Отвтъ господину М. С. на его возраженіе.
А. Воейковъ.
‘Встникъ Европы’, No 9, 1811
Ответ господину М. С. на его возражение, Воейков Александр Федорович, Год: 1811
Время на прочтение: 11 минут(ы)
Вы ожидали, милостивый государь, отъ Рецензента критики подробной — ожиданіе ваше не могло быть исполнено: онъ не хотлъ писать ничего, кром нсколькихъ замчаній на замчанія неизвстнаго писателя Электры. Потрудитесь заглянуть въ его критику, на страниц 207 сказано: ‘неизвстный издатель, (Электры) конечно заслуживаетъ вашу благодарность, отъ самаго сочинителя мы никогда не узнали бы, что его Электра есть п_е_р_в_а_я совершенно Греческая трагедія, появившаяся на Pocciйскомь еатр, что онъ неоспоримо боле всхъ почувствовалъ красоты Греческаго стихотворца, что въ разсужденіи расположенія, по справедливости, должно назвать Россійскую Электру превосходною, и что никто прежде г. Грузинцова не умлъ обогатить лица Клитемнестры, женщины толико преступной, столь благородными чувствами. Такой язык, несвойственной скромности Автора, приличенъ нжности его друга, но дружба, и самая нжная, никогда не избавляетъ насъ отъ безпристрастія и справедливости. Посмотримъ же, можетъ ли нжный друг Александра Николаевича Грузинцова быть названъ и справедливымъ и безпристрастнымъ!’ — Такое вступленіе не даетъ ли уже понятія о самомъ содержаніи критики, замчанія на мннія издателя трагедіи не могутъ и не должны быть полною критикою самой трагедіи. Издателю угодно было сказать намъ, что Александръ Николаевичъ первый обогатилъ Русской театръ, совершенно Греческою трагедіею? Рецензентъ донесъ ему, что онъ позабылъ о трагедіи господина Озерова: Эдипъ въ Аинахъ? которая безъ всякаго сравненія лучше Электры. Издатель говоритъ, что А. Н. неоспоримо боле всхъ почувствовалъ красоты Греческаго стихотворенія, Рецензентъ представилъ г. Издателю, что A. H. почувствовалъ красоты Софокла, не подражавъ имъ, и подражалъ красотамъ Вольтера, не почувствовавъ ихъ: мнніе ето доказалъ онъ однимъ только примромъ, не боле, но могъ бы доказать его весьма многимъ, когда бы имлъ и досугъ и охоту. Наконецъ Издатель, по дружб своей къ трагику, говоритъ, что онъ первый обогатилъ Клитемнестру благородными чувствами, Рецензентъ, въ опроверженіе его, сказалъ, что такія истины можно проповдывать только между Камчадалами, которые въ своихъ юртахъ не читаютъ Французскихъ трагедій, что первый Вольтеръ представилъ намъ преступницу Клитемнестру съ чувствами высокими, и что A. H. только первый взялъ на себя трудъ нсколько изуродовать етотъ превосходный характеръ, заставивъ говоритъ Клитемнестру въ нкоторыхъ мстахъ безсмыслицу. И ето мнніе доказалъ онъ также однимъ только примромъ, оставивъ читателю самому искать другихъ дополнительныхъ доказательствъ. Достигнувъ въ цли своей, что оставалось длать Рецензенту? Проститься съ Электрою, положить перо, и замолчать! Он то и сдлалъ.
Но г. М. С., непонявши, какое намреніе имлъ Рецензентъ, утверждаетъ: ‘что Критикъ долженъ былъ прежде всего разсмотрть весь планъ піесы, ходъ, расположеніе и связь явленій, разнообразіе въ противоположностяхъ свойствъ дйствующихъ лицъ, и наипаче главныхъ, ихъ страсти, намренія, разговоръ, дйствіе, развязку и потомъ слогъ.’ — Конечно, онъ былъ бы непремнно обязанъ ето исполнить, когда бы напередъ узналъ, что г. М. С. етаго требуетъ, но и тогда онъ покорнйше попросилъ бы, чтобы г. M. C. изъяснилъ свое требованіе языкомъ понятнымъ, или по крайней мр потрудился растолковать ему, что значитъ етотъ логогрифъ, разнообразіе въ противоположностяхъ свойствъ дйствующихъ лицъ?
,,Но все сіе опущено, продолжаетъ г. М. С. — и доказываетъ первое: что г. Критикъ иметъ весьма недостаточное познаніе драматическаго искусства, Второе: что онъ очень мало или совсмъ не читалъ Греческихъ оригиналовъ и незнакомъ съ обычаями древнихъ, третіе: что онъ забылъ силу трагедіи, которая иметъ цлію трогать сердца зрителей, извлекать слезы и производить въ нихъ ужасъ’. Мы выписали: все ето единственно для того, чтобы утшить читателя рдкимъ образцомъ логическаго доказательства. Какъ, милостивый государь! изъ того, что Рецензентъ сдлалъ нсколько замчаній на замчанія издателя Электры, въ которыхъ не говоритъ ни о ход трагедіи, ни о слог, ни о разнообразіи въ противоположностяхъ свойствъ дйствующихъ лицъ, и пр. и пр. вы заключаете, что онъ не читалъ ни Софокла, ни Еврипида, что онъ забылъ о какой-то сил трагедіи, имющей цлію трогать сердца зрителей, извлекать слезы и производить въ нихъ (въ слезахъ или въ зрителяхъ? объяснитесь) ужасъ? Странное заключеніе! мы не думаемъ вступаться за ученость Рецензента, но он могъ бы замтить намъ, господин М. С., что вы изъ всего сказаннаго вами выше съ такою же основательностію могли заключить, что онъ не читалъ Алькорана, забылъ таблицу умноженія и никогда не учился фортификаціи. Подражая вамъ (см. стр. 33.), имлъ бы онъ право здсь воскликнуть: не знаю, можетъ ли кто другой, кром г-на М. С. такъ дурно разсуждать! Но такое восклицаніе была бы неизвинительная грубость, онъ долженъ сказать просто, съ надлежащею недоврчивостію къ собственному мннію: найдутся люди, которые и хуже господина М. С. разсуждать умютъ!
‘Г. Ж. — продолжаетъ г. М. С. — выписавши нкоторыя мста изъ прозы Издателя, начинаетъ: такъ говоритъ Издатель новой трагедіи: Электра и Орестъ. При самомъ начал г. Ж. уже сдлалъ грамматическую ошибку, должно было сказать: издатель трагедіи Электры и Ореста.’ Когда бы господинъ M. C. разсудилъ сдлать такое прекрасное грамматическое замчаніе въ присутствіи нсколькихъ добрыхъ Японцевъ, тогда безъ сомннія слушатели его воскликнули бы вс въ одинъ голосъ: надобно признаться, что етотъ господинъ М. С., очень хорошо знаетъ русскую грамматику! Но для чего же позволяетъ онъ себ говорить такія вещи въ Россіи, говорить и даже печатать?
‘Ему (Рецензенту) весьма хотлось (въ самомъ дл хотлось, и право не для личныхъ выгодъ, a для несчастной Злектры), чтобы г. Грузинцовъ непремнно вывелъ Ореста и ІІилада, во II дйствіи, какъ у Вольтера, говоря, что въ Русской Электр дв начальныя сцены не на мст… Но всякое начало, которое влечетъ за собою послдствія, есть начало на своемъ мст?’ — Надобно думать, что господину М. С. угодно говорить о такомъ начал, которымъ что нибудь начинается и посл котораго что нибудь слдуетъ! Здсь очень къ стати представить ему одно мсто изъ Гораціева посланія къ Пизонамъ объ искусств стихотворномъ. ‘Знаменитые Пизоны, говоритъ Горацій въ самомъ начал своего посланія, могли ли бы вы удержаться отъ смху, когда бы увидли на картин человческую голову, приставленную къ лошадиной ше и въ туловищу, безобразно составленному изъ членовъ, покрытыхъ перьями, или прекрасную женщину съ рыбьимъ хвостомъ?’ — Очень могло бы случиться, что какой нибудь благонамренный критикъ сказалъ бы творцу етой картины (еслибы она существовала ): милостивый государь, ваша лошадиная голова не на мст! и что защитникъ етаго живописца отвчалъ бы критику: вы ошибаетесь, всякая голова, посл которой слдуетъ шея, есть голова на своемъ мст. Скажите, каково показалось бы вамъ разсужденіе етаго защитника?— Господин М. С. ссылаясь на Софокла, говоритъ: ‘Онъ (Рецензентъ) врно забылъ, или не знаетъ, что Электра Софоклова начинается тмъ же, чмъ Электра г. Грузинцева… слдовательно г. Грузинцевъ, выведя Ореста и Пилада, подражалъ не второму дйствію Вольтеровой Трагедій, но Софоклу, и проч.’ — Изъ етаго великолпнаго слдовалтельно совсмъ ничего не слдуетъ. Александръ Николаевичь точно перевелъ первыя дв сцены свои Вольтера — чтобы увриться въ етомъ, стоитъ только сличить Русскую Электру съ Французскимъ Орестомъ — перевелъ, потомъ, въ подражаніе Софоклу, поставилъ ихъ въ начал, a друзья его, удивленные такимъ чрезвычайнымъ усиліемъ генія, важно проповдуютъ намъ: забудьте, что есть на свт Вольтеров Орестъ, и врьте, что A. Н. подражалъ одному Софоклу, Греку Софоклу, и подражая, усовершенствовалъ его, и одинъ изъ сихъ вдохновенныхъ Миссіонеровъ восклицаетъ: ‘Нтъ ничего приличне такого начала.’ Но Рецензентъ, не думая утверждать, что такое начало совсмъ не прилично, просто замтилъ, что дв первыя сцены Русской Электры, взятыя изъ Вольтера, не на мст. Если бы А. Н. написалъ Электру по собственному плану, не подражая никому, какъ на примръ Альфіери и Кребильонъ, тогда и Рецензентъ, сравнивъ его на примръ съ Вольтеромъ, могъ бы заключить въ двухъ словахъ: Русская Электра вообще, то есть въ цломъ, или хуже, или лучше Вольтерова Ореста. Но онъ не позволилъ бы себ сказать: такая-то сцена Русской Электры, поставленная въ начал, совсмъ не на мст, ибо у Вольтера есть сходная съ нею въ средин. Такого сравненія не имлъ бы онъ права длать между трагедіями, написанными: по разнымъ планамъ. Но A. H. вообще заимствовалъ свое расположеніе изъ Вольтера, онъ переводилъ изъ него цлыя сцены, и переводя ихъ, перестанавливалъ, слдовательно Рецензентъ, имя передъ глазами и оригиналъ и переводъ, очень могъ судить, выигралиль оригинальныя сцены отъ той революціи, которую произвелъ между ими разрушительный геній подражателя, На примръ, онъ замтилъ въ Вольтеровомъ Орест дв прекрасныя сцены, производящія великое дйствіе въ началъ II акта, потомъ, открывъ Русскую Электру, нашелъ и въ ней т же дв сцены, но только въ самомъ начал, гд он гораздо слабйшее дйствіе производятъ, не иметъ ли онъ права сказать: ет дв сцены не на мст, ибо ихъ настоящее мсто въ начал втораго акта. Но господинъ M. С. восклицаетъ съ важностію: Софоклъ! Софоклъ! мы подражали Софоклу! Александръ Николаевичъ наполненъ Греками! Врить или нтъ? Будемъ осторожны! Возьмемъ за образецъ ученыхъ антикваріевъ, для которыхъ нердко старинная медаль, вырытая изъ земли, объясняетъ темное мсто въ лтописи, или служитъ къ уничтоженію нкоторыхъ бредней лтописца. Два предложенія! Первое: по увренію Издателя и защитника Русской Электры, по нсколькимъ Греческимъ стихамъ, выписаннымъ изъ Софокла въ примчаніяхъ къ Электр и еще по одному Латинскому, взятому изъ Виргилія стиху, слдовало бы заключить, что А. Н. знаетъ и Греческій и Латинскій языки. Второе: и защитникъ и неизвстный издатель Электры утверждаютъ, что А. Н. подражалъ одному Софоклу и полонъ его духомъ. — Но мы находимъ въ Русской Электр слдующіе стихи:
Мы жертвы принести обязаны Богамъ,
Которы насъ спасли на мор Эпидора.
Дйств, I. Явл. II.
Во Эпидор палъ, пронзенный сей рукой!
Дйств. III. Явл. IV.
A стихъ
Aut Agamemnonius, scenis agitatus Orestes.
переведенъ такъ:
Воскресъ Атридъ и мститъ, за смерть свою Орестомъ.
Мы предлагаемъ сіи драгоцнныя, отрытыя нами медали на разсмотрніе знающимъ Греческій и Латинскій языки антикваріямъ, мы слышимъ отвтъ ихъ: Эпидора нтъ ни на Греческомъ, ни на Латинскомъ язык, a есть одинъ Эпидавръ, Эпидоръ есть переводъ Французскаго Еріdaure, a стихъ: aut Agaemnonius и пр. значитъ: не воскресъ Атридъ и мститъ за смерть свою Орестомъ, a просто: или Агамемноновъ на сцен мучимый Орестъ! Важное открытіе! А. Н. не знаетъ произношенія Греческихъ словъ, A. H. переводя съ Латинскаго, не понимаетъ оригинала — слдовательно, одного изъ сихъ двухъ языковъ, то есть Латинскаго, онъ совсмъ не знаетъ, a другой, то есть Греческій, знаетъ весьма плохо, если только знаетъ, слдовательно A. H. не могъ по черпать красоты Греческаго трагика изъ самаго ихъ источника. Но онъ могъ подражать Софоклу, читая его въ перевод. Раскрываемъ Французской переводъ Софокла, беремъ въ руки Вольтерова Ореста и Русскую Электру: въ послдней на каждой страниц попадаются намъ сцены, взятыя изъ Вольтера, и почти нтъ ничего, напоминающаго о Софокл, слдовательно образцемъ былъ не Софоклъ, a Вольтеръ, слдовательно — общее заключеніе — А. Н. не знаетъ по Латински, худо знаетъ по Гречески, и подражалъ не Греческому трагику, но Французскому — что надлежало доказать. Теперь вопросъ: для чего и неизвстный Издатель Электры и господинъ M. С. хотятъ непремнно уврить насъ, что A. H. заимствовалъ трагедію свою у Софокла, a не у Вольтера? Не уже ли думаютъ они, что Греческій хитонъ будетъ A. H. боле къ лицу нежели Французскій кафтанъ? И прихоть сія: выставлять себя за знатока въ Греческой поезіи, тогда какъ и азбуку Греческую не совсмъ еще вытвердилъ, не должна ли казаться намъ нсколько забавною?
Дале, господинъ М. С. думаетъ, что Рецензенту показалось страннымъ, почему Клитемнестра, увидя Ореста и Пилада, спрашиваетъ y Форбаса: кто они? Онъ ошибается, въ етомъ вопрос Рецензеитъ не нашелъ ничего страннаго, любопытство не порокъ, особенно въ женщин, Клитемнестра могла бы много кое о чемъ спросить y Форбаса, на примръ: Здоровы ли вы, господин Форбасъ? Нтъ ли какихъ новостей въ Аргос? Что говорятъ наши боги? и проч. Рецензентъ говорилъ не о вопрос, но о томъ дйствіи, какое производитъ етотъ вопросъ въ трагедіи, гд все должно производить свое дйствіе. Он просто замтилъ, что Александръ Николаевичь, подражая Вольтеру, разсудилъ замнить его прекрасную сцену своею очень дурною. И надобно признаться, что въ етомъ случа погршилъ онъ уже не отъ Софокла.
‘Почему хочетъ Критикъ, чтобы приходъ Клитемнестры произвелъ ужасъ? Она приходитъ къ Электр, которая столько лтъ была въ заключеніи?’ — Позвольте спросить, милостивый государь, читали ль вы ту трагедію, за которую такъ горячо вступаетесь? Если не читали то потрудитесь въ нее заглянуть и пробжать всю III сцену перваго дйствія. — Она не длинна, слдовательно и неуспетъ вамъ наскучить! вы узнаете, что Клитемнестра приходитъ не къ Электр, a точно къ Форбасу, и приходитъ единственно за тмъ, дабы сказать ему въ плохихъ стихахъ, что ей наскучило уже быть преступницею, и весьма хотлось бы помириться поскоре съ богами. ‘Если бы она (Клитемнестра) угрожала въ несчастіи Электр, какъ хочет Г Ж., то бы она сдлалась не только несносною, но чудовищемъ?’ Но господинъ Ж. етаго нигд не хочетъ, милостивой государь — вы не читали его критики, он требуетъ отъ Русской Клитемнестры одного только обыкновеннаго смысла и большаго сходства съ Клтемнестрою Вольтеровою, которую она столь беззаконно представить въ каррикатур старается. Какой-то древній философъ, Конфуцій, если не ошибаюсь, говоритъ: не хвали той трагедіи, которой не читалъ, и прочитай повнимательне ту критику, на которую сбираешься писать возраженіе. Государь мой, вы не читали, конечно етаго древняго философа.
Слдующее замчаніе господина M. C есть не послдняя въ своемъ родъ рдкость. ‘Клитемнестра открывается въ своей горести Форбасу, потому что онъ не простой служитель олтаря, a первосвященникъ, преданный дому Атридовъ.’ Какая логика! Но етотъ первосвященникъ, преданный дому Атридовъ, осуждаетъ преступленіе Клитемнестры, и по извстной привязанности своей къ Атридамъ онъ долженъ быть врагомъ Эгиста. Гд же приличіе? какъ можетъ, Клитемнестра, супруга Эгистова, не унижая себя перед зрителями, вврять печали свои Форбасу? Мольба Клитемнестры есть очистительная жертва по обычаю Еллинскому!’ Прекрасно! по етому вы думаете, что всякой обычаи Еллинскій могъ быть у мста въ Электр! и мы слдовательно имемъ право попенять Александру Николаевичу, для чего онъ не начал своей трагедіи Олимпійскими играми и не кончилъ ее Елевзинскими таинствами? И т и другія были въ обыкновеніи у Грековъ, a какое прекрасное представилъ бы онъ намъ зрлище! Но мы подозрваемъ, что онъ совсмъ не изъ любви въ обычаямъ Еллинскимъ заставилъ свою Клитемнестру стоять на колняхъ передъ олтаремъ. Ему хотлось громоваго удара, и въ самомъ дл громовой ударъ! За то уже во всей етой великолпной сцен, говорящу грому, безмолвствуетъ здравый смыслъ.
Ваша правда, господинъ М. С. Рецензентъ точно ошибся, сказавши, что Электра для симметріи становится предъ олтаремъ на колни. — Электра, какъ вы очень хорошо изволили замтить, безъ всякой симметріи стоитъ на колняхъ подл Агамемнонова гроба. — Но для чего же изъ етой ошибки Рецензента заключаете вы, что онъ хотлъ клеветать на Электру. Какая нужда клеветать на того, кто кругомъ виноватъ. Объяснимъ ету загадку! Клитемнестра, Форбесъ и еще кое кто становятся на колни предъ олтаремъ, но въ ету самую минуту какъ будто на бду случились на сцен Электра и ея сестра, куда ихъ двать стихотворцу? Поставить на колни y олтаря — неприлично! стоять имъ на ногахъ въ то время, когда вс на колняхъ — неучтиво! что длать ! По счастію есть y насъ въ запас Агамемноновъ гробъ, чего же лучше? Пускай и Электра, и Кризотемія до перваго громоваго удара постоятъ y етаго гроба на колняхъ, ударитъ громъ, вс воспрянутъ, тогда и все, само собою, придетъ въ надлежащій порядокъ. Такъ и сдлалось! и Рецензентъ грубо ошибся, давая Электр въ етомъ случа опредленное намреніе, и намреніе, совсмъ неприличное характеру ея, молиться за Клитемнестру: увы! он подумалъ, что лучше имть безразсудное намреніе, нежели совсмъ не имть никакого и дйствовать на втеръ! Но господинъ M. С., можетъ очень благоразумно спросить: знаете ли вы, государь мои, что было на ум у Электры? На ето нтъ отвта. Электра въ продолженіи всей трагедіи могла имть много кое чего прекраснаго на ум, но Александру Николаевичу не разсудилось открыть намъ етой тайны, и мы частенько принуждены были вообразить, что она совсмъ ничего на ум не иметъ.
Фраза господина M. С.: теперь критика г. Ж. кончилася и пр. сдлается гораздо понятне, когда мы ее нсколько поправимъ и будемъ читать, на примръ такъ: Электра кончилась! Что долженъ я думать о трагедіи? гд эти знаменитыя лица Орестъ и Электра, на которыхъ больше всего зрители обращаютъ вниманія? Я не вижу ни духа Электры, ни мщеніе Орестова, ни фурій раздирающихъ душу матереубійцы, и ето трагедія! о жалкое состояніе нашей словесности! — Замтимъ одно. Господ. M. C не имлъ права искать ни духа Электры, ни мщенія, ни фурій въ рецензіи господина Ж. первое потому, что Рецензентъ писалъ, какъ сказано выше, одни замчанія на замчанія Издателя Электры, второе потому что въ критик трагедіи не должно, по правиламъ здраваго смысла, искать такихъ вещей, которыхъ ни съ какимъ микроскопомъ не найдешь и въ самой трагедіи.
Наконецъ, тернистою стезею достигли мы къ концу возраженія господина М. С. Какой ужасный приговоръ произноситъ онъ бдному Рецензенту! Критика ваша, господинъ Рецензентъ, восклицаетъ строгій, неумолимый судія, не критика, a скоре зависть млочнаго писателя, произведенная успхомъ хорошаго творенія! По этому вы вздумаете, выписавъ слабыя мста изъ Омировой Иліады, или изъ Расиновой Ифигеніи, сказать что эти поемы никуда не годятся! Но такой судъ вамъ же обратится въ посмшище. И Рецензентъ долженъ смириться передъ карающею его рукою. Онъ съ сокрушеннымъ сердцемъ исповдуетъ предъ господиномъ М. С. что онъ не знаетъ, какой можетъ имть смыслъ выраженіе: успхъ Электры, отъ которой плакали и въ Петербург и въ Москв? Онъ не видалъ ее на сцен, но мы, имвшіе счастіе быть свидтелями ея успха, мы видли въ Московскомъ партер нсколькихъ знатоковъ драматическаго искусства, которые во все время представленія Электры заливались слезами. Одинъ восклицалъ, зажимая глаза руками: о несчастный Вольтеръ! какая участь! Другой всхлипывая, говорилъ: бдные, бдные актеры! А третій, нюхая Гофмановы капли, стеналъ: можно ли вынести! Русской человкъ врагомъ Русскому языку! О времена! о нравы! Таково чрезвычайное дйствіе Электры, и въ етомъ отношеніи она конечно можетъ назваться однимъ изъ превосходнйшихъ произведеній стихотворческаго духа. Но зависть ! О почтенный господинъ М. С., почему же предполагаете вы, что Рецензентъ, млочный (какъ вамъ угодно называть его) писатель, завидуетъ крупности вашего трагика? Разв не знаете вы, что Электра на вки вковъ ограждена отъ всякихъ нападковъ зависти волшебнымъ талисманомъ совершенства, которое не есть ни Гомерово, ни Виргиліево, ни Расиново, a собственнно господина Грузинцова совершенство! Гд же вы слыхали, чтобы такое совершенство могло быть предметомъ зависти?
Но я оставляю завистливаго Рецензента въ его пыли, и предлагаю здсь собственныя мысли свои, которыя безъ всякаго сомннія достойны вашего замчанія. И Гомеръ и А. Н. написали очень мало: Гомеръ, сочинивши не боле двухъ героическихъ поемъ, Илліады и Одиссеи, умеръ, слдовательно отъ него и нельзя намъ ожидать ничего новаго, А. Н. написалъ одну только Электру, но мы имемъ еще право надяться отъ него многаго множества произведеній, ей подобныхъ. Слдующія обстоятельства подкрпляютъ во мн сію восхитительную надежду. Рожденіе великаго, какъ намъ извстно изъ исторіи, предвщаемо было въ древніе вки: чудовищными явленіями природы, пророчествами, кометами, землетрясеніями, и пр. и пр. Перенесите все ето изъ нравственнаго и физическаго міра въ міръ стихотворный. Вы признаетесь, что Электра можетъ прекрасно наименована быть чудовищнымъ явленіемъ литтературы, вы же сами, милостивый государь, имете полное право на титло пророка, a критика господина Ж. и вашъ на нее грозный отвтъ сами собою входятъ въ разрядъ землетрясенія и метеоровъ. Кто можетъ посл всего етаго усомниться, чтобы судьба не назначала A. H. по крайней мръ единовластія въ кочующемъ народ стихотворцевъ! Между тмъ совтую вамъ какъ другу A. H. повторять ему почаще слдующіе стихи изъ Буало, которые, на всякой случай назовите Софокловыми:
Faites vous de amis prompts vous censurer,
Qu’ils foient de vos crits les confidents sincè,res,
Et de tous vos de fauts les zls adversaires,
Dpouillez devant eux l’arrogance d’auteur.
Mais sachez de l’ami discerner le flatteur:
Tel vousfemble applaudir, qui vous vaille et vous joue,
Aimez qu’ on vous conseille, et non pas qu’ on vous loue.
Un flateur aussitt cherche se recrier:
Chaque vers qu’il entend le fait extasier.
Tout est charmant, divin, aucun mot ne le blesse!
Il trpigne de joie, il pleure de tendresse:
Il vous comble partout d’loges faftueux,
La vrit n’a point cet air impetuex