В.В. Розанов
В.В. Розанов
Памяти Федора Евгеньевича Корша (1843-1915 гг.)
Памяти Федора Евгеньевича Корша (1843-1915 гг.)
Памяти Федора Евгеньевича Корша, Розанов Василий Васильевич, Год: 1915
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Стар человек, и все как будто ожидают смерти его: но смерть — всегда необыкновенна, и из всех уст вырывается ‘ах’, несется удивление и жалость, когда виновница небытия нашего скашивает его и делает недвижным из движущегося, бездумным — думавшего и лишенным всяких украс того, кто был украшен сединами и всякой прелестью человеческой старости. Ибо старость имеет красоту свою, не меньшую, чем юность, и только своеобразную.
Умер Федор Евгеньевич Корш, великий лингвист Московского университета. Уже в 1882 г. о нем говорили, что он знает четырнадцать языков, древних и новых, а с тех пор он, вероятно, узнал и изучил еще и другие языки. Об истории его ученических лет мне пришлось слышать от кого-то из его товарищей по ученью и профессуре, чуть ли не от покойного Ив. В лад. Цветаева, что в гимназии или в пансионе, где он проходил среднюю школу, были весьма затруднены дать ему диплом, так как он решительно не усваивал целой группы наук, чуть ли не математических, и лишь натянув все ‘возможности’ и прорвав все ‘формы’ — выдали диплом, необходимый для поступления в университет, — ибо были замечены его необычайные дары к языкознанию. Едва прикоснувшись к университету, он уже ‘пошел’ или, вернее, ‘полетел’ сам, — в сфере любимой, легкой, как бы внутренне понятной и известной ему от рождения. Есть такие априорные предрасположения, вещающие уже в младенчестве гений. Фед. Евг. Корш был действительно гениальным лингвистом, который вбирал в себя древние и новые языки, питался ими, поэтизировал и иногда фантазировал в них, как в своей родной стихии, как рыба в воде и птица в воздухе. Посетив для подготовления к профессуре Берлин, — он изучает в тамошней библиотеке манускрипты и другие памятники вымерших теперь славянских племен, населявших когда-то Пруссию. Приехав по делам ученом службы в Одессу, он поражается многоречием этого южного русского города, — и для этого временно переходит профессором в Новороссийский университет. Словом, чужой говор, новый говор поднимал в нем крылья, как воздушный океан поднимает крылья птицы или как военный призыв заставляет вздрагивать и нестись кавалерийскую лошадь. Тут что-то ‘родное’ между природою ученого и стихиею человеческих языков.
Корш — весь москвич. Он родился на Страстном бульваре, в доме университетской типографии, так как отец его был редактором ‘Московских Ведомостей’, которые от него перешли к М.Н. Каткову. Грановский указал его родителям отдать мальчика в пансион Р.И. Киммермана. Семьи Станкевича, Кетчера, Герцена, Чичерина, Рачинских, С.М. Соловьева, этих корифеев 40,50 и 60-х годов, — были домами, где прошло отрочество и юность Фед. Евг. Корша. И сам он в годы 70, 80 и 90-е, в годы 900-е был или соединительным звеном, или вечерним и ночным ‘зодиакальным светом’ той деятельной и сильной эпохи для поколений новых и, увы, уже не столь университетски ярких…
Московский университет вообще гаснет. И поздний историк его вздохнет: ‘Где ныне Грановские, Кудрявцевы, Ешевские, Г’ерье, — где Соловьевы, Буслаевы, Тихонравовы, Ключевские, — где у нас лингвисты, подобные Коршу и Фортунатову’?
Корш всегда был окружен студенчеством. Было в нем нечто неизъяснимое и неуловимое, что делало его обаятельным на кафедре и в личной беседе. Чудная простота, юмор и остроумие, бегущая возбужденная мысль, всегдашний запас любопытства и интереса ко множеству тем, вопросов, задач и загадок — все делало его умственным центром всякой умной среды. Он был точно прирожденным вождем и наставником учащихся и наук, книг и библиотек, манускриптов и живых говоров. Ученый и ученик — странно сливались с ним: так и в старости он все учился и учился, хватал и хватал новое. Так он был не только учителем, но и учеником виртуоза лингвистики, Ф.Ф. Фортунатова.
Кроме ученых изысканий, он много переводил: так, он переводил Пушкина на латинский язык стихом Горация, — Тибулла, Катулла, Проперция, Сафо — на русский язык стихом Пушкина или Гейне. В университете он читал и истолковывал греческих и римских поэтов, в Лазаревском институте восточных языков читал персидский язык и истолковывал персидских поэтов. Последней кафедры он не оставлял до конца жизни.
Он был почетным членом большинства русских университетов, почетным членом нашей Академии Наук.
Старое красивое дерево свалилось на Москве. И не скоро вырастет другое такое же. И вздыхает по нем многоязычная Русь. И говорят хвалу ему на бесчисленных языках ученые разных стран Европы. И долго-долго не забудется Федор Евгеньевич Корш, седенький старичок с большими волосами, небольшой бородкой и острым глазком. Ученики его — по всей России.
Впервые опубликовано: Новое Время. 1915. 26 февр. No 13995.