Парижскія замтки
Парижскія замтки
30го марта (11го апрля).
Н. Щербань.
‘Русскій Встникъ’, No 5, 1873
Парижские заметки, Щербань Николай Васильевич, Год: 1873
Время на прочтение: 17 минут(ы)
Въ парижскомъ треволненіи есть оригинальная черта. Какъ ни противоположны понятія ‘однообразіе’ и ‘разнообразіе’, но трудно прибрать выраженіе которое боле приличествовало бы для характеристики постоянной особенности здшней суеты, чмъ отзывъ что парижскій калейдоскопъ замчателенъ однообразіемъ своего разнообразія. Въ калейдоскоп обыкновенномъ, одна и т же кусочки, вертясь, складываются въ различныя фигуры: въ здшнемъ — различныя событія поворачиваются все на одинъ и тотъ же ладъ. Возьмите общее содержаніе всей поэмы парижскихъ судебъ чуть не за цлое столтіе: при безпрестанныхъ метаморфозахъ — какая, однакоже, монотонность видоизмненій: революція, неудовольствіе, деспотизмъ, затишье, неудовольствіе, революція, неудовольствіе, деспотизмъ, затишье, неудовольствіе, революція…
Наклонность парижскаго населенія къ революціоннымъ движеніямъ извстна испоконъ вковъ. Она сохранилась и донын. Не говорю ужь объ интернаціоналахъ, не говорю о революціонной продажной черни: возьмите просто большинство хорошаго рабочаго населенія. Гнвъ въ немъ накипаетъ не изъ-за угнетеній, не изъ-за притсненій, не изъ-за неудобныхъ законовъ и правительственнаго уклоненія отъ необходимыхъ реформъ: нтъ — изъ-за вопроса: кому править? Въ другахъ странахъ говорятъ: государственная дятельность не должна составлять привилегіи одного класса, сынъ поселянина или ремесленника долженъ имть право на высшее правительственное значеніе въ своей стран, если онъ иметъ призваніе къ государственной роли, снабдилъ себя необходимымъ образованіемъ и заявилъ свою способность. Во Франціи — если улетучивается. Слово ‘демократія’ понимается буквально: властвованіе народа въ его непосредственномъ воплощеніи, съ тою особенностію что поселянство отбрасывается въ сторону, какъ отсталое, и достойнымъ господства признается одно рабочее городское населеніе. Правительство, по мннію этого класса, должно состоять исключительно изъ него, и притомъ должно составляться изъ него помимо всякаго приготовленія къ государственной роли. Сегодня за верстакомъ, завтра — депутатъ, послзавтра — министръ, хотя бы то едва умлъ читать и писать, потому что я ‘peuple souverain’. Иначе — это надувательство! Первая революція — вздоръ: этого не установилось, слдовательно ‘on а tromp le pauvre peuple’. Peволюція 1830 года — ‘on а tromp le pauvre peuple’, рабочіе не завладли непосредственнымъ верховенствомъ. Сорокъ восьмой годъ — ‘le pauvre peuple а t tromp’, по той же причин… Удалась лишь коммуна! Коммуна, это другое дло! Она, конечно, немножко накуралесила (потому что ей, бдняжк, сопротивлялись): за то она состояла большею частію изъ рабочихъ, половина которыхъ едва умла подписаться подъ декретомъ, всякій проходимецъ могъ въ нее попасть не озабочиваясь никакими головоломными штуками — вотъ идеалъ!..
Таково направленіе, поврьте: безъ малйшаго преувеличенія, лишь обнаженное отъ фразъ въ которыя его обыкновенно кутаютъ. Это — постоянное стремленіе владющее французскими рабочими и постоянно вбиваемое имъ въ голову ходоками. Тщетно Тьеръ остерегаетъ отъ него, хотя бы въ недавнихъ рчахъ: ‘Революція 89-го года произведена для того чтобы не было больше сословныхъ стремленій, чтобы въ націи ничего не было кром націи. Пора ей самой управляться собою посредствомъ своихъ избранниковъ взятыхъ ни справа, ни слва, ни сверху, ни снизу, а по своимъ достоинствамъ…’ Тщетно! Сами коноводы очень хорошо понимаютъ что никакая иная система невозможна, и что господствующія въ здшней масс представленія несостоятельны. ‘Теперешнее республиканское правительство’, писалъ что сподвижникъ коммуны Россель (Papiers posthumes, 247), неспособно, порочно, недобросовстно, все что хотите: знаю, отъ того я и работалъ отъ души надъ его низверженіемъ, но я долженъ сказать что, выгнавъ свое правительство, парижскій народъ очутился въ положеніи слпаго потерявшаго вожака.’ ‘Въ одномъ отношеніи коммуна составляетъ ршительный экспериментъ’, говоритъ тотъ же Россель (Papiers posthume, 446), ‘она доказала неспособность рабочаго класса къ управленію. Выражусь безъ обиняковъ: нашъ народъ слишкомъ глупъ (le peuple est trop bte), ему недостаетъ серіозныхъ идей и у него слишкомъ много ложныхъ понятій.’
Такъ отзываются сами зачинатели. Но и понимающимъ дло коноводамъ выгодно, для своихъ личныхъ цлей, поощрять инстинкты сбитой съ толку массы. Гамбетта проповдуетъ ‘воцареніе новыхъ политическихъ слоевъ’, свита его въ гостиныхъ завряетъ что эти слова ‘дурно поняты, перетолкованы’, въ мастерскихъ же комментируютъ ихъ какъ газета Convention: ‘Не нужно вамъ указчиковъ! обходитесь безъ просвтителей!’ Или какъ Petit Lyonnais: ‘Пора обратиться непосредственно къ необъятному генію и къ обширнымъ познаніямъ рабочаго народа’ (immense gnie et raete savoir dn peuple travailleur)… Политикующая, баллотирующая, жаждущая и иначе высказаться масса пропитывается этими указаніями.
Трудно строить въ прокъ съ такими элементами, тмъ боле что собственно партіи сами являются какими-то растерянными. Тяжело положеніе мыслящаго и независимаго француза въ такой обстановк, и я лично знаю одного политическаго человка который ршился совсмъ отойти въ сторону (развлекаетъ свой досугъ скрипкою!), потому что практическая дятельность здсь невозможна безъ служенія всмъ видамъ даннаго кружка,— а кого прикажете держаться здсь всецло? Монархисты рядовъ съ дйствительно либеральными стремленіями обдадутъ васъ клерикализмомъ. Лвый центръ бодръ и стоекъ въ преслдованіи насущныхъ интересовъ страны: а тамъ, смотришь, онъ не совсмъ отдаетъ себ отчетъ въ томъ что такое свобода. У республиканцевъ, за словахъ — одно, на дл — готовность подтасовать совсмъ другое, лишь бы устроилась возможность сбереженія ихъ формулы и, вмст съ нею, правительственнаго господства ихъ партіи. Вс хлопочатъ исключительно о власти. И республиканцы прежде всхъ. Издали ихъ не знаютъ, и особенно снисходительны къ нимъ, нердко считая ихъ безкорыстными борцами за отвлеченную идею, подчасъ отступающими отъ ея требованій единственно въ увлеченіи непоколебомостью своихъ убжденій. Надобно видть ихъ вблизи, чтобы понять наконецъ что такихъ республиканцевъ во Франціи — нтъ, или очень немного. Есть люди отстаивающіе республиканскую форму правленія вовсе не потому чтобы считали ее conditio sine qua non человческаго благосостоянія, а единственно для того чтобы имъ, а не другимъ партіямъ достались выгоды властвованія, достигнувъ котораго они не задумаются точно также тснить свободу, прижимать чужія мннія, заниматься политическими спекуляціями, обиратъ казну, рисоваться, птушиться и самодурствовать, какъ и любой изъ бонапартистовъ. Въ самой же Франціи, гд съ ними хорошо знакомы, все-таки потачка имъ — по другой причин. Всякій знаетъ что подъ ярлыкомъ республиканизма не скрывается здсь никакой особенной благодати: но такъ какъ здшніе реакціонеры противъ него, то здшніе наиболе честные органы печати потворствуютъ республиканцамъ изъ боязни въ свою очередь прослыть реакціонерами, или невольно помочь ихъ покушеніямъ (какъ будто недобросовстное обращеніе съ фактами не ведетъ, въ конц концевъ, къ противоположной цли), остальная же печать извиняетъ или проходитъ молчаніемъ самыя анти-либеральныя ихъ дйствія популярничая предъ неразсуждающаю массой, для которой формула все, каково бы ни было ея содержаніе. Поддлываться къ читателю вдь гораздо легче и выгодне чмъ вести съ нимъ серіозную бесду.
И должно признаться что республиканская партія уметъ отлично пользоваться своимъ привилегированнымъ положеніемъ. Мастерство въ этомъ отношеніи, смлый разчеть на несмлость другихъ показали себя даже по поводу договора объ очищеніи территоріи. Республиканцы взяла на себя починъ торжественнаго выраженія президенту признательности, да кстати, лишній разъ извратили историческую истину въ свою пользу. Республиканскія газеты провозгласили что ‘вс монархіи вмст не достигли бы такого результата.’ — ‘Наши монархисты вдь друзья и союзники Пруссіи, прибавилъ Rappel. ‘Точно’, подхватили вс радикальные органы:— ‘къ тому же, храбры они лишь въ палат, бороться съ Тьеромъ: а на поля минувшихъ битвъ, въ войну не ораторскую — они никогда не показывались’. И радикальная печать всхъ оттнковъ единодушно и на вс лады проводитъ мысль что въ войну ‘спасали отечество одни республиканцы’, вс же остальныя партіи уклонились отъ обороны, попрятались, укрылись подальше отъ боевой заботы и поля сраженій. ‘Патріотическій долгъ исполнили одни лишь республиканцы, тогда какъ монархическіе интриганы всхъ шаекъ (de toute espè,ce) подвизалась только на поприщ своихъ заговоровъ’, буквально говоритъ Rpublique franaise, и эта тема шумно развивается всми ея пріятелями…. Не въ первый разъ ужь ее обрабатаываютъ. Напротавъ, эта псенка поется съ самаго окончанія кампаніи и не проходитъ дня чтобъ ее не затянули кстати и не кстати. Бывшій членъ провинціальной делегаціи, честнйшій Гле-Бизуалъ (единый изъ всхъ коллегъ отказавшійся отъ полученія жалованья) промахнулся было въ изданныхъ недавно Воспоминаніяхъ о диктатур (Dictature de cinq mois. I vol. 12, 258 p.). Разказывая со свойственною ему откровенностью все что и какъ происходило, онъ между прочимъ (стр. V—VII) чистосердечно отозвался и о дятельности политическихъ антагонистовъ: ‘Мы на въ комъ не встртили сопротивленія, никто не эмигрировалъ, никто не передался непріятелю, никто не затвалъ шуанства, напротивъ, монархисты всхъ оттнковъ помогала намъ изо всхъ силъ, и шуаны изъ первыхъ сбжались подъ знамена національной обороны.’
Гле-Бизуаву крпко досталось за его искренность и правдивость, республиканскіе органы предали его анаем, и вся партія тмъ съ большею настойчивостью старается вкоренить легенду: ‘спасали отечество одни только республиканцы, монархисты уклонились отъ обороны’. Если и до васъ доходятъ ея отголоски, знайте что въ ней нтъ ни одного слова правды.
Въ дйствительности было такъ. Французы ршительно всхъ партій безъ исключенія — ‘шовены’, то-есть считаютъ себя первйшею націей въ свт, полагаютъ себя естественно предназначенными самою природой къ господству надъ міромъ, любятъ войну и безъ надобности: для самой войны, какъ средство навязать свое первенство и господство прочимъ народамъ. Но, во-первыхъ, французы вообще любятъ такую войну которая ложилась бы своею тяжестью исключительно на другихъ, не отзываясь на нихъ самихъ ничмъ, кром ‘славы’, войну гд-нибудь въ чужой земл, подальше въ своего хозяйства, въ Крыму, въ Италіи, въ Кита. Во-вторыхъ, во французской республиканской партіи шовинизмъ относительно иностранцевъ комбинируется съ совершенно особенными внутренними государственными, политическими и сословными побужденіями, да еще съ непроходимымъ эгоизмомъ, составляющимъ отличительную черту здшнихъ республиканско-радикальныхъ и соціальныхъ стремленіи. Когда война была объявлена, одинъ изъ крупныхъ крайнихъ дятелей, Альберъ Ришаръ, писалъ слдующее: ‘Деспотизмъ хочетъ подкрпить себя рзнею. Добрый знакъ! Посл французскихъ и прусскихъ баталіоновъ, на арену выступитъ армія соціальной революціи, а врагъ который тогда потерпитъ пораженіе не будетъ недругъ той или другой національности: пораженію подвергнется вчный врагъ всякаго человка и всхъ народовъ. Французское рабочее сословіе, гд эти идеи стали уже господствующими, трепетно обращаетъ свои взоры къ Германіи: съ своей стороны оно готово примкнуть къ своимъ германскимъ братьямъ противъ общаго непріятеля. Минута торжественная. Французскіе и германскіе рабочіе должны составить одно войско, и пришлось бы отчаяться въ нашемъ поколніи, еслибъ оно не сумло воспользоваться этимъ случаемъ для осуществленія своихъ принциповъ и намреній.
Ясно ли? Но можетъ-бытъ ‘вчный врагъ’ — это былъ лишь Наполеонъ, чувство которому рекомендовалось отдать себя всецло — кто было лишь желаніе отдлаться отъ Наполеона, ‘намренія’ которыя ‘слдовало осуществить, воспользовавшись этимъ случаемъ’ — состояли лишь въ низверженіи Наполеона, то-есть деспотизма. Его-то не хотли отстаивать французскіе рабочіе….
Но прочтите выдержку изъ окружнаго посланія другаго крупнаго радикала, Евгенія Дюпона отъ 17-го октября 1870, когда война стола уже народнымъ дломъ. ‘Наша роль состоитъ въ томъ чтобы пользоваться всевозможными событіями для организаціи рабочаго класса. Не вс это понимаютъ, а многіе изъ нашихъ друзей, ослпляясь патріотизмомъ, подтягиваютъ буржуазіи. Буржуазія кричитъ повсюду: забудемъ разницу нашихъ мнній, пожертвуемъ своими убжденіями отечеству и прежде всего постараемся изгнать непріятеля. Поддаваться этимъ рчамъ было бы глупостью.*
Ришаръ и Дюлонъ ‘сановники’ Интернаніоналки. Авторитетъ ея во французскомъ рабочемъ класс громаденъ. Съ другой стороны, извстно направленіе республиканскихъ ходоковъ вн рабочаго сословія. За исключеніемъ немногихъ свтлыхъ личностей, это просто спекуляторы, эксплуатирующіе свою ‘идею’ какъ доходную статью. Для массы республиканцевъ, война была предлогомъ ‘организоваться’, то-есть вооружиться ‘при сей врной оказіи’ для осуществленія своихъ особенныхъ ‘намреній’. Для большинства республиканскихъ дятелей — это былъ способъ нажиться, пріобрсти видное общественное положеніе, все что хотите, только не воевать. Монархисты, когда боевыя неудачи разбили въ дребезги эти мысли отъ національнаго шовинизма, стали на точку извстной поговорки: ‘любишь кататься, люби и саночки возитъ’, длать нечего — не удалось покорить, надобно защищаться не жаля себя. Республиканцы, ‘формируя баталіонный будто бы въ отпоръ военной невзгод, собирались лишь во внутренній походъ, маневрируя такъ чтобы во всякомъ случа сохранитъ отечеству свои доблестныя персоны. Сообразно съ этимъ, возьмите провинціи: монархическая Бретань дала счетомъ восемьдесятъ дв тысячи мобилей, то-есть больше чмъ какая бы то ни было другая французская область одинаковаго населенія, тогда какъ республиканскій югъ отсталъ даже отъ пострадавшихъ центральныхъ департаментовъ. Въ монархической Бретани почти не было уклоненій отъ службы на республиканскомъ юг уклоненія простирались до 18%, изъ которыхъ на долю монархистовъ — поселянъ и буржуазіи падаетъ по 2% на каждый изъ этихъ классовъ, а населенію предмстій большихъ городовъ, особенно блистающему республиканизмомъ, принадлежитъ 14%. Въ монархической Бретани не дожидались офиціальнаго призыва волонтеровъ: съ перваго погрома, охотники сами явились въ значительномъ количеств. На республиканскомъ же юг, въ Маросли напримръ, первоначально волонтеровъ вовсе не было, потомъ стало вызывать ихъ правительство, призывъ устроили съ эффектною театральною обстановкой, съ барабаннымъ боемъ, музыкой, флагами драпировками, ‘алтарями отечества’, надписями на знаменахъ: ‘отечество въ опасности’, громадными регистрами для торжественнаго публичнаго внесенія именъ и т. д. Въ недлю записалось въ эти регистры, при трубныхъ звукахъ и пніи Марсельезы, двадцать тысячъ человкъ, но изъ нихъ восемнадцать тысячъ пятьсотъ затмъ провалились сквозь землю, куда-то исчезли безъ слда, и только полторы тысячи явились въ ряды….
Или возьмите партіи въ ихъ отдльныхъ представителяхъ. Изъ боле или мене извстныхъ личностей, у монархистовъ: у стараго графа де-Катрбарба одинъ племянникъ убитъ, двое тяжело ранены, одиннадцать находилось въ бою. Шестидесятилтній маркизъ де-Куалэнь отбылъ всю камланію простымъ солдатомъ. Графъ де-Кенсона вооружилъ на свой счетъ Изерскихъ мобилей и сдлалъ съ ними весь походъ, самъ-четверть съ другими членами своей семьи, молоденькимъ сыномъ, племянникомъ и зятемъ, маркизомъ Коста-де-Боргаръ. Гюи-Дюбессе-де-Контансовъ, виконтъ Э. де-Гравсе, Лесержанъ д’Андкуръ, графъ Пико-де-Дамльеръ, графъ Ш. де-Воге, маркизъ де-Коріолисъ, графъ де-Шампиньи, принцъ де-Бергь, графъ де-Боренеръ, Луваньи, Жальберъ-де-Вуазенъ, де-Линажъ, де-Жонвилъ, Бравэръ, де-Монтегю, де-Бомонъ, де-Гоато-Бюронъ, герцогъ де-Люинь, виконты: де-Мандаде-Гразсе, д’Ирассонъ, де-Брагодъ, де-Вержень, де-Сальи, де-Буассро, баронъ Сальяръ — все волонтеры, убиты наповалъ. Герцогъ де-Шанъ, маркизъ де-Коссе-Бриссакъ, виконтъ де-Кастрти графы де-Мадьи, де-Будье, де-Ламбильи, де-Шаретъ, де-Вольшье, де-Траверсе, де-Шессе — тоже волонтеры, умерли отъ ранъ. Не докучайте перечнемъ именъ: нарочно привелъ ихъ чтобы вы видли что это не побасенка. Эти имена въ свое время я самъ записалъ по газетнымъ извстіямъ и беру ихъ изъ своихъ отмтокъ. Кром того нахожу въ обнародованномъ посл войны списк еще пятьдесятъ убитыхъ и двнадцать раненыхъ, не вошедшихъ въ мое исчисленіе. А четыреста человкъ убитыхъ и раненыхъ отряда Шаррета, навербованнаго цликомъ изъ монархической среды? А потери волонтеровъ Катилино, изъ той же среды? А тысячи представителей этой среды, счастливо избжавшіе ранъ или смерти? Во Францій всякій знаетъ, оттого и непостижимо безцеремонное обращеніе радикаловъ съ этими фактами, всякій знаетъ что почти ни одна монархическая семья не оставалась вдали отъ поля сраженій, и не изъ одного только высшаго класса: судьи, экономы, фермеры, монархисты всхъ сословій стремились въ ряды охотниками.
Посмотрите же теперь на республиканцевъ. Изъ боле или мене извстныхъ личностей, у республиканцевъ только трое, это не описка, трое лишь: Лангдуа, Шельшеръ а А. де-ла-Форжъ, какъ говорится ‘payè,rent de leur personne’, то-есть не только вопили о ‘войн безъ конца’, посылая другихъ на убой, но и лично приняли участіе въ борьб, причемъ первый и послдній были даже ранены. Весь остальной республиканскій штабъ кричалъ каждый за десятерыхъ, потому что кричать было чрезвычайно выгодно: попадешь въ патріоты, заглушишь толки о недавнемъ юридическомъ ‘приключеніи’, получишь полковничьи эполеты или выручишь круглую сумму розничною продажей своей газеты. Все кричало, сочиняло ложныя депеши, распоряжалось, декламировало, прокламировало, дектретировало и отнюдь не двигалось съ мста по направленію къ непріятелю, или постыдно обращалось въ бгство, когда наталкивалось на него ненарокомъ. Припоминаются сотни случаевъ подобнаго рода. Байонскій журналистъ Брессонъ ежедневно требовалъ въ своемъ листк Le Liberal Bayonnais поголовнаго ополченія, а какъ только мобилизація коснулась его самого — спрятался въ Бордо подъ крылышко Гамбетты. Нкій Бударель добивался декрета который установилъ бы лишеніе политическихъ правъ для всякаго уклоняющагося отъ службы, а прошла его очередь поступать подъ знамена — онъ выхлопоталъ себ назначеніе меромъ въ Сентъ-Этьенъ. Лассагаре, облеченный фантастическимъ званіемъ ‘гражданскаго коммиссара’ при арміи, парадировалъ въ двухстахъ верстахъ отъ прусскихъ аванпостовъ. Другой комиссаръ, ветеринаръ, нын депутатъ, Тестеденъ, тотъ самый что теперь упражняется въ эпистолярномъ стил, нечаянно попалъ, при Корбо, въ окрестности схватки онъ мгновенно совлекъ съ себя военный мундиръ и прикрылся Женевскимъ докторскимъ нарукавникомъ. Извстный Алленъ-Тарже собралъ, 22-го октября 1870 года, въ городк Ферте-Бернаръ обывателей на площадь и повелъ къ нимъ такую рчь: ‘Граждане, я прибылъ умереть съ вами или отразить германскую армію. Сверные варвары не попрутъ своими ногами этотъ чудный департаментъ, знаменитый республиканскимъ патріотизмомъ своихъ обитателей. Или мы отразимъ непріятеля, или я покажу вамъ какъ республиканецъ, твердый своими убжденіями, даетъ свою жизнь за отечество.’ Едва онъ окончилъ спичъ, въ городокъ въхали три улана. Г. Алленъ-Тараке стремглавъ бросился на станцію желзной дороги, приказалъ изготовить себ экстренный поздъ и умчался на всхъ парахъ, да такъ поспшилъ что бросилъ привезенные было имъ ящики съ оружіемъ, которые, понятно, и достались тремъ вражескимъ всадникамъ. Насмшница Августина Броанъ, характеризуетъ боевую дятельность республиканцевъ словами: ‘Ихъ геройство — въ пролитіи чужой крови’ (leur hroisme — c’est le sang des autres).
И подлинно, г. Дюпорталъ, тулузскій префектъ и главный редакторъ Emancipation (нын именующій себя преемникомъ Делеклюза) требовалъ смертной казни и конфискаціи относительно всякаго кто уклоняется отъ мобилизаціи, съ распространеніемъ этой мры на духовенство и на епископовъ: но подразумвалось что республиканцевъ мра не касается. Республиканцы укрылись отъ мобилизаціи въ административныя, интендантскія и больничныя учрежденія. ‘Прибывша въ Туръ, сколько двусмысленныхъ личностей засталъ я по канцеляріямъ’, разказываетъ Гле-Бизуанъ (стр. 28):— ‘Я не выдержалъ, и выразилъ свое изумленіе делегату министра внутреннихъ длъ, Лорье. Знаю что скверно, отвчалъ тотъ, да что прикажете длать! По крайней мр меньше ихъ будетъ въ клубахъ и въ уличныхъ потасовкахъ.’ Были такіе молодцы что за расхватомъ всхъ мстъ длались сторожами въ провинціальныхъ отдлахъ министерствъ (понятно, лишь номинально), только бы не надвать ранца. Если же потянутъ кого и нельзя вывернуться,— тотчасъ письмецо благопріятелей къ начальству, въ род напечатаннаго въ послдствіи посланія одного республиканскаго кума къ другому, А. Блана къ А. Тардье:— ‘Мой милый! одинъ изъ нашихъ, П*, попалъ простымъ рядовымъ въ первую роту Марсельскаго легіона. Я его люблю какъ брата. Помни что онъ одаренъ качествами полковника, а не простаго солдата. Ты обяжешь меня несказанно пристроивъ его офицеромъ, или хоть по медицинской части…. А нельзя, такъ дай ему отпускъ. Не отвергай этой просьбы старой жертвы Бонапартовъ и давнишняго обожателя республики, твоего,’ и пр…. Благодаря такой систем, организованной съ обычнымъ умніемъ этой партіи, республиканцы, если случайно и подвергались мобилизаціи, то находились не въ арміи, а въ Тур, потомъ въ Бордо, вс съ офицерскими нашивками, и вс въ отпуску…. Да они и чистосердечно воображала что для республиканскаго дятеля достаточно быть республиканцемъ и проповдывать войну, а сражаться должны другіе. Не задолго уже предъ миромъ какой-то клубистъ ораторствовалъ на тему Guerre outrance, Ему замтили изъ публики что какъ же продолжать войну, когда не имется даже ружей.
— У насъ есть ружья, торжественно отвчалъ онъ именемъ своего предмстья:— И мы готовы…. снабдитъ ими армію.
То же самое творилось и въ Париж.— А національная гвардія, которую безпрестанно хвалили въ офиціальныхъ бюллетеняхъ и которой большинство, какъ показали событія, состояло вдь изъ республиканцевъ?
Дйствительно, ее хвалили, хвалили до того въ ущербъ прочимъ частямъ что вызвали неудовольствіе регулярныхъ войскъ, особенно моряковъ осаднаго гарнизона, предъ которыми Трошю, въ письм къ адмиралу Потюо, принужденъ былъ даже оправдываться ‘политическими соображеніями’, и захвалили ее такъ что бывшіе національные гвардейцы до сихъ поръ толкуютъ о своихъ воображаемыхъ подвигахъ. ‘Такъ было нужно’ — по мннію тогдашнихъ парижскихъ властей. Но прочтите подлинные отзывы правительственно и военнокомпетентныхъ людей, высказанные по минованіи надобности заискивать въ массахъ. Нарочно беру два лица которыя ни въ чемъ между собою не согласны, кром этого пункта: беру Жюль Фавра и генерала Дюкро.
Жюль Фавръ. ‘Въ продолженіи осады, высшіе классы держали себя удивительно. Не думаю чтобы нашелся гд другой примръ подобнаго самоотверженія. Не говорю ужъ о подвигахъ благотворительности, а о готовности съ которою зажиточные люди снабжали правительство средствами вспомоществованія неимущимъ: но даже старики этого сословія, долженствовавшіе бы оставаться въ сторон, служили образцами мужества и исполненія добровольно-принятыхъ ими военныхъ обязанностей. Нельзя сказать того же о среднемъ класс, состоящемъ главнымъ образомъ изъ невжественныхъ личностей, имющихъ большіе достоинства, но тщеславныхъ, непостоянныхъ, перемнчивыхъ. Что до рабочаго сословія, то были примры высокой доблести, попадались люди сознававшіе свой долгъ: вообще же этотъ классъ отнесся къ осад единственно какъ къ способу жить на чужой счетъ и забавляться военными упражненіями. Національные гвардейцы не только Бельвиля и Монмартра, но и другихъ кварталовъ, открыто заявляли что не намрены напрягать свои силы противъ непріятеля: они клонили къ тому чтобы воспользоваться событіями для своихъ политическихъ и соціальныхъ цлей. Когда понадобились охотники для составленія маршевыхъ батальйоновъ, во всей четырехсотътысячной нацональной гвардіи — не нашлось и двадцати тысячъ волонтеровъ, и нельзя было не дивиться такому результату, сравнивая его съ шумными манифестаціями и требованіемъ вести всхъ противъ врага.’ (См. Enqute sur 18 mars, II, стр. 42, 43. Gouvernement de la dfense, I, стр. 300).
Генералъ Дюкро. ‘Надобно вамъ сказать что это были за полки, эти маршевые батальйоны національной гвардіи’ (то-есть самая геройская ея часть, охотники, которыхъ, какъ мы сейчасъ видли, оказалось такъ немного). ‘Когда она являлись къ мсту расположенія войскъ, о прибытіи ихъ издали возвщала ихъ музыка, неизмнно игравшая Марсельезу. Голова колонны бреда окруженная мальчишками и женщинами. За нею тянулись въ безпорядк національные гвардейцы, вс боле или мене пьяные, безъ ружей, отданныхъ ими на руки женамъ, потомъ тащились омнибусы съ тюфяками, кроватями, кострюлями и переносными каминами (потому что въ траншеяхъ эти господа устраивали себ домашній комфортъ). Все это наваливало на насъ шайками въ пять, шесть, восемь тысячъ человкъ. Судите о нашемъ положеніи! Ночью они безпрестанно поднимали тревоги изъ-за пустяковъ. Мои бригадные командиры умоляли избавить ихъ отъ національныхъ гвардейцевъ, которые только развращали войска и пораждали неудачи. Въ Бонди, напримръ, они бросили сторожевой постъ, что позволило Прусакамъ проникнуть въ деревню. Нкоторые изъ членовъ правительства настаивала пустить ихъ въ дло, говоря что иначе общественное мнніе не успокоится. Я отвчалъ: ввести ихъ въ огонь не такъ-то легко: драться они не желаютъ, нсколько энергическихъ личностей бросятся впередъ, масса — разбжится, и кром хаоса ничего не выйдетъ. Одинъ изъ дйствительно бравыхъ командировъ національной гвардіи полковникъ Брансіонъ, былъ противнаго мннія: посл Бёзенналя онъ согласился со мною. Бёзенналь убдилъ ото что въ національной гвардіи пренебрегаютъ смертью лишь немногіе храбрецы, принадлежащіе къ высшимъ общественнымъ сферамъ, а большинство — прячется, и что въ случа новыхъ операцій — нсколько человкъ опять пожертвовало бы собою, масса же осталась бы позади, предаваясь грабежу. Всякій видлъ какъ въ этомъ Бёзеанальскомъ бою національные гвардейцы разсыпались въ бгств на версту одинъ отъ другаго, стрляя по всмъ направленіямъ. Четвертая часть заднихъ солдатъ перебита національными гвардейцами, отъ нихъ досталось и моей лошади…. Нужно было занять Бёзенвальскій паркъ, я направилъ на этотъ пунктъ полкъ національныхъ гвардейцевъ, помщенный промежь двухъ надежныхъ армейскихъ полковъ. Достигнувъ Бопрео, бригадный командиръ командуетъ: ‘впередъ!’ Національные гвардейцы давай кричать: ‘Куда еще идти! Мы устали! Пора варить супъ!’ И весь полкъ остался въ Бопрео варитъ супъ. Бригадный посылалъ за ними адьютанта — не пошли. А возвратившись посл супа, въ Парижъ, этотъ самый полкъ получилъ восемь крестовъ, восемь медалей и шестъ похвальныхъ отзывовъ по арміи за отличіе въ бою. (См. Enqute sur 18 mars, III, стр. XVII—XIX, XXIV.)
Радикаламъ не по душ свидтельства мшающія сложенію легенды. Въ опроверженіе ихъ, органъ Гамбетты Rpublique Franaise приводитъ тотъ фактъ, что 18-й полкъ національной гвардіи, состоявшій преимущественно изъ республиканскихъ элементовъ, при состав въ 1.600 человкъ, потерялъ при Бёзенвал 7 офицеровъ и 71 солдата убитыми, 8 офицеровъ и 29 солдатъ ранеными. ‘Такова республиканская доблесть!’. При этой похвальб упускается изъ виду: во-первыхъ, что одна ласточка весны не составляетъ, во-вторыхъ, что потеря сравнительно съ общею нормою убылей этой кампаніи не очень велика, втретьихъ, что смерть и раны настигаютъ людей и въ бгств, особенно когда, кром догоняющихъ ихъ бомбъ, люди еще сами, растерявшись, палятъ по своимъ же рядамъ. Въ корреспонденціи невозможно передать всхъ подробностей, но вкратц, роль національной гвардіи въ осаду была такова. До ноября ее не пускали въ бой, и подвиги національныхъ гвардейцевъ ограничивались караулами на виду и въ траншеяхъ, въ десяти верстахъ отъ непріятеля, причемъ Бельвильцы стрляли въ прочихъ, а прочіе ежеминутно бгали въ неудержимой паник. Въ знаменитую вылазку конца ноября ихъ вывела было въ поле и построила вн непріятельскихъ выстрловъ. Потомъ хотли было попробовать ввести въ огонь. Главный ихъ командиръ, въ послдствіи разстрлянный коммунистами, Клеманъ Тома, отозвался что это ‘невозможно’, что люди разбгутся если скомандовать въ колонны къ атак….
Роль ихъ у Бёзенваля мы сейчасъ видли…. Вспоминается разказъ очевидца. У Бёзенваля національный гвардеецъ, улепетывающій къ Парижу, натыкается на генерала. Куда это вы, мой милый?
— Генералъ! я ужь убилъ четверыхъ! Если каждый такъ исполнитъ свой долгъ — мы уже побдили!
— Покажите ружье.
Ружье заряжено и стволъ совершенно чистъ: молодецъ и не стрлялъ вовсе.
— Какъ же это? Посмотрите сами…
— Генералъ, я ихъ уложилъ штыкомъ! А рукопашнаго боя вовсе не было.
Это вамъ рисуетъ парижскую національную гвардію ‘au naturel’. Вообще же изученіе фактовъ по офиціальнымъ документамъ, по устнымъ разказамъ участниковъ и по напечатаннымъ воспоминаніямъ очевидцевъ всхъ партій (которыхъ накопился уже цлый ворохъ) приводитъ безпристрастнаго наблюдателя къ слдующему заключенію о различіи роли французскихъ монархистовъ и республиканцевъ въ минувшую войну. Каковы бы ни были политическіе недостатки первыхъ въ иномъ отношеніи, они понимали невозможность продолженія борьбы и, желая мира въ виду будущихъ судебъ отечества, все-таки дрались везд куда ихъ ни заводили Гамбеттовы вожаки. Вторые, ничего не понимая, идти эксплуатируя народную невзгоду, эффектно кричали ‘а outrance’, приберегая свои особы. Дйствительность вся налицо въ двухъ депешахъ изъ особенно кипятившагося тогда Ліона, одной предназначенной для обнародованія, и другой — конфиденціальной. ‘Муниципальный совтъ правительству, 29-го января 1871, Муниципальный совтъ энергически стоитъ за оборону безъ конца. Делегація изъ гражданъ Гелона, Бароде и Валье отправляется въ Бордо передать эту ршимость правительству и пригласить его въ Ліонъ для учрежденія комитета защиты безъ конца. Подписалъ: Гэнонъ, скрпилъ: Шальмель-Лакуръ.’ ‘Ліонскій префектъ военному министру, 4-го февраля 1871. Я долженъ предупредитъ васъ, на случай непріятель направится къ Ліону, что городъ не иметъ средствъ и лишенъ мужества. Подписалъ: Шальмелъ-Лакуръ.
Рядомъ съ вопросами изъ прошлаго — является вопросъ о будущемъ. Надо сказать что публика собственно столько же довольна договореннымъ выводомъ германскаго контингента, сколько опасается чтобы съ уходомъ этой военной силы не открылось слишкомъ большаго поля дйствій для радикальныхъ предпріятій. Нтъ надобности прибавлять что здшніе реакціонеры изо всхъ силъ стараются раздуть эту боязнь, надясь посредствомъ ея побудить правительство къ мрамъ ‘внутренняго освобожденія территоріи’, какъ они говорятъ, то-есть къ стснительнымъ мрамъ. Нтъ надобности прибавлять также что радикалы, съ своей стороны, всячески силятся заглушить опасливыя соображенія,— въ желаніи создать такую дремоту общественнаго мннія и правительства посреди которой имъ удобно было бы возобновить свои попытки. Умренные республиканцы тоже настаиваютъ на отсутствіи всякимъ поводовъ къ забот: потому настаиваютъ что вдь эти-то вчныя тревоги, эта боязнь вспышекъ и мшаетъ установленію во Франціи республики. ‘Ровно ничего нтъ тревожнаго’, шумятъ радикалы, стараясь заговоритъ публику, и это все выдумки ретроградовъ, реакціонеровъ, слишкомъ ограниченныхъ филистеровъ, по глупости сочиняющихъ изъ мухи слона, да черезчуръ тонкихъ политическихъ аферистовъ, эксплуатирующихъ въ свою пользу общественное легковріе, только простаки или хитрецы могутъ останавливаться на подобныхъ пустякахъ.’ ‘Вс эти опасенія’, вторятъ умренные республиканцы, ‘не что иное какъ маневръ. Напрасно ищешь вокругъ признаковъ этого ужаснаго взрыва, неизбжностью котораго васъ пугаютъ: и слдовъ какого-нибудь заговора противъ общества не находишь. Въ 1848 и слдующихъ годахъ дйствительно были клубы, школы соціализма, съ самой трибуны раздавались анархическія доктрины. Теперь же нтъ ничего подобнаго. Затянный противъ радикализма походъ есть не что иное какъ стратагема, довольно удачная, но также обманчивая какъ и всякая военная хитрость’.
Къ сожалнію, нельзя не признать этихъ завреній или тоже ‘военною хитростью’ или, если они составляютъ со стороны умренныхъ республиканцевъ дйствительное убжденіе,— убжденіемъ положительно ошибочнымъ. Безъ сомннія, иные политическіе ходоки постоянно пользуются страхомъ французскаго общества предъ радикализмомъ, какъ орудіемъ для своихъ собственныхъ цлей. Какъ-то, напримръ, три парижскіе листка служащіе бонапартизму, Pays, Ordre и Gaulois издали торжественный манифестъ которымъ торжественно заявили, что ‘при теперешнемъ ужасномъ положеніи’ партіи должны отложить пока въ сторону свой особенныя стремленія и ‘направить вс свои усилія единственно къ защит и спасенію общества’. Ясны побужденія руководившія театральнымъ обнародованіемъ этой эффектной деклараціи. Выпуская ее въ свтъ, бонапартисты имли въ виду вовсе не отреченіе ‘отъ своихъ стремленій’, а поставленіе на видъ обществу его ‘ужаснаго положенія’ и необходимости ‘спасать’ его. Исподволь и заране запугивая хорошенько, они надются фундаментально приготовить будущую панику, долженствующую, въ ихъ надеждахъ, посодйствовать возвращенію Налолеонидовъ. Еслибъ они могли воспользоваться для этого радикалами не какъ косвеннымъ, а какъ прямымъ орудіемъ, и они тоже ‘направили бы вс свои усилія’ къ успокоенію. Радикальное путало тутъ, понятно, маневръ.
Тмъ не мене, радикализмъ и опасность съ его стороны существуютъ во Франціи, бытъ-можетъ даже въ большей степени чмъ это высказывается (потому что нежеланіе прослыть за алармиста подчасъ сдерживаетъ и независимое перо). Съ парламентской трибуны, дйствительно, теперь не раздается анархическихъ ученій, потому что анархисты или повышли изъ собранія для ‘практической дятельности’ или помалчиваютъ. Клубовъ, точно, нын нтъ и въ завод, потому что осадное положеніе не позволяетъ ихъ открывать* Въ настоящую минуту радикаламъ въ самомъ дл не бросается въ глаза. Вдь столица его и сорокъ четыре департамента въ осадномъ положеніи и по Парижу съ вечера до утра снуютъ военные патрули. Но намренія радикализма остались т же, и работа его продолжается безостановочно: справьтесь съ газетами, книгами, брошюрами, гравюрами партіи. Радикалы притаились только, а не исчезли. Радикализмъ прислъ какъ пантера улучающая минуту прыгнуть, и при первой возможности попробуетъ сдлать скачокъ. Какъ ни связаны его члены, онъ можетъ однако-же разчитывать на нкоторую свободу движеній. Не должно забывать что, нуждаясь въ безпрестанной поддержк лвой противъ монархистовъ, Тьеръ былъ принужденъ удовлетворитъ ея требованію и сохранить въ админстраціи многихъ радикальныхъ префектовъ, назначенныхъ въ разгулъ республиканизма, лишь перемщенныхъ теперь изъ одного департамента въ другой и готовыхъ способствовать всякому движенію. Большинство муниципалитетовъ состоитъ изъ радикаловъ. Въ нкоторыхъ мстностяхъ радикальные меры, по недавнему свидтельству министра внутреннихъ длъ предъ парламентскою коммиссіей, уклоняются отъ служебныхъ сношеній съ администраціей и затрудняютъ дятельность жандармскихъ командъ (замтьте, не имющихъ никакого отношенія къ тайной полиціи). Въ Сенъ-Пьеръ-де-Грасъ меръ лично и въ полномъ парадномъ облаченій повелъ своихъ ‘administrs’ боемъ на жандармскій отрядъ…. Кое-гд въ административныхъ рядахъ радикальные замыслы положительно не встртятъ въ данную минуту ни малйшаго отпора, напротивъ,— содйствіе. За руководителями и вождями у радикальнаго войска дло не станетъ. Изъ семидесяти девяти членовъ коммуны пятьдесятъ четыре цлехоньки и свободны, и готовы налетть на страну при первомъ удобномъ случа, ‘pour prendre l’entreprise en main’ Приготовленія не прекращаются. На дняхъ еще въ Бордо нашли заготовленные 224 ружья, дв тысячи патроновъ и два пуда пороха. Легкія столкновенія постоянно ‘entretiennent la main’, какъ здсь говорится: подразумваю вспышки не безъ небольшаго кровопролитія, какъ послдніе три дня, напримръ съ 13-го (25-го) марта по сегодняшнее число, одна за другою въ Ним, Ривезальт, Сенъ-Мамер, Аржелес, Перпиньян. Сами радикалы, сколько ни стараются успокоить публику, проговариваются что вслдъ за очищеніемъ территоріи должно послдовать нчто важное. ‘Что-то произойдетъ по уход Прусаковъ?’ спрашиваетъ себя Rpublique Franaise, и отвчаетъ намекомъ что ‘республика въ прав потребовать тогда уплаты долга національной признательности’. Это еще довольно туманно и можетъ быть истолковано въ мирномъ выборномъ смысл. Газета Siè,cle категоричне. ‘Произойдетъ пробужденіе (un rveil public)’, говоритъ она, прибавляя слдующія знаменательныя строки: — ‘Но каково будетъ свойство этого пробужденія? Къ чему поведетъ это заране предусматриваемое возбужденіе національныхъ чувствъ (cette surexcitation nationale prvue)? Вотъ что поймите, если не ходите чтобы васъ опрокинулъ неизбжный порывъ (l’invitable lan). Возобновленный Corsaire грозитъ еще опредлительне. ‘За работу! ( l’oeuvre) когда послдній прусскій часовой перестулитъ границу, да воспрянетъ другой часовой — народъ!’ На здшнемъ язык вся эта фразеологія предвщаетъ попытку въ честь радикальной республики…. Радикалы отнюдь не разстались со своими планами: отнкиваясь отъ нихъ съ одной стороны, съ другой — открыто назначаютъ срокъ выхода окупаціонныхъ отрядовъ срокомъ и своихъ внутреннихъ разчетовъ. Они хотятъ — это очевидно: дло лишь въ томъ — могутъ-ли они. Все сводится лишь къ вопросу, по силамъ ли имъ вновь замышляемая работа? къ вопросу, котораго ршеніе зависитъ единственно отъ благоразумія и, въ данную минуту, находчивости самого здшняго населенія. Предупредительными и стснительными пріемами тутъ ничего не возьмешь.