Переезд советского правительства из Петрограда в Москву, Бонч-Бруевич Владимир Дмитриевич, Год: 1926

Время на прочтение: 13 минут(ы)

В. Д. БОНЧ-БРУЕВИЧ

Воспоминания о ЛЕНИНЕ

ИЗДАТЕЛЬСТВО ‘НАУКА’
Москва
1969

ПЕРЕЕЗД СОВЕТСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА ИЗ ПЕТРОГРАДА В МОСКВУ

После того как Советской власти с громадным напряжением удалось отбить наступление немцев на Петроград через Псков, когда был организован Высший Военный Совет, в обязанность которого было вменено устройство завесы по нашим границам против внешнего врага, к правительстве возник вопрос, где быть столице нового Советского государства. Разведывательные сведения, стекавшиеся в 75-ю комнату Смольного, ясно говорили, что устремления множества шпионов, международных авантюристов и белогвардейцев всецело были направлены на прежнюю царскую столицу и что здесь жить новому правительству становилось небезопасно. Заговор зверствующих офицеров, кончившийся покушением на Владимира Ильича 1 января 1918 г., быстро нами ликвидированный, аресты вооруженных бомбами и револьверами офицеров ‘батальона смерти’ в Институте Лесгафта, аресты групп и организаций, преследовавших террористические цели, совершенно ясно доказывали, что смольнинский период истории Советского правительства должен быть закончен и что правительству необходимо переезжать в центр, в Москву, откуда общение со страной будет, несомненно, более быстрое и удобное. Еще во второй половине февраля Владимир Ильич согласился с моим докладом о необходимости взять курс на подготовку учреждений к переезду в Москву. Условились все это не разглашать, в Москву предварительно не сообщать и переезд организовать насколько возможно внезапно.
Мой брат, Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич 1, в то время занимал ответственный пост в Высшем Военном Совете. Он через день лично докладывал Владимиру Ильичу о ходе военных операций, об устройстве завесы и о мерах по привлечению новых военных кадров. На одном из докладов Владимиру Ильичу Михаил Дмитриевич высказал мнение о нецелесообразности оставлять место пребывания правительства в Петрограде и с военной точки зрения, ввиду появления немецкого флота в ближайших водах Балтийского моря, агрессивных действий немцев в Финляндии и сосредоточения контрреволюционных войск финляндской буржуазии на нашей границе.
— Где же, по вашему мнению, должно находиться правительство?
— В Москве…— последовал ответ.
— Напишите это ваше мнение и представьте мне.
Михаил Дмитриевич сейчас же после доклада написал рапорт на имя Председателя Совнаркома, где высказал и мотивировал свое мнение о пребывании правительства в Петрограде и о переезде его в Москву. Подлинник был тотчас же передан Владимиру Ильичу, а копия отправлена в дела Высшего Военного Совета. Владимир Ильич тут же написал на этом рапорте свою резолюцию о согласии его на переезд правительства в Москву, и это было первым письменным распоряжением Владимира Ильича на этот счет. В этот же день на закрытом заседании Совнаркома2 Владимир Ильич секретно сообщил всем собравшимся народным комиссарам о своем решении. Целесообразность его была совершенно ясна для каждого, и, конечно, все согласились с мнением Владимира Ильича. Всю организацию дела переезда Советского правительства из Петрограда в Москву, охрану его в пути, устройство в Москве Владимир Ильич лично возложил на меня. После этого заседания он подробно выслушал намеченный мной план действий, и тут я ему впервые сообщил, что, по имеющимся сведениям, эсеры решили взорвать поезд правительства и что они совершенно не интересуются поездами, в которых будут ехать делегаты ВЦИКа, а что бешеная злоба их всецело направлена против Совета Народных Комиссаров, а в частности и в особенности, конечно, против Владимира Ильича.
Владимир Ильич как всегда отнесся совершенно спокойно ко всему мною сообщенному и лишь спросил:
— И что же, мы все-таки поедем?
— Конечно…— ответил я ему.
— Гарантируете вы нам благополучный проезд?
— Предполагаю, что проедем спокойно.
И я рассказал Владимиру Ильичу о том, что уже предпринято и что еще будет сделано. Владимир Ильич все это одобрил и предложил все держать в полном секрете и даже в Совнаркоме переезд не делать темой разговоров, дабы не было случайной болтовни.

——

Получив эту окончательную санкцию, я тотчас же нажал все пружины 75-й комнаты и всю энергию направил в одном главнейшем направлении, решительно никому не говоря о цели работы, о переезде в Москву.
Началось с курьезов. В то время весьма реакционной организацией являлся Викжель 3 — эта профессиональная организация железнодорожников, где в большом числе оказались меньшевики и эсеры. Через несколько дней после моего разговора с Владимиром Ильичем ко мне явилась делегация Вик-желя и, долго разговаривая по каким-то пустякам, вдруг неожиданно спросила меня:
— А правда, что правительство ‘бежит’ в Москву?
Эти ослы не поняли того, что, задавая мне вопрос в такой форме, они сразу обнаруживали свои уши и давали мне прекрасную нить для выявления тех, кто в гибели правительства диктатуры пролетариата видел единственное средство для спасения своего мещанского благополучия.
Конечно, я и глазом не моргнул на эту оскорбительную форму обращения.
— Правительство хочет переехать на Волгу, — сказал я им почти на ухо.— Поедем месяца через полтора-два, можете ли вы взяться разработать план переезда правительства туда, на Волгу, причем нам не хотелось бы заезжать в Москву, — тихонько, ‘конспиративно’ прибавил я.— Поедем месяца через полтора-два, так что времени для вас достаточно.
Они обрадовались моему предложению. Я попросил их заходить ко мне почаще и сообщать о ходе работ.
Те ушли окрыленные. Я отлично знал, что эти пустые люди раскричат по всему Петрограду, что правительство ‘бежит’ на Волгу и что это дело поручено им.
И действительно, через несколько дней я получил агентурные сведения, что викжелевцы гордо всюду заявляют, что правительство отдалось им в руки, что власть в их руках.
Представители этих наивных людей не раз приходили ко мне и, ‘уставясь в землю лбом’, с серьезным видом рассуждали о том, что правительству самое лучшее ехать на Волгу под видом воинского поезда. ‘Ведь теперь много бежит солдат с фронта — вот и можно будет в их толпу замешаться…’ — посоветовал мне один из них.
— Ну, что ж, что в товарных вагонах — не беда! — подтверждал другой.— Зато на Волге будет сытно и тепло…
Я вникал во все подробности плана, не соглашался, спорил, обижался. Меня успокаивали, приходили вновь, и таким образом одна из опаснейших и ненадежнейших в то время организаций, еще не понимавшая истинного положения вещей, была занята по горло моим же поручением. В это время я подготовлял совершенно незаметно ликвидацию 75-й комнаты Смольного, решив все дела, — а дел было очень много, — с одной стороны, передать комиссару юстиции Штейнбергу4, а с другой — тов. Дзержинскому, начинавшему налаживать аппарат ВЧК. В Петрограде я произвел ряд арестов лиц, которые были наиболее опасны, и многие из них были взяты не только с оружием в руках, не только с бомбами, не только с запасами взрывчатых веществ, но и с крайне важными документами и перепиской. Яено, что контрреволюционная организация работала вовсю, белогвардейцы поднимали голову. Самое важное было организовать переезд по железной дороге, так как сведения о том, что эсеры знают о переезде, укрепились. Если они не знают дня переезда, если они не знают места отправки, то они за этим следят, интересуются, к этому подготовляются.
Эти сведения вполне подтвердились на процессе эсеров, когда боевики эсеров так и заявили, что они пытались организовать взрыв правительственных поездов на путях следования из Петрограда, но они были совершенно сбиты с толку различными комбинациями, их план рухнул, чем и было доказано, что наша стратегия была правильна.

——

Для того чтобы организовать самый отъезд, я за десять дней до намеченного мною срока, т. е. до 10 марта 1918 г.— об этом сроке решительно никто не знал, — вызвал к себе совершенно верного и преданного делу революции нашего товарища-коммуниста, бывшего в то время одним из комиссаров Николаевской [ныне Октябрьской] ж. д., и сказал ему, что предстоит отъезд из Петрограда некоторых весьма ответственных товарищей, которым надо ехать на юг через Москву, и что надо их отправить совершенно конспиративно, причем необходимо дать вполне приличные мягкие вагоны.
Обсудив положение вещей, товарищ предложил мне остановиться на Цветочной площадке соединительных путей, примыкавших к Николаевской ж. д., находящейся за Московской заставой. Площадка эта была совершенно заброшена, находилась в пустынном месте пригородных путей. Решили накопить здесь постепенно вагоны, йотом сразу, когда потребуется, сформировать поезд и выехать без огней, пока не достигнем главных путей. Всю бригаду, начиная с машиниста, исподволь подбирали так, что вполне могли на нее положиться и надеяться.
Я отправился с одним из товарищей осматривать эту площадку, чтобы детально ознакомиться с местностью. Место оказалось подходящим, окраинным, пустынным. Через несколько дней я направил из 75-й комнаты Смольного в этот район самых преданных и испытанных товарищей-рабочих, исключительно коммунистов, изменив постоянному в это время правилу объединять в работе рабочих-коммунистов с рабочими от организации левых эсеров. Я не был уверен, что рабочие-эсеры не сообщат в свой центр о приготовлениях возле железной дороги, и таким образом и правые эсеры, всегда имевшие связи и общение с левыми, могли проведать об этом.
Этим посланным к Цветочной площадке товарищам-рабочим я дал задание зорко наблюдать за всем, что там делается, не появляются ли в этом районе лица, не проживающие здесь постоянно.
Я заявил им, что все это нужно для одной подготовляемой операции и что здесь необходимы особенная тщательность и бдительность. Донесения по этому делу я стал принимать не в 75-й комнате Смольного, а в другом месте, потом постепенно перенес приемы по этому делу к себе на квартиру, назначая каждой группе товарищей разные часы в разные дни. Мои товарищи быстро ориентировались в местности и под видом безработных исколесили буквально все улицы, переулки и закоулки этой окраины, сообщая обо всех разговорах в чайных, в трактирах, в мастерских. Из всех этих наблюдений прежде всего явствовало, что решительно никто не интересовался прибытием одиноких вагонов на Цветочную площадку. Также не было никаких разговоров об отъезде правительства.

——

В это время усиленно подготовлялся отъезд членов ВЦИКа в Москву. Делалось это с особой шумихой. На вопросы, зачем едут члены ВЦИКа в Москву, мы рассказывали всем, что едут они делать доклады московским рабочим и подготовляться к сессии. Для делегатов ВЦИКа, среди которых было много крестьян, в том числе и эсеры, я велел подать два состава ‘царских’ поездов на Николаевский вокзал, причем эти поезда должны были отойти через двадцать минут, один за другим. Хорошо изучив партийный состав ВЦИКа, я организовал посадку так, что во всех вагонах обоих поездов сидели депутаты всех партий, причем эсеров по большей части обязательно сажал в первые вагоны.
Владимир Ильич обеспокоился, как бы чего не случилось с этими поездами. Я сообщил ему всю организацию посадки и сказал, что эсеры сами себя из-за наших товарищей взрывать не захотят, а против других случайностей мы, конечно, примем меры. Поездам была придана военная охрана. В самую последнюю минуту перед отходом поезда мы привезли на автомобиле Председателя ВЦИКа тов. Я. М. Свердлова, вошли с ним в первый поезд, прошли по всему составу, как бы знакомясь с расположением в нем депутатов. Публика, толпившаяся на вокзале, хорошо видела Свердлова, а когда дошли до последнего вагона, нарочито не освещенного, я предложил ему слезть в обратную сторону и заранее намеченным путем перевел его на всякий случай во второй поезд. Все были уверены, что он уехал в первом, а на самом деле — со вторым поездом. Я следил за проходом этих поездов с членами ВЦИКа по телеграфным сообщениям, получая донесения с каждой узловой станции. Все шло хорошо, депутаты были крайне довольны таким почетом, что ‘мужичков’ отправили в царских вагонах.

——

Самое главное дело приближалось, и мне надо было совершенно сбить с толку тех, кто мог бы любопытствовать об отъезде правительства.
Девятого марта я отдал распоряжение приготовить два экстренных пассажирских поезда на Николаевском вокзале [ныне Московском] с тем, чтобы они были совершенно готовы к отбытию 10 марта. В этих поездах я хотел отправить работников комиссариатов, имущество Управления делами Совнаркома, служащих Управления и все необходимое, что нужно было в первые дни жизни правительства в Москве.
Эти поезда я решил грузить открыто, не обращая ни на что внимания. Я ясно сознавал, что шила в мешке не утаишь и что такую громаду, как Управление делами Совнаркома и комиссариаты, тайно не перевезешь. Надо было лишь отвлечь внимание от Цветочной площадки. По городу да и в Смольном стали говорить, что правительство уезжает с Николаевского вокзала. В Смольный, в комнаты Управления делами, я совершенно закрыл доступ, и там шла упаковка нашего имущества. На Николаевском вокзале шла погрузка имущества некоторых комиссариатов, а для Управления делами были оставлены особые вагоны.
Поздно вечером 9 марта были вручены в запечатанных конвертах всем народным комиссарам и тем товарищам, которые должны были ехать в нашем правительственном поезде, секретные предписания о выезде.
Вот текст этого документа, сохранившегося в моем архиве:
Управление Делами
Крестьянского
и Рабочего Правительства
Республики России
Петроград
9 марта 1918 г.
No…

Секретно

ТОВАРИЩУ…
1) Отъезд в Москву состоится 10-го марта с. г., в воскресенье, ровно в 10 часов вечера, с Цветочной площадки.
2) Цветочная площадка помещается за Московскими воротами (Московская застава). Через один квартал за воротами надо свернуть по Заставской улице налево и доехать до забора, ограждающего полотно, повернуть направо. Здесь близко от поворота находится платформа Цветочная площадка, у которой стоит поезд.
3) Грузить багаж начнут с 10 часов утра. Для перевозки багажа, если нет своих перевозочных средств, надо звонить по телефону 1-19, чтобы вызвать грузовой автомобиль.
4) К отходу поезда стараться, по возможности, доставиться на вокзал своими средствами, в крайнем случае заблаговременно по тел. 1-19 просить выслать легковой автомобиль.
5) Вещи должны быть к приезду грузового автомобиля совершенно упакованы, завязаны, чтобы ни минуты не задерживать автомобиль, на каждой вещи должна быть сделана надпись фамилии владельца, так как квитанции на багаж выдаваться не будут.
6) Поезд отойдет ровно в 10 часов вечера, почему прошу приезжать на вокзал заблаговременно, — не опаздывать.

Управляющий делами Совета Народных Комиссаров
Влад. Бонч-Бруевич

Приходилось быть особенно осторожным еще и потому, что в управленческом аппарате Совнаркома и комиссариатов находилось много служащих-некоммунистов, и никак нельзя было быть уверенным, что среди них нет таких, которые не поддерживали бы связи с эсерами, тем более что левые эсеры всюду стремились ввести в аппарат своих сотоварищей или беспартийных по их рекомендации. Мне приходилось выдерживать атаку не имевших навыка в конспиративных делах товарищей. Так, одна из служащих Управления делами Совнаркома изо всех сил добивалась, чтобы я выдал пропуск на отъезд в нашем поезде ее родственнику, нередко бывавшему в здании правительства. Он давно заинтересовал меня тем, что очень любил знакомиться с разговорами и делами, решительно его не касавшимися. Работал он в одной из левых газет, и, может быть, это качество свойственно было его профессии. Тщательно проверенный 75-й комнатой Смольного, он оказался левым эсером, имевшим знакомства вообще с эсеровской средой до правых включительно. Совершенно ясно, что он ни в коем случае не должен был знать, откуда, когда и куда мы едем. Я, конечно, наотрез отказал этой докучливой просительнице, сделав распоряжение прекратить в эти дни доступ его в Смольный. Некоторые наши близорукие и не очень ответственные товарищи обрушивались на меня за такую ‘излишнюю’ осторожность, но я считал, что здесь чем строже, тем лучше, и не сообщал до последней минуты никому из работников аппарата, как и что будет организовано при переезде, отказываясь от всякой помощи.
Товарищи спешно стали собираться. 10 марта по особому списку, в котором был установлен порядок погрузки, наши автомобили, выезжавшие не из Смольного, с шоферами, нам хорошо известными, быстро перевезли багаж и погрузили его на Цветочной площадке. Наши товарищи, рабочие-коммунисты из 75-й комнаты, быстро распространили в районе сведения, что это на фронт под Псков уезжают доктора, почему и грузят их имущество. Погрузка багажа началась около двенадцати часов дня и окончилась к шести часам вечера. Когда совершенно смеркалось, мы стали подвозить народных комиссаров и их семьи, а также и тех, кто должен был ехать по особому списку. С нами ехал и поэт Демьян Бедный, который поместился в купе с моей семьей. Автомобиль за автомобилем подкатывал к стоящему в темноте поезду. Здесь товарищи из 75-й комнаты встречали приехавших и рассаживали их по намеченным местам.
Часам к семи мною был отправлен на поезд отборный смольнинский отряд наших товарищей-латышей с пулеметами, которые, погрузившись в несколько минут, заняли посты и приняли охрану поезда. В восемь часов вечера прибыла бригада железнодорожных рабочих и самым тщательным образом осмотрела весь поезд во всех отношениях. Невидимая рука нашего комиссара, фамилию которого я, к сожалению, запамятовал, действовала всюду, действовала верно и четко. В восемь с половиной часов отрядом товарищей из 75-й комнаты Смольного, вместе с некоторыми железнодорожными рабочими, был тщательно осмотрен путь от Цветочной площадки до главных путей Николаевской железной дороги.
И вот наконец наступило время отъезда Владимира Ильича. В девять часов тридцать минут вечера 10 марта 1918 г. мы покинули Смольный институт. В нашем автомобиле ехали Владимир Ильич, Надежда Константиновна, Мария Ильинична, Вера Михайловна и я. Вера Михайловна нас только провожала, так как она должна была на другой день выехать во главе ревизионной комиссии по медицинской части для проверки организации помощи раненым и больным красным бойцам на Северном фронте. Мы выехали конспиративно и внезапно, по маршруту, находившемуся в стороне от главной магистрали обычного движения, и не уведомляя никого о нашем отъезде.
— Заканчивается петроградский период деятельности нашей центральной власти. Что-то скажет нам московский? — тихо произнес Владимир Ильич, когда мы уселись в автомобиль.
Все молчали. Чувствовалось общее понимание важности момента. Столица государства через двести лет вновь перенесена в Москву.
— Все ли удалось сделать? — спрашивал меня Владимир Ильич.
Я рассказал ему о всех удачах и неудачах нашего переезда и сообщил, что на Николаевском вокзале кончают погрузку двух поездов и что мы пойдем посреди них, что внешне наш поезд ничем не отличается от тех двух и что так лучше, безопасней.
Мы подкатили к последнему поезду у Цветочной площадки, где нас встретили мой постоянный сотрудник М. Д. Цыганков и другие товарищи, которые, освещая путь маленькими электрическими фонариками, бережно ввели Владимира Ильича и его спутниц в предназначенный ему салон-вагон.
Приняв поезд под свою команду, я осмотрел все вагоны и караулы и попросил товарища комиссара узнать о том, как обстоит дело с двумя поездами на Николаевском вокзале. Оказалось, что они совершенно готовы и что их думают отправить с минуты на минуту. Я велел один поезд задержать. Мы стояли на всех парах, готовые к отходу. Наконец дан сигнал, комиссар сел на паровоз. Без свистков мы плавно отошли, состав не был освещен.
— Что же, мы так и будем сидеть во тьме? — запротестовал Владимир Ильич.
— Нам только бы выйти на главные пути. У нас везде электричество, — ответил я Владимиру Ильичу и зажег лампочку.
— Вот это хорошо! — воскликнул он.— Можно будет почитать.
Владимир Ильич так обрадовался свету, что я не решился закрутить лампочку, задернул занавеси на окнах, и так со светом в салон-вагоне, правда, вряд ли проникавшим через шторы, мы двигались далее.
Как только мы вышли на главные пути и пошли, усиливая ход, на Любаыь, тотчас же поезд осветился. Во всех вагонах шторы везде были задернуты и проверены. Всем было запрещено выходить на станциях, дабы не возбуждать излишнего любопытства. Ход нашего поезда ускорился.
У Владимира Ильича собрались товарищи, и мы принялись пить чай. Весело шла наша беседа. Владимир Ильич шутил, смеялся и, видимо, был доволен строгой, чисто военной организацией, дисциплиной латышскою отряда, начальник которого как из-под земли вырастал после каждой станции с рапортом, что поезд прошел такую-то станцию и что и на станции и в поезде все благополучно. Караулы сменялись, как полагается, через каждые два часа. Все делалось отчетливо, по-военному. Владимир Ильич утомился и решил идти спать в отдельное купе, ему приготовленное.

——

Уже ночью я получил сведения, что наш поезд идет значительно медленней, чем полагается по расписанию. Оказалось, что после отправки первого поезда с Николаевского вокзала с товарных путей проскочил громадный товарный поезд, весь загруженный матросами, самовольно возвращавшимися из Петрограда на родину, что матросы вооружены и что, несмотря на все заявления начальников станций, они не пропускают наш поезд, идут медленно и тем нас сильно задерживают. И действительно, к раннему утру вместо того, чтобы быть в Твери (ныне г. Калинин], мы оказались только в Вишере.
С первой же станции я дал телеграмму задержать этот поезд в Вишере и поставить его по приходе не на главный путь, а на одном из смежных путей.
В Вишере мы остановились у перрона. Пассажиры нашего поезда спали. Выло светло, солнце уже заливало платформу, но сильно морозило. Параллельно с нашим поездом, немного впереди, через трое путей, стоял огромный товарный поезд, загруженный матросами. Надо сказать, что за несколько дней до нашего отъезда из Петрограда нам пришлось разоружить на Николаевском же вокзале огромное число (около шести тысяч) матросов и солдат, решивших самовольно бросить фронт и отправиться к себе по деревням, даже не сдав ни оружия, ни амуниции. Конечно, мы этого допустить ие могли и разоружили эту беспорядочную толпу, доставив оружие частью в 75-ю комнату Смольного, частью в Петропавловскую крепость. Ехавшие сейчас матросы были остатками именно тех беглецов, совершенно разложившихся и деморализованных.
Я сделал распоряжение на всякий случай выкатить пулеметы, занять ими все тормоза нашего поезда и взять на прицел пулеметов поезд с матросскими беглецами. Гулко катились пулеметы по каменному полу Вишерского вокзала. Кое-кто проснулся в нашем поезде, с изумлением смотря на производимую операцию. В матросском поезде сразу заметили пулеметы и стали выскакивать из вагонов и прятаться по ту сторону поезда.
Я взял с собой отряд в десять человек, приблизился к поезду и предложил, чтобы все немедленно шли в вагоны. Матросы, узнавшие нас по операции разоружения на Николаевском вокзале, где мы не шутили, а навели порядок в течение получаса времени, сейчас же покорились и так же быстро, как выскакивали, влезли в вагоны. Некоторые вагоны были закрыты. Мы отворили их, желая посмотреть, что там. Цыганков, сам бывший матрос, быстро влезал туда и рапортовал:
— Так что там вооруженные…
Я распорядился сейчас же всех разоружить. Цыганков передал распоряжение матросам, и они тотчас же выдали все оружие, которое подошедшие железнодорожные рабочие стали относить в вагон к латышам. Так прошли мы все вагоны. Матросы попросили оставить им две винтовки на весь поезд, что мы и сделали, дав по три патрона на винтовку.
Поезд с беглыми матросами поставили на запасный путь в тупик, который сзади загрузили пустыми вагонами, и разрешили отправить его только через двадцать четыре часа, т. е. когда все правительственные поезда пройдут. Пулеметы были сняты с площадок вагонов, и наш поезд тронулся полным ходом к Москве.

——

С одной из ближайших к Москве узловой станции я переговорил по прямому телеграфному проводу с Московским Советом о приезде Владимира Ильича и точно условился обо всем. Мы прибыли в Москву 11 марта вечером, часов в восемь.

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые опубликовано брошюрой в изд-ве ‘Жизнь и знание’. М., 1926. Печатается по III т. Избр. соч.
1 Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич (1870—1956) — генерал царской армии, один из первых генералов, перешедших на сторону революции. В 1918—1919 гг. занимал командные должности в высших органах Красной Армии. Позже занимался научной работой, доктор военных и технических наук.
2 Вопрос о переезде правительства из Петрограда в Москву обсуждался на заседании Совнаркома 26 февраля 1918 г. Ленин набросал проект постановления о переезде правительства. Окончательное решение было утверждено на IV Чрезвычайном Всероссийском съезде Советов в марте 1918 г.
3 Всероссийский исполнительный комитет железнодорожного профессионального союза избран на I Всероссийском учредительном съезде железнодорожников в Москве в августе 1917 г. После Октябрьской революции Викжель был одним из центров антисоветской деятельности.
4 И. З. Штейнберг — один из лидеров партии левых эсеров, по профессии адвокат. После Октябрьской революции — нарком юстиции. После разгрома левых эсеров эмигрировал за границу.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека