Вс. С. СОЛОВЬЕВЪ.
СВЯТОЧНЫЕ РАЗСКАЗЫ.
КАВКАЗСКІЕ ЛЕГЕНДЫ.
ДЕСЯТЬ ЛТЪ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ИЗДАНІЕ Н. . МЕРТЦА.
1904.
Откуда?
Откуда?
Откуда?, Соловьев Всеволод Сергеевич, Год: 1884
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Я вышелъ изъ дому съ тяжелой головою, съ ощущеніемъ давящей, ноющей тоски, отъ которой нтъ никакой возможности избавиться. Хотлось просто двигаться, идти куда-нибудь, безъ цли — только-бы никто не остановилъ, только-бы не надо было говорить, соображать, думать.
Меня охватилъ сырой, весь пропитанный густымъ туманомъ и городскими испареніями, петербургскій октябрьскій вечеръ. Фонари уныло мигали, пшеходы шлепали по слякоти, экипажи катились, расхлестывая кругомъ себя грязь, разнообразные голоса и звуки сливались въ монотонный гулъ — и вся эта жизнь, все это движеніе казались какимъ-то безцльнымъ дйствіемъ заведенной машины.
Я спшилъ впередъ и впередъ, наталкиваясь на встрчныхъ, чуть не попадая подъ лошадей, будто меня толкала невдомая сила, будто боялся опоздать куда-то.
Съ каждой минутой я забывался все больше и больше и переставалъ сознавать окружающее. Я очнулся было на Невскомъ, на Казанской площади, почти у самаго дышла нахавшей на меня кареты, потомъ замелькали передо мною ярко освщенные магазины Гостинаго двора — а затмъ опять забытье, туманъ, а тоска все давитъ, все ноетъ — и дышать нечмъ…
Наконецъ, я остановился.
‘Зачмъ-же я такъ спшу? Куда?..’
Я соображалъ, что среди этого моего забытья у меня явилось какое-то желаніе, какая-то цль… Я сталъ вспоминать…
‘Ну да! Конечно!.. вспомнилъ… Къ кому-же и идти теперь, какъ не къ нему?!.’
Именно въ такіе тоскливые, злые вечера, когда все раздражало, когда не хотлось никого и ничего видть — я любилъ забираться къ нему, въ его тихій, уютный уголъ. Онъ всегда дома и всегда одинъ. Онъ встрчалъ меня съ перомъ въ рук или за книгой, улыбался мн своей милой, задумчивой улыбкой и — часа три-четыре незамтно проходили въ оживленной бесд.
Онъ любилъ говорить и говорилъ увлекательно. Онъ зналъ все, всмъ интересовался, обо всемъ думалъ и размышлялъ и на все у него былъ ясный, остроумный, своеобразный взглядъ.
И при этомъ съ нимъ было мн тепло и тихо.
Онъ казался людямъ совсмъ не тмъ, чмъ былъ, его заслуги признавались, его положенію вроятно многіе завидовали, но это былъ чуть-ли не самый несчастный человкъ, какого мн привелось встртить въ жизни. Только онъ умлъ тщательно скрывать отъ всхъ свое безвыходное горе — и его считали спокойнымъ, довольнымъ, счастливымъ человкомъ.
Но я зналъ тайну ужаснаго мрака, давно уже окутавшаго всю жизнь его…
‘Конечно, къ нему, а то теперь куда-же?’
Я повернулъ знакомой дорогой и скоро былъ у слабо освщеннаго подъзда многоэтажнаго дома. Швейцаръ — старый полуидіотъ-чухонецъ — и притомъ лнтяй какихъ мало, по обычаю отсутствовалъ. Я быстро поднялся по лстниц и позвонилъ.
Дверь въ ту-же секунду отворилась — онъ отперъ мн ее самъ, будто поджидалъ меня. Я вошелъ въ знакомую переднюю, освщенную стнной лампой.
— Я такъ и зналъ, что это вы… Хорошо сдлали!— сказалъ онъ, ласково улыбаясь и протягивая мн свою маленькую, холодимо руку, которую я крпко пожалъ.
Сбросивъ пальто на стулъ, я пошелъ за нимъ черезъ темную гостиную въ его кабинетъ. Здсь, какъ и всегда, было тепло и уютно, на большомъ кругломъ стол, посреди комнаты лежали кучей книги, горли дв свчи подъ абажуромъ. Онъ услся на своемъ любимомъ низенькомъ диванчик и привычнымъ движеніемъ провелъ рукою по высокому, прекрасному лбу.
Онъ пристально глядлъ на меня и какъ-то особенно блестли его глаза, такъ что мн даже стало жутко.
Я подслъ къ нему и спросилъ:
— Что это вы такъ странно на меня глядите?
— Давно не видлъ васъ… вдь, съ самаго своего отъзда!— отвтилъ онъ.
И я вспомнилъ, что, дйствительно, съ самаго его отъзда въ деревню мы не видались.
Я сталъ его спрашивать, какъ ему жилось за это время, чмъ онъ теперь занятъ…
Онъ все улыбался, и я замчалъ въ его улыбк что-то странное, какъ-будто загадочное.
— Мн живется хорошо,— сказалъ онъ:— я никогда не думалъ, что будетъ такъ хорошо житься…
— Ну, и слава Богу!— проговорилъ я, а самъ недоврчиво соображалъ:
‘Какъ это можетъ хорошо ему быть? Вдь, ничто не могло измниться!’
— Все измнилось!— вдругъ воскликнулъ онъ, будто отгадывая мою мысль:— все измнилось. И знаете-ли, юнйшій другъ души моей (онъ съ юности моей такъ называлъ меня), знаете-ли, что никогда и не было ничего дурно и тяжело, а только такъ казалось отъ непониманія. А теперь все понятно и потому хорошо… Такъ все стройно, такой порядокъ…
Я изумлялся и недоумвалъ, слушая его — онъ до сихъ поръ никогда не говорилъ загадками…
Онъ вдругъ остановился и взялъ въ руки книгу.
— Вотъ чмъ я теперь занятъ!— сказалъ онъ, указывая мн ее.
Я взглянулъ — и увидлъ странные, непонятные знаки.
— Позвольте… что-не это за книга? На какомъ язык?.
Я протянулъ руку, но онъ отдернулъ книгу и закрылъ ее.
— Нтъ, вамъ еще рано!— тихо и какъ будто даже съ грустью произнесъ онъ:— вы еще не поймете… а я вотъ все понимаю!.. Если-бъ вы могли разобрать хоть одно слово, то бросили-бы все и ушли… но этого нельзя… Это непорядокъ!..
Я вскочилъ съ дивана, на которомъ сидлъ рядомъ съ нимъ, и остался неподвиженъ, какъ прикованный къ мсту. Я почувствовалъ вдругъ что-то такое странное, неизъяснимое. Сердце будто остановилось, на меня повяло ледянымъ холодомъ. Я невольно закрылъ глаза. Мн казалось, что я умираю.
Не знаю долго-ли это было. Но вотъ я открылъ глаза и въ ужас схватился за голову.
— Боже мой! Да что-же это?.. Гд я?
Я стоялъ посреди темной, совсмъ пустой комнаты, едва замтно озаряемой съ улицы отблескомъ фонарей. Кругомъ все тихо — ни звука, ни шороха…
Я все вспомнилъ!.. Что-же это?! Вдь, я самъ четыре года тому назадъ провожалъ его гробъ изъ этой квартиры!
Я хотлъ крикнуть — и не могъ, я чувствовалъ, какъ поднимаются дыбомъ мои волосы… Я кинулся въ гостиную — она такъ-же пуста и только у одной стны я разглядлъ приставленную лстницу и рядомъ ведро съ известкой…
Я бжалъ дальше. Въ темной передней я наткнулся на брошенное на полъ мое пальто, машинально подхватилъ его и кинулся къ двери.
‘А что если она заперта?’ — съ отчаяніемъ и ужасомъ мелькнуло у меня въ голов.
Но дверь была не заперта. Я распахнулъ ее и не знаю, какъ сбжалъ съ лстницы. Швейцара попрежнему не было. Я вырвался на улицу и очутился среди тумана, мглы и слякоти.
Тутъ только я нсколько пришелъ въ себя. Дрожа всмъ тломъ, я надлъ пальто. Но шляпы не было — я оставилъ ее тамъ — гд? Какъ? Не знаю.
Я побжалъ, какъ сумасшедшій.
Удивляюсь, какъ это никто не остановилъ меня.
1884 г.