Panem et circenses!, Бадалич Гуго, Год: 1888

Время на прочтение: 2 минут(ы)

БАЯНЪ

СБОРНИКЪ ПРОИЗВЕДЕНІЙ
СОВРЕМЕННЫХЪ СЛАВЯНСКИХЪ ПОЭТОВЪ
и
НАРОДНОЙ ПОЭЗІИ.

Переводъ B. В. Уманова-Каплуновснаго.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Изданіе журнала ‘Пантеонъ Литературы’.
1888.

Гуго Бадаличъ.

Гуго Бадаличъ принадлежитъ къ числу современныхъ хорватскихъ поэтовъ средней руки. Онъ извстенъ какъ переводчикъ съ французскаго и итальянскаго. Къ лучшимъ его оригинальнымъ произведеніямъ принадлежатъ нкоторыя баллады и эпическіе отрывки, въ род, напримръ, переведеннаго нами: ‘Panem et circenses’, представляющаго такую яркую картину паденія Рима во времена его борьбы съ христіанствомъ, а по своей иде далеко не чуждаго современности. Литература не составляетъ для Бадалича единственной цли, и, кром нея, онъ посвящаетъ свои силы также занятіямъ классической филологіей и исторіей хорватской словесности, по предмету которыхъ онъ состоитъ ‘профессоромъ’ въ одной изъ загребскихъ гимназій. Вс его произведенія разбросаны по страницамъ періодической прессы и до сихъ поръ еще не собраны въ одну книжку.

Panem et circenses!’

U grudih svakom iskra sieva arka,
Duevna to je prosvjeta, sloboda!
Ужели Римъ охваченъ вдругъ чумою?!.
Иль гибнетъ въ немъ отъ голода народъ?!.
Столица вся объята тишиною
И форумъ пустъ, на всемъ — какой-то гнетъ.
А что-же тамъ, близъ цирка, за волненье?
Толпа стоитъ и мечется, какъ зврь…
То кесарь ей готовитъ наслажденье,
Вдь игръ она возжаждала теперь!
Весь занятъ циркъ. Народъкипитъ — что волны,—
Патрицій тутъ, и воинъ, и плебей.
Умы горятъ, и нетерпнья полный
Всякъ крови ждетъ, волнуясь отъ страстей.
Вотъ августъ самъ сидитъ въ блестящей лож,
На всю толпу кидая гордый взглядъ,
Пронзая тхъ, кому ими — дороже,
Кто не его, другого бога чтятъ.
Лавръ — на чел, на плечахъ — багряница,
Символъ тиранствъ и пролитой крови,
Самъ блденъ онъ,— стыдомъ не разгорится:
Въ томъ стыдъ молчитъ, въ комъ сердце безъ любви!
Но вотъ мигнулъ, и двери запищали,
Толпа людей на сцену ворвалась…
Людей… Людьми рабовъ вдь не считали!
Толпа рабовъ въ одинъ потокъ слилась.
Гляди на нихъ, какъ храбро — вдоль арены,
О кесарь-богъ, они къ теб идутъ!
Дивись,— они душой тверды, какъ стны,
Хоть чуютъ — смерть незримую несутъ.
Одинъ изъ нихъ, взглянувъ на ложу смло,
‘Привтъ теб отъ гибнущихъ рабовъ,
О, кесарь нашъ!’ воскликнулъ, и… задло!
Впередъ, впередъ, на смертный бой безъ словъ!
Все замерло. Щиты уже разбиты.
Сверкнулъ, какъ лучъ, предательскій клинокъ.
Нтъ силъ бжать… Поблекшія ланиты…
Кровь алая струится на песокъ…
Но гонитъ страхъ… Послднія усилья…
Гулъ, свистъ и вопль слились въ зловщій звукъ.
Отъ ужаса смежитъ самъ демонъ крылья
И вздрогнетъ адъ — свидтель вчныхъ мукъ.
Палъ бдный рабъ! На грудь полуживую
Соперникъ-рабъ пятою наступилъ.
Онъ въ ярости сосалъ-бы кровь людскую,
Какъ дикій зврь, что жертву захватилъ.
Но передъ тмъ, какъ мечъ вонзаетъ въ шею,
Онъ всю толпу дерзаетъ вопросить,
Освободить иль тутъ-же передъ нею
Для вороновъ на части разрубить?
А что-жъ народъ? Въ неистовств руками
Маша ему: ‘Смерть, смерть!’ даетъ отвтъ.
Тамъ правды нтъ, гд люди не съ сердцами,
А съ камнями,— гд свтлой воли нтъ!
Взмахнулъ палачъ — изъ трепетнаго тла
Кровь брызнула потокомъ. Нтъ раба!
Рукоплеща, все дико загудло, —
Всхъ радуетъ бездольнаго судьба!
Народъ, народъ! Ты-ль, въ рабств закоснлый,
Завидя кровь, восторгами горишь!..
Ты-ль это, ты-ль, когда-то властный, смлый,
Предъ кесаремъ, какъ низкій трусъ, дрожишь!..
А тотъ, какъ левъ надъ жертвой дорогою,
Въ истом мллъ и шопотомъ твердилъ:
‘Когда-бъ весь міръ съ одной былъ головою!
Какъ радостно я-бъ мечъ въ нее вонзилъ!’
Прошли вка. Съ тиранствомъ рабство пало,
И смолкнулъ кликъ мятежный:’Хлба! игръ!’
Но зло средь насъ живетъ, не умирало,
Въ немъ — ядъ зми, чудовищно — какъ тигръ.
А что-жъ народъ? Напрасны ухищренья,
Безсильно зло, чтобъ чувство въ немъ убить:
Въ комъ искра есть свободы, просвщенья,—
Огня любви нельзя въ томъ затушить!
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека