Николай Брешко-Брешковский
Парижские огни (От нашего парижскаго корреспондента)
Мата д’Ор.
Парижские огни (1 сентября 1934, А. В. Руманов), Брешко-Брешковский Николай Николаевич, Год: 1934
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Это было давно, очень давно, а всетаки было…
В Петербурге был известен салон большой просвещенной барыни, Зои Юлиановны Яковлевой.
Кто только не посещал его, начиная от великих князей, артистических знаменитостей, красивых светских дам и кончая будущими знаменитостями в роде, например, вышедшаго из Императорскаго Училища Правоведения Н. Н. Евреинова…
Часто бывал у Яковлевой подвижной, румяный, ежиком остриженный университетский студент с умными, живыми, необыкновенно ярко-синяго цвета, глазами.
Говорил он цветисто, красноречиво и любил щегольнуть, — тогда на это была мода, — модернизмом слова и мысли.
Помню ого фразу, скупую, из двух слов
— Филигранный Христос…
По тогдашним временам это было ново и смело.
О студенте заговорили. Им заинтересовались, его стали приглашать в другие салоны…
А через несколько лет он уже был петербургским представителем московской газеты ‘Русское Слово’. Сытин души в нем не чаял и обставил его с невиданной в газетно-журнальном мире роскошью. Чуть ли не целый особняк на большой Морской, фаланга секретарей и такая же фаланга пишущих машинок…
Это было как говорится: ‘в коня корм’.
Молодой представитель ‘Русскаго Слова’ делал для газеты не только возможное, а и невозможное.
Столичная информация с проникновением в самыя заветныя сферы поставлена была на высоту небывалую.
Близость сытянскаго ‘резидента’ с графом Витте открывала для ‘Русскаго Слова’ богатыя возможности…
Но кто же он, этот маг и чародей, начавший с ‘филиграннаго Христа’ в салоне Яковлевой и продолжавший не по дням а по часам увеличивать значение и тираж московской газеты?
Аркадий Веньяминович Руманов.
Он дружил со всею русской литературой. Блок несколько раз весьма лестно отзывается о нем в своих воспоминаниях. Да и не только один Блок…
Руманов был, — да и остался таковым, — на редкость обаятельным человеком, человеком ‘в замше’ в самом положительном значении этого слова. Мягкость, чуткость, отзывчивость… Он привлекал сердца и делал все, что мог, хлопотал, устраивал, помогал…
Грянула ‘великая, безкровная’…
Большевики, зная крупныя организаторския способности Руманова, а также и тонкое редакторское чутье его, предлагали ему сделаться у них едва ли не каким-то красным журналистическим папою, но он уклонился от роли газетнаго первосвященника у красных, не колеблясь, перешел в белый стан и очутился в Париже…
В эмиграции, он не зарыл в чужую землю организаторских талантов своих.
Официально занимая скромную должность личнаго секретаря Вел. Князя Александра Михайловича, Руманов в действительности был его вдохновителем, министром пропаганды и министром иностранных дел…
Если покойный великий князь сделал несколько блестящих ‘турнэ’ по Америке, прочел там сотню, другую содержательных и весьма полезных лекций о России, выпустил ряд соответствующих книг и брошюр и в конце концов оставил после себя большой том захватывающе-прекрасных воспоминаний, то этим он всецело был обязан Руманову…
Бывший студент салона Яковлевой, сверкавший модернистическими парадоксами и молодым блеском ярко-синих глаз, спустя десятки лет остался таким же молодым и свежим. Когда он мог, он охотно и широко помогал эмигрантам-соотечественникам, не только содействием и протекцией, а и просто деньгами. В последствии, волею-неволею вынужденный сократиться и сжаться, он ни на один миг, однако, не прекращал благотворительной деятельности своей, уже правда, силою обстоятельств в более скромных пропорциях…
Многогранны связи Руманова, в самых разнообразных кругах. Он — свой человек в живой портретной галлерее французских писателей, он близок к знатному титулованному окружение короля Альфонса XIII, он ведет оживленную корреспонденцию с американскими финансистами, учеными, политическими и общественными деятелями…
К нему идут за советом, с его мнением считаются.
Свое влияние он употребляет сплошь да рядом, буде представиться только удобный на пользу России и русскаго дела…
Друзья пристают к нему:
— Вы близко знали и знаете столько русских и иноземных знаменитостей… Какия интересные воспоминания могли бы вы дать…
Журналист, столь же даровитый, сколь и… ленивый, Румянов внял наконец этим настойчивым голосам. Он приготовил к печати любопытнейшую книгу.
Да, это воспоминания, это встречи, это имена, одно громче другого, но не ищите в этой книге характеристик, установленнаго образца… вы их не найдете. Это — цепь таких же блестящих, как и сам Руманов, анекдотов…
В нескольких десятках строк, в живых диалогах, встают во весь рост Куллидж и Гувер, Яков Шифф, Витте, Милюков, Гучков, Дорошевич, священник Петров, Сытин, Фофанов, Василий Немирович-Данченко, Путилов, Теффи, Куприн, Бунин, Кугель, Рерих, Репин, Блок, Мережковский, Андрей Белый, Брешковский, Морис Декобра, Бриан, Пуанкарэ, Клод Фарер… Но не довольно ли и этого перечня?… Около двухсот имен вошло в книгу Руманова…
Такой ‘анекдотической’ хрестоматии еще не было, пожалуй, ни у кого и никогда…
Ее ждут, просят для напечатания ‘кусочками’, в виде легкой ‘артиллерийской подготовки’…
Руманов сумел примирить непримиримое: по натуре своей человек в высшей степени снисходительный, даже всепрощающий, он и человеческие ‘анекдоты’ свои облек в такую же форму. Но ни пресности, ни слащавости нет и следа. Каждая строка интересна, волнует и захватывает…
Мата д’Ор. Парижские огни (От нашего парижского корреспондента) // Для Вас. 1934. No 36, 1 сентября. С. 9.
Подготовка текста Павел Лавринец, 2006.
Публикация Русские творческие ресурсы Балтии, 2006.