А. Тиняков
А. Тиняков
Отрывки из моей биографии
Отрывки из моей биографии
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
Отрывки из моей биографии, Тиняков Александр Иванович, Год: 1925
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Я родился 13 ноября 1886 года в с<,еле>, Богородицком, Мценского уезда, Орловской губ.
Мои предки со стороны отца — государственные крестьяне.
О прадеде моем — Александре Дмитриевиче — я написал стихотворение, напечатанное в ‘Нов<,ом>, Журн<,але>, для всех’ (1913 г., No 10).
Дед мой — Максим Александрович, умерший в 1903 г., был человеком поистине замечательным. Он выбился из крестьянского положения и уже в 1868 г. купил имение при с. Вишневце Орл<,овской>, губ. (300 дес<,ятин>, земли). Когда мой отец подрос, дед и для него купил в 1879 г имение (600 дес<,ятин>, земли). Незадолго до смерти он приобрел еще два больших, благоустроенных имения. — Всех своих многочисленных сыновей и замужних дочерей, а также и внуков, он держал в полном у себя подчинении. Помню, как в 1897 г. по его настоянию его старшая внучка, моя кузина, вышла замуж за нелюбимого человека. Таких слез, какие проливала она,— да и почти все ее близкие, — перед этой свадьбой, я не видал и на похоронах. Эта самая кузина была моей первой страстной любовью: у меня до сих пор цела ее карточка с надписью от 1893 г. (мне шел тогда 7-й год).
На мою жизнь дед пытался повлиять только однажды — в 1897 г., когда отец решил отдать меня в гимназию. Дед решительно воспротивился. Но и отец, во всем ему подчинявшийся, на этот раз настоял на своем.
Теперь я думаю, что дедушка был по существу прав. О моих психических особенностях, в частности о моих литературных способностях он, конечно, тогда знать не мог, а среднего ребенка из такой патриархальной крестьянско-кулацкой среды отдавать в гимназию безусловно не следовало, так как для того, чтобы вести хозяйство и торговлю и выжимать из крестьян пот, вовсе не нужно знать ни Цезаря, ни Овидия, ни геометрию, ни русскую литературу. Дедушка был мудро последователен, а отец проявил здесь очень нездоровый уклон, разросшийся впоследствии до того, что он даже и дочерей не только отдал в гимназию, но и отпустил их потом на высшие женские курсы, правда, — не без борьбы. Это я считаю явным признаком разложения праведной патриархальной жизни.
Предки моей матери происходили из мещан г. Орла. Дед с материнской стороны — Лука Федорович Позднеев (+ 1895 г.) также был человеком выдающимся. Не получив никакого образования, он играл видную общественную роль в городе, в 1881 г. был в числе депутатов, поздравлявших императора Александра III с восшествием на престол, принимал у себя на дому архиереев и губернаторов. С семейными он также обращался деспотически. Его старший сын отравился, потому что дед мой не позволил ему жениться на любимой девушке. Хотя этого моего деда я не люблю, но в данном случае считаю его правым, а к памяти моего дяди-самоубийцы отношусь с величайшим отвращением, хотя я и никогда не видал его, т.к. в год его самоубийства мне не было еще года от роду.
Отец мой — Иван Максимович (+ 1921 г.) унаследовал от деда его коммерческие способности и до значительной степени его властный, крутой характер. Но дедовской силы в нем все же не было. Надо, впрочем, сознаться, что и внутренние жизненные условия, выпавшие на его долю, оказались значительно тяжелее, чем те, среди которых жил дед.
Дед был женат на крестьянке из родного села, она нарожала ему здоровых, грубоватых ребят и до глубокой старости (+1906 г.) хлопотала по хозяйству, следила за каждой тряпкой и щепкой, за каждым куриным яйцом и грошом.
Отец же мой женился на горожанке, взятой из семьи состоятельной и на вид почтенной, но уже тронутой вырождением. Выше я упоминал о том, что старший брат моей матери проявил свою гнилую натуру, покончив жизнь самоубийством из-за любовного вздора.
Мать моя — Мария Лукинична (+ 1919 г.) также не была психически здоровой женщиной. Ей бы надо было уйти в монастырь, сидеть за пяльцами, вышивать алые розы на белом шелку, мечтать и молиться. Там бы она была обезврежена. Но ее выдали замуж за грубого, земного, напористого человека, соединили огонь и лед, и — в результате — еще одна патриархальная русская семья оказалась подточенной изнутри.
Я до сих пор ненавижу мою мать, хотя я знаю, что никто в жизни не любил меня так глубоко, так мучительно и беззаветно, как любила меня она. Но я знаю также, что если бы мой отец женился на здоровой деревенской девке, я не был бы литератором-неудачником, издыхающим от голода и еще больше от всевозможных унижений, а заведовал бы теперь где-нибудь Откомхозом, и была бы у меня смачная, мясистая баба, крепыши-ребята, а в кармане хрустели б червонцы и позвякивали полтинники…
Было бы долго рассказывать здесь о моих семейных отношениях, о моей борьбе с отцом, закончившейся только с его смертью, о моих детских и юношеских впечатлениях. Это — тема для целого романа, и, если б я выбился когда-нибудь из невероятной нищеты, я написал бы его.
Сейчас же перейду к изложению моей литературной жизни.
Писать прозой я начал еще до поступления в гимназию, на 15-м году жизни написал первые стихи, а на 17-м напечатал первую мою вещь в ‘Орловском Вестнике’ (14-го сентября 1903 г. стих<,отворение>, в прозе ‘Последняя песня’ за подписью — Одинокий).
Еще до этого я добровольно покинул Орловскую гимназию и завязал письменные сношения с издателем ‘Грифа’ С.А.Соколовым. В альманахе ‘Гриф’ 1904 г. были напечатаны две мои вещи, написанные прозою.
В декабре 1903 г. я был в Москве, где познакомился с А.Серафимовичем, Леонидом Андреевым и В.Я.Брюсовым. Знакомство с первыми двумя мне не дало почти ничего, но зато Брюсов на долгое время стал моим литературным учителем и предметом моего поклонения.
С 1903 по 1912 г. я проводил часть времени в Москве и Орле, часть в имении своего отца или в имении дяди Михаила Максимовича (+1917 г.) (когда отношения с отцом особенно обострялись и он переставал высылать мне деньги). Стихи мои изредка печатались в ‘Весах’, ‘Золотом Руне’, ‘Перевале’ и нек<,оторых>, других изданиях.
В 1912 г. в Москве в изд. ‘Гриф’ вышел в свет первый сборник моих стихов ‘Navis Nigra’, и тогда же я переехал на житье в Петербург.
Писатели старшего поколения отозвались о моей книге очень одобрительно. К.Д.Бальмонт посвятил ей целый фельетон в ‘Утре России’ (24 авг<,уста>, 1913 г.), под названием ‘Молодой талант’. Очень сочувственно отозвался о моих стихах и Иер<,оним>, Иер<,онимович>, Ясинский (М.Чуносов) в ‘Новом Слове’ (1912 г., No 12). Зато сверстники мои меня не пощадили: С.Городецкий лягнул меня в ‘Речи’ (1912 г., 5 ноября), Н.Гумилев — в ‘Аполлоне’ (1912 г., No 10). Но даже и эти хулители отметили мою талантливость. Гумилев начал свою рецензию словами: ‘Хорошие стихи таkантливого Александра Тинякова’, а Городецкий называл меня даже ‘отменно талантливым’ и писал, что ‘ни одного моего стихотворения нельзя назвать бездарным’. Единственный, кто выругал меня безусловно, это — бездарный и завистливый московский стихотворец Н.Мешков (журн. ‘Путь’, 1913 г., No 1), Брюсов совсем промолчал, хотя при свидании со мной в Петербурге в ноябре 1912 г. обещал дать отзыв в печати…
Но, как бы то ни было, в публике моя книга успеха не имела, и мне никогда не дано было изведать тех сладостных и упоительных (пусть хоть мимолетных!) — радостей, которые выпали на долю С. Городецкого, потом — Игоря Северянина, еще позже — Есенина и которые теперь каждый день выпадают на долю самых бездарных и безмозглых бумагомарак.
Тем не менее, переехав в Петербург, я начал работать энергичнее. В 1-м номере ‘Северных Записок’ за 1913 г. появилась моя статья о Тютчеве — ‘Великий незнакомец’. В том же году я начал работать в ‘Новом Журн<,але>, для всех’, где поместил ряд стихотворений, рецензий и повесть ‘Старый редактор’ (1914 г., No 3), надо сознаться, очень плохую.
Вершиной моей литературной деятельности и известности надо считать 1915-й год, когда я писал в газетах ‘День’, ‘Речь’, ‘Голос’, в ‘Историч<,еском>, Вестнике’, в ‘Ежемес<,ячном>, Журнале’ Миролюбова и во множестве еженедельников. Мои рецензии обращали на себя внимание, о моих фельетонах говорили (особенно сильный шум вызвала моя статья ‘В защиту войны’, направленная против Леонида Андреева и напечатанная в ‘Речи’ 26 октября 1915 г.). Виднейшие писатели интересовались мною. Одно время я был в очень хороших отношениях с Ф.К.Сологубом, затем еще ближе сошелся с Д.С.Мережковским и с Зин.Н.Гиппиус, которую я и сейчас считаю самой замечательной и безусловно самой очаровательной личностью среди всех наших литераторов. Ко мне с неизменной благожелательностью относился Ал. Блок (мои воспоминания о нем в петербургск<,ой>, газете ‘Последние новости’, 1923 г.. 6-го августа). Завязалась у меня переписка и личное знакомство с М.Горьким. Старый мой учитель по Орловской гимназии Ф.Д.Крюков предлагал мне работать в ‘Рус<,ском>, Богатстве’, я имел также предложение возобновить работу в ‘Северн<,ых>, Записках’. А.С.Изгоев говорил мне о работе в ‘Рус<,ской>, Мысли’ и т.д.
Но в начале 1916г. все это разом оборвалось, потому что я пошел работать в крайние правые газеты, где мне платили по 2 копейки за строчку и всячески третировали меня.
Впрочем, не все литераторы отвернулись от меня сразу. Ал.Блок, после появления моего ‘Письма в редакцию’ в газете ‘Земщина’, прислал мне даже сочувственное письмо и вскоре после этого у нас произошла дружеская встреча и долгий, глубоко содержательный разговор. А.М.Ремизов также всячески старался поддержать меня и поместил в сборнике ‘Пряник’ (1916 г.) мой рассказ ‘Пропащий’. Этот рассказ имел не шумный, но серьезный успех среди литераторов. Ремизов прямо уговаривал меня бросить газетную работу и отдаться беллетристике, старый революционер Ф. И. Щеколдин (+ 1919 г.) также очень одобрял мою вещь, а один начинающий тогда беллетрист в письме к Ремизову писал, что один мой рассказ стоит больше, чем вся книга Евг. Замятина ‘Уездное’.
Но я не внял ничьим советам и остался газетным работником.
Как выше я не касался вопроса о том, каким образом пришел я к крайним правым политическим взглядам, так и теперь не буду касаться вопроса о том, каким образом изменились эти взгляды под влиянием революции.
Скажу лишь, что в советских газетах я начал писать с 1918 г. и работаю до сих пор, напечатав за это время сотни политических статей и стихотворений (под разными псевдонимами) и еще больше литературных статей и рецензий.
В 1918-19 гг. я работал в Орле, в 1919-20 гг. — в Казани, где, между прочим, выпустил в свет отдельными изданиями (за подписью Герасим Чудаков) книгу статей ‘Пролетарская революция и буржуазная культура’, антирелигиозную брошюру ‘Кое-что про Бога’ и маленькую брошюру ‘О значении искусств’ (все три — 1920 г.).
В 1921 г. я вернулся в Петербург. В 1922 г. вышла в свет вторая книга моих стихов ‘Треугольник’ (изд. ‘Поэзия’), о которой были приличные отзывы Н.Каткова в 1-й книге ‘Утренников’ и Н.Павлова в ‘Книге и Революции’ и дурацкая ругательная заметка Э.П.Бика в ‘Печати и Революции’ (1921 г., книга 1-я).
В том же году изд-во ‘Парфенон’ выпустило в свет составленный мною сборник статей о Тютчеве, где я перепечатал и мою ста-тью из ‘Северных Записок’.
В 1923 г. Орловское отделение Госиздата выпустило в свет мою замечательную книгу ‘Русская литература и революция’, жестоко обруганную литературными невеждами, тупицами и лицемерами. Особенно нелепую заметку написал о ней некий В.Ваганян (‘Печать и Революция’, 1923 г., No4), к тому же совершенно не умеющий выражаться по-русски. Значительно дополнив эту работу, я предложил ‘Новой Москве’ выпустить ее 2-м изданием. Издательство согласилось, дало мне небольшой аванс, но Главлит издание запретил, несмотря на то, что такой строгий и глубоко образованный марксист, как проф. В.М.Фриче, признавал издание моей книги желательным. Вполне убежден, что мыслям, высказанным в моей работе, предстоит еще большое будущее.
В конце 1924 г. я издал третий сборник моих стихов — ‘Ego sum, qui sum’, который также был глупо облаян мелкотравчатыми газетными борзописцами. На самом деле эта маленькая книжечка — одно из самых замечательных явлений в области нашей новейшей поэзии.
Критическая моя работа за последние годы шире всего развернулась в петербургской газете ‘Последние новости’, где я с 1922 но 1924 г. напечатал 24 фельетона под названием ‘Критические раздумья», несколько сот рецензий, несколько стихотворений и воспоминания о Блоке и Брюсове. В 1923 г. я также интенсивно начал было работать в вечернем выпуске ‘Красной Газеты’, но скоро меня начали травить, поминать мое ‘прошлое’, несмотря на то, что вопрос об этом рассматривался в Петроградской Секции Работников Печати и был официально ликвидирован. Особенную злобу ко мне проявляет до сих пор заведывающий Госиздатом Илья Ионов, а также Закс-Гладнев и скрыто травит меня Иона Кугель.
В противовес этим ненасытным мстителям должен отметить полное разумности, человечности и благородства отношение, ко-торое проявлял ко мне редактор ‘Последних Новостей’ Николай Альбертович Энгель и вполне корректное и честное отношение М.В.Серебрякова (во время моей работы в ‘Красн<,ом>, Балтийском>, Флоте» в 1921 г.).
Из писателей некоммунистов с чувством особой признательности я должен упомянуть об Акиме Львовиче Волынском, который больше всех поддержал меня в 1921-22 гг., когда ‘репортеры» и ‘дантисты’ не хотели принять меня в члены Всеросс<,ийского>, Союза Писателей, без всяких оснований считая меня двурушником, карьеристом, продажным писакой и т.д. Аким Львович как человек высококультурный и умеющий глубоко и честно мыслить после нескольких бесед со мною убедился, конечно, что я ни в какой степени не подлец, а просто крайне своеобразный человек и потому, несмотря на всевозможные мои ‘уклоны’, имеющий не меньшее право быть членом Союза Писателей, чем честнейшие ‘строкогоны’ и жрецы либеральных идеек. В Союз я вошел.
В настоящее время у меня готово к печати несколько книг, в которых есть оригинальнейшие мысли, напр<,имер>, о происхождении искусства, но, к сожалению моему, судьба неудачника отяготела надо мною и, вероятно, я не только не добьюсь известности и успеха, но погибну безвременно от голода и нищеты.
Повторю в заключение, что описание моей жизни, как внешней, так в особенности внутренней, не вмещается в рамки краткой автобиографии.
Описать же все подробно сейчас не могу: нет времени и нет… средств. Каждый день я должен читать чепуху и писать о ней пустяки, чтобы не остаться без куска хлеба и без крова над головой. А рассказать есть о чем! Природа, политика, любовь, алкоголь, разврат, мистика — все это глубоко захватывало меня и неизгладимые следы оставляло в уме и в душе. Но неудачником рожденный и в гроб должен сойти неудачником, не поведав о себе ничего и никакого следа в жизни не оставив.
Александр Тиняков
11-го апреля 1925
Ленинград