Переписка А. П. Чехова и А. Ф. Кони, Кони Анатолий Федорович, Год: 1901 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 8 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Переписка А. П. Чехова и А. Ф. Кони

Переписка А. П. Чехова. В двух томах. Том первый

М., ‘Художественная литература’, 1984

Вступительная статья М. П. Громова

Составление и комментарии М. П. Громова, А. М. Долотовой, В. В. Катаева

Чехов — Л. Ф. Кони. 26 января 1891 г. Петербург

А. Ф. Кони — Чехову. 7 ноября 1896 г. Петербург

Чехов — А. Ф. Кони. 11 ноября 1896 г. Мелихово

А. Ф. Кони — Чехову. 24 ноября 1900 г. Петербург

Чехов — А. Ф. Кони. 12 июня 1901 г. Аксеново

А. П. ЧЕХОВ И А. Ф. КОНИ

Кони Анатолий Федорович (1844—1927) — судебный и общественный деятель, литератор, автор воспоминаний о Чехове (см. сб.: ‘А. П. Чехов’. Л., ‘Атеней’, 1925, с. 199—216).

Чехов до знакомства с А. Ф. Кони был внимательным читателем его судебных речей, сборник которых вышел в 1888 году (А. Ф. Кони. Судебные речи 1868—1888. СПб., 1888). Достоинства их Чехов оценил в письме А. Н. Плещееву от 11 февраля 1889 года, позднее Чехов определил, в чем заключается их интерес для него: ‘Для меня речи таких юристов, как Вы, Кони и другие, представляют двоякий интерес. В них я ищу, во-первых, художественных достоинств, искусства, и, во-вторых,— того, что имеет научное или судебно-практическое значение’ (письмо к С. А. Андреевскому от 25 декабря 1891 г.).

Инициатива знакомства исходила от А. Ф. Кони. 16 января 1891 года, будучи в Петербурге, Чехов писал сестре: ‘Получил письмо от обер-прокурора кассационного департамента Кони. Хочет меня видеть, чтобы поговорить о Сахалине. Завтра пойду к нему’. Это письмо Кони к Чехову не сохранилось, но известно, что встреча состоялась, так как 18 января Чехов писал родным: ‘Вчера я был у Кони, говорил с ним о Сахалине, условились ехать вместе во вторник на будущей неделе к Нарышкиной цросить ее, чтобы она поговорила с государыней о сахалинских детях и насчет устройства приюта для детей. Поедем во вторник — стало быть, не ждите меня раньше четверга будущей недели’. По свидетельству Кони, благодаря информации Чехова о положении детей на Сахалине там было устроено несколько детских приютов. Это очень существенная линия общих интересов, которые связывали Чехова с А. Ф. Кони, дело не ограничивалось, конечно, собственно сахалинской тематикой. Весь комплекс судебно-правовых вопросов в их нравственном аспекте имел отношение к коренным проблемам чеховского творчества, А. Ф. Кони мог удовлетворить интерес Чехова и конкретными рассказами из своей судебной практики, и глубоким анализом психики подсудимых.

Вторая значительная линия в знакомстве Чехова с А. Ф. Кони связана с постановкой ‘Чайки’ в Александрийском театре. После премьеры 17 октября 1896 года Чехов, уехавший к себе в Мелихово, получил массу писем. Написанные из лучших побуждений, они часто были бестактны и бессодержательны по существу. На фоне неумелых утешений письмо А. Ф. Кони Чехову явилось как редкий дар судьбы. Кони не высказывает соболезнований, он пишет о достоинствах пьесы, о новаторстве Чехова-драматурга, обнаруживая незаурядный талант и проницательность театрального критика, он утверждает, таким образом, автора в сознании собственной правоты, помогая ему пережить временную неудачу. Чехов понял то обостренное восприятие его душевного состояния, которое толкнуло А. Ф. Копи написать это письмо, и навсегда сохранил признательность к нему.

Известно 6 писем Чехова к А. Ф. Кони и 7 писем Кони к Чехову.

ЧЕХОВ — А. Ф. КОНИ

26 января 1891 г. Петербург

26 январь.

Милостивый государь Анатолий Федорович!

Я не спешил отвечать на Ваше письмо¹, потому что уезжаю из Петербурга не раньше субботы.

Я жалею, что не побывал у г-жи Нарышкиной, но мне кажется, лучше отложить визит к ней до выхода в свет моей книжки, когда я свободнее буду обращаться среди материала, который имею. Мое короткое сахалинское прошлое представляется мне таким громадным, что когда я хочу говорить о нем, то не знаю, с чего начать, и мне всякий раз кажется, что я говорю не то, что нужно.

Положение сахалинских детей и подростков я постараюсь описать подробно. Оно необычайно. Я видел голодных детей, видел тринадцатилетних содержанок, пятнадцатилетних беременных. Проституцией начинают заниматься девочки с 12 лет, иногда до наступления менструаций. Церковь и школа существуют только на бумаге, воспитывают же детей среда и каторжная обстановка. Между прочим, у меня записан разговор с одним десятилетним мальчиком. Я делал перепись в селении Верхнем Армудане, поселенцы все поголовно нищие и слывут за отчаянных игроков в штосс. Вхожу в одну избу: хозяев нет дома, на скамье сидит мальчик, беловолосый, сутулый, босой, о чем-то призадумался. Начинаем разговор:

Я. Как по отчеству величают твоего отца?

Он. Не знаю.

Я. Как же так? Живешь с отцом и не знаешь, кая его зовут? Стыдно.

Он. Он у меня не настоящий отец.

Я. Как так — не настоящий?

Он. Он у мамки сожитель.

Я. Твоя мать замужняя или вдова?

Он. Вдова. Она за мужа пришла.

Я. Что значит — за мужа?

Он. Убила.

Я. Ты своего отца помнишь?

Он. Не помню. Я незаконный. Меня мамка на Каре родила.

Со мною на амурском пароходе ехал на Сахалин арестант в ножных кандалах, убивший свою жену. При нем находилась дочь, девочка лет шести, сиротка. Я замечал, когда отец с верхней палубы спускался вниз, где был ватерклозет, за ним шли конвойный и дочь, пока тот сидел в ватерклозете, солдат с ружьем и девочка стояли у двери. Когда арестант, возвращаясь назад, взбирался вверх по лестнице, за ним карабкалась девочка и держалась за его кандалы. Ночью девочка спала в одной куче с арестантами и солдатами.

Помнится, был я на Сахалине на похоронах. Хоронили жену поселенца, уехавшего в Николаевск. Около вырытой могилы стояли четыре каторжных носильщика — ex officio {по обязанности (лат.).}, я и казначей в качестве Гамлета и Горацио, бродивших по кладбищу, черкес — жилец покойницы — от нечего делать, и баба каторжная, эта была тут из жалости: привела двух детей покойницы — одного грудного и другого Алешку, мальчика лет 4 в бабьей кофте и в синих штанах с яркими латками на коленях. Холодно, сыро, в могиле вода, каторжные смеются… Видно море. Алешка с любопытством смотрит в могилу, хочет вытереть озябший нос, но мешают длинные рукава кофты. Когда закапывают могилу, я его спрашиваю:

— Алешка, где мать?

Он машет рукой, как проигравшийся помещик, смеется и говорит:

— Закопали!

Каторжные смеются, черкес обращается к нам и спрашивает, куда ему девать детей — он не обязан их кормить.

Инфекционных болезней я не встречал на Сахалине, врожденного сифилиса очень мало, но видел я слепых детей, грязных, покрытых сыпями,— все такие болезни, которые свидетельствуют о забросе.

Решать детского вопроса, конечно, я не буду², Я не знаю, что нужно делать. Но мне кажется, что благотворительностью и остатками от тюремных и иных сумм тут ничего не поделаешь, по-моему, ставить важное в зависимость от благотворительности, которая в России носит случайный характер, и от остатков, которых никогда не бывает,— вредно. Я предпочел бы государственное казначейство.

Мой московский адрес: Малая Дмитровка, д. Фирганг.

Позвольте мне поблагодарить Вас за радушие и за обещание побывать у меня и пребыть искренно уважающим и преданным.

А. Чехов.

‘Русская мысль’, 1906, No 11, с. 94—95, Акад., т. 4, С. 167—169.

¹ В письме от 20 января 1891 г. А. Ф. Кони благодарил Чехова за его визит и просил сообщить ему московский адрес.

² Сведения о положении сахалинских детей были включены Чеховым в книгу ‘Остров Сахалин’, гл. XVII и XIX.

А. Ф. КОНИ — ЧЕХОВУ

7 ноября 1896 г. Петербург

Многоуважаемый Антон Павлович,

Вас, быть может, удивит мое письмо, но я, несмотря на то что утопаю в работе, не могу отказаться от желания написать Вам по поводу Вашей ‘Чайки’¹, которую я, наконец, удосужился видеть. Я слышал (от Савиной), что отношение публики к этой пьесе Вас очень огорчило… Позвольте же одному из этой публики,— быть может, профану в литературе и драматическом искусстве,— но знакомому с жизнью по своей служебной практике,— сказать Вам, что он благодарит Вас за глубокое наслаждение, данное ему Вашею пьесою. ‘Чайка’ — произведение, выходящее из ряда по своему замыслу, по новизне мыслей, по вдумчивой наблюдательности над житейскими положениями. Это сама жизнь на сцене, с ее трагическими союзами, красноречивым бездумьем и молчаливыми страданиями,— жизнь обыденная, всем доступная и почти никем не понимаемая в ее внутренней жестокой иронии, — жизнь до того доступная и близкая нам, что подчас забываешь, что сидишь в театре, и способен сам принять участие в происходящей пред тобою беседе. И как хорош конец! как верно житейски то, что не она, чайка, лишает себя жизни (что непременно заставил бы ее сделать заурядный драматург, бьющий на слезливость публики), а молодой человек, который живет в отвлеченном будущем и ‘ничего не понимает’, зачем и к чему все кругом происходит. И то, что пьеса прерывается внезапно, оставляя зрителя самого дорисовывать себе будущее — тусклое, вялое и неопределенное,— мне очень нравится. Так кончаются или, лучше сказать, обрываются эпические произведения.— Я не говорю об исполнении, в котором чудесна Комиссаржевская, а Сазонов и Писарев, как мне кажется, не поняли своих ролей и играют не тех, кого Вы хотели изобразить.

Вы, быть может, все-таки удивленно пожмете плечами. Какое Вам дело до моего мнения — и зачем я все это пишу. А вот зачем: я люблю Вас за те минуты душевных движений, которые мне доставили и доставляют Ваши сочинения — и хочу издалека и наудачу сказать Вам слово сочувствия, быть может Вам вовсе и ненужное.

Преданный Вам А. Кони.

Печатается по автографу (ЦГАЛИ).

¹ Из отправленной в тот же день Чехову короткой записки видно, что с письмом о ‘Чайке’ Кони очень торопился и писал его ‘сидя в заседании’ (ГБЛ).

ЧЕХОВ — А. Ф. КОНИ

11 ноября 1896 г. Мелихово

Лонасня, Моск. губ. 96 11/XI.

Многоуважаемый Анатолий Федорович, Вы не можете себе представить, как обрадовало меня Ваше письмо. Я видел из зрительной залы только два первых акта своей пьесы, потом сидел за кулисами и все время чувствовал, что ‘Чайка’ проваливается. После спектакля, ночью и на другой день, меня уверяли, что я вывел одних идиотов, что пьеса моя в сценическом отношении неуклюжа, что она неумна, непонятна, даже бессмысленна и проч. и проч. Можете вообразить мое положение — это был провал, какой мне даже не снился! Мне было совестно, досадно, и я уехал из Петербурга, полный всяких сомнений. Я думал, что если я написал и поставил пьесу, изобилующую, очевидно, чудовищными недостатками, то я утерял всякую чуткость, и что, значит, моя машинка испортилась вконец. Когда я был уже дома, мне писали из Петербурга, что 2-е и 3-е представление имели успех, пришло несколько писем, с подписями и анонимных, в которых хвалили пьесу и бранили рецензентов, я читал с удовольствием, но все же мне было и совестно и досадно, и сама собою лезла в голову мысль, что если добрые люди находят нужным утешать меня, то, значит, дела мои плохи. Но Ваше письмо подействовало на меня самым решительным образом. И Вас знаю уже давно, глубоко уважаю Вас и верю Вам больше, чем всем критикам, взятым вместе,— Вы это чувствовали, когда писали Ваше письмо, и оттого оно так прекрасно и убедительно. Я теперь покоен и вспоминаю о пьесе и спектакле уже без отвращения.

Комиссаржевская чудесная актриса. На одной из репетиций многие, глядя на нее, плакали и говорили, что в настоящее время в России это лучшая актриса, на спектакле же и она поддалась общему настроению, враждебному моей ‘Чайке’, и как будто оробела, спала с голоса. Наша пресса относится к ней холодно, не по заслугам, и мне ее жаль.

Позвольте поблагодарить Вас за письмо от всей души. Верьте, что чувства, побуждавшие Вас написать мне его, я ценю дороже, чем могу выразить это на словах, а участие, которое Вы в конце Вашего письма называете ‘ненужным’, я никогда, никогда не забуду, что бы ни произошло¹.

Искренно Вас уважающий и преданный

А. Чехов.

‘Русская мысль’, 1906, No 11, с. 96, Акад., т. 6, с. 223—224.

¹ Одновременно с этим письмом Чехов послал А. Ф. Кони сборник ‘Повести и рассказы. Соч. Антона Чехова’ (М., 1894), с дарственной надписью: ‘Глубокоуважаемому Анатолию Федоровичу Кони от благодарного автора, 96, 11.XI, А. Чехов’ (Акад., т. 12, с. 174).

А. Ф. КОНИ — ЧЕХОВУ

24 ноября 1900 г. Петербург

1900. XI. 24.

Невский. 100.

Многоуважаемый Антон Павлович,

Сейчас (6 ч. вечера) получил я от А. С. Суворина Ваше любезное письмо вместе с горестным известием о кончине милого, доброго А. П. Коломнина, которого я искренно любил.— Спешу исполнить Ваше желание, надеясь, что письмо Вас еще застанет в Москве. Как нарочно — у меня осталась лишь одна карточка, негатив которой погиб при пожаре фотографии Шапиро.

Радуюсь получить от Вас весточку. Так иногда тревожат слухи о Вашем здоровье…

Нужно ли говорить Вам, что я читал и перечитывал ‘В овраге’ с восхищеньем? Мне кажется, что это лучше всего, что Вы написали, что это — одно из глубочайших произведений русской литературы. Как бы хотелось мне когда-нибудь повидаться с Вами на свободе, вдали от суеты — и наговориться ‘всласть’…

Искренно Вам преданный А. Кони.

Я Вам послал в прошлом году отдельные оттиски моих статей о Горбунове. Надеюсь — они дошли до Вас.

Как Вы счастливы, что в Вашем распоряжении (т. е. к Вашим услугам) такой театр, как Художественный Общедоступный. Проезжая из Тамбовской губернии через Москву — я был просто поражен Алексеевым в ‘Докторе Штокмане’. Если Вы его увидите — не откажитесь передать ему мою дань удивления. Для того, чтобы из такой ходульной фигуры сделать живого, глубоко понятного человека — нужен не только талант, а то, что Достоевский назвал бы ‘проникновенностью’.

Акад., т. 9, с. 426 (частично). Печатается по автографу (ГБЛ).

ЧЕХОВ — А. Ф. КОНИ

12 июня 1901 г. Аксеново

12 июня 1901.

Аксеново, Уфимск. г.

В самом деле, многоуважаемый Анатолий Федорович, Ваша фотография, которую я только что получил, очень похожа, это одна из удачнейших. Сердечное Вам спасибо и за фотографию, и за поздравление с женитьбой, и вообще за то, что вспомнили и прислали письмо. Здесь, на кумысе, скука ужасающая, газеты все старые, вроде прошлогодних, публика неинтересная, кругом башкиры, и если бы не природа, не рыбная ловля и не письма, то я, вероятно, бежал бы отсюда.

В последнее время в Ялте я сильно покашливал и, вероятно, лихорадил. В Москве доктор Щуровский — очень хороший врач — нашел у меня значительные ухудшения, прежде у меня было притупление только в верхушках легких, теперь же оно спереди ниже ключицы, а сзади захватывает верхнюю половину лопатки. Это немножко смутило меня, я поскорее женился и поехал на кумыс, Теперь мне хорошо, прибавился на 8 фунтов — только не знаю от чего, от кумыса или от женитьбы. Кашель почти прекратился.

Ольга шлет Вам привет и сердечно благодарит.

В будущем году, пожалуйста, посмотрите ее в ‘Чайке’ (которая пойдет в Петербурге) — там она очень хороша, как мне кажется.

От всей души желаю Вам здоровья и всего, всего хорошего.

Искренно преданный

А. Чехов.

‘Русская мысль’, 1908, No 11, с. 97, Акад., т. 10, с. 43—44.

Читайте также: