Пародии, Архангельский Александр Григорьевич, Год: 1938

Время на прочтение: 9 минут(ы)

Александр Архангельский

Пародии

Источник: Архангельский А. Пародии, эпиграммы. — М.: Худож. лит-ра, 1988 г., 349 с.
Автомост (Михаил Голодный)
Братенники (Александр Прокофьев)
Война (Алексей Сурков)
Железное желе (Михаил Герасимов)
Заяц и слониха (Вера Инбер)
Лирический сон (Михаил Светлов)
Лубок (Николай Заболоцкий)
Магдалиниада (Александр Жаров)
Молодяне (Николай Асеев)
О воробье (Николай Асеев)
О мальчике с лишаями (Вера Инбер)
Планшайба (Джек Алтаузен)
Похороны (Владимир Кириллов)
Поэт (Павел Антокольский)
Ржаная душа (Петр Орешин)
Сгарамба тара (Василий Каменский)
Слово о слове (Николай Браун)
Сморкание (Павел Радимов)
Соловей и басня (Иван Батрак)
Сухожилие (Владимир Луговской)
Шарабарь, Емеля (Василий Каменский)
Автомост
(Михаил Голодный)
Ежедневно меня баламутит
Мой ни с чем не сравнимый стих.
Он родился со мной в Бахмуте,
Я — во-первых,
Он — во-вторых.
И поэтому он мне дорог
С той поры,
Как мать родила.
Но развитию Автодора
Не слова нужны, а дела.
Почему не заняться делом
И найти подходящий пост?
И решил я —
В общем и целом —
Превратиться
В рифмованный мост.
Не хотитца ли вам пройтитца?
Интересно, черт подери!
Вот проходят по мне девицы —
Мани, Маши, Маруси, Мари.
Я лежу умиленный, кроткий,
Давят ребра мне каблуки,
И от медленной их проходки
На щеках у меня синяки.
Я лежу и подошвы считаю
Всех поэтов, идущих по мне,
И, рифмично скрипя, мечтаю
О конях и гражданской войне.
Лошадиный и пешеходный
Не дает мне покоя стук.
И с тобою, мой стих голодный,
Мы прости-и-имся на-а мо-осту-у-у.
Братенники
(Александр Прокофьев)
Душа моя играет, душа моя поет,
А мне товарищ Пушкин руки не подает.
Александр Сергеич, брось, не форси,
Али ты, братенник, сердишьси?
Чего же ты мне, тезка, руки не подаешь?
Чего ж ты, майна-вира, погреться не идешь?
Остудно без шапки на холоде стоять.
Эх, мать моя Эпоха, высокая опять!
Наддали мы жару, эх! на холоду,
Как резали буржуев в семнадцатом году.
Выпустили с гадов крутые потроха.
Эх, Пиргал-Митала, тальянкины меха!
Ой, тырли-бутырли, эх, над Невой!
Курчавый братенник качает головой.
Отчаянный классик, парень в доску свой,
Александр Сергеич кивает головой.
Душа моя играет, душа моя поет,
Мне братенник Пушкин руку подает!
Война
(Алексей Сурков)
Поэты, стройся! Рассчитай-сь
На первый и второй!
Стихов шрапнелью рассыпайсь,
Халтуру беглым крой!
Ручной гранатой бей врагов,
Снарядами кроши!
Уже в обойме нет стихов?
За пулемет! Пиши!
И помни ясно и вполне,
Что в тучах горизонт,
Что на войне как на войне.
И вообще — Рот-фронт!
Железное желе
(Михаил Герасимов)
Мой лоб — стальной!
Мой нос — чугунный!
Мой мозг — железистая печь!
Ремней железных шепот струнный —
Моя мозолистая речь!
Не страшен мне железный холод
В огне железного труда.
В моих руках железный молот,
В груди — железная руда.
Пылает горн, грохочет дизель
В дыму железной кутерьмы.
И я, как поп в железной ризе,
Пою железные псалмы.
Заяц и слониха
(Вера Инбер)
Слушай, милый мальчик,
Слушай тихо-тихо.
Жил однажды зайчик,
И жила слониха.
И случилось горе,
Страсть приводит к лиху,
Серый заяц вскоре
Полюбил слониху.
От любви терзаясь,
Меланхольный, грустный,
Сохнет бедный заяц,
Словно лист капустный.
Сердце тает льдинкой.
Как шепнуть на ушко,
Если он — дробинка,
А слониха — пушка?
Как в любви до гроба
Зайчику излиться?
Разве влезть на хобот
Да и удавиться?
Разницу не сломишь
Пылкою любовью.
Ведь не в Моссельпроме
Купишь мощь слоновью!..
Я пишу без фальши,
Правду сочиняю.
Что случилось дальше,
Я сама не знаю.
Лирический сон
(Михаил Светлов)
Я видел сегодня
Лирический сон
И сном этим странным
Весьма поражен.
Серьезное дело
Поручено мне:
Давлю сапогами
Клопов на стене.
Большая работа,
Высокая честь,
Когда под рукой
Насекомые есть.
Клопиные трупы
Усеяли пол.
Вдруг дверь отворилась
И Гейне вошел.
Талантливый малый,
Немецкий поэт.
Вошел и сказал он:
— Светлову привет!
Я прыгнул с кровати
И шаркнул ногой:
— Садитесь, пожалуйста,
Мой дорогой!
Присядьте, прошу вас,
На эту тахту,
Стихи и поэмы
Сейчас вам прочту!..
Гляжу я на гостя, —
Он бел, как стена,
И с ужасом шепчет:
— Спасибо, не на…
Да, Гейне воскликнул:
— Товарищ Светлев!
Не надо, не надо,
Не надо стихов!
Лубок
(Николай Заболоцкий)
На берегу игривой Невки —
Она вилась то вверх, то вниз —
Сидели мраморные девки,
Явив невинности каприз.
Они вставали, вновь сидели,
Пока совсем не обалдели.
А в глубине картонных вод
Плыл вверх ногами пароход.
А там различные девчонки
Плясали танец фоке и трот,
Надев кратчайшие юбчонки,
А может быть, наоборот.
Мужчины тоже все плясали
И гребнем лысины чесали.
Вот Макс и Мориц, шалуны,
Как знамя подняли штаны.
Выходит капитан Лебядкин —
Весьма классический поэт, —
Читает девкам по тетрадке
Стихов прелестнейший куплет.
Девчонки в хохот ударяли.
Увы, увы — они не знали
Свои ужасные концы:
К ним приближалися столбцы.
Не то пехотный, не то флотский,
Пришел мужчина Заболоцкий
И, на Обводный сев канал,
Стихами девок доконал.
Магдалиниада
(Александр Жаров)
Мне снится, снится, снится,
Мне снится чюдный сон —
Шикарная девица
Евангельских времен.
Не женщина — малина,
Шедевр на полотне —
Маруся Магдалина,
Раздетая вполне.
Мой помутился разум,
И я, впадая в транс,
Спел под гармонь с экстазом
Чувствительный романс.
Пускай тебя нахалы
Ругают, не любя, —
Маруся из Магдалы,
Я втюрился в тебя!
Умчимся, дорогая
Любовница моя,
Туда, где жизнь другая, —
В советские края.
И там, в стране мятежной,
Сгибая дивный стан,
Научишь страсти нежной
Рабочих и крестьян.
И там, под громы маршей,
В сияньи чюдном дня,
Отличной секретаршей
Ты будешь у меня.
Любовь пронзает пятки.
Я страстью весь вскипел.
Братишечки! Ребятки!
Я прямо опупел!
Я словно сахар таю,
Свой юный пыл кляня…
Ах, что же я болтаю!
Держите вы меня!
Молодяне
(Николай Асеев)
Что же мы,
где же мы?
Неужто жить
невежами?
Неужто быть
несвежими,
Не прыгать ввысь?
Неужто мы не юноши?
А ну-ка, разом
сплюнувши
На лысины и проседи,
становись!
Без вычурности,
ячества
Покажем-те
качество.
Тир-лим-пом-пом,
покажемте-ка
В спорте класс.
А ну, нажмем
на мычество,
Наляжем
на количество,
Чтоб розовая
молодость
Из пор
текла.
Неужто накрепь
врыты мы
Седыми и небритыми?
Неужто наши
бицепсы —
Уйди-уйди?
А ну-ка, диафрагмою
Нажмем на песню
храбрую.
А ну-ка,
басом-дискантом
Запев ряди,
Чтоб звуки были
искренни,
Мажорны и не
выспренни,
Выпархивали
искрами
Из всех грудей.
А нуте,
ну-ка,
нуте-ка,
Без зашея
и прутика,
Без ноканья
и кнутика
Мо-ло-дей!
О воробье
(Николай Асеев)
Беспечною птичкою
жил воробей,
О свежем навозе
чирикая.
И вдруг — приказ:
воробей, не робей,
Революция прет
великая.
Эта весть хлестнула его,
как плеть.
Манером таким и
этаким
Он стал моментально
хвостом вертеть,
Упруго прыгать
по веткам.
Он думал: ‘Собой весь мир
удивлю.
Хоть ужас и колет
иголкою,
Но я, до отказа разинувши
клюв,
Стальным соловьем
защелкаю’.
И вот, войдя
в поэтический раж,
Ища соловьиной
известности,
Вспорхнул воробей
на девятый этаж,
Чтоб грянуть по всей
окрестности.
Вспорхнул, но в дыму
фабричной трубы,
Вонзившейся в небо
пикою,
Сказал он: ‘Видать,
не уйти от судьбы,
Простите, я только
чирикаю!’
О мальчике с лишаями
(Вера Инбер)
О, жуткая драма!
И папа и мама
Глядят на сынка не дыша.
У Пьера, о боже!
На розовой коже
Вскочил преогромный лишай.
Как страшно и жутко!
Несчастный малютка!
Один, без тепла и еды,
Без мамы и спальни
Окончил печально —
Вступил в беспризорных ряды.
Но люди не звери.
У девочки Вэри
Глаза как фиалки, а лоб
Такой — только глянешь
Дышать перестанешь
И влюбишься сразу по гроб.
Чтоб Вэри понравиться,
Лечиться отправиться
Решил Пьер хотя б на денек.
Как мудро! И что же?
У Пьера на коже
Хотя бы один лишаек!
Не трудно поверить,
Что вскорости Вэри,
Сияя фиалками глаз,
Шла под руку с Пьером.
Ведь муж ей теперь он,
Зарегистрировал Загс.
Умри и воскресни!
Родители! Если
У вас с лишаями дитя,
Пускай они гнойны,
Вы будьте покойны,
Прелестную повесть прочтя.
Планшайба
(Джек Алтаузен)
(Отрывок из поэмы)
Ударник,
Друг!
Тебе —
Литература!
Иди
И
Пой
Инду-
стриальный
Класс!
Пускай
Звенит
Стихов
Фио-
ритура!
Пускай
Гудит
Романсов
Контрабас!
Пощупай
Пульс!
Сто
Пятьдесят
Ударов!
Стихи
Текут
Длиннее
Длинных
Рек!
И
Ты
Пиши
Не
Так,
Как
Пишет
Жаров!
Учись
Писать,
Как
Пишет
Старый
Джек!
Друзья!
Мои!
Юнцы!
Ребята!
Парни!
Кому
Сегодня
Только
Надцать
Лет!
Стекольщик!
Столяр!
Вообще
Ударник!
Моей
Поэзии
Вручаю
Вам
Кларнет!
Довольно
Клятв!
Пойдем
Отныне
Вместе!
Ударник,
ДРУГ!
Клянусь!
Клянусь
Тебе!
В моем
Тысяче-
строчном
Мани-
фесте
Указан
Путь
К план-
шайбам
И
Борьбе!!
Похороны
(Владимир Кириллов)
Под звон трамваев я умру,
И все останется как было,
И на кладбище поутру
Меня в гробу свезет кобыла.
Пока не сунули в дыру
И не засыпали землею,
Я, встав из гроба, удеру
С улыбкой нервною и злою.
И, убежав с кладбища прочь,
Проклятья посылая миру,
Курить я буду день и ночь
‘Таис’, ‘Посольские’ и ‘Иру’.
А на другой унылый день
Мне молча сообщит газета,
Какую перли дребедень
Писаки памяти поэта:
‘Он жил, в стихах себя развеяв,
И опочил от сих трудов,
Поэт — Владимир Тимофеев
Кириллов ста пяти годов’.
Поэт
(Павел Антокольский)
Мать моя меня рожала туго.
Дождь скулил, и град полосовал.
Гром гремел. Справляла шабаш вьюга.
Жуть была что надо. Завывал
Хор мегер, горгон, эриний, фурий,
Всех стихий полночный персимфанс,
Лысых ведьм контрданс на партитуре.
И, водой со всех сторон подмочен,
Был я зол и очень озабочен
И с проклятьем прекратил сеанс.
И пошел я, мокрый, по Брабанту,
По дороге вешая собак.
Постучался в двери к консультанту
И сказал, поклон отвесив, так:
— Жизнь моя — комедия и драма,
Рампы свет и пукля парика.
Доннерветтер! Отвечайте прямо.
Не валяйте, сударь, дурака!
Что там рассусоливать и мямлить,
Извиняться за ночной приход!
Перед вами Гулливер и Гамлет.
Сударь, перед вами Дон-Кихот!
Я ландскнехтом жрал и куролесил,
Был шутом у Павла и Петра.
Черт возьми! Какую из профессий
Выбрать мне, по-вашему, пора?
И ответил консультант поспешно,
Отодвинув письменный прибор,
— Кто же возражает? Да. Конечно.
Я не спорю. Вы — большой актер.
Но не брезгуйте моим советом —
Пробирайтесь, гражданин, в верхи.
Почему бы вам не стать поэтом
И не сесть немедля за стихи?
Внял я предложенью консультанта.
Прошлое! Насмарку! И на слом!
Родовыми схватками таланта
Я взыграл за письменным столом.
И пошла писать… Стихи — пустяк.
Скачка рифм через барьер помарок.
Лихорадка слов. Свечи огарок.
Строк шеренги под шрапнелью клякс.
Как писал я! Как ломались перья!
Как меня во весь карьер несло!
Всеми фибрами познал теперь я,
Что во мне поэта ремесло.
И когда уже чернил не стало
И стихиям делалось невмочь, —
Наползало. Лопалось. Светало.
Было утро. Полдень. Вечер. Ночь.
Ржаная душа
(Петр Орешин)
Грудь моя ржаная,
Голос избяной,
Мать моя честная,
Весь я аржаной!
Лью ржаные слезы.
Утираю нос.
Синие березы!
Голубой овес!
Сяду я у речки,
Лягу у межи.
Милые овечки!
Васильки во ржи!
От тоски-злодейки
Где найду приют?
Пташки-канарейки
Жалобно поют.
Эх, сижу ль в избе я,
Выйду ль на гумно, —
Самому себе я
Надоел давно!
Сгарамба тара
(Василий Каменский)
Сгарамба тара.
Цувама ра.
Бей, бей, гитара.
Ура!
У!
Ра!
Ядрена лапоть.
Мне сорок лет!
Весь мир обцапать
Должен поэт.
Такого где еще
Зум-зум найдем?
В стране солнцевеющей
Го-го поем.
Эй, Кама, Волга,
Сгарамба мать!
Тебя недолго
Стихом поймать.
Эй-гей, цувама,
Главлита стан,
Не имай срама.
Дзинь! Бум! Госплан!
Слово о слове
(Николай Браун)
От головы до самых пят,
От первой до последней точки
Я вострых слов оптовый склад.
Они во мне, как сельди в бочке,
Как негде яблоку упасть,
Как ‘нет местов’, как окрик ‘слазь’.
Слова отборного калибра,
Суффиксов высшие сорта,
На щуп, на нюх, на вылиз выбрав,
Выталкиваю изо рта.
Гортани вышагав траншею,
Слова слетают с языка.
Я их выторкиваю в шею
Ходячим поршнем кулака.
Чтоб на зубах слова не вязли
И выметались вперепрыг,
Я мажу их эпохи мазью
И чищу гуталином рифм.
Я страсть серчаю. Я озлоблен
На лириков, сверчков печей.
Я оглоушу их оглоблей
Моих взрифмованных речей.
Сметя ораторов застольных,
Как щуплый сор, как хлипкий хлам,
Интеллигентов малахольных
Я словом бью по кумполам.
И как бы злыдни ни старались
Заткнуть мне глотку — черта с два! —
Мое оружье — uber alles —
Слова, слова, слова, слова.
Сморкание
(Павел Радимов)
Ныне, о муза, воспой иерея — отца Ипполита,
Поп знаменитый зело, первый в деревне сморкач.
Утром, восставши от сна, попадью на перине покинув,
На образа помолясь, выйдет сморкаться на двор.
Правую руку подняв, растопыривши веером пальцы,
Нос волосатый зажмет, голову набок склонив,
Левою свистнет ноздрей, а затем, пропустивши цезуру,
Правой ноздрею свистит, левую руку подняв.
Далее под носом он указательным пальцем проводит.
Эх, до чего ж хорошо! Так и сморкался б весь день.
Закукарекал петух, завизжали в грязи поросята,
Бык заревел, и в гробу перевернулся Гомер.
Соловей и басня
(Иван Батрак)
В одном саду
Жил средь ветвей
Певец пернатый —
Соловей.
Не даром он
Солистом назывался.
‘На тысячу ладов
Тянул, переливался’.
То щелкал, то свистал
И вдруг
Внезапно перестал.
Тут все, конечно, удивились
И в сад гурьбою устремились,
И видят — на траве
Под сению ветвей
Лежит безгласный соловей.
— Но почему?! —
Тут все вскричали хором,
На труп певца
Воззрясь с укором.
Ответил старый грач:
— Я констатирую, как врач,
Наличье преждевременной
Кончины
От нижеупомянутой
Причины:
Да будет соловью
Земля, как пух, легка!
Он скушал басню Батрака!
Мораль ясна,
И вы ее поймите,
Не всякой басней
Соловья кормите.
Сухожилие
(Владимир Луговской)
1
Товарищи!
Хорошая ли, плохая ли
На дворе погода, дело не в этом.
Товарищи! Главное, чтоб критики не охаяли
И признали меня молодым поэтом.
Мне двадцать шесть. Я пишу со скрипом,
Так тверда бумага и чернила густы.
Товарищи! Мое поколенье не липа,
Оно занимает высокие посты.
Мое поколение, говорю не хвастая,
Зубные врачи, монтеры, мастера,
Мое поколение ужасно очкастое,
Костистое, сухожильное, ура-ура!
Сегодня мобилизовать в поход решили мы
Опухоли бицепсов на фронт труда.
Мозги проколоты сапожными шилами.
Товарищи! Это, конечно, не беда.
Пусть дышат они широкими порами.
Но если опять задуют ветра,
Мы ринемся ассирийцами, египтянами, айсорами
С учетными книжками, ура-ура!
2
И так сочиняются ритмы и метры.
Про ветры и гетры и снова про ветры.
Как ветер лечу я на броневике
С винтовкою, саблей и бомбой в руке.
И голосом зычным поэмы слагаю
Назло юнкерью и назло Улагаю.
То ямбом, то дактилем, то анапестом,
Наотмашь, в клочья, с грохотом, треском.
От первой строки до последней строки
Ветер играет в четыре руки.
Талант, говорят,
Кентавр, говорят,
Не глаза, говорят,
Фонари горят.
Ветер крепчает. В груди весна.
Строфы разворочены. Мать честна!
Эх, жить начеку
Молодым парнишкой.
Пулемет на боку,
Маузер под мышкой.
До чего ж я хорош —
Молодой да быстрый,
Под папахой вьется клеш,
Да эх, конструктивистский.
Ветер, стой! Смирно! Равняйсь!
На первый-второй рассчитайсь!
Кончается строчка.
Стоп!
Точка!
Шарабарь, Емеля
(Василий Каменский)
Ой, да то, да то се,
Да по Каме-реке
Плы-и-вет Васек,
Гармонь на боке.
Ой, да ой, да охоньки,
Я ль не юбилехонький.
Ох, да ах, да ошеньки,
Гряну на гармошеньке.
Ой, ядреный денек!
Ох, присяду на пенек!
Ой, рвану меха —
Баян тянется.
Поперек стиха
Емельянится.
Эй, дуй, пляши
Всех колен сорта!
Бардадым! Якши!
Впрямь для экспорта.
Вдоль по Камушке, по Каме
Шевели сапог носками.
В шароварах плисовых
Шарабарь! Выписывай!
Эй, играй, приплясывай
До поры бесклассовой!
Го-го!
Оригинал здесь — http://litparody.ru/autors/arhangelskiy-aleksandr/
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека