Павел Веронез
Павел Веронез
Телассон.
——
Павел Веронез, Телассон Жан-Жозеф, Год: 1805
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Павел Веронез, после Тициана, почитается славнейшим живописцем школы венецианской. Чрезвычайная легкость в изобретении и исполнении, особливый способ изображать великолепную одежду, и весьма частые погрешности против летоисчисления — вот отличительные черты Павла Веронеза.
Будучи богат мыслями, он имел гораздо менее ума, нежели воображения, и мало чувствительности, изобретал, одевал, двигал свои фигуры по прихотям собственного вкуса, и все то казалось ему хорошим, что только глаза его одобряли. В самом деле его расположения и изобретения живописны, для глаз весьма приятны, и не без движения, но ум не видит в них поэзии. Чем большей исправности требуют предметы, тем менее в них истины. Нельзя страннее представить на картинах происшествий самых важных, взятых из церковной и светской истории. — Чем более у него фигур на сцене, тем они кажутся важнее, как сами по себе так и по богатству принадлежностей. Штрих его, твердый, быстрый, похожий на Теньеров, с жаром и точностью представляет натуру, краски блестящи и ярки, а особливо на шелковых платьях, иногда вышитых золотом, его рисовка величава и приятна, когда он имел перед глазами хорошее образцы, жаль только, что по большей части он писал без выбора.
Почти на всех картинах у него изображены венециане или восточные жители, которых он видал в Венеции, и которых богатые уборы обращали на себя его внимание. Павел Веронез помещал фигуры свои в зданиях особенного, смелого зодчества, которое было в обыкновении в его время, и которое совсем не соответствует изображенным предметам. Украшения, сосуды и прочие принадлежности вероятно тогда были в употреблении в Венеции.
Самые лучшие произведения Павла Веронеза теперь у нас перед глазами, и мы можем с точностью судить об его таланте. Картина, представляющая брак в Кане Галилейской, более всех показывает его искусство. Какая пышность в расположении! Какая жизнь в фигурах! Какое великолепие в одеянии! Где найдете краски более яркие? Какая непринужденная легкость в отделке! Как хорошо разборчивый художник умел воспользоваться сей светлой архитектурой, сияя светлыми облаками! Как на столь обширной картине он умел все представить с точностью! Подумаете, что у него были перед глазами все предметы, которые изобразил так искусно! Зритель вступает в пиршественную храмину, ходит вокруг собеседников, садится, и пьет с ними. Сие чрезвычайное произведение, соединяющее в себе более точности, нежели какая-нибудь из известных больших картин, может служить образцом для живописцев во всех родах, оно тем кажется удивительнее, что все части равно совершенны, и что везде соблюдена строго постепенность в свете и яркости красок, приличных каждому предмету, смотря по месту, которое они занимают.
Отдавши дань удивления прекрасной картине и пособиям искусства, служащим для увеселения глаз и для подражания натуре, если спросим о содержании сей картины, если представим себе, как должен был художник изобразить ее: тогда все то, что казалось глазам согласием, является уму безобразною смесью, истина и точность исчезают. Не странно ли видеть всю пышность, все богатство азиатское на свадебном пиру в доме какого-то жителя небольшого городка галилейского? Где правдоподобие? Недостает вина для пиршествующих, в одну минуту непостижимою силою вода превращается в вино. Сколько работы для кисти живописца! Какое удивление должно быть написано на лицах собеседников! Напротив того в картине Павла Веронеза нет никакого отличия от обыкновенного пиршества, музыканты спокойно, продолжают играть на своих орудиях, собрание слушает их, одни друг на друга умильно смотрят, другие забавляются маленькою собачкою, чудотворное вино разливают и пьют, как обыкновенное. Можно ли равнодушно смотреть на спасителя, пренепорочную деву и апостолов, пирующих с современниками Павла Веронеза, монахами, стихотворцами, музыкантами, с королем французским, с турецким султаном? Без сомнения, он думал, что для изображения брака в Кане Галилейской ничего более не нужно, как одеть некоторых собеседников в платье известного цвета, и голову человека, сидящего среди собратьев, окружить лучами. Он поступил подобно портретным живописцам, которые, написавши какую-нибудь парижскую мещанку и подле ее маленького сына ее с крыльями Амура, думают, что изображенное лицо имеет все прелести Венеры. Павел Веронез очень хорошо сделал, что не одел евреев в национальное платье по собственному своему изобретению, тогда мы не увидели бы сих богатых венецианцев, которых никто не изобразил лучше Веронеза. Станем удивляться красотам картины, не заботясь об ее содержании и о словах Горация: Non erat hic locus. Впрочем, рассудив прилежно, найдем, что это не его ошибка, Павел Веронезе сделал очень хорошо то, что мог.
Другие живописцы изобразили нам древних со всею точностью, какая только может быть известна по описаниям историков и памятникам, до нас дошедшим, однако портреты сии не во всем сходны, потому что художники писали их не с подлинников, но по большей части с образцов, оставшихся в памяти. Мы с удовольствием смотрим на сии портреты и восхищаемся, видя, так сказать, воскресающих людей, которые привыкли удивляться, — видя их такими, какими представляем в своем воображении, но может быть, они не узнали бы себя в картинах новейших живописцев, может быть Афины и Рим не узнали бы гордых детей своих в портретах, сделанных итальянцами и французами, так точно, как Софокл, Демосфен, Вергилий и Цицерон не узнали бы своего языка в лучших греческих и латинских сочинениях, написанных в наше время. Павел Веронез, обещавшись изобразить древность, представил обычаи времен новейших, под старинными именами написал новых венецианцев. Соглашаюсь, что это погрешность, но сии венецианцы более на себя походят, нежели греки, римляне и вообще все древние, изображенные нынешними художниками. Итак вместо того, чтобы порицать Веронеза за ошибки против хронологии, потомство будет благодарить его: ибо сии самые ошибки подали повод изобразить гордых остроумных венецианцев, сих искусных художников и опасных политиков.
Павел Веронез написал несколько картин, отличающихся от других огнем и характером. Он не везде нарушал приличия так, как в плане брака в Кане Галилейской, но вообще все произведения его имеют один стиль, те же красоты и те же недостатки — недостатки счастливые, которым мы обязаны весьма много! Жаль, что сим именем должно называть причину его оригинальности, источник необыкновенного таланта, который ставит его наряду с приятнейшими древними и новыми живописцами.
Телассон Ж.Ж. Павел Веронезе / Телассон // Вестн. Европы. —— 1805. —— Ч. 24, No 24. —— С.247-253.