Памяти друга
Памяти друга
* * *
* * *
* * *
* * *
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Памяти друга, Коровин Константин Алексеевич, Год: 1938
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Коровин К.А. ‘То было давно… там… в России…’: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936-1939), Шаляпин: Встречи и совместная жизнь, Неопубликованное, Письма
М.: Русский путь, 2010.
На всей нашей тайной земле во многих глазах блеснут ныне слезы и смутится душа. Умер мировой артист, певец, художник русский, Федор Иванович Шаляпин.
Какое горе!
И скажем мы: мы жили, слышали и видели гения земли Русской. Это ли не гордость была наша, не наша слава?
Умер Шаляпин… Зачем, и как рано?..
Я вижу его юношей. Какое веселье! Как будто этот юный богатырь наполнен солнцем счастья, неудержимым смехом, радостью жизни. Не умолкая, говорил Шаляпин всякую ерунду, анекдоты, остроумно передразнивая окружающих, кстати, и себя, и друзей.
Помню и первую встречу его с Саввой Ивановичем Мамонтовым на 25-м году в Петербурге у Донона за ужином, рассказы о том, как надо петь, как учат режиссеры,— рассказы, полные юмора и таланта.
Мамонтов был восхищен молодым Шаляпиным. Дирижер его театра Труффи любовно и дружественно отнесся к молодому Феде, чуя и понимая его исключительную музыкальность и красоту его восхитительного тембра. Судьба Шаляпина была решена. Мамонтов отошел от итальянских опер и для Шаляпина поставил в Частной московской опере все русские оперы, где были для него партии.
Меня удивляло, что Федор Иванович, почти все время проводивший с нами, со мной, Серовым, Врубелем, Мамонтовым, никогда как будто ничего не учил,— я не видал в руках его клавира. Только однажды как-то пробежал глазами ноты перед репетицией, на которую, кстати, и опоздал. А смотришь — на генеральной репетиции поет не только свою партию, но и за хор, и за других певцов. Прочитав один раз партитуру, он запоминал все…
Я видел, как его любил и восхищался им всегда Труффи. Он говорил Мамонтову: ‘Это особенная человека, это настоящая таланта’.
…На сцене стоял камень, вечный камень. Он был сделан вроде как изголовье. Этот камень ставили во всех операх. На нем сидели, пели дуэты, на камне лежала Тамара, в ‘Русалке’ — Наташа, и в ‘Борисе Годунове’ ставили камень.
Как-то раз Шаляпин пришел ко мне и, смеясь, сказал:
— Слушай, да ведь это черт знает что — режиссеры наши все ставят этот камень на сцену. Давай после спектакля этот камень вытащим вон. Ты позовешь ломового, мы его увезем на Москва-реку и бросим с моста.
Но камень утащить Шаляпину режиссеры не дали.
— Не один,— говорили,— Федор Иванович, вы поете, камень необходим для других…
Трезвинский даже сказал ему:
— Вы, декаденты!
Сколько было радости и жизни в этом русском богатыре. Среди забав и смеха, помню, много раз в поездках на телеге, на рыбную ловлю, на охоту, на мельницу Федор Иванович всегда немного пел.
Однажды он сказал мне:
— Руслана я бы пел. Но есть место там, которого я боюсь.
— А какое?— спросил я.
Шаляпин запел:
Быть может, на холме немом
Поставят тихий гроб Русланов,
И струны громкие Баянов
Не будут говорить о нем!..
— Вот это как-то трудно мне по голосу.
Милый Федя, всегда будут о тебе петь Баяны, и никогда не умрет твоя русская слава.
Как-то, помню, у меня в деревенском доме Шаляпин сказал:— Я купил имение на Волге, близ Ярославля. Понимаешь ли — гора, а с нее видна раздольная Волга, заворачивает и пропадает вдали. Ты мне сделай проект дома. Когда я отпою, я буду жить там, и завещаю похоронить меня там, на холме…
И вот не пришлось ему лечь в родной земле, у Волги, посреди вольной красы нашей России…
Памяти друга — Впервые: Возрождение. 1938. 15 апреля. Рассказ имеет подзаголовок: На смерть Шаляпина. Печатается по газетному тексту.