Ответ на статью: Н. Московский академический историк о жизни преподобного Сергия, Голубинский Евгений Евстигнеевич, Год: 1893 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 29 минут(ы)

Голубинский Е. Е. Ответ на статью: Н. Московский академический историк о жизни преподобного Сергия // Богословский вестник 1893. Т. 4. No 10. С. 153-178 (2-я пагин.). (Начало.)

Отвтъ на статью: ‘Московскій академическій историкъ о житіи преп. Сергія’, напечатанную въ журнал ‘Странникъ’ ¹).

¹) Настоящій отпта написанъ мною тотчасъ, какъ полученная въ академіи книжка ‘Странника’ была мн указана, такъ что предполагалось было напечатать его въ апрльской книжк ‘богословскаго Встника’ (вышедшей во второй половин марта). Но но нкоторымъ, неожиданно явившимся, причинамъ я счелъ за нужное пріостановиться печатаніемъ. Во время этой остановки раздраженіе противъ творца или творцовъ пасквиля у меня, конечно, прошло, и теперь главнымъ побужденіемъ для меня къ напечатанію отвта служить опроверженіе взводимыхъ на меня въ пасквил обвиненій научнаго свойства.

Въ январьской книжк за ныншній 1893-й годъ журнала ‘Странникъ’ помщена статья: ‘Московскій академическій историкъ о житіи преп. Сергія. (Е. Голубинскій. Преи. Сергій Радонежскій и созданная имъ Троицкая Лавра. Жизнеописаніе преп. Сергія и Путеводитель но Лавр. Сергіевъ посадъ. 1892)’, подписанная буквой Н.

Уже по самому заглавію статьи читатель догадывается, что она не есть обыкновенная рецензія на книгу или обыкновенная критика книги, а что-то особенное. Если бы статья была обыкновенной рецензіей на книгу или обыкновенной критикой книги, то съ какой стати стояли бы въ ея надписаніи слова: ‘московскій академическій историкъ’? Ясно для всякаго, что словами этими выражается не особое ко мн почтеніе, а насмшка надо мной, пренебреженіе или же и самое презрніе ко мн, и что посредствомъ этихъ словъ имется въ виду обратить на статью особое вниманіе читателя, сказать ему: читай, читай… Послдовавъ приглашенію, которое длается заглавіемъ статьи и обратившись къ ной, читатель убждается въ полной справедливости своей догадки. Статья дйствительно есть не рецензіи на мою книгу или не критика, моей книги, а весь пасквильный пасквиль на меня самого, наполненный клеветами и инсинуаціями на мой счетъ и длающій обо мн такой отзывъ, будто я представляю собою нчто въ род чудовища.

Пасквиль, какъ видъ человческой письменности, несомннно принадлежитъ къ числу тхъ видовъ этой письменности, которые наиболе дровни по своему происхожденію, ибо страсть къ клевет, инсинуаціи и заугольной брани явилась у людей тотчасъ же въ слдъ затмъ, какъ, посл недолгаго времени праведности, стали они людьми гршными (хотя самое названіе пасквиль для письменныхъ произведеній, посягающихъ на чьи либо честь и доброе имя, и весьма не древне,— явилось въ Италіи, въ XVI вк). Но если пасквиль можетъ похвалиться своею древностію, то съ другой стороны столько же древне и глубокое презрніе къ нему со стороны всхъ порядочныхъ людей. Чтобы показать г-ну И., котораго я буду называть дале принадлежащимъ ему именемъ анонима {Будучи человкомъ прямымъ, я люблю называть лица и нощи ихъ собственными именами. Не можетъ быть никакого спора о томъ, что статья г. И. есть пасквиль на меня, слдовательно, не можетъ быть никакого спора и о томъ, что самъ онъ есть авторъ пасквиля или пасквилянтъ. Такъ я и хотлъ было называть его въ своемъ нижеслдующемъ отвт ему Но опасаясь, что иные читатели найдутъ это очень рзкимъ, замняю названіе пасквилянтъ названіемъ анонимъ, при чемъ утшаю себя тмъ, что слово анонимъ () значитъ не только homo homine carens, человкъ безъименный или неизвстный по имени, но и homo ignobilis, человкъ безславный (ruhmlos).}, какъ мыслили о пасквил еще классическіе греки и римляне, я хотлъ было привести рядъ выписокъ изъ классическихъ греческихъ и римскихъ писателей. Ко потомъ я сообразилъ, что онъ принадлежитъ къ числу тхъ людей, которымъ ‘наплевать на вашихъ классическихъ грековъ и римлянъ’, и что ссылка на этихъ послднихъ дастъ ему разв только поводъ инсинуировать противъ меня, будто я склоненъ къ язычеству. Оставляя въ поко классиковъ, я пошлюсь анониму на христіанскихъ отцовъ церкви и именно такихъ отцовъ, которые должны имть двойной и непререкаемый авторитетъ къ его глазахъ. Въ одномъ мст своего творенія, укоряя меня въ незнаніи монашескаго общежитія, онъ даетъ нкоторое основаніе предполагать въ немъ монаха, наше православное греко-россійское монашество есть монашество по уставу Василія Великаго, такъ что Василій Великій долженъ быть признаваемъ нашими монахами за ихъ учителя по преимуществу и но превосходству. Итакъ, пусть же знаетъ анонимъ, что Василій Великій назначаетъ крайне строгое наказаніе монаху, который клевещетъ на своего ближняго (Твореній Василія Великаго въ русск. перевод т. V, изд. 3-го стр. 208, вопр.— отв. 26), что ложныя рчи на ближняго по лукавымъ побужденіямъ, какъ это позволяетъ себ анонимъ въ отношеніи ко мн, онъ причисляетъ къ грхамъ самымъ тяжкимъ (ibid., стр. 320, вопр.— отв. 273) и что о брани изъ-за угла, если позволяетъ себ прибгать къ ней не только монахъ, но и мірянинъ, онъ отзывается съ величайшимъ презрніемъ (т. VII, стр. 65).

Пасквиль на меня могъ быть написанъ но двумъ побужденіямъ,— или но фанатической вражд къ моимъ убжденіямъ и моему направленію или по личной вражд ко мн самому. Пасквиль на меня, какъ на историка русской церкви, могъ быть написанъ по фанатической вражд къ моимъ убжденіямъ, но кто читалъ мою книгу о преп. Сергіи, тотъ знаетъ, что нтъ въ ней совершенно ничего, что могло бы вооружитъ противъ меня и самаго дикаго фанатика, такъ что побужденіемъ къ пасквилю противъ меня, какъ противъ историка преп. Сергія, должна быть предполагаема личная вражда ко мн самому. Дйствительно, своей книгой о преп. Сергіи я могъ возбудить личную вражду къ себ нкоего писателя: въ одномъ частномъ вопрос относительно жизни преп. Сергія, на который даются два отвта и въ которомъ мы съ писателемъ оказались несогласными, онъ долженъ былъ уступить побду мн, затмъ, отвчая на его полемику противъ меня по этому вопросу (анонимную, безъ названія меня но имени, я позволилъ себ въ своей книг нсколько посмяться надъ это невжествомъ (также анонимно, не называя его по имени). По если справедливы мои подозрнія на счетъ автора пасквиля, то мн искренно жаль, что человкъ обладаетъ такимъ крайне болзненнымъ самолюбіемъ, которое затмваетъ у него разумъ. Будучи совершенно ничтоженъ, какъ историкъ (именно-какъ историкъ, но не какъ вообще повствователь), нашъ ‘нкій писатель’ можетъ имть очень большія достоинства въ другихъ отношеніяхъ, чего я вовсе не думаю ни отрицать ни оспаривать. Между тмъ, по общему признанію всхъ порядочныхъ людей, наполненный клеветами и инсинуаціями пасквиль есть средство мщенія мерзкое и презрнное, ршаясь прибгнуть къ которому человкъ сильно грязнитъ свою репутацію {Нкоторые увряютъ меня, что писателю, питающему личную ко мн вражду, помогали составлять пасквиль и писатели, питающіе вражду къ моимъ убжденіямъ. Не знаю, правда ли это, но если правда, то для цлой компаніи писателей нашъ пасквиль есть литературное произведеніе очень плохое.}.

Истинно прискорбію мн, что мсто пасквилю на меня дано въ журнал ‘Странникъ’. Всмъ и каждому извстно, что редакторъ-издатель Странника’ г. Л. Пономаревъ есть профессоръ петербургской духовной академіи. Такимъ образомъ, одинъ профессоръ академіи даетъ у себя мсто пасквилю на другаго профессора академіи: это ость нчто далеко не совсмъ ладное… Я, разумется, вовсе не заявляю той претензіи, чтобы г. Пономаревъ, какъ профессоръ академіи, совсмъ ничего не помщалъ противъ меня въ своемъ журнал.: пусть онъ помщаетъ у себя критики на мои книги самыя жестокія и самыя безпощадныя,— отвчая или по отвчая на критики, я, конечно, не скажу противъ ихъ напечатанія г. Пономаревымъ ни единаго слова, но иное дло пасквиль. А но думаю я, чтобы г. Пономаревъ прибгъ къ тому жалкому оправданію, будто между безпощадной критикой и пасквилемъ трудно провести границу. Граница совершенно ясна: критика, какая бы то ни было, изобличаетъ и доказываетъ дйствительные недостатки сочиненія, а пасквиль клевещетъ и инсинуируетъ или же просто бранитъ, ничего но доказывая (это заглавіе статьи: ‘Московскій академическій историкъ о житіи преп. Сергія’ требовалось самой безпощадной критикой?). И добро бы еще пасквиль составленъ былъ такъ, что былъ бы бранимъ въ немъ одинъ я и тщательно выгорожены были вс другіе, но этого нтъ: пасквилянтъ явно высказываетъ свое пренебреженіе къ академіямъ и академической наук, явно смется надъ академическими учеными степенями. Слдовательно, профессоръ академіи не находитъ ничего страннаго въ томъ, чтобы содйствовать появленію на свтъ пасквилей, въ которыхъ посягается на честь и унижается достоинство академій. Никакого дйствія не бываетъ безъ причины, почему должно имть причину и то дйствіе г. Пономарева, что онъ помстилъ пасквиль на меня въ своемъ журнал. Думавъ одинъ и вмст съ знакомыми, я не могъ придумать никакой другой причины, кром желанія и надежды — при помощи скандалзной статьи пріобрсти лишній пятокъ-десятокъ подпищиковъ журналу между многочисленными любителями всего скандалезнаго… Конечно, и профессору академіи, если онъ издаетъ журналъ, никто не воспрещаетъ заботиться о пріобртеніи подпищиковъ: но профессорскій ли способъ заботиться и стараться объ ихъ пріобртеніи посредствомъ помщенія въ своемъ журнал пасквилей? Впрочемъ, возможное дло, что на вс мои ламентаціи г. Пономаревъ отвтитъ мн словами аристофановыхъ аинянъ: &#963,, да вдь это пустяки!.. {На обертк журнала ‘Странникъ’, какъ извстно, находится изображеніе странника христіанина, которому ангелъ указываетъ путь въ небесный ерусалимъ. Правда, что странникъ ‘Странника’ какъ будто не православный русскій, а католикъ полякъ или по крайней мр русскій уніатъ (онъ приклякнулъ покатоличсски на одно колно, а не стоитъ поправославному на обоихъ колнахъ, и странническая одежда его съ принадлежностями весьма похожа на т перегринскія или путническія одежды, въ которыхъ, по описанію извстнаго Барскаго, польскіе католическіе и русскіе уніатскіе паломники ходятъ, въ Римъ, ли и у ангела, указующаго страннику путь, не, говоря объ сто не совсмъ православной, слишкомъ широкорукавной, туник, повшена на ше католическая епитрахиль, съ каковою епитрахилью дйствительно изображаются у католиковъ ангелы): но и католику или уніату не совсмъ, удобно идти въ небесный ерусалимъ съ котомкой за плечами, которая между прочимъ нагружена пасквилями, имя при себ подобныя, своего рода подпольныя, произведенія, странникъ, подвергается опасности остаться за вратами небесными… Личныхъ счетовъ у г. Пономарева со мной, которые бы, сели ни извиняли, то длали понятнымъ его поступокъ, нтъ совершенно никакихъ, мы вовсе не знаемъ, другъ друга и вовсе не имли другъ, къ другу никакихъ отношеній, ни дурныхъ, ни хорошихъ.}.

Я дамъ анониму по возможности обстоятельные отвты на вс его противъ іюня обвиненія, — на клеветы, инсинуаціи, искаженіе и перетолкованіе моихъ рчей и на его заугольную брань такимъ образомъ, чтобы слдить его знаменитое (не особенно обширное) твореніе пунктъ за пунктомъ, для каковой цли все выпишу его у себя отдлъ за отдломъ. Итакъ, начинаю.

‘Въ числ разныхъ изданій, появившихся ко дню 500-лтія памяти преп. Сергія Радонежскаго книга проф. Голубинскаго, заглавіе которой выписано нами, благодаря громкой извстности ея автора-историка, обращаетъ на себя особенное вниманіе. Читателю думается, что предъ нимъ предстанетъ и жизнь боярскаго семейства того времени и картина тогдашней Руси, и обстоятельства, воспитавшія душу Сергія-Вароломея и возбудившія въ немъ раннюю наклонность къ иночеству, и бытъ тогдашнихъ монастырей, и глубокій анализъ его характера и пр. пр. Но съ первыхъ же страницъ читатель видитъ, что авторъ пишетъ не столько житіе Преподобнаго, сколько критику на житіе, написанное Епифаніемъ. Автору страстно хочется оказать что нибудь такое, чего не говорили (sic) до него никто, и непремнно — кольнуть Епифанія. Это желаніе иногда доходитъ до… смшнаго. Похваливъ Епифанія, напримръ за то, что ‘онъ изображаетъ намъ не мечты своего воображенія, но именно подлиннаго Сергія, какимъ онъ былъ’, авторъ тутъ же продолжаетъ: ‘мы не ищемъ у жизнеописателя свдній о томъ, что такое и каковъ былъ Сергій, такъ сказать, къ самому себ, въ своей собственной, для самаго себя, жизни,— мы и безъ жизнеописателя знаемъ, что онъ былъ высоко-святой, строгоподвижнической жизни’… Такъ и хочется спросить автора: да что же лишняго въ томъ, что пр. Епифаній сказалъ намъ о святости Сергія? И откуда бы онъ, г. Голубинскій, могъ лучше узнать личныя свойства пр. Сергія, если бы не говорилъ о нихъ жизноописатель его? Во всякомъ случа — за что авторъ недоволенъ Епифаніемъ?— ‘Но мы желаемъ отъ него знать, продолжаетъ Голубинскій, что такое былъ Сергій въ отношеніи къ другимъ людямъ’ Такъ что же? Разк объ этомъ не говоритъ Епифаній? Говоритъ, и г. Голубинскій тутъ же приводитъ его слова. Зачмъ же понадобилась ему выходка противъ Епифанія! Вроятно затмъ же, зачмъ онъ выставляетъ сего смиреннаго ученика Сергіева хвастуномъ (прим. 6 и нод.), упрекаетъ въ ‘эффектно-ораторской нескладиц’ (пр. 5, пр. 24 и под.).

Анонимъ, съ одной стороны, укоряетъ меня за то, что я но удовлетворяю требованіямъ хорошаго біографа, — что у меня нтъ того-то, того-то и того-то, а съ другой стороны укоряетъ меня за то, что я позволяю себ заявлять свое несовершенное довольство Епифаніемъ. Но тутъ на самомъ дл — если съ одной стороны, то уже но съ другой стороны и одно служить къ оправданію іюня въ другомъ. Я потому именно и не совсмъ доволенъ Епифаніемъ, что онъ съ своимъ житіемъ преп. Сергія не даетъ мн возможности удовлетворитъ тмъ требованіемъ, которымъ долженъ удовлетворять хорошій біографъ. Слдовательно, тутъ одно изъ двухъ: или къ біографу преп. Сергія не должны быть предъявляемы требованія, которыя предъявляются ко всякому хорошему біографу, или же біографъ преп. Сергія, не имющій возможности удовлетворить требованій, которыя предъявляются ко всякому хорошему біографу, благодаря недостаточной удовлетворительности житія Епифаніева, въ прав быть не совершенно доволенъ симъ послднимъ, т. е. Епифаніемъ. Но къ біографу преп. Сергія, конечно, должны быть предъявляемы т же самыя требованія, что и ко всякому другому біографу, значитъ, я совершенно нравъ, когда выражаю свое нкоторое недовольство Епифаніемъ. Анонимъ желалъ бы отъ меня хорошей біографіи преп. Сергія, я съ своей стороны желалъ бы именно того же самаго, т. е. написать хорошую біографію преп. Сергія, но лишенъ возможности сдлать это благодаря Епифанію: въ прав ли анонимъ укорять меня за то, что я не совершенно доволенъ Епифаніемъ? Если онъ укоряетъ меня за то, вина за что лежитъ не на мн, а на Епифаніи: то, полагаю, ясно, что, думая укорять меня за Епифанія, на самомъ дл онъ укоряетъ не кого иного, какъ этого Епифанія. Будучи не совершенно доволенъ Епифаніемъ, я вовсе не отнимаю у него несправедливымъ образомъ его достоинствъ, а отдаю ему все должное: безотносительнымъ образомъ я не признаю написанное имъ житіе преп. Сергія за совершенно удовлетворительное,’ но относительнымъ образомъ, сравнительно съ другими житіями, я признаю его за житіе весьма хорошее и даже совсмъ выдающееся. Вся рчь моя о немъ есть слдующая: ‘Нельзя, къ сожалнію, сказать о древнемъ житіи преп. Сергія (т. е. именно атомъ Епифаніевомъ), чтобы оно было совершенно удовлетворительно,— чтобы оно представляло собою такую его біографію или такое его жизнеописаніе, въ которомъ бы мы находили и живое изображеніе его личности и обстоятельное повствованіе объ его дятельности. По это сожалніе должно быть высказано не но отношенію къ одному житію преподобнаго Сергія, сравнительно еще весьма хорошему и даже совсмъ выдающемуся, а по отношенію къ ршительному большинству нашихъ древнихъ житій’ (стр, 1—‘2). Если въ виду сейчасъ сдланной улики анонимъ, такъ сказать, вывернется и скажетъ, что если я не укоряю Епифанія, то длаю еще гораздо худшее, — укоряю большинство писателей древнихъ житій, въ такомъ случа я ему отвчу: пусть онъ читаетъ исторіи русской церкви преосвв. Филарета и Макарія, пусть онъ читаетъ спеціальное изслдованіе о житіяхъ Б. О. Ключевскаго (‘Древне-русскія житія святыхъ, какъ историческій источникъ’), и онъ увидитъ, что я въ данномъ случа нисколько не щеголяю оригинальничаньемъ, т. е. не высказываю недовольства изъ стремленія къ оригинальничанью, изъ страстнаго желанія сказать что нибудь такое, чего не говорилъ до меня никто, а говорю совершенно то же самое, что говорятъ и другіе (или, такъ какъ говорю посл другихъ, лишь повторяю этихъ другихъ).

Итакъ, общій укоръ мн со стороны анонима за то или въ томъ, что я позволяю себ быть не вполн доволенъ Епифаніемъ, совершенно неоснователенъ, потому-что мое нкоторое недовольство Епифаніемъ иметъ свое полное основаніе. Относительно частностей, которыя анонимъ ожидалъ бы найдти въ написанной мною біографіи преп. Сергія (‘Читателю думается, что предъ нимъ предстанетъ и пр.) должно быть оказано, что, увлекаясь желаніемъ показать свое полное знакомство со всми тми требованіями, которыя предъявляются къ настоящимъ историкамъ (съ цлію, разумется, хвастнуть этимъ знакомствомъ), анонимъ вдается въ совершенное завирательство. ‘Изобразить жизнь боярскаго семейства того времени, нарисовать картину тогдашней Руси’ и пр. и пр. Предъявлять эти требованія съ легкимъ сердцемъ можетъ только совершеннйшій невжда въ русской исторіи. Съ великимъ удовольствіемъ изобразилъ бы я вамъ жизнь боярскаго семейства тогдашняго времени: но какъ бы я это сдлала, когда у меня нтъ никакихъ данныхъ для изображенія (въ этомъ случа, конечно, уже не по вин Епифанія)? Съ великимъ удовольствіемъ нарисовалъ бы я вамъ картину тогдашней Руси: но какъ бы я ее нарисовалъ, когда почти что не съ чего рисовать, когда Русь XIV в. стоить порода, нами въ такомъ мрак, въ которомъ мы ничего живаго совершенно не въ состояніи разглядть (не говоримъ уже о томъ, что блдная картина Руси XIV в., насколько она возможна, вовсе не относится къ біографіи преп. Сергія, а относится къ общей исторіи Россіи). О быт тогдашнихъ монастырей я говорю, да и нельзя мн объ этомъ но говорить по моимъ представленіямъ о преп. Сергіи, какъ о преобразовател быта монастырей. не говорю я объ обстоятельствахъ, воспитавшихъ душу Сергія-Вароломея и возбудившихъ въ немъ раннюю наклонность къ иночеству потому, что, съ одной стороны, ничего не говорить объ этомъ Епифаній, а съ другой стороны и главное — потому, что требованіе рчей объ этомъ есть со стороны анонима, говоря безцеремонно, просто его глупость. Преп. Сергій сталь тмъ, чмъ онъ быль, не въ слдствіе какихъ нибудь обстоятельствъ, о которыхъ совершенно ничего неизвстно, а отъ свойствъ своей природы и по благодати Божіей. Преи Сергій явилъ себя великимъ постникомъ почти тотчасъ посл рожденія, еще будучи дитятею въ пеленкахъ: какія обстоятельства возбудили въ немъ наклонность къ постничеству? Я когда анонимъ говоритъ, что онъ ожидалъ отъ меня глубокаго анализа характера преп. Сергія, то тутъ не просто глупость съ его стороны, но и нчто большее. Глубокій анализъ души преп. Сергія… А не было ли бы это съ моей стороны великой и весьма неумстной дерзостью, противъ которой изо всхъ силъ завопіялъ бы тотъ же анонимъ, который могъ бы навзводить на меня по этому поводу такихъ обвиненій и надлать противъ меня такихъ инсинуацій, что я принужденъ былъ бы спасая спасать свою душу? Отсылаю анонима къ извстному жизнеописанію преп. Сергія, составленному о. іеромонахомъ (нын архимандритомъ) Никономъ (1-е изданіе напечатано въ 1885 г., 2-е — въ 1891 г.), въ предисловіи къ этому жизнеописанію онъ найдетъ нарочитыя, подкрпленныя ссылкой на митр. Филарета, рчи о томъ, что я, какъ и всякій біографъ преп. Сергія, не долженъ былъ отваживаться на подобный глубокій анализъ его характера (2-го изд. стр. VIII).

Слова анонима: ‘Съ первыхъ страницъ читатель видитъ, что авторъ пишетъ не столько житіе Преподобнаго, сколько критику на житіе, написанное Епифаніемъ’, если бы поправить ихъ такъ: ‘авторъ пишетъ не только житіе Преподобнаго, но и критику на житіе, написанное Епифаніемъ’, были бы совершенно врны. Я дйствительно не только шину жизнеописаніе преп. Сергія (краткое, хотя по возможности и полное), но и критику на житіе преп. Сергія, принадлежащее Епифанію. Критику житія, написаннаго Епифаніемъ, я поставлялъ одною изъ своихъ нарочитыхъ задачъ и вовсе я ни отъ кого не скрывалъ этого, а всмъ объ этомъ говорилъ, съ кмъ приходилось говорить,— весьма возможно, что объ этомъ я говорилъ и самому анониму. Да и весьма глупо было бы скрывать то, чего вовсе не зачмъ скрывать. Жизнеописаніе преп. Сергія безъ критики житіи его, принадлежащаго Епифанію, и жизнеописаніе очень хорошее (хотя и не свободное отъ недостатковъ, какъ всякое произведеніе человческое) было написано ране меня, это жизнеописаніе, принадлежащее о. Никону, которое мы указали. Чтобы не писать того же самаго, что написано о. Пикономъ, а сдлать къ нему нкоторое дополненіе, я и написалъ жизнеописаніе преп. Сергія съ критикой его житія, принадлежащаго Епифанію (чтобы не навязывать своей критики читателямъ не желающимъ критики, я вовсе не вношу ея въ текстъ жизнеописанія, а помщаю исключительно въ примчаніяхъ). По что значитъ, что анонимъ обвиняетъ меня въ критик Епифанія, я не совсмъ понимаю или, лучше сказать, совсмъ не понимаю. Неужели онъ хочетъ сказать то. что Епифаній ость человкъ не подлежащій критик? Правда, что онъ усвояетъ Епифанію титулы преподобнаго и блаженнаго, но эти, усвояемые имъ Епифанію, титулы вовсе не значатъ, чтобы послдній былъ канонизованный святой, а свидтельствуютъ только объ его желаніи своимъ особеннымъ почтеніемъ къ жизнеописателю преп. Сергія рзче выставить мое мнимое непочтеніе къ нему. Но если бы Епифаніи былъ и канонизованный святой, то и сіе нисколько по лишало насъ права подвергать критик его историческія писанія, а только налагало бы на насъ обязанность относиться съ подобающимъ уваженіемъ къ его лицу (личности). Вообще, я не думаю, чтобы анонимъ выставлялъ тотъ принципъ, будто житія святыхъ какъ произведенія историческія не подлежатъ исторической критик, это было бы уже слишкомъ {Въ такомъ случа, знаелъ-ли, анонимъ, чему между прочимъ пришлось-бы намъ врить въ нашей гражданской исторіи? Пришлось-бы между прочимъ врить, чти Батый, — извстный Батый, ханъ монгольскій, поработитель Россіи, былъ родомъ изъ Ярославской губерніи, изъ деревни Чероможской! (sic, см. преосв. Филарета Обзоръ литературы 133).}. Не ршаемся мы усвоить анониму этого, свойственнаго только какому нибудь совсмъ темному человку, мннія, будто Епифаній не подлежитъ исторической критик, имя въ виду и примръ уже дважды помянутаго нами о. Никона. О. Пиконъ относится съ величайшимъ, нисколько не меньшимъ, чмъ анонимъ, уваженіемъ къ Епифанію, и однако въ нкоторыхъ случаяхъ онъ предпочитаетъ слдовать не ему, а его сократителю Пахомію, и даже не Пахомію, а только нкоторымъ спискамъ сокращеннаго Пахоміева житія (стр. 243, прим. 80), рчи объ источник, чудесно наведенномъ преп. Сергіемъ).

Когда анонимъ укоряетъ меня въ страстномъ желаніи сказать что нибудь такое, чего не говорилъ до меня никто, то онъ возводитъ на меня общее обвиненіе, на которое можно отвчать только общимъ же отрицаніемъ. Докажите ваши слона примрами или какими хотите доказательствами, и тогда я буду опровергать васъ. По что я отвчу на голословное обвиненіе и не очень ли просто возводить на человка голословныя обвиненія, какія угодно? Впрочемъ, еще Демосенъ сказалъ, что пасквилянство въ томъ именно и состоитъ, чтобы возводить на людей всякія голословныя обвиненіи, &#977, , (это и значитъ быть пасквилянтомъ, греческое сикофантъ соотвтствуетъ принятому у насъ новому пасквилянтъ, — чтобы обвинять во всемъ и ничего не доказывать).

Въ страстномъ желаніи при всякомъ случа кольнуть Епифанія анонимъ обвиняетъ меня совершенно недобросовстно, поябеднически и можно сказать поіезуитски. Вопервыхъ, въ подтвержденіе своихъ слова, онъ указываетъ и всего на одинъ случай. Положимъ, что указаніе было бы справедливо: неужели на основаніи одного случая можно было бы обвинять меня въ страстномъ желаніи кольнуть Епифанія, подразумвается: при всякомъ случа? По’ одинъ случай анонимъ можетъ указать, только прибгая къ намренному и злостному перетолкованію моихъ словъ. Приступая къ изображенію личнаго характера преп. Сергія на основаніи Епифанія, я говорю: ‘Мы не ищемъ свдній о томъ, что такое и каковъ былъ Сергій въ отношеніи такъ сказать къ самому себ, т. е. въ своей собственной, для самого себя жизни,— мы и безъ жизнеописателя знаемъ, что онъ былъ высоко-святой, подвижнической жизни: но мы желаемъ отъ него знать, что такое былъ Сергій въ отношеніи къ другимъ людямъ. Итакъ, но изображенію жизнеописателя. въ отношеніи къ другимъ людямъ преподобный Сергій былъ’… и пр. (стр. 30 нач.). Найдетъ ли кто нибудь, не питающій личной ко мн вражды и не имющій наклонности перетолковывать меня, найдетъ ли, говорю, въ этихъ словахъ моихъ упрекъ Епифанію въ томъ, что онъ говоритъ о святости преп. Сергія? Я хочу сказать, что когда идетъ рчь о личномъ характер преп. Сергія, то напрасно говорить объ его высокой святости, потому-что это хорошо извстно и безъ всякихъ рчей, и вотъ и употребляю ораторскій оборотъ: ‘мы не ищемъ’ и пр. Если кто скажетъ мн, что я употребляю ораторскій оборотъ не особенно искусный (удачный) я, пожалуй, но стану спорить, но во всякомъ случа на основаніи его можно ли обвинять меня въ томъ, будто я упрекаю Епифанія за рчи о святости преп. (‘оргія? А анонимъ съ притворнымъ недоумніемъ и съ напускнымъ сожалніемъ (съ напускною болью въ сердц) за оскорбляемаго мной Епифанія восклицаетъ:

‘Такъ и хочется спросить автора: что лишняго…. Зачмъ же понадобилась ему выходка противъ Епифанія’? Мерзкій смыслъ сочиненія и усвоенія мн выходки противъ Епифанія совершенно понятенъ: ‘если я позволяю себ выходки противъ сего смиреннаго ученика Сергіева, то что я за человкъ такой въ отношеніи къ моему направленію’? Дале, увидимъ, впрочемъ, еще и не то.

Я вовсе не выставляю Епифанія хвастуномъ, а говорю только, что онъ употребляетъ въ житіи преп. Сергія слова не употреблявшіяся въ живой русской рчи и. вроятно, взятыя имъ изъ книгъ (клюся, скрили, посмаги), чтобы хвастнуть своею ученостью. Выставлять человка хвастуномъ и сказать о немъ, что онъ обнаруживаетъ наклонность хвастнуть своею ученостью, вещи совершенно различныя и изъ того, что человкъ иметъ наклонность хвастнуть своей ученостью, никто не сдлаетъ заключенія, что человкъ есть хвастунъ, а слдовательно, и обвинять меня, будто я, указывая у Епифанія наклонность хвастнуть ученостью, выставляю его хвастуномъ, несправедливо. Епифаній употребляетъ непонятныя слова по какому нибудь особому побужденію. Если анонимъ находитъ неосновательнымъ указывать побужденіе, которое я указываю, то пусть онъ указалъ бы побужденіе, которое можетъ быть принято съ большею основательностію. Но онъ другаго побужденія вовсе не указываетъ, слдовательно, не можетъ указать, а если не можетъ указать, такъ за что же обвиняетъ меня?

Я нахожу у Епифанія эффектно-ораторскую нескладицу въ его рчахъ о крещеніи преп. Сергія, гд онъ говоритъ: ‘іерей же, огласивъ его и много молитвовавъ надъ нимъ, съ радостію духовною и тщаніемъ крести его’ (стр. 84, прим. 5). Именно, я нахожу нескладицу въ словахъ: ‘много молитвовавъ надъ нимъ’, такъ какъ надъ преп. Сергіемъ при его крещеніи, конечно, было молитвовано не боле, чмъ при крещеніи всякаго другаго человка или не боле того, чмъ сколько положено и сколько обычно. Нескладицу эту, какъ я указываю, признавалъ нескладицей и Симонъ Азарьинъ, который въ своемъ изданіи житія вмсто словъ: ‘много молитвовавъ’ поставилъ слова: ‘по обычаю молитвовавъ’ (ibid.). А что Епифаній былъ величайшій ораторъ и человкъ весьма наклонный къ ораторскимъ эффектамъ, при чемъ возможно было въ нкоторыхъ случаяхъ допущеніе имъ и нескладицъ, относительно этого, не выставляя своего собственнаго увренія, которое, конечно, непріемлемо въ данномъ случа, я пошлюсь на преосв. Макарія (Ист. V, 232 нач.) и на В. О. Ключевскаго (Древнерусскія житія, стр. 93). И кто опять мшалъ анониму вмсто моего неудовлетворительнаго объясненія указать объясненіе удовлетворительное?

‘Позволимъ себ, однако же, нсколько замчаній по порядку страницъ въ книг и примчаній къ нимъ…

‘Безъ всякаго видимаго основанія г. Голубинскій отрицаетъ преданіе о томъ, что Ростовскій Варницкій монастырь стоитъ на мст родин преп. Сергія. Тутъ-же безъ всякой надобности говорить о ‘плотскомъ зачатіи’ пр. Сергія, въ опроверженіе предположенія Снегирева о томъ, что это ‘зачатіе’ будто-бы было на мст Георгіевской пустыни въ Гороховецкомъ узд. Какъ-то странно и опровергать такія мннія, основанныя очевидно на. непониманіи слова ‘зачатіе Сергія, т. е. основаніе монастыря Сергіемъ’.

Я отрицаю преданіе о Варницкомъ монастыр не безъ всякаго видимаго основанія, какъ лжетъ анонимъ, а прямо указывая это основаніе (сгр. 81, прим. 6). Варницкій монастырь находится и всего въ 4-хъ (или даже — 3-хъ) верстахъ отъ Ростова, между тмъ объ усадьб родителей преп. Сергія Епифаній говоритъ, что она ‘б въ предлхъ Ростовьскаго княженія не зло близъ града Ростова’: можно ли и естественно ли было бы Епифанію сказать объ усадьб, находившейся только въ 4-хъ (или даже 3-хъ) верстахъ отъ Ростова, что она ‘б въ предлахъ Ростовьскихъ не зло близь града Ростова? Въ Исторіи іерархіи, которая составлена но свдніямъ, полученнымъ изъ самыхъ монастырей, ничего не говорится о преданіи, чтобы монастырь былъ поставленъ на мст усадьбы родителей преп. Сергія, и прямо говорится, что ‘кмъ имянно и въ которомъ году точно по какому случаю, но чьему дозволенію и чьимъ иждивеніемъ построенъ (монастырь), неизвстно’,— III, 500. На основаніи сейчасъ приведенныхъ словъ можно съ увренностію полагать, что преданіе явилось уже посл написанія Исторіи іерархіи. А сомнваться (я именно сомнваюсь, а. не отвергаю положительно) въ преданіи подобной недревней древности, конечно, имлъ я весьма достаточное побужденіе…

Если бы я и безъ всякой надобности говорилъ о ‘плотскомъ зачатіи’ преп. Сергія въ опроверженіе предположенія Снегирева, то бда была бы не велика и указывать на это съ укоромъ мн было бы странно. По я находилъ и нахожу, что говорилъ вовсе не напрасно и что мое замчаніе не только не было излишне, а напротивъ было нужно и что въ противномъ случа я подлежалъ бы справедливому укору за упущеніе. Дло, не совсмъ ясно представляемое анонимомъ, состоитъ въ слдующемъ. Покойный И. М. Спегиревъ нашолъ грамоту царя еодора Ивановича, данную Георгіевской пустын, находившейся въ Гороховецкомъ узд Владимирской губерніи, въ которой читается: ‘со азъ царь и великій князь… пожаловали семь къ пустын живоначальной Троиц и къ великому Христову мученику Кгоргію, гд было зачатіе великаго чудотворца Сергія, что въ Гороховецкомъ узд’…. и заключилъ на основаніи грамоты, что плотское зачатіе преп. Сергія послдовало въ Гороховецкомъ узд и что потомъ родители его, когда мать его была беременна имъ, перехали въ Гостовъ. Анониму представляется страннымъ и опровергать мнніе Снегирева, основанное очевидно на непониманіи словъ: ‘зачатіе Сергія’. Но мнніе Снегирева основывается вовсе но на непониманіи словъ, а на введшемъ его въ заблужденіе весьма неискусномъ и странномъ выраженіи царской грамоты. Прямой смыслъ словъ: ‘гд было зачатіе великого чудотворца Сергія’, очевидно есть тотъ гд имло мсто плотское зачатіе преп. Сергія. и не будь другой царской грамоты, въ которой (-лова найденной Снегировымъ грамоты поясняются какъ значащія, что преп. Сергій зачалъ, основалъ пустыню, то не невозможно, что ложное мнніе о зачатіи преп. Сергія въ Гороховецкомъ узд стало бы общимъ мнніемъ. Всякій читатель, который будетъ читать книжку Снегирева. безъ предварительныхъ свдній о преп. Сергіи, согласится съ его ошибочнымъ заключеніемъ. А поэтому я и счелъ своимъ долгомъ (и долгомъ непремннымъ) сдлала, свое замчаніе. А затмъ и еще позволяю себ прибгнуть подъ покровительство примра о. Никона. Въ житіи преп. Сергія, читаемомъ упреосв. Филарета Черниговскаго въ Житіяхъ святыхъ, въ разсказ о приход къ преп. Сергію въ. пустыню первыхъ учениковъ, говорится, что самый первый пришедшій,— Василій Сухой, пришелъ съ береговъ сверной Двины. Это есть очевидная ошибка, писца или опечатка типографщика вмсто: съ верха или съ верхней Дубны (текущей весьма недалеко отъ Троицкаго монастыря), и однако о. Никонъ, хотя и признаетъ эти за очевидную ошибку писца, т. е. признаетъ за нчто такое, о чемъ вовсе не стоило бы говорить, считаетъ своимъ долгомъ сказать объ этомъ (прим. 64).

‘Описывая мсто, гд основана Лавра, Голубинскій говоритъ: ‘Среди бора протекала маленька рчка… Откуда онъ это взялъ? въ житіи Епифанія прямо сказано, что можно было найти и немного въ низкихъ мстахъ воды, но о рчк — ни слова. Она понадобилась автору только для того, чтобы потомъ отрицать приданіе, идущее отъ временъ Пахомія (съ половины 15-го вка), что эта рчка и есть тотъ источникъ, который испрошенъ молитвами Преподобнаго’.

Откуда это въ самомъ дл знаю я о рчк, когда о ней у Епифанія ни слова? Но у Епифанія ни слова не говорится о томъ, что когда преп. Сергій основывалъ Лавру, то надъ мстомъ, на которомъ онъ со основывалъ, висло небо. Если бы я сказалъ, что надъ мстомъ Лавры во время основанія послдней преп. Сергіемъ висло небо, спросилъ ли бы меня анонимъ: откуда я это знаю, когда у Епифанія объ этомъ ни слова? О рчк я знаю очень просто, изъ того, что она досихъ поръ течетъ подъ монастыремъ. Когда анонимъ обвиняетъ меня дале, будто я отрицаю преданіе, идущее отъ половины 15-го вка, то, конечно, хочетъ сказать не только то, что я плохой ученый, а и то, что я ученый весьма, дерзкій, не признающій никакихъ преданіи. По что мы, читатель, скажете о человк, который обвиняетъ меня въ томъ, въ чемъ напротивъ долженъ быль бы я обвинять его или сваливаетъ съ больной головы на. здоровую? Скажете, конечно, что хорошъ молодецъ! А анонимъ поступаетъ именно такимъ образомъ. Дло въ слдующемъ. Монастырь преп. Сергія нкоторое время при его жизни бдствовалъ отъ отсутствія воды и преподобный доставилъ ему воду чудеснымъ образомъ. Жизнеописатель преподобнаго Епифаній говоритъ, что онъ чудеснымъ образомъ извелъ ‘источникъ велій’ воды, тоже говорить и сократитель Епифаніева житія Пахомій сербъ, но въ одномъ списк Пахоміева сокращенія, какъ указалъ покойный А. Н. Горскій (Историческое описаніе Лавры, гл. II, прим. 2). вмсто источника говорится о рк, т. е. что преп. Сергій не извелъ источникъ, а сотворилъ рку. Нкоторыя изъ современныхъ (т. е. современныхъ намъ, ныншнихъ) біографовъ преп. Сергія, желая отличиться и прославиться той новизной мннія, въ страсти къ которой обвиняетъ меня анонимъ, горячо стали за эту рку противъ источника. Анонимъ принадлежитъ къ числу сторонниковъ рки и въ непризнаваніи мною того, что преп. Сергій создалъ ее, и обвиняетъ онъ меня. Но спрошу я его въ свою очередь: какое иметъ онъ право предпочитать одинъ списокъ сокращенія Пахоміева всмъ снискалъ Пахомія и потомъ всмъ спискамъ Епифанія? Не значитъ это поступать совершенно произвольно и безъ малйшаго уваженія къ авторитету свидтелей? Если бы и во всхъ ршительно спискахъ сокращенія Пахоміева говорилось о рк, то и тогда, мы не имли бы никакого права предпочитать его Епифанію, а должны были бы просто видть у него не боле какъ произвольную поправку Епифанія (cfr Ключевскаго Житія, стр. 181). Я указалъ въ моей книг, что это предположеніе о рк явилось очень простымъ образомъ, а, отнявъ рку у людей желавшихъ прославиться новымъ мнніемъ, я, разумется, привелъ ихъ въ ярость, анонимъ принадлежитъ, какъ я сказалъ, къ числу сторонниковъ рки и вотъ inde между прочимъ его на меня irae (отсюда его гнвъ, а въ нсколько усиленномъ и боле точномъ перевод — его ярость). Какой-то грамотй XV вка, читая въ житіи Епифапіевомъ о томъ, что монастырь преп. Сергія страдалъ отъ недостатка воды, пришолъ въ недоумніе, которое раздляютъ съ нимъ и нкоторые новые: какъ же монастырь могъ бы страдать отъ недостатка воды, если бы подъ нимъ протекала рчка, отсюда онъ заключили, что рчки не существовало до основанія монастыря и что она создана преп. Сергіемъ уже посл основанія монастыря. Но въ вопрос и вод рчка не при чемъ и такъ сказать совершенно въ сторон. Она была весьма мелка и мутная вода ея была до такой степени плоха, что не годилась къ употребленію. Преп. Сергій, живъ въ пустын одинъ, а потомъ и съ монахами монастыря, явившагося около его кельи, бралъ воду изъ источника или ключа, близь котораго онъ поставилъ свою келью на берегу рчки. Съ точеніемъ времени источникъ закрылся и монахи и на берегу рчки оказались безъ воды, за которою нужно стало ходить къ другому источнику, находившемуся отъ монастыря далеко. Тогда преп. Сергій чудесно извелъ подъ монастыремъ другой ‘источникъ велій’ воды. Въ книг моей читатель найдетъ обстоятельныя рчи обо всемъ этомъ (стрр. 36 и 92) {Не догадался я указать въ книгъ на весьма простое, но въ тоже время совершенно ршительное, доказательство, что рчка не создана преп. Сергіемъ, а существовала до основанія монастыря. Рчка называется Кончурой, названіе это есть несомннно не русское, а финнское названіе, слдовательно… (что изъ этого съ необходимостію слдуетъ, о томъ сейчасъ ниже).}.

‘Чтобы не быть согласнымъ съ общепринятымъ мнніемъ, онъ прибгаетъ къ толкованію именъ изъ финскихъ словъ, хотя конечно финскаго языка не знаетъ. Чего проще слова, ‘Маконецъ’, ‘Пшноша? Пять вковъ ихъ понимали по-русски, какъ производныя отъ слонъ: маковка, пшъ носилъ,— но Голубинскому это кажется выдумкой ‘любителей замысловатаго, тогда какъ онъ и есть самъ любитель замысловатаго… Онъ отсылаетъ читателя къ финнамъ, если онъ хочетъ знать значеніе этихъ словъ, а самъ такъ и не говорить, что они значатъ’.

Тутъ анонимъ написалъ нчто такое, по поводу чего мн хочется сказать ему: ‘пять вковъ, взобравшись на нашу Троицкую колокольню, смотрятъ на тебя, господине (отче?), съ ея высоты и разводятъ руками’. Слово ‘маконецъ’ дйствительно иметъ пятивковую, и даже боле чмъ пятивковую, давность, правда и то, что нкоторые старые русскіе люди производили его отъ маковки или, точне говоря,— понимали его въ смысл маковки, о чемъ я прямо говорю въ моей книг (стр. 89, прим. 13), но на самомъ-то дл производить слово маконецъ отъ слова маковка значить являть изъ себя филолога, что называется, доморощеннаго и быть на смхъ если не курамъ, то по крайней мр добрымъ людямъ: пусть анонимъ обратится съ спросомъ къ настоящимъ филологамъ и ему скажутъ, что маконецъ (котораго пть, какъ русскаго слова, о чемъ я говорю и въ книг) не можетъ быть производимъ отъ маковки. Что касается до слова ‘пшноша’, то, вопервыхъ, оно но есть настоящее русское слово,— настоящее русское слово было бы — ншепоша, а. вовторыхъ, знаетъ ли анонимъ, какъ велика древность употребленія этого слова въ качеств названія Песпошскаго монастыря, которую онъ считаетъ пятивковою? Вотаъ ему 5-й томъ Исторіи іерархіи, напечатанный въ 1813-мъ году, на стр. 520-й этого тома читаемъ: Песношскій, Пестушскій или Пестушенскій Николаевскій Московской Епархіи заштатный мужескій монастырь, находится въ Дмитровскомъ узд’ и пр., ‘названіе Песношскаго монастырь иметъ отъ рки Песноши, на берегу которыя онъ стоить’ {Пестушскій, Пестушенскій, можетъ быть, опечатка вмсто: Песпушскій, ‘Песпушенскій’, какъ иногда называется монастырь (см. напр. грамоту патр. оакима т. XII т. Дополненія къ Акт. Ист., No 58, стр. 346), ибо рчка зовется Песношей и Песнушей, но, съ другой стороны, на имющейся у насъ карт московской губерніи (не знаемъ, когдашняго сочиненія, но весьма недавняго изданія) стоитъ: ‘Никола на Пестуши’, а также и въ одной оффиціальной бумаг прошлаго вка, встртили мы названіе: Нстушская обитель.}… Исторія іерархіи, какъ мы сказали выше, составлена на основаніи свдній, полученныхъ изъ самыхъ монастырей, слдовательно, вотъ еще когда Песношскій монастырь не, называемъ былъ Пшношскимъ. Но мы можемъ прямо сказать анониму: съ какого времени и отъ кого именно идетъ названіе монастыря Ншношскій. Оно идетъ съ 1815—1816 года, отъ извстнаго К. . Калайдовича, который съ 15 іюля 1815-го года по 16 іюля 1816-го года жилъ въ Песношскомъ монастыр и который составило его описаніе, напечатанное въ 1837-мъ году (ужо посл смерти автора) подъ заглавіемъ: ‘Историческое и топографическое описаніе мужескаго общежительнаго монастыря святаго чудотворца Николая, что на Ншношн, съ присовокупленіемъ устава его и чиноположенія. Составлено изъ записокъ покойнаго К. О. Калайдовича’ (см. этого описанія монастыря по тому 1-му изданію стр. 8 и сноси съ книгой Н. Барсукова. ‘Жизнь и труды П. М. Строева’, стр. 22) {Песношскій монастырь стоитъ при впаденіи рчки Песноши въ рку Яхрому. А относительно названія Яхромы Карамзинымъ сообщенъ ‘анекдотъ’, что-де супруга вел. кн. Юріи Владиміровича Долгорукаго обступилась на берегу рки близъ Дмитрова, оказала: я хрома, и сими словами дала ей ея имя,—Ист. II, прим. 317. Этотъ анекдотъ о названіи Яхромы навелъ Калайдовича на мысль (воодушевилъ) сочинить анекдотъ и о названіи монастыря.— Не только митр. Платонъ (въ Исторіи русской церкви, 11, 41 fiu.) и Карамзинъ (въ Исторіи, см. Index) называютъ монастырь Псношскимъ, Николаевскимъ на Псноши, но еще и митр. Филаретъ называетъ его Псношей и Песношскимъ и Псношенскимъ монастыремъ (см. его письма къ намстникамъ Лавры Аанасій и Антонію,— первыя въ Прибавленіяхъ къ твореніямъ св. отцовъ 1886 г., кнн. III и IV, вторыя въ особомъ изданіи).}.

Язвительное замчаніе анонима, что я, конечно, финнскаго языка не знаю, совершенно справедливо. Но я думаю, что каждый мальчикъ, учившійся географіи, объяснитъ, какъ я, не зная финнскаго языка, могу признавать слова: маконецъ и песноша за слова финнскіе. Слова эти — не русскія, слдовательно, он принадлежатъ тому народу, который прежде насъ — русскихъ жилъ въ московской губерніи, а всмъ извстно, что прежде насъ — русскихъ жили въ московской губерніи финны.

Слова анонима: ‘онъ отсылаетъ читателя къ финнамъ’… представляютъ не дкую остроту надо мной, а лишь то, что нмцы называютъ Plumpheit и Dummheit, и вмст показываютъ, что онъ способенъ противорчить себ на двухъ строкахъ: я и не думалъ отсылать читателя къ финнамъ (въ чемъ можетъ убдиться самъ читатель, посмотрвъ въ мою книгу,— стрр. 57 и 87, прим. 13), и какъ въ одно и то-же время анонимъ и предполагаетъ,— совершенно справедливо, что я не знаю финнскаго языка, и укоряетъ меня за нежеланіе сказать, что значатъ слова?

Если у анонима есть совсть, то посл сдланной мною для него справки о названіи Песношскаго монастыря Пшношскимъ онъ долженъ бы взять назадъ свои слова о мн, что я самъ и семь любитель замысловатаго {Въ назиданіе анонима, который укоряетъ меня за мое скептическое отношеніе къ недревнимъ преданіямъ, позволю себ указать ему на одинъ примръ преданія, сейчасъ творящагося. Въ ризниц Троицкой Лавры хранятся евангеліе и служебникъ, которые принадлежали ученику преп. Сергія и его преемнику на игуменств въ монастыр преп. Никону. До весьма недавняго времени слово ‘принадлежали’ всми понимаемо было такъ, что книги, относясь ко времени преп. Никона, были имъ употребляемы или же не только были имъ употребляемы, а и составляли его частную собственность, но никто не говорилъ, чтобы он были написаны имъ самимъ или составляли его собственное рукописаніе (этого послдняго не говоритъ еще о нихъ и прямо признаетъ еще ту и другую изъ нихъ за письмо неизвстнаго или неизвстныхъ архим. Леонидъ, который напечаталъ описаніе хранящихся въ лаврской ризниц рукописей не дале, какъ въ 1880 году,—Чтеній Общ. Ист. и Древн. 1880 г. кн. IV, NoNo ркпп. 6 и 8). Но одинъ новйшій біографъ преп. Сергія, вовсе не указывая основанія и совсмъ неизвстно — на чемъ основываясь, т. е, какъ необходимо думать, не имя никакого основанія, а лишь усердствуя создать автографы преп. Никона, утверждаетъ, что об книги написаны самимъ преподобнымъ, біографа будутъ повторять другіе, и вотъ такимъ образомъ и явится преданіе, что книги составляютъ собственное рукописаніе преп. Никона… (Для будущаго историка, который скептически отнесется къ преданію найдется, конечно, и обличитель, подобный моему анониму)…}.

‘Удивительно съ какою самоувренностью авторъ, вмсто какихъ-нибудь доказательствъ, просто хочетъ уврить читателя своимъ словомъ: у него то и дло встрчаются выраженія: ‘надобно думать’, ‘необходимо думать’, ‘необходимо представлять’, ‘дло было, конечно, такъ’ и пр., и все эти тогда, когда именно нужны доказательства, потому что авторъ въ такихъ случаяхъ приводитъ просто свое личное мнніе, въ разрзъ съ мнніями всхъ біографовъ преподобнаго Сергія идущее. ‘Старшій братъ, конечно, усиленнымъ образомъ звалъ изъ пустыни младшаго’… Но позвольте, г. докторъ исторіи: откуда вы это взяли? Не наоборотъ-ли: младшій умолялъ старшаго не оставлять пустыни?.. Гд доказательства этого вашего докторальнаго ‘конечно’?…’

Если-бы анонимъ подтвердилъ свои обвиненія положительными доказательствами, тогда можно было бы отвчать, но что отвчать на обвиненія голословныя’. Очевидно, нельзя ничего отвчать, какъ только повторить уже приведенныя мною слова Демосена: , (это и значитъ быть пасквилянтомъ, чтобы во всемъ обвинять и ничего не доказывать). Въ жизни преп. Сергія не все извстно положительнымъ образомъ, относительно иного нужно длать предположенія. Когда нужно длать предположенія, я и длаю ихъ и при этомъ, разумется, говорю: ‘надобно думать, необходимо думать’. Но въ этомъ не только нтъ ничего предосудительнаго, а напротивъ это составляло мою прямую обязанность. Не заслуживалъ бы я укора, что длаю предположенія, и въ томъ случа, если бы длалъ предположенія неосновательныя, ибо людямъ свойственно ошибаться. Другое дло, если бы я позволялъ себ строить предположенія какія нибудь совсмъ нелпыя. Но чтобы это было такъ, анонимъ вовсе не указываетъ примровъ и вовсе не представляетъ доказательствъ.

Нтъ никакой бды приводить свое личное мнніе, когда идетъ оно и въ разрзъ съ мнніями всхъ. И но только нтъ никакой бды, но если человкъ убжденъ въ справедливости своего мннія, хотя бы оно шло и въ разрзъ съ мнніями всхъ: то онъ непремнно долженъ и обязанъ приводить его,— разумется, подкрпляя его тми доказательствами, на основаніи которыхъ оно представляется ему боле справедливымъ, чмъ вс другія мннія. Очень можетъ при этомъ случиться, что человкъ выскажетъ новое мнніе вовсе неосновательное. Но изъ этого будетъ слдовать только тоже, что и относительно неосновательныхъ предположеній, т. е. что людямъ свойственно ошибаться. Человкъ твердо убжденъ былъ въ справедливости своего новаго мннія, по мнніе оказывается неосновательнымъ: какое тутъ ему наказаніе, кром того, чтобы его мнніе было отвергнуто? А назначить какое нибудь другое наказаніе людямъ, высказывающимъ новыя мннія, въ справедливости которыхъ они убждены, значило бы сказать всему мышленію человческому: стой. Если бы анонимъ прямо указалъ какое нибудь мое новое мнніе, идущее въ разрзъ съ мнніями всхъ біографовъ преп. Сергія, и показалъ его неосновательность или нелпость, тогда я отвчалъ бы ему. Я чмъ отвчать на обвиненіе голословное, какъ все не тми же словами Демосена: , и пр.?

Къ чему анонимъ, задавая мн свой вопросъ, величаетъ меня докторомъ исторіи? Докторъ исторіи, какъ и докторъ всякой другой пауки, есть нчто очень почтенное и чтобы высказывалъ свое пренебреженіе къ этой высшей ученой степени и издвался пядь нею всякій анонимъ, всякій заугольный NN и всякій nemo, это до крайности прискорбно, впрочемъ, г. П., по всей вроятности, принадлежитъ къ числу тхъ людей, которые думаютъ, что если бы совсмъ не было у насъ докторовъ никакихъ наукъ, то было бы гораздо лучше, ибо это жалкое врованіе, что наше спасеніе въ невжеств, у насъ достаточно сильно (Да что, впрочемъ, и дивиться на. какого-то анонима, что онъ высказываетъ свое презрніе къ степени доктора исторіи, когда по находитъ въ этомъ ничего страннаго профессора’ академіи и, можетъ быть, и самъ докторъ какой нибудь науки, давъ мсто пасквилю въ своемъ журнал).

Откуда я взяла, что Стефанъ звалъ Сергія изъ пустыни, ясно указываю я словомъ ‘конечно’, т. е. ясно даю и знать, словомъ ‘конечно’ что я предполагаю это. Если я не говорю, что наоборотъ Сергіи умоляла, Стефана не оставлять пустыня, такъ не потому, чтобы я итого но допускалъ,— само собою разумется, что я вполн допускаю это, а потому, что мн не нужно было говорить объ этомъ, потому, что у меня рчь не о Стефан, а о Сергіи. Сергій пошолъ въ пустыню съ твердымъ ршеніемъ не оставлять ея, вотъ, я и хочу сказать, что онъ, несмотря на бгство отъ него Стефана, и несмотря на настоятельное приглашеніе послдняго идти изъ пустыни вмст съ нимъ, пребылъ вренъ своему ршенію. У меня говорится вотъ что: ‘не могшій стерпть пустыни и бжавшій изъ нея старшій братъ, конечно, усиленнымъ образомъ звалъ изъ ноя и младшаго брата, которому предстояло въ пустын совершенное одиночество. По преподобный Сергій, разъ пришедши въ пустыню, уже не хотлъ уходить изъ поя и когда бжалъ отъ него его товарищъ, онъ, возлагая свое упованіе на Бога, ршился остаться въ пустын и одинъ, чтобы подвизаться подвигомъ, котораго не намревался на себя брать и чтобы представлять изъ себя подвижника, дотол невиданнаго у насъ на Руси’. Если бы не были справедливы слова Плутарха, что , , , то анонимъ, конечно, вовсе не задалъ бы мн своего вопроса (я хочу донять анонима языческими писателями въ той надежд, что авось онъ, видя противъ себя даже и утихъ писателей, пойметъ и сознаетъ, что его поведеніе весьма неодобрительно).

Епифаній, но слонамъ самого Голубинскаго, представляетъ дло введенія общежитія такъ, что въ одинъ день, ‘совершенно неожиданно’ пришли къ Сергію посланные отъ Константинопольскаго патріарха Филофея и пр. Авторъ говоритъ: ‘необходимо представлять дла иначе. Патріархъ не могъ самъ собою прислать Сергію посланіе, ибо истое не могъ знать о немъ’. А самъ же говоритъ, что не можетъ быть, чтобы св. Алексій, проведшій цлый годъ въ Царьград при поставленіи его въ митрополита, ничего не разсказалъ матріарху о преп. Ооргі ‘Необходимо предполагать. утверждаетъ Голубинскій, что матріархъ написалъ преп. Сергію посланіе по просьб св. Алекся Самтеръ везд пишетъ: ‘Алексй’, а не ‘Алексій’)… Алексй и Сергіи ршились прибгнуть къ авторитету патріарха, который-бы своимъ голосомъ подтвердилъ и одобрилъ ихъ благое Предпріятіе. Выходитъ, что Сергій просилъ Алексія, Алексій просилъ патріарха, который но просьб послдняго и написалъ посланіе. Получивъ посланіе, преп. Сергій поступилъ, выражаясь языкомъ того же Голубинскаго, ‘себ на ум’-притворился предъ братіями, что не врить, будто ему писано посланіе, и пошелъ къ митрополиту, и только тамъ вскрылъ письмо. Такъ вдь разсказываетъ Епифаній вншнюю сторону дла, а внутренній смыслъ разсказа объясняетъ намъ ‘докторъ церковной исторіи’. Но не будетъ ли это хулою на великаго и смиреннйшаго Сергія? Возможно-ли допускать притворство въ его-то характер? Или ужь не врить Епифанію, а врить Голубинскому, который трижды на одной страниц говоритъ: ‘необходимо представлять’, ‘необходимо думать’, ‘необходимо предполагать’, а на слдующей еще разъ: ‘необходимо думать’…

Въ моихъ рчахъ о введеніи преп. Сергіемъ общежитія въ своемъ монастыр анонимъ находитъ противорчіе: я, по его словамъ, говорю, что патріархъ не могъ знать о преп. Сергіи и въ тоже время говорю, что св. Алексій сообщилъ патріарху о преп. Сергіи, слдовательно — говорю, что патріархъ зналъ о преп. Сергіи. На самомъ дл въ моихъ рчахъ нтъ никакого противорчія и только анонимъ нелпымъ образомъ перетолковываетъ ихъ. Я говорю, что патріархъ самъ по себ не ііогъ знать о преп. Сергіи и что поэтому необходимо предполагать извщеніе о немъ патріарху св. Алексія (стр. 22): какое же тутъ противорчіе? Что св. Алексій извстилъ патріарха о преп. Сергіи, это небходимо предполагать потому, что самъ по себ патріархъ не могъ знать о Сергіи: у меня два положенія, находящіяся между собою въ причинной связи, а анонимъ обвиняетъ меня въ противорчіи себ, я говорю объ одномъ, а анониму кажется другое… ‘Выходитъ, говоритъ онъ, что Сергій просилъ Алексія, Алексій просилъ патріарха, который по просьб послдняго и написалъ посланіе’. Дйствительно, выходитъ почти это, а именно, — что не Сергій просилъ Алексія, но что Сергій и Алексій согласились между собою (у меня въ книг стр. 22—2 3): но что изъ того, что это выходитъ? Признаетъ ли анонимъ такое представленіе дла за неправильное, неосновательное, онъ ничего но говоритъ, а потому и я долженъ оставить его слова безъ всякаго замчанія.

Если бы то, что читается у анонима во второй половин выписаннаго отдла какъ принадлежащее мн, на самомъ дл принадлежало мн, то я дйствительно позволялъ бы себ тяжкую хулу на преп. Сергія. Но знаете ли, читатель, какъ анонимъ достигаетъ того, чтобы обвинить меня въ тяжкой хул на преп. Сергія? Очень просто, посредствомъ мерзкой клеветы на меня или посредствомъ усвоенія мн такихъ рчей, которыхъ я вовсе и не думалъ говорить. Такъ какъ обвиненіе въ тяжкой хул на преп. Сергія очень важно, то считаю нужнымъ выписать изъ моей книги все то мсто, въ которомъ я говорю о введеніи преп. Сергіемъ общежитія въ своемъ монастыр. Вотъ оно: ‘жизнеописатель преподобнаго Сергія представляетъ дло о введеніи имъ въ своемъ монастыр общежитія такимъ образомъ, что въ одинъ день совершенно неожиданно пришли къ Сергію посланные отъ Константинопольскаго патріарха Филоей, что эти посланные принесли ему въ поминокъ или въ даръ отъ патріарха крестъ, нарамандъ и схиму, а вмст принесли ему и посланіе, въ которомъ патріархъ посл выраженія своей радости объ его добродтельномъ житіи увщевалъ его восполнить едину недостаточествующую ему главизну — ввести въ своемъ монастыр общее житіе и что преподобный Сергій посл совта со святымъ митрополитомъ Алексемъ и исполнилъ волю патріарха-ввелъ въ монастыр общежитіе. Необходимо представлять дло нсколько иначе, именно — думать, что преподобный Сергій ввелъ въ своемъ монастыр общежитіе не потому, чтобы это присовтовалъ ему патріарха, а потому что онъ самъ хотлъ этого и что хотлъ этого вмст съ нимъ святой митрополить Алексй, и что они Сергій и Алексй лишь прибгли къ авторитету патріарха, дабы придать своему начинанію большую твердость. Патріархъ не могъ самъ собой прислать Сергію посланія, ибо вовсе не могъ знать о немъ (а думать, будто до патріарха могла дойти слава Сергія уже въ то время, къ которому должно быть относимо введеніе имъ въ монастыр общежитія, совсмъ невозможно). Необходимо предполагать, что патріархъ написалъ преподобному Сергію посланіе по просьб святаго Алекся, обращенной къ нему этимъ послднимъ во время бытности въ Константинопол для посвященія въ митрополиты (бытности цлогодичной Въ 1853 54-мъ году). А для Сергія и Алекси, какъ мы сказали, нужно было посланіе патріарха, чтобы при помощи его придать своему начинанію большую твердость. Представляя собою людей исключительныхъ и мужей богоизбранныхъ, очи одушевились ревностію возстановить въ нашихъ монастыряхъ истинный монашескій образъ жизни — общежитіе. Но то, о чемъ ревновали они, нисколько не могло быть пріятно для большинства нашихъ монаховъ и вовсе не могло быть встрчено имъ съ готовностью и радостію. И вотъ, чтобы подйстовать на это большинство, Алексй и Сергій и ршились прибгнуть къ авторитету патріарха, который бы своимъ голосомъ верховнаго пастыря Русской церкви подтвердилъ и одобрилъ ихъ благое предпріятіе. Необходимо думать, что посланные патріарха, принесши Сергію его грамоту, были т его посланные, которые сопровождали святаго Алекся въ Россію, посл того какъ онъ былъ поставленъ патріархомъ въ митрополиты. А святой Алексй возвратился изъ Константинополя съ поставленія въ митрополиты осенью 1354-го года. Еслибы преподобный Сергій предпринялъ вводить въ своемъ монастыр общежитіе, не имя грамоты патріарха, то несомннно, что онъ встртилъ бы сильный ропотъ противъ себя и даже прямые протесты. Къ виду грамоты патріарха, не только одобрявшей предпріятіе, по даже какъ бы нарочито требовавшей его, ропотъ, разумемъ открытый, и протесты были невозможны, однако не вс монахи Сергіева монастыря согласились На то, чтобы жить по новому, нашлись между ними такіе, не знаемъ — многіе ли. которые ршительно не хотли общежитія и тайно и ушли изъ монастыря’ (стр. 22 нач. 2 2).

Будьте добры, любезный читатель, прочтите выписанное мсто не однажды, а дважды и трижды, и потомъ скажите по совсти: есть ли тутъ что нибудь похожее на т рчи, которыя усвояетъ мн анонимъ? Что же я ему отвчу? У меня нть другаго отвта ему кром, того, чтобы напомнить ему, что Василіи Великій назначаетъ весьма, тяжкое наказаніе клеветникамъ.

Анонимъ инсинуируетъ на меня, будто я считаю преп. Сергія человкомъ ‘себ на ум’. Этого ‘себ на ум’ онъ не выдумываетъ, оно у меня есть, но только онъ, употребляя свойственный ему беззастнчивый способъ созданія противъ мени обвиненій, придаетъ моимъ словамъ какъ разъ обратный смыслъ противъ того смысла, въ которомъ употребляю ихъ я, вмсто отрицательнаго смысла, какой он имютъ у меня, придаетъ имъ смыслъ положительный. Изображая личный характеръ преп. Сергія по Епифанію, я говорю, что онъ ‘былъ незлобивъ и простъ безъ всякой примси хитрости и такъ называемаго ‘себ на ум’ (была въ немъ ‘простота безъ пестроты’, какъ выражается жизнеописатель), стр. 20: а анонимъ инсинуируетъ на меня, будто я считаю преп. Сергія человкомъ себ на ум!

Е. Голубинскій.

(Окончаніе слдуетъ).

Отвтъ на статью: ‘Московскій академическій историкъ о житіи преп. Сергія’, напечатанную въ журнал ‘Странникъ’ 1).

Читайте также:

Отвтъ на статью: ‘Московскій академическій историкъ о житіи преп. Сергія’, напечатанную въ журнал ‘Странникъ’ ¹).