Отрывокъ изъ Журнала одного путешественника, дущаго изъ Лифляндіи въ Италію.
(Соч. Г. Коцебу).
——
——
Встникъ Европы, No 1, 1805
Отрывок из Журнала одного путешественника, едущего из Лифляндии в Италию, Коцебу Август, Год: 1805
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Склонность къ перемн есть наслдственная привычка каждаго человка. Онъ любитъ, чтобы все появившееся скоро изчезало — подобно ему самому. Счастіе, даже счастіе наконецъ длается скучнымъ для него. Пресыщенный блаженствомъ Король бросилъ въ море драгоцнный перстень — чтобы прервать вчное единообразіе своего благополучія. За внезапнымъ несчастіемъ непосредственно слдуетъ важное утшеніе — чувство новаго состоянія.
Но сія склонность иногда удаляется отъ чистаго своего начала, превращаемся во вредную привычку и раждаетъ многія неудобства. Мн кажется, что въ послднія сорокъ или пятьдесятъ лтъ страсть къ перемнамъ — въ великомъ и въ маломъ, отъ законодательства до водевилей — весьма увеличилась въ Европ. Правда, отцы наши ломали головы надъ сочиненіемъ лучшихъ законовъ, однакожъ ничего не перемняли въ тхъ, которымъ повиновались уже нсколько столтій, они лучше любили доказывать справедливость своего мннія ссылками на старыя книги, нежели ружьями и штыками. Отцы наши ходили въ театръ, и были крайне довольны, когда въ продолженіе года потчивали ихъ четырью новыми мстами, напротивъ того, мы, желая видть четыре новыя сочиненія каждой мсяцъ, принуждены бываетъ звать при представленія многихъ дурныхъ піесъ, пока попадемъ на одну хорошую. Отцы наши не богаты были философами, только Вольфъ и Лейбницъ обращали на себя ихъ вниманіе: мы окружены цлыми сонмами великихъ умовъ, которые съ удивительною отважностію ршатъ задачи нершимыя, и удивляютъ насъ своею остротою. При такомъ изобиліи Геніевъ мы пользуемся удовольствіемъ ежедневно перемнять системы — писанныя для вчности. Самыя моды на платье въ старину были гораздо постоянне, продолжительне.
Прежнія путешествія также не походятъ на ныншнія. Отцы наши сидли скромно дома и молились, читая стихъ Библейской ‘чтобы бгство ихъ не случилось зимою.’ Даже лтомъ они, безъ крайней нужды, не вызжали, еслижъ надлежало пуститься въ дорогу миль за двадцать, то прощались съ родственниками и домашними, проливали источники слезъ и длали духовныя завщанія. А теперь — какая розница! теперь вздумавъ хать въ Парижъ или въ Лондонъ, черезъ два дни, или еще скоре, садимся въ коляску съ такою безпечностію, съ какою въ старые годы садились въ носилки, желая отправиться въ ближнюю церковь для послобденнаго отдохновенія. Страсть къ путешествіямъ разпространяется боле и боле, слдственно я не могу отчаяваться дожить до прехожденія народовъ, которыя, по моему мннію, произходятъ мене отъ многолюдства и тсноты, мене отъ притсненія сосдей, а по большей части отъ склонности къ перемн. Сія безпокойная страсть гонитъ Татарина изъ одной степи на другую, сія страсть, любезный читатель! гонитъ меня отъ береговъ Балтійскихъ къ заливу Неаполитанскому. Отцы наши издерживали деньги свои на построеніе для внучатъ и правнучатъ прочныхъ зданій, которыя по прошествіи цлыхъ столтій еще и теперь не боятся ни времени, ни желзнаго лома: мы тратимъ свои на заготовленіе опытовъ для потомства. Одно лучше другаго, послднее иметъ многія выгоды передъ первымъ. Домы рано или поздно приходятъ въ ветхость, становятся неудобными для жительства, опытомъ пріобртенное познаніе никогда не теряетъ своего достоинства — по крайней мр его не нужно вновь переплавливать, какъ старое серебро, когда желаемъ дать ему другую форму. Опытность есть монета, принимаемая во всхъ предлахъ міра, монета, которой изображеніе никогда не стирается. Правила мудрости, содержащіяся въ книгахъ Царя Соломона, къ сожалнію весьма рдко читаемыхъ, теперь столько же полезны, какъ и за дв тысячи лтъ прежде.
Кому будетъ угодно сіи разсужденія, пустословіе, или парадоксы принимаютъ вмсто апологіи моей склонности къ путешествію, тотъ очень много одолжитъ меня, потому что я не имю другаго защищенія. Впрочемъ, сказанное, по крайней мр по моему мннію, можетъ служить достаточнымъ одобреніемъ моего предпріятія, слдственно смло приступаю къ описанію маленькихъ путевыхъ приключеній. Мой обычай извстенъ читателю. Я путешествую не въ качеств Ученаго, не въ качеств знатока въ художествахъ, не просто — какъ человкъ, предавшись влеченію внутренняго чувства, или разположенію души, не стяну терять времени надъ пріискиваніемъ красивыхъ выраженій. Публика будетъ моимъ товарищемъ въ путешествіи, иногда будетъ перезжать съ нею города и деревни, иногда укажу ей на виды пріятные, романтическіе. Кому нравится планъ мой, тотъ можетъ идти вмст со мною и забавляться цвтами, которыя буду срывать на пути моемъ. Кто недоволенъ имъ, тому вольно остаться дома, или идти гулять — въ ближнюю оранжерею.
И АЛЕКСАНДРЪ — здсь рчь идетъ не о томъ грозномъ путешественник, которой съ многочисленною дружиною дошелъ до предловъ свта, и наконецъ хотлъ построитъ мостъ для переправы въ Луну, нтъ, я говорю о Геніи Россіи, о Которомъ еслибъ знали жители Луны, то поспшили бы сдлать переправу на нашу планету, — и АЛЕКСАНДРЪ путешествовалъ по Нмецкимъ провинціямъ Своей Имперіи, конечно не для того, чтобы, подобно мн, срывать цвты, но для сянія плодовъ, поспшно зрющихъ подъ благодатнымъ вліяніемъ весенняго солнца. Любовію не льзя назвать то чувство, которымъ пламенютъ къ НЕМУ жители Эстляндіи и Лифляндіи, нтъ, это истинная страсть, живая и пылкая. Я говорю о томъ, чему самъ былъ очевиднымъ свидтелемъ. При напоминаніи ЕГО имени, взоры каждаго сіяютъ радостію, чело проясняется, уста прерываютъ печальное молчаніе. ОНЪ пробылъ въ Ревел нсколько дней, мн извстно, чего стоила жителямъ разлука со Вселюбезнйшимъ ГОСУДАРЕМЪ, они плакали — какъ плачутъ, разставалсь съ отцемъ, благодтелемъ, другомъ. Ничто лучше не объясняетъ сердечнаго чувства, какъ предложеніе почтеннаго Губернскаго Прокурора Риземана, съ единодушною радостію всми одобренное — день, въ которой АЛЕКСАНДРЪ постилъ городъ Ревель, для благодарнаго воспитанія торжествовать ежегодно угощеніемъ бдныхъ. Такъ истинная любовь чтитъ Государей! Сравнимъ благодтельное, кроткое АЛЕКСАНДРОВО путешествіе по Эстляндіи и Лифляндіи съ пышнымъ, торжественнымъ путешествіемъ нарушителя всемірнаго спокойствія. Путь сооружаютъ врата и пирамиды въ честь любимцевъ фортуны: бдные, насытясь за трапезою АЛЕКСАНДРА, въ продолженіи вковъ съ веселымъ духомъ будутъ благословлять Монарха, овладвшаго сердцами, между тмъ какъ сокрушенныя пирамиды изтлютъ поверженные во прах.
Кром стола для бдныхъ, я могъ бы разсказать тысячу другихъ обстоятельствъ, тогда слова мои навлекли бы на себя подозрніе въ ласкательств, ибо я видлъ ЕГО, говорилъ съ НИМЪ, я подобно всмъ ЕГО подданнымъ, отъ перваго до послдняго, былъ восхищенъ ЕГО милостивымъ снизхсжденіемъ. Посл сего признанія почитаю нужнымъ прервать мое повствованіе — не могу говоришь о НЕМЪ хладнокровно, жаръ мой никому не покажется страннымъ. — Еслибъ АЛЕКСАНДРЪ захотлъ насладиться верховныхъ удовольствіемъ въ сей жизни, то ЕМУ оставалось бы только, подобно восточнымъ Государямъ, въ одежд простолюдина ходить между толпою Своего народа. Какія титулы тогда ожидали бъ ЕГО! — Благо Матери, родившей такого Сына! благо Наставнику, на такой земл сявшему! Каждой отгадаетъ, что я говорю о Лагарп.
АЛЕКСАНДРЪ, желая нсколькими часами ускорить свиданіе съ Матерію и Супругою, оставилъ свиту и переслъ въ легкую, полупокрытую коляску Своего Оберъ-гофмаршала. Я видлъ, какъ онъ пріхалъ въ Еву, вмсто стражи охраняемый любовью народа. Остановясь здсь на твое время, ОНЪ предпринялъ дальнйшій путь черезъ дикой лсъ, ночью — но съ твердою увренностію въ душ Своей, что любовь бдитъ надъ безопасностію ЕГО благодтельной жизни: Поститльйонъ, по несчастію упавшій съ козелъ, переломилъ себ ногу, человколюбивый МОНАРХЪ съ отеческою нжностію принялъ участіе въ положеніи страждущаго, не прежде отправился дале, какъ дождавшись Своего Лейбъ-Медика и поручивъ больнаго его попеченію. Осыпать подарками — для Императора дло весьма не трудное, весьма обыкновенное, но ожидать подл больнаго, пока пріхали Врачи, оживить страждущаго не деньгами, по обыкновенію знатныхъ, но любовію къ человчеству — есть рдкая, прекрасная, черта въ характер Обладателя полсвта.
Рига. Въ семъ город, богатомъ и славномъ своею торговлею, путешественникъ видитъ рдкой примръ связи купеческой промышленности съ изящными искусствами, утонченнаго образа жизни со склонностію къ благстворительности. Здсь весьма обыкновенны такія произшествія, о которыхъ въ Германіи пятьдесятъ Журналовъ и газетъ протрубили бы, какъ о чрезвычайномъ явленіи. Не могу отказать себ въ желаніи объявить читателю о двухъ поступкахъ нкоторыхъ особъ, не имя позволенія открыть именъ, удерживаю ихъ въ моемъ сердц.
У одного почтеннаго, всми уважаемаго чиновника украдена знатная денежная сумма (восемь тысячь рублей, если не ошибаюсь), которая была у него годъ сохраненіемъ. На другой день по утру узнали о пропаж, и въ полдень вс деньги уже были присланы въ домъ его отъ людей, которые, не имя съ нимъ никакихъ особенныхъ связей, уважали только его заслуги и достоинства. Надюсь, что читатели не потребуетъ отъ меня примчаній и удовольствуется простымъ, не красивымъ повствованіемъ. — Слдуетъ другой анекдотъ. Одинъ Врачъ, служившій при публичномъ заведеніи для неимущихъ, умеръ отъ болзни, которою заразился, ревностно исполняя должность свою при умирающихъ бдныхъ. Добродтельный Оберъ-Пасторъ Соннтагъ почтилъ память умершаго прекраснымъ надгробнымъ Словомъ, но обрядъ погребенія представлялъ трогательное зрлище, множество неимущихъ, облагодтельствованныхъ его помощію, собравшись на церковной дворъ, съ воплемъ и рыданіемъ подняли бездушной трупъ, слезы ихъ лились въ могилу покойника, благодарные отзывы возносились къ престолу Всевышняго. Посл умершаго осталась молодая, беременная вдова съ малымъ достаткомъ. Одинъ почтенный купецъ — прискорбно мн, что не могу назвать его по имени — вызвался принятъ младенца отъ купели, подарилъ крестнику, осиротвшему прежде своего рожденія, четыре тысячи талеровъ Албертовыхъ, съ такимъ условіемъ, которое длаетъ столько же чести уму благодтеля, сколько и сердцу его. Онъ отдалъ капиталъ въ процентъ, сумма должна возрастать до тхъ поръ, пока мальчикъ придетъ въ возрастъ отца своего (умершаго сорока лтъ съ небольшимъ) — для того, говорилъ почтенный благодтель, чтобы сынъ покойника, не надясь на сію помощь, собственными трудами старался пріобрсть себ приличное содержаніе, когда кости отца истлютъ въ могил, тогда добродтели его принесутъ обильные плоды въ пользу сына. Если же онъ не доживетъ до назначеннаго срока, въ такомъ случа капиталъ достанется двоюроднымъ его братьямъ и сестрамъ. (По нещастію, сбылось послднее.) Доброй купецъ не ограничилъ тмъ своей благотворительности, узнавъ, что вдова ршилась продать лошадей своихъ и карету, онъ опредлилъ ей пять сотъ талеровъ ежегодной пенсіи, съ тмъ однакожъ, чтобы она удержала при себ то, къ чему сдлала привычку.
Повторяю: Нмецкіе и Англійскіе газетеры обременили бы работою своихъ наборщиковъ, еслибъ у нихъ случились такія произшествія. Радуюсь отъ всего сердца, что имю удовольствіе прежде всхъ возвстить о сихъ благодтельныхъ подвигахъ, я говорю просто: для такихъ объявленій не нужны прикрасы. Читатель мой, если судьба опредлитъ ему быть въ Риг, приближаясь къ городу сему, увидитъ высокія башни не съ однимъ любопытствомъ, съ какимъ обыкновенно смотритъ на вещи незнакомыя, нтъ, Рига близка къ его сердцу, онъ въдетъ въ городъ съ радостною улыбкою, зная, что въ немъ живутъ люди чувствительные и добрые.