‘Памятники русской старины в западных губерниях Империи’
Пред нами лежит пятый выпуск ‘Памятников русской старины в западных губерниях Империи’, издаваемых по Высочайшему повелению П.Н. Батюшковым. Выпуск этот состоит их двух частей: альбома рисунков и текста. Первый заключает в себе 18 хромолитографий, превосходно исполненных в Берлине и представляющих, сверх ‘выходного’ листа и общего вида с планом Вильны, виды православных храмов и святынь этого города в их нынешнем состоянии и в том, как они находились (а некоторые находятся и поднесь) за время польского владычества в крае. В текст вошли, кроме предисловия, следующие труды: ‘Очерк истории города Вильны’, написанный доцентом С.-Петербургского университета г. Васильевским, объяснительный текст к рисункам и указатель лиц, мест и предметов, встречающихся в этом выпуске ‘Памятников’, составленный П.А. Гильтебрандтом. Очерк истории города Вильны доведен до XVII века, то есть до того времени, когда Вильна перестает жить русскою жизнью. Труд этот далеко не компиляция, а исследование самостоятельное. Он составлен почти исключительно по первоначальным источникам, которыми далеко не пользовались ни русские, ни польские историки, причем составитель, естественно, обращал особое внимание на ту сторону, которую намеренно оставляли в тени польские историки, — на жизнь русской Вильны, на судьбы в ней православия. Изданный ныне выпуск есть продолжение труда, начатого в 1867 году. Первые четыре выпуска ‘Памятников’ были посвящены Волыни. ‘Начиная с 5 выпуска, — читаем в предисловии, — когда заведующий изданием тайный советник П.Н. Батюшков был назначен попечителем Виленского учебного округа, пришлось перейти от юго-западной Руси к Литовской и Белой. Находясь по служебным обязанностям вдали от тех местностей юго-западного края, с которых начато было изыскание и описание остатков древнего русского зодчества, П.Н. Батюшков вынужден был производить свои собирания на пространстве Виленского учебного округа, обнимающего литовские и белорусские губернии, которые представляют не менее обильный материал для исследований по части археологии, истории и этнографии’.
Свидетельств о некогда вполне русской цивилизации Литвы и Белоруссии много, и одно другого важнее. Русский язык был языком двора, законодательства, судопроизводства, он же употреблялся и в частных сношениях, и в домашнем быту. В Вильне существовало более 20, а по мнению митрополита Иосифа — до 36 православных церквей и монастырей. Некоторые православные храмы в Белоруссии построены в XII веке, значительно ранее появления первого римско-католического костела. Мещанство Вильны было русское.
Польское владычество, — читаем мы далее в предисловии, — над Литвой и Белоруссией в продолжение нескольких столетий было рядом насилий и тяжких гонений, которым подверглась русская национальность. Край вытерпел много превратностей и изменил наружный вид. Там, где некогда были православные храмы, построились римско-католические костелы, а в некоторых местах и еврейские синагоги, одни из церквей пришли в упадок и разрушение, другие совершенно исчезли, и только память о них сохранилась в древних актах или в народном предании, так что из всех древних православных церквей города Вильны только в трех в начале 1863 г. могло быть совершаемо богослужение.
Таково было видимое выражение преобладания польской национальности в северо-западном крае, — преобладания, достигнутого ею именно по присоединении этого края к России. Он был более русским, когда находился под владычеством Польши. Безобразие этого явления ярко бросилось в глаза при зареве мятежа 1863 года. Начались протесты, крики удивления, проверка истории, следствии над сошедшими с поприща деятелями, и стремления, и надежды… Последних было особенно много. Обрадовавшись несказанно открытию России в русском крае, мы кляли нашу апатию и политическую неумелость и торжественно заверяли самих себя и друг друга, что впредь этого не случится, что мы уже не поддадимся обману горсти ополяченного сословия западных губерний, вырвем из его рук влияние над этим краем и возвратим России то, что от веку принадлежало ей… Увы, нас стало ненадолго.
За дело принялись горячо, и задумано оно было широко. Не одни архитектурные исправления и восстановления должны были ознаменовать наши успехи. Меры капитальные возникали, разрабатывались и ждали своего осуществления. Как во всяком деле, а тем более затрогивающем политические страсти, в деятельности нашей с 1863 года по 1868 были свои ошибки и увлечения, но основании ее были правильны, цель поставлена верно, в работу вносилось много веры и энергии. Но все это было непродолжительно. В один прекрасный день мы взглянули на все происходившее в крае с точки зрения удивительно оригинальной. Эта наша новая точка зрения по какому-то странному случаю совпала с старою точкой зрения на нас поляков. Под этим углом зрения люди и вещи получили до невероятности эксцентрическое значение и краски. Местные ополяченные землевладельцы, недавние вожаки мятежа, стали казаться нам представителями благонадежных охранительных начала, русский чиновник, исполнявший меры правительства, явился разрушителем и социалистом…
В последнее время чудеса рассказывались в европейской печати. Поляки, чтобы подействовать на австрийское правительство при переговорах о галицком соглашении, распустили слух, будто одно важное лицо русской администрации ездило нарочно в Париж для дипломатических переговоров с польскою эмиграцией. А на днях в петербургских газетах сообщалось, будто польское панство, с своей стороны, прислало в Петербург депутата, который якобы привез план какого-то modus vivendi [терпимое сосуществование (лат.)] для нас с Польшей, чего-то вроде приснопамятного Агрономического общества. Наконец, напрямки поговаривают о восстановлении системы Велёпольского… разумеется, несколько измененной сообразно новым обстоятельствам и условиям (см. ‘Вестник Европы’, No 5, статью ‘Восточная политика Германии’).
С такими-то политическими успехами приходится нам встретить столетие номинального освобождения Белоруссии от польского пленения… Припомним вещие слова императрицы Екатерины, выставленные как один из эпиграфов 5-го выпуска ‘Памятников’: ‘Сии провинции надлежит привести легчайшими способами (и действительно, ничего не может быть легче) к тому, чтоб они обрусели и перестали бы глядеть, как волки к лесу… Называть их чужестранными и обходиться с ними на таком основании есть больше нежели ошибка, а можно назвать с достоверностью — глупостью’.
Да, с полною достоверностью.
Выпуск ‘Памятников’ напомнил нам о недавнем прошлом и навел на грустные размышления о том, как много мы снова проиграли после нашей победы над польским мятежом 63 года. Здания воздвиглись в новом блеске. А где же дух живой, где вера, движущая не камнями, а людьми? Тем большей заслуживают благодарности такие, не знающие ни устали, ни уныния во взятом на себя деле борцы, как почтенный редактор ‘Памятников русской старины в западных губерниях Империи’.
Следующий, 6-й выпуск, в котором будут помещены литовско-русские памятники Вильны и ее окрестностей и продолжение ‘Очерка истории Вильны’ до новейших времен, предполагается, как слышали мы, окончить печатанием к исходу года. Цена экземпляру будет общедоступная, она понижена до 5 руб. за выпуск, хотя казне каждый выпуск обошелся в 26 руб., будет, кроме того, разослано немало даровых экземпляров в ученые и учебные заведения, а также в славянские земли.
Впервые опубликовано: Московские ведомости. 1872. 12 мая. No 117.