ПАМЯТИ ПОГИБШИХ НЕИЗВЕСТНЫХ СОЛДАТ РЕВОЛЮЦИИ БАГИНСКОГО И ВЕЧОРКЕВИЧА
ПАМЯТИ ПОГИБШИХ НЕИЗВЕСТНЫХ СОЛДАТ РЕВОЛЮЦИИ БАГИНСКОГО И ВЕЧОРКЕВИЧА
Памяти погибших неизвестных солдат революции Багинского и Вечоркевича, Радек Карл Бернгардович, Год: 1925
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Карл Радек. Портреты и памфлеты. Том первый
Государственное издательство ‘Художественная литература’, 1934
Они погибли, не войдя в соприкосновение с теми рабочими массами, под знаменем которых они хотели бороться. Они погибли, и рабочий люд, которому они принесли в жертву жизнь свою, не знал их. Я их тоже никогда не видел, но я четко и ясно вижу их душевный облик. Надо, чтобы знали его рабочие массы России, Польши, всего мира.
Они были еще молоды, когда вспыхнула международная война. Они не знали, что такое социализм, как должен вести свою борьбу за освобождение пролетариат. Но они любили народ, и они мечтали о Польше без панов и без батраков, без капиталистов и без рабочих, о демократической народной Польше. Много такой молодежи училось в университетах Польши и России перед войной’ принимало участие в страстных дискуссиях на студенческих митингах. Все они ненавидели глубоко царизм, душителя польского народа, отравителя их молодости. Когда империализм начал терзать кровавыми когтями тело человечества, когда вспыхнула война, она оказалась для них двойной трагедией: рабочий не только должен был стрелять в рабочего, крестьянин в крестьянина, но польский рабочий из Познани и Галиции должен был стрелять в польского рабочего из ‘Царства Польского’, и польский батрак из Волыни должен был стрелять в батрака из Галиции. Если погибать, так за свое дело, погибать за восстановление независимой народной Польши. И они примкнули к кружкам Пилсудского, который обещал им, что из столкновения великих сего мира выйдет независимая Польша, надо только, стиснув зубы, стать под знамена одного из поработителей, надо выслужиться перед ним, дабы в награду получить Польшу. Дело пошло не тем путем, которого они ожидали: не из рук победоносного австро-германского империализма, обещавшего свободу Польше, а из ослабления всех растерзавших Польшу империй, из уничтожения Романовых, Гогенцоллернов и Габсбургов родилась Польша. Власть в ней захватили не народные массы, а буржуазия и крупные землевладельцы, презренные лодзинские фабриканты и помещики. Но армия находилась еще в руках Пилсудского, Пилсудского-освободителя. Среди пилсудчиков шли тихие разговоры о том, что минует власть дармоедов, власть тех, которые не работали для восстановления отчизны, но которые сумели захватить ее: ‘дед’ Пилсудский не дремлет, он им еще покажет. И когда ‘дед’ призвал их к оружию против Советской России, то массы пошли. Они поверили, что Советская Россия есть прежняя Россия, протягивающая свои лапы к горлу несчастной Польши, поверили, что надо защищать родину от врага. Из войны с Советской Россией они вынесли ордена ‘военному мужеству’ и пустоту в сердцах: видели Красную армию, сражающуюся геройски без сапог, видели красные знамена, слышали издали звуки ‘Интернационала’ и в предместьях Варшавы видели проблески ненависти в глазах рабочих, призванных под ружье. Что все это? За что и во имя чего?
А после, когда вернулись обратно в полки, в военные школы, они увидели, как тверже, наглее становится реакция, как она захлестывает все области польской жизни. Польша! Мечтали о ней, как о республике труда, республике свободной мысли, республике света от подвалов до чердака, как о стране братства и равенства между всеми народами, заселяющими равнины между Днепром, Бугом и Вислой. ‘Польша — страна труда!’ Но труд закабален, но труд в кандалах… Они видели сотнями тела батраков, расстрелянных польскими войсками после отхода Красной армии от Варшавы. Они видели длинные шеренги рабочих, отправляемых на Павяк, в каторжную тюрьму в Мокотове за забастовки и демонстрации. ‘Польша — страна свободы мысли!’ Но не было эпохи в истории Польши, когда так безраздельно господствовала бы средневековая тьма, бушевал бы так клерикализм, как теперь в ‘независимой’ Польше. Когда-то, во время царизма, кружок ученых, издавая ‘Руководство по самообразованию’, сделал больше для распространения в Польше начал современной науки, чем теперь все польские университеты, вместе взятые. ‘Свет от подвалов до чердаков’,— но никогда культурные стремления народных масс не были так подавляемы, как теперь. ‘Польша — союз свободных народов!’ Но никогда не видела Польша такой погромной агитации против украинцев, белоруссов, евреев, как теперь. Сомнения солдат-патриотов росли. Вокруг них в армии атмосфера сгущалась, все, что было революционного в офицерстве, было в загоне, и торжествовал кайзерский и царский офицер в новом польском мундире. Сомнения молодых офицеров росли. Каждый день приносит сведения о геройской борьбе польских пролетариев под руководством коммунистической партии. Выросшая в борьбе с царизмом, имея за собой славную тридцатилетнюю историю жесточайшей борьбы, измерившая в кандалах всю Россию от Варшавской крепости до Акатуя, коммунистическая партия Польши осталась единственным колоколом, который звал, будил живых. И зов ее был услышан. По тихим вечерам в химической лаборатории польского генерального штаба Багинский, изучая газовую войну, читал из-под полы нелегальные издания коммунистической партии, взвешивал в своем мозгу сведения о Советской России и продумывал точно и ясно все, что случилось, все, что пережито. Он хотел бросить военную службу и итти на партийную работу. Партия приказала остаться на посту, который мог иметь крупное значение для борьбы польского пролетариата за освобождение. Пришлось скрывать коммунистическую брошюру под мундиром, украшенным военным орденом, и прятать коммунистическую мысль под безоблачным лицом.
Польская охранка, соединяющая в себе опыт русской охранки с опытом старых шпионов Меттерниха и Бисмарка, обнаружила связь молодых офицеров с коммунистами, окружила их шпиками и провокаторами, которые из их политических убеждений и симпатий к коммунизму состряпали процесс о шпионаже и об участии в террористических актах несуществующей ‘советской организации’. Обвиняемые не имели понятия, в чем дело, боялись, что, признаваясь открыто в коммунизме, могут набросить тень на коммунистическую партию и Советскую Россию, своим молчанием санкционировали выдумки провокаторов о мнимых террористических актах. И оба молодых солдата революции со стиснутыми зубами стояли перед судом, не говоря ничего в свою защиту. Надо знать Польшу, надо знать всю мучительную тяжесть перехода польского патриота, который видит в России врага, к коммунизму, который является знаменем Советской России, чтобы понять весь подвиг их молчания. Они приняли спокойно приговор о смертной казни в качестве агентов иностранной державы. Они, которые были агентами только будущей великой державы освобожденного трудового польского народа, молчаливо вынесли все двухлетние пытки в каторжных тюрьмах Польши. Когда их приковали к стене, когда их морили голодом, эти герои не захотели даже бросить палачам гордый вызов: ‘Мы, солдаты пролетарской революции, будем вашими судьями’. Советская Россия вырвала их из тюрьмы. Окруженные жандармами, в теплушке они ехали в отечество всех угнетенных и всех борющихся за освобождение. Радость переполняла их душу. Только шопотом по ночам они могли говорить друг другу, что близок час освобождения, близок час, когда они предстанут среди товарищей. И в такой момент тихого разговора настигла их пуля агента польской охранки, которая лишила этих солдат возможности стать в шеренги Красной армии.
Они не увидели Советской России. Тела их будут лежать в закованной цепями капитала польской земле, и братская рука не бросит горсть красных роз на их гроб. Но когда польские рабочие и батраки сбросят иго буржуазии и помещиков, то к могилам Багинского и Вечоркевича пойдут польские рабочие, с любовью вспоминая этих двух борцов, геройски погибших за рабочее дело в расцвете своих сил, беззаветно отдавших ему свои молодые жизни, железную волю и горячее сердце.
3 апреля 1925 г.