А. ЛУНАЧАРСКИЙ
ПАМЯТИ ВАХТАНГОВА1
ПАМЯТИ ВАХТАНГОВА1
1 Речь на гражданской панихиде. См. примечание 1 на с. 452.
Памяти Вахтангова, Луначарский Анатолий Васильевич, Год: 1922
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Вахтангов Е. Б. Евгений Вахтангов: [Сборник / Сост., ред., авт. коммент. Л. Д. Вендровская, Г. П. Каптерева].
М., ‘Всероссийское театральное общество’, 1984.
Я всегда принадлежал к числу самых нежных поклонников таланта Евгения Богратионовича и считал его самым выдающимся, самым обещающим художником театра.
Незадолго до того дня, когда мы узнали о кончине Евгения Богратионовича, в конце спектакля ‘Принцессы Турандот’ я получил маленькую записочку, где Вахтангов просил меня сказать свое мнение о его работе в ‘Гадибуке’. Он спрашивал у меня: почему я ни слова не сказал ему при нашем свидании по окончании этого спектакля. Это было в вечер первого спектакля ‘Принцессы Турандот’. Мне было ужасно больно, что я тогда ему ничего не сказал,— а не говорил я потому, что буквально не находил слов. Я до такой степени был потрясен достижениями Вахтангова, что мне казалось невозможным высказывать какие-нибудь восторги или рассыпаться в похвалах. Я тогда написал Евгению Богратионовичу ответ, я сказал ему не только от своего имени, но и от имени многих, какой замечательный дар он нам принес и как много он мог еще дать.
Огромное разнообразие вносил Вахтангов в свои творения. По-видимому, и в будущем работа его должна была быть столь же многогранной. Но он не принадлежал к числу тех, кто постоянно жаждет обязательно ‘нового’. В критике и в публике иногда встречаются люди, которые говорят: ‘Поставил новую пьесу, но, в сущности, ничего нового технически она не представляет, в сущности говоря, все то же’. Вот эта жажда в каждом спектакле видеть что-то новое может загнать в такое манерничанье, заставить так прыгать через себя самого, что в конце концов приведет художника к настоящему взрыву. Вот это модничанье, это желание сказать что-нибудь новое — оно было Евгению Богратионовичу чуждо. Но еще более чужд был ему консерватизм.
Это был человек определенной, установившейся школы, но это был художник, которому подчинены все качества и все элементы сцены, который мог сочетать их наиболее оригинально и в каждом произведении найти своеобразный удачный момент.
Меня глубоко трогало благоговейное отношение к Вахтангову со стороны его учеников. Это была настоящая влюбленность целого коллектива в талантливую личность. Влюбленность эта — огромнейшая сила, которая, вероятно,— если бы беспощадная смерть не похитила Вахтангова,— сделала бы его одним из величайших полководцев во имя красоты искусства, ибо он не только объединял своим талантом и огромной любовью людей — он умел увлекать их сердца…
29 ноября 1922 г.