ПАСТЕРНАК О СЕБЕ
ПАСТЕРНАК О СЕБЕ
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Пастернак о себе, Зайцев Борис Константинович, Год: 1959
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Зайцев Б. К. Собрание сочинений: Т. 9 (доп.). Дни. Мемуарные очерки. Статьи. Заметки. Рецензии.
М: Русская книга, 2000.
‘Русская мысль’ начинает на днях печатать ‘Автобиографический очерк’ Пастернака. Излишне говорить о блестящем таланте автора — ‘Доктор Живаго’ прошел по всему миру триумфально. Слава писателя заслужена долгой жизнью в искусстве, в воздухе независимости (в одной из несвободнейших стран мира!), заслужена упорством и духовной честностью поэта, до зрелых лет сохранившего удивительную живость духа, некую метафизическую ‘молодость’. (Давно сказала о нем Анна Ахматова: ‘В Пастернаке навсегда останется юность’ — и угадала).
В ‘Автобиографическом очерке’ с простотой и скромностью говорит Пастернак о своих молодых годах. Есть как бы и пропуски, не все и не обо всем можно говорить в условиях его жизни. Но заметки эти дают воздух той ‘фактической’ молодости, в коей он возрастал. Москва того времени, культурно-интеллигентский дом, отец художник-портретист, близкий к Толстому, его изобразитель и иллюстратор ‘Воскресения’.
Мать — отличная музыкантша. С детства мальчик в высоком окружении — отец близок с Толстым, в доме бывает цвет московского просвещенного круга, поэзия, живопись, музыка сами собой вливаются в душу. (Одно время Борис Леонидович собирался даже стать музыкантом. Но поэзия взяла верх.)
Гуманитарно-христианский дух впитывался бессознательно. Где-то на горизонте и Владимир Соловьев, и Скрябин.
Юные годы самого Пастернака прошли под знаком очень левых литературных устремлений. Отголоски этого сохранились и в ‘Докторе Живаго’. Но с годами от имажинистско-футуристических увлечений он отказался, сам сейчас строго судит хаос юных своих писаний. ‘В годы основных и общих нам всем потрясений я успел, по несерьезности, очень много напутать и нагрешить. Как странно и непоправимо грустно, что не одну Россию, а весь ‘просвещенный мир’ постиг этот распад форм и понятий в течение нескольких десятилетий’.
Суд его над собой чрезмерно строг. Никогда не был он ‘несерьезен’, всегда, конечно, увлекался, а в молодости неукротимы были хаотические силы естества — к зрелости улеглись, и вместо Маяковского и желтых кофт появилась ‘Рождественская Звезда’ и ‘Гефсиманский сад’ — в стихах, а в прозе — ‘Доктор Живаго’, где в обновленных серебряным веком формах, далеких от литературного передвижничества, перекинулся новый и неожиданный мост к золотому веку нашей литературы, девятнадцатому.
Мост этот — в том духе человечности, каким проникнут роман. Человек — образ Божий, и это важнее того, каких он мнений, левых или правых. Конечно, коммунисты, проклиная Пастернака всячески, не могут простить ему, что он выше пропагандных поделок. Но такая выпала уж ему доля — быть одиноким, молчаливым борцом за свободного человека. И самому — быть истинно человеком, т. е., зная свое высокое происхождение, сознавать и свои недочеты и промахи. С детства еще запал ему в душу облик Толстого, того Льва Толстого, который до старости не мог забыть прегрешений своей молодости.
‘Автобиографический очерк’ приоткрывает дверь. За этой дверью — первые жизненные шаги будущего первостепенного писателя.
Русская мысль. 1959. 8 дек. No 1457.
С. 367. …отец художник-портретист, близкий к Толстому… — Леонид Осипович Пастернак (1862—1945) — живописец, книжный график, иллюстрировавший произведения Л. Н. Толстого. Один из учредителей Союза русских художников. С. 1921 г. в эмиграции.
С. 368. Одно время Борис Леонидович собирался даже стать музыкантом. В ‘Охранной грамоте’ Пастернак вспоминает: ‘Больше всего на свете я любил музыку, больше всех D ней — Скрябина. Музыкально лепетать я стал незадолго до первого с ним знакомства. К его возвращенью (из-за границы. — Т. П.) я был учеником одного поныне здравствующего композитора (Р. М. Глиэра. — Т. П.). Мне оставалось еще только пройти оркестровку. Говорили всякое, впрочем, важно лишь то, что, если бы говорили и противное, все равно, жизни вне музыки я себе не представлял’ (Пастернак Б. Собр. соч.: В 5 т. Т. 4. М., 1991. С. 154).
‘В годы основных и общих нам всем потрясений…’. — Цитата из письма Пастернака к дочери Зайцева Н. Б. Зайцевой-Соллогуб от 29 июля 1959 г. (опубл. в кн.: Ивинская О. В плену времени. Годы с Борисом Пастернаком. Париж, 1978. С. 329).