Педагогические беседы, Слепцов Александр Александрович, Год: 1863

Педагогика
Время на прочтение: 48 минут(ы)
Скачать в PDF

ПЕДАГОГИЧЕСКІЯ БЕСДЫ

I.

Прежде всего условимтесь въ термин. Слова ‘воспитаніе’ и ‘образованіе’ выражаютъ два различныя понятія, по въ практик образованіе и воспитаніе до того неразрывны, Что длить и къ не зачмъ, особенно въ виду тхъ идей, которыя составляютъ предметъ нашихъ бесдъ.
Безъ цли не выберешь средствъ — вотъ, кажется, истина довольно неоспоримая, а потому, кто бы ни принялся за воспитаніе — адъ прежде всего ставитъ задачу, къ которой стремится.
Задачи эти, впрочемъ, легко совмщаются въ три вида:
1) Стремленіе къ карьер,
2) Стремленіе къ внушенію послднихъ выводовъ цивилизаціи,
3) Стремленіе къ образованію человка.
Зачмъ бы и говорить о карьер? Да, много говорить о ней, конечно, не стоитъ, но пройти молчаніемъ тоже нельзя. Бецкій, боле или меве, высказывалъ теорію образованія человка,— однако напрасно, надежды его не сбылись именно оттого, что онъ говорилъ не во время, а говорящій не вовремя, говоритъ дурно. Недавно явился Пироговъ и повторилъ то же, слова его были приняты съ восторгомъ, какъ великое открытіе. Значитъ, тогда только общая мысль признала несостоятельность своихъ прежнихъ стремленій, а могутъ ли понятія цлаго общества переработаться въ столь короткое время? Конечно, нтъ, и много, много еще есть приверженцевъ старыхъ тенденцій, губящихъ юное поколніе. Воззрніе ихъ поддерживается Истекающими изъ него личными выгодами: иначе какъ бы до сихъ поръ могли существовать привилегированныя заведенія, отвчающія единственно этимъ стремленіямъ? Самые честные изъ послдователей карьеры приводятъ одно оправданіе: ‘ваши идеи, говорятъ они, осуществимы только при полной реорганизаціи, покуда же ея нтъ, зачмъ намъ портить жизнь, убивать счастье дтей, ради милыхъ утопій!’ Конечно, на это можно возразить, въ чемъ жизнь, въ чемъ счастье, отчего свтлая мысль остается утопіей, но вы видите уже по нсколькимъ приведеннымъ словамъ, что разсчетливый эгоизмъ тутъ непоколебимъ, а ложныя понятія легли, срослись въ такую густую массу, что свту черезъ нихъ не пройти. По крайней мр вы слышали откровенное слово, знаете, съ кмъ имете дло. Въ тысячу разъ хуже огромная часть общества — іезуиты-прогрессисты, слишкомъ самолюбивые, чтобы признаться въ своей слабости къ старому порядку, а на дл служащіе ему всмъ бытіемъ. Но служеніе выгод — законъ, присущій человку, противъ него говорить не станемъ. Да стоитъ ли говорить и о стремленіи къ внушенію юношеству послднихъ выводовъ цивилизаціи? врядъ ли! Сама цивилизація подкопана со всхъ сторонъ и не выдерживаетъ критики…. Впрочемъ эта теорія есть только боле опредленно выраженная теорія образованія человка, какъ ее до сихъ поръ понимаютъ, а разборъ ея впереди. Иногда тоже выражается словами: ‘вс такъ учатся, значитъ, и намъ надо также учиться, чтобы не стать хуже людей’. Очевидно, тутъ нтъ двухъ словъ логически поставленныхъ, сужденіе лишено сознанія, поклоненіе авторитету въ основаніи, значитъ, шаткость, негодность.
Но теорія образованія человка должна остановить васъ, она требуетъ боле внимательнаго разсмотрнія, потому что на ней зиждется все разумнйшее воспитаніе вашего времени. Съ грустью скажу впрочемъ,— идея эта, кажется, у насъ еще не понята. Виноватъ отчасти самъ авторъ руководящей статьи — почтенный Пироговъ….
‘Пусть выйдетъ изъ моего сына не судья, не воинъ, не медикъ, пусть только выйдетъ человкъ!’ говорилъ мн недавно одинъ благородный отецъ. Онъ съ любовію воспріялъ послднее слово педагогіи и ршился слдовать ему неуклонно. Сказаны были эти слова торжественно, съ глубокимъ сознаніемъ превосходства новой идеи надъ устарлыми стремленіями, такъ торжественно, что я ороблъ и не нашелъ отвта. Но имя съ молоду привычку запоминать великія изрченія, дабы извлечь изъ нихъ возможную пользу, я запомнилъ и эти слова. Сталъ думать: ‘пусть выйдетъ изъ моего сына не судья, не медикъ, не воинъ’….— Ясно…. ‘пусть только выйдетъ человкъ!…’ Человкъ?… Вы поняли? Вроятно поняли, потому что нельзя полагать, чтобы кром меня нашелся еще кто нибудь, не понимающій словъ, принятыхъ въ послднее время всмъ обществомъ передовыхъ людей. Я долго въ книгахъ искалъ ршенія задачи…. А. Карръ, кажется, собралъ въ Фоліантъ добро и зло, сказанное о женщинахъ, но вздумай онъ собрать все сказанное для ршенія вопроса: ‘что такое человкъ?’ вышло бы два Фоліанта и больше… Бруксъ (Brookes, Systиme d’histoire naturelle) помстилъ человка въ семью обезьянъ, чмъ глубоко обидлъ принца Валлійскаго. Принцъ вступился за человчество. Упрямый естествоиспытатель сдлалъ единственную уступку, которую разршала совсть, и зачислилъ обезьянъ въ семью людей. Пожалуй и въ этомъ есть доля справедливости: одно изъ извстнйшихъ качествъ обезьянъ есть безтолковая переимчивость, исторія и вседневная жизнь доказываютъ, что то же качество вполн принадлежитъ человку. Къ какому же идеалу стремился бы Бруксъ при воспитаніи? Лтъ шесть тому назадъ прусская газета, оплакивая чью-то смерть, думала, что высказала все, сказавъ: ‘умеръ человкъ въ полномъ смысл этого слова’. Жаль, не помню, о комъ шла рчь, но поди такъ рдко сходятся въ почитаніи или порицаніи идеаловъ Kreutzzeitung. Въ этихъ поискахъ вы, наконецъ, совсмъ спутаетесь. Вотъ, хоть Мальбраншъ, отличительнымъ признакомъ человка признаетъ душу, не полагая ея въ прочихъ тваряхъ…. Вамъ это нравится, вы собираетесь все вниманіе сосредоточить на воспитаніе душевныхъ силъ,— вдругъ цлая толпа нигилистовъ увряетъ, что души совсмъ нтъ. Какъ тутъ быть? вдь не всегда же, какъ при этомъ, для разршенія сомннія, случится засданіе энтомологическаго общества, гд услужливый президентъ ясно доказываетъ, что матеріалисты безумцы, и для успокоенія извщаетъ, что противъ нихъ, какъ противъ разбойниковъ, ‘къ счастію, приняты мры’…. Наконецъ, встртивъ у Done признаніе въ томъ, что хоть онъ и пишетъ цлую поэму о человк, а опредлить его все-таки не можетъ,— вы бросите изысканія и къ чему придете? Старая система воспитанія негодна,— это ясно, а новая неопредленна до крайности. Но къ этому вы приходите по книгамъ, а есть люди, не затрудняющіеся никакимъ вопросомъ, все ршившіе: обратитесь къ нимъ.
‘Благородный отецъ выразился слишкомъ для васъ отвлеченно, конечно, надо думать о томъ, чтобы изъ ребенка вышелъ хорошій человкъ! ‘
Хорошій человкъ, подумалъ я,— ‘да кто хорошій, кто дурной?’ Вдь ту же личность здсь бранятъ, тамъ до небесъ возносятъ.
Какъ, позвольте, недавно выряжался о Гарибальди одинъ клерикальный журналъ? ‘Разбойникъ, говоритъ, богоотступникъ’…. и все въ томъ же род, а моя знакомая, великосвтская дама, купила его карточку и положила въ альбомъ вмст съ портретами многоуважаемыхъ ею дятелей,— съ портретами: Виктора-Эммануила, графа Шамбора, Мадзини, короля Оттона. Розати, Штрауса, Леотара, какого-то академика и китайскаго императора…. Кто же истинно хорошій человкъ?
— Странный вопросъ, отвчаютъ все ршившіе геніи,— всякій любящій добро, истину, работающій за нихъ, служащій имъ.
Будь я посмле, я бы сказалъ, что отвтъ этотъ похожъ на слдующее, напримръ, поясненіе:
— Что полезно читать?
— Все приносящее пользу….
Но я, смолчавъ, подумалъ: ‘что добро, что истинно?…’ Опять приведу примръ въ извиненіе своей непонятливости. Одни выдаютъ за вчныя истины: необходимость сословныхъ различій, необходимость господствующихъ врованій, централизацію, опеку и т. п. Другіе (по личному моему мннію несправедливо) врятъ въ равноправность, свободу мысли и совсти, самоуправленіе и т. д.
Такъ вопросъ о человк уясняется неудовлетворительно. Непреложны одни признаки человка: физіологическіе признаки. Умственная и нравственная природа человка, какъ продуктъ боле развитаго организма, отличается отъ той же стороны прочей животной жизни большимъ развитіемъ, большими задатками. Задача воспитанія и состоитъ: 1) въ сохраненіи и укрпленіи прирожденныхъ силъ, 2) въ дарованіи человку яснаго понятія объ окружающихъ Фактахъ, чтобы онъ могъ во всемъ сознательно направлять эти силы.
Объяснимся.
Противъ меня возстанутъ, говоря съ одной стороны, что такъ дла понимать не слдуетъ, съ другой, напротивъ, что сказанное вовсе не ново и давно признано. Первыхъ постараюсь разубдить, вторымъ же немедленно отвчу въ короткихъ словахъ: новаго нтъ подъ луной, высказываемое же покуда принадлежитъ къ понятіямъ меньшинства, слдовательно требуетъ за себя разумной проповди, особенно же разъясненія и развитія. Опять, въ своемъ глазу мы плохо видимъ,— истина старая, но тмъ не мене справедливая. Многіе, признавъ выражаемою цль, на практик незамтно уклоняются отъ нея. Имъ, знающимъ, часто надо указывать на длаемыя противорчія собственной мысли….
Говоря по поводу воспитанія о сохраненіи силъ человка, мы преимущественно будемъ говорить о нравственныхъ и умственныхъ силахъ. Признавая вполн, что онъ нераздльны съ физической природой, не упоминаемъ о послдней только потому, что разсмотрніе вопроса съ этой точки не входитъ въ пашу программу, составляетъ предметъ спеціальнаго изученія. Но, кстати,— нельзя не обратить на все особеннаго вниманія воспитателей. Физіологія, да и другія естественныя науки, науки достойныя вроятія по преимуществу, ясно указали, что сумма умственныхъ и нравственныхъ силъ при рожденіи {Дале дйствуетъ еще и общество, хотя, правда, опять черезъ посредство физическаго организма.} есть не что иное, какъ продуктъ его физическаго организма. Приглашаю всесторонне вдуматься въ значеніе этого факта, онъ обусловливаетъ и долженъ направить многое въ дл воспитанія. Съ другой стороны, хорошо бы физіологамъ и медикамъ при своихъ наблюденіяхъ заняться опредленіемъ того, какая комбинація физіологическихъ условій иметъ результатомъ то или другое проявленіе развитія, или, говоря языкомъ другой школы, какое вліяніе т или другія условія организма имютъ на отправленія души. Къ этому новйшая наука уже и приступила, но на первыхъ же порахъ встртила сильное недовріе, даже противодйствіе именно отъ дуалистовъ но преимуществу. Если, въ чемъ нтъ сомннія, наука и жизнь, и науки между собою могутъ сообщать другъ-другу назидательные факты, такъ пусть примутъ физіологи и наблюденія педагогіи въ подтвержденіе возникшимъ стремленіямъ къ изученію такъ называемыхъ ‘психическихъ явленій’, къ изученію ‘живаго человка’, въ этомъ будетъ обоюдная польза. Но…. очевидно, преимущественнымъ мриломъ умственной силы можетъ служить продуктъ этой силы — мысль. Наблюдая развитіе человчества и человка въ отдльности (обнаруженія того и другаго очень сходны), мы по всей исторіи можемъ провести слдующій взглядъ: непонятое страшитъ насъ. На низшей степени, на степени развитія австралійскихъ и африканскихъ дикарей, все рождаетъ трепетное, рабское поклоненіе, такъ ближайшія силы природы порождаютъ культъ. И можно наблюдать, какъ постепенно, сообразно съ степенью разумнаго ознакомленія съ природой, культъ отдается все боле общимъ ея силамъ. Правда, этотъ законъ правильнаго развитія вскор начинаетъ терпть отъ соображеній эгоизма, сначала, можетъ быть, не вполн сознательнаго. Ближайшее знакомство съ явленіями природы и устраненіе массы отъ ихъ пониманія вооружило, напримръ, египетскихъ жрецовъ тяжелой силой мистицизма. Самая наука запрещалась или искажалась для другихъ кастъ, заграждалось отъ нихъ всякое явленіе, непониманіемъ котораго въ масс царили жрецы. По мр того, какъ изъ жизни возникали новыя отношенія, законъ развитія каждаго изъ нихъ уклонялся отъ прямаго пути вслдствіе неизбжнаго столкновенія отношеній между собою. Связь ихъ усложняется. Не только естественныя, а уже и человческія отношенія не ясно понимаются. Оттого даже, когда страданія возмущаютъ и сознаются, не сознается ихъ причина. Общая картина отношеній не ясна, и силы безполезно тратятся на разрушеніе или колебаніе фактовъ вмсто принципа. Такъ законъ, выведенный нами только для отношеній человка къ природ, длается боле общимъ. Чтобы измрить, на какой степени остановилось развитіе человка, вы, наконецъ, просто ищите ршенія вопроса: передъ чмъ испугалась, на которомъ изъ отношеній остановилась его критика? Что не понято имъ, а принято прямо на вру? Гд начинаются его авторитеты въ обширнйшемъ смысл этого слова? Какъ широкъ горизонтъ сознанія?… Возьмите всю исторію въ доказательство.
Разъ границы критики существуютъ, силы теряютъ первоначальную чистоту, слдовательно въ самомъ начал теряютъ возможность дать чистые продукты. Для чистыхъ продуктовъ мысли надо, чтобы мысль была свободна отъ всякихъ примсей, какъ химически чистое тло, иначе ея явленія, ея продукты не могутъ выйти совершенно чистыми, какъ не чисты и не врны продукты и явленія, происходящіе отъ химически-нечистаго тла.
Для примра возьмемъ хоть исторію жиденка, ‘изъ-за котораго стонала Европа’ (съ вопіющею несправедливостію по мннію гр. Л. Н. Толстаго). Ни одинъ изъ перекрестившихъ молодаго Мортару вроятно не сохранилъ прирожденныхъ силъ въ первоначальной чистот. Естественно представляется такое размышленіе: если человку хочется думать такъ, а не иначе, и если дума его совершенно безвредна для каждаго, то пусть его думаетъ по желанію. Но у католическаго патера, кром прирожденной умственной силы, кром здраваго смысла есть еще въ голов разныя помси, напр. мысль о томъ, что спасенье человка можетъ совершиться единственно въ лон католической церкви, и мысль о заслуг, оказанной человчеству приведеніемъ заблудшаго въ спасительное стадо римскаго первосвященника. Вс соображенія вышесказаннаго здравою смысла, конечно, пропадаютъ, какъ капли въ мор, среди этихъ помсей, и мысль чистою, свтлою, естественною выйти не можетъ. Капля меду исчезаетъ въ кадк дегтя. Также врядъ ли здравый смыслъ допуститъ человка видть въ убійств ближняго добродтель, а магометанинъ, убивая христіанина, не считаетъ своего дйствія порочнымъ. Магометово ученіе служитъ въ этомъ дл растлвающею помсью здраваго смысла. При здравомъ смысл, не испорченномъ авторитетомъ понятія о ‘чести французскаго знамени’, сколько горя и слезъ уменьшилось бы во французскомъ народ! Наконецъ, не перечислять же опять вс милліоны несчастій, не вызывать же вс гнетущія человчество предубжденія, не выписывать фактъ за фактомъ и всю исторію, и случаи ежедневной жизни! Дло ясно, доказательствъ бездна, осмотритесь только внимательнй вокругъ себя, не дале….
Нечего и говорить, что воспитаніе будущихъ поколній идетъ параллельно съ развитіемъ настоящихъ, приведенные законы развитія прямо отражаются на воспитаніи, почему на извстной степени просвщенія, дальше которой человчество еще не пошло, задача о сохраненіи и укрпленіи прирожденныхъ силъ не выполняется. Все это можетъ быть естественно, но про современномъ развитіи не разумно. Препятствія лежатъ въ воспитывающихъ силахъ: какъ въ теоріи, въ наук, такъ и въ практик, въ жизни, наконецъ еще въ разлад этихъ силъ между собою.
Средневковой, безжизненный взглядъ на науку далеко не исчезъ, не смотря на явную, везд признанную его несостоятельность, особенно крпко онъ держится въ учебникахъ по странной рутин, полагающей, будто новые взгляды еще не упрочены, слдовательно въ преподаваніе должны войти старые пріемы и выводы ради ихъ многолтія. За прочность юной мысли нельзя ручаться, такъ вамъ предлагаютъ негодную дряхлость,— хорошая замна! И это я говорю о тхъ гршникахъ, которые изъ преподаванія сдлали себ ремесло, не оставляя ни минуты на ознакомленіе съ ходомъ науки, слдовательно о гршникахъ, наимене гршныхъ, потерявшихъ сознаніе, не вдающихъ, что они творятъ. доблестные ученые, единственно ради покоя, изъ индифферентизма или еще изъ худшихъ побужденій проповдающіе тьму — что имъ привести въ оправданіе? опять не избитую ли фразу о высокомъ, отлученномъ отъ всего земнаго пьедестал науки? ‘Пропускать, не воспринимая, все случающееся передъ нами, и еще разсянно закрывать глаза и уши противъ ‘напора случающагося, хвастая такимъ отсутствіемъ мысли, можетъ ‘быть прилично скал, въ которую бьютъ волны, и она ихъ не чувствуетъ, или древесному стволу, не замчающему, какъ его рвутъ бури,— но вовсе не мыслящему существу. Даже пареніе въ высшихъ ‘сферахъ мышленія не освобождаетъ отъ этой общей обязанности понимать свое время. Все высшее должно желать по своему вмшаться въ непосредственное настоящее, и кто дйствительно живетъ ‘въ первомъ, тотъ живетъ и въ послднемъ, потому что если онъ не живетъ въ дйствительности настоящаго, онъ ясно и въ высшихъ сферахъ мышленія не жилъ, а только мечталъ’ (Фихте, Reden an die deutsche nation). Прибавьте къ тому же, какъ самолюбивые педагоги не терпятъ возраженій, стараясь прежде всего вбить въ голову ученика правило блаженннаго Августина: ‘fides praecedit intellcctum’, а вровать приказываютъ въ себя! Еще съ большей часта каедръ, и въ большей части руководствъ говорится: ‘такая-то наука есть систематическое изложеніе’ и т. д., а системы прямо строятся на кабинетныхъ гипотезахъ и въ границахъ извстныхъ врованій, примятыхъ за аксіомы. Еще до временъ Эразма и ‘книжнаго реализма’ Рожеръ Бэконъ страдалъ за непосредственныя бесды съ природой. Такъ не гордиться же намъ тмъ, что мы дошли до боле реальныхъ пріемовъ, чмъ схоластики, напротивъ, не подивиться ли, какъ предразсудки еще мшаютъ прямо утвердиться на этомъ пути? ‘Такая-то ‘наука есть рядъ выводовъ изъ такого-то рода фактовъ’… другаго опредленія быть не можетъ. А вдь покуда даже естественныя науки еще не всми изучаются по этому методу, про науки же философскія въ обширномъ смысл слова нечего и говорить: рутина тезисовъ царствуетъ, упрямо защищается и мощно забиваетъ лучшія силы! Споры съ г. Юркевичемъ объ антропологическомъ и другихъ принципахъ философіи достаточно велись прошлаго года, потому не станемъ трогать ихъ непосредственно… Былъ у меня пріятель, честный, хорошій человкъ, политико-экономъ до мозжечка костей, кабинетный ученый. Вс отношенія ренты, рабочихъ силъ и проч., онъ зналъ отлично, и выводилъ гармоническія сплетенія не хуже Бастіа. Я не принадлежу ни къ какой политико-экономической или соціальной партіи и не знаю ихъ ученій, и плохо поддавался стараніямъ пріятеля посвятить меня въ экономисты, хотя на его доводы никогда не умлъ отвтить ни слова. Но года два тому назадъ случилось намъ вмст быть въ Лондон. Была тяжелая зима: стужа, недостатокъ работы, дороговизна я проч. и проч. Разъ какъ-то въ сумрачное, туманное утро, сидя у камина, я слушалъ горячую экономическую проповдь… вдругъ раздирающіе вопли: ‘хлба, дровъ, работы! прервали бесду. Мы бросились къ окну: страшная картина, описать которую врядъ ли возможно!… Случалось ли вамъ видть нищету въ крайнихъ ея проявленіяхъ? дайте полный ходъ воображенію, оно не создастъ ничего равносильнаго истин: лохмотья, рубища, полузамерзшія тла, обезображенныя лица, дикіе вопли, по въ нихъ вы не слышите ни сознательной угрозы, ни просьбы, ни требованія, одни неудержимые стоны отчаянія, только стоны! Мы содрогнулись, нельзя было не содрогнуться, толпы, едва волоча ослабвшія ноги, бродили по улицамъ, шли впередъ, впередъ, пока хватало силы, не зная ни куда, ни зачмъ, наконецъ въ минуту совершеннаго изнеможенія накинулись на лавку булочника, разграбили ее, утолили голодъ… Лавочникъ подалъ ко взысканію. Городъ удовлетворилъ его. Лордъ-меръ выдалъ вспомоществованіе несчастнымъ… О, великодушные представители страны, подходящіе подъ цензъ, о лордъ, хвала вамъ во вки! хвала кстати и теб лавочникъ за то, что, получивъ вознагражденіе, ты согласился не искать удовлетворенія за обиду (какъ дозволялъ юридическій принципъ). Знающіе дло помнятъ, что дано теб было въ полтора раза больше стоимости истребленнаго товара, но гд найти порицателя, который бы не извинилъ коммерческій разсчетъ въ виду такого стеченія великодушныхъ поступковъ?…
Не знаю, что сдлалось съ моимъ экономистомъ: онъ еще поизучалъ Сити, побывалъ на Glear-Market въ субботу вечеромъ, занялся исторіею сокращенія расхода на ленты вслдствіе измненія моды на дамскія шляпки — и замолкъ. Или фактъ сильне ученія и можетъ поставить въ тупикъ его выводы, сдланные а priori? Не мудрено, что свжіе люди, которые не заботятся объ оправданіи существующихъ положеній, глядя на факты, въ половин случаевъ приходятъ къ выводамъ, прямо противоположнымъ этимъ положеніямъ.
Схоластическая наука иметъ прямое отраженіе въ педагогіи, что замчено Ф. Бэкономъ уже съ XVI вка. Конечно, великій философъ еще въ значительной степени зараженъ господствующими предразсудками времени и не вполн высказываетъ то, что высказывается теперь. Но слдовавшіе за мимъ реалисты все боле и боле приходили къ ясному, радикальному пониманію дла. Бэконъ пишетъ: ‘покорнйше просимъ васъ оставить т легкомысленныя и искаженныя философствованія, которыя всякой гипотез предпосылаютъ тезисы, но чуждаются опыта’. Онъ приглашаетъ прямо оставить авторитеты, а къ естественнымъ наукамъ подходить какъ къ царствію небесному, съ дтской чистотой, безъ предзанятости. ‘Человку слдуетъ смиренно и съ благоговніемъ открыть книгу творенія, глубоко вникнуть въ нее и, очищеннымъ отъ мнній, всей душою сжиться съ этой книгой’. Коменіусъ сдлалъ ему очень правильную оцнку, сказавъ: ‘просвщенный Бэконъ веруламскій сообщаетъ намъ истинный ключъ къ природ, но не открываетъ ея тайнъ, только немногими примрами показываетъ, какъ ихъ открыть’. Очевидно, Бэконъ самъ не воспользовался открытымъ путемъ опыта, когда сравнивалъ науку съ пирамидой, основаніемъ которой служатъ опытъ и исторія, на нихъ покоится непосредственно физика, къ которой сопричислена и практическая механика, на физик — метафизика и магія, вершина есть Всетворящій Богъ.
Въ этихъ бесдахъ, конечно, не мсто цлой исторіи реальнаго направленія въ педагогической теоріи {Педагогическая практика представляетъ самыя явныя доказательства годности и примнимости реальной системы, но заняться ею, конечно, слдуетъ въ спеціальномъ педагогическомъ журнал, не въ ‘Современник’.}, хотя многое въ ней особенно интересно и рельефно характеризуетъ степень развитія критики въ разныя эпохи. Одинъ Руссо стоитъ отдльной статьи, какъ много о немъ ни писали. Съ свойственнымъ ему софизмомъ въ выраженіяхъ, онъ на вопросъ: ‘что длать для воспитанія естественнаго человка?’ отвчаетъ: ‘beaucoup sans doute, c’est d’empcher, que rien ne soit fait’ (много,— надо помшать тому, чтобы что нибудь было сдлано). Наконецъ настоящее положеніе реальныхъ училищъ, преимущественно въ Германіи, и литература этой школы далеко не лишены интереса: богатая пища критик, врядъ ли гд нибудь встртишь столь жалкую непослдовательность.
Въ жизни то же явленіе. Опять не естественность, а какая-то нелпая программа, непонятная здравому смыслу, и опять то же прямое, губительное вліяніе на воспитаніе. Но, переходя изъ теоріи въ жизнь, ложныя понятія еще боле тяжелы и гнетущи. Оправдывая ея явленія, адвокату остается обыкновенно одно средство: опереться на общепринятый предразсудокъ, говоря противнику: ‘конечно, если вы этого ‘не признаете, съ вами нечего и спорить!’ И чего, чего общество не произвело въ аксіомы, и надъ чмъ оно въ нихъ не глумится, и чмъ не играетъ, чего не гнететъ? Лучшія проявленія человческой природы можно съ достоинствомъ предать порицанію за несоблюденіе установленной формы, можно проклясть ихъ изъ роду въ родъ, перенося проклятіе съ матери на дтей, и все это подъ видомъ строжайшей нравственности и добродтели. Лучшимъ силамъ суждено быть забитыми или прорваться въ пустой разгулъ и развратъ, а он же будутъ осуждены за то, что не поддались самодурству, или за то, что плохо примнены. Плодъ давящаго труда можетъ быть отнятъ съ презрніемъ къ трудящемуся, а презирающей явится гордая лнь, опираясь на незаслуженныя блага… И все это не порокъ, не исключенія, это правила житейской мудрости общества, это основанія, на которыхъ оно зиждется и которыя поддерживаетъ, во чтобы то ни стало.
Не только люди, занимавшіеся педагогической практикой, но всякій наблюдательный человкъ, конечно, замтилъ разницу между дтьми, при другихъ равныхъ условіяхъ, воспитанными въ селахъ или въ городахъ, также въ городскомъ населеніи между дтьми, воспитанными въ открытыхъ и закрытыхъ заведеніяхъ. Въ деревн (конечно не у баръ, и въ деревн создавшихъ себ городскую жизнь) води больше, и жизнь безъ многихъ изъ заданныхъ обществомъ формъ чаще попадается на глаза. Въ город это случается рже, въ закрытомъ заведеніи никогда…
Воспитайте же ребенка этой наукой и этою жизнью, и если затмъ вы услышите его здраво мыслящимъ, вы или имли дло съ геніемъ, способнымъ творить, или онъ посл вашихъ уроковъ потратилъ полжизни, большую часть силъ, для уничтоженія вашего вліянія.
Еще слейся наука съ жизнью и жизнь съ наукой, можетъ быть дло поправилось бы, но у насъ покуда жизнь сама по себ, а наука сама по себ.
И такъ, прежде всего отложите гордую мысль о совершенств выработанныхъ вами предразсудковъ и положеній. Если ни видъ данныхъ ими результатовъ, ни поучительная исторія ихъ образованія {Къ сожалнію нигд еще не разработанная. Бокль, кажется, выполнялъ бы эту задачу… но скоро ли явится продолжатель?}, не въ состояніи исцлить васъ, или если (какъ всего чаще случается) обстоятельства мшаютъ заняться лченіемъ, по крайней мр не переносите заразы на новыя поколнія, чтобы хоть отъ нихъ можно было ожидать избавленія.
‘Но эти положенія раздляются большинствомъ! ‘
Господа! общественное мнніе — сила, но никакъ не абсолютная мудрость, такъ почему же вы непремнно хотите, чтобы другіе приняли то, что принято вами? Нтъ деспотизма ужасне деспотизма идеи, во что бы то ни стало стремящейся, чтобы ее признали вчною истиной. Опять въ свидтели призываю исторію. Еще мы съ вами, конечно, принимаемъ то или другое убжденіе, какъ лучшую изъ извстныхъ намъ идей, откройся завтра что нибудь боле основательное,— мы перейдемъ къ нему мыслью и дломъ. Свои убжденія мы принимаемъ, а не вруемъ въ нихъ. Такъ бы слдовало по крайней мр. Воспитанникъ — дитя разсудкомъ, другое дло, ему вы навязываете свои мысли, опираясь на нравственный авторитетъ воспитателя, и прирожденныя свтлыя силы дятельно затемняются безсознательной врой во многое.
Но при такомъ взгляд что же длать воспитателю? Можно привести троякое ршеніе. Приходится:
1) или выбрать лучшіе, т. е. наиболе сознательные выводы и, сообщать ихъ,
2) или оставить воспитанника совершенно произвольному саморазвитію, или, наконецъ,
3) сообщать ему факты, изъ которыхъ длаются выводы, научивъ смотрть на видимое, т. е. длать правильные выводы.
1) Выборка лучшихъ идей очень мало разнится, а въ сущности и совсмъ безразлична съ теоріей созданія хорошаго человка. Предполагается только, что воспитатель, вруя въ себя, будетъ дйствовать довольно смло, честно, не навяжетъ мысли, имъ не раздляемой, потому только, что она принята большинствомъ общества. Тираннія среды смняется тиранніей отдльнаго лица. Отъ этого, конечно, кто выиграетъ, а кто и проиграетъ, только ясно, никто не сохранитъ прирожденныхъ силъ, не разовьется самобытно…
Хотлъ я пройти мимо статьи Л. Н. Толстаго, помщенной въ седьмой книжк ‘Ясной Поляны’, незатрогивая ея, но вотъ приходится разъяснить себ немного одну изъ.встрченныхъ въ ней странностей (далеко не самую странную). Къ слову пришлось. Яснополянскій новаторъ говоритъ, что опека семьи, религіи, правительства естественна, потому простительна, а опека общества не естественна, потому возмутительна.
Странныя рчи: во-первыхъ, отчего опека естественна въ одномъ случа, а неестественна въ другомъ? и во-вторыхъ, отчего одно и то же дйствіе простительно одному, а непростительно другому?
Я прежде врилъ въ естественное и неестественное, но то было въ лта ранней юности, когда меня пугали сказки ‘старой няни’. Съ тхъ же поръ я пріучился во всемъ видть слдствіе причины и причину послдствія,— въ жизни общества, также какъ и въ другихъ случаяхъ. Пока Л. Н. Толстому неудастся доказать противнаго, думать иначе трудно. Или онъ полагаетъ, что общество развивается быстре отдльныхъ лицъ, потому должно дйствовать разумне? или обществу мене выгодно навязывать свои воззрнія?
Этому обществу, конечно, до тхъ поръ естественно заблуждаться, пока заблуждается большинство единицъ его составляющихъ. Пока эти единицы принимаютъ естественныя, ‘находящія себ оправданіе необходимости’ основанія для заблужденій, до тхъ поръ и всему большинству, слдовательно всему обществу, заблуждаться естественно. Дло въ томъ, что Л. Н. Толстой считаетъ препятствія къ свобод воспитанія, заключающіяся въ томъ или другомъ склад человческаго разума, не имющими оправданія необходимости (т. е. естественности?) Да вдь этотъ складъ разума есть результатъ причинъ, которыя воспитали семейный, религіозный и правительственный бытъ настоящихъ поколній, слдовательно, самое общество и его мысль, короче — этотъ складъ разума есть сила, дйствующая со стороны воспитателей на воспитаніе новыхъ поколній. Это та же сила, которую ‘Ясная Поляна’ защищала въ однихъ проявленіяхъ — и, не узнавъ, карала въ другихъ. Что боле справедливо: защита или кара — разсмотримъ въ другой разъ, но поршимте же покуда хоть то, что если все естественное иметъ оправданіе, то оправданіе это принадлежитъ обществу по крайней мр такъ же, какъ ‘семь, религіи, правительству’. Нужно ли извстному явленію продолжаться и, если не нужно, то можно ли, должно ли, или какъ стремиться къ тому, чтобы большинство припало мысль меньшинства — это опять другой вопросъ! Неоспоримо только то, что дйствовать слдуетъ боле логическими, послдовательными, консеквентными, раціональными доводами, чмъ доводы ‘Ясной Поляны’, которые кажутся плохо сознанными, инстинктивно навянными мыслями, не разработанными ни послдовательной критикой собственныхъ положеній, ни надлежащей подготовкой къ педагогической реформ.
2) Оставить воспитанника совершенно произвольному саморазвитію тоже врядъ ли можно уже потому, что этимъ онъ лишился бы опыта предшествовавшей жизни.
Какъ ясно увидимъ впослдствіи, предъидущее ршеніе задачи иметъ основаніе при извстныхъ педагогическихъ пріемахъ. Точно также и предоставленіе воспитанника самому себ въ нкоторыхъ случаяхъ полезно, но ни то, ни другое далеко не въ состояніи положить твердаго начала, опоры цлому направленію воспитанія. Напримръ, очевидно разумно для сохраненія естественности и удаленія всякой лжи, не пріучать ребенка къ тмъ, лишеннымъ всякаго критическаго основанія, ‘правиламъ общежитія’, которыя искажаютъ человческія отношенія. Ложь преслдуется всякимъ воспитателемъ, но подъ ложью разумются единственно такія ея проявленія, неосновательность и безнравственность которыхъ прямо бросаются въ глаза и которыя потому въ большей части случаевъ исчезнутъ при первомъ опыт самонаблюденія. А не только безпрепятственно, а еще подъ покровительствомъ общественнаго мннія и нравственнаго холопства воспитателей развивается утонченная ложь, вншній блескъ которой убиваетъ всякую критику надъ собою. Такая ложь до того проникла повсюду, пустила такіе глубокіе корни, что ея отсутствіе можно назвать исключеніемъ изъ общаго правила. Потому исключеніемъ же будетъ каждый воспитатель, не внушающій ученику мысли о ея необходимости и достоинств. Особенно разительно это вліяніе въ современномъ воспитаніи женщинъ. Неиспорченная природа, конечно, не создастъ ничего подобнаго.
3) Сообщать воспитаннику факты и выводы изъ нихъ, научивъ смотрть на видимое. Это чуть ли не наиболе врная мысль, въ ней же сливаются и лучшія стороны двухъ предъидущихъ ршеній.
Разсмотрвъ, что по вашему мннію должно наиболе содйствовать сохраненію прирожденныхъ силъ, перейдемъ къ вопросу о достиженіи возможности сознательно направлять въ чистот сбереженныя силы. Сознаніе тмъ боле полно, чмъ боле мы знакомы съ окружающими фактами, съ ихъ взаимнымъ отношеніемъ, наконецъ, чмъ точне опредлилось наше отношеніе къ нимъ. Каждое изъ приведенныхъ условій равно важно: знаніе огромнаго количества фактовъ очевидно можетъ остаться совершенно безплоднымъ, даже легко введетъ въ заблужденіе. Чтобы видть ясно, надобно смотрть умючи. Вс суеврія имли источникомъ неспособность обсужденія факта, преимущественно же неспособность къ ихъ группировк для вывода. Наконецъ ознакомленіе съ множествомъ фактовъ слишкомъ трудно, да и нтъ въ немъ нужды. Довольно наиболе характеристическихъ фактовъ, рельефно и ясно наводящихъ на гипотезу. Но какъ при этомъ избжать помсей: ‘гд, скажете вы, границы, гд отличительные признаки продуктовъ здраваго смысла и помсей, отчего ‘вы однихъ не принимаете за другіе?’ Отличительные признаки можно найти, вотъ для примра хоть источникъ сдланнаго вывода. Источникъ этотъ есть или фактъ, или предубжденіе. Выводы, прямо сдланные изъ факта, боле вроятны, выводы же изъ идей, принятыхъ на вру — сомнительны, во не въ томъ дло.
Я уже сказалъ, да оно и ясно, что по мр развитія, человкъ направляется отъ сознанія явленій боле частныхъ къ сознанію явленій боле общихъ. А въ жизни міра и человка всякое частное явленіе прямо подчинено боле общему закону. Слдовательно, если кто не удовлетворенъ прямо явствующими изъ фактовъ явленіями, а непремнно хочетъ подвести ихъ подъ заготовленную систему, подъ заданное цлое, тотъ, вращаясь въ извстномъ круг сознательныхъ понятій, все-таки эти понятія какъ явленія боле частныя, восходя отъ послдствій къ причинамъ, долженъ будетъ пояснить себ понятіями несознанными, а принятыми на вру, и потому придетъ къ выводу, сознательному не вполн, а только относительно. Впрочемъ, дйствуя и боле реальнымъ путемъ, вы не въ состояніи привести осязательныхъ фактовъ для полнаго опредленія существующаго, и выводы, признаваемые вами за истины, далеко не абсолютны.
Слдовательно, дале вроятности вы почти никогда не уйдете.
‘Такое крайнее отрицаніе окончательно усложняетъ вопросъ!’ Напротивъ, оно прямо наводитъ на ршеніе: какъ ни важно сообщеніе фактовъ, еще важне пріемъ въ ихъ сообщеніи. Объ этомъ дале, покуда же призываю вниманіе читателя противъ возраженія, часто слышаннаго,— и о которомъ потому только и упоминаю, хотя неосновательность его прямо бросается въ глаза: ‘обязанность воспитателя вы почти обращаете въ бездйствіе!’ Мене, чмъ когда либо. Разница противъ настоящаго и состоитъ между прочимъ въ усложненіи педагогической задачи. Учителю и воспитателю придется особенно заняться самонаблюденіемъ и строгой оцнкой среды, окружающей ребенка. Это гораздо трудне теперешнихъ пріемовъ по заданной программ, когда стоитъ только составить списокъ проявленіямъ добра и зла и затмъ поощрять первыя и преслдовать послднія, доходя или не доходя до розогъ въ этихъ преслдованіяхъ, какъ кто считаетъ лучшимъ. Книжка Ефима Дыммана можетъ служить довольно хорошимъ руководствомъ. Кром того списокъ этотъ легко пополняется поученіями нашихъ присяжныхъ педагоговъ:
1) Будь безпрекословно (безсмысленно) послушенъ.
2) При старшихъ молчи, ты еще глупъ.
3) То-то и то-то считай за добродтель, не разсуждая: куда теб!
4) Напротивъ то-то и то-то принадлежитъ къ порокамъ. Бги ихъ!
5) Уважай и люби, кого, что и какъ теб приказываютъ.
6) Не будь откровененъ съ начальникомъ: это дерзость.
7) Узнай, что въ жизни есть тысячи мелочей, неисполненіе которыхъ равносильно преступленію, и которыя слдуетъ выучить наизусть: разсужденіемъ до нихъ ни какъ не дойдешь. Напр. въ театр, сидя въ лож, держи себя чинно, не выражая собственныхъ впечатлній. Это теб дозволится въ нсколько большей мр, когда ты доростешь до партера. На улиц у разнощиковъ лакомствъ не покупай, прилично покупать только въ магазинахъ. Говори дамамъ фразы, слегка хвалящія, даже если бы он были сильно лживы: это любезность. Строго различай покрой платья, приличный утру, дню, вечеру и ночи.
8) И проч., и проч., и проч….
Заучивъ всю эту премудрость, поступайте въ воспитатели и говорите пожалуй при томъ (какъ это водится) о высокомъ своемъ назначеніи, о томъ, что педагогомъ надобно родиться, о нужномъ ему долготерпніи, и вообще пойте себ хвалебные гимны, достопочтенный истязатель юношества! Я требую напротивъ неусыпной, ежеминутной наблюдательности, непрерывнаго анализа дйствующихъ на воспитанника силъ и его впечатлній, требую оцнки ихъ и энергическаго, возможно врнаго пользованія и тмъ и другимъ.
Устраню еще одинъ упрекъ: можетъ быть, видя, какъ быстро мы обошли вопросъ о томъ, какіе именно сообщать факты, практики подумаютъ, что мы ограничились отысканіемъ общаго условія для годности факта, потому что теорія плохо примнима. Нтъ, все логическое примнимо, и если мы не распространяемся объ отдльныхъ предметахъ преподаванія, это длается ради той же причины, на которую указано выше: практической педагогіей занимаются спеціальныя педагогическія изданія. Довольно, если наши мысли могутъ дать взглядъ, обусловливающій предметы и методы преподаванія и разв освтить первыя точки отправленія, а и то и другое найдетъ положительно всякій, кто, думая, прочтетъ предъидущія и послдующія страницы. Для этого вотъ еще нсколько словъ:
Мы уже выставили одно достоинство факта: его характеристичность. Съ другой стороны очевидно: 1) фактъ тмъ драгоцнне, чмъ онъ боле точенъ, 2) онъ тмъ понятне, чмъ онъ боле осязателенъ.
Если бы приблизительно распредлить факты по ихъ точности, кажется они станутъ въ такой послдовательности:
1) Факты математическіе.
2) Факты естественныхъ наукъ.
3) Факты общественныхъ наукъ.
4) Факты наукъ философскихъ (въ боле тсномъ смысл). Общественныя науки значительно выиграли въ этомъ отношеніи, благодаря между прочимъ вниманію, обращенному въ послднее время на ‘краснорчіе цифръ’. Неопредленность этихъ Фактовъ кром того значительно бы уменьшилась разработкой ихъ по методу, указанному уже нсколько разъ, но обратившему на себя особенное вниманіе въ прекрасномъ твореніи Бокля.
Достоинство осязательности преимущественно принадлежитъ фактамъ естественныхъ наукъ. Отвлеченность математическихъ фактовъ отодвигаетъ ихъ въ этомъ отношеніи на второе мсто.
Обратимся же теперь къ методу передачи фактовъ, онъ долженъ лежать въ основаніи и очевиденъ изъ сказаннаго: съ первыхъ пріемовъ убдите ученика въ томъ, что нтъ границъ критик, объясните ему опытомъ и вселите въ его сознаніе знаменитое ‘nihil mirari’. Опять явятся возраженія, и прежде всего можно сказать: ‘ученикъ, не имя возможности оцнить фактъ, будетъ часто опровергать васъ вздоромъ’. Такъ что же? Я этому предвижу одинъ результатъ, и уже на опыт убдился, что врядъ ли ошибаюсь. Ученикъ будетъ безпрестанно забгать съ своими вопросами, забросаетъ васъ сначала торопливыми, а потомъ все боле и боле мткими и основательными выводами, полюбитъ ученіе съ лихорадочною любознательностью. Наконецъ самая неудача нападеній будетъ вамъ содйствовать, укореняя въ воспитанник сознаніе, что недостаточно видть, надобно научиться смотрть. И это же подвинетъ его къ боле точному обсужденію.
Мысль эта совсмъ не нова, и со временъ Монтэня (Essais, глав. 24 и особенно 25) все боле и боле сознательно и радикально проводится въ реальной педагогической школ. Нсколько выписокъ, взятыхъ у писателя XVI-го вка не будутъ лишены интереса {Переводъ выйдетъ, можетъ быть, не вполн подстроченъ, такъ какъ мн за неимніемъ оригинала пришлось переводить съ нмецкаго.}.
‘Медвжата и щенята выказываютъ свои природныя наклонности, поди же, очень рано опутываемые привычками, мнніями и законами, мняются или извращаются весьма легко. Но трудно насиловать естественныя стремленія, оттого и происходитъ, что когда ложный путь принятъ, воспитатель напрасно утомляется и теряетъ время, направляя дтей къ вещамъ, къ которымъ они не назначены природой.
‘Я бы желалъ, чтобы воспитатель, узнавъ мру способностей души, надъ которой онъ работаетъ, немедленно началъ съ того, что предоставилъ ей самой о цпку, выборъ и разумное распознаваніе вещей. Иногда онъ долженъ помогать воспитаннику, иногда же долженъ заставить его одного отыскать врный путь. Онъ не долженъ постоянно заводить рчь и говорить самъ, онъ долженъ слушать и ученика, заставляя и его высказываться. Сократъ и за нимъ Аркезилай заставляли своихъ учениковъ говорить сначала, а потомъ уже разговаривали съ ними. Obest plerumque iis, qui discere volunt, auctoritas eorum, qui docent. (Cic. Natur. Beor. L. 4).
‘Воспитатель долженъ требовать отъ ученика отчета не только въ словахъ урока, а въ ихъ смысл и содержаніи. Онъ долженъ судить объ извлеченной польз не по свидтельству памяти воспитанника, а по его жизни! Онъ долженъ заставить разсмотрть выученное съ тысячи сторонъ и примнить его къ разнымъ случаямъ, чтобы удостовриться, врно ли оно понято и вполн ли усвоено. Когда желудокъ возвращаетъ пищу въ томъ же вид, какъ принялъ ее — это признакъ слабости. Желудокъ не исполнилъ своего отправленія, если не измнилъ матеріи и Формы веществъ, данныхъ ему для сваренія. Насъ до того пріучили къ помочамъ, что мы уже отвыкли отъ свободнаго хожденія, наша свобода и сила исчезли. Nunquam tutelae suae Hunt. (Senec. Epist. 33).
‘И такъ пусть воспитатель заставитъ ученика испытать каждое мнніе и не вселяетъ въ его голову ничего, основаннаго единственно на вр въ авторитеты. Его равно не должно заставлять присягать ни принципу Аристотеля, ни принципамъ Эпикура или стоиковъ. Пусть онъ предложитъ ученику все разнообразіе мнній, если онъ сможетъ выбрать между ними, тмъ лучше, если же нтъ, то пускай хоть сомнвается. Che non men che saper dubbitar m’aggrad (Dante Inf. С. II).
‘Приведите ученика къ тому, чтобы онъ клалъ оружіе передъ истиной, какъ скоро увидитъ ее, гд бы то ни было, на сторон противника или въ собственной голов, когда передумаетъ’. Подивитесь, какъ мы быстро шагаемъ!

II.

Физіологическое начало воспитанія.— Организмъ человка, какъ основаніе всхъ его отношеній.— Особенныя достоинства этого основанія для педагогіи.— Организмъ человка при рожденіи.— Исходный пунктъ, данный воспитателю.— Условія, подъ которыми образуется организмъ.— Дальнйшія на него вліянія: пища, воздухъ, температура и пр.— Картины природы, люди.— Физіологическія наблюденія.— Психологическія наблюденія.— Трудность тхъ и другихъ, бдность настоящихъ данныхъ.— Не смотря на то, антропологическое основаніе педагогіи прочнй другихъ.— При основаніяхъ, досел избираемыхъ, педагогическая наука невозможна.— Научная прочность физіолого-психической педагогіи (*).

(*) Первая бесда была напечатана въ ‘Современник’ ныншняго года No 1. Приводимъ здсь оглавленіе этой первой бесды, которое можетъ служить руководящей нитью для читателя и которое не было тогда поставлено въ своемъ мст:
‘1. Цль воспитанія: выгода, достиженіе у ровна современныхъ понятіи, образованіе человка.— Неясность послдняго стремленія.— Что такое человкъ?— Сохраненіе его силъ.— Что мшаетъ этому сохраненію.— Авторитеты науки и кивни.— Избжаніе изъ посредствомъ критики.— Условія ея состоятельности: матеріалы и пріемы критики.
Въ прошлой бесд сдланъ былъ самый краткій очеркъ того положенія, въ которомъ новйшая педагогія оставила свое дло, и тхъ выводовъ, на которые она намекнула. Но въ этомъ очерк просмотрнъ цлый рядъ вопросовъ, изъ которыхъ каждый требуетъ полнйшаго разбора. Эти вопросы тсно связаны другъ съ другомъ, прямо обусловливаютъ другъ друга, потому-то я ‘ счелъ полезнымъ выставить ихъ вс въ одномъ боле или мене послдовательномъ цломъ, а затмъ уже разсматривать одинъ за другимъ. Такъ, по крайней мр, придется ссылаться на предметы, хотя еще не разъясненные, но знакомые. Они впослдствіи вс подвергнутся боле подробному изслдованію. Начнемъ съ вопроса о физіологической основ воспитанія.
Вс элементы, смшавшіеся въ Европ посл нашествія варваровъ, до XVI вка жили въ хаотической борьб, и каждый изъ нихъ, напримръ, церковь и свтское владычество, феодализмъ и монархическая власть, очевидно стремились къ преобладанію, но замчательно, что въ этой борьб самобытно дйствующими лицами являлись только завоеватели римскаго міра (завоеватели въ сфер политической и философской). Потому, когда, наконецъ, извстныя начала восторжествовали и установились, результатъ сталъ ясенъ и клонился прямо въ пользу боровшихся сторонъ, наимене счастливая изъ нихъ все-таки вышла съ правами, боле широкими, чмъ масса, не заявлявшая и не отстаивавшая никакихъ правъ. На это опять были причины, да не въ томъ дло… Оказавшійся результатъ, съ общечеловческой, внисторической точки зрнія, не всегда удовлетворялъ иде справедливости. И не усплъ этотъ видъ общества установиться’ вамъ сперва меньшинство, а затмъ все большія и большія массы увидали тягость новаго положенія. Неучаствовавшіе прежде въ борьб, безправные, начали подавать свой голосъ. Окончившіе борьбу элементы сплотились противъ общаго врага, инстинктивно почуявъ опасность. Это былъ XVI вкъ, вкъ начала возрожденія. Едва критика коснулась сооруженнаго зданія съ одной стороны, какъ и многое оказалось негоднымъ въ самыхъ основаніяхъ, и реформація, обнимая сферу за сферой, разросталась съ неимоврной быстротой, колебля существующее и создавая новыя идеи, все боле и боле совершенныя,— отъ утопіи Мура до теорій нашего вка. Но въ основаніи всякой борьбы лежитъ идея: средневковые элементы опирались на исторію, въ которой сила дала имъ перевсъ, противники же съ постепенно-возроставшею ясностью понятій указывали на то, что есть начала неразрушимыя, начала естественныя, общечеловческія, начала физіологическаго сходства. Первые требовали безпрекословнаго признанія традиціи, вторые же смло призывали критику, не боясь ея суда. Они полагали въ основаніе дйствительные Факты, слдовательно, преимущественно факты естественные, и на нихъ созидали права — прямые выводы изъ фактовъ. Но зная, что каждое поколніе обогащается новыми свдніями, и что большія свднія длаютъ врность выводовъ боле вроятною, и убдившись опытомъ прошлаго, какъ невозможно и вредно человчеству стоять неподвижно, они предлагали каждый изъ своихъ выводовъ подвергать непрестанному анализу на основаніи новыхъ данныхъ или пріемовъ. Этому логическому прогрессу конца быть не можетъ, и приводящее къ нему сужденіе и его корень (организмъ человка, какъ основаніе всхъ его отношеній) никакъ не могутъ быть разсматриваемы, единственно какъ идеи какой нибудь партіи. Нельзя назвать исключительною идеею партіи истины въ род слдующихъ: у васъ дв руки и у меня дв руки, у васъ желудокъ и у меня желудокъ, вы умрете безъ пищи и я тоже, вы замерзнете съ холоду и я тоже… Такія истины неоспоримы и принадлежатъ каждому сознательно живущему существу. Также, идея о возможности постояннаго совершенствованіи посредствомъ критики и анализа никакъ не составляетъ достоянія партія, а есть мысль общечеловческая, доказанная тысячу разъ. И дйствительно, какъ бы мы ни искали, намъ не найти боле ‘оспоримыхъ, прочныхъ, непроизвольныхъ данныхъ. Если (въ чемъ нтъ сомннія) мышленію нужна точка отправленія, и если (что еще ясне) эта точка должна быть особенно тверда,— гд для нея источникъ боле врный и соотвтствующій, чмъ факты естественныхъ наукъ. На нихъ зиждется вся частная и общественная жизнь, ихъ, волей-неволей, обойти невозможно. Доказательства этому встрчаются ежедневно. Въ частности за выборъ такого основанія педагогической систем говоритъ и его практичность: вы воспитываете человка, основываясь на его природ. О другомъ начал — о критик, рчь впереди, теперь же разсмотримъ, какъ примняется идея физіологическаго основанія къ сохраненію, укрпленію и возможному развитію силъ воспитанника, а затмъ и къ образованію его міросозерцанія.
Силы человка, конечно, находятся въ прямой зависимости отъ его физическаго организма. Это кажется просто, а между тмъ такъ часто оспаривается. Человчество всего позже доходитъ до самыхъ простыхъ вещей. Виноваты опять т помси мысли, которыя препятствуютъ смотрть на фактъ прямо, безъ предзанятости, а непремнно ломаютъ его на тысячу ладовъ, чтобы какъ нибудь подогнуть подъ тисъ, критика надъ которымъ какъ будто пугаетъ. Признаемъ же, что какъ физическія, такъ и умственныя и нравственныя силы человка при рожденіи — прямо зависятъ отъ его организма, и что если но мр развитія подъ вліяніемъ вншняго міра силы эти измняются, перемна ихъ обусловливается одновременнымъ, даже предварительнымъ измненіемъ въ организм.
Мы часто до того боимся слова, что встртивъ его въ книг, не разсуждая, есть ли въ ней какія нибудь истомы, независимыя отъ ужасающаго выраженія, прямо бросаемъ ее. Объ этомъ явленіи мы еще скажемъ многое, теперь же вотъ какое размышленіе останавливаетъ перо: поклонникъ извстныхъ авторитетовъ, прочитавъ приведенное положеніе, назоветъ его произведеніемъ матеріализма, и тмъ сразу, невозвратно погубитъ его и вс сдланные изъ него выводы въ глазахъ многихъ честныхъ людей. Конечно, людямъ, дйствующимъ такимъ образомъ, привыкшимъ покорять свои мысли авторитетамъ, я бы могъ привести слова Декарта: ‘мысль до такой степени зависитъ ‘отъ темперамента и отъ расположенія тлесныхъ органовъ, что если ‘возможно найти какое нибудь средство, которое бы вообще дало людямъ боле ума и ловкости,— искать его слдуетъ въ медицин’. Но если и французскій идеалистъ не способенъ переуврить васъ, пожалуй читайте слдующія страницы, какъ дуалистъ, только не оставляйте ихъ безъ вниманія и судите безпристрастно. Съ своей точки зрнія вы иное не найдете осязательно яснымъ, но философствовавшіе дйствительные тайные совтники Пруссіи: Гегель, Шеллингъ и пр., кажется, не избаловали идеалистовъ осязательностью выводовъ.
Пр опредленію доктора Фоссати,— свойственное каждому лицу физическое строеніе, происходящее отъ различія количественнаго и качественнаго отношенія между собою элементовъ, составляющихъ организмъ,— называется темпераментомъ. О темпераментахъ много говорили, да иного еще и будутъ говорить. Старинное дленіе ихъ на флегматическій, сангвиническій, желчный и меланхолическій, основанное на гипотез Галіена, оставлено, но еще плохо замнено. Изъ приводимыхъ теперь почти во всхъ гигіеническихъ трактатахъ — темпераментовъ (сангвиническій, нервный, желчный и лимфатическій) только два первые могутъ быть анатомически изслдованы, во и по этому предмету еще мало сдлано. Счастливый поворотъ, принятый для изслдованія о человк въ послднее время, преимущественно благодаря физіологіи, уменьшилъ значеніе анатоміи въ вопрос о темпераментахъ. Напримръ, не должно ли обращать вниманіе не только на относительное развитіе аппаратовъ кровообращенія, но еще и ни качество обращающейся крови. Количество шариковъ не можетъ измниться въ крови человка даже на короткое время, не приводя за собою глубокихъ измненій во всякомъ субъект. За тмъ Бекларъ предлагаетъ два подраздленія сангвиническаго темперамента, смотри но тому, что боле склоненъ развивать процессъ уподобленія: мускульную ткань, или жиръ? Не знаю, при боле строгомъ и внимательномъ наблюденіи, удержится ли настоящее дленіе темпераментовъ, врядъ ли, напримръ, не придется обратить большаго вліянія на мускулы: вліяніе движенія и пищи на увеличеніе мускульныхъ массъ ясно доказываетъ, что он безпрестанно мняются, т. е. питаются, и въ животныхъ, еще не вполн развитыхъ,— особенно быстро. Примненіемъ этихъ свдній отчасти выведены породы скота, въ которыхъ преобладаетъ мускульная система. Приготовленіе англійскихъ боксеровъ ясно доказываетъ то же, я вдобавокъ позволяетъ наблюдать за дйствіемъ мускульнаго развитія, напримръ, на умственныя силы и характеръ. Шведъ Лингъ когда-то выражалъ мысль о педагогической гимнастик… Изъ всего этого слдуетъ, что самаго основанія для дленія темпераментовъ еще не найдено, тмъ не мене, Фактъ ять различія неоспоримъ. Еще Руссо (Nouvelle Helose) писалъ: ‘каждый человкъ при рожденіи иметъ характеръ, наклонности и таланты, ему свойственные. Чтобъ измнить ихъ, надобно измнить темпераментъ, отъ котораго они зависятъ. Слышали ли вы когда нибудь, чтобы вспыльчивый человкъ сдлался флегматикомъ, или чтобы методическій и холодный умъ пріобрлъ воображеніе! По моему, такъ же легко сдлать блондина изъ брюнета, или умнаго человка изъ глупца!’
Я рдко находилъ что нибудь по остроумію превосходящее слдующую характеристику Вольтера по доктору Распайлю: ‘Вольтеръ — это нервная система, доведенная до высшаго своего могущества… Слабая натура, выработывающая мало питательнаго сока, слдовательно и мало крови, общее строеніе, отъ рожденія обреченное глистамъ, т. е. всмъ этимъ безпокойствамъ и тысячамъ непріятностей, превращающимъ пищеварительную лабораторію въ адъ, пламя котораго тогдашняя медицина поддерживала прохладительными напитками. Желудокъ для Вольтера до 50 лтъ былъ сдалищемъ его мукъ, источникомъ всхъ его опасеній. Въ 30 лтъ онъ никогда не надялся дожить до пятидесяти, впрочемъ, преувеличивая свое положеніе, заботился о помщеніи капиталовъ въ пожизненную ренту, чмъ учетверялъ свои доходы. Не мало спекуляторовъ попалось въ эти сти, разставленныя Вольтеромъ ихъ алчности.’ Если бы меня спросили, что такое характеръ, я бы отвтилъ: это послдствіе темперамента.
Слдовательно, исходный пунктъ для воспитателя составляетъ организмъ ребенка при рожденіи. Но не только съ перваго дня, а еще и прежде началось на него вліяніе окружающей среды черезъ посредство родителей. Дале мы въ краткихъ чертахъ познакомимся съ разнородными вліяніями, дйствующими на человка, вс они, дйствуя и мать, посредствомъ ея отражаются и на ребенк. Этому много доказательствъ, да врядъ ли они нужны кому нибудь. Всякій знаетъ, какъ женщину во время беременности стараются избавить отъ дурныхъ впечатлній, испуга, непріятныхъ зрлищъ и т. д., отчасти для ея личнаго здоровья, но въ значительной степени и ради ребенка. Но мене стихъ впечатлній важны, и опять именно для зародыша, климатъ, въ которомъ живетъ мать, ея пища и т. п. Бекларъ длалъ опыты надъ развитіемъ цыплятъ, и замтилъ, что ври искусственномъ вывод въ 40—60 градусной температур, цыплята выходили на свтъ съ огромной, почти уродливой головой, съ блдными тканями и очень небольшимъ сердцемъ. Напротивъ, при вывод въ меньшей температур (35—40), голова и вообще нервная система были мало развиты, сердце велико, ткани наполнены кровью. Затмъ онъ прибавляетъ слдующее размышленіе: сравнивая вообще сверные народы съ южными, мы удостовримся въ подобной же разниц. Первые массивне, развите, питательная жизнь сильне нервной. У южныхъ народовъ нервы преобладаютъ и даютъ физіономіи характеристическое оживленіе. Если разница въ развитіи нервной и кровяной системъ рзче у животныхъ, рожденныхъ изъ яйца,— это ясно: вліянія дйствовали на образовывавшійся зародышъ, на человка же они непосредственно дйствуютъ уже тогда, когда онъ перенесъ значительнйшія измненія въ утроб матери, а вообще извстно, что температура человка довольно сходна на всхъ широтахъ. Конечно, вс эти условіи боле сильны впослдствіи, дйствуя на ребенка непосредственно, но въ этотъ, такъ сказать, дожизненный періодъ они обусловливаютъ его первоначальное органическое строеніе. Причинъ слабйшаго вліянія вншнихъ дятелей на ребенка въ это время дв: во первыхъ, конечно, посредственность дйствія, во вторыхъ — вліяніе вншнихъ дятелей гораздо слабе посл извстнаго возраста, потому для матери, особенно если она достигла извстныхъ лтъ, оно слабе, чмъ для дитяти. У ребенка при рожденіи жизнь замчательно дятельна, она кажется тмъ дятельне, чмъ боле приближаешься къ рожденію. Сила роста обратно пропорціональна лтамъ, каждый истекшій годъ мене содйствуетъ окончательному развитію, чмъ предшествующій. Ребенокъ въ первые 3 года (и 9 мсяцевъ) пріобртаетъ въ рост столько же, сколько въ слдующіе 10—15 лтъ. То же, что замчается въ рост тла, происходитъ и со всми его составными частями. Опыты Фалька надъ собаками очень интересны въ этомъ отношенія. Развитіе мужчины совершенно оканчивается около 25 лтъ, онъ остановился въ рост уже нсколько лтъ прежде, но до этого возраста скелетъ въ нсколькихъ мстахъ еще сохраняетъ хрящеватость… На вполн сформировавшуюся натуру вншніе дятели имютъ очевидно мене дйствія. Но кром этого вліянія вншнихъ дятелей на ребенка во время беременности матери, оба родителя еще имютъ значительное вліяніе по закону наслдственности. Наслдственность способностей, характеровъ и привычекъ {Одинъ остзейскій рыцарь на мой простой вопросъ: ‘Какъ ваша фамилія?’ отвчалъ: ‘Баронъ М…, но я не изъ тхъ М…. а изъ такихъ-то, т извстны своимъ мрачнымъ, упрямымъ, непріятнымъ характеромъ, нашъ родъ напротивъ признаютъ за веселыхъ и любезныхъ людей.’ Вотъ гд иногда можно найти физіологическія наблюденія!} конечно происходитъ отъ наслдственности органическаго сложенія, которая врядъ ли кмъ нибудь не замчена. Одинъ сельскій хозяинъ для овцеводства длалъ замчательные опыты въ этомъ смысл. Между прочатъ онъ сообщилъ точный журналъ того, какъ, выкалывая лвый главъ у цлой генераціи собакъ, добился, что щенята родилась кривыми въ которомъ-то поколніи. ‘Мы можемъ создать породу съ какими хотимъ свойствами, если мы имемъ родичей, одаренныхъ вантами этихъ свойствъ. Мистеръ Денни десять лтъ сряду производилъ опыты надъ кроликами, избравъ ихъ сто паръ для произведенія особенностей. Постоянно избирая родителей, онъ подучилъ цлый рядъ уродливостей, сообразно своимъ намреніямъ.’ Подобныхъ опытовъ надъ разными птицами и животными было произведено множество. На томъ же закон преимущественно основано улучшеніе породъ въ раціональномъ скотоводств. Разсмотрніе этого явленія и слдующихъ изъ него заключеній повело бы насъ слиткомъ далеко, вамъ важно только его существованіе. Въ книг Льюиса: ‘Физіологія обыденной жизни’, довольно распространенной въ-Россіи, есть интересная глаза объ этомъ предмет, но особенно блистательна для каждаго, недовольствующагося однимъ поверхностнымъ знаніемъ вопроса, книга Дарвина ‘On races’, также переведенная недавно на русскій языкъ.
Слдовательно, при самомъ рожденіи ребенка, воспитатель иметъ организмъ, крайне воспріимчивый, но уже подлежащій извстнымъ самобытнымъ условіямъ. Много остается неисправимымъ, но многое, очень многое можно измнить. Съ перваго дня дйствуютъ на ребенка нища, воздухъ, окружающіе природа и люди. Курсъ физіологіи былъ бы здсь конечно неумстенъ, намъ важно только сознать, что дйствительно вліяніе этихъ дятелей существуетъ, и что оно весьма сильно. Что касается пищи, то важность ея прямо бросается въ глаза но одной сущности закона питаніи: движеніе, дыханіе и проч. приводятъ съ потер составныхъ частей нашего тла,— пища должна-вознаградить ихъ, и вознаградить не только по количеству, но и по качеству, т. е. доставить вс т вещества, которыя потеряны мозгомъ, мускулами, костями и проч. Изъ пищи длается кровь. Вотъ для примра одинъ изъ результатомъ разницы въ пищ: работниковъ въ кузницахъ Торна всегда кормили растительной пищей. Каждый изъ нихъ среднимъ числомъ терялъ по болзни 15 рабочихъ дней въ годъ. Въ 1833 году, г. Талабо, депутатъ верхней Віенны, принялъ эти кузницы въ свое управленіе и ввелъ мясо въ ежедневную пищу. Здоровье работниковъ такъ поправилось, что они среднимъ числомъ теряютъ въ годъ не боле трехъ дней. Кабанисъ (Rapporte du physique et du moral de l’homme) указалъ на это вліяніе пищи на человка, и съ тхъ поръ факты за фактами подтверждаютъ то же. Кром того, каждая пища оказываетъ свойственное ей вліяніе преимущественно то на одни, то на другіе органы. На этомъ частью основана медицина… но еще разъ, ученіе о пищ составляетъ первую главу почти всхъ курсовъ физіологіи. Разъ постановивъ вліяніе организма на умственную и нравственную нашу дятельность, мы естественно должны призвать и вліяніе на нихъ употребляемой пищи. Также очевидно вліяніе воздуха. Опять, самая важность дыханія убждаетъ насъ въ важности вдыхаемаго воздуха. Напримръ, постоянное пребываніе въ атмосфер, содержащей избытокъ углекислоты, разстроиваетъ мало по малу организмъ — медленно убиваетъ. ‘Кто не замчалъ, какъ измняются въ лиц дти, начинающіе посщать школы, и какъ они поправляются во время каникулъ, особенно въ деревн? Посмотрите на блдныя лица солдатъ, живущихъ въ тсныхъ казармахъ. Посмотрите на заключенныхъ въ тюрьмахъ, на работняковъ, посщающихъ фабрики и мастерскія. Сравните ихъ съ людьми, живущими на чистомъ, вольномъ воздух, и вы поймете, что значить для человка чистый воздухъ. Посмотрите на тхъ же солдатъ посл лагерей или посл стоянки въ деревн. Посмотрите на заключеннаго посл того, какъ ему дозволили прогуливаться на чистомъ воздух, или на работника, наприм., плотника, который, живя въ одной квартир съ другимъ, посщающимъ фабрику или мастерскую, самъ работаетъ въ чистомъ воздух, и вы убдитесь, что требованіе для людей, во имя человчности, чистаго воздуха — не пустая фраза.’ (Арт. Ж. 1862, No IX). Самое количественное отношеніе составныхъ частей воздуха между собой даетъ ему то или другое свойство: раздражающее, крпительное, усыпляющее и т. д. Къ иному воздуху можно привыкнуть и жить въ немъ, но такого рода привычка большею частью есть только превращеніе быстрой смерти въ медленную, въ теченіе же всего этого процесса ‘умиранія’ очевидно вс способности совершенно разстроиваются. Если птицу подъ колоколомъ мало по малу пріучать къ извстному составу воздуха, она еще часа три проживетъ въ атмосфер, въ которой въ нсколько минутъ или тотчасъ же умретъ такая же птица, впущенная подъ колоколъ съ чистаго воздуха. ‘Смертность дтей отъ перваго до 15-го дня жизни, доходившій въ Дублинскомъ воспитательномъ дом до 2,914 на 7,950 рожденій въ теченіе четырехъ лтъ, вдругъ понизилось до 979 смертей въ такое же время, когда была введена новая система вентиляціи.’ Нельзя предполагать, чтобы прежній воздухъ, остался безъ вліянія и на дтей, продолжавшихъ жить въ немъ. Такое же вредное вліяніе, какъ дурной воздухъ иметъ и узкое платье. Но изслдованіямъ Гербста, мужчина, который голый могъ вдыхать однимъ дыханіемъ 190 кубическихъ дюймовъ воздуха, одтый — могъ вдохнуть только 130 дюймовъ… но опять, этихъ примровъ достаточно, чтобы убдить думающихъ людей, для подробныхъ изслдованій отсылаемъ ихъ къ физіологическимъ сочиненіямъ. Потребностъ для тла извстной степени теплоты наконецъ ставитъ насъ въ значительную зависимость отъ температуры. Вліяніе ея, прямо отражаясь на всей нервной систем, сильно дйствуетъ на наши мыслительные способности и волю. Холодъ, благодаря особенно большей возможности противопоставить ему оборонительныя средства (пища, огонь, движеніе, одежда), легче переносится, чмъ жаръ. Холодъ, прежде чмъ причиняетъ смерть, поражаетъ всю нервную систему, разстроиваетъ вс органы чувствъ, наконецъ пораждаетъ бредъ и влеченіе къ непробудному сну. Увы, опытовъ вліянія холода на мыслительныя способности можно собрать вдоволь во многихъ нашихъ училищахъ. Вліяніе жара еще тягостне. Въ 1743 г. отъ 14 до 23 іюля въ Пекин термометръ стоялъ выше 40о (стогр.), что причинило смерть 11,400 человкъ. Европейскіе путешественники, предпринимающіе экспедиціи во внутреннюю Африку безъ долгой предварительной акклиматизаціи, идутъ почти на врную смерть. Высшая температура, безопасная для человка, приблизительно равна его собственной температур (+37о). Впрочемъ, вліяніе холода въ жара каждый осязательне испыталъ на себ, потому конечно и боле замтилъ, чмъ вліяніе пищи и воздуха.
И такъ, дыханіе есть средство горнія нашего организма, пища возобновляетъ утраченныя части,— потому плодотворность дйствія тигельныхъ и дыхательныхъ аппаратовъ зависитъ отъ количества и качества пищи и воздуха. Эти аппараты суть орудія жизни составляющей васъ матеріи. Роль нервной системы двоякая: ‘ею согласуются и управляются вс жизненные процессы, посредствомъ нея мы становимся въ соотношеніе съ вншнимъ міромъ’. Она слдовательно можетъ отчасти назваться орудіемъ вншней дятельности нашего организма, и какъ часть его, состоитъ въ прямой зависимости отъ орудій жизни…Слдовательно, на умственныя и нравственныя наши способности пища и воздухъ имютъ не прямое, посредственное, но сильное вліяніе. Правда, въ силу первой своей дятельности (на жизненные процессы), дурное состояніе нервовъ дйствуетъ на другія орудія органической жизни, разстройство послднихъ опять отзывается на нихъ… Эта связь нескончаема, но покуда не въ томъ дло. Намъ нужно было только выразить это пряное, физіологически ясное дйствіе пищи и воздуха на умственныя и нравственныя силы, и характеръ этого дйствія. Не зачмъ, полагаю, и упоминать, что я въ этой стать никакъ не намренъ перебирать одно за другимъ вс вліянія. Это было бы безполезно и вообще въ такомъ объем и не нужно, для нашей цли достаточно бросить нкоторыя основанія, на которыя бы можно было ссылаться въ дальнйшемъ, развитіи предлагаемой системы, и пожалуй, указать важность нкоторыхъ ежедневныхъ явленій, которыя оставляются безъ достаточнаго вниманія, даже сообразно съ самымъ узкимъ пониманіемъ педагогіи. Потому не спрашивайте, отчего не упомянуто напримръ о движеніи, сильно вліяющемъ на организмъ, какъ мы уже видли, объ опрятности, и проч., и проч. Все это увлекло бы васъ далеко за предположенныя границы. Я буду счастливъ, если когда нибудь удастся мн съ раздляющими со мной этотъ трудъ, издать полный опытовъ и наблюденій послдовательный курсъ физіолого-психической педагогіи, впрочемъ, это ріа desideria, надежды, которыя вроятно еще не скоро исполнятся… Покуда, прочитавъ нсколько бесдъ, которыя предлагаю вамъ, читатель, подумайте объ общей ихъ канв, можетъ быть, и вы сочтете необременительнымъ и полезнымъ потрудиться для этого дда… но дальше — перейдемъ къ вншнимъ впечатлніямъ.
Процессы мышленія и чувствованія еще одни изъ самыхъ спорныхъ пунктовъ физіологіи. Въ упомянутомъ сочиненіи Льюиса главы о ‘мышленіи и чувствованіи’ лучшія изъ обоихъ томовъ. Покуда же признаемъ несомннное: ощущеніе, сознаніе, сравненіе — все производится нашимъ организмомъ. ‘Ощущенія, воспринимаемыя имъ и разршающіяся во вторичное ощущеніе или въ импульсъ къ движенію, или къ тому и другому вмст’, между прочимъ производятся впечатлніями, которыя крупно можно подраздлить на впечатлнія: 1) отъ природы и 2) отъ людей.
Говоря о природ, намъ трудно будетъ опять выдлить вопросы о воздух, температур, даже о пищ, но если они и играютъ роль весьма важную, то не все во вліяніи природы на человка принадлежитъ исключительно имъ. Впечатлнія ея на органы нашихъ чувствъ и нервы конечно очень сильны даже независимо отъ упомянутыхъ дятелей. Вліяніе климата (посл сдланной оговорки мы можемъ употребить этотъ терминъ) призвано еще Гиппократомъ, Платономъ и Аристотелемъ. Монтескье нависалъ цлую книгу о климатахъ и объ ихъ вліяніи на человка и увлекся своей задачей. Руссо и Вольтеръ посмялись надъ нимъ, а потомъ и сами призвали то же, вроятно забывъ прежнія насмшки. Внецъ этой мысли, говорятъ, сочиненіе Гердера: ‘Мысли о философіи исторіи’. Вотъ что написалъ объ ней Прудомъ: ‘вся система основана на географическомъ, химическомъ и органическомъ фатализм: почва, климатъ, долины, горы, рки, озера и мори — а вслдствіе ихъ для каждой широты и для каждаго меридіана своя флора и фауна, затмъ человкъ, наконецъ общество и его исторія.— Нечего и отвчать на все это, только спросишь себя: что же тутъ длать свобод и прогрессу, не вижу даже, къ чему тутъ разсудокъ?’ Я много слышалъ я читалъ о книг Гердера, самой же книги, признаюсь, къ сожалнію еще не знаю, но какъ бы то ни было аргументъ Прудона врядъ ли стоить опроверженія. Если Гердеръ доказалъ, въ чемъ критикъ и сознается, что климатическія условія имютъ сильное вліяніе на человка, такъ не зачмъ было нападать на цлое за слишкомъ, можетъ быть, заносчивые выводы. Вліяніе природы на организмъ ясно и по физіологіи (такъ какъ воздухъ напримръ долженъ дйствовать на дыханіе, нервы, и пр.), и особенно по факту различія національностей… Надюсь, Прудонъ не сомнвается въ единств человческаго рода… Впрочемъ, посл защиты права завоеванія, зависимости женщинъ, политическаго воздержанія (Les dmocrates assermente et les rfractaires) недалеко и до защиты рабства негровъ. Организмами объясянется конечно характеръ населенія, этотъ характеръ иметъ значительное вліяніе на общественное устройство — это ясно. Но разв, опредливъ обусловленное естественными обстоятельствами учрежденіе, мы уже сказали послднее слово? а его приведеніе въ дйствіе? Нтъ, еще нужны ‘свобода и разсудокъ’, иначе выйдетъ путаница и конечно прогрессъ невозможенъ. Вліяя такимъ образомъ за цлые народы, природа конечно много дйствуетъ и на отдльнаго человка. Очевидно, самодъ, прожившій десятки лтъ въ Италіи, не приметъ вполн итальянскаго характера, на который кром природы и окружающихъ привычекъ, дйствуетъ еще наслдственность отъ не всть сколькихъ поколній, которыя вс пережили т же климатическія вліянія,— короче, для самода нтъ вліянія національной крови, да у него есть и прирожденныя неизмнныя органическія особенности, образовавшіяся до рожденія подъ иными условіями, а многое, многое въ немъ переродится, особенно если онъ переселенъ съ дтства,— въ этомъ нельзя не быть увреннымъ. Наконецъ, всякій за себ чувствовалъ дйствіе грандіозности или красоты пейзажа… Закончу персидской поговоркой: ‘не знающій страны не знаетъ растеній’. Идеи Рида и его книгъ представляютъ много интереснаго въ этомъ отношеніи.
Одно изъ сильнйшихъ вліяній есть вліяніе людской среды, во объ ней такъ-много придется говоритъ въ слдующихъ бесдахъ, что здсь можно удовольствоваться простымъ упоминаніемъ.
Что же заключить изъ всего предъидущаго? Ясно, что все въ человк тсно связано съ его организмомъ, что вс его умственныя и нравственныя силы прямой продуктъ этого организма, что этотъ организмъ особенно подверженъ дйствію окружающей среды во все продолженіе своего развитія, своего формированія, что сила этого дйствія обратно пропорціональна зрлости органическаго развитія, что слдовательно для педагогіи боле, чмъ для чего-нибудь, физіологическое начало должно служить основаніемъ. Наука же, уже не довольствующаяся простымъ наблюденіемъ органической жизни, но изслдующая, какъ организмъ и его отношенія къ вншнему міру разршаются въ нравственныя и умственныя явленія,— я полагаю — будетъ психологія. Потому и педагогическая система, предлагаемая въ этихъ бесдахъ, какъ полнйшее поясненіе теоріи образованія человка, называется физіолого-психической или антропологической педагогіей.
Антропологія конечно еще очень и очень далека отъ того, чтобы нашъ живой организмъ былъ ей извстенъ, какъ клавіатура хорошему пьянисту, и еще долго она не дойдетъ до такого безукоризненнаго знанія, благодаря разниц, существующей между индивидуальными строеніями организмовъ, и слдовательно, между ихъ проявленіями, но, какъ увидимъ, это не разрушаетъ ни ея важности вообще, ни права ея стать для философскихъ наукъ, и преимущественно для педагогія, основаніемъ, несравненно боле прочнымъ, чмъ всякое другое.
Наблюденіе вообще трудно, но трудность эта особенно велика въ естественныхъ наукахъ, преимущественно въ физіологіи. Трудне физіологическихъ опытовъ — опыты психологическіе. Наблюдательность — качество вообще рдкое потому, что требуетъ отъ человка и большаго вниманія, и многихъ знаній. Явленіе, съ перваго взгляда, имющее одну причину, въ дйствительности происходитъ отъ другой, различить сразу источники явленія рдко удавалось людямъ, а ни одно явленіе не можетъ назваться понятымъ, покуда мы не знаемъ дятелей, его породившихъ. Въ естественныхъ наукахъ, гд боле, чмъ гд нибудь, встрчается опасность объяснять явленіе недйствительной причиной, есть еще затрудненіе въ крайней медленности наблюденій. Физіологія иметъ дло съ живымъ тломъ, психологія же должна наблюдать въ сфер, особенно трудной для физіолога. Безъ точныхъ же наблюденій, какъ я уже отчасти объяснилъ въ первой бесд и еще объясню впослдствіи, наука не можетъ существовать и вс ея теоріи негодны. Между тмъ путь опытовъ недавно ршительно водворился въ наук, и слдовательно, еще не усплъ сдлать многаго, хотя и далъ громадные результаты пропорціонально съ продолжительностью своего примненія. ‘Такъ зачмъ’, скажете вы, ‘предлагать основаніе не разработанное, мало изслдованное, не разъясненное’. Назовите мн вполн разработанное, изслдованное, разъясненное основаніе между всмъ, что до сихъ воръ предлагалось за основаніе педагогіи…
Какъ глубоко проникнута была своимъ достоинствомъ многодумная Германія, провозгласивъ когда-то, что воспитаніе должно образовать гражданъ!
Было бы очень пріятно остановиться хоть на этомъ принцип, но онъ разными людьми понимается совершенно различно. Извстію, какъ воспитывали и еще воспитываютъ въ Пруссіи гражданъ Ехсеіlenz фонъ-Раумеръ, Борманъ, Бетманъ-Голльвегъ, Штиль и т. д. То ли думаютъ честный Джстервегъ, Шульце-Деличъ, Вирховъ? Нтъ. Кому же врить? Если воспитать двухъ дтей по этимъ двумъ программамъ, они. окажутся врагами другъ другу. Слова, выражающія ближайшія сердцу понятія, стали какими-то декораціями, которыми, обставляютъ себя до такой степени вс безъ различія, что человку, еще свжему и чистому, почти совстно произнести ихъ.
Если бы людямъ удалось отыскать какой нибудь отвлеченный принципъ, согласиться въ немъ, какъ въ педагогической основ, что могло бы выйти изъ этого? къ чему бы привело насъ это согласіе, примненное какъ основаніе педагогіи? Къ вчной неподвижности, къ совершенному отрицанію прогресса, къ заблаговременному сопротивленію всему, что будущее, можетъ быть, готовить достойнйшаго и лучшаго…. но объ этомъ посл*
Наконецъ, остается созданіе человка. Если хотите воспитать-человка, по моему мннію, нтъ другой возможности достигнуть цли, кром физіолого-психической педагогіи. Бесда за бесдой разъяснить мою мысль. Дале мы ясно увидимъ, что вс отвлеченныя понятія, какъ крайне спорныя, если поставить ихъ въ основаніе воспитанію, непремнно приведутъ Къ тиранніи извстной школы понятій, и постановимъ философское достоинство предлагаемой системы, теперь же скажемъ только, что физіологія и психологія — начала боле прочныя, чмъ другія. До сихъ поръ существовала ли педагогическая наука? нтъ. Заботясь о томъ напримръ, чтобы преподать ребенку т или другія добродтели гражданина, вы просто пріучаете его то къ тмъ, то къ другимъ вліяніямъ, и лучшимъ результатомъ часто можно почесть созданіе фанатика. Выборъ средствъ соотвтствующей фанатизаціи, боле вліятельныхъ на молодую натуру, мнялся сообразно съ цлью: ребенку сообщали извстныя свднія, скрывали ту или другую отрасль человческихъ знаній, много наблюдали за тмъ, какъ легче взять ребенка, лаской, или побоями, пытались найти лучшія средства передачи научныхъ свдній,— но точныя наблюденія рдки и несознательны. Но гд же наука, имющая прочныя основы для фактическихъ наблюденій (прошу читателя вспомнить взглядъ нашъ на науку въ первой бесд), по мр своего развитія строющаяся въ послдовательный рядъ Фактовъ и выводовъ, образующихъ теоретическую систему, способную къ постоянному совершенствованію въ цломъ и въ частяхъ, и къ сознательному примненію на практик? Я не вижу этой науки ни въ одномъ изъ досел изданныхъ педагогій, да кажется она и немыслима до тхъ поръ, пока не найдетъ себ прочной сферы для изслдованій. Этой сферой, полагаю, только и могутъ быть физіологія и психологія. Постепенно изучая разршеніе органическихъ явленій въ умственной и нравственной сфер, мы обратно можемъ наблюдать, какими впечатлніями производятся т или другія ощущенія нервной системы для измненія или поддержанія и укрпленія данныхъ разршеній. Мы говоримъ откровенно — вся эта наука in spe, и даже еще составляющія ея базисъ науки — физіологія и особенно опытная психологія, не глубоко разработаны. Но возможность ея неоспорима, и сдланные опыты могутъ назваться очень удачными. Прочность же ея также не подлежитъ никакому сомннію:всякій фактъ, пріобртенный на этой почв, есть дйствительное пріобртеніе, за которымъ послдуютъ другіе, будетъ возможность выводовъ, сознательнаго примненія. Только для подобной науки есть жизнь и будущность.

III.

Задача воспитателя вслдствіе принятія антропологическаго принципа и основанія педагогической наук: сопоставленіи силъ организма и вншняго міра.— Въ какихъ условіяхъ оно совершается.— На сколько силы организма и вншняго міра принадлежатъ воспитателю для такого сопоставленія.

Разъяснивъ по возможности антропологическую идею воспитанія, мы обратили вниманіе на ея значеніе для основанія педагогической муки, и, высказавъ убжденіе, что дйствительная наука можетъ создаться единственно изъ фактовъ, отчасти показали область, въ которой должны быть наблюдаемы факты физіолого-психической педагогіи. На этотъ разъ область эта уяснится еще боле, при обсужденіи вопроса о томъ, въ какое положеніе выведенное начало ставить воспитателя и его задачу. Кажется, объ этомъ и говорить бы нечего. Принципъ разъясненъ, каждый принявшій его самъ отыщетъ обусловленный путь. Но къ крайнему сожалнію, уже высказанному нами прежде, нельзя разсчитывать на то, чтобы всякій принявшій истину принялъ и ея послдствія. Въ жизни противорчія этого рода являются на каждомъ шагу не только на практик, но и въ теоріи. О практик и говорить нечего, согласованіе мысли съ дломъ здсь рдкое явленіе. Для такого согласованія нужно, чтобы мысль возрасла до убжденія, т. е. чтобы мы вполн воспріяли ее, искренно полюбили, чтобы отреченіе отъ нея было панъ невозможно иначе, какъ по замн ея другою мыслью, еще боле удовлетворяющею потребности въ истин, чтобы отреченіе ради нея отъ многихъ благъ казалось не геройствомъ, не подвигомъ, чтобы принятіе этихъ благъ являлось немыслимымъ. Увы, такіе примры рдки. Наука сама по себ, жизнь сажи по себ — вотъ общее правило. Въ теоріи та же непослдовательность. Вы встрчаете человка, близко стоящаго къ рабочему классу, — онъ видитъ его горе, тяжелую нужду, видитъ что самый лучшій хозяинъ не можетъ радикально помочь при существованіи того или другаго экономическаго закона… Слдовательно, заключаете вы, эти экономическіе законы негодны, надо искать другихъ… ‘О нтъ!’ Что же останавливаетъ вашего собесдника? выгодъ отъ настоящаго положенія онъ не иметъ… Онъ просто не постигалъ пряной связи между понятіями и не подозрвалъ, что призваніемъ факта обусловливалъ какія нибудь послдствія… Женщина не властна любить, кого ей прикажутъ, такъ ли?— ‘Да’… Она, не любя мужа, полюбила другаго…— ‘Преступница’. Попробуйте согласовать эти понятія… Ребенокъ прибгаетъ къ матери весь въ слезахъ: ‘я толкнулъ вазу со стола, и она упала?’ — Ты же самъ виноватъ! ‘Нтъ, я хотлъ столкнуть ее со стола, но не хотлъ, чтобы она падала!’… Причины такого явленія ясны, мы невольно наталкиваемся за факты негодности предразсудковъ, но авторитетъ послднихъ такъ силенъ, а привычка къ мышленію такъ слаба, что не приходить въ голову привести въ соприкосновеніе два совершенно противорчащія понятія, они живутъ рядомъ цлые годы, не тревожа другъ друга. Такъ приходится полагать, что многіе воспитатели не увидятъ обязанностей, налагаемыхъ на нихъ основными положеніями антропологическаго принципа о вліяніи прирожденнаго вамъ организма и измненій, которымъ онъ подверженъ отъ послдующихъ вншнихъ дятелей.
Уже не разъ было замчено, будто человкъ не создалъ ни единой силы, и все совершающееся совершается силами природы, роли же человка (раздляемая имъ со многими другими дятелями) состоитъ единственно въ приведеніи силъ природы въ соприкосновеніе между собою. Въ опроверженіе говорятъ, что вліятельнйшія общественныя силы созданы человкомъ, напримръ тупоуміе, предразсудки, и т. д. Въ ршеніи такого спора вамъ важно только, чтобы воспитатели ясно представилъ себ дв стоящіе передъ нимъ группы силъ, и понялъ свою роль между ними. Одна изъ этихъ группъ — силы организма, другая — силы вншнія, какъ природныя, такъ и человческія. Театръ ихъ столкновенія тотъ же. организмъ, въ немъ, въ его измненіяхъ, отражается результатъ столкновенія. Оно продолжается всю жизнь человка, но самое дятельное время — дтство и отрочество. Въ эти періоды вншніе дятеля могущественны, противуборствующимъ элементомъ является организмъ: 1) физически не установившійся, формирующійся, слдовательно, подлежащій очень легкимъ измненіямъ, 2) не принявшій еще вкоренившихся привычекъ, твердыхъ путей въ разршеніи своихъ силъ отъ вншнихъ стимуловъ. Въ послдующіе годы вншніе дятели встрчаютъ уже сформировавшуюся матерію, установленные пути въ разршеніи впечатлній, для измненій нужна борьба, потрясающая организмъ, неспособный къ большимъ передлкамъ, слдовательно, особенно тяжелая борьба, которую организмъ часто не въ состояніи вынести. Такъ замчено, что въ эпохи общественной жизни, когда борьба эта вызывается наиболе, напримръ, въ эпохи великихъ политическихъ потрясеній, число страдающихъ болзнями мозга и вообще нервными болзнями, значительно увеличивается. Довольно интересный анализъ или, лучше, матеріалъ для анализа, въ этомъ смысл представляетъ для дилеттантовъ повсть Тургенева ‘Фаустъ’. Изъ этого видно, что воспитатель, иметъ дло съ самою благодатною почвой, но вмст съ тмъ, что задача его очень трудна, самая воспріимчивость почвы предписываетъ высшую степень осмотрительности. Для дополненія всей картины соприкасающихся силъ скажемъ еще, что въ самомъ воспитател два элемента,— омъ самъ является одновременно и сопоставителемъ органическихъ и вншнихъ дятелей, и однимъ изъ самыхъ сильныхъ вншнихъ вліяній. Это послднее свойство воспитателя крайне важно, обязываетъ его къ ежеминутному наблюденію надъ собою. По нашему мннію, которое покажется страннымъ съ перваго взгляда, но уяснится впослдствіи, онъ въ педагогическомъ дл долженъ отречься отъ своего я и употреблять личное вліяніе только въ томъ же смысл, какъ и вліяніе другихъ дятелей. Во всякомъ случа впредь мы будетъ смотрть только на его элементъ опытнаго и наблюдательнаго сопоставителя. Обратимся же теперь къ опредленію возникающихъ въ этого положенія отношеній воспитанника къ воспитателю. Окруженный такимъ образомъ педагогъ, творчеству котораго открыта широки дорога и даны богатыя средства, онъ однако иметъ дло не съ матеріаломъ, изъ котораго можно лпить по произволу, а съ условіями ограничивающими его волю, которыхъ обойти невозможно. Онъ входитъ на архитектора, которому для сооруженія зданія нельзя руководствоваться единственно законами высокаго творчества, а надо отображаться съ ограниченнымъ пространствомъ, съ матеріаломъ сооруженія, съ назначеннымъ капиталомъ, съ умньемъ и талантами художникомъ и рабочихъ, которыми онъ можетъ располагать, съ практическою цлью зданія. Передъ, нимъ прямо два вопроса: 1) какъ воспользоваться организмомъ ребенка и 3) вншними вліяніями. Обыкновенно еще передъ этими вопросами ставятъ третій: въ пользу чего, куда должны быть направлены данныя силы? Вопросъ этотъ, стоящій вн педагогіи, до сихъ поръ обусловливалъ ее, въ немъ именно искали основанія педагогической наук, отъ него и родились категоріи образованія гражданина, и т. п. Въ слдующихъ бесдахъ увидимъ всю несообразность такого пути, которая впрочемъ отчасти объясняется уже первой бесдой.
Для ршенія этихъ вопросовъ уяснимъ себ предварительно нкоторыя психологическія явленія. Наблюденія клонятъ къ убжденію, что ребенокъ родится со способностями, подлежащими развитію или притупленію. Организмъ иметъ извстную силу. Сила эта можетъ быть подраздлена на нсколько составныхъ силъ: сила мышленія, сила движенія и т. д. Каждая сила есть свойство извстныхъ органовъ. Сумму органическихъ условій мы назвали темпераментомъ. Очевидно, темпераменты отдльныхъ лицъ одарены различною силой. Потому каждый изъ нихъ не можетъ выполнить равной задачи, способенъ только на извстную степень, на извстный характеръ дятельности. Потому степень органическихъ силъ, которою, обладаетъ индивидуумъ, я называю его способностью (sein Knnen), подраздляемую на нсколько отдльныхъ способностей: способность мышленія, способность движенія, способность уподобленія (уподобленіе пищи составнымъ частямъ организма) и т. д. Способности эти слдовательно прямой продуктъ организма, организмъ же частью прирожденъ, частью измняется послдующимъ развитіемъ. Такъ умственныя способности зависятъ отъ количества, устройства и состава мозга. Мысль измняетъ составъ мозга, пища дйствуетъ на него, умственная дятельность увеличиваетъ его объемъ, всякое умственное разстройство отражается на состав мозга, слдовательно, самыя умственныя способности могутъ быть увеличены или уменьшены. Точно такъ же подлежатъ измненію: составъ крови, раздражительность нервовъ и т.д., но все въ извстныхъ предлахъ, постановленныхъ организмомъ, развившимся до рожденія подъ условіями, частью указанными въ предъидущей бесд. При настоящемъ состояніи науки, трудно опредлить, что именно, до какой степени и какими средствами подлежитъ измненію, но многія указанія уже существуютъ, и дальнйшая разработка этой задачи должна занять физіологовъ, психологовъ и педагоговъ. Трудно даже составить списокъ отдльныхъ человческихъ силъ съ точнымъ обозначеніемъ органовъ, продуктомъ которыхъ являются эти силы, хотя многое начинаетъ опредляться довольно удовлетворительно. Органы имютъ свойство при дйствіи на нихъ стимуловъ обнаруживать свои способности. Эти обнаруженія, эти отправленія органовъ, составляютъ нашу дятельность, которая можетъ проявляться какъ внутри, такъ и вн насъ. Напримръ, способность уподобленія занята внутреннею дятельностью, способность мышленія черезъ посредство органовъ чувствованія и органовъ воли, дйствующихъ на соотвтственные мускулы, можетъ обнаружиться вншнею дятельностью. Стимулы, заставляющіе органы обнаруживать свои способности, въ данный моментъ полнаго хода жизни конечно двояки: одни принадлежатъ вншнему міру, другіе внутри человка, но внутренніе стимулы очевидно играютъ только посредствующую роль. Такъ напримръ мысль, единственный стимулъ органовъ воли, сама есть продуктъ вншняго стимула, переданнаго ея органонъ нервными волокнами. Вс органы, а слдовательно и ихъ свойства, способности, очевидно находятся во взаимодйствіи. Сказанное даетъ намъ предварительное понятіе о значеніи окружающаго міра въ воспитаніи, такъ же, какъ въ отдльныхъ проявленіяхъ способностей, онъ дйствуетъ (опять непосредственно, или съ помощью посредствующихъ органовъ) на самое развитіе органовъ, является слдовательно силообразователемъ (Knnensschpfer) или силоразрушителемъ. Изъ моей комнаты въ кухню проведенъ звонокъ,— я знаю разницу между механизмомъ и живыми органами, но на этотъ разъ сравненіе удовлетворительно,— изъ моей комнаты проведенъ звонокъ. Колокольчикъ иметъ способность издавать звукъ, проволока же, рогатка и снурокъ составляютъ органы, способные приводить его въ дйствіе, когда ихъ сотрясаетъ вншній стимулъ, моя рука. Очевидно, звукъ при равной сил стимула будетъ зависть отъ этихъ органовъ. Звонкій колокольчикъ издаетъ слабый звукъ, если проволоки худо проведены и не могутъ сообщить ему сильнаго сотрясенія. Точно такъ же, какъ выгоднйшимъ образомъ проведенная проволока, при самомъ большемъ сотрясеніи, не можетъ вызвать сильнаго звука отъ худаго колокольчика. Это въ нкоторой степени картина дйствія отдльныхъ стимуловъ, о которомъ шла рчь: органы, сообщая импульсъ одинъ другому, производятъ дйствія, на которыя они способны, сообразно съ даннымъ стимуломъ. Но на колокольчикъ можно имть и другого рода вліяніе: я, переливъ его, введу въ него боле серебра, я ежедневно буду мнять его звукъ, урзывая по частямъ его языкъ, мимически заставлю его ржавть: я сразу или постепеннымъ вліяніемъ измняю органъ, слдовательно и его способности. Мы уже уже упомянули объ этой возможности измнять способности и привели ей примры. Теперь прошу только обратить вниманіе на то, что влянія эти опять истекаютъ изъ вншняго міра. Нкоторые органы дйствуютъ почти исключительно въ пользу этого вліянія, такъ напримръ органы уподобленія. Дйствіе силообразователей иметъ химическій или анатомическій характеръ. Они единовременны или постоянны, напримръ, молнія, разразившаяся около насъ, контузія отъ пролетвшаго ядра будутъ мгновенныя вліянія. Боле или мене постоянны: климатъ, пища, воздухъ, гимнастическія упражненія и проч. Врядъ ли нужно и говорить, что рядъ стимуловъ можетъ произвести такое же дйствіе, напримръ, постоянно хорошее или дурное обращеніе, счастливыя или безотрадныя обстоятельства (вліяющія на органы мышленія). Когда силообразователемъ является рядъ стимуловъ, организмъ получаетъ наклонности, привычки. Въ организм уставляются постоянные пути разршенія импульса, полученнаго въ стимула. Такъ можно пріучить себя при извстныхъ случаяхъ длать извстныя движенія, установивъ путь между органомъ мысли, воли и тмъ или другимъ мускуломъ, можно пріучить мысль къ извстнымъ ршеніямъ и т. д.
Такой организмъ имлъ бы совершенно видъ механико-химическаго аппарата, способнаго къ модификаціямъ, не будь между его органами — органа мысли, съ зависящими отъ него органами воли и чувства. Въ нихъ наше различіе отъ аппаратовъ, отъ того мы свой механизмъ и называемъ сознательно-живымъ, отъ того мы и можемъ въ извстной мр не подчиняться вншнему міру. Иногда умышлено дйствовать на него. Органы мысли стоятъ непремннымъ, неизбжнымъ посредникомъ между вншними стимулами и нкоторыми другими органами (напр. органами воли). Мозгъ способенъ разршить импульсъ такъ иди иначе. Но не будемъ увлекаться этой блестящей способностью. Она только съ перваго вида является до такой степени свободной, могущественной, самобытной. Вншніе дятели въ отношеніи къ ней похожи на подсудимаго, который самъ избралъ судью, и самъ подготовилъ вс данныя для суда. Она въ сущности подвержена тмъ же законамъ, какъ и другія. Рядъ стимуловъ произвелъ въ ней наклонности. ‘Человкъ, котораго тотчасъ по рожденіи удалили бы совершенно отъ общества людей, едва ли имлъ бы ясное проявленіе человческаго разума, а окруженный, при тхъ же условіяхъ, одними животными, онъ непремнно усвоилъ бы себ вс ихъ привычки, разумется на столько, на сколько это позволяетъ человческая организація’. Обладая способностью памяти, мозгъ дйствуетъ въ области, созданной вншнимъ міромъ. ‘Что человкъ не изъ себя развиваетъ понятія, а получаетъ ихъ изъ вншняго міра, это несомннно доказывается множествомъ наблюденій надъ людьми, находившимися въ какихъ нибудь особенныхъ положеніяхъ. Такъ, напримръ, слпорожденные не имютъ никакого представленія о свт и цвтахъ, глухіе отъ рожденія не могутъ составить себ понятія о музык. Люди, выросшіе въ лсахъ, въ обществ животныхъ, безъ соприкосновенія съ людьми, отличаются дикостью и неразвитостью понятій. Иногда эта неразвитость доходитъ, почти до совершеннаго отсутствія всякихъ признаковъ разумности, какъ, напримръ, у извстнаго Каспара Гаузера,— этой неудачной попытки на разумное существованіе, по выраженію одного нмецкаго писателя’. Такъ образуются наклонности мозга, точно такъ же дйствуютъ на него прочіе силообразователи, точно такъ же онъ подверженъ взаимодйствію органовъ, точно также, проявляясь силою другихъ органовъ, онъ подвергаетъ эти проявленія ихъ совершенству, напримръ, большая или меньшая раздражительность нервовъ сердца можетъ вызвать боле или мене чувства, импульсъ, сообщенный мыслью органамъ воли, можетъ произвести боле или мене энергическое движеніе, смотря по способностямъ воли и движенія. Но какъ мозгъ ни ограниченъ въ своей дятельности, какъ онъ ни подчиненъ въ особенности вншнему міру, въ немъ сравнительно наибольшая свобода, онъ одинъ сохраняетъ сознательныя впечатлнія прошлаго, вообще одинъ дйствуетъ сознательно, онъ является двигателемъ нашихъ вншнихъ разумныхъ проявленій, потому онъ преимущественно и долженъ занять педагогію, потому ему исключительно и будетъ посвящена слдующая бесда. Если, напримръ, мускулы и имютъ нкоторую отдльную мускульную сознательность, неразумныя проявленія въ такъ незначительны, что въ этомъ бгломъ очерк мы ими заниматься не станемъ. Бесда эта была уже написана, когда мн попалась книга доктора Бока ‘О здоровомъ и больномъ человк’, затмъ и рецензія на нее Добролюбова. Прочитавъ и то и другое, такіе книжку Шнелля, упомянутую въ этой рецензіи (сочиненія Добролюбова, т. II), я значительно сократилъ всю свою бесду и предлагаю читателю самому познакомиться съ приведенными сочиненіями. Все же сохраненное здсь я счелъ не безполезнымъ и рядомъ съ этими книгами. Сдлавъ еще нсколько заключеній объ отношеніи воспитателя къ организму воспитанника, перейду къ вопросу о вншнихъ дятеляхъ.
Работа надъ организмомъ должна соотвтствовать мысли о сохрани и укрпленіи прирожденныхъ силъ, т. е. помня прирожденныя условія, воспитатель долженъ строго согласоваться съ ними и развитъ ребенка именно въ направленіи, указанномъ первоначальнымъ темпераментомъ. Такимъ образомъ совершенно исключается воспитаніе по идеалу. До сихъ поръ еще большая часть родителей и присяжныхъ педагоговъ, составивъ себ а priori идеалъ совершенства, стремится достичь его въ воспитываемомъ субъект. Если родитель не любятъ веселыхъ, бойкихъ характеровъ, онъ будетъ останавливать ребенка съ цлью укротить, смирить его, думая, что такимъ образомъ достигнетъ цли. Нтъ ничего боле ложнаго, нтъ ничего губительне этой системы. Она противорчитъ и природ воспитанника и общечеловческой иде. Ея противорчіе природ ясно изъ предыдущаго. Для человчества же было бы истиннымъ горемъ, еслибы вс люди обладали однимъ и тмъ же темпераментомъ. Тогда ни одинъ вопросъ, ни одна задача не были бы хорошо разработаны. Нужно людей съ энергической иниціативой, но они обыкновенно не умютъ выявиться съ подробностями, нужны быстрые, ршительные, иногда медлительные, осмотрительные характеры, и т. д. Великая задача воспитателя прежде всего и состоитъ въ томъ, чтобы опредлить темпераментъ субъекта, его прирожденныя способности и развивать ихъ затмъ въ сообразности. Нельзя безнаказанно ломать человческую натуру по упрямому произволу. Во первыхъ, почти утвердительно можно сказать, что предположенная цль не будетъ достигнута, во вторыхъ, изъ ребенка не только выйдетъ безхарактерное, неопредленное существо, иногда въ постыдной жизни тратящее невольныя проявленія лучшихъ силъ, но еще часто, очень часто организмъ не будетъ въ состояніи перенести этой переработки. Самыя трудныя болзни могутъ быть послдствіемъ такой системы, между прочимъ тяжелое моральное впечатлніе недовольства жизнію, ипохондрія, болзни мозга и пр. и пр. Послдствія эти ясны: вы постоянно отказываете натур въ ея требованіяхъ и утомляете ее несвойственною дятельностью. Родители довольно откровенно признаются, что къ такому поведенію побуждаетъ ихъ самолюбіе, только самолюбіе это они называютъ любовью къ дтямъ… жалкое чувство, доказывающее и совершенное непониманіе любви, и крайнюю превратность общественныхъ понятій, которая впрочемъ легко объясняется господствующими предубжденіями. Напр. матери тяжело видть въ своемъ сын скромнаго, добросовстнаго, но оставленнаго безъ всякаго вниманія и симпатіи труженика, если рядомъ она слышитъ, какъ его сверстникъ хоть бы какимъ нибудь блестящимъ подвигомъ заслужилъ общее удивленіе. Міръ до сихъ поръ проникнутъ глубокимъ уваженіемъ къ людямъ, такъ хорошо обозначаемымъ французскимъ словомъ ‘les tapageurs’. Только при извстной степени развитія, мать съ внутреннимъ довольствомъ вспомнитъ подвиги сына въ борьб съ нуждою, съ обществомъ, со зломъ во всхъ его видахъ, съ самимъ собою, мало ли съ чмъ! — подвиги, которые онъ свершилъ не замчая, изъ скромнаго сознанія долга, по внутренней, неотвратимой потребности… и любовь конечно скажетъ ей, что этого тихаго, чистаго счастья не слдуетъ нарушать ни сожалньемъ, ни похвалой. Но увы — еще эти матери рдки. А ребенокъ? бдное созданье, какъ глубоко шевелятъ въ немъ лучшія струны, воспвая Александра Македонскаго, Наполеона и другихъ героевъ, читаютъ ему цлую исторію непрерывныхъ войнъ, величаютъ правителей, могучею рукою держащихъ цлыя страны, его развивающаяся сила естественно сочувствуетъ сил, не разсуждая ни о томъ, гд ея источникъ,— въ положеніи или въ самыхъ убжденіяхъ, въ характер лица,— ни о примненіи этой силы, ему даже нравится Вильгельмъ Оранскій, передъ заключеніемъ Нимвегенскаго мира дающій ненужное сраженіе. Усявъ поле трупами, онъ разсуждалъ: ‘при заключеніи мира войска не будутъ нужны, слдовательно отчего не дать сраженія, даже въ ожиданіи значительныхъ потерь!..’ L’individu est une chose de l’tat… А кто нибудь разъяснялъ ли дтямъ всю силу и величіе Галилея, Овена, Песталоцци, Франклина? Почтенный труженикъ, долгими изысканіями собравшій драгоцнный матеріалъ для науки, ‘копотливый кротъ’, возбуждаетъ въ видъ смхъ, чуть ли не презрніе! Объ уваженіи къ физическому труду нечего и говорить. Общее направленіе общества объясняетъ такое поведеніе воспитателей, но непростительно продолжать беззаботное шествіе тмъ же путемъ. Повторяю, ничего нтъ губительне такого насилованья природы, ничего нтъ мене логическаго, боле безсмысленнаго, противнаго природ и совсти. На заблаговременное назначеніе карьеры часто нападали, но оно нисколько не предосудительне насилованья естественныхъ способностей человка. Спокойные осмотрительные умы такъ же нужны, какъ быстро творящія натуры, аналитическій разсудокъ такъ же, какъ синтетическій и т.д. ‘Jeder ist in seinem gross’, сказалъ кто-то… всякому честному дятелю — слава.
Не мене такого насилованія общаго характера, общаго темперамента ребенка вредно несоразмрное напряженіе его отдльныхъ способностей. Какъ человкъ не можетъ поднять боле извстной тяжести, такъ и не всякая мысль, не каждое впечатлніе ему по силамъ.
Какъ мускульная ткань, такъ и желудокъ, и мозгъ имютъ мру, сны, только извстную способность, примненіе которой должно идти въ строгой параллели съ ея развитіемъ. При противномъ веденіи воспитанія опять можно быть увреннымъ, во первыхъ, въ достиженіи результата, совершенно противнаго искомому, во вторыхъ, въ разстройств организма несвойственной работой. И то и другое довольно ясно безъ дальнйшихъ поясненій, точному же изслдованію здсь не мсто: читатель вроятно уже замтилъ, что мы этими бесдами едва очерчиваемъ планъ дйствія педагогической науки и практики, иначе придется сейчасъ же писать цлые томы. Съ другой стороны, и недостаточное упражненіе способностей очевидно вредно, потому что неупражняемая способность скоро притупляется. Это бездйствіе пораждаетъ даже болзненное состояніе. Спросите у человка, привыкшаго къ физическому труду, какъ онъ страдаетъ отъ недостатка въ движеніи, какъ мыслящему человку тяжело воздержаніе отъ мысли. Попробуйте остановить созерцаніемъ природы, музыкой, чмъ бы то ни было возбужденное воображеніе. Дли этого нужно извстное усиліе, успхъ котораго оставляетъ за собою ощущеніе какой-то пустоты. Это частный случай неудовлетвореннаго возбужденія. Точно та же способность, уже пріученная возбуждаться извстными стимулами, возбуждается ими безъ нашего сознанія, и возбужденіе это требуетъ разршенія. Мысли по привычк возникаютъ, отдаляйте ихъ каждый разъ, стараясь заняться дятельностью другихъ органовъ. Мозгъ, не находящій въ забот объ этой дятельности достаточнаго упражненія, мало по малу слабетъ. При изслдованіи нкоторыхъ вопросовъ физіологіи, явленіе это отчасти разсмотрно, вообще же на него обращено покуда слишкомъ мало вниманія.
При всемъ этомъ неизбжно требованіе отъ педагога нкоторой привычки къ категорическому мышленію, чтобы онъ могъ при проявленіяхъ организма открыть ихъ источникъ, добраться до опредленныхъ стимуловъ, вызвавшихъ дйствіе. Только подъ этимъ условіемъ возможно для него наблюденіе образующихся наклонностей. Во первыхъ, слдуетъ проникнуться мыслью, что способности всегда могутъ датъ добрый результатъ, слдуетъ строго различать отъ отъ полученныхъ наклонностей: Къ сожалнію, современной психологіи еще трудно составить списокъ основныхъ характеровъ, такъ какъ вопросъ о темпераментахъ еще очень плохо разработавъ. Но примръ лучше пояснитъ дло. Положимъ, способности индивидуума обусловливаютъ энергію, дана энергическая натура, уже вншнія силы опредлятъ, что изъ нея выйдетъ: безтолковое противодйствіе, безсмысленное упрямство, или разумная настойчивость. Точно также вншніе дятели опредлятъ, какъ разршатся образовавшіяся наклонности. Возьмемъ два субъекта: оба поняли прелести извстнаго комфорта и склонны къ нему, но одинъ изъ нихъ иметъ развитыя понятія о честности, о нравахъ и обязанностяхъ и т. д., другой же ихъ не иметъ. Первый достигаетъ комфорта трудомъ, второй съ тою же цлью длается плутомъ. Или же вообразимъ себ, что оба равно неразвиты и равно поняли прелести комфорта, но одинъ иметъ ихъ, другой же лишенъ даже необходимаго. Послдній длается плутомъ, первый же спасается отъ такого грустнаго проявленія своей неразвитости,
За тмъ, что у него наслдственное есть.
Неразвитость онъ проявитъ за то въ другихъ сферахъ, напримръ, въ своихъ отношеніяхъ къ женщин и т. д. Изъ этого можно вывести нсколько нравоученій, во мы воздержимся отъ морали, и сдлаемъ только слдующее заключеніе: если индивидуумъ не иметъ положительно анормальныхъ органическихъ недостатковъ, уродствъ, вншнія силы виноваты въ худомъ направленіи. Говорятъ: ребенокъ по натур неоткровененъ, упрямъ… совершенная ложь, разв ребенокъ боленъ, напр., если съ большой раздражительностью нервовъ, съ сангвиническими органами, онъ родится съ крайне малымъ количествомъ мозга. Тогда воспитатель не иметъ направителя энергіи. Идіоты часто бываютъ необыкновенно упрямы (идіоты-сангвиники). Но эти явленія анормальны, это исключенія, которыми теперь заниматься не мсто. Мы уже приглашали сообразоваться съ природными силами, он нсколько обусловливаютъ характеръ дятельности субъекта, но изо всякаго здороваго индивидуума можетъ выйти полезный членъ общества. Чтобы воспитатель сдлалъ въ этомъ случа все отъ него зависящее, необходимо категорическое мышленіе. Видя, какъ въ нкоторыхъ школахъ учитель цлые часы проводитъ съ учениками, стараясь преимущественно посредствомъ нагляднаго обученія довести ихъ до полнаго усвоенія понятій о предмет и его свойствахъ, о причин и послдствіяхъ, о правил, об исключеніи, объ общемъ и частномъ явленіи о принцип и факт и т. д., видя эти старанія, родители часто удивляются, даже негодуютъ на ‘напрасную трату времени’. Между тмъ, трудно употребить время ребенка съ большею пользой. До сихъ поръ цлыя общества не понимаютъ собственно жизни единственно по неумнію отличить принципа отъ фактовъ. Въ ясности этихъ понятій заключается вся аналитическая часть мышленія, при синтезис она составляетъ непремнное условіе логическаго сочетанія. Видя вмст съ тмъ, какъ мышленіе мало развито въ масс, мы прямо придемъ къ убжденію, что дло не такъ просто и ясно, какъ оно кажется съ перваго взгляда.
Врядъ ли теперь придется повторять, что не изучивъ науки о жизни, не зная физіологіи, вы не можете сдлать ни шагу. Вы не можете знать, ни на что дйствовать, ни чмъ дйствовать, не поймете самыхъ результатовъ собственной дятельности. Вообразите себ человка, отъ роду не видавшаго, не слыхавшаго никакого музыкальнаго инструмента, приведите его къ фортепьяно и попросите извлечь гармоническіе звуки. Во первыхъ, онъ не будетъ знать, кто виноватъ въ раздирающихъ диссонансахъ, самъ онъ, или инструментъ, онъ можетъ быть, приметъ фортепьяно за машину, отъ которой невозможно добиться пріятныхъ звукосочетаній, пока не узнаетъ или не найдетъ нсколькихъ законовъ, которые выведутъ его изъ заблужденія. Горькая разница только въ томъ, что фальшиво взятая нота не оставляетъ слда въ инструмент, а въ живомъ организм слдъ неизбженъ. Этотъ бдный аппаратъ, для существованія котораго нужно тысячу вншнихъ вліяній, весь зависитъ отъ нихъ, они располагаютъ имъ почти произвольно, что сравнительно значатъ его прирожденныя требованія?.. Требованія? Смшное слово для ребенка, который не иметъ возможности поддержать своихъ правъ… Изъ этихъ прирожденныхъ силъ сдлаютъ, что угодно: убьютъ, разовьютъ ихъ, разовьютъ въ ту или другую сторону. Если извстнаго характера организмъ ршительно принять не въ состояніи, изъ него сдлаютъ ни то, ни сё, не то, что хотли, не то, что онъ хотлъ, какую-то неопредленную безсмыслицу, уродство. ‘Организмъ въ вашихъ рукахъ — творите! ‘Вотъ вамъ я вспомогательное средство — наука, воспользуйтесь кмъ, что сдлано ею, дополните, что можете. Подъ ея руководствомъ берите изъ міра все, что вамъ нужно — творите!’… Когда въ первый разъ, держа на колняхъ горячо любимаго ребенка, я сказалъ себ эти слова, у меня сердце сжалось, захватило дыханіе… крпко прижавъ къ груди бдное соданье я невольно завлекалъ: дитя, дитя, если бы я могъ доставить теб все, что теб такъ необходимо… Блдно было его лицо, надо бы ему подышать чистымъ, свжимъ воздухомъ,— а жили мы въ смрадной улиц, въ тсныхъ комнатахъ… Пустилъ бы я его побгать хоть и по нашей-то улиц, да, того и гляди, задавятъ…. присмотрть за нимъ не кому, мн надо работать, работать… Нтъ, читатель, не въ силахъ я пересказывать всю эту повсть, только не даромъ мн плакалось!..

А. Слпцовъ.

‘Современникъ’, NoNo 1, 9, 1863

Слепцов Александр Александрович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Положение о выпускниках-коммунарах детской трудовой коммуны НКВД УССР им. Ф. Э. Дзержинского, Макаренко Антон Семёнович, Год: 1933
  2. Возражение ‘России’, Розанов Василий Васильевич, Год: 1910
  3. Лекции о воспитании детей, Макаренко Антон Семёнович, Год: 1937
  4. Ни ‘да’, ни ‘нет’ о школьной реформе, Розанов Василий Васильевич, Год: 1901
  5. Народное просвещение в СССР, Макаренко Антон Семёнович, Год: 1937
  6. Предметная система в школе, Розанов Василий Васильевич, Год: 1900
  7. Общество содействия дошкольному воспитанию детей, Розанов Василий Васильевич, Год: 1909
  8. Опыт дидактического руководства к преподаванию русского языка…, Семенов Дмитрий Дмитриевич, Год: 1852
Электронная библиотека