Д. В. Философов
Д. В. Философов
Памяти Серова
Памяти Серова
(ум. 22 ноября 1911 г.)
Памяти Серова, Философов Дмитрий Владимирович, Год: 1911
Время на прочтение: 4 минут(ы)
‘Серов скончался час тому назад’, — такова ошеломляющая телеграмма И.С. Остроухова.
С виду бодрый и крепкий, Серов давно был болен, с ноября 1903 г., когда хирург Березкин сделал ему серьезную операцию. Тогда он впервые почувствовал приближение смерти.
Накануне операции составил завещание, прощался с друзьями. Думал — может быть, не встанет. Но его удалось спасти.
Однако с тех пор он очень изменился. Исчезла прежняя бодрость. Он был надломлен. И за него было страшно, но о том, что смерть у дверей, конечно, никто не думал.
Как художник Серов стоял на вершине творчества. Как раз теперь мы ожидали от него особенно напряженной работы. Он достиг полного мастерства, нашел и определил себя. Ему предстояло славное будущее. Но Бог судил иначе.
Что всего более поражало в Серове, это его беззаветная искренность и честность. Вот воистину человек, в котором не было лукавства ни в жизни, ни в творчестве. Он всегда говорил правду, не допускал никаких компромиссов, с поразительной честностью относился к своему дарованию. Болезненно чутко оберегал свою свободу.
Еще юношей он бросает академию, не желая подчиняться ее авторитету. Вместе с тем, академия приняла его очень радушно. По рекомендации Репина, которому Серов был многим обязан, его приняли в число учеников 15-летним мальчиком. О своем руководителе, проф. Чистякове, Серов сохранил самые благодарные воспоминания. За какой-то этюд ему была присуждена серебряная медаль, но тем не менее Серов академии кончать не захотел.
Малейший компромисс был ему невыносим. Впоследствии, будучи уже славным художником, он категорически отказался занять пост профессора, несмотря на то что академия сделала ему самое настоятельное предложение. Недавно покинул он и Школу живописи, зодчества и ваяния в Москве, где долгое время состоял преподавателем. Известен также его разрыв с товариществом передвижников.
Как только он чувствовал, что ему тесно, что так или иначе посягают на свободу его художественной личности, Серов, не щадя ничего, разрывал связывавшие его цепи. Это не был каприз, упрямство, — Серов действовал всегда по велениям своей художественной совести.
Кому он остался верен до конца, это Третьяковской галерее, членом совета которой он был до самой смерти. К памяти П.М. Третьякова он относился с благоговением, а к своей работе в совете — с серовской серьезностью. Много ему вместе с И.С. Остроуховым и А.П. Боткиной (рожденной Третьяковой) пришлось вынести огорчений от вмешательства невежественных отцов города, но он не сдавался и добивался своего.
Помню, как он радовался, когда в галерею попали работы его друга, ныне тоже покойного, М.А. Врубеля.
Родился Серов в 1865 г. Ему было всего 8 лет, когда скончался его отец, знаменитый композитор, автор ‘Рогнеды’ и ‘Юдифи’. Отрочество мальчика было не очень счастливым. Он вел жизнь скитальца.
Серьезным событием его жизни была встреча (в 1875 г.) с И.Е. Репиным в Париже. Репин жил там как пенсионер академии и принял участие в талантливом мальчике. С того времени началась его дружба с Репиным, сохранившаяся до самых последних дней.
Через год он попадает в с. Абрамцево, имение Мамонтовых. Пребывание в Абрамцеве и связь с Мамонтовыми, а через них и с Третьяковыми была опять этапом жизни Серова. Юноша попал в необходимую ему культурную и вместе с тем свободную среду.
Передвижники не сразу оценили талант Серова и выбрали его в товарищи, когда Серов уже перерос заветы традиционного передвижничества и тяготел к журналу ‘Мир искусства’, который тогда только основывался. За все время существования этого журнала Серов был ближайшим его сотрудником. Ему, собственно, и обязан был журнал своим существованием, так как Серов выхлопотал субсидию на его издание. К этому времени относится великолепная серия литографий Серова. Целыми вечерами сидели мы в редакции, а Серов и Бакст зарисовывали нас на литографской бумаге. Один вечер позировал композитор Глазунов.
В последний раз мне пришлось видеть Серова в Петербурге, незадолго до римской выставки, где он собрал в отдельный зал свои лучшие вещи. Он остановился в академии, у своего верного друга проф. Матэ. Надо было ему ехать к кн. Орловой на последний сеанс, и как Серов волновался! Казалось бы, что ему? — сотый портрет кончает, не новичок, а общепризнанный мастер, однако он волновался, как мальчик, уверял, что ему нездоровится. Мы с Матэ над ним подтрунивали. Наконец он улыбнулся и сказал мне:
— Когда на сеанс иду, каждый раз думаю, что нездоров! Уж, кажется, мог бы привыкнуть, а вот поди же!
Опять и опять в этом мелком факте проявилась непомерная добросовестность Серова.
Он страшно увлекался театральной антрепризой Дягилева, волновался за ее успех, писал письма в редакции, когда ему казалось, что несправедливо нападают на дорогое ему дело.
Для балета ‘Шехеразада’ он сделал занавес, имевший большой успех.
Поразительная вещь: человек, написавшей столько портретов, увековечивший своей кистью столько людей, остался сам без портрета. Известен рисунок Репина, но Серов был тогда юношей. Хорошего же портрета Серова-мужа, кажется, не существует.
С виду покойный был суров, молчалив, как будто нелюдим. Но по существу это был человек нежной, тонкой души, бесконечно верный друг. Он ясно видел недостатки людей, их провалы, душевные изломы и охотно прощал все это, лишь было бы за что. Своей любовью он покрывал изъяны друзей, когда видел, что человек признает какую-нибудь ценность выше себя, служит ей бескорыстно. Если у Серова и были размолвки с друзьями, то не потому, что друзья эти не соблюдали требований условной морали, вообще слишком много ‘грешили’, а потому, что они изменяли себе, предавали ту ценность, которой обязались служить.
В этом смысле нельзя даже учесть всех последствий понесенной утраты. Мы потеряли не только замечательного художника, но и громадную моральную силу. Серов знал, как трудно примирить красоту с добром. Сам мучился их враждой, но уважал обе ценности, никогда не предавал одной во имя другой.
С его смертью русская художественная семья может распасться. Нет больше связующего звена, живого морального авторитета, перед которыми одинаково преклонялись бы и старые, и молодые…
Я не мог в этих строках, спешно набросанных под первым впечатлением от скорбной вести, дать обстоятельную оценку творчества Серова, но пусть эти несколько слов послужат скромной данью памяти славного художника и любимого друга.
22 ноября 1911 г.
Впервые опубликовано: Русское слово. 1911. 23 ноябр. No 269. С. 3.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/filosofov/filosofov_pamyati_serova.html