копельман — совладелец и главный редактор изд-ва ‘Шиповник’).
4 Черновик п. Иванова-Разумника к Чернову сохранился в его архиве: ‘Виктор Михайлович, письмо Ваше, пересланное мне из Артека, я получил только сегодня, а четыре дня тому назад я отправил письмо Горькому по тому же самому журнальному делу, о котором пишете мне Вы. Ближайшая цель у нас одна — создание журнала, быть может, Горький написал Вам о содержании письма <...>
Теперь получаю Ваше письмо со встречным предложением. Мне думается, что оба этих предложения вполне совместимы и не противоречат друг другу: стоит только слить два этих предполагаемых журнала в один.
Но сперва я отвечу на Ваше предложение и отвечу с полной откровенностью. Войти в какой бы то ни было журнал я готов только в том случае, если одновременно войду и в редакцию журнала, беря на себя литературно-критический отдел.
Иначе я предпочитаю быть просто случайным сотрудником, ничем не связанным с газетою или журналом, — таково, например, мое отношение к ‘Русским ведомостям’ или к ‘Русскому богатству’, куда я в прошлом году давал статьи и в этом году даю (в ‘Русское богатство’ — к марту, о Герцене). Если в ‘литературное представительство’, о котором Вы мне пишете, Вашего журнала может войти, в качестве составной части, участие в редакционной (а не только секретарской) работе и ведение литературно-критического отдела,— то я охотно взялся бы за это дело, и тогда два предполагаемых журнала можно было бы слить в один. Конечно, ‘журнальная конституция’ выработалась бы практикой, а прежде всего — личными переговорами.
В середине февраля я еду в Москву — все по тому же журнальному делу. Если до того времени мы с Вами договорились бы до чего-либо определенного, то эти московские переговоры будут иметь уже иное направление. К началу мая (нового стиля) я собираюсь на месяц за границу, намерен быть в Швейцарии и проехать по Италии — вплоть до Неаполя. Тогда личные переговоры окончательно выяснят дело, в письме очень трудно столковаться до точки.
И еще одно: лично я против издания журнала немедленно, с января. Не лучше ли (как мы предполагаем и о своем журнале) отдать первые полгода подготовительной работе, начать издание журнала со второй половины года? Хотя лето — мертвый сезон, но именно потому газеты и журналы посвятят очень много внимания всякому новому изданию. За полгода издания будет подготовлена почва и круг читателей, журнал выявит себя, и с нового года вступит уже в колею. Торопливостью можно только повредить’ (ИРЛИ, ф. 79, оп. 1, ед. хр. 216).
5 Иванов-Разумник высказывает здесь одно из своих основополагающих убеждений, которому он не изменял в ходе всей своей литературно-публицистической деятельности. Безусловно, это убеждение было одной из основных причин того, что Иванов-Разумник никогда формально не являлся членом партии социалистов-революционеров, хотя и оставался близок к ней по своим взглядам.

4. Горький — Иванову-Разумнику

[Капри. 27 января/9 февраля 1912 г.]

Я считаю, Разумник Васильевич, оба мы с Вами — жертвы некоторой ‘деловой спешности’ и, конечно, общего всем россианам всегда несколько небрежного отношения друг к другу.
Считаю, однако, нужным сообщить Вам, что о приглашении Вашем в ‘Совр[еменник]’ я осведомлен лишь на днях, после ‘инцидента’, письмом В. М. Чернова, в письме этом есть такое сообщение: ‘Правда, летом Мир[олюбов] и я писали Разумнику Иванову,— с к[ото]рым ни он, ни я лично незнакомы — но это было по делам ‘Соврем[енника]»1.
Что переговоры с Вами остались мне неизвестны, на это не имею претензий. Мое отношение к ‘Совр[еменнику]’ отнюдь не носило характера ‘ближайшего’ в этом журнале участия, против публичного заявления редакции о ‘ближайшем’ я протестовал2. Полагаю, что инцидент благополучно кончен. Напечатав в ‘Заветах’ уже отданную туда повесть3, сотрудничать в этом журнале не стану.
Позвольте Вам сказать, что я искренно обрадован тоном Вашего второго письма ко мне, не часто приходится встречаться с таким корректным отношением к человеку, и это отношение всегда приятно волнует, возбуждая надежду на рост в людях уважения и серьезного внимания к работе друг друга.
‘Из столкновения мнений разгорается истина’, на мой взгляд, вовсе не обязательно, чтобы горение истины покрывало нас сажей и копотью ненависти и злобы друг к другу.
Сердечно желая успеха Вашему предприятию, просил бы,— если это Вас не затруднит,— высылать мне журнал или хотя бы оттиски Ваших статей, во многом интересных для меня.
Будьте здоровы.

А. Пешков

Датируется по почт. шт. отправления с Капри.
1 Горький цитирует (не совсем точно) п. Чернова к нему [ок. 28 нояб. 1912 г.]. См.: Г—Ч, п. 14.
2 См.: Г—А, п. от ноября, не ранее 25, и 1 или 2 декабря 1910 г.
3 ‘Три дня’ (п. 2, прим. 3 и 13). Ср. письмо Горького к Миролюбову (ок. 16/29 февр. 1912 г.): ‘Я думаю <...> что повесть печатать надо и что я могу выйти из журнала после, конечно — без шума, без объявлений об этом’ (XXIX, 226).

5. Иванов-Разумник — Горькому

9/22 февраля 1912, Царское Село, Колпинская, 20

Очень я рад, Алексей Максимович, что ‘недоразумение’ между Вами и мною выяснилось. Желаю полного успеха московскому журналу1, нечего и говорить о том, что наш петербургский журнал, организуемый теперь, Вы будете получать с первой же книжки2. Если бы Вы сочли возможным работать в нем и если пожелали бы узнать его предполагаемый состав, цели, планы, направление,— то я всегда готов с подлинным удовольствием подробно сообщить Вам обо всем этом.
Искренние пожелания всего лучшего.

Разумник Иванов

Сохранился черновик этого письма (ИРЛИ, ф. 79, оп. 1, ед. хр. 209, л. 1).
1 По первоначальным намерениям Миролюбова и Чернова журн. ‘Заветы’ (или ‘Завет’, как он был назван Миролюбовым в п. к Горькому) должен был выходить в Москве. Начат изданием в Петербурге с апреля 1912 г.
2 Организовать свой ‘петербургский журнал’ в союзе с издательством ‘Шиповник’ Иванову-Разумнику не удалось.

6. Горький — Иванову-Разумнику

[Капри. После 13/26 февраля 1912 г.]

Разрешите мне, Разумник Васильевич, поделиться с Вами некоторыми соображениями по поводу Вашего и московского журнала?
Не кажется ли Вам, что один журнал — был бы солидней? И что два — до некоторой степени искусственно — создадут тоже два круга читателей, что едва ли может быть оправдано с точки зрения экономии сил и необходимости концентрировать их?1
Поскольку я знаю Вас и Чернова, Вы, мне кажется, могли бы ведь договориться? А случись это,— русское общество имело бы журнал очень широкой программы и весьма энергичный мыслящий центр, который, вне сомнений, сильно мог бы послужить делу объединения читателей, что, надеюсь, одинаково желанно и для Чернова, и для Вас.
Соединение сил — соединение средств скорее поставило бы дело на ноги.
1 Датируется как ответное на п. от 9/22 февраля 1912 г.
Письмо осталось недописанным и, вероятно, неотправленным, так как в комментариях Иванова-Разумника не упоминается.

7. Иванов-Разумник — Горькому

17/30 сент[ября] 1913 г., Царское Село, Колпинская, 20

Многоуважаемый Алексей Максимович,
года полтора тому назад мы обменялись с Вами письмами, в которых сказалась не только несомненная разница во взглядах, но и, думается мне, взаимное уважение, — ибо всякое искреннее убеждение ценно, хотя может быть и ошибочным.
Я знаю, что Вы не сочувствовали ‘Заветам’, — по крайней мере многому в них. Прежде всего — роману Ропшина1. Теперь роман уже давно закончен, редакция выяснила свое отношение к нему (в No 4 этого года)2. И в других отношениях кое-что выяснено, кое-что выясняется. ‘Заветы’ — журнал молодых исканий, а искания ведь только и освящают жизнь. Много ошибок, много неустановленного, много молодого, — но многое еще наладится, выяснится, ‘образуется’.
Если Ваше теперешнее отношение к ‘Заветам’ не слишком разнится от моего (вовсе невосторженного, ибо я сам вижу много минусов), то не согласились бы Вы содействовать этому делу, которое так нуждается в поддержке? Рассказ, повесть — отданные Вами в ‘Заветы’, были бы такой поддержкой молодому делу.
Если это осуществимо — очень был бы рад, если же и до сих пор Ваше отношение к ‘Заветам’ совершенно отрицательное — то, конечно, просьба моя отпадает. Но и в том, и в другом случае рад буду получить от Вас несколько строк в ответ.
Желаю Вам всего лучшего.

Искренне уважающий Разумник Иванов

1 Роман В. Ропшина ‘То, чего не было’ печатался в ‘Заветах’ с первого номера (1912, No 1—8, 1913, No 1, 2, 4). В п. к Миролюбову от 26 мая / 8 июня 1912 г. Горький заявлял: ‘…мне очень неприятно было видеть роман Ропшина в первой же книжке, я считаю, что, сделав это, Вы нарушили данное мне обещание’. Публикация романа была, по словам Горького, одним из тех ‘нарушений’ редакции, которые давали ему ‘право считать и себя свободным от обещания сотрудничать в ‘Заветах» (XXIX, 241—242, см. также предисл. к переписке Горького с Черновым, Г—Ляц, п. 49, прим. 1).
2 Иванов-Разумник имеет в виду свою ст. ‘Было или не было. (О романе В. Ропшина)’, в которой выражал двойственное отношение к затронутой в нем проблематике: главный вопрос, который ставит роман, это вопрос ‘было или не было то, что описывается в романе ‘То, чего не было» (Заветы. 1913. No 4, Отд. II. С. 136). Собственный его ответ на этот вопрос таков: ‘Революцию и революционеров автор хочет рисовать правдиво, но всюду освещает их антиреволюционной философией истории, взятой у Толстого’. В романе показана ‘пена революции’, а ‘вечная ее правда’ оказалась недоступной автору, за этой накипью (Там же. С. 147).

8. Иванов-Разумник — Горькому

9/22 октября 1913 г., Царское Село, Колпинская, 20

Многоуважаемый Алексей Максимович,
на обращенную ко мне (наряду с другими писателями) просьбу ‘Русского слова’ высказаться о Вашем ‘письме в редакцию’ по поводу инсценировки ‘Бесов’1 — я отозвался небольшой заметкой, в которой высказал свое мнение 2. От него я не отказываюсь, но заметка эта появилась вчера неожиданно в ‘Бирж[евых] вед[омостях]’ (вечерних) в числе десяти других — с предшествующим редакционным предисловием, совершенно невозможным по отношению к Вам3. Если бы я мог предполагать что-либо подобное, то, разумеется, никогда не согласился бы участвовать в этой ‘анкете’. И несмотря на то, что письмо Ваше о Достоевском сильно возмутило меня бессилием веры Вашей в свою же веру, — я еще более возмущен поступком ‘Биржевых ведомостей’, о чем постараюсь заявить и печатно4.
Примите уверения в моем искреннем уважении.

Разумник Иванов

Комментарий Иванова-Разумника
Выйдя из журнала ‘Современник’, А. М. Пешков, В. С. Миролюбов и В. М. Чернов взялись за организацию нового журнала, первый No которого, открывавшийся рассказом М. Горького, и вышел в апреле 1912 г. (‘Заветы’), в то время как предполагавшийся в издании ‘Шиповника’ журнал не состоялся. Однако А. М. Пешков в результате приведенной выше переписки с Ивановым-Разумником ограничил свое участие в ‘Заветах’ помещением рассказа в первом номере — и вышел из журнала. Осенью того же 1912 года в редакцию его литературного и критического отделов вошел Иванов-Разумник, в начале 1913 года снова предложивший А. М. Пешкову участвовать в этом журнале. А. М. Пешков долго не отвечал, а тем временем — осенью 1913 года — прошумел эпизод с отзывом А. М. Пешкова об инсценировке ‘Бесов’ Достоевского Московским Художественным театром. Протест ряда писателей против отзыва А. М. Пешкова был напечатан в газете — с неожиданным для писавших выпадом редакции против А. М. Пешкова. Письмо Иванова-Разумника к А. М. Пешкову <...> говорит о возмущении этим редакционным выпадом, к этому возмущению присоединился ряд самых ‘инакомыслящих’ писателей (Ф. Д. Батюшков, С. А. Венгеров, Д. С. Мережковский, А. М. Ремизов), написавших ‘письмо в редакцию’ газеты ‘Речь’ (прилагается вырезка и черновик этого письма, написанного Ивановым-Разумником на бланке С. А. Венгерова, редактора литературного отдела ‘Энциклопедического словаря’). А. М. Пешков в своем письме от 29 октября 1913 года лишь мельком касается этого эпизода, посвящая главную часть письма ответу на предыдущее письмо Иванова-Разумника <...>
Сохранилась беловая рукописная копия этого письма — автограф Иванова-Разумника (ИРЛИ, ф. 79, оп. 1, ед. хр. 209, л. 2).
1 Имеется в виду ст. Горького ‘О карамазовщине’, написанная в связи с постановкой Московским художественным театром спектакля ‘Николай Ставрогин’ — инсценировки романа Ф. М. Достоевского ‘Бесы’ (Русское слово. 1913. No 219. 22 сент./5 окт.).
2 Приводим текст заметки Иванова-Разумника: ‘Достоевский — злой гений русской литературы. М. Горький приглашает всех нас ‘протестовать’ против инсценировки романов Достоевского ‘Художественным театром’.
Какой ‘злой гений’ продолжает нашептывать М. Горькому все эти ненужные и боязливые речи! Когда-то — в 1905 году — М. Горький в целом ряде статей ожесточенно нападал на Льва Толстого и Достоевского, считая их ‘мещанами’ русской литературы… Это печальное выступление забылось, к тому же его можно было слегка извинить, — М. Горький ходил тогда в марксистских шорах. Но вот почти десять лет с тех пор уже прошло, а он все еще стоит на прежнем месте, все по-прежнему идет на Достоевского.
И с каким оружием идет он на него! С оружием общественной цензуры, с черной проскрипционной книгой, со словом не только осуждения, но и запрета. Достоевский вреден, его не надо ставить на сцене. Еще один шаг — и М. Горький станет протестовать и против издательств, печатающих сочинения Достоевского.
Это не достойно ни М. Горького, ни русской литературы. Кто против враждебных идей хочет бороться внешней силой (начиная от штыков и кончая запретами — разница тут только в степени), тот не верит, или недостаточно верит, в силу своих идей, тот бедно и бледно верит в силу своей веры. Неужели же это судьба и М. Горького?’ (Биржевые ведомости. 1913. No 13792. 8 окт. Веч. вып.).
3 Приведенный выше отзыв Иванова-Разумника редакция ‘Биржевых ведомостей’ опубликовала в подборке ‘О выпаде г. Горького против Достоевского. Мнения писателей’ (Там же). Высказываниям писателей предшествовало следующее редакционное предисловие: ‘С прекрасного тихого острова, ласкаемого горячим солнцем и купающегося в синем море, г. Горький нет-нет и напомнит о себе русскому обществу. Напомнит,— увы,— не художественными произведениями прежних лет, создавшими так быстро славу писателю, а либо неудачными комедиями, обреченными на провал, либо чудачествами… чтобы не сказать резче.
Последняя выходка г. Горького — публичный протест против Достоевского — вызвала кое-где справедливое негодование и возмущение, кое-где — иронический смех.
Г. Горький плохо рассчитал силы, и его дерзкий выпад против титана русской мысли, против великой души, отразившей в себе великую душу всего великого народа, обратился против себя самого.
Вряд ли даже на галерке Московского художественного театра, во время инсценировок Достоевского, будут пустовать 2—3 места из-за протеста г. Горького.
А вот собранные нами мнения о выпаде г. Горького популярных писателей различных политических мировоззрений, различных школ, но любящих родину уж во всяком случае не меньше г. Горького’. Кроме Иванова-Разумника, здесь же были представлены мнения о статье Горького Куприна, Будищева, Ясинского, Потапенко, Мережковского, Сологуба, Ремизова, Венгерова, Батюшкова, все они, с той или иной мерой резкости, выражали несогласие со статьей Горького о Достоевском.
4 Приводим текст письма за подписями Ф. Батюшкова. С. Венгерова. Иванова-Разумника, Мережковского, Ремизова: ‘В вечернем выпуске ‘Биржев[ых] вед[омостей]’ от 8 октября напечатаны мнения нескольких писателей о статье Максима Горького по поводу инсценировки ‘Бесов’ Достоевского Художественным театром. В числе этих мнений помещено и то, что сказали интервьюеру нижеподписавшиеся. Не отказываясь от высказанных нами мнений, мы тем не менее решительно не можем согласиться с неожиданным для нас редакционным предисловием, в котором статья Горького трактуется, как ‘дерзкий выпад’, рассчитанный на сенсацию. По разным причинам относясь отрицательно к нападкам Горького на Достоевского, мы. однако, не можем не признать всей искренности его порыва’ (Речь. 1913. No 279. 12/25 окт.).
В архиве Иванова-Разумника сохранился черновик письма в газ. ‘Речь’, написанный его рукой на бланке редакции ‘Энциклопедического словаря’ (ИРЛИ. ф. 79, оп. 1, ед. хр. 103), в своем окончательном слое почти полностью совпадающий с опубликованным текстом ‘Письма в редакцию’. В нем последняя фраза письма начиналась менее категорически: ‘По разным причинам несогласные с М. Горьким, мы’ и т. д.

9. Горький — Иванову-Разумнику

[Капри. 16/29 октября 1913 г.]

Уважаемый Разумник Васильевич!
Первое письмо Ваше1, коим Вы приглашаете меня сотрудничать в ‘Заветы’, получено было мною в Неаполе, где я лежал больной, почему и не ответил своевременно. Вчера получил второе,— спасибо, вы очень любезны, но — поверьте, я и не мог думать, что Вы, Батюшков, Венгеров солидарны с отношением ко мне уличной газетки.
Меня несколько удивило в отзыве Вашем то, что Вы отрицаете за обществом право протеста против тенденций реакционных, — или я не понимаю Вас? 2
Относительно сотрудничества в ‘Заветах’: — не споемся мы с Вами, уж очень много разноречий у нас! Вот, хотя бы в отношении к Достоевскому: чем более изучаю его,— тем более он возмущает меня. Я не люблю Востока, мне органически противна бухарская психика и всяческое азиатское,— мистика, квиетизм, сладострастие. Это, однако, не значит, чтоб я, читая Достоевского, не маялся душевно вместе с ним страхом и болью за Русь, не люблю его мысль, мне враждебно его извращенное чувство, но — весь он, кругом взятый, конечно, величайший из великомучеников русских {и более искренен, чем Лев Толстой.}. На отзывы Ваши постараюсь возразить 3.
Позвольте сказать Вам, что с большим удовольствием прочитал хорошую Вашу статью о Ценском4. Очень внимательно и давно читаю его,— прекрасный развивается писатель, и давно уже пора было отнестись к нему так уважительно и серьезно, как отнеслись Вы первый.
Всего доброго!

А. Пешков

29.Х.13
Capri
1 См. п. 7, написанное после длительного перерыва в переписке.
2 Ср. в ст. Горького ‘Еще о ‘карамазовщине»: ‘…все высказавшиеся против меня отрицают за обществом его право протестовать против тенденций и явлений, враждебных росту человечности в обществе’ (Русское слово. 1913. No 248. 24 окт.). Сам Горький понимал свое право так: ‘…а протест общества против того или, иного литератора одинаково полезен как для общества, которому пора сознать свои силы и свое право борьбы против всего, что ему враждебно, так и для личности’ (Там же).
3 ‘Возражение’ Горького — ст. ‘Еще о ‘карамазовщине».
4 Имеется в виду ст. Иванова-Разумника ‘Жизнь надо заслужить’ (Заветы. 1913. No 9), написанная в связи с выходом шеститомного Собр. соч. Сергеева-Ценского. Иванов-Разумник был одним из первых ценителей и пропагандистов творчества этого писателя.

10. Горький — Иванову-Разумнику

[Мустамяки. 20 декабря 1914 г.]

Ваше письмо, уважаемый Разумник Васильевич, я получил сегодня в субботу в 5 ч[асов] вечера. Бывает, что письма из Петрограда получаются мною на 18-й день по отправлении.
Завтра в 4 часа я буду в Петрограде и проживу там до 10 ч[асов] утра 23-го1. Едва ли мне удастся за это время повидать Вас.
В Мустамяках проживу до 2-го — 3-го января. Буду очень рад видеть Вас.
Всего доброго

А. Пешков

20.ХII.14
Комментарий Иванова-Разумника.
Осенью 1912 г., одновременно со вступлением в ‘Заветы’. Иванов-Разумник стал редактором издательства ‘Сирин’ и в 1914 году получил от А. М. Пешкова, жившего тогда в Мустамяках, письмо по поводу деяний этого издательства. Письмо это не сохранилось, так как оно было оставлено Ивановым-Разумником в архиве ‘Сирина’, погибшем в годы революции. Иванов-Разумник ответил письмом (копия не сохранилась), в котором предлагал встретиться и поговорить на тему письма при одном из приездов А. М. Пешкова в Петербург. Ответом на это и является письмо от 20 декабря 1914 года с приглашением приехать в Мустамяки, приглашением этим Иванов-Разумник не воспользовался, но встретился с А. М. Пешковым в Петербурге в самом начале 1915 года. ‘Заветы’ в это время были уже закрыть правительством (в июле 1914 года, при самом начале мировой войны), так что речи о них в разговоре с А. М. Пешковым не было, но много говорилось о трех сборниках ‘Сирина’ и о главных его произведениях — ‘Петербурге’ Андрея Белого ч ‘Розе и Кресте’ А. Блока. Отношение А. М. Пешкова и к тому и к другому произведению было неблагосклонное,— по крайней мере в этом длинном разговоре начала 1915 года.
1 Горький писал Андрееву (ок. 15 дек. 1914 г.): ‘Я буду в Питере 20-го числа, вероятно, и ты в это время будешь там? 21-го назначили у Винавера собрание по вопросу об организации русской лиги филосемитов (русского общества изучения жизни евреев)’ (ЛН. Т. 72. С. 354). В п. к Е. П. Пешковой Горький сообщал о своей деятельности: ‘Ты, вероятно, скоро будешь удивлена, увидав мою подпись рядом с именами людей, очень чуждых мне: Андреева и Сологуба! Каково? Мы затеваем анкету по вопросу об антисемитизме,— а?’ (Арх. Г. Т. IX. С. 165). Анкета была разослана в январе—феврале 1915 г. (ИРЛИ, ф. Батюшкова Ф., No 15727).

11. Иванов-Разумник — Горькому

[Царское Село. После 9 июля 1917 г.]

Алексей Максимович!
В ‘Деле народа’ я дважды отзывался печатно (и в отделе печати, и в статье ‘Тугарина’) по поводу вызывающей омерзение выходки Бурцева1, хочу высказать Вам это и лично в письме, — как в письме же выражаю это свое мнение и Бурцеву. Крепко жму Вашу руку и желаю твердости и бодрости в эти тяжелые для всех нас минуты и дни торжества многоликого мещанства и в социализме и в обществе.
Искренний привет и уважение

Ваш Разумник Иванов

Комментарий Иванова-Разумника.
В июле 1917 г., после восстания большевиков, началась травля их — в том числе и А. М. Пешкова. Иванов-Разумник был в это время редактором литературного отдела газеты ‘Дело народа’, из которой и вышел в связи с этой травлей, напечатав 8-го июля в газете ‘Земля и воля’ статью об этой травле (‘Улица’, вошла в книгу Иванова-Разумника ‘Год революции’, 1918 г.) и написав А. М. Пешкову сочувственное письмо, ответом на которое и является письмо <...> (дата почтового штемпеля — 14 июля). Хотя письмо это и адресовано в редакцию ‘Дела народа’, но заключительная фраза письма — ‘передайте мой привет товарищам Вашим’ — ни в коем случае не имеет в виду товарищей Иванова-Разумника по редакции, большинство которых относилось враждебно к позиции А. М. Пешкова. Речь шла о нескольких сочувствовавших А. М. Пешкову лицах, имена которых за давностью времени не сохранились в памяти Иванова-Разумника.
Датируется по содержанию.
1 Имеется в виду ст. В. Л. Бурцева ‘Или мы, или немцы и те, кто с ними’ (Русская воля. 1917. No 159. 7 июля, одновременно появилась в ‘Петроградском листке’ и ‘Петроградской газете’). Возможно также, что письмо было написано после второй ст. Бурцева ‘Не защищайте М. Горького’ (Русская воля. 1917. No 161. 9 июля, напечатана также: Новое время. 1917. No 14822. 9 июля). Бурцев, обвиняя большевиков в политической продажности и измене, завершил именем Горького перечень двенадцати ‘агентов Вильгельма II’, тех, ‘кто за эти месяцы работал над разрушением России’, в списке значились имена Ленина, Троцкого, Луначарского, Коллонтай и др. Иванов-Разумник выступил с гневным протестом по поводу выходки Бурцева, опубликовав ст. ‘Улица’ (Дело народа. 1917. No 79. 8 июля, подпись: Тугарин, перепечатана в кн.: Иванов-Разумник. Год революции: Статьи 1917 года. СПб., 1918. С. 64—68). ‘Грядущий Хам уже пришел, царит на улице, призывает к погромам и насилиям над всеми инакомыслящими,— писал в ней Иванов-Разумник.— <...> Ходит он теперь по улицам, пускает в народ темные, непроверенные слухи, жадно смакует грязь клеветы и копит пока еще бессильную злобу <...> Достаточно составить самый нелепый список имен <...> где венчает все дело имя крупного и морально безупречного русского писателя, — чтобы улица жадно проглотила эту несъедобную кашу, чтобы нравственная чернь стала восторженно рукоплескать всякой пошлости, которую так обильно разливает на своих столбцах уличная печать’ (Иванов-Разумник. Год революции: Статьи 1917 г. С. 65, 64. 67—68).

12. Горький — Иванову-Разумнику

[Петроград. 14 июля 1917 г.]

Сердечно благодарю Вас за внимание, Разумник Васильевич!
Нет надобности говорить о том, как ценно дружеское рукопожатие в эти дни, насыщенные болезненной злобой.
Передайте мой привет товарищам Вашим.
Всего доброго!

А. Пешков

Датируется по почт. шт. Конверт с грифом Организационного комитета ‘Свободной ассоциации для развития и распространения положительных наук’. Письмо направлено в редакцию газ. ‘Дело народа’ (Галерная, 24).

13. Иванов-Разумник — Горькому

[Царское Село. Октябрь, после 22-го, 1917 г.]

Узнал из газеты о Вашем, Алексей Максимович, двадцатипятилетнем юбилее1 — шлю Вам сердечный привет и большое спасибо за все сделанное Вами. Мы во многом стоим на разных полюсах мысли, литературные взгляды и вкусы наши расходятся в противоположные стороны, но тем искреннее ценю я Ваши произведения и Вашу долголетнюю деятельность для народа и во имя народа. А за последние радостные и тяжелые полгода, когда революция пришла, а литераторы уползли с шипением и злобою в разные щели,— Ваше имя было одним из немногих, на которых отрадно было остановиться.
Желаю Вам старых сил и новой веры в будущее, для прежней неустанной и бодрой работы.
Искренний привет.

Ваш Разумник Иванов

1 В сентябре 1917 г. исполнилось 25 лет со дня опубликования рассказа ‘Макар Чудра’ в Тифлисе. Информация о юбилее Горького была помещена в газ.: ‘Известия Петроградского Совета рабочих депутатов’ (No 204. 22 окт.), ‘Новая жизнь’ (No 160, 22 окт., No 162, 25 окт.), ‘Известия московского Совета рабочих депутатов’ (No 196, 25 окт.) и др.

14. Иванов-Разумник — Горькому

7 мая 1919 года, Царское Село, Колпинская, 20

Многоуважаемый Алексей Максимович,
в субботу 10 мая в Москве состоится суд ‘Революционного трибунала’ над моими хотя и не ‘партийными’, но во всяком случае идейными товарищами1: суду подлежит вся партия ‘левых соц[иал]-рев[олюционеров]’2. Суд будет партийный, ‘большевистский’.
Хотя Вы, Алексей Максимович, вероятно, и не состоите членом партии, но пользуетесь несомненно большим моральным влиянием в партийной среде. Употребите же это влияние, чтобы побудить власть имущих не судить идейных противников — партийно, не обострять и без того острые углы, не мешать единственной подлинно революционной партии.
Уверен, что голос Ваш не прозвучит в пустыне — и Вы не только облегчите участь отдельных людей (второстепенных исполнителей — Спиридонова3 давно уже бежала из тюрьмы), но, главное, — будете содействовать усилению действенных сил революции, а это Вам несомненно и близко, и дорого.
С искренним уважением

Разумник Иванов

1 Формально членом эсеровской партии Иванов-Разумник не являлся, хотя его критико-публицистическая деятельность была теснейшим образом связана с эсеровскими изданиями (заведовал литературными отделами в газ. ‘Дело народа’, ‘Знамя труда’, журн. ‘Наш путь’).
2 Сведения о предстоящем судебном процессе оказались ложными, хотя слухи о нем возникли не случайно. В те дни остро стоял вопрос о примирении с левыми эсерами, которые после восстания 6 июля 1918 года находились в оппозиции к правительству большевиков. 3 мая 1919 г. в газ. ‘Известия’ (No 93) было помещено обращение ‘Ко всем членам партии социал-революционеров’, подписанное В. Вольским и Н. Святицким, где излагалась платформа примирения с большевиками. Тогда же в ‘Известиях’ был напечатан целый ряд писем рядовых членов партии эсеров, в которых затрагивалась проблема сотрудничества с большевиками. Вопрос о левых эсерах широко обсуждался в печати тех дней (см., например, ст. Ил. Вардина ‘С кем пойдут левые эсеры’ и ‘Партия безумцев и провокаторов’ — Правда. 1919. No 118. 3 июня, No 119. 4 июня).
3 Мария Александровна Спиридонова (1884—1941) — одна из ведущих деятельниц партии левых эсеров. После восстания 6 июля 1918 г. ‘приговорена Верховным Трибуналом к 1 году заключения’, ‘была амнистирована после германской революции. Затем следует вторичный арест, бегство из Кремля, новый арест’ (Энциклопедический словарь русского Библиографического института Гранат, изд. 7, т. 41, ч. 4, стлб. 154—156). Бежала из кремлевского санатория 2 апреля 1919 г., повторно была арестована в ноябре 1919 г.

15. Иванов-Разумник — Горькому

[Петроград.] 22 декабря 1919 года

Многоуважаемый Алексей Максимович,
хотя и надеюсь увидеть Вас завтра, во вторник, но на всякий случай пишу это письмо, так как дело спешное. Оно вот в чем:
Ко дню 50-ти лет со дня смерти Герцена выйдет сборник заметок и статей, посвященных его памяти. Сборник небольшой — 4—5 листов, статьи и заметки — тоже небольшие, в 3—4 страницы, авторы — ‘всех групп и направлений русской общественности’1.
Очень просил бы Вас — не отказать в своем участии в этой попытке общего отклика на дело Герцена, тема, размер, срок — в Вашей воле.
Пока имеются статьи (и обещания статей) — Блока, Гершензона, Сакулина, Венгерова, Лемке, Щеголева, Радлова и ряда других писателей, одновременно с этим пишу письмо Мережковскому, имею ряд неизданных произведений Герцена, до сих пор неизвестный (и чудесный) портрет его эпохи ‘Колокола’2. Редактировать этот сборник предложило мне частное издательство ‘Кадима’, которое и ведает всей техникой, его представитель, секретарь редакции, и вручит Вам это письмо.
Не сомневаясь в Вашей симпатии к предпринимаемому чествованию, очень буду благодарен за Ваш литературный вклад в общее дело, в чем бы он ни состоял.

Искренне уважающий Разумник Иванов

1 Иванов-Разумник готовил сб.: А. И. Герцен. 1870 — 21 января — 1920. Пг., 1920.
2 Авторский состав сборника был несколько иным: М. К. Лемке предоставил не публиковавшуюся в России ст. А. И. Герцена ‘Жером Кеневич’. Далее следовали ст.: М. Л. Биншток ‘Хронологические данные о жизни А. И. Герцена’, Иванов-Разумник ‘Скиф сороковых годов’, С. Венгеров ‘Осердеченный ум’, Д. Мережковский ‘Герцен и мещанство’, А. Блок ‘Герцен и Гейне’, А. Гизетти ‘Мировоззрение Герцена’, А. З. Штейнберг ‘Берега и безбрежность’, В. Водовозов »Колокол’ Герцена’, Н. Глебов-Путиловский ‘Мыслящий рабочий и Герцен’, Иванов-Разумник ‘Герцен и социализм’, М. К. Лемке ‘Из архивов о Герцене’, Э. Радлов ‘Герцен как философ’. Герцениана (хроника). Из лиц, перечисленных Ивановым-Разумником, в сборнике не участвовали: П. Е. Щеголев, П. Н. Сакулин, М. О. Гершензон. На с. 7 сборника помещено редакционное примечание: ‘Ввиду краткости срока осуществления настоящего сборника, по болезни автора и по другим причинам — не могли быть доставлены статьи Максима Горького, Л. Каменева, П. Н. Сакулина, Ю. М. Стеклова и др.’

16. Иванов-Разумник — Горькому

[Петроград.] 23 мая 1921 года

Многоуважаемый Алексей Максимович,
я только что зашел к О. Д. Форш и застал ее в очень тяжелом положении: она больна, еле держится на ногах и вот уже целый месяц голодает до того, что от слабости большую часть дня лежит в постели. Пайка никакого. Пишу об этом сейчас М. П. Кристи, но не уверен, что он знает литературную деятельность О. Д. Форш и захочет ей помочь. Быть может, Вы могли бы оказать ей содействие? Помощь нужна немедленная, положение ее совершенно катастрофическое1.
Простите за беспокойство.
С совершенным уважением

Разумник Иванов

P. S. Адрес Форш— ‘Дом искусства’, кв. 30а, комн. 6.
На письме помета рукой Горького: ‘Передано 26-го’.
1 См. п. О. Д. Форш Горькому [конец апр. 1921 г.] (ЛН. Т. 70. С. 581). В журнале заседаний Комиссии по улучшению быта ученых (КУБУ) сохранился протокол заседания Комиссии от 16 августа 1921 г. под председательством Горького, на котором было заслушано ‘ходатайство А. М. Горького о выдаче писательнице О. Д. Форш продовольственного пособия’. В качестве члена комиссии на заседании присутствовал М. П. Кристи. Комиссия постановила: ‘Передать в Пайковую комиссию на предмет выдачи О. Д. Форш продовольственного пособия’ (цит. по копии, хранящейся в АГ: подлинник: ЦГАОР Ленинграда, отд. 3, ф. 2995, св. 1, д. 6. л. 129). О. Д. Форш названа также в списке наиболее нуждающихся писателей, составленном по просьбе Горького К. И. Чуковским и отправленном в недатированном п. Чуковского к Горькому (АГ).
Иванов-Разумник Р. В.
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. О причинах перерождения партии и государственного аппарата, Раковский Христиан Георгиевич, Год: 1928
  2. Письмо в редакцию газеты ‘Товарищ’, Розанов Василий Васильевич, Год: 1907
  3. Переписка с Горьким, Сургучёв Илья Дмитриевич, Год: 1928
  4. Письма к Ф. Р. Остен-Сакену, Леонтьев Константин Николаевич, Год: 1872
  5. Письмо И. А. Гончарову, Толстой Феофил Матвеевич, Год: 1879
  6. Из переписки Николая Ивановича Тургенева в 40-60-ые г.г, Тургенев Николай Иванович, Год: 1862
  7. Из Харькова, Квитка-Основьяненко Григорий Федорович, Год: 1812
  8. Прошение в С.-Петербургский цензурный комитет о разрешении к печати сборника ‘Для легкого чтения’, Некрасов Николай Алексеевич, Год: 1856
Электронная библиотека