Пенчо Славейковъ.
Пенчо Славейковъ.
(Умеръ 29-го мая 1912 г.).
И. Калина.
‘Современникъ’. Кн. VII. 1912
Пенчо Славейков, Калина И., Год: 1912
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Въ лиц Пенчо Славейкова молодая болгарская поэзія потеряла одного изъ самыхъ блестящихъ представителей, свою, быть можетъ, самую крупную и многообщавшую силу. Не вс болгары подпишутся подъ такою характеристикою. Существуетъ мнніе — и его поддерживаютъ вполн компетентные люди — что по яркости дарованія, но сил непосредственнаго поэтическаго вдохновенія Яворовъ и, даже, Христовъ не уступаютъ Славейкову, пожалуй, даже,— превосходятъ его. Найдутся цнители — и тоже вполн компетентные — которые скажутъ, что по размру творческой дятельности, по ея продолжительности, общедоступности, популярности, по сил ея непосредственнаго вліянія на современниковъ Славейковъ не можетъ, даже, сравниваться съ Ив. Вазовымъ. Все это, можетъ быть, врно, но все не измняетъ того факта, что на вопросъ: кого вы считаете первымъ изъ современныхъ болгарскихъ поэтовъ? всякій образованный болгаринъ назоветъ вамъ не Христова, не Яворова, не Вазова, а именно Пенчо Славейкова. Объясняется это тмъ, что въ немъ и въ его творчеств наиболе ярко и полно проявляется синтезъ тхъ свойствъ, которыя лишь въ своей совокупности даютъ дйствительно большого поэта. П. Славейковъ можетъ уступать въ сил непосредственной художественной интуиціи Яворову и Христову, въ творческой производительности Вазову, но никто не ршится оспаривать у него нерівенства по широт художественнаго захвата, по многообразію и глубин содержанія, по искренней проникновенности чувства, по страстной интенсивности переживаній, по чеканной выразительности языка, по яркой и полной индивидуальности, такъ обаятельно дйствовавшей на все окружающее, столь любовно мягкой для всего благородно-красиваго, столь безпощадно враждебной ко всему безобразному и низменно пошлому…
Особенно — къ пошлому, которое поэтъ пророческимъ чутьемъ умлъ находить подъ всми его переодваніями и прикрасами, которое везд и всегда бичевалъ съ неизмнною суровостью. Да не подумаетъ, однако, читатель, что въ этомъ отвращеніи къ пошлости было что-нибудь общее съ тмъ, что у насъ принято называть ‘гражданскою поэзіею’. Нтъ, П. Славейковъ мене всего былъ ‘гражданскимъ поэтомъ’ въ обычномъ значеніи этого слова. Кажется, ни къ чему не относился онъ съ большимъ презрніе.ти въ своей поэзіи — да пожалуй, и въ жизни,— чмъ къ утилитаризму и, особенно, къ утилитаризму въ политик. Но еще въ меньшей степени можно бы было назвать его индифферентистомъ. Если онъ не былъ ‘гражданиномъ’, то еще мене онъ былъ ‘обывателемъ’. Это былъ съ начала до конца человкъ — пожалуй, даже сверхъчеловкъ — которому не было чуждо ничто истинно человческое. Нравственный индефферентизмъ, практическій расчетъ, опортюнизмъ во всхъ его формахъ и проявленіяхъ были органически чужды его глубокой и страстной природ, которая безкорыстно и дтски преданно преклонялась передъ красотою, благородствомъ, величіемъ, присущими всякой высокой мысли, всякому глубокому чувству, всякому смлому длу. Это былъ поэтъ-аристократъ въ лучшемъ значеніи этого слова, въ томъ, въ которомъ аристократизмъ сливается съ истиннымъ демократизмомъ. Онъ презиралъ ‘чернь’ не мене откровенно, чмъ Пушкинъ, и его представленіе объ истинномъ ‘призваніи’ поэта было не мене ярко, но его презрніе распространялось и на тотъ ‘суетный свтъ’, въ которомъ вращался пушкинскій поэтъ въ ожиданіи зова къ ‘священной жертв’. Славейковъ вн этой священной жертвы даже не мыслитъ поэта. У него поэтъ и про-рокъ какъ то сами собою сливаются въ одно существо, естественнымъ удломъ котораго является страданіе, но страданіе радостное, потому что въ немъ есть элементъ искупленія,— страданіе свтлое, потому что оно проводитъ избавленіе и счастье. Бичъ его дкаго сарказма безжалостно хлесталъ ту пошлость болгарской литературы, которая нашла себ яркое воплощеніе въ безсмертномъ образ ‘бая Ганю’ А. Константинова, но это не мшало ему любить мучительною любовью свой народъ, душу котораго онъ зналъ во всхъ ея извилинахъ и которую понималъ въ совершенств. Этимъ,— вроятно, объясняется тотъ фактъ, что омъ — сверхъ-человкъ и культурнйшій европеецъ по привычкамъ и по образованію — такъ высоко цнилъ болгарскую народную поэзію, такъ часто черпалъ въ ней темы и образы для своего собственнаго творчества, такъ много пользовался ею при выработк своего поэтическаго языка. Онъ глубоко презиралъ и жестоко бичевалъ узкое партизанство болгарской политики, низменный карьеризмъ и жадный духъ наживы, царящіе въ болгарской общественной и личной жизни, но тмъ страстне любилъ онъ свою пе’частную родину, тмъ восторженне воспвалъ рдкіе моменты героическаго самоотверженія, до котораго она поднималась въ дни великой освободительной борьбы (его знаменитая поэма ‘Кървава псень’), тмъ крпче цплялся за свою вру въ ея свтлое будущее. Онъ на словахъ относился къ своимъ согражданамъ, какъ къ какой то низшей рас, но подъ этимъ сверхъ-человческимъ презрніемъ — какъ впрочемъ, если приглядться, и подъ сверхъ-человчествомъ это учителя, Ницце — таилась поистин трогательная любовь къ человческой душ. И запасъ этой любви у разбитаго еще юношей параличемъ поэта былъ такъ неисчерпаемъ, что онъ чуть не радостно несъ до послдняго дня свой страдальческій крестъ, и что пессимистическія ноты, звучавшія подчасъ жъ его стихотвореніяхъ, неизмнно заглушались жизнерадостнымъ, здоровымъ оптимизмомъ…
Пенчо Славейковъ былъ младшій сынъ извстнаго болгарскаго общественнаго дятеля, публициста и поэта, Петко Славейкова, жившаго и дйствовавшаго во второй половин XIX ст. въ до освободительную эпоху и въ первые годы посл освобожденія Болгаріи. Онъ родился въ 1866 г. въ балканскомъ городк Трвн, въ которомъ и получилъ первоначальное образованіе. Окончивъ гимназію, онъ похалъ для продолженія образованія въ Германію, гд и кончилъ курсъ въ Лейпцигскомъ университет. Во время своего пребыванія въ Германіи онъ вполн овладлъ нмецкимъ языкомъ, проникся уваженіемъ къ нмецкой культур и полюбилъ нмецкую поэзію, которую, какъ и русскую, изучилъ и зналъ, что называется, въ совершенств. Эту любовь къ нмецкой поэзіи онъ привезъ, вмст съ дипломомъ, на родину. Она же руководила и его первыми шагами въ области поэтическаго творчества, котрое долго еще носило на себ слды вліянія нмецкихъ и, отчасти русскихъ поэтовъ.
Началъ писать П. Славейковъ очень рано, еще на гимназической скамь. Но настоящее призваніе сказалось у него значительно позже,— въ университет и, особенно, посл окончанія университета, по возвращеніи на родину, гд будущему поэту пришлось на первыхъ же порахъ поступить на службу. Благодаря исключительно благопріятнымъ условіямъ — именно, связямъ и т. п.— служба протекла сравнительно легко, оставляя Славейкову достаточный досугъ для творчества. Но молодой поэтъ относился очень серьезно къ своему призванію. Онъ не доврялъ себ, стремился къ возможному совершенству, долго и много работалъ надъ каждымъ своимъ произведеніемъ. Эту привычку онъ сохранилъ до послднихъ дней своихъ, чмъ, можетъ быть, и объясняется то впечатлніе нкоторой ‘вымученности’, нкоторой тяжести, которое производили многія, даже совершенныя по форм, его стихотворенія.
Какъ бы то ни было, новая звзда на небосклон молодой болгарской поэзіи была скоро замчена. Имя И. Славейкова стало извстно въ широкой публик. Знатоки отмчали въ его стихотвореніяхъ рдкое проникновеніе въ духъ народной поэзіи, необычную для болгарскихъ поэтовъ глубину содержанія, богатство и гибкость языка. Ему предсказывали блестящее будущее. Его начинали называть опорою и надеждою болгарской поэзіи. Вокругъ, него начали группироваться поклонники и подражатели. Онъ становился учителемъ и главою школы, авторитетъ котораго росъ не по днямъ, а по часамъ. Въ этой школ получили свое поэтическое крещеніе и Христовъ, и Яворовъ и многіе другіе молодые болгарскіе поэты, которые впослдствіи эмансипировались отъ его вліянія и — въ нкоторыхъ случаяхъ — сдлались его соперниками и даже, вратами.
До 1896 г. стихотворенія П. Славейкова печатались въ журнал ‘Мысль’, издававшемся его пламеннымъ почитателемъ, извстнымъ болгарскимъ литературнымъ критикомъ Крыстевымъ. Въ 1896 г. вышелъ первый сборникъ его ‘Эпическихъ псенъ’, за, которымъ черезъ два года послдовалъ второй сборникъ, ‘Мечты’. Стихотворенія, нашедшія себ мсто въ этихъ сборникахъ, вышедшихъ въ 1907 г. въ новомъ переработанномъ изданіи, носятъ, на себ слды сильнаго вліянія болгарской народной поэзіи и по форм и по содержанію. Но, пользуясь мотивами и, въ нкоторыхъ случаяхъ, даже формами народнаго творчества, П. Славейковъ не подражалъ имъ, а художественно ихъ возсоздавалъ, одухотворялъ ихъ таинственными напвами, модернистскими напвами, своей души, привносилъ въ нихъ отголоски тончайшаго символизма и, такимъ образомъ, поднималъ ихъ до высоты истинно художественныхъ произведеній, властно говорившихъ современной мятежной и ищущей душ.
Въ 1908 г. вышелъ новый сборникъ Славейковскихъ стихотвореній, на этотъ разъ почти исключительно лирическихъ: ‘Сонъ о счастіи’. Помщенныя въ сборник стихотворенія представляютъ цлую мозаику настроеній и переживаній, проникнутыхъ мечтательною скорбью, неудовлетворительнымъ тяготніемъ къ любви и счастью. Съ вншней стороны это — само совершенство. Нкоторыя стихотворенія — настоящія жемчужины по красот образовъ и поразительной звучности языка. Теперь такимъ звучнымъ языкомъ пишутъ многіе болгарскіе поэты. Но до Славейкова имъ не писалъ никто. Этотъ новый поэтическій болгарскій языкъ въ значительной степени — его созданіе.
За ‘Сномъ о счастіи’ скоро послдовалъ новый сборникъ стихотвореній: ‘На остров блаженныхъ’. Стихотворенія этого сборника,— преимущественно также лирическія по своему общему тону, имютъ автобіографическій характеръ и даютъ намъ полный образъ души поэта во всхъ ея подчасъ причудливыхъ проявленіяхъ. Рядамъ съ совершенными по форм и по содержанію, среди этихъ стихотвореній попадаются пьесы, проникнутыя туманною символикою, напоминающія собою таинственныя загадки, для раскрытія которыхъ нуженъ особый ключъ. Такимъ ключомъ обладаютъ только избранные, и потому неудивительно, что сборникъ ‘На остров блаженныхъ’ при своемъ появленіи произвелъ на читателей сильное, но странное впечатлніе. Вокругъ него до сихъ поръ кипитъ война. Одни считаютъ его апогеемъ поэтическаго творчества П. Славейкова, другіе отрицаютъ за нимъ чуть не всякое значеніе.
Тмъ единодушне, тмъ восторженне отношеніе болгарскихъ читателей и критиковъ къ послднему произведенію поэта, надъ которымъ онъ работалъ послдніе годы, и которое, увы, оставилъ недоконченнымъ. Я имю въ виду знаменитую ‘Кровавую Псню’ — величественную національную эпопею, дв части которой уже напечатаны, надъ третьею частью поэтъ работалъ съ лихорадочною энергіею въ послдніе дни своей жизни. Героическая поэма, которую называютъ болгарскою ‘Иліадою’, навяна воспоминаніями о возстаніи 1876 т. въ Панагюрище и является яркимъ художественнымъ синтезомъ болгарской освободительной борьбы передъ войною 1877 г. На ней ясно видны слды вліянія знаменитой національной поэмы Мицкевича ‘Панъ-Тадеушъ’, но это вліяніе не идетъ дальше общей концепціи. Выполненіе — чисто болгарское, національное, но проникнутое художественною индивидуальностью поэта, яркое, сильное, мстами достигающее поразительной мощи и красоты. Это — chef d’oeuvre, которому суждено занять почетное мсто въ учебникахъ и христоматіяхъ, которымъ и самъ авторъ дорожилъ, повидимому, больше, чмъ всми своими остальными произведеніями. Я лично, однако, предпочитаю его лирику. Она легче, прозрачне, задушевне, человчне. Въ ней больше искренняго чувства, глубокой мысли, тонкой и мягкой красоты.
Мн очень хотлось бы дать читателю образчикъ Славейковской поэзіи, особенно — его лирики, но чужой — хотя и родственный — языкъ его стихотвореній не позволитъ русскому читателю оцнить ихъ по достоинству. Нкоторыя его стихотворенія были въ свое время переведены на русскій языкъ.
Смерть Славейкова — онъ умеръ отъ удара, въ маленькомъ итальянскомъ городк, на берегу озера Комо — произвела въ Болгаріи крайне тяжелое впечатлніе. Вс знали, что еще въ юности съ нимъ случился ударъ, отъ котораго онъ никогда боле не могъ оправиться. Вс знали, что юнъ часто и много страдалъ, что мысль о смерти никогда не покидала его ни въ его жизни, ни въ его поэзіи. Но вс до такой степени свыклись съ его болзненнымъ видомъ, съ его колеблющеюся походкою и мучительно напряженою рчью, что начали считать это какъ бы его естественнымъ состояніемъ. Тмъ ужасне былъ ударъ, нанесенный всей образованной болгарской интеллигенціи внезапной встью объ его смерти. Только въ этотъ моментъ болгары поняли, кого они потеряли. Замолкли споры, исчезли сомннія, остались, только жгучая тоска, да сознаніе всей невозвратимости утраты. Сошелъ со сцены національный поэтъ. Угасъ большой умъ, и перестало биться великое сердце…