Открытое письмо А. Пешехонову и вообще нашим ‘социал-сутенерам’
Нет красоты, увяла молодость: и сухощавая, черная дева, лет под 40, отстаивает права ‘любовницы’ серной кислотою… Так поступают уже лет 50-60 социал-демократы в литературе. Таланта — нет, поэзии на страницах их толстых журналов — нет, Толстой и Достоевский печатались не в их журналах… Вся классическая литература прошла мимо них: остается ‘выжигать глаза’ Пушкину, которому предпочитают Надсона и даже Некрасова, Достоевскому, интереснее которого находят Шпильгагена. Толстой откупился от них своим ‘Не могу молчать’ и ‘Стыдно’, — как та девочка в сказке, которую преследует колдунья и которая ‘помазала маслом петли в воротцах’, чтобы они затворились и задержали на минуту бабу-ягу. Не надо напоминать никому, что до ‘Не могу молчать’ Толстой был пренебреженной величиною в нашей левой журналистике, на которого и в пору ‘Войны и мира’, и в пору ‘Анны Карениной’ были вылиты массы той же едкой, обезображивающей жидкости… Скажут: все же их читали. Ну, не очень: в Пушкине так мало нуждались, что в 80-х годах его сочинений не было на рынке и их нельзя было получить иначе как у букинистов в качестве ‘редкости’… Что сказали бы о цензуре, какой стон бы подняли, и стон этот держался бы век, если бы она на десять лет запретила все сочинения, вообще Пушкина… Но это сделали Чернышевский, Добролюбов и Писарев… и общество промолчало.
По существу дела и принимая во внимание далекие горизонты литературы, получить такой ‘кислоты’ в лицо почти составляет честь для писателя… Но ‘пока солнышко взойдет — роса глаза выест’. Есть теперь для писателя наконец читатели, есть Россия: и каждому писателю, насколько он верит в себя, хочется жить теперь, а не в ‘библиотечной памяти’ потомства. Вот вещь, которая вызывает к спору. А когда он состоит в ‘кислоте’ старой девы, пробуждает мысль о некоторой ‘потасовке’ отвергнутой любовнице…
Струве, оказывается, был только ‘застрельщиком’ в реченной ‘компании’… Проделав в ‘Вехах’ совершенно то же, что сделал я, — он с опущенным забралом кинулся на меня и на защиту ‘революции’. ‘Прибудет читателей’ у его жалких книг, скучных даже и для либералов… Но теперь далеко оставляет за собою Струве один из столпов ‘Русского Богатства’, г. Пешехонов, не на страницах толстого петербургского журнала, а на страницах ‘Русск. Ведом.’. Профессорская газетка, ‘скорбная умом’, предоставила свои столбцы литературно-недозволительной статье, уверенная, что это хоть и клякса, зато яркая. ‘Таланта’ в ‘Русск. Вед.‘ немножко прибыло…
Ну, принимаю все обвинения г. А. Пешехонова: что я сотрудничаю в разных изданиях, везде — получаю гонорар, гонорара этого — больше, чем у Пешехонова… И наконец, принимаю самую его квалификацию, что это — бесчестно.
‘Розанов — бесчестен’. Соглашаюсь.
Так, господа: я все-таки не вор. Статьи, каковы бы они ни были, все же мною написаны, и гонорар мною заработан. Им ли меня корить в этом, из революционных ли кругов, когда хорошо известно, что они 1) никого не лечат, 2) нигде не служат, 3) в учителях не состоят, 4) писать не умеют или почти не умеют, и все ‘обуты, одеты и сыты’, часто с женами и детьми, на чей-то чужой счет. Кто же не знает истории Лизогуба, миллионное состояние которого они обобрали и довели его до виселицы… А когда он погиб, пробовали получить и ‘остаточки’. Обо всем этом подробно и с похвалами его ‘бескорыстию’ рассказано в ‘Подпольной России’ Степняка. ‘Да: но он нам сочувствовал: нам, честным людям‘. Вообразите, гонорар я тоже получаю за статьи, коим редакторы сочувствуют. Что делать, господа: но я свой гонорар заработал, а революционеры к миллионному состоянию ‘примазались’. Г. Степняк даже негодует, что ‘остаточки’ достались родственникам…
Японские иены, финские марки, германские марки, австрийские кроны, английские стерлинги: какие из этих монет не звучали в ваших карманах, когда вы продавали родину… ‘Где доказательство?!‘ Друзья мои: да если, как было недавно обнародовано, рыцарственный император Николай I предлагал (переговоры шли через певца Тамберлика) революционеру Мадзини несколько миллионов рублей, чтобы он поднял революцию в тылу Австрии, бывшей к нам только недружелюбною во время крымской войны, то можно ли серьезно поверить, чтобы все эти иены, талеры и кроны не шли на ‘одежонку’ и ‘съестное’ нашим неработающим революционерам? Есть косвенные доказательства, вернейшие прямых. Ведь вообще неизвестно случая, чтобы революционеры отказались получить деньги… даже от совершенно частных людей, в виде милостыни. Можно ли же поверить, чтобы они их не взяли от японского, германского, английского правительства: ну, не от короля, конечно, из ‘рук в руки’, что за наивность… Но они ‘членовредительствовали’ на родине, а ‘откуда-то им текло золото’… Ведь они же не работали: это — факт! И жили: это — два. ‘Чужая деньга’ как раз и падает в это место…
И окровавленной родине, когда она, спотыкаясь, бежала, ‘друзья народа’ всадили нож в спину… Вспомните-ка, господа, французских эмигрантов, ‘призвавших иностранные войска на Францию’. Там — граф Артуа, у нас — Желябов, Перовская и последующая мелкота… Но дело то же самое, одно! ‘Нож будущему солдату в спину’. — ‘Получи цалковый’. Сколько вы, ‘любители народа’, получили Серебряков ‘по рублю’ за солдатскую шкуру?
Ведь не нужно объяснять о ‘передаточной инстанции’, что революция внутри России, что ‘распропагандированная армия’ составляла часть причины 1) успеха Японии и 2) наших ‘отступлений на укрепленные позиции’. Не все, но часть, ну — сотую, тысячную. Итак, примите этот ‘счет’, что из 1000 солдат один был ‘заколот в спину’ русским ‘другом человечества’.
Вот, милые сутенеры, в чем дело: ведь вы все — сутенеры, ‘альфонсы’ общества, частных людей, иностранных держав. Всегда и непременно — ибо все не работаете! Ну, куда деваться от этого вывода? Кушаете, а не делаете. Блаженная компания. И такая полная негодования на чужую ‘недобродетель’…
‘Суворин нажил миллионы, Розанов получает тысячи’… Сибиряков получал больше, но он вам ‘уделял’ — и вы его славили. Одного из юристов за ‘лепту’ вы иначе и не называли, как московский ‘Козьма Медичис’… Даже стихи ему писали. И секрет ваших гневов и яростей лежит просто в том, что вам не ‘высылают с заднего крыльца’… А как вы любите это ‘заднее крыльцо’ и как там выжидаете часами, сутками, неделями, когда обещает что-нибудь ‘перепасть’.
Так и я А. Пешехонову могу только ответить: ‘Сам не богат — Бог подаст’.
Впервые опубликовано: ‘Новое время’. 1910. 15 дек. No 12487.