Отзыв о исследовании П. Н. Милюкова 'Государственное хозяйство России в первую четверть XVIII в. и реформа Петра Великого', Ключевский Василий Осипович, Год: 1892 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 21 минут(ы)

В. О. Ключевской

Отзыв о исследовании П. Н. Милюкова ‘Государственное хозяйство России в первую четверть XVIII в. и реформа Петра Великого’

В. О. Ключевской. Сочинения в восьми томах.

Том VIII. Исследования, рецензии, речи (1890-1905)

М., Издательство социально-экономической литературы, 1959

Автор сам обозначил тему своего труда, сказав в предисловии, что ‘необходимо привести ход реформы (Петра Великого. — В. К.) в связь с историей государственного хозяйства России’, чего еще не сделала наша историческая литература посредством действительного изучения реформы, и что этот пробел в изучении реформы автор имел в виду пополнить своим исследованием¹.

Теме, так формулированной, автор дал очень сложное развитие. В своем труде он следит параллельно за двумя рядами явлений, тесно связанными между собою, — за изменениями бюджета и за перестройкой финансового управления. В первой (вступительной) главе он изложил общий, впрочем, довольно обстоятельный очерк податной системы и финансовой администрации в Московском государстве XVII в. в связи с его военной организацией. При этом автор показал, как улучшения, введенные в эту организацию по западным образцам, под влиянием войн, веденных государством на западе, вызвали столь существенные перемены и в системе податей и в устройстве финансового управления, что ко времени Петра, к концу XVII в., московское государственное хозяйство уже мало походило на то, каким оно было в начале столетия². Несмотря на быстрый рост военных нужд, возвысивших в продолжении века стоимость содержания армии по меньшей мере в 2 1/2 раза³, приказное московское хозяйство принятыми им финансовыми мерами умело до времени Петра поддержать выгодный баланс государственных доходов и расходов, так что по росписи 1680 г. оказался остаток, равнявшийся приблизительно 27—30 % расхода⁴.

Но далее, обращаясь ко времени Петра, автор изображает постепенное разрушение этого приказного московского хозяйства, уже начатое финансовыми мероприятиями ближайших предшественников Петра. Исходя из факта этого разрушения, автор различает в ходе реформы Петра три периода, в которые сменились три порядка и которые автор называет ‘периодами приказного, губернского и коллежского хозяйства’⁵. Соответственно этому исследование разделено на три отдела.

Первый период приказного хозяйства, заключенный автором в хронологические пределы 1682—1709 гг., является в его исследовании собственно эпохой разрушения старых приказно-финансовых учреждений. Это разрушение автор объясняет двумя причинами, которые обе вытекали из одного источника — из военных нужд, вызванных образованием новой армии и нового флота. Во-первых, сосредоточение в новом учреждении, московской Ратуше, большей части старых сборов, рассеянных между многочисленными областными приказами, оставляет последние без финансового дела, вследствие чего одни из них прекращают свою деятельность, а другие сокращают ее. Во-вторых, военные нужды, непрерывно возрастая с развитием войны, вызывают введение новых налогов и устройство новых военно-финансовых учреждений. Вследствие усиленной разработки новых источников дохода рядом с общим государственным бюджетом образуется новый, специальный, среди старых приказных ведомств вырастает ряд новых военно-финансовых мест с особыми задачами и административными отношениями. Но все эти средства и усилия не могли сохранить равновесия в бюджете, который, еще в 1701 г. заключившись, подобно смете 1680 г., с значительным почти полумиллионным перевесом доходов над расходами, восемь лет спустя грозил уже полумиллионным дефицитом, соответствовавшим крайнему истощению платежных сил народа, которое обстоятельно изображено автором на основании сопоставления итогов переписей 1678 и 1710 гг. в четвертой, последней главе первого отдела исследования.

Эти затруднения, по словам автора, привели ‘старые учреждения к окончательному кризису’ и вызвали новый финансовый порядок, который по плану автора образует второй момент в ходе реформы, период губернского хозяйства, действовавшего в 1710—1718 гг. Органами этого нового порядка, сменившего приказно-финансовое управление, были губернские учреждения, сформировавшиеся в 1708—1711 гг. Поставив губернское устройство в генетическую связь с военными округами XVII в., автор в 5-й, 6-й и 7-й главах своего сочинения подробно исследует происхождение губерний, организацию губернского хозяйства и его функционирование в 1710—1718 гг. Настоящий корень этой губернской реформы автор видит в военно-фискальной экономии Петра. Так как наличные финансовые средства не покрывали всех текущих расходов общегосударственных и местных, то предстояло обратить их на первые, как более настоятельные, жертвуя последними. По взгляду автора ‘идея первых петровских губерний’ состояла в том, чтобы взамен центральных финансовых учреждений создать несколько местных касс, которые, стоя ближе к податным плательщикам, захватывали бы государственные сборы в самом их источнике и, не давая тратить их на местные нужды, полностью направляли бы поступления мимо центральных учреждений прямо на покрытие важнейших общегосударственных, т. е. прежде всего военных, нужд⁶. На эти восемь местных касс и разложено было содержание частей армии вместе с другими главнейшими расходами.

Образование этих губернских касс сопровождалось очень важными неудобствами. Эти неудобства автор указывает, во-первых, в разрушении центральной администрации, а вместе с нею и финансовой отчетности. Далее, детальный обзор практически губернского хозяйства (гл. 7-я) показал автору, что ни сокращением расходов, ни возвышением губернских окладов дохода это хозяйство не было в состоянии удержать бюджет в равновесии. Из этих недостатков губернского хозяйства родилась двоякая потребность: 1) в восстановлении разрушенной центральной администрации, 2) в общей податной реформе. Возникновением этих потребностей обозначилось наступление третьего момента в ходе реформы, прихода коллежского хозяйства, складывавшегося в последние 6 лет царствования Петра.

Удовлетворение обеих почувствованных потребностей автор ставит в тесную связь с целой литературой преобразовательных проектов, представленных Петру, в которых иностранные и туземные публицисты и дельцы обсуждали и предлагали средства исполнения как административной, так и податной реформы. Автор подробно изложил эти проекты в 8-й главе своего исследования. Петр разбирал эти проекты, одни принимал и приводил в исполнение, как они предлагались, другие видоизменял при исполнении, приноравливаясь к положению дел, как понимал его, иные оставлял без последствий. Таким образом, центральное управление, ‘единственным представителем’ которого, по словам автора, с 1711 г. оставался Сенат, было восстановлено в виде коллегий, устроенных по образцу шведских, а подушная подать заменила прежние прямые налоги подворного обложения, оказавшегося и несправедливым по своей неравномерности, и невыгодным для казны, потому что оно не захватывало всех рабочих сил, способных нести податные тяжести. В 9-й и 10-й главах автор изложил исполнение и результаты обеих реформ, которые преобразователь оставил незаконченными и взаимно несогласованными. В заключительной, 11-й главе автор сводит итоги своего исследования.

Таков в общих чертах план сочинения г. Милюкова с его главными выводами. Автор собрал очень обильный запас средств для разрешения своей задачи в тех границах, какие он ей назначил. Не говорю об изданных материалах для истории реформы Петра, количество которых сравнительно невелико, автор широко воспользовался и неизданными архивными документами. С этой стороны исследование г. Милюкова отличается редкой полнотой изучения своих источников. Главные хранилища, из которых он черпал, — это московские архивы министерств иностранных дел и юстиции и некоторые разряды Государственного архива в Санкт-Петербурге. Отсюда автор извлек очень много новых, еще не тронутых изучением и весьма ценных данных, из коих важнейшие он поместил целиком или в обработке в обширных приложениях к своей диссертации: это государственные росписи за 1680, 1701—1709 и 1724 гг. Следы неполноты документального изучения деятельности некоторых учреждений, например монастырских и патриарших приказов, также книг ландратской переписи 1716—1717 гг. и организации косвенных налогов, объясняются планом решения задачи, какой составил себе автор.

По самому свойству темы и основных источников исследование г. Милюкова получило статистический характер, чем и определились главные его приемы. Числовые данные, найденные в документах, автор свел в многочисленные таблицы, которыми наполнено его сочинение. Эти таблицы носят на себе следы тщательной и терпеливой предварительной обработки сырого материала, извлеченного из источников. Внимательно изучая обширный материал, автор старался не обронить ни одного сколько-нибудь значительного числового показания, встреченного в документе, и даже иногда он вносил в свою книгу отрывочные или искусственно составленные числовые данные, не дающие цельного или прямого указания на исследуемый предмет и только обременяющие исследование подробностями, которые трудно свести к надежному научному выводу (см., например, 6 в 1-й главе сочинения). Тщательную статистическую обработку собранного материала автор не всегда соединял с критическим разбором документов, из которых этот материал извлекался, не всегда принимал во внимание те условия, при которых составлялись иные встречающиеся в этих документах финансовые росписи и вычисления и благодаря которым этими росписями и вычислениями можно воспользоваться не столько для изучения государственного хозяйства того времени, сколько для характеристики приемов тогдашней статистики и бухгалтерии. Недостаток такой критики особенно заметен в изложении результатов переписи 1710 г. (гл. 4-я.)

Обилие материала, собранного и обработанного автором, дало ему возможность достигнуть в своем труде многих крупных и ценных выводов. Можно сказать, что русский государственный бюджет восстановлен автором почти за все время царствования Петра с некоторыми только перерывами (например, за промежуток 1711—1718 гг.— период губернского хозяйства), в которых, впрочем, виновата неполнота сохранившихся документов, а не неполнота изучения их автором. Точно так же разыскания автора о перестройке финансового управления уяснили много явлений о ходе административной реформы Петра, остававшихся доселе неясными или сомнительными: таковы главы о происхождении и устройстве губерний, об учреждении коллегий и о связанной с этой реформой реорганизации губерний, сюда же можно отнести любопытную по новизне и своеобразному характеру изложенного в ней материала 8-ю главу о литературе проектов, представленных Петру перед коллежской реформой и выясняющих степень зависимости преобразовательных мер Петра от мнений современных ему дельцов и публицистов, хотя эта зависимость несколько преувеличена автором.

Сводя главные итоги рассматриваемого исследования, можно спросить, как оно ответило на вопрос, который автор поставил себе в предисловии. Вопрос о связи хода реформы с историей государственного хозяйства России, конечно, содержит в своем составе и задачу объяснить, какое действие оказало это хозяйство на ход, порядок, приемы и самую программу реформы и как в свою очередь само изменялось под действием реформы, в программу которой оно входило. Прямого и отчетливого ответа на этот вопрос не находим в книге. Автор в своем исследовании строго держится в кругу явлений государственного хозяйства, в трафарете финансовой росписи, касаясь других сфер государственной жизни лишь настолько, насколько находил это соответствующим принятому им плану исследования. Посвящая значительные отделы своей книги изложению реформ в управлении как общегосударственном, так и специально финансовом, автор обращает гораздо меньше внимания на источники государственного дохода, останавливаясь в их изучении преимущественно на организации прямого обложения и почти едва касаясь устройства важнейших из косвенных налогов, а такую близкую к государственному хозяйству область, как хозяйство народное, оставляет в тени. На последних страницах заключительной главы он высказывает несколько очень общих и кратких замечаний, частью даже намеков об отношении изученного им круга явлений к другим сторонам реформы, именно к культурной, военной, дипломатической, социальной и государственной. Но здесь речь идет больше о других точках зрения на реформу вообще, с которых смотрели на нее прежние исследователи. Что здесь соприкасается несколько с темой исследования, это суждение автора о необходимости и своевременности целей, какие поставил себе преобразователь. Автор признает и необходимость их и своевременность, но последнюю только по отношению к внешнему положению России, к европейской полигике, в которой Россия, по его словам, ‘ке могла отсутствовать’. Но он отвергает эту своевременность по отношению к внутреннему положению страны, говоря, что ‘новые задачи внешней политики свалились на русское население в такой момент, когда оно не обладало еще достаточными средствами для их выполнения. Политический рост государства, — добавляет автор,— опять опередил его экономическое развитие’⁷. Но здесь, как видим, определяется отношение экономического развития государства к его внешним Задачам или политическому росту, а не связь хода реформы с государственным хозяйством. В исследовании автора, богатом фактами и выводами по истории государственного хозяйства России в конце XVII и начале XVIII в., внимательный читатель найдет много фактических указаний для решения вопроса о связи этого хозяйства с ходом реформы Петра, но сам автор, повторяем, юе^: отвечает на этот вопрос достаточно прямо и отчетливо.

Впрочем, качества, коими отличается глава о государственном хозяйстве и финансовой администрации при Петре, полнота изучения материала в пределах постановленной задачи, тщательная обработка и стройная группировка данных, обилие новых и основательно доказанных выводов представляют, по моему мнению, достаточно оснований, чтобы одобрить сочинение г. Милюкова и допустить его к публичной защите в качестве диссертации на степень магистра русской истории.

КОММЕНТАРИИ

Восьмой том ‘Сочинений’ В. О. Ключевского содержит статья и речи, написанные им в 1890—1905 гг. Это было время распространения марксизма в России, ознаменованное появлением гениальных трудов В. И. Ленина, которые представляли собою новый этап в развитии исторического материализма, давали ключ к пониманию основных моментов русского исторического процесса.

Буржуазная наука в период империализма переживала состояние кризиса, который отразился и на творчестве В. О. Ключевского Он постепенно отходит от позиций буржуазного экономизма воскрешая некоторые уже безнадежно устаревшие построения более официальной историографии.

Том открывается большим исследованием ‘Состав представительства на земских соборах древней Руси’ (1890—1892 гг.) Эта работа Ключевского долгое время являлась крупнейшим обобщающим трудом но истории соборов XVI в. Широкое привлечение источников, источниковедческий анализ, прекрасная осведомленность в истории государственных учреждений, яркость изложения конкретного материала отличают статью Ключевского, которая оказала заметное влияние на последующую историографию вопроса Вместе с тем работа В. О. Ключевского свидетельствовала о том, что историк в ряде общих вопросов истории России XVI в возвращался назад, к представлениям ‘государственной’ школы Не случайно и сам его труд был посвящен виднейшему представителю этой школы Б. Н. Чичерину.

Свое исследование Ключевский начинает с резкого противопоставления земских соборов сословно-представительным учреждениям Запада, вступая тем самым в полемику с В. Н. Латкиным и другими учеными, говорившими о чертах сходства между этими учреждениями. ‘На земских соборах, — пишет Ключевский, — не бывало и помину о политических правах, еще менее допускалось их вмешательство в государственное управление, характер их всегда оставался чисто совещательным, созывались они, когда находило то нужным правительство, на них не видим ни инструкций данных представителям от избирателей, ни обширного изложения общественных нужд, ни той законодательной деятельности, которой отличались западные представительные собрания… Вообще земские соборы являются крайне скудными и бесцветными даже в сравнении с французскими генеральными штатами, которые из западноевропейских представительных учреждений имели наименьшую силу’ {См. выше, стр. 9.}.

Вслед за Б. Н. Чичериным В. О. Ключевский связывал происхождение земских соборов не с социально-экономической жизнью общества, ростом дворянства и городов, заявлявших свои политические требования, а с нуждами государства. Соборное представительство, по мнению Ключевского, ‘выросло из начала государственной ответственности, положенного в основание сложного здания местного управления’ {Там же, стр. 104 (ср. стр. 101—102).}. Развивая свою антитезу России Западу, Ключевский писал, что ‘земское представительство возникло у нас из потребностей государства, а не из усилий общества, явилось по призыву правительства, а не выработалось из жизни народа, наложено было на государственный порядок действием сверху, механически, а не выросло органически, как плод внутреннего развития общества’ {См. там же, стр. 71.}. Земский собор, — резюмировал Ключевский, — ‘родился не из политической борьбы, а из административной нужды’ {Там же, стр. 110.}.

Работа В. О. Ключевского писалась в обстановке политической реакции, в годы осуществления земской контрреформы 1890 г., которая фактически упраздняла даже элементы самостоятельности земских учреждений, подчинив их правительственным чиновникам. В таких условиях работа Ключевского, утверждавшего решающую роль государства в создании земских соборов, приобретала особый политический смысл, ибо она как бы исторически обосновывала незыблемость существовавших порядков. Не обострение классовой борьбы, не усиление дворянства и рост городов, оказывается, породили земские соборы, а всего лишь ‘административная нужда’.

Эта общая концепция В. О. Ключевского проводилась им и при конкретном разборе сведений о земских соборах 1550, 1566 и 1598 гг. Так, говоря о соборе 1566 г., Ключевский считает, что он был ‘совещанием правительства со своими собственными агентами’ {Там же, стр. 49.}. Таким образом, Ключевский замаскированно становился на позиции тех, кто доказывал, что Россия никогда не имела представительных учреждений.

Впрочем, Ключевский уже отмечал присутствие на соборе 1598 г. выборных представителей местных дворянских обществ {Там же, стр. 64—66.}.

Концепция Ключевского вызвала возражение еще при его жизни. С. Авалиани в особом исследовании о земских соборах опроверг многие его тезисы. Советская историческая наука продвинула вперед дело изучения земских соборов XVI в. С. В. Юшков отмечал, что земские соборы XVI—XVII вв. являлись сословно-представительными учреждениями {См. С. В. Юшков, К вопросу о сословно-представительной монархии в России, ‘Советское государство и право’, 1950, No 10, стр. 40 и след.}, игравшими видную роль в политической жизни Русского государства. M. H. Тихомиров отметил и то, что сведения В. О. Ключевского о действительно состоявшихся земских соборах XVI в. очень неполны {См. М. Н. Тихомиров, Сословно-представительные учреждения (земские соборы) в России XVI в., ‘Вопросы истории’. 1958, No 5, стр. 2—22.}. Это подтвердилось новыми находками материалов о соборных заседаниях 1549, 1575, 1580 гг. и др., которые не были известны Ключевскому {См. С. О. Шмидт, Продолжение хронографа редакции 1512 г., ‘Исторический архив’, т. VII, М.—Л. 1951, стр. 295. В. И. Корецкий. Земский собор 1575 г. и поставление Симеона Бекбулатовича ‘великим князем всея Руси’, ‘Исторический архив’, 1959, No 2, стр. 148—156. См. также В. Н. Автократов, Речь Ивана Грозного 1550 года как политический памфлет конца XVII века (‘Труды Отдела древнерусской литературы’, т. XI. М.—Л. 1955, стр. 255—259).}.

Если общая концепция Ключевского о характере земских соборов в России XVI—XVII вв. даже для своего времени была шагом назад, то многие его конкретные наблюдения, несомненно, интересны. Мысль о связи ‘соборного представительства с устройством древнерусских земских миров и общественных классов’ {См. выше, стр. 15.} заслуживает внимания. Ключевский показал, как дворянский участник соборных заседаний был по существу ‘естественным представителем на соборе уездной дворянской корпорации’ {Там же, стр. 35.}.

Исследование В. О. Ключевского о земских соборах в дальнейшем было широко использовано автором при подготовке к печати окончательного варианта ‘Курса русской истории’ {См. В. О. Ключевский, Сочинения, т. II, М. 1957, стр. 373—398, т. III, М. 1957, стр. 289—291, 300—318.}.

В статье ‘Петр Великий среди своих сотрудников’ В. О. Ключевский, очерчивая яркий образ этого деятеля XVIII в., стремился показать, что Петр I будто бы в своей деятельности как правитель проявил новые черты: ‘это — неослабное чувство долга и вечно напряженная мысль об общем благе отечества, в служении которому и состоит этот долг’ {См. выше, стр. 315.}.

Установление самодержавия в России, конечно, привело к некоторому изменению в формулировках идеологического оправдания самодержавия, в частности, понятие ‘общего блага’, столь характерное для ‘просвещенного абсолютизма’, проповедовалось не одними российскими самодержцами. Однако под этим ‘общим благом’ понимались узкие классовые интересы, в первую очередь дворянства. Личные высокие качества Петра I вызвали стремление дворянской и буржуазной историографии резко противопоставлять деятельность Петра I его предшественникам. Не избежал этого и В. О. Ключевский, нарисовавший явно идеалистический образ царя, будто бы подчинявшего все свои помыслы служению государству.

В восьмом томе впервые публикуется речь, произнесенная В. О. Ключевским на торжественном заседании в Московском университете 26 мая 1899 г., посвященном столетию со дня рождения А. С. Пушкина {См. статью ‘Памяти А. С. Пушкина’, стр. 306—313.}. В ней В. О. Ключевский подчеркнул не только глубоко национальный характер творчества А. С. Пушкина, но и его значение в развитии мировой культуры, связывая деятельность гениального поэта с развитием русской культуры XVIII в. ‘Целый век нашей истории работал, — пишет Ключевский, — чтобы сделать русскую жизнь способной к такому проявлению русского художественного гения’ {Там же, стр. 309.}. И в своей речи В. О. Ключевский вновь особенно подчеркивает то, что толчок к развитию русской культуры целиком и полностью принадлежал инициативе одного лица — Петра I, который своими реформами, всей своей государственной деятельностью добился того, что Россия впервые почувствовала ‘свою столь нежданно и быстро создавшуюся международную и политическую мощь’. Россия будто бы откликнулась на ‘призыв, раздавшийся с престола’, и выдвинула таких деятелей культуры, как М. В. Ломоносов и А. С. Пушкин {См. выше, стр. 307, 308.}.

Исследования, посвященные культуре XVIII в., занимают у В. О. Ключевского специальный раздел в его научном творчестве. Среди них прежде всего выделяются две статьи, посвященные крупному дворянскому историку XVIII в. — И. Н. Болтину. В них Ключевский пытается проследить последовательное развитие русской исторической науки, начиная с первой половины XVIII в. Продолжая начатые С. М. Соловьевым исследования о научной деятельности Болтина, Ключевский верно отметил роль последнего в развитии русского исторического знания, стремление Болтина отразить своеобразие русской истории одновременно с применением сравнительного метода при рассмотрении истории России и истории Западной Европы. ‘Его патриотическая оборона русской жизни превращалась в спокойной сравнительное изучение русской истории, а такое изучение побуждало искать законов местной народной истории и тем приучало понимать закономерность общего исторического процесса’ {Там же, стр. 156.}, — в таких словах писал В. О. Ключевский о И. Н. Болтине. Необходимо отметить, что В. О. Ключевский идеализировал взгляды И. Н. Болтина, совершенно опуская из вида его апологетику самодержавного строя России.

В другой работе, посвященной истории XVIII в., — ‘Недоросль Фонвизина’ — В. О. Ключевский основное внимание уделил уровню образования в среде дворянского общества того времени, используя в качестве примера собирательные образы комедии Д. И. Фонвизина. В этом произведении В. О. Ключевский справедливо увидел прекрасный источник по истории XVIII в. Верно признавая комедию бесподобным зеркалом русской действительности, В. О. Ключевский отметил, что духовные запросы в среде дворянского общества находились на крайне низком уровне и идеи просвещения очень туго усваивались им. Ключевский пытался объяснить это обстоятельство слабостью общественного сознания в среде дворянства, его нежеланием откликаться на предначертания правительства, направленные к тому, чтобы дворянство на себе самом показало ‘другим классам общества, какие средства дает для общежития образование, когда становится такой же потребностью в духовном обиходе, какую составляет питание в обиходе физическом’ {Там же, стр. 285.}.

Давая яркие картины дворянского воспитания XVIII в., Ключевский тем не менее не захотел разобраться в том, что вся система образования XVIII в., как и позднее, строилась в царской России на сугубо классовой основе. Молодое поколение дворянства получало воспитание в направлении, отвечающем нуждам своего класса, но отнюдь не ‘общественного сознания’.

В явной связи с этюдом о ‘Недоросле’ находится и статья Ключевского ‘Воспоминание о Н. И. Новикове и его времени’. Следуя установившемуся в буржуазной историографии взгляду на Н. И. Новикова как книгоиздателя, Ключевский связывал эту сторону деятельности Новикова с состоянием просвещения в России во второй половине XVIII в. В. О. Ключевский видел в Новикове редкий тип передового русского дворянина, посвятившего свой организаторский талант распространению в России просвещения путем издания сатирических журналов и книгоиздательства {См. выше, стр. 249, 251.}. Однако Ключевский оставил в стороне деятельность Новикова как русского просветителя XVIII в., вовсе не ограничивавшегося только книгоиздательской деятельностью. Ведь Н. И. Новикову принадлежал целый ряд полемических статей и философских произведений, в которых была заложена прежде всего антикрепостническая, антидворянская идея.

Ряд статей и этюдов В. О. Ключевский посвятил деятелям культуры и науки XIX в. Среди них — воспоминания об его учителях по Московскому университету С. М. Соловьеве и Ф. И. Буслаеве, статьи и наброски, посвященные Т. Н. Грановскому, М. Ю. Лермонтову, А. С. Пушкину и др. В. О. Ключевский в публикуемых в настоящем томе воспоминаниях о С. М. Соловьеве характеризует своего учителя как выдающегося педагога, уделявшего много внимания университетскому преподаванию. Большой интерес представляет высказывание Ключевского о замысле основного труда С. М. Соловьева — ‘История России с древнейших времен’. Ключевский считал, что основная идея Соловьева заключалась в том, чтобы написать историю России за ‘120 лет нашей новой истории с последней четверти XVII до последних лет XVIII в.’ Первые 12 томов труда — ‘только пространное введение в это обширное повествование о петровской реформе’ {Там же, стр. 359.}. Ключевский очень сожалел, что Соловьев не успел завершить работы над своим трудом и не показал путь, пройденный Россией ‘между началом и концом XVIII в.’ {Там же, стр. 367.}

Пробел в монографическом изучении России XVIII в. В. О. Ключевский пытался в какой-то мере завершить сам, сделав это в IV и V частях своего ‘Курса русской истории’. Для характеристики взглядов Ключевского на историю России XVIII в. важно отметить, что в данное вопросе он существенно отошел от точки зрения Соловьева. Говоря о дальнейшей судьбе реформ Петра I (после его смерти и до 1770-х годов), как это показано в ‘Истории России’ Соловьева, Ключевский писал: ‘…мысль о реформе, как связующая основа в ткани, проходит в повествовании из года в год, из тома в том. Читая эти 11 томов, иногда как будто забываешь, что постепенно удаляешься от времени Петра’ {Там же, стр. 365—366.}. Действительно, С. М. Соловьев видел в буржуазных реформах 60-х годов непосредственное продолжение и развитие реформ Петра I, против чего уже возражали В. Г. Белинский и другие революционные демократы {См. ‘Очерки истории исторической науки в СССР’, т. I, M. 1955, стр. 358.}. В. О. Ключевский в своем ‘Курсе русской истории’, пытаясь проследить судьбы реформ Петра I после его смерти, видел в ‘начале дворяновластия’, реакцию против этих реформ {Об этом cм. В. О. Ключевский, Сочинения, т. IV, М. 1958, стр. 345.}, считал, что ‘редко когда идея исторической закономерности подвергалась такому искушению, как в последней его четверти’ (XVIII в.) {См. выше, стр. 367.}. В. О. Ключевский не связывал установление ‘дворяновлаетия’ в России с развитием феодализма, хотя уже в работе о земских соборах сам же показал, что дворянство делается силой задолго до XVIII в. Но, несмотря на отрицание классовой основы самодержавия, стремление В. О. Ключевского уловить новые явления в историческом развитии России XVIII в. сохраняет историографический интерес.

Воспоминания В. О. Ключевского о знаменитом русском филологе Ф. И. Буслаеве, под руководством которого он занимался 6 Московском университете, просто и вместе с тем очень четко вскрывают значение Буслаева как крупнейшего ученого, поставившего в неразрывную связь развитие письменности и литературы на Руси с языком народа, с памятниками народного творчества. ‘Так рост языка приводился в органическую связь с развитием народного быта, а письменная литература — в генетическую зависимость от устной народной словесности’, — писал Ключевский в своих набросках к статье о Ф. И. Буслаеве {См. ниже, стр. 475.}.

Статья о Т. Н. Грановском, написанная Ключевским к пятидесятилетию со дня его смерти, в момент подъема революции 1905 г., отражала скорее политические взгляды автора, нежели оценку научной деятельности Т. Н. Грановского. В. О. Ключевский, близкий в то время к партии кадетов, противопоставлял в этой статье преобразовательную деятельность Петра I деятельности самодержцев России вплоть до конца XIX в., которые ‘обманули надежды’ людей ‘меры и порядка’ {См. выше, стр. 394, 395.}.

Наконец, в статье ‘Грусть’ В. О. Ключевский попытался в плане излюбленного им психологического анализа рассмотреть творчество М. Ю. Лермонтова. Он верно связал противоречивость творчества Лермонтова с условиями дворянского быта и среды, вызывавшими у поэта горькую досаду и чувство ненависти и презрения к окружавшему его обществу. Но далее В. О. Ключевский, игнорировавший развитие демократической направленности общественной мысли, пытался доказать, что М. Ю. Лермонтов превратился в ‘певца личной грусти’, сугубого индивидуалиста, в конце своего короткого жизненного пути подошедшего к примирению с ‘грустной действительностью’, проникнутого христианским чувством смирения {См. там же, стр. 113, 120, 124, 128, 131, 132.}. Это мнение резко противоречит тому огромному общественно-политическому звучанию, какое в действительности имели произведения великого русского поэта.

Большой интерес представляют публикуемые в настоящем томе обстоятельные отзывы В. О. Ключевского на исследования П. Н. Милюкова, Н. Д. Чечулина и Н. А. Рожкова.

Несмотря на то что в 1890—1900 гг. В. О. Ключевский не создал ни одной монографической работы, посвященной социальным или экономическим вопросам истории России, он продолжал интересоваться этими вопросами и в своих отзывах выдвигал интересные положения, не утерявшие своего значения до настоящего времени и важные для освещения его личных взглядов.

В трактовке реформ Петра I, их причин и характера осуществления, В. О. Ключевский был близок к взглядам П. Н. Милюкова, которые тот высказал в исследовании — ‘Государственное хозяйство России в первую четверть XVIII в. и реформы Петра I’. И сам Ключевский в своем ‘Курсе русской истории’ {В. О. Ключевский, Сочинения, т. IV, стр. 360, 361.} смотрел на совершавшиеся изменения в социально-экономической жизни страны в начале XVIII столетия главным образом сквозь призму правительственных преобразований. Тем не менее и Ключевский вынужден был признать крайний схематизм построений Милюкова, ядовито отметив, что многие выводы последнего получились в результате излишнего доверия к денежным документам XVIII в. В. О. Ключевский ставил государственные преобразования во взаимосвязь с состоянием народного хозяйства, упрекая Милюкова в том, что тот ‘в своем исследовании строго держится в кругу явлений государственного хозяйства, в трафарете финансовой росписи,.. а такую близкую к государственному хозяйству область, как хозяйство народное, оставляет в тени’ {См. выше, стр. 182.}.

В отзыве на исследование Н. Д. Чечулина ‘Города Московского государства в XVI в.’ Ключевский, давая целый ряд интересных соображений о критике писцовых книг как основного вида источников, использованных Чечулиным, высказывал ценные соображения относительно значения городов ‘как факторов общественной жизни’. Так, В. О. Ключевский пишет о необходимости изучения состава городского населения в тесной связи с уездным, требует прежде всего учитывать посадское население в городах, а также не обходить молчанием иных поселений, ‘не носивших звания городов, но с посадским характером’ {Там же, стр. 201—203.}.

В том же плане В. О. Ключевский построил свой отзыв о другом труде социально-экономического характера — ‘Сельское хозяйство Московской Руси в XVI в.’ Н. А. Рожкова. В своем отзыве р. О. Ключевский ставил в большую заслугу автору постановку вопроса о сельскохозяйственном кризисе во второй половине XVI в. Однако Ключевский не соглашался с мнением Рожкова, что этот кризис был вызван системой землевладения и хозяйства, ростом поместного и крупного монастырского земледелия. Он считал нужным ставить вопрос более широко: ‘Условия, создавшие этот кризис, не ограничивались сферой сельского хозяйства, произвели общий и один из самых крутых переломов, когда-либо испытанных русским народным трудом, и когда вопрос будет обследован возможно разностороннее, тогда, может быть, и самый процесс получит иное освещение и иную оценку’ {Там же, стр. 386.}. Следует отметить, что вопрос о причинах сельскохозяйственного кризиса второй половины XVI в. до настоящего времени не получил окончательного разрешения. В частности, причины этого кризиса по-разному объяснены в трудах Б. Д. Грекова и M. H. Тихомирова {О историографии вопроса см. Б. Д. Греков, Крестьяне на Руси, кн. 2, М. 1954, стр. 233—242.}

Восьмой том ‘Сочинений’ В. О. Ключевского завершается лекциями по русской историографии, читанными историком в конце 80-х — начале 900-х годов в Московском университете. ‘Лекция’ представляют собою основную часть специального курса, который читался Ключевским как непосредственное продолжение его курса по источниковедению {Курс лекций Ключевского по источниковедению см. в кн.: В. О. Ключевский, Сочинения, т. VI, М. 1959.}. Полностью сохранились и воспроизводятся в настоящем издании девять лекций по историографии XVIII в. Вводная лекция к курсу, разделы по историографии летописного периода, XVII в. и о В. Н. Татищеве сохранились только в набросках, которые в настоящем издании не публикуются.

Курс лекций Ключевского находится в тесной связи с его исследованиями по историографии XVIII в., в частности со статьями о Н. И. Новикове и И. Н. Болтине. В курсе В. О. Ключевский широко использовал как труды самих историков XVIII в., так и специальные исследования С. М. Соловьева, Пекарского и др. Ему удалось дать ряд интересных характеристик русских и немецких ученых XVIII в., занимавшихся историей России. Вместе с тем ‘Лекции’ не свободны от целого ряда серьезных недочетов. Односторонней являлась оценка историографического наследия М. В. Ломоносова, труды которого сыграли крупную роль в изучении древней русской истории, в борьбе, с норманистическими построениями Байера, и Миллера {См. Б. Д. Греков, Ломоносов-историк, ‘Историк-марксист’, 1940, No 11, стр. 18—34, M. H. Тихомиров, Русская историография XVIII в., ‘Вопросы истории’, 1948, No 2, стр. 94—99, ‘Очерки истории исторической науки в СССР’, т. I, стр. 193—204.}. Вывод Ключевского о том, что ‘Древняя Российская история’ Ломоносова не оказала большого влияния ‘на ход историографии’ {См. выше, стр. 409.}, не соответствует действительному положению вещей.

Тем не менее публикуемый курс В. О. Ключевского при всем его конспективном характере представляет научный интерес, как один из первых опытов освещения истории русской исторической науки XVIII в.

——

Кроме издаваемых в ‘Сочинениях’, а также опубликованных в других сборниках и журналах статей, рецензий и речей В. О. Ключевского, значительное число подобных материалов (большей частью незавершенных автором) сохранилось в рукописном виде {Основная их часть хранится в фонде Ключевского Рукописного собрания Института истории АН СССР, папка 25 (в дальнейшем при указании материалов, место хранения которых специально не оговаривается, следует иметь в виду, что они находятся в этой папке).}. К их числу относятся две студенческие работы Ключевского, написанные в 1862—1863 гг.: ‘Сочинения Дюрана, епископа Мендского о католическом богослужении’ (2 п. л.) и ‘Сравнительный очерк народно-религиозных воззрений’ (около 0,5 п. л.). Последняя работа, написанная в семинаре Ф. И. Буслаева, весьма интересна для изучения вопроса о формировании исторических взглядов Ключевского. Ключевский в ней подчеркивает, что человек ‘в естественном состоянии… находится под постоянным, неотразимым и непосредственным влиянием природы, которая могущественно действует на всю его жизнь’ и, в частности, ее явления определяют ‘все содержание религиозных верований’. Это утверждение вызвало возражения Буслаева, который на полях написал, что ‘главное — в зависимости от условий и обычаев самой жизни народа’. ‘Быт иногда сильнее природы оказывает действие на образование мифов, ибо через условия быта природа входит в мифологию’.

К 1865 г. относится незавершенная работа Ключевского ‘О церковных земельных имуществах в древней Руси’ (около 2 п. л.). Этой теме позднее автор посвятил ряд работ и уделил значительное внимание в ‘Курсе русской истории’. Очевидно, в связи с первоначальным планом изучения ‘житий святых’ как источника по истории землевладения и хозяйства, в конце 60-х годов XIX в. написано Ключевским исследование об участии монастырей в колонизации Северо-Восточной Руси, также оставшееся незаконченным, но давшее позднее материал автору для ‘Курса’.

В 70-х годах XIX в. Ключевский пишет ряд рецензий на вышедшие тогда большие исторические труды. В ‘Заметках о ереси жидовствующих’ (1870 г., около 1 п. л.), написанных в связи с выходом в свет ‘Истории русской церкви’ Макария (т. VI), Ключевский говорит о необходимости изучать ересь как определенное движение, в глубине которого действовали ‘практические мотивы, направленные против всего строя русской церковной жизни XV в.’ {Подробнее об этих заметках см. в книге Н. А. Казаковой и Я. С. Лурье, ‘Антифеодальные еретические движения на Руси XIV — начала XVI в.’, М.-Л. 1955, стр. 7, 9.}

Резкой критике подвергает он труды ученых-славянофилов и представителей официального направления. Им были написаны: в 1872 г. рецензия на книгу М. П. Погодина ‘Древняя русская история домонгольского ига’, т. I—III (около 0,5 п. л.), рецензия на ‘Русскую историю’, т. 1, К. Н. Бестужева-Рюмина (около 0,5 п. л.), в 1879 г. набросок рецензии на ‘Лекции по истории русского законодательства’ И. Д. Беляева под заглавием ‘Русский историк-юрист недавнего прошлого’ (Государственная библиотека им. В. И. Ленина [далее — ГБЛ], папка 14, дело 16), наброски рецензии на книгу И. Е. Забелина ‘История русской жизни’, т. II (ГБЛ, папка 12, дело 2, около 0,5 п. л.). К этого же рода полемическим материалам относится письмо (начало 70-х годов XIX в.)) в газету о роли Москвы в русской истории (0,4 п. л.). В этом письме Ключевский саркастически высмеивает славянофильское представление о том, что Москва была ‘городом нравственного мнения’.

В связи с выходом в свет в 1876 г. книг Д. Иловайского ‘Розыскания о начале Руси’ и ‘История России’, т. I, Ключевский начал полемическую статью по варяжскому вопросу, к которой он вернулся в 90-х годах XIX в. (0,75 п. л.).

В этой работе Ключевский подвергает критике норманскую теорию Погодина и роксоаланскую гипотезу Иловайского, а в 90-х годах коснулся также возникновения ‘варяжского вопроса’ в историографии XVIII в.

Вероятно, в связи с работой над ‘Курсом русской истории’ Ключевский написал в конце 70-х годов небольшой труд ‘О племенном составе славян восточных’ (около 0,8 п. л., ГБЛ, папка 15, дело 20), в котором исходил из тезиса С. М. Соловьева о том, что ‘История России есть история страны, которая колонизуется’.

От 80—90-х годов сохранился ряд отзывов Ключевского, в том числе на диссертации Н. Кедрова ‘Духовный регламент в связи с преобразовательной деятельностью Петра Великого’ (1883, около 0,3 п. л.), В. Е. Якушкина ‘Очерки по истории русской поземельной политики в XVIII—XIX вв.’ (1890, 0,1 п. л., ГБЛ, папка 14, дело 18), М. К. Любавского ‘Областное деление и местное управление Литовско-Русского государства’ (1894, 0,2 п. л., ГБЛ, папка 14, дело 27), А. Прозоровского ‘Сильвестр Медведев’ (1897, 0,4 п. л., ГБЛ, папка 14, дело 23), H. H. Фирсова ‘Русские торгово-промышленные компании в 1 половине XVIII ст.’ (1897, 0,1 п. л.). Все эти отзывы сохранились, как правило, не в законченном, а черновом виде. Тот же характер имеют и наброски речей, произнес сенных Ключевским в связи с юбилейными датами, похоронами и т. п., например речь памяти И. С. Аксакова (1886, 0,2 п. л.), речь при закрытии Высших женских курсов (1888, 0,1 п, л.), речь памяти А. Н. Оленина (1893, 0,25 п. л., ГБЛ, папка 13, дело 14), наброски речи о деятельности Стефана Пермского (1896, 0,25 п. л.), памяти П. И. Шафарика (1896, 0,1 п. л., ГБЛ, папка 15, дело 2), памяти К. Н. Бестужева-Рюмина (1897, 0,2 п. л., ГБЛ, папка 14, дело 6), памяти А. Н. Зерцалова (1897, 0,1 п. л.), памяти А. С. Павлова (1898, ГБЛ, папка 15, дело 4), речь на чествовании В. И. Герье (1898, 0,1 п. л., ГБЛ, папка 15, дело 3), речь на столетнем юбилее Общества истории и древностей российских (1904, 0,7 п. л.), набросок речи, посвященной 150-летию Московского университета (1905, 0,1 п. л.).

В фонде Ключевского в ГБЛ сохранились также рукописи неизданных статей и рецензий, а также ряда статей, опубликованных Ключевским, но не вошедших в настоящее издание: ‘Рукописная библиотека В. М. Ундольского’ (1870, ГБЛ, папка 14), рецензия на Т. Ф. Бернгарди (1876, ГБЛ, папка 14, дело 12), копия отчета ‘Докторский диспут Субботина’ (1874, ГБЛ, папка 14, дело 13), рецензия на книгу Д. Д. Солнцева (1876, ГБЛ, папка 14, дело 14), наброски статьи о Н. Гоголе (1892, 0,25 п. л.), ‘Новооткрытый памятник по истории раскола’ (1896, 0,5 п. л., ГБЛ, папка 13, дело 22), ‘О хлебной мере в древней Руси’ (1884, ГБЛ, папка 13, дело 6), ‘Добрые люди Древней Руси’ (1892, ГБЛ, папка 13, дело 12), ‘Значение Сергия Радонежского для истории русского народа и государства’ (1892, ГБЛ, папка 15, дело 1), ‘Два воспитания’ (1893, ГБЛ, папка 13, дело 13), ‘М. С. Корелин’ (1899, ГБЛ, папка 14, дело 7), ‘Смена’ (1899, ГБЛ, папка 14, дело 8), ‘О судебнике царя Федора’ (1900, ГБЛ, папка 14, дело 9), отзывы на сочинения студентов Московской духовной академии и др.

В Институте истории АН СССР хранятся материалы и дополнения Ключевского к книге П. Кирхмана ‘История общественного и частного быта’, М. 1867 (папка 25), в папке 24 находятся рукописи и корректуры следующих опубликованных в разных изданиях работ Ключевского: ‘Докторский диспут г. Субботина’ (1874), корректура статьи ‘Содействие церкви успехам русского гражданского права и порядка’ (1888), наборный экземпляр статьи ‘Значение Сергия Радонежского для русского народа и государства’ (1892), наброски речи, посвященной памяти Александра III (1894), наброски статьи ‘М. С. Корелин’ (1899).

* * *

При подготовке текста работ В. О. Ключевского и комментариев соблюдались правила, указанные в первом томе.

Текст восьмого тома Сочинений В. О. Ключевского подготовили к печати и комментировали В. А. Александров и А. А. Зимин. В подготовке к печати текста лекций по русской историографии В. О. Ключевского и комментариев к ним принимала участие Р. А. Киреева.

Том выходит под общим наблюдением академика M. H. Тихомирова.

ОТЗЫВ О ИССЛЕДОВАНИИ П. Н. МИЛЮКОВА ‘ГОСУДАРСТВЕННОЕ ХОЗЯЙСТВО РОССИИ В ПЕРВУЮ ЧЕТВЕРТЬ XVIII в. И РЕФОРМА ПЕТРА ВЕЛИКОГО’

Отзыв публикуется впервые. Подробное изложение диспута по диссертации П. Н. Милюкова, на котором В. О. Ключевский выступал в качестве оппонента, см. в журнале ‘Историческое обозрение’, 1892, т. V, стр. 198—215. В архиве В. О. Ключевского сохранились черновые материалы и автограф отзыва (ГБЛ, ф. Ключевского, папка 4, дела 20, 21).

¹ П. Милюков, Государственное хозяйство России в первую четверть XVIII в. и реформа Петра Великого [далее — Милюков], СПб. 1892, стр. XIV.

² Милюков, стр. 105.

³ Там же, стр. 54.

⁴ Там же, стр. 104, 105.

⁵ Там же, стр. 709.

⁶ Там же, стр. 713.

⁷ Там же, стр. 732—735 [курсив В. О. Ключевского].

Читайте также: