Есть общественные дятели, для которыхъ наитруднйшія поприща представляютъ сравнительно легкій и пріятный путь, углаженный сочувствіемъ толпы и рвеніемъ многочисленныхъ пособниковъ. Стоустая молва громко повторяетъ славное имя передоваго человка, заинтересованное общество съ напряженнымъ вниманіемъ слдитъ за каждымъ шагомъ своего любимца, газеты жадно ловятъ малйшую подробность его частной жизни, сотни преданныхъ исполнителей наперерывъ добиваются чести осуществлять его предначертанія, самая личность его какъ бы сіяетъ въ ореол всеобщаго почета и всевозможныхъ овацій… Это такъ-называемая популярные дятели, у которыхъ или направленіе краткой дятельности, счастливой случайностью, совпадаетъ съ вчно причудливымъ, непостояннымъ, временнымъ настроеніемъ большинства, — или самое время ихъ дятельности благопріятствуетъ спокойному теченію ея — относительнымъ спокойствіемъ умовъ, отсутствіемъ жгучихъ вопросовъ, всеобщимъ увлеченіемъ одною идеею и т. п. Правда, исторія рдко заноситъ въ свою лтопись плоды этихъ блестящихъ существованій, оказывающіеся въ большинств случаевъ пустоцвтомъ, за то, при жизни подобныхъ баловней счастія, судьба ихъ положительно завидна…
Но бываютъ иныя времена — эпохи тяжелыхъ преобразованій государственнаго и общественнаго строя цлой страны, періоды упорной борьбы изветшавшихъ и отживающихъ началъ съ благотворными, но еще не проникшими въ сознаніе массъ, вновь-созидаемыми основами лучшей жизни, времена шатанія умовъ, невольно сбиваемыхъ съ пути тми элементами мрака, что словно изъ ндръ хаоса возникаютъ въ прах обломковъ прошлаго: старческимъ недовріемъ и робостью, мелкимъ эгоизмомъ и наконецъ злонамренною недобросовстностью представителей отживающаго порядка…
Трудна стезя передоваго человка въ такое смутное время, если онъ смло выступитъ противъ укоренившихся предразсудковъ, безпощадно разбивая идоловъ толпы и твердой рукой водружая новое знамя… Чмъ настойчиве и плодотворне дятельность его, тмъ громче озлобленные крики сторонниковъ недавняго мрака, самое имя дятеля становится въ ихъ сред какимъ-то браннымъ лозунгомъ, почти одному ему приходится ратовать въ пол за дло будущаго — и когда мало по малу сила вещей беретъ свое, новыя благодтельныя начала сознаются обществомъ и входятъ въ жизнь, пріобртая все боле и боле приверженцевъ, а онъ, усталый въ борьб, разбитый непомрными трудами, изнемогая сходитъ съ житейской сцены, какъ часто
‘Отравлены его послднія мгновенья,
Коварнымъ шопотомъ безчувственныхъ невждъ!..’
Какія безсмысленныя глумленья раздаются еще то тутъ, то тамъ, въ виду свжей могилы!..
Конечно и такое трудное поприще пользуется у современниковъ своей, такъ-сказать отрицательной, славой, но въ сред этого рода дятелей нердко встрчаются личности, какъ бы преднамренно уклоняющіяся отъ всего, что иметъ характеръ факта, торжественнаго признанія заслугъ, и находящія единственную награду свою въ постепенномъ развитіи и успхахъ того дла, которому служатъ. Это труженики, дятельность которыхъ повидимому не выходитъ за предлы кабинета или той корпораціи, въ которой они признаны дйствовать, имя ихъ упоминается лишь наряду съ другими именами, стяжавшими себ боле громкую извстность, вся жизнь ихъ посвящена безостановочной и неблагодарной работ, — но они непоколебимо уврены въ ея плодотворности и это составляетъ лучшую поддержку ихъ въ тяжкомъ труд…
Таковъ былъ покойный Павелъ Михайловичъ Леонтьевъ, такъ преждевременно отнятый смертью у его друзей и почитателей. ‘Можно сказать,— читаемъ мы въ ‘Журнал Министерства Народнаго Поосвщенія’ по поводу его кончины, что она унесла его въ могилу въ то время, когда онъ находился въ полномъ развитіи своихъ духовныхъ силъ, когда энергія его усугублялась съ каждымъ днемъ, когда онъ весь поглощенъ былъ довершеніемъ многихъ благотворныхъ начертаній, въ которыхъ сосредоточивались для него цль и интересъ жизни’.
Павелъ Михайловичъ родился 18-го августа 1822 года въ Тул. Первую молодость провелъ въ деревн, Епифанскаго узда Тульской губерніи, въ дом родителей, употреблявшихъ вс средства своего небольшаго состоянія для хорошаго воспитанія дтей. Съ ранняго возраста онъ привыкъ видть постоянныя занятія окружавшихъ его: отца, любящаго чтеніе и хозяйство, мать, приготовляющую лекарства для окрестныхъ простолюдиновъ и употреблявшую досугъ на рукодлія трудныя и изысканныя. Любознательное уваженіе къ книгамъ получилъ онъ вмст съ первыми впечатлніями дтства: дома было книгъ много и еще боле у прапрадда его по матери, Андрея Тимофеевича Болотова, къ которому каждый годъ возили его родители — до смерти почтеннаго старца въ 1832 году. Первое обученіе получилъ онъ отъ матери и трехъ домашнихъ учительницъ, изъ которыхъ одна была воспитанница Московскаго Екатерининскаго Института и дв иностранки. Въ начал 1833 года его отдали въ пансіонъ, который г. Бегагель содержалъ въ Тул, въ этомъ же году скончалась мать Павла Михайловича. Пансіонское ученіе было несовсмъ удовлетворительно, но въ латинскомъ язык и математик лучше нежели въ другихъ предметахъ, математику преподавалъ г. Сытинъ, учитель гимназіи, бывшій потомъ инспекторомъ. Лтомъ 1834 года Павелъ Михайловичъ вышелъ изъ пансіона и продолжалъ заниматься дома въ деревн подъ надзоромъ родителя, а въ январ 1835 года поступилъ въ Дворянскій Институтъ въ Москв, въ четвертый классъ. Вслдствіе особыхъ распоряженій тогдашняго директора института С. Я. Унковскаго, онъ оставался по полугоду въ 4, 5 и 6 классахъ (всхъ классовъ было 8), успвая особенно въ латинскомъ язык подъ руководствомъ Т. П. Сиринова, и въ математик, которую преподавалъ А. И. Мохтинъ. Лтомъ 1836 года институтъ былъ преобразованъ и въ состав пререподавателей также произошли перемны: латинскій языкъ въ двухъ высшихъ классахъ былъ порученъ профессору Московскаго Университета Д. Л. Крюкову, который однимъ своимъ появленіемъ въ институт сильно подйствовалъ на учениковъ. По его совту, Павелъ Михайловичъ сталъ брать у г. Клина (теперь преподавателя въ Московскомъ Университет) частные уроки греческаго языка, который не преподавался въ Дворянскомъ Институт. Курсъ окончилъ онъ первымъ ученикомъ и получилъ серебряную медаль лтомъ 1837 г., когда ему не исполнилось еще 15 лтъ. Вступленіе въ Университетъ представляло трудности: собственное тогдашнее желаніе Павла Михайловича влекло его на математическое отдленіе, но попечитель Московскаго учебнаго округа, графъ С. Г. Строгановъ, постоянно слдившій за успвающими, совтовалъ ему избрать словесное отдленіе и на томъ же настаивалъ профессоръ Крюковъ, которому П. М. наиболе обязанъ своимъ филологическимъ образованіемъ. Окончивъ курсъ въ 1841 году, онъ былъ опредленъ графомъ С. Г. Строгановымъ въ должность помощника библіотекаря, которую и занималъ до конца 1843 года. По выдержаніи магистерскаго экзамена отправленъ за границу, на казенномъ иждивеніи въ январ 1843 года, слушалъ лекціи въ Кенигсбергскомъ (проф. Лобекъ и Розенкранцъ), Лейпцигскомъ (Готфридъ Германъ, Гауптъ, Штильбаумъ), Берлинскомъ (Бекъ, Нахманъ, Шеллингъ, Гергардтъ) и др. университетахъ и постилъ замчательнйшіе города Италіи. Возвратившись оттуда онъ былъ опредленъ исправляющимъ должность адъюнкта (въ сентябр 1847 г.) и экстраординарнаго профессора (въ ма, 1851) по кафедр Римской словесности и древностей. Предметомъ первой, вступительной лекціи его была важность всесторонняго изученія классической древности — тезисъ, проведенію котораго въ жизнь посвятилъ онъ всю дальнйшую свою дятельность, какъ профессоръ, публициста, сподвижникъ учебной реформы 1871 года, основатель и директоръ лицея Цесаревича Николая. Уже съ первой лекціи — въ сред студентовъ возникло несомннное убжденіе въ томъ, что Павелъ Михайловичъ будетъ славой и украшеніемъ Университета. Его лекціи о государственномъ быт древняго Рима нетолько вводили слушателей въ самую глубь классической жизни, но были въ то же время и школой высшаго политическаго смысла и разумнія, такъ что въ аудиторію его вскор стали стекаться многочисленные слушатели даже юридическаго факультета. Не меньшее вліяніе оказывали его лекціи по исторіи и археологіи древняго искусства, служившія основою эстетическаго развитія будущихъ изслдователей отечественныхъ древностей, и лекціи о древнеязыческихъ религіозныхъ воззрніяхъ. Педагогическая дятельность Павла Михайловича не ограничивалась стнами университета, лучшихъ изъ числа своихъ слушателей онъ собиралъ вокругъ себя въ частныхъ бесдахъ и здсь щедро длился съ ними сокровищами своего знанія. Ученая его извстность была упрочена диссертаціей ‘о поклоненіи Зевсу’, а затмъ изданными имъ пятью томами сборника ‘Пропилеи’ — въ такое время. когда преподаваніе классическихъ языковъ было почти совсмъ вытснено изъ нашихъ гимназій. Нужно ли напоминать читателямъ, какимъ успхомъ въ публик пользовался этотъ сборникъ, гд наряду съ блестящими статьями самого издателя печатались напр. ‘Римскія женщины по Тациту’ профессора Кудрявцева и проч.?
Съ 1856 года Павелъ Михайловичъ принималъ дятельное участіе въ ‘Русскомъ Встник’, который, подъ редакціей Михаила Никифоровича Каткова, сразу занялъ первое мсто въ русской журналистик, какъ органъ всесторонней критики отживающихъ началъ, особенно рзко выказавшихъ свою несостоятельность посл крымской кампаніи, и въ то же время какъ провозвстникъ инаго наступающаго времени. Лучшія имена тогдашней русской литературы украшали страницы этого изданія, какъ и нын въ немъ же группируются крупнйшіе таланты современной. Но параллельно движенію въ литератур и дйствительная жизнь общества шла гигантскими шагами. Реформы, врнымъ отголоскомъ и истолкователемъ которыхъ являлся ‘Русскій Встникъ’, осуществлялись съ поразительной быстротой, встрчая на первыхъ порахъ почти повсемстную неумлость примниться къ нимъ а тмъ боле содйствовать, въ сред учащейся молодежи возникали печальной памяти увлеченія, вызванныя людьми дурно усвоившими себ смыслъ совершающихся общественныхъ явленій, всторон отъ этого подготовлялись польскія неурядицы… Передовые люди чувствовали неотложную потребность перейдти отъ сравнительно легкой критики прошлаго къ трудному длу настоящаго — и вотъ, пока петербургская журналистика пробавлялась еще псевдо-либеральными фразами, давнымъ давно утратившими жизненный смыслъ вмст съ окончательнымъ паденіемъ началъ, противъ которыхъ он направлялись, въ Москв основалась газета, впервые заговорившая языкомъ до тхъ поръ неслыханнымъ у насъ, языкомъ полнымъ достоинства, самообладанія, сдержанности и глубоко-политическаго такта. Патріотическое значеніе ‘Московскихъ Вдомостей’, во время польскаго мятежа перешедшихъ въ руки М. Н. Каткова и П. М. Леонтьева, слишкомъ извстно, для того чтобы напоминать о немъ читателямъ. Съ этого времени публицистическая дятельность обоихъ редакторовъ-издателей сливается въ одно нераздльное цлое. Замтимъ только, что вс вопросы, глубоко затрогивавине русскіе интересы, подвергались на столбцахъ этой газеты всестороннему обсужденію и выводы ея нердко находили себ практическое осуществленіе въ высшихъ сферахъ государственной жизни.
Въ послдніе годы дятельности, Павлу Михайловичу суждено было проявить въ полномъ блеск и другую сторону своей многосторонней и богатой натуры, а именно организаторскую способность. ‘Лучше чмъ кто-либо оцнилъ онъ великое значеніе совершившейся на нашихъ глазахъ учебной реформы и служилъ ей своею опытностью и богатствомъ своихъ свдній’ читаемъ мы въ ‘Журнал Министерства Народнаго Просвщенія’ {Апрль. 1875.} — ‘глубоко и всесторонне изучивъ педагогическое дло, онъ нетолько заботился распространять здравыя о немъ понятій въ публик, нетолько руководилъ своими наставленіями и совтами педагоговъ, но ршится, вмст съ М. Н. Катковымъ, основать учебное заведеніе, которое по справедливости могло бы назваться образцовымъ и стояло бы наравн съ лучшими европейскими школами. На лице Цесаревича Николая главнйшимъ образомъ сосредоточилась въ послдніе годы его дятельность: онъ отдалъ ему себя всецло, жилъ можно сказать для него, приносилъ ему въ жертву вс свои силы. Родителямъ дтей, а также самимъ молодымъ людямъ, на долю которыхъ выпало завидное счастіе получить воспитаніе подъ надзоромъ Павла Михайловича, лучше всего извстно, что они потеряли въ немъ. Для обучающихся въ лице, онъ былъ нетолько мудрымъ наставникомъ, но самымъ заботливымъ отцомъ, близко принимавшимъ къ сердцу все, что ихъ радовало и печалило. Надо было видть этого, повидимому, холоднаго и сдержаннаго, человка вреди осиротвшей нын лицейской молодежи, чтобы понять, сколько было въ немъ доброты и привтливости’.
Лицею посвящалъ онъ свои дни и значительную часть ночей, являясь то архитекторомъ, то агентомъ его въ сношеніяхъ со всевозможными поставщиками, то руководителемъ педагоговъ, то преподавателемъ, изумляя обширностью и основательностью своихъ познаній самихъ спеціалистовъ.
Слабое здоровье его не могло выдержать столь сильныхъ и продолжительныхъ напряженій. Уже нсколько лтъ онъ часто страдалъ легочнымъ катарромъ, несмотря на то, онъ не прерывалъ своей многосторонней дятельности и ежедневно посщалъ лицей. Вечеромъ 11-го марта Павелъ Михайловичъ простудился — и хотя на другой день чувствовалъ сильную боль въ лвомъ боку, но тмъ не мене былъ въ лице — и даже 13-го марта не прервалъ обычнаго урока, несмотря на сильную лихорадочную дрожь, вслдствіе которой онъ едва могъ говорить. Эта была его послдняя лекція: но даже среди страданій смертельнаго недуга — его не покидали заботы о лице. Еще 21-го марта онъ работалъ надъ контрактомъ по сооруженію церкви для этого заведенія, а 24-го марта, въ 6 часовъ пополудни, онъ такъ тихо отошелъ въ вчность, что окружающіе долго считали его лишь уснувшимъ.
Таковъ былъ покойный какъ общественный дятель. Что же касается личности Павла Михайловича какъ ученаго и человка, то она вроятно не скоро еще выступить вполн и въ надлежащемъ свт, подъ перомъ его біографа, предъ глазами современниковъ. Люди, стоявшіе боле или мене близко къ покойному, могута засвидтельствовать, что запасъ его свдній былъ постин неисчерпаемъ. Филологъ-классикъ по спеціальности, въ тоже время практически владвшій съ одинаковою легкость нсколькими живыми европейскими языками и славянскими нарчіями, онъ не только въ совершенств зналъ исторію, права, финансы, но и высшую математику, приводя въ изумленіе своею памятью, которая позволяла ему напр. носить въ голов таблицы логаримовъ и въ ум ршать относящіяся къ нимъ несложныя задачи. Память его была не мене феноменальна и въ мелочахъ, надо знать, напр., что такое такъ-называемый амбаръ университетской типографіи (съ 1863 г. арендуемой М. Н. Катковымъ комп.), въ которомъ хранятся вс документы и счеты но ея изданіямъ до самыхъ мелочныхъ росписокъ чуть не со дня основанія ея,— чтобы понять все изумленіе служащихъ, заявлявшихъ Павлу Михайловичу напр. о томъ, что они никакъ не могутъ найдти такого-то документа и тута же получавшихъ отвтъ: ‘а посмотрите на третьей полк такого-то шкафа, синяя почтовая бумага съ выцвтшими чернилами’, причемъ эта бумага оказывалась именно на указанномъ мст. Будучи профессоромъ Московскаго Университета и членомъ попечительскаго совта Московскаго учебнаго округа, директоромъ лицея и со-редакторомъ ‘Московскихъ Вдомостей’, управлявшимъ всею хозяйственною частью изданія, онъ не забывалъ о такихъ мелочахъ, какъ напр. забавы типографскихъ учениковъ, игравшихъ на просторномъ двор Университетской типографіи. ‘Пора перемнить кубари мальчикамъ’, говорилъ вдругъ Павелъ Михайловичъ среди распоряженій первостепенной важности, — ‘эти давно куплены — врно уже сточились’. Такъ же близко принималъ онъ къ сердцу и серіозныя нужды людей, имвшихъ съ нимъ постоянныя служебныя или дловыя сношенія, всегда спша помочь имъ матеріальными средствами и — что всего дороже — практически-полезными совтами и указаніями. Не имя собственной семьи, Павелъ Михайловичъ всмъ сердцемъ тяготлъ къ семейству М. Н. Каткова, съ которымъ былъ соединенъ узами тснйшей дружбы и жилъ въ одномъ дом. Онъ съ любовью слдилъ за развитіемъ дтей своего друга, и нердко почтеннаго общественнаго дятеля видали преподающимъ урокъ начальной геометріи или правописанія одному изъ младшихъ членовъ какъ бы общей семьи. Трудолюбіе его выходило за предлы всякаго вроятія, достаточно сказать, что кром всхъ своихъ служебныхъ занятій (онъ былъ между прочимъ и хранителемъ мюнцъ-кабннета въ Московскомъ Университет), онъ самъ читалъ ежедневно послднія корректуры ‘Московскихъ Вдомостей’, а въ разгаръ польскаго мятежа, вмст съ М. И. Катковымъ, нердко проводилъ ночи въ наборной университетской типографіи, для скорйшаго составленія нумера,— такъ что молодые сотрудники, уходя съ вечера домой и возвращаясь раннимъ утромъ, къ изумленію своему иногда заставали редакторовъ все еще за тмъ пюпитромъ, гд разстались съ ними наканун. ‘Отдыхъ и развлеченіе положительно не существовали для Павла Михайловича’, — пишутъ въ ‘Журнал Министерства Народнаго Просвщенія’, ‘онъ не любилъ появляться въ обществ лишь для того, чтобъ убить время въ безсодержательной бесд, но съ видимымъ удовольствіемъ искалъ такого обмна мыслей, изъ котораго могъ извлечь пользу. Требовательность его въ отношеніи къ самому себ не имла границъ: вчно занятый дломъ, непонимавшій, чтобы можно было относиться къ длу какъ нибудь, спустя рукава, онъ былъ требователенъ и къ другимъ, и не удивительно, что именно за это свойство многіе считали его человкомъ тяжелаго характера. Въ сущности же рдко встрчалась личность столь доброжелательная, готовая служить каждому своими указаніями и совтомъ. Служеніе долгу вошло у него въ плоть и кровь, а долгъ свой понималъ онъ высоко и отдавался ему съ рдкимъ безкорыстіемъ’.— ‘Онъ былъ счастливъ счастіемъ другихъ. Ему было пріятно оставаться въ тни и неизвстности, и во всемъ онъ выбиралъ себ что потяжеле и похуже’.
Лишь по смерти неустаннаго труженика выказалось вполн то общее уваженіе, заявленій котораго онъ такъ старательно избгалъ при жизни. 28-го марта, когда тло усопшаго несли на рукахъ въ Алексевскій монастырь для преданія земл,— въ печальномъ шествіи, занимавшемъ длину нсколькихъ бульваровъ, принимали участіе высшіе сановники Москвы, генералъ-губернаторъ В. А. Долгорукій, командующій войсками Московскаго военнаго округа А. И. Гильденштуббе, Московскій комендантъ Л. К. Фридрихсъ, начальникъ первой гренадерской дивизіи Э. А. Моллеръ, многіе изъ почетныхъ опекуновъ, московскій оберъ-полиціймейстеръ Н. У. Араповъ, начальникъ Архива Иностранныхъ Длъ, баронъ . А. Бюлеръ, Московскій городской голова Д. Д. Шумахеръ, попечитель Московскаго учебнаго округа князь Н. П. Мещерскій, помощникъ попечителя, ректоръ Университета С. П. Соловьевъ и проч.,— а также многочисленные друзья и почитатели Павла Михаиловича, прибывшіе изъ Петербурга. Отпваніе тла совершали: преосвященный Леонидъ, архимандритъ Златоустовскаго монастыря Аанасій, протоіереи: Н. А. Сергіевскій (профессоръ Университета), А. М. Иванцовъ-Платоновъ, редакторъ ‘Православнаго обозрнія’ священникъ П. А. Преображенскій, законоучители Лицея: протоіереи Я. Д. Головинъ и Д. В. Разумовскій, священникъ П. Г. Малиновскій и приходскій священникъ А. В. Остроглазовъ. Воспитанники лицея, представители Университета и наборщики Университетской типографіи поперемнно несли гробъ съ дорогими останками человка, много потрудившагося среди ихъ.
Вчная память ему въ сердцахъ всхъ русскихъ людей, которые понимаютъ или современемъ ‘какъ много сдлалъ онъ поймутъ!’