ОЖИДАНІЕ ЖЕЛЗНОЙ ДОРОГИ.
ОЖИДАНІЕ ЖЕЛЗНОЙ ДОРОГИ.
(ФАНТАСТИЧЕСКІЯ КАРТИНКИ И ПРЕДСКАЗАНІЯ).
Добродушный Сибирякъ.
‘Восточное Обозрніе’, No 40, 1885
Ожидание железной дороги, Ядринцев Николай Михайлович, Год: 1885
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Въ маленькомъ уздномъ город идутъ дожди уже третью недлю. По улицамъ такая глубокая грязь, что совершенно прекратилось сообщеніе. Лошади въ обыкновенныхъ экипажахъ падаютъ среди улицы. Пшеходы, чтобы не потерять сапоговъ, переходятъ черезъ улицы босые, а, выйдя на тротуаръ, обуваются. Около гостиницы четверка лошадей никакъ не можетъ повернуть дорожный экипажъ съ большой улицы на дворъ гостиницы. Лошади потонули въ грязи.
— Эхъ, вы, милые!— кричатъ ямщики. Собравшійся народъ выворачиваетъ на себ экипажъ:
— Эй, эй, вытягивай! Налягъ, молодцы!
Около города видны насыпи, размытыя дождемъ,— какой-то перемокшій, загрязненный народъ, копошащійся въ канавахъ и разрзахъ. Земли кругомъ цлыя горы. Невдалек виднъ недостроенный вокзалъ желзной дороги, провезти къ нему извозчики запрашиваютъ невроятныя цны. Этотъ уздный городъ живетъ наканун желзной дороги.
Въ город, не смотря на грязь, замтно нкое оживленіе. Особенно убирается клубъ: въ него везутъ новую посуду, горшки цвтовъ, корзины вина, появляются невиданные метръ-д’отели. Въ окнахъ высовываются блые колпаки и куртки поваровъ и поварятъ. Городъ ожидаетъ гостей и піонеровъ открывать дорогу. Не они ли это завязли въ экипаж около гостиницы?
И вижу, какъ во сн, день открытія и торжества.
Толстый Кондратъ, представитель сырьевой торговли и первый подрядчикъ при постройк дороги, сидитъ въ собраніи въ новомъ сюртук, на первомъ мст. По об стороны его бойкіе и краснощекіе сибариты — инженеры, кушающіе честеръ и спрашивающіе 3-ю бутылку Fin-Champagne. Кондратъ отираетъ обильно струящійся нотъ. За столомъ гости и, между прочимъ, нахавшій дятель, ходатай но желзно-дорожнымъ дламъ, адвокатъ, спикеръ, предприниматель и другъ купечества, Прожектеръ-Хвастуновичъ {Вс лица здсь, конечно, вымышленныя.}. Онъ сіяетъ, скалить зубы, подмигиваетъ купцамъ и готовится произнести рчь на тему ‘дождались’.
Прожектеръ-Хвастуновичъ былъ желзнодорожный адвокатъ, онъ присутствовалъ на всхъ открытіяхъ. Онъ уврялъ всхъ, что даже паръ изобрлъ не Уайтъ, а онъ, Хвастуновичъ. 20 лтъ назадъ, онъ соединилъ стью отдаленнйшія мста. Хотя эти проекты принадлежали другимъ, но Хвастуновичъ все присвоивалъ себ. Когда шли дебаты о направленіяхъ желзныхъ дорогъ, Хвастуновичъ общалъ выхлопотать концессіи торговцамъ. Онъ брался за все, уврялъ всхъ, что у него огромныя связи, бралъ деньги съ купцовъ, нодстроивалъ себ обды и заставлялъ подписывать себ признательности пьяную компанію. Словомъ, это былъ типъ ловкаго человка. Уздный сибирскій Кондратъ представлялъ впряженнаго мула въ его тріумфальную колесницу. Хвастуновичъ былъ неизвстной націи: наполовину выкрестъ, наполовину ренегатъ, но любилъ изображать русака, хотя говорилъ черезчуръ рзкимъ акцентомъ. Его краснорчіе было ‘площадное’, какъ находили люди со вкусомъ, но оно нравилось купцамъ.
— Ну-съ, господа, съ праздничкомъ!— началъ Хвастуновичъ.— Золотой сундукъ открытъ! Если бы не я, желзной дороги вамъ бы какъ ушей своихъ не видать. Палейте-ка чару зелена вина, да раскошеливайтесь…— безцеремонно обратился онъ къ купцамъ, призваннымъ торжествовать.
Купцы хохотали. Это былъ смхъ рынка гостинодворскимъ остротамъ. Они раскошеливались. Участвовалъ, или нтъ Хваступовичъ-Прожектерскій въ осуществленіи дороги,— для нихъ было дло закрытое, но онъ такъ ловко удовлетворялъ вкусу, лъ съ такимъ жирнымъ аппетитомъ, такъ подзадоривалъ, что къ нему чувствовались живйшія симпатіи. Пообдали. Тосты за тостами слдовали, за обдомъ слдовалъ кутежъ, за кутежемъ похмлье.
Посл начали сводить итоги.
— Обдъ не счетъ, хотя онъ перевалилъ за тысячу рублей, и шампанское не счетъ,— говорилъ кто-то:— а вотъ что, братцы, прикинемъ: сколько съ насъ Хвастуновичъ-Прожектерскій, въ качеств ходатая, денегъ перебралъ. Начали считать, и оказалось, что Xвастуновичу передавали 42,000 руб.
— Но, постойте, за что же мы платили?— воскликнулъ кто-то.— Вдь дорогу и такъ къ намъ ршено было провести!
— За доброе слово!— захохоталъ въ отвтъ появившійся среди бесдующихъ Хвастуновичъ. Хвастуновичъ былъ смлъ также, какъ беззастнчивъ. Онъ за словомъ въ карманъ не лзъ, а лзъ въ чужіе карманы за деньгами съ гораздо большею развязностью, чмъ въ собственные.
— Нтъ, вы знаете ли, какую я въ ‘Славянскомъ Базар’ рчь сказалъ, съ лучкомъ и перчикомъ! Пальчики оближете! Одинъ купецъ отъ этой рчи объ стну ударился… другой трюмо разбилъ, а вы — деньги! Что деньги — вздоръ!
Хвастуновичъ былъ откровененъ. Угостившись обдомъ, онъ не стснялся и выругать, и надсмяться надъ хозяиномъ. Одолжилъ онъ и на сей разъ.
— Я знаешь что,— говорилъ онъ, хлопая по плечу Кондрата:— твои заводы-то вс къ чорту полетятъ, какъ дорогу-то проведутъ, а ты, дуракъ, еще деньги давалъ, ха-ха-ха!— острилъ Хвастуновичъ. Кондратъ оставался съ открытымъ ртомъ, ибо досел онъ не догадывался, что облегченіе путей способствуетъ конкурренціи, а конкурренція заставитъ закрыть его лавочку.— Погодите, проберемъ мы васъ,— острилъ Хвастуновичъ,— заставимъ васъ мошны-то выгружать! ха-ха-ха!
Въ самомъ дл, какой переворотъ произведетъ дорога, обыватель узднаго города еще не зналъ. Онъ былъ глупъ и патріархаленъ, пока, онъ, розиня ротъ, глоталъ пельмени и, довряя Хваступовичу, воображалъ, что онъ построитъ при вокзал большущій трактиръ и будетъ нагрвать прозжающихъ ‘на чайк’, онъ мечталъ, что мста вздорожаютъ, а онъ будетъ ихъ продавать вдесятеро, онъ думалъ, что перегрузка ему дастъ дивидендъ, что его молодцы также будутъ орудовать на желзной дорог, какъ орудовали досел въ лавк, и услаждался этой перспективой, нарисованной ему Хвастуновичемъ. Такъ думалъ Кондратъ и не подозрвалъ, что явятся новые поджарые, зоркіе люди, на смну неподвижнаго купца — это будутъ разные греки, армяне, грузины, евреи, космополиты капитала. Они подъдутъ по той же желзной дорог, заберутъ вс дла въ руки: откроютъ отели, которые Кондрату и во сн не спились, скупятъ мста и будутъ перепродавать ихъ въ тройной цн, устроятъ агентскія конторы и т. д. А Кондратъ останется по у длъ. Заводишка его падетъ, вмсто старой лавки съ лампадками и ‘сатинтюромъ’ {Какая-то особая матерія, продаваемая дамамъ.}, лежавшими рядомъ съ кожевенной обувью, явится магазинъ ‘Grand magasin de Moscou’, съ элегантными приказчиками съ Кузнецкаго моста.
Кондратъ обанкротившійся, раззорившійся будетъ доживать свой вкъ въ конц города, на ‘городищ’. Онъ поселится въ старомъ, отжившемъ подобно ему, дом, никто не задетъ въ этотъ домъ въ его имяпипы на закуску, какъ встарь, онъ будетъ забытъ, одинокъ, угрюмъ, и будетъ питаться воспоминаніями. Другіе тузы свтила взойдутъ на горизонт въ город, гд онъ родился, гд онъ былъ первымъ лицомъ. Въ свои окна Кондратъ будетъ созерцать грязное предмстье рабочихъ, городскаго пролетаріата, съ его крючниками, всякій день на желзной дорог онъ будетъ видть, какъ тяжело тянется жизнь этого люда, будетъ видть, какъ на минуту онъ будетъ пьянствовать въ своихъ кабакахъ, а тамъ начнется тяжкое похмлье. Вся горькая подкладка и задній планъ картины откроется тогда передъ Кондратомъ, онъ будетъ встрчать на улиц въ числ оборванныхъ ярыгъ своего прежняго солиднаго конторщика, который остался за штатомъ, онъ увидитъ захудалымъ возчикомъ-ломовикомъ когда-то своего жирнаго подрядчика, встртитъ жалкимъ ванькой лихаго ямщика дружка, когда-то имвшаго 10 паръ лихихъ лошадей и мчавшаго его на Ирбитскую. Появятся иные люди. Старое будетъ вымирать. Почувствовавъ, что и онъ лишній, что и ему дорога перебита, Кондратъ будетъ приближаться къ могил забытый, выцвтшій, обднвшій. Тысячу разъ онъ будетъ клясть Іуду Хвастуновича, но воротить прошлое будетъ невозможно.
Унылый, посдлый, онъ будетъ проходить родной городъ, и этотъ городъ будетъ ему чужой. Вотъ тотъ домъ, гд пировалъ онъ и царилъ съ своими складами и магазинами. Теперь это все не его. Тоска будетъ грызть Кондрата, онъ придетъ въ знакомую церковь, встртитъ у порога старуху нищую, которую когда-то одлялъ, и она не узнаетъ его, зайдетъ на пристань, на рынокъ, никто не сниметъ шапки предъ Кондратомъ Кондратьевичемъ, онъ пройдетъ уныло и побредетъ на кладбище, гд тоже вытсняютъ старыхъ покойниковъ новые и сооружаются новые монументы таганрогскому 1-й гильдіи купцу и негоціанту.
И вотъ Кондратъ въ это время почувствуетъ всю горечь своего положенія, и придетъ къ нему пророкъ и скажетъ: ‘А помнишь, какъ ты пировалъ, какъ ты на торжественномъ обд открытія цловался съ Хвастуновичемъ! Кто виноватъ, кто торжествовалъ и славословилъ, кто лъ пельмени до отвалу, кто опивался, кто плясалъ? Ты получилъ, Кондратъ, по заслугамъ! Умри!’.