Отелло. Венецианский мавр, Шекспир Вильям, Год: 1604

Время на прочтение: 98 минут(ы)

ОТЕЛЛО,
ВЕНЕЦІЯНСКІЙ МАВРЪ.

ДРАМА ВЪ ПЯТИ ДЙСТВІЯХЪ.

Соч. Шекспира (*).

(*) ‘Отелло’ Шекспира не въ первый разъ является на русскомъ язык: на сцен играютъ у насъ чрезвычайно-тяжолый и нескладный прозаическій переводъ, г-на Ив. П—ва, былъ въ ‘Репертуар’ даже, (когда онъ выходилъ отдльно отъ ‘Пантеона’), напечатанъ переводъ ‘Отелло’ въ стихахъ, не-смотря на это, мы ршились напечатать переводъ г-на Лазаревскаго, въ той увренности, что хорошій переводъ Шекспировой піесы, на русскомъ язык, будетъ всегда самою отрадною новостью. Ред.

ПОСВЯЩАЕТСЯ
АЛЕКСАНДРУ ЮРЬЕВИЧУ ЗИБЕРУ.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

Венеціанскій Дожъ.
Брабанціо, сенаторъ, отецъ Десдемоны.
Два другіе сенаторы.
Граціано, братъ Брабанціо.
Лодовико, родственникъ Брабанціо.
Отелло, Мавръ.
Мишель Кассіо, лейтенантъ.
Яго, знаменоносецъ Мавра.
Родриго, венеціянскій дворянинъ.
Сенаторы, офицеры, встники, музыканты, матросы, свита.
Монтано, предшественникъ Отелло въ управленіи Кипромъ.
Шутъ при Отелло.
Герольдъ.
Десдемона, дочь Брабанціо, жена Отелло.
Эмилія, жена Яго.
Біанка, любовница Кассіо.

Первое дйствіе въ Венеціи, остальныя въ Кипр.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Венеція.— Улица.

ВХОДЯТЪ РОДРИГО И ЯГО.

РОДРИГО.

Э, лучше замолчи ужъ Яго!— Мн
Казалось-бы, что дло-то твое
Не больно чисто здсь, — подумай самъ —
Вдь ты другой хозяинъ въ кошельк
Моемъ, — а ты вдь, Яго, зналъ объ этомъ….

ЯГО.

Проклятіе!— Да слушайте-жъ, синьйоръ, —
Ну, если я когда-нибудь объ этомъ
Хотя во сн мечталъ — гнушайтесь мною!

РОДРИГО.

Ты толковалъ о ненависти вчной….

ЯГО.

Вы въ-прав презирать меня, синьйоръ,
Когда я эту ненависть забуду.
Представьте: трое знаменитыхъ гражданъ
Не-разъ просили лично гордеца,
Чтобъ сдлалъ, знаете, меня своимъ
Онъ лейтенантомъ, — и, клянуся честью,
Себ я цну знаю, — кажется,
Я стоилъ-бы такого повышенья,
Но изъ тщеславія и личныхъ выгодъ,
Онъ отъ просителей отдлался
Чертовски ловко, насказавъ имъ бездну
Великолпныхъ пустяковъ, закидавъ
Ихъ кучею военныхъ терминовъ,
И наконецъ — отказъ.— ‘Я, — говоритъ, —
Себ уже назначилъ лейтенанта!’
Кто-жъ это?— Вотъ ужъ мудреца нашелъ!
Какой-то Флорентинецъ Кассіо,
Нарядный шутъ, который радъ молиться
Любой смазливой двочк, — въ бою
Ни разу неводившій эскадрона,
И дло битвы понимающій
Не лучше пряхи, — но за то куда
Какъ бойкій на теоріи, на книг….
Да, здсь и ветхіе сенаторы
Большіе то-же мастера у насъ!
Безъ практики пустая болтовня —
Вотъ все его военное искусство!
По все-таки онъ избранъ, ну — а мн,
Который бился на его глазахъ
Въ Родос, Кипр и другихъ странахъ
Языческихъ и христіанскихъ, — мн
Въ вознагражденье — бездна общаній!
Оно и кстати, — этотъ ариметчикъ —
Ужъ лейтенантъ, а я, благословясь,
Остануся ихъ мавританской чести
Пока простымъ знаменоносцемъ.

РОДРИГО.

О,
Клянуся небомъ, Яго, что теперь
Хотлъ-бы быть я палачомъ его.

ЯГО.

Но гд-же средства?— Гд-жъ, Родриго, средства?…
Вотъ службы ходъ у насъ, синьйоръ, обычный:
Чтобы служить усердно, ревностно,
Съ примрной пользой — нужны только подлость,
Рекомендательныя письма — вотъ и все!
Гд ты, святая правда старины,
Когда за первымъ шелъ всегда второй!…
Судите-же теперь, синьйоръ, вы сами —
Могу-ли Мавру преданнымъ я быть?

РОДРИГО.

Но почему-жъ его ты не покинешь?

ЯГО

О, я скажу, синьйоръ, скажу причину….
Вотъ видите: мн крпко-бы хотлось
Хоть чмъ-нибудь да заплатить ему.
Вс мы начальствовать не можемъ — такъ!…
За то-жъ не каждый и начальникъ можетъ
Имть усердныхъ, преданныхъ людей, —
Вы знаете, конечно, много ихъ —
Покорныхъ, пресмыкающихся слугъ,
Что, рабства своего лобзая цпи,
Влачатъ ярмо работы до могилы,
Какъ глупые ослы, за клокъ соломы,
А одряхлютъ — этихъ честныхъ слугъ
Кнутомъ женутъ!… Но есть, синьйоръ, такіе,
Что подъ приличной маскою усердья,
Хлопочутъ только о себ, — они,
Кажись, такъ врно служатъ, — для чего?
Чтобы набить себ карманъ врне, —
А съ золотомъ, синьйоръ, скажите сами,
Кому у насъ откажутъ въ благородств?
Вотъ это люди дльные, съ душой,
Какъ говорится, я — одинъ изъ нихъ.
Будь Мавромъ я, я-бъ не хотлъ быть Яго,
И это врно такъ, какъ вы — Родриго.
Служа ему, — что-жъ — гршенъ! не могу
Забыть и Яго бдняка.
Пусть судитъ небо насъ, по глубоко,
Душевно ненавидя Мавра, долженъ я
Казаться преданнымъ ему,— хоть, разъ
Еще клянусь, для личныхъ чисто цлей….
Да если-бъ мы поступками своими
Разоблачали тайный помыслъ сердца —
Не все-ль равно, что кинуть это сердце
Такъ, на распутье…’ Клюй, кому угодно!…
О, нтъ — я не таковъ, какимъ кажуся….

РОДРИГО.

Да, нужно, чтобы этотъ толстогубый
Былъ счастливъ, если могъ успть
Подобнымъ образомъ уладить дло.

ЯГО.

Ну, что-же! подымайте старика,
На свжій слдъ искусно наведите,
Облейте ядомъ бшеный восторгъ
Отелло…. ненавистнымъ именемъ
Его будите улицы, родню
Венеціянки подстрекните. Да,
Синьйоръ Родриго! онъ теперь въ раю
Восторговъ — бросьте-жъ ядовитый пламень
На розы счастія его, — и если
Ужъ суждено ему упиться благомъ —
Все-жъ какъ-нибудь да можно отравить
Блаженство это, — все-жъ таки вполн
Не будетъ наслаждаться гнусный Мавръ.

РОДРИГО.

Вотъ домъ ея отца, я вызову
Его моими криками.

ЯГО.

Кричите,
Синьйоръ, отчаянья ужаснымъ воплемъ,
Который тяжкою, мертвящей
Тоской сжимаетъ мысль, когда средь ночи
Шипнье огненныхъ языковъ
Пожара — мирный сонъ нежданно будитъ.

РОДРИГО.

Брабанціо! синьйоръ Брабанціо!

ЯГО.

Брабанціо! проснитесь! воры! воры!
Вставайте! Осмотрите домъ, запоры!
Зовите дочь! Скоре! воры! воры!

Брабанціо (показывается на-верху).

Кто тамъ внизу?

РОДРИГО.

Синьйоръ! семейство ваше….
Теперь семейство ваше все ли дома?

ЯГО.

Вс ль двери ваши заперты, синьйоръ?

БРАБАНЦІО.

Что за вопросъ? къ-чему? что это значитъ?

ЯГО.

Да значитъ то, что обокрали васъ!…
Но одвайтесь-же! Вамъ говорятъ —
У васъ украли половину сердца,
И душу вашу растерзали. Да,
Теперь, быть-можетъ, въ это самое
Мгновенье, дикій коршунъ заклевалъ
Уже голубку вашу…. 1) О спшите!
Набатомъ разбудите спящій городъ, —
Иначе дьяволъ васъ пожалуетъ
Почетнымъ титломъ ддушки, синьйоръ….
Идите-же, — вамъ дло говорятъ!

БРАБАИЦІО.

Что за вранье?— Вы спятили съ ума?

РОДРИГО.

Почтеннйшій синьйоръ! узнали вы
Мой голосъ?

БРАБАНЦІО.

Нтъ! но кто ты?

РОДРИГО.

Я — Родриго!

БРАБАНЦІО.

О, это низко!— я вдь запретилъ
Теб топтать пороги у дверей
Моихъ! Забылъ ты?— Я сказалъ теб
Однажды навсегда, что дочь моя
Не для тебя, — и вотъ опять, и въ полночь,
Безумно распаливши чувство
Роскошною трапезой и виномъ,
И полный странной дерзости, пришелъ
Ты мирный сонъ мой буйно возмущать….

РОДРИГО.

Синьйоръ! синьйоръ! синьйоръ!

БРАБАНЦІО.

Но потрудитесь убдить себя,
Что я еще имю столько власти,
По сану своему, и столько силъ
Въ себ, что отплачу теб за дерзость.

РОДРИГО.

О будьте терпливе, синьйоръ!

БРАБАНЦІО.

Что ты горланишь мн о воровств?
Вдь это, кажется, Венеція
Еще, и домъ мой не въ лсу, не въ пол….

РОДРИГО.

Я прихожу къ вамъ съ чистою душой,
Брабанціо!

ЯГО.

Толкуй ты съ нимъ!— Вы, синьйоръ, одинъ изъ тхъ людей, которые, не задумавшись, кинутъ Бога, если чорту вздумается кликнуть ихъ. Мы пришли сдлать доброе дло, а вы считаете насъ чуть не разбойниками.— Подумаешь, право, что вы сами бьтесь изъ того, чтобы породниться съ мавританскимъ жеребцомъ, что вы сами желаете тшить слухъ свой ржаніемъ маленькихъ своихъ внуковъ 3), сами хлопочете о томъ, чтобы добыть родичей рысистой да скаковой породы. 4).

БРАБАНЦІО.

О несчастный! кто ты презрнный?

ЯГО.

Я человкъ, синьйоръ, человкъ, который пришелъ доложить вашей милости, что Мавръ теперь въ упоительномъ восторг, а ваша дочь — въ его объятіяхъ…. 5)

БРАБАНЦІО.

Ты подлецъ!

ЯГО.

Вы — сенаторъ….

БРАБАНЦІО.

О, ты отвтишь мн за все! Тебя,
Родриго, знаю я.

РОДРИГО.

Я, синьйоръ, готовъ
Вамъ отвчать, но умоляю васъ —
Дослушать. Разв съ вашей воли,
На вашу радость, — что отчасти можетъ
Казаться вроятнымъ, — Десдемона
Въ глухую пору ночи, безъ проводниковъ
Въ наемной, бдной лодк гондольера,
Летитъ упасть въ презрнныя объятья.—
Въ добычу сладострастнаго Отелло?
О, если это вамъ, синьйоръ, извстно,
И вы благословили вашу дочь, —
То мы, конечно, дерзко и безумно
Васъ оскорбили, если-жъ вы не знали
Объ этомъ ничего еще — то мой поступокъ
Оправданъ самъ собою, — и сама
Собой уничтожается обида.
Не думайте, что я безчувственно
И грубо насмхаюсь и шучу
Надъ вами. Повторю опять, синьйоръ,
Когда изъ-подъ родительскаго крова,
Безъ вашего согласья, ваша дочь
Бжала, — о неискупимъ тогда
Ея проступокъ!… Какъ! пожертвовать
Своею красотою, дтскимъ долгомъ,
Образованіемъ своимъ, богатствомъ,
Бродячему скитальцу, пришлецу
Всесвтному!… Но правда правдою
Себя докажетъ: посмотрите сами,
Когда она теперь въ опочивальн,
Или, по-крайней-мр, въ этомъ дом
Тогда пусть грозный приговоръ закона
На голову обманщика падетъ,
И клевету презрнную накажетъ.

БРАБАНЦІО.

Огня! Зажгите факелы!… На верхъ,
Сюда! Зовите всхъ людей!— Оно
Такъ сходно съ сномъ моимъ, несчастье это!…
Ему уже я врю! о, не даромъ
Предчувствіе такъ давитъ, давитъ душу!…
Огня! огня!

(Уходятъ.)

ЯГО.

Теперь, синьйоръ, прощайте.
Я оставаться больше-не могу, —
Не-кстати, знаете, да что и пользы —
Быть мн свидтелемъ противу Мавра?
Останься-жъ я, вдь это неизбжно.—
Я знаю, — не смотря, что это дло
Сенату не покажется конечно, —
Онъ побоится отршить его:
Теперь онъ занятъ, слишкомъ кипрскою
Войною, — а по мннію его,
Другаго, кром Мавра, нтъ у насъ,
Кто-бъ могъ съ успхомъ кончить дло.
И потому, хоть я люблю его
Какъ муки адскія, — однако все-жъ,
Сообразивши врно и умно
Итогъ на-право и на-лво, я
Надну маску преданной любви,
Но, честію клянуся, только маску….
Чтобы врнй найти его, начните
Вы поиски свои отъ Саджиттери, 6)
Я съ Мавромъ буду тамъ. Теперь, прощайте!

(Уходитъ).
(Входитъ Брабанціо, за нимъ слуги съ факелами).

БРАБАНЦІО.

О Боже! слишкомъ ты врна
Моя потеря!— Да, ушла!… и старости,
Моей печальной, горькой старости
Покинула лишь слезы… только слезы!…
Гд-жъ видлъ ты ее, Родриго, гд?—
Дитя несчастное!— Ты говорилъ,
Что съ Мавромъ?— Кто теперь захочетъ быть
Отцомъ?— Какъ ты узналъ ее, Родриго?
О, обманули вы меня, мои
Надежды!— Что-жъ она теб сказала?
Давайте больше факеловъ, будите
Родныхъ моихъ!— Какъ думаешь — они
Обвнчаны уже?—

РОДРИГО.

Я думаю,
По-видимому такъ…

БРАБАНЦІО.

О небеса!—
Но какъ она ушла?— И, кровь родная,
Она мн измнила!— О, теперь,
Отцы, не врьте сердцу дочерей,
Не врьте ихъ поступкамъ.— Нтъ-ли здсь
Волшебствъ какихъ, которыми чаруютъ
Двичье молодое сердце?… Вы
Ничего такого не читали?

РОДРИГО.

Читалъ, синьйоръ, мн помнится….

БРАБАНЦІО.

Ко мн
Скорй просите брата.— О, за-чмъ
Я вамъ ее не отдалъ?— Разослать
По всмъ дорогамъ!— Вы незнаете,
Гд можно ихъ найти?

РОДРИГО.

Да, я найду
Ихъ, если вамъ угодно слдовать
Съ надежной стражею за мной.

БРАБАНЦІО.

Идемъ,
Мой другъ! Я буду спрашивать во всхъ
Домахъ, — во многихъ даже власть могу
Употребить…. Пусть люди вс вооружатся!
Да отыскать скорй ночную стражу!
О, я цню, синьйоръ, усердье ваше!

(Уходятъ).

СЦЕНА II.

Венеція.— Другая улица.

ВХОДЯТЪ ОТЕЛЛО, ЯГО, СЛУГИ.

ЯГО.

Хотя по долгу добраго солдата,
Я хладнокровно въ битвахъ убивалъ
Людей, но все-жъ-таки того я мннья,
Что грхъ противу совсти — убить
Обдуманно, во мн не достаетъ,
И очень-часто, злобы на душ,
Хоть пользы видны ясно — девять
Иль десять разъ мои врный, острый мечъ
Просился съ боку моего въ чужой 7).

ОТЕЛЛО.

Я радъ, что ты порывъ свой удержалъ.

ЯГО.

Но онъ такъ дерзко говорилъ о васъ,
Что съ маленькой моею добротой
На силу я себя переневолилъ.
Законно-ль вы обвнчаны, синьйоръ?
Со всми-ль формами, какъ водится
У насъ?— чтобъ это было врно, знаете…
Не то — ‘великолпный’ 8) такъ любимъ
И мнніемъ въ Совт столько силенъ,
(Сильне вдвое Дожа) что, пожалуй,
Еще и разведетъ онъ васъ, — своимъ
Вліяньемъ, съ помощью законовъ, онъ
Хлопотъ надлать можетъ бездну вамъ,
Мой генералъ.

ОТЕЛЛО.

Пусть онъ изобртаетъ,
Какой ему угодно планъ: — въ отвтъ,
На жалобы его и клевету,
Я раскажу почетныя заслуги
Мои Республик, — я объявлю
Мой знаменитый родъ, — когда
Увижу, что во мнніи людскомъ
Тщеславіе меня возвысить можетъ, —
Я укажу на предковъ царской крови….
По не могу-ли я безъ лишняго
Смиренія и то сказать, что счастіе
Мое всегда шло только на-ровн
Съ моею личною заслугой.
Да Яго, не люби я жарко такъ,
Такъ беззавтно милой Десдемоны,
О, я не отдалъ бы раздольную свою
Судьбину и за вс сокровища
Морей… Но посмотри, что за огни
Сверкаютъ тамъ?

(Входитъ Кассіо, въ нкоторомъ отдаленіи офицеры съ факелами).

ЯГО.

Конечно, пробужденный
Отецъ съ родней своей.— По мн, синьйоръ,
Такъ лучше-бъ вамъ уйти отсюда.

ОТЕЛЛО.

Нтъ!
Я долженъ здсь остаться. Мой характеръ,
Мой санъ и совсть чистая меня
Правдиво выкажутъ… Такъ, это онъ
Дйствительно?

ЯГО.

Клянуся Янусомъ,
Я, кажется… да, точно я ошибся.

ОТЕЛЛО.

Мой лейтенантъ и офицеры Дожа!
Да будетъ ночь, друзья, на радость вамъ!
Что новаго?

КАССІО.

Привтствуетъ васъ Дожъ,
Мой генералъ!— онъ ждетъ васъ съ нетерпньемъ
Теперь, сію-жъ-минуту.

ОТЕЛЛО.

Дожъ? теперь?
Не знаешь-ли за-чмъ?

КАССІО.

Мн кажется,
Получены извстія изъ Кипра,
Дла должны быть важныя. Съ галеръ
Явились къ намъ, за эту ночь, уже
Двнадцать встниковъ. Сенаторы
Почти ужъ вс у Дожа собрались,
Къ вамъ посылали на домъ много разъ,
Но васъ ни-разу дома не застали.
Теперь три партіи солдатъ везд
Васъ по городу ищутъ.

ОТЕЛЛО.

Ну, я радъ,
Что вы нашли меня. Полслова только
Скажу домашнимъ, и потомъ пойдемъ
Вс вмст.

КАССІО.

Что подлываетъ здсь
Нашъ генералъ, скажи-ка, Яго!

ЯГО.

Э, въ эту ночь, нашъ генералъ гальйонъ
Богатый захватилъ, и если призъ
Окажется законнымъ — дло въ шляп!

КАССІО.

Я ничего не понимаю, Яго!

ЯГО.

Ну, онъ женился.

КАССІО.

Яго! онъ женился?
На комъ?

(Отелло вхдитъ).

ЯГО.

На… Генералъ! угодно вамъ
Идти?

ОТЕЛЛО.

Идемъ скоре.

КАССІО.

Вотъ другой
Отрядъ, который тоже ищетъ васъ.

(Входятъ Брабанціо, Родриго и ночная стража съ факелами и оружіемъ).

ЯГО.

Брабанціо! О, будьте осторожнй,
Мой генералъ! Конечно, онъ идетъ
Съ дурнымъ намреньемъ.

ОТЕЛЛО.

Остановитесь!

РОДРИГО.

Синьйоръ, вотъ Мавръ!

БРАБАНЦІО.

Схватить ночнаго вора!

(Об стороны обнажаютъ мечи).

ЯГО.

А, это вы, Родриго! Не угодно-ль вамъ
Начать со мною?

ОТЕЛЛО.

Вложите свтлые
Мечи! Да не покроетъ ржавчиной
Роса полночи доблестную сталь.

(Къ Брабанціо).

Синьйоръ! вы можете повелвать
Успшнй, нежели оружіемъ,
Своею честной сдиною здсь.

БРАБАНЦІО.

Безчестный воръ! гд дочь? гд дочь моя?
Проклятый, какъ твое искусство, ты
Очаровалъ ее.— Судите-жъ насъ,
Вы, люди добрые!.. Могла-ль она,
Безъ чаръ, безъ гнусныхъ заклинаній,
Она — прекрасная, счастливая,
Едва расцвтшая, любивши такъ
Свою двичью волю, отказавши гордо
Богатымъ, благороднымъ женихамъ
Роднаго города… могла-ль она
Ршиться, — бросивъ на позоръ толпы
Безстыдно имя честное, — бжать
Въ глухую ночь отъ двственнаго ложа
Въ объятья чорнаго урода, Мавра?..
Не правда-ль, отвращенье, а не страсть,
Вселить онъ только можетъ?.. Будь судьей
Моимъ весь міръ!.. О это слишкомъ-видно,
Что только чарами нечистыми
Ты могъ увлечь ее, что только травами,
Да наговорами могъ воспалить
Въ невинномъ сердц темныя желанья…
О, это все разсмотрятъ!— Да… оно
Иначе быть не можетъ!.. Между-тмъ
Я долженъ взять тебя за твои развратъ,
За гнусную, проклятую науку,
Противную законамъ… Взять его!
Живаго или мертваго — по взять!

ОТЕЛЛО.

Остановитеся, рабы!— и вы,
Друзья мои, остановитесь…
О, если нужно дйствовать мечомъ,
Помощниковъ не нужно мн!.. синьйоръ,
Гд вамъ угодно выслушать меня?

БРАБАНЦІО.

Въ тюрьму тебя, — пока въ урочный срокъ
Не призовутъ къ отвту предъ лицо
Закона.

ОТЕЛЛО.

Какъ-же я могу, синьйоръ,
Повиноваться вамъ, не презирая
Велній Дожа? Вотъ кругомъ его
Служители… Они зовутъ меня
Въ Совтъ, по государственному длу.

ОФИЦЕРЪ.

Дйствительно, достойнйшій синьйоръ!
Свтлйшій Дожъ уже въ Совт. Къ вамъ
Я тоже, думаю, уже послали.

БРАБАНЦІО.

Какъ, Дожъ уже въ Совт? Въ полночь?— Отвести-жъ
Его туда, и это дло важно.
Великій Дожъ и благородные
Сенаторы должны считать, мою
Обиду личнымъ оскорбленьемъ.
Да, ежели мы будемъ оставлять
Подобныя дла безъ наказанья…
Такъ скоро эта сволочь нехристей
Поганыхъ, да рабовъ, предписывать
Начнетъ свои законы самому
Сенату.

СЦЕНА III.

Зала совта.— Дожъ и сенаторы сидятъ за столомъ.— Офицеры.

ДОЖЪ.

Вс эти всти столько разногласны,
Что трудно врить ямъ.

1-Й СЕНАТОРЪ.

Дйствительно,
Он довольно-странны.— У меня
Въ письм показано сто-семь галеръ.

ДОЖЪ.

Въ моемъ сто-сорокъ.

2-Й СЕНАТОРЪ.

А въ моемъ такъ двсти.
Но хоть во всхъ извстьяхъ этихъ счетъ
Невренъ, — гд одн догадки, тамъ
Противурчья ужъ необходимы, —
По-крайней-мр, нтъ сомннья въ томъ,
Что это Турки, и что этотъ флотъ
Идетъ на Кипръ.

ДОЖЪ.

Все это можетъ быть,
Но на извстьяхъ этихъ не хочу
Я строить никакихъ распоряженій)
Я признаю за врное одно —
И, признаюся, — не совсмъ спокойно, —
Что намъ грозитъ опасность велика.

МАТРОСЪ (извн).

Ого!
Еще, еще!

(Входитъ офицеръ съ матросомъ).

ОФИЦЕРЪ.

Вотъ посланный съ галеръ!

ДОЖЪ.

Опять? Ну, что?

МАТРОСЪ.

Турецкій флотъ готовъ
Начать осаду острова Родоса:
Синьйоръ Анджело приказалъ объ этомъ
Республик донесть.

ДОЖЪ.

Что скажете
Объ этой перемн плана?

1-й СЕНАТОРЪ.

Что это явное безуміе,
Или пустая хитрость, что они
Движеньемъ этимъ думаютъ закрыть
Прямую только цль.— Подумайте,
Какъ важенъ Туркамъ Кипръ, и какъ
Они прекрасно понимаютъ это,
Подумайте, что сколько онъ дороже
Для нихъ Родоса, столько-же слабй,
Что средства для защиты у него
Въ сравненіи съ Родосскими ничтожны, —
Примите это все въ соображенье,
И согласитесь посл, что враги
Не столько-же безумны, чтобъ, оставивъ
Въ тылу столь важный постъ, и презирая,
Съ побдой врную, богатую
Добычу, — побжали дерзко такъ
На безполезную опасность.

ДОЖЪ.

Нтъ, по всмъ
Соображеньямъ — не Родосъ ихъ цль!

ОФИЦЕРЪ.

Еще извстье!

(Входитъ новый встникъ).

ВСТНИКЪ.

Корабли враговъ
Идутъ теперь открыто на Родосъ,
Уже соединившись съ новымъ флотомъ.

1-Й СЕНАТОРЪ.

Охъ, такъ
И я разсчитывалъ!… Какъ полагать
Примрно можно-бы у нихъ число
Запасныхъ кораблей?

ВСТНИКЪ.

До тридцати
Судовъ.— Теперь враги идутъ на Кипръ,
Ни мало не скрывая ужъ своихъ
Намреній.— Синьйоръ Монтано, вашъ
Достойный, доблестный слуга, послалъ
Меня вамъ объявить объ этомъ дл,
И проситъ врить истин его.
Теперь, по-крайней-мр, знаемъ мы,
Что цль ихъ — Кипръ.— А гд нашъ Маркъ Люккезе?

1-Й СЕНАТОРЪ.

Теперь въ Флоренціи.

ДОЖЪ.

Пишите-же
Къ нему, чтобъ онъ немедленно пріхалъ.

1-Й СЕНАТОРЪ.

Вотъ и Брабанціо, и храбрый Мавръ.

(Входятъ Брабанціо, Отелло, Яго, Родриго и офицеры,).

ДОЖЪ (къ Отелло).

Достойный генералъ! судьба войны
Противъ враговъ всеобщихъ — Оттомаповъ
Должна принадлежать по праву вамъ.
Я васъ не вижу…. (Къ Брабанціо). Здравствуйте, синьйоръ!
Намъ такъ необходимы въ эту ночь
Совты ваши, ваша помощь….

БРАБАНЦІО.

Ахъ! и мн
Необходима ваша помощь, Дожъ!
Простите мн! Не долгъ мой, не дла
Республики меня подняли съ ложа, —
Теперь далекъ я отъ всего чужаго,
Теперь въ своей душ ношу я, Дожъ,
Суровую печаль, — для новыхъ чувствъ
Она окаменила сердце мн.

ДОЖЪ.

Что съ вами?

БРАБАНЦІО.

Дочь моя! о дочь моя!

СЕНАТОРЪ.

Что, умерла она?

БРАБАНЦІО.

Да! для отца,
Для старика сдаго умерла…
Ее, дитя, опутали соблазномъ,
Обвили чарами ей сердце молодое,
Ее украли у меня…. Могла-ль
Она, имя очи, здравый смыслъ,
Такъ глубоко сама упасть?— О нтъ!
Безъ чародйства это невозможно!

ДОЖЪ.

Кто-бъ ни былъ онъ, похитившій разсудокъ
У вашей дочери, и дочь у васъ —
Кто-бъ ни былъ этотъ человкъ, синьйоръ, —
Вы сами прочитаете предъ нимъ
Кровавыя страницы страшныхъ книгъ
Неумолимаго закона…. да!
Хотя-бъ вы обвинили нашего
Роднаго сына.

БРАБАНЦІО.

Дожъ, благодарю!
Благодарю васъ, справедливый Дожъ!
Онъ здсь, межъ нами, это — Мавръ!

ДОЖЪ И СЕНАТОРЫ.

Отелло?—
Какъ непріятно это намъ!— Ну, что-жъ
Вы можете сказать въ свою защиту?—

БРАБАНЦІО.

Да, что-жъ онъ скажетъ противъ истины
Святой!

ОТЕЛЛО.

Достойные, почетные
Синьйоры! Повелители мои
Великодушные и благородные!
Да, правду онъ сказалъ, что въ эту ночь
Я дочь его похитилъ, — что потомъ
Я обвнчался съ ней — и это правда.
Вотъ преступленіе мое!… Языкъ
Мой грубъ, я не умю фразъ клеить, —
Въ семь лтъ, чуть только заиграла сила
Въ крови горячей, дтскою рукой
Я мечъ схватилъ, — и, кром девяти
Послднихъ лунъ, все нжилъ долю я
Свою въ широко-вольномъ пол битвъ,
Подъ бднымъ полотномъ солдатскаго
Шатра… Да, съ свтомъ вовсе незнакомъ я,
И все, о чемъ-бы могъ я говорить
Все только — кровь да битвы…. Какъ-же мн
Осмлиться предъ вами защищаться?
Но все-жъ, надясь на терпнье ваше,
Доврчиво я разскажу простую,
Безъ вымысла, безъ украшеній, повсть
Любви моей, — и вы увидите,
Какою сверхъ естественною силой,
Какими чарами и заклинаньемъ,
Плнилъ я Десдемону.

БРАБАНЦІО.

Двочка
Такая робкая, краснвшая
Стыдливо при движеньи каждомъ,
Такая тихая — могла-ль она,
Забывъ свой полъ, и родину, и честь.—
Все это принести ему на жертву,
Тогда, какъ на него смотрть она
Боялась? Можно-ли предполагать,
Чтобъ это чистое, прекрасное созданье,
Презрло вс законы естества
Само-собой? Не должно-ли искать
Причину заблужденья въ таинствахъ
Ужасныхъ ада? Повторяю вновь,
Что только зельями волшебными,
Воспламенившими тревожно кровь,
Что только очарованнымъ напиткомъ
Онъ могъ увлечь несчастную ее.

ДОЖЪ.

Но обвиненіе не есть улика,
Безъ доказательствъ боле прямыхъ
И ясныхъ, по однимъ догадкамъ вашимъ,
Основаннымъ на мелкихъ предразсудкахъ,
Законъ не можетъ обвинить его.

1-Й СЕНАТОРЪ.

Но говори-жъ теперь ты самъ, Отелло!
Преступно-ли ты распалилъ любовь
И страсть на сердц двы молодой,
Или ты вымолилъ любовь у ней,
Или откликнулась душа ея
Да зовъ родной твоей души?

ОТЕЛЛО.

Прошу,
Синьйоры, васъ послать за ней…. И пусть,
Въ присутствіи отца, она сама
Разскажетъ все.— Когда вы изъ рчей
Ея увидите, что я преступникъ…
О, отнимите у меня тогда
Доврье ваше, мой высокій санъ…
Нтъ! мало этого — возмите честь
Мою и опозоренную жизнь.

ДОЖЪ.

Послать за Десдемоной.

ОТЕЛЛО.

Проводи
Ихъ, Яго, ты скорй найдешь ее.

(Яго и офицеры уходятъ.)

Пока-жъ она придетъ, — такъ откровенно,
Какъ передъ небомъ исповдую
Грхи свои, — я разскажу предъ вами,
Какъ пріобрлъ любовь я Десдемоны,
Какъ Десдемона полюбила Мавра.

ДОЖЪ.

Мы слушаемъ, Отелло, васъ.

ОТЕЛЛО.

Отецъ
Ея любилъ меня, нердко звалъ
Въ свои домъ, съ участьемъ спрашивалъ
О приключеніяхъ былыхъ, годъ за годъ,
О битвахъ, объ осадахъ, обо всемъ
Что встртилъ я, что перенесъ. Предъ нимъ
Я развивалъ всю жизнь, отъ колыбели
До нашего послдняго свиданья.
Я говорилъ о бдствіяхъ своихъ,
О приключеньяхъ на моряхъ, на суш,
О томъ, какъ я едва лишь избжалъ
Однажды врной, страшной гибели
Въ остервененной схватк на пролом,
О томъ, какъ одолвшій врагъ увлекъ
Меня въ неволю горькую, — и какъ потомъ.
Освободился изъ неволи я.
Я говорилъ о путешествіяхъ
Своихъ, — о безпредльности пустынь,
О мрачныхъ подземельяхъ и глухихъ
Пещерахъ, объ утесахъ, о горахъ,
Упершихся главами въ небеса,
О Каннибалахъ, пожирающихъ
Одинъ другаго, объ Антропофагахъ,
О людяхъ, у которыхъ плечи выше
Ихъ головы, — и скромную бесду
Мою любила слушать Десдемона…
Случалося: домашнія заботы
Ее отъ насъ нердко отзовутъ,
Но какъ она, едва окончивъ ихъ,
Поспшно возвращалась къ намъ опять
И жадно слушала мои разсказы!
Я это видлъ — и не долго ждалъ,
Пока изъ милыхъ устъ ея услышалъ
Желанье доброй, пламенной души,
Чтобы опять я разсказалъ ей повсть
Моихъ прошедшихъ лтъ, одни отрывки
Извстны были ей.— Я говорилъ —
И слезы на очахъ ея дрожали,
Когда въ разсказ врно отражались
Страданья бдной юности моей…
Когда я кончилъ — за мои страданья
Она мн много вздоховъ подарила,
Потомъ, съ улыбкой грустнаго участья,
Она сказала: ‘Ахъ, какъ это странно!
О, какъ печально! какъ печально это!’
Она уже жалть была готова,
Что слушала меня, и между тмъ
Сама хотла быть мужчиной.— Нжно
Она меня благодарила… и потомъ
Сказала такъ наивно: ‘Если есть
У васъ, Отелло, другъ, который-бы
Меня уже любилъ, — такъ научите,
Его разсказывать исторью вашу,
Чтобъ полюбить и я его могла…’
И посл этого полупризнанья
Подумалъ я: — ты полюбила
Меня за горе, добрая душа,—
Я полюбилъ тебя за состраданье…
Вотъ все, чмъ я причаровалъ се!
По вотъ и Десдемона, пусть она
Сама разскажетъ вамъ.

(Входятъ Десдемона, Яго и свита.)

ДОЖЪ.

Я думаю
О томъ, что если-бы разсказъ его
Слыхала дочь моя… О, добрый нашъ
Брабанціо! устройте къ лучшему
Все это.— Человкъ съ обломками
Оружія врне все-таки
Сражается, чмъ вовсе безоружный…

БРАБАНЦІО.

Постойте-жъ, слушайте ее, — и если
Она признается, что съ доброй воли
Покинула сдаго старика-отца,—
‘О, пусть тогда проклятіе сожжетъ
Сдины эти, если я укоромъ
Хотя однажды опозорю Мавра.
Ко мн, о благородная синьйора!
Ты не замтила, о дочь моя,
Средь этого блестящаго собранья
Того, кто столько правъ святыхъ иметъ
На все вниманіе твое?

ДЕСДЕМОНА.

Отецъ!
Судьба ужъ раздлила право это.
За жизнь, за воспитаніе свое,
Обязана я вамъ — и это все
Меня заставитъ уважать васъ вчно.
Вы были повелителемъ моимъ
По праву, — и, какъ женщина, до сей
Поры была я только дочь… по — вотъ
Мои мужъ.— Какъ мать моя повиновалась
Вамъ предпочтительно передъ отцомъ
Своимъ, — такъ я должна покорной быть
Супругу своему Отелло.

БРАБАНЦІО.

Да сохранитъ васъ Божья благодать!—
Я кончилъ… (Дожу) Не угодно-ль перейдти
Теперь къ дламъ общественнымъ.— О, легче
Любить пріемыша, чмъ милое
Дитя, изъ крови сердца нашего
Рожденное… Отелло! подойди
Ко мн. Я отдаю ее теб
Отъ всей души, — ее, которую
Отъ всей души хотлъ-бы я хранить
У своего покинутаго сердца…
Но ты уже владешь ею, Мавръ…
Мое сокровище! о дочь моя!
Я радъ, что не имю больше васъ…
Поступокъ твой заставилъ-бы меня
Жестокимъ быть, — заставилъ-бы меня
Ковать дтей цпями… Дожъ! я кончивъ.

ДОЖЪ.

Позвольте-жъ мн за васъ договорить,
Синьйоръ!— Позвольте, убжденіе
Свое сказать, — и пусть оно поможетъ
Супругамъ молодымъ опять войдти
Въ любовь и милость вашу.— Если мы
Вс средства истощили для того,
Чтобы отвесть ударъ, и выпили до дна
Всю чашу горя — легче намъ тогда,
И сердце вновь знакомится съ надеждой…
Оплакивать былое горе — значитъ
Вновь это горе на сердце сбирать.
Кто переноситъ гордо, хладнокровно
Удары неизбжные судьбы, —
Тотъ самъ смется надъ судьбою…
Окраденный самъ крадетъ кое-что
У вора равнодушною улыбкой,
Горюя-жъ безполезно, самъ себя
Онъ добиваетъ только.

БРАБАНЦІО.

Ну, такъ пусть
Отнимутъ Турки Кипръ у насъ, его,
По-этому, ничуть не потеряемъ мы
До-той-поры, пока своей потер
Смяться будемъ. Добрые совты
Тому пріятны, кто найдти уметъ
Въ нихъ утшеніе, по терпитъ тотъ
Вдвойн — отъ горя и совтовъ дружнихъ,
Кто долженъ взять взаймы терпнья,
Чтобъ расплатиться хоть съ одной печалью…
Для утшенія или на смхъ
Читаются совты эти намъ —
Двусмысленны всегда они, — слова —
Всегда слова…. и я еще не слышалъ,
Чтобъ въ истинно-растерзанное сердце
Могли слова пустыя проникать.—
Я умоляю васъ, синьйоры, перейдемъ
Теперь къ общественнымъ дламъ.

ДОЖЪ.

Для осады Кипра Турки длаютъ огромныя приготовленія.— Отелло, вы, конечно, лучше другихъ знаете крпкое положеніе этого острова, и — хотя мы имемъ тамъ совершенно-достойнаго офицера, — между-тмъ общее мнніе, этотъ полновластный ршитель событій, слишкомъ самоувренно указываетъ на васъ, — изъ благодарности вы должны пожертвовать восторгами еще новаго счастія для предпріятія труднаго и опаснаго.

ОТЕЛЛО.

Привычка — деспотъ, для меня теперь,
Достойные синьйоры, одръ желзный,
Да камень въ изголовьи— тотъ-же пухъ
На.пол битвы…. Признаюсь — война,
Ея опасности, труды, лишенья,
Дарятъ мн много, много наслажденья….
Я радъ идти противу Оттомановъ,
Но, преклонивъ главу мою, молю
Васъ о жен: не дайте ей замтить,
Что безъ меня, она здсь — сирота….

ДОЖЪ.

Она остаться можетъ, если вамъ
Угодно, у отца.

БРАБАЦЦІО.

Я не хочу.

ОТЕЛЛО.

Ни я.

ДЕСДЕМОНА.

Ни я.— Минувшей горести
Своимъ присутствіемъ я не хочу
Напомипать ему.— Не правда-ли,
Не захотите вы, великодушный Дожъ,
Отвергнуть искренней мольбы моей?—
Она проста и такъ естественна,
Синьйоръ….

ДОЖЪ.

Что-жъ вамъ угодно, Десдемона?

ДЕСДЕМОНА.

Что истинно и глубоко люблю
Я Мавра — въ этомъ всхъ заврить можетъ
Моя ршимость — раздлить труды
Его опасной доли, — для него
Сдастся, полюблю я робкимъ сердцемъ
И самую войну, — лицо Отелло
Я видла въ душ его великой, —
И душу, и судьбу свою охотно
Я посвятила доблестной судьб
Его.— И вотъ онъ безъ меня пойдетъ
На вс опасности войны, и я
Останусь чуждою той доблести,
Которой онъ очаровалъ меня…
И, грустная, должна я много дней
Тяжолыхъ пережить далеко отъ него….
Позвольте, Дожъ, мн слдовать за Мавромъ.

ОТЕЛЛО.

Синьйоры!— ваши голоса, синьйоры….
Пусть вольно выберетъ она дорогу,
Я умоляю васъ.— Свидтель небо —
Теперь я забываю страсть свою,
И васъ прошу объ этомъ не за тмъ,
Чтобъ наслажденіемъ залить огонь
Ея…. О нтъ! по только, чтобъ душ
Ея покой и счастье подарить.
И пусть проститъ вамъ небо, если вы
Подумать можете, что чрезъ нее
На мигъ забуду я свой важный подвигъ….
Да, если страсть оцпенитъ мой духъ
Презрнной слабостью, забвеньемъ долга, —
Пусть бабы шлемъ мой боевой поставятъ
Между своихъ горшковъ, и имя Мавра
Пусть заклеймитъ на вкъ пятно позора.

ДОЖЪ.

Ршите-жъ сами это, какъ хотите….
Межъ-тмъ опасность все ростетъ,
И вамъ спшить необходимо. Вы
Должны ухать въ эту ночь.

ДЕСДЕМОНД.

Теперь,
Синьйоръ мой, въ эту ночь?

ДОЖЪ.

Да! въ эту ночь.

ОТЕЛЛО.

Отъ всей души.

ДОЖЪ.

А по-утру, часу
Въ девятомъ, мы увидимся опять,
Синьйоры, здсь.— Отелло! вы оставьте
Здсь офицера своего — онъ вамъ
Доставитъ всть о томъ, на что ршимся,
А между-тмъ онъ можетъ выполнить
И ваши порученья.

ОТЕЛЛО.

Если вамъ
Угодно — я оставлю моего
Знаменоносца, въ врности его
И честности я убжденъ, ему
Я поручу заботы о жен,
И все, чмъ вы, синьйоръ, снабдить меня
Благоволите.

ДОЖЪ.

Это кончено.—
Синьйоры! доброй ночи.— Да, Брабанціо,
Мой благородный другъ! вдь правда, что
Прямая доблесть не нуждается
Въ мишурной красот…. и зять вашъ Мавръ
Прекрасенъ, — хоть и чоренъ онъ.

1-Й СЕНАТОРЪ.

Прощайте, храбрый Мавръ! Блаженствуйте
Любовью Десдемоны.

БРАБАНЦІО.

Но гляди
За нею, Мавръ, но не спускай очей
Съ нея, она съумла обмануть
Отца, — обманетъ и тебя коварно.

(Дожъ, сенаторы и офицеры уходятъ).

ОТЕЛЛО.

Нтъ, жизнію ручаюсь за нее!…
Итакъ, мой честный Яго, Десдемону
Оставлю твоему усердью я,
Пусть ей сопуствуетъ твоя жена,
И въ добрый часъ устрой ты ихъ отъздъ.
Ко мн, мой ангелъ Десдемона!… Часъ,
Часъ только намъ остался для любви,
Бесды, нжныхъ о теб заботъ…
Что-жъ длать?— повинуемся судьб….

(Отелло и Десдемона уходятъ).

РОДРИГО.

Яго!

ЯГО.

Ну, что ты скажешь, доблестный Родриго?

РОДРИГО.

А! угадай, на что ршился я?

ЯГО.

Дло видимое — добраться до койки, да на боковую.

РОДРИГО.

Я хочу утопиться, — непосредственно утопиться.

ЯГО.

Топись — пожалуй, — но если ты это сдлаешь — кончено! я перестаю любить тебя. Да и для чего-бы это, многоумный синьйоръ мой?

РОДРИГО.

Да, для того, Яго, что глупо-же жить, когда жизнь одно мученіе,— и если къ-тому-жъ единственный лекарь намъ смерть, то и слдуетъ, что при этомъ раз должно умереть.

ЯГО.

О бдный! бдный!— Я гляжу на міръ уже цлые двадцать-восемь лтъ, и съ-тхъ-поръ, какъ научился различать благодянія отъ оскорбленій, ни разу не встртилъ еще человка, который-бы постигъ великое искусство — любить себя…. И прежде — сказалъ-бы я — чмъ топиться изъ любви къ какой-нибудь двчонк, прежде я-бы обмнялся своимъ человчествомъ съ любою обезьяной.

РОДРИГО.

Да что-жъ я буду длать? Признаться, оно и самому мн какъ-то неловко отъ этой дури, да какою-жъ добродтелью поможетъ ты горю?

ЯГО.

Добродтелью! Фи!— Быть тмъ или другимъ зависитъ чисто отъ насъ. Тло наше — садъ, садовникъ — воля: и — разводимъ-ли мы крапиву или семъ латукъ, выращаемъ иссопъ или тминъ, лелемъ одинъ родъ травъ, или вырываемъ съ корнемъ другой, длается-ли этотъ садъ отъ безпечности нашей безплоднымъ или, въ-слдствіе труда, приноситъ плодъ обильный — все, все это въ нашей вол.— Если бы на всахъ нашей жизни чашка разума не была въ равновсіи съ чашкою страстей, то бурное волненіе крови и пошлыя желанія нашей природы приводили-бы насъ всегда къ самому бдственному концу,— но мы имемъ разумъ, который укрощаетъ наше бшеное чувство, жажду наслажденія, наши неумиримыя страсти…. Изъ чего и слдуетъ, что эта вещица, которая у васъ зовется любовью — просто, сухая дрянь, которую садовникъ хладнокровно обскаетъ на старыхъ деревьяхъ….

РОДРИГО.

Ну, это ужъ вздоръ, Яго.

ЯГО.

Просто — лишній градусъ волненія крови, маленькая уступка со стороны воли. Ну, перестань-же,— будь человкомъ!— Ты хочешь утопить себя?.. вдь топятъ только кошекъ, да слпыхъ щенятъ.— Я объявилъ уже себя твоимъ другомъ, и повторяю еще, что я связанъ съ твоими интересами самыми неразрыв ными узами.— Я не могу никогда лучше услужить теб, какъ именно теперь… Нужно только запастись теб порядочнымъ кошелькомъ… Слдуй за нами на войну, не мшаетъ наклеить бороду, чтобъ не быть, знаешь, такимъ хорошенькимъ… Ну, и опять я говорю, наполни порядкомъ кошелекъ свой… Дло ршеное — Десдемона не будетъ долго нжничать съ своимъ Мавромъ… не мшаетъ, помни, запастись деньгами… такъ точно какъ и Мавръ съ нею. Начало-то было у нихъ слишкомъ-горячо, — поврь, что также скоро пойдетъ дло и къ концу… не забудь только о полновсности кошелька своего… Эти Мавры — народъ не слишкомъ-то постоянный… дло въ томъ, чтобъ кошелекъ твой не истощался… самый лакомый кусочекъ скоро покажется ему горьче полыни.— Уже потому, что она молода, она должна перемниться. Пусть только насытитъ съ Мавромъ первую страсть — и она захочетъ поправить ошибку своего выбора. Она должна перемниться, — должна, повторяю я… между-тмъ наполни получше кошелекъ свой. Если ужъ непремнно хочется пропасть теб — все-жъ можно выдумать для этого способъ поделикатнй, нежели просто утопиться… Припаси золота какъ-можно больше… Если мой геній и вс силы ада не уничтожатъ этого союза и всхъ пустыхъ клятвъ между варварійскимъ бродягою и хитрою Венеціянкой — изъ нея перепадетъ таки кое-что и на твою долю… только, ужъ знаешь — деньги въ этомъ раз чисто необходимы… Сдлай дружбу, Родриго, не топись!— Выбрось изъ головы мысль эту! Это, чисто, вн всякаго разсчета: разсчитывай лучше на то, какъ-бы скоре вситься на шею своей богин, 10) нежели топиться, не вкусивъ отъ запрещеннаго древа.

РОДРИГО.

А будешь ты помогать исполненію надеждъ моихъ, если я стану дожидаться?

ЯГО.

О, я твой, — будь увренъ!— Иди-ка, да похлопочи о деньгахъ. Я часто говорилъ теб прежде, опять и опять повторяю теперь, что Мавра я ненавижу, ненависть моя глубоко запала въ сердце, твоя должна имть не меньше основанія,.— и мы теперь соединимся для мести.— Если ты сможешь опозорить его, то и себ доставишь удовольствіе, и мн нсколько развлеченія. Много, о! много въ пространствахъ грядущаго кроется очерковъ событій, которые время скоро воззоветъ къ бытію… Ну, впередъ, маршъ! Добывай денегъ! Завтра потолкуемъ больше. Прощай!

РОДРИГО.

Гд-жъ мы завтра встртимся?

ЯГО.

Да у меня-же.

РОДРИГО.

Я приду къ теб пораньше.

ЯГО.

Ну, иди-же, прощай! Слышишь Родриго?

РОДРИГО.

Что?

ЯГО.

Не топись! слышишь?

РОДРИГО.

Нтъ, — я уже раздумалъ. Продамъ вс свои земли.

ЯГО.

Дло!— Ну, ступай-же. Прощай. Да какъ можно побольше золота въ кошелекъ!..

(Родриго уходитъ).

Вотъ такъ-то у меня всегда глупцы
Работаютъ для моего кармана…
Да и не глупо-ль тратить опытность
Свою съ подобными шутами, если бъ
Я не выгадывалъ себ при этомъ
И удовольствіе и пользу.— Мавра
Я ненавижу… Ну, а тутъ еще
Друзья со всхъ сторонъ кричатъ, что онъ
Вступалъ во временную должность
За пологомъ моей постели…
Хоть въ этомъ я еще не убжденъ
Дйствительно, — по подозрніе
Въ такихъ вещахъ заставитъ поработать
Съ такою-жъ ревностью, какъ очевидность…
Онъ довряетъ мн, — мои навты
Падутъ ему на сердце. Кассіо
Здсь чисто золото — не человкъ…
Теперь посмотримъ: получить его
Мстечко, мщеніе свое насытить,
Двойная ловкость, Яго!.. Но вдь какъ?
Но какъ?.. А вотъ посмотримъ… Да, спустя
Немного времени, сказать Отелло
Такъ… стороной… что Кассіо немножко
Фамильяренъ съ Десдемоной…
Его фигурка, сладенькія рчи
Для ревности все-жъ значатъ что-нибудь…
Онъ сотворенъ для женскаго грха!..
А Мавръ такъ простъ, доврчивъ къ честнымъ людямъ,
Доврчивъ ко всему, что носитъ маску
Дурацкой честности… И, какъ оселъ,
Водить себя за носъ позволитъ… Да!
Начало сознано… а ночь и адъ
Произведутъ на свтъ — чудовище!

(Уходитъ).

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Городской приморскій портъ на остров Кипр. Платформа.

ВХОДЯТЪ МОНТАНО И ДВА ОФИЦЕРА.

МОНТАНО.

А что, не видно-ль на мор чего?

1-Й ОФИЦЕРЪ.

Да ровно ничего. Валы, гремя,
Холмами ходятъ. Межъ небесъ и моря
Нтъ мста парусу заполоскаться.

MOHTHO.

Да, бурно ураганъ ведетъ съ землей
Свою бесду: никогда подобный
Не бушевалъ по стнамъ крпостнымъ,
И если также бшено свиститъ
На мор онъ — дубовые бока
Не сдержатъ натиска плывучихъ горъ.
Какія всти будутъ, Боже мой!…

2-й ОФИЦЕРЪ.

Не дурны, — ураганъ разсетъ флотъ
Турецкій — это врно!— Подойдите
Сюда на берегъ, пною облитый,
Смотрите, какъ валы чудовищнымъ
Хребтомъ тснятъ ряды косматыхъ тучъ,
Желая словно потушить своимъ
Ключомъ горящую Медвдицу,
И свтлыхъ стражей полюсовъ недвижныхъ.
Я не видалъ еще морской пучины
Въ такомъ ужасно-яростномъ разгул.

МОНТАНО.

Да, если только Турки не успли
Поставить корабли на рейдъ — они
Погибли.

(Входитъ третій офицеръ).

3-й ОФИЦЕРЪ.

Всти, господа! Война
Окончена.— Спасибо бур…. да!
Она такъ расчесала флотъ неврныхъ,
Что планамъ ихъ уже не исполняться.
Одинъ изъ благородныхъ кораблей
Республики намъ эту всть принесъ, —
Онъ видлъ гибель большей части флота.

МОНТАНО.

Возможно-ль, справедливо-ль это?

3-й ОФИЦЕРЪ.

Да!
Корабль, принесшій эту новость, здсь.
Одъ изъ Вероны.— Флорентинецъ Кассіо,
Недавній лейтенантъ Отелло, вышелъ
Уже на брегъ, — знаменитый Мавръ
Плыветъ за нимъ, ему поручена
Вся власть на нашемъ остров.

МОНТАНО.

Я радъ
Отъ всей души: — Отелло былъ всегда
Начальникомъ достойнымъ.

3-й ОФИЦЕРЪ.

Но хотя
Онъ намъ принесъ и радостную всть
Объ истребленіи враговъ — въ очахъ
Его однако-же видна тревога,
Одъ молитъ у судебъ спасенья Мавру…
Ихъ корабли шли вмст, только ночью
Ихъ бурей разогнало.

МОНТАНО.

Да спасутъ
Его святыя Небеса!— Когда-то
Я подъ начальствомъ у него служилъ —
Онъ властвуетъ, какъ истинный солдатъ.
Идемъ-же на берегъ, посмотримъ тамъ
Прибывшій къ намъ корабль, — а, можетъ-быть,
Что и Отелловъ парусъ мы увидимъ: —
Мы жадно взоры устремимъ на волны —
Пока вечернимъ паромъ не взойдутъ
Он подъ небеса.

3-Й ОФИЦЕРЪ.

Идемъ. Теперь
Мгновенье каждое ведетъ съ собой
Рядъ новыхъ происшествій.

(Входитъ Кассіо).

КАССІО.

Благодарный
Привтъ мой храбрымъ Кипріотамъ,
Умющимъ цнить Отелло… О,
Да защитятъ его святыя силы
Противъ стихій, я потерялъ его
Въ опасномъ мст.

МОНТАНО.

А надеженъ-ли
Корабль его?

КАССІО.

Корабль построенъ прочно,
И кормчій опытенъ, неустрашимъ, —
Я не хочу несчастья накликать,
И твердо врую въ его спасенье…

(Голоса извн: Парусъ! парусъ! парусъ!).
(Входитъ офицеръ).

КАССІО.

Что значитъ этотъ шумъ?

4-й ОФИЦЕРЪ.

Весь городъ пустъ,
Толпы народа унизали берегъ —
И берегъ стонетъ крикомъ: парусъ! парусъ!

КАССІО.

Мн тайный голосъ сердца говоритъ,
Что тамъ нашъ генералъ.

(Слышенъ выстрлъ).

2-й ОФИЦЕРЪ.

Вотъ съ корабля
Салютъ. О, это наши!

КАССІО.

Господа,
Скорй, скоре кто-нибудь на берегъ.—
Узнайте, кто пріхалъ.

2-й ОФИЦЕРЪ.

Я бгу.

(Уходитъ).

МОНТАНО.

Скажите, лейтенантъ, что генералъ —
Женатъ?

КАССІО.

И какъ нельзя счастливй. Онъ
Владетъ женщиной, которая
Далеко выше всхъ о ней разсказовъ
Кочующей молвы, — далеко выше
Всхъ описаній льстиваго пера,—
И если можетъ совершеннымъ быть
Созданіе земли — жена Отелло
Внецъ земнаго совершенства.

(Входитъ офицеръ).

Ну, что-же… кто прибылъ на корабл?

2-й ОФИЦЕРЪ.

Знаменоносецъ генерала, Яго.

КАССІО.

Да, это слишкомъ-скоро и счастливо.—
И горы волнъ, и бурный ураганъ,
И острыхъ скалъ гребнистые ряды,
И мели — вроломные враги
Судовъ невинныхъ — все, склоняся, пало
Предъ дивомъ красоты, и, затаивъ
Глубоко жажду гибели и зла,
Леляло корабль, принесшій къ намъ
Прелестнйшую Десдемону.

МОНТАНО.

Кто
Она?

КАССІО.

Та, о которой говорилъ
Я вамъ. Она — властитель нашего
Великаго начальника, Отелло.
Онъ поручалъ ее заботамъ Яго,—
И надобно сказать, что бравый Яго
Опередилъ самое ожиданье,
Успвъ прибыть на островъ за семь дней.
Великій Юпитеръ! храни Отелло…. мощнымъ
Дыханіемъ своимъ надуй его втрила,
Скорй обрадуй гордымъ кораблемъ
Его нашъ рейдъ, — и страстную тревогу
Крови его горячей успокой.
Въ объятьяхъ Десдемоны.— Только онъ
Для новой доблести разбудитъ насъ
И успокоитъ островъ.— Посмотрите….

(Входятъ Десдемона, Эмилія, Яго, Родриго и слуги.)

Глядите — драгоцнность корабля
На берегу уже.— Склоните-же
Предъ ней колна ваши, Кипріоты, —
Привтъ мой благородной Десдемон,—
Да оснитъ васъ благодать небесъ!

ДЕСДЕМОНА.

Благодарю васъ, добрый Кассіо!
Какія новости вы можете
Сказать мн о моемъ супруг?

КАССІО.

Онъ
Еще не прибылъ къ намъ, но сколько я
Могу судить — онъ вн опасности
И скоро будетъ здсь.

ДЕСДЕМОНА.

А между-тмъ
Меня невольно грусть томитъ. Гд вы
Его оставили?

КАССІО.

Ужасная
Борьба межъ небомъ и морской пучиной
Насъ разлучила…. Слышатель?… Корабль!

(Въ отдаленіи слышны крики: ‘Парусъ! парусъ’! Слышенъ выстрлъ).

2-й ОФИЦЕРЪ.

Онъ салютуетъ крпости, корабль
На врно нашъ.

КАССІО.

Узнайте, кто пріхалъ. (Офицеръ уходитъ)
Да будетъ онъ благословенъ, пріздъ
Вашъ, Яго! (Эмиліи). Мой привтъ синьйор! луетъ ее)-
Ну, не сердись-же, добрый Яго, что
Немножко вольничаю я: — меня
Воспитывали такъ, что въ этомъ смломъ,
Быть-можетъ, нсколько поступк, я
Хочу быть только вжливъ.

ЯГО.

О синьйоръ!
Пусть будетъ только такъ щедра она
Для васъ на поцлуи, какъ для Яго
На язычокъ, — клянусь, прістся скоро.

ДЕСДЕМОНА.

Увы! она почти не говоритъ.

ЯГО.

Не говоритъ!?… клянусь вамъ, — слишкомъ много.
И только чуть задремлешь…. тутъ она
Какъ-разъ уже разговорится.— Да,
При васъ, синьйора, язычокъ она
Хоронитъ въ сердце, — правда!— да за то
Ужъ какъ работаетъ-то сердце…

ЭМИЛІЯ.

Откуда-жъ это убжденье, Яго?

ЯГО.

Ну, ну, жена — ужь лучше перестань!
Вс бабы вы — невинныя картинки,
Чуть только ступите за свои порогъ,
За то ужъ дома — что твой колокольчикъ!
Вы словно кошки дикія на кухн,—
Когда кусаетесь — святыя вы,
Святую-жъ эту только зацпи
И станетъ ангельчикъ чертенкомъ… право!
Хозяйство вамъ — игрушка, но за то
Ужъ слишкомъ вы хозяйки — на постел….

ДЕСДЕМОНА.

Фи, злоязычникъ!

ЯГО.

О, синьйора, нтъ, —
Я только истину сказалъ.— И пусть
Я буду Турокъ, если это ложь.
Для вздора часто вы встаете съ ложа,
И только съ доброй цлію ложитесь’.

ЭМИЛІЯ.

Ужь не теб, конечно, поручила-бъ
Я похвалить себя.

ЯГО.

Да и умно-бъ
Ты это сдлала, жена.

ДЕСДЕМОНА.

А что
Сказалъ-бы ты, когда-бъ меня хвалить
Пришлося, Яго?

ЯГО.

Васъ?— О пощадите….
Для сладенькихъ рчей я чисто нмъ,
И съ ними ровно ничего не стою.

ДЕСДЕМОНА.

Что нужды! испытай!— Пошелъ-ли кто
На пристань?

ЯГО.

Да, синьйора!

ДЕСДЕМОНУ.

Какъ-то мн
Невесело…. Но я хотла-бы
Притворствомъ обмануть тоску свою….
Ну, какъ-же-бъ похвалилъ меня ты, Яго?

ЯГО.

Я погружаюсь въ мысль, по въ мысляхъ пусто….
Од присохли словно къ мозгу.— Нужно
Оттуда выгнать ихъ. А!… вдохновенье!…
Вотъ что мн муза изрекла, синьйора:
Умна и хороша…. ну, умъ пусть служитъ,
А красота — знай тшится, не тужитъ.

ДЕСДЕМОНА.

Вотъ странная манера похвалы….
А что-бъ сказалъ ты женщин, — положимъ,
Отличной по уму, но безобразной?

ЯГО.

Не хороша…. да только-бы съ умомъ, —
Утшится съ хорошенькимъ глупцомъ!

ДЕСДЕМОНА.

Да это хуже прежняго еще!

ЭМИЛІЯ.

Ну, Пиія…. а дурочк смазливой?

ЯГО.

Ихъ вовсе нтъ: — у каждой толку станетъ,
Шутя себ наслдника оставить.

ДЕСДЕМОНА.

Все это старыя и глупыя прибаутки, годныя для того только, чтобъ смшить дураковъ въ трактирахъ. И что-же посл этого изречете вы той несчастной, которая и глупа и безобразна?

ЯГО.

О, самыя уродливыя дуры
Умютъ тоже лихо строить куры!—

ДЕСДЕМОНА.

Какой тяжолый вздоръ! Самую худшую хвалишь ты больше всхъ.— Но какъ-бы восплъ ты женщину дйствительно достойную, — ту, предъ которою невольно склоняется самое ядовитое злословіе?

ЯГО.

Та женщина, въ которой съ красотою
Нтъ глупаго тщеславья съ суетою,
Которая прекрасно говоритъ,
Но во время и кстати промолчитъ,
Которая богата на добро
И раззсыпаетъ золото умно,
Которая, хоть скажетъ: ‘я-бъ могла’!
Умно прибавитъ: ‘отойду отъ зла’!
Которая прощаетъ оскорбленья,
И зная средства мстить, не знаетъ мщенья,
Которая на тощій хвостъ семги
Не промняетъ щучьей головы, 11)
Въ которой мыслитъ здраво свтлый умъ,
Не открывая заповдныхъ думъ,
Которая влечетъ широкій рядъ
Вздыхателей, по не глядитъ назадъ, —
Она-бъ годилась… нечего сказать…

ДЕСДЕМОНА.

На что?

ЯГО.

Ребятъ кормить, да пиво продавать.

ДЕСДЕМОНА.

О, это самое неврное и вздорное заключеніе!… Не врь нравственнымъ убжденіямъ его, Эмилія, хоть онъ и мужъ твой. Не правда-ли, Кассіо, сужденія его довольно-плоски, и онъ не слишкомъ стсняется выраженіемъ ихъ?

КАССІО.

Это, синьйора, не больше, какъ ходячія прибаутки кстати. Онъ скоре поправился-бы вамъ съ мечомъ въ рук, нежели съ философіей на устахъ.

(Десдемона длаетъ нсколько шаговъ, чтобы удалиться, Кассіо приближается къ ней, и, провожая, беретъ ее почтительно подъ руку, нсколько жестовъ взаимной вжливости, Яго наблюдаетъ это съ насмшливою радостію.)

ЯГО (въ сторону).

Онъ беретъ ее подъ руку, ну, такъ… такъ, шепчитесь нжне, невинные голубочки… о, въ этой паутин, Кассіо, скоро затрепещется большой слпень…. Да, улыбайся ей, улыбайся слаще, твои нжности совьютъ теб, дружокъ, веревку, о, ты мастерски точишь балы смазливымъ бабенкамъ, кто объ этомъ и споритъ, а все-таки за подобный вздоръ, право, жаль потерять лейтенантство… Ну, что изъ того, что ты такъ часто цлуешь свои пальцы, хоть ты и опять, вотъ! лобзаешь ихъ съ такою ловкостію… Славный поцлуй, — ей-Богу!— чудесная ловкость! кто объ этомъ и споритъ.— И опять ваши пальцы у устъ вашихъ! О, изъ любви къ вамъ, синьйоръ Кассіо, — я-бы желалъ, чтобы брызнула изъ нихъ въ глотку твою всякая скверна…. (Звукъ трубы) А, это Мавръ! я узнаю звукъ трубы его.

КАССІО.

Это дйствительно онъ.

ДЕСДЕМОНА.

Поспшимъ встртить и принять его.

КАССІО.

Вотъ онъ идетъ.

(Входитъ Отелло и свита.)

ОТЕЛЛО.

О, моя прекрасная воительница!

ДЕСДЕМОНА.

Мой милый Отелло!…

ОТЕЛЛО.

Я удивленъ и восхищенъ тобою,
О Десдемона, счастіе души
Моей… О! если посл бурь всегда
Такъ легко, счастливо на сердц — пусть
Бушуетъ ураганъ и гибельнымъ
Дыханьемъ гонитъ смерть изъ ндръ пучины,
Пусть мой корабль летаетъ по валамъ,
Высокимъ какъ Олимпъ, — и кинутый
Съ гребня ихъ въ глубь летитъ до двери ада…
О смерть! или ко мн… я слишкомъ-счастливъ!
Тамъ… дальше… у меня уже не будетъ
Мгновеній чище и святе этихъ…

ДЕСДЕМОНА.

О, да помилуетъ тебя Господь!
Пусть наше счастье и любовь растутъ
И множатся день за день!

ОТЕЛЛО.

О, услышьте,
Святые ангелы, ея молитву!
Я не могу сказать всего, чмъ мысль
Моя полна… Ахъ, сколько чувства здсь —
А слово пусто, холодно… За-чмъ
На мигъ одинъ ты, счастье многихъ лтъ!…
Цлуй меня, цлуй!…

луетъ ее нсколько разъ.)

И пусть лишь споръ
За эти поцлуи иногда
Встревожитъ миръ грядущихъ нашихъ дней…

ЯГО (въ-сторону).

Да, вы теперь поете такъ согласно…
Но эту музыку рчей разстрою-жъ я,
Клянуся честію, разстрою!

ОТЕЛЛО.

Ну,
Идемъ теперь мы въ крпость.— Новости,
Друзья! Война окончена, — враги
Перетопились.— Какъ живутъ, скажите,
Старинные знакомцы наши здсь?

(Десдемон.)

О, ангелъ мой! поврь, что искренно
Тебя полюбятъ Кипріоты: вс
Они такъ истинно и много преданы
Отелло твоему. О милая!
Я говорю, и самъ не понимая
Своихъ рчей… и мысль моя и сердце
Въ такомъ восторженномъ бреду… (Яго) Сходи,
Мой Яго, къ пристани, вели снести
Дорожный чемоданъ мой съ корабля,
Да приведи съ собою въ цитадель
И кормчаго — что за лихой морякъ!
Онъ заслужилъ признательность мою
И уваженіе. Ко мн, ко мн,
О Дездемона! столько счастливъ я
Тебя встрчая въ Кипр!.

(Отелло, Десдемона и свита уходятъ.)

ЯГО.

Ты найдешь меня теперь въ гавани. Приходи туда. Но слушай, Родриго, — если есть у тебя то, что зовутъ сердцемъ, — слушай!— (Вдь говорятъ-же, что и самые малодушные, когда думаютъ, что любятъ они, одушевляются какимъ-то благородствомъ, незнакомымъ, ихъ природ.) — На эту ночь въ караулъ наряженъ лейтенантъ: и прежде всего долженъ сказать я теб, что Десдемона ршительно влюблена въ него.

РОДРИГО.

Въ него? вздоръ! это невозможно!

ЯГО.

Палецъ на уста — вотъ такъ… и я объясню теб все дло.— Замть себ, какъ бурна была сначала любовь ея къ Мавру, — а причина? его тщеславіе, Родриго, да великолпная ложь, только!… И ты скажешь, что она долго будетъ любить его за эту болтовню? Нтъ! не думай такъ, Родриго!— Нужно же глазамъ ея успокоиться,— насытиться, что называется, — а что за радость вчно созерцать такого дьявола, — прости меня Господи!… Когда остываетъ кровь и притупляется понемногу жажда наслажденія, такъ для того, чтобы опять воспламенить ее и создать новыя желанія, нужна красота формы, извстное отношеніе лтъ, благородная манера, нужно все то, чего нтъ у Мавра, и не находя въ немъ ничего этого, нжность чувства Дездемоны скоро исчезнетъ, и мсто ея сначала заступитъ равнодушіе, а потомъ и отвращеніе къ Мавру, сама природа разбудитъ въ ней то и другое, и, естественно, заставитъ сдлать новый выборъ. Теперь, — такъ-какъ мы согласились уже въ этомъ, — (для меня, по-крайней-мр, оно ясно какъ день) теперь, говорю, рши самъ, кто на лучшей дорог достичь этого счастія… Кассіо, очевидно!— О, это смтливый и тонкій балагуръ, и именно съ тою степенью совсти, чтобы умть поступками приличными и по виду честными отвести вниманіе отъ низкихъ, но слишкомъ-хитро скрываемыхъ намреній своихъ, подобнаго ему не знаю я, право, не знаю, о хитрый плутъ, ловкій плутъ, — найдти и ухватиться за случай — это его дло, по глазамъ такъ и скажешь, что это совершеннйшій человкъ, — да на дл другое! дьявольскій плутъ!— Къ тому-жъ, Родриго, онъ прекрасенъ, молодъ, иметъ бездну другихъ достоинствъ, которыя всегда кружатъ эти глупыя молодыя головки: преестественный и опасный мошенникъ… и женщина уже замтила его.

РОДРИГО.

Я не могу врить послднему: она — олицетворенная добродтель.

ЯГО.

Охъ, у всего есть свои конецъ, Родриго!— Вдь и вино, которое пьетъ она, красовалось прежде въ золотыхъ кистяхъ винограда.— Будь она такъ чиста, какъ ты думаешь — полюбила-бъ ли она Мавра?… Вздоръ! вздоръ, Родриго!— Да разв ты и не замтилъ, какія штуки выдлывала она съ рукою Кассіо? Не замтилъ?..

РОДРИГО.

Правда, замтилъ что-то, но думаю, что это не боле какъ обыкновенная вжливость.

ЯГО.

Развратъ, клянуся этой рукою, развратъ!— это интродукція, это темный еще прологъ въ драму желаній нечистыхъ и сладострастныхъ. Губы ихъ сходились такъ близко, что дыханія какъ-бы сливались въ поцлуй… Нечистые помыслы, Родриго! Когда эти взаимныя нжности ходятъ ужъ по знакомой дорожк — отъ рукъ дло пойдетъ уже быстро и до другаго-прочаго… разумешь?… Ну, да!— Но тутъ-то надо дйствовать и намъ — и вы ужъ, синьйоръ, благоволите предоставить мн честь поруководить немножко нетерпніе ваше. Я привелъ васъ сюда изъ самой Венеціи… Бодрствуйте-же эту ночь: я устрою дла такъ, что команду назначатъ вамъ, Кассіо васъ не знаетъ, — я буду вблизи васъ.— Найдите средство взбсить Кассіо, или горделиво выражаясь, или подшучивая надъ его дисциплиной, или чмъ-нибудь другимъ, какъ вамъ уже тамъ заблагоразсудится, случай тутъ самый лучшій совтчикъ…

РОДРИГО.

Ладно, ладно….

ЯГО.

Онъ вспыльчивъ, синьйоръ, и бшенъ въ гнв своемъ…. можетъ-быть онъ васъ еще и ударитъ…. О, заставьте его сдлать это, тогда я съумю поднять весь островъ, и мятежъ утихнетъ разв тогда только, когда на мсто Кассіо назначенъ будетъ другой…. Такимъ образомъ, вс препятствія падаютъ, и вы приближаетесь къ своимъ цлямъ, помощію средствъ, которыя я пущу потомъ въ дло, — а безъ того нтъ ровно никакой надежды на успхъ.

РОДРИГО.

Я сдлаю все это, если только найду какой-нибудь случай или возможность.

ЯГО.

За это ужъ я ручаюсь.— Идите-же сейчасъ въ крпость. Я пойду выгрузить вещи Мавра.— Прощайте.

РОДРИГО.

Прощай. (Уходитъ).

ЯГО.

Что Кассіо влюбленъ въ нее — я врю,
Что любитъ Кассіо она — почти
И это вроятно.— Мавръ, — хоть я
Его и ненавижу, — одаренъ
Возвышенной и любящей душой
И сердцемъ благороднымъ, — я увренъ,
Что будетъ онъ супругъ внимательный
И нжный…. Да, признаться, я и самъ
Люблю ее, хотя любовь моя.
Питается не жаждой страсти, — нтъ!
Пусть я гршу, но это — жажда мести!…
О, мысль проклятая засла крпко тутъ, —

(Указываетъ на голову).

&nbsp, Что сладострастный Мавръ переступалъ
Когда-то за порогъ моей опочивальни, —
И ядовитымъ минераломъ въ грудь
Мою запала эта мысль…. Да, Мавръ!
За бабу, баба…. Если-жъ не успю….
Я жгучимъ ядомъ ревности искусно
Твой гордый умъ и душу оболью….
И если этотъ шутъ, котораго тащу
Изъ самой я Венецьи за собой,
Какъ добраго бульдога для охоты, —
Суметъ ловко повести дла —
Я подцплю васъ, милый мой Мишель!
Я отенечу ловко васъ предъ Мавромъ, —
Вдь чуть-ли не имете и вы
Претензіи на мой ночной колпакъ….
И штука въ томъ, что я потомъ съумю
У Мавра выслужить признательность,
Любовь и благодарность, все за то,
Что обтяну его ослиной шкурой,
И міръ души на вки изгоню,
И человка въ немъ я опозорю…. (Кладетъ руку на лобъ).
Ты здсь уже, о мысль!— Но ходишь ты
Еще туманнымъ, смутнымъ очеркомъ….
Да это такъ всегда…. Когда-жъ придетъ
Пора ползти коварству, — такъ оно
Само-себ найдетъ дорогу. (Уходитъ).

СЦЕНА II.

Улица.

(Входитъ герольдъ съ объявленіемъ, — за нимъ толпа народа).

ГЕРОЛЬДЪ.

Нашему благородному и храброму Отелло, получившему извстіе о совершенной гибели турецкаго флота, угодно, чтобъ весь народъ торжествовалъ эту счастливую новость пляской, потшными огнями и другими удовольствіями — какъ кому угодно, — ибо кром торжества по этому случаю, сегодня-же Отелло празднуетъ и свою свадьбу.— По его вол объявляется это всенародно.— Вс крпостныя ворота отпираются, и каждому предоставляется полная свобода веселиться отъ настоящей поры, то-есть, съ пяти часовъ вечера, до-тхъ-поръ, пока колоколъ прозвучитъ одиннадцать часовъ.— Да благословитъ небо нашъ островъ и нашего благороднаго генерала Отелло! (Уходитъ).

СЦЕНА III.

Зала въ крпости.

ВХОДЯТЪ ОТЕЛЛО, ДЕСДЕМОНА, КАССІО II СВИТА.

ОТЕЛЛО.

Сегодня, добрый мой Мишель, теб
Я поручаю стражу городскую….
И занимая этотъ важный постъ,
Конечно, нужно быть благоразумнымъ,
И помнить строго дло межъ бездльемъ.

КАССІО.

Я передалъ ужь Яго нужные
Приказы, — между-тмъ и самъ сейчасъ
Вс осмотрю посты.

ОТЕЛЛО.

Ну, хорошо,
Нашъ честный Яго разуметъ дло.
Прощай, Мишель, да поутру пораньше
Зайди ко мн, — намъ нужно кой о чемъ
Потолковать съ тобой.— (Десдемон).
Теперь пойдемъ,
Мой милый другъ, распоряженія
Вс сдланы, — пусть тшится народъ,—
И наше счастье, Десдемона, близко….
Прощайте! доброй ночи!

(Отелло, Десдемона и всита уходятъ. Входитъ Яго).

КАССІО.

Здорово, Яго, кажется, пора и намъ отправляться къ своему мсту.

ЯГО.

И, что вы, лейтенантъ! еще не било и десяти часовъ, — генералъ покинулъ насъ такъ рано для своей Десдемоны. Намъ, конечно, не судить его за то, — вдь врядъ-ли пришлося еще ему и пошалить порядкомъ съ нею, — а кто не скажетъ, что это былъ-бы лакомый кусочекъ и для самого Юпитера.

КАССІО.

О, да! она женщина самая очаровательная!

ЯГО.

И, — за что ручаюсь я, — слишкомъ-жадная къ наслажденію.

КАССІО.

Существо самое-нжное и безконечно-восхитительное.

ЯГО.

Что за очи, Кассіо! и что за страстное выраженіе у очей этихъ!

КАССІО.

Да, они такъ краснорчивы, но вмст съ тмъ, мн кажется, и такъ скромны.

ЯГО.

А когда говоритъ она, — не вызываютъ-ли на любовь они эти чудесные звуки.

КАССІО.

Клянусь, она совершенна.

ЯГО.

Охъ, да, Кассіо!… Пусть-же счастіе оснитъ ихъ брачное ложе! Пойдемъ, лейтенантъ, у меня найдется еще бутылка добраго вина, а за порогомъ найдемъ пару, другую лихихъ кипріотовъ, которые съ радостью чокнутся за здоровье чорнаго Отелло.

КАССІО.

Только не теперь, мой добрый Яго!— Да и голова-то моя слишкомъ слаба для вина, — я боюсь его, — по моему-бы лучше, если-бъ товарищи выдумали что-нибудь другое для развлеченія.

ЯГО.

Да вдь это, Кассіо, друзья наши… И при томъ стаканъ, одинъ стаканъ только, что придется на вашу долю больше — я пью за васъ.

КАССІО.

Я выпилъ уже сегодня вечеромъ одинъ стаканъ, и то съ условіемъ, чтобы вино развели водой, — а вотъ посмотри, я непохожъ уже и самъ на себя.— Да, это несчастная слабость, и я, конечно, не ршусь уже на новый пріемъ.

ЯГО.

Такъ то! И вы, посл этого, мужчина!.. Э, полно-те, — да вдь ночь эта и назначена для шалостей только. Благородные друзья наши ждутъ этого — не дождутся.

КАССІО.

А гд они?

ЯГО.

Да вотъ за дверью.— Просите-ка ихъ.

КАССІО.

Пожалуй, но только мн не хотлось-бы этого.

(Уходитъ).

ЯГО.

Ну, еслибъ удалось теперь подлить
Еще хотя одинъ стаканъ вина
Къ тому, что въ немъ играетъ ужъ порядкомъ, —
О, онъ тогда на ссору и на драку
Полезъ-бы, какъ собачка молодой
Моей синьйоры… А межъ-тмъ Родриго,
Безмозглый шутъ, которому любовь
Со всмъ, кажись, башку перевернула, —
Усплъ уже, во славу божества
Души своей, порядкомъ нализаться…
Онъ недалеко… Трое Кипріотовъ,
Съ характеромъ отважнымъ, благороднымъ,
И слишкомъ-щекотливымъ въ дл чести,
Краса и честь воинственнаго Кипра,
То-жъ осушили полные стаканы,
И впору явятся.— Теперь, среди
Ватаги этихъ пьяныхъ, нужно мн
Съумть заставить Кассіо обидть
Какимъ-нибудь поступкомъ островитянъ…
Но вотъ они идутъ, когда мечты
Мои осуществятся, — о, тогда
Ладья моя отважно полетитъ,
Гонимая и втромъ и стремниной…

(Входятъ Кассіо, Монтано и офицеры).

КАССІО.

Клянусь небомъ — они меня поили больше, чмъ нужно.

МОНТАНО.

Э, вздоръ!— Какая-нибудь тамъ бутылка, ну, слово стараго солдата.

ЯГО.

Эй, вина!— шевелись!..

(Поетъ).

Чарочка по столику похаживаетъ,
Разумница поговариваетъ:
Солдатъ человкъ
Не какой его вкъ, —
Такъ пусть-же винцо онъ потягиваетъ.
Люди!.. вина!

(Приносятъ вино).

КАССІО.

Клянусь небомъ — славно ты поешь Яго!

ЯГО.

Я выучилъ эту псенку въ Англіи, — гд пьютъ ужъ чисто на славу,— какъ честный человкъ!— Вс ваши Датчане и Нмцы, и толстяки Голландцы, — ну, да выпьемъ-же что-ли?… не стоятъ ровно ничего противъ Англичанъ.

КАССІО.

Будто твой Англичанинъ и за-правду ужъ такой записной питухъ?

ЯГО.

Какъ честный человкъ! Онъ шутя положитъ замертво пьянаго Датчанина, онъ и не пошатнется перетянувши Нмца, и прежде чмъ успетъ пропустить въ глотку другую бутылку, у Голландца пойдетъ ужь оно черезъ глотку.

КАССІО.

Здоровье нашего генерала!

МОНТАНО.

Я не прочь, лейтенантъ, — и потягаюсь таки съ вами.

ЯГО.

О милая Англія! (Поетъ).
Король Стефанъ, герой страны,
Въ цлковый сшилъ себ штаны, —
Но лишнее портной содралъ!..
За то и онъ ужъ сдачи далъ —
‘Ты, просто, братецъ дрянь!’ сказалъ.
А онъ вдь парень былъ лихой,
Не то, что ты такой-сякой… *
Такъ у него ужъ поучись —
Въ карман нтъ — не горячись,
А есть деньга — такъ шевелись! 12)
Эй, вина!

КАССІО.

Ну, братъ Яго, — да это еще лучше первой.

ЯГО.

Хотите послушать еще ее?

КАССІО.

Нтъ, и я считаю того недостойнымъ своего званія, кто длаетъ подобныя вещи.— Да!.. Вс мы подъ небомъ ходимъ… и на небо пойдутъ вс души — и т, которыя спасутся, и т, которыя не спасутся.

ЯГО.

Правда ваша, правда, добрый лейтенантъ!

КАССІО.

Что касается собственно до меня, — вдь я не оскорблю-же этимъ ни генерала, ни другихъ начальниковъ, — я надюсь быть спасеннымъ.

ЯГО.

Я тоже, лейтенантъ!

КАССІО.

Да, да, хорошо! но пусть ужъ, Яго, я прежде… лейтенантъ долженъ быть спасенъ прежде знаменоносца… Но довольно объ этомъ, пора и за дло… О прости намъ, Боже! прегршенія наши!.. Господа помнить свое дло!.. Не думайте, что я пьянъ… Вотъ мой знаменоносецъ! это правая рука моя, а это лвая.— Я теперь не пьянъ уже… я могу очень-твердо стоять и очень-твердо говорить.

ВС.

Совершенно-справедливо!

КАССІО.

Ну, и хорошо: а вамъ не должно и думать, что я пьянъ.

(Уходитъ.)

МОНТАНО.

На платформу, господа, — перемнимъ стражу.

ЯГО (Монтано).

Вы видли конечно офицера,
Что первый выбжалъ отсюда, — вотъ
Прямо солдатъ! соперникъ Цезаря!
Какъ мастерски распоряжается
Онъ въ дл!— Но порокъ несчастный этотъ
Потянетъ ровно столько-жъ, какъ и вс
Достоинства его… Ахъ, жалокъ онъ!
И я боюсь, чтобы довренность
Къ нему Отелло — не была когда
Нибудь причиною кровавыхъ смутъ
На остров, въ минуту слабости
Его.

МОНТАНО.

А это разв съ нимъ случается
Не рдко?

ЯГО.

Да, обыкновенно — такъ,
На сонъ грядущій… Если-бъ сутки были
Изъ сорока восьми часовъ — такъ онъ.
И тутъ бы не заснулъ, пока вино
Не закачало-бъ колыбель его.

МОНТАНО.

Но это-жъ должно объявить Отелло!
Быть-можетъ, этого не знаетъ онъ, —
Или, по доброт своей, и знать
Не хочетъ слабостей его, одни
Достоинства въ немъ оцняя…
Не такъ-ли?

(Входитъ Родриго).

ЯГО (тихо).

Какъ, ты здсь еще, Родриго?
Прошу-жъ тебя, бги за лейтенантомъ,
Скорй! скорй!

(Родриго уходитъ).

МОНТАНО.

Ахъ, это жаль, что Мавръ
Доврилъ важный лейтенантскій постъ
Тому, кто постоянно пьянъ.— Сказать
Объ этомъ Мавру было-бъ добрымъ дломъ…

ЯГО.

Но я… нтъ, не ршусь я донести,
Ни даже за прекрасный этотъ островъ,
Я такъ люблю синьйора Кассіо!..
Ахъ я отдалъ бы все, чтобъ исцлить
Его отъ этой слабости… Но что за шумъ?
Вы слышите?

(Крики извн: ‘Помогите! помогите!’ Вбгаетъ Кассіо, преслдуя Родриго).

КАССІО.

Ты негодяй, мерзавецъ!

МОНТАНО.

Въ чемъ дло, лейтенантъ?

КАССІО.

Ахъ, ты бездльникъ!
Меня учить! Да я тебя, уродъ,
Какъ пробку вколочу въ плетенку эту.

РОДРИГО.

Какъ! бить меня!?

КАССІО.

Ты смешь разсуждать
Еще, животное!

(Бьетъ его).

МОНТАНО.

Ахъ, удержитесь
Мой добрый лейтенантъ, прошу васъ!

КАССІО.

Прочь!
Оставь меня! или, клянуся, я
Влплю теб пощечину.

МОНТАНО.

Вотъ какъ!
Да вы, синьйоръ, пьяны…

КАССІО.

Я пьянъ?

(Они дерутся).

ЯГО (тихо Родриго).

Бги!— скоре, говорятъ теб,
Кричи, зови на помощь!

(Родриго уходитъ).

&nbsp, Боже мой!
Ахъ, добрый лейтенантъ!— ахъ помогите!
О лейтенантъ!… синьйоръ мой! о Монтано…
Да надо-жъ развести ихъ господа!
Ну, стража…. нечего сказать!

(Слышенъ набатъ).

&nbsp, Набатъ!
Ахъ, да за-чмъ они волнуютъ островъ!…
За-чмъ тревожить городъ, чортъ возьми!
Молю васъ, лейтенантъ, остановитесь!
Да вы покроете на вкъ стыдомъ
Себя…

(Входитъ Отелло и свита).

ОТЕЛЛО.

Что за причина шума?

МОНТАНО.

Ахъ!
Я весь въ крови, я на смерть пораженъ…
Смерть и ему!

ОТЕЛЛО.

Остановитесь-же,
Остановитесь, ради вашей жизни!

ЯГО.

Стой! перестаньте! Лейтенантъ… синьйоръ
Монтано! Вы забыли, господа,
И мсто и обязанность свою…
Остановитесь! съ вами говоритъ
Вашъ генералъ! Я честью заклинаю васъ,
Остановитесь!

ОТЕЛЛО.

Что это такое?
Откуда? какъ случилося все это?
Да разв Турки вы?— За-чмъ вы сами
Хотите сдлать надъ собою то,
Что запретило Небо Оттоманамъ?
Для чести христіанства, прекратите
Сей-часъ-же эту варварскую травлю…
Кто ступитъ, шагъ одинъ для мести — тотъ
Не дорожитъ своей душою… да,
Движенье это будетъ стоить жизни!
Пусть смолкнетъ этотъ страшный звонъ, — за-чмъ
Тревожатъ островъ?… Ну, да говори-жъ
Мн кто-нибудь: въ чмъ дло?— Честный Яго!
Скажи!— и самъ ты этимъ пораженъ
Такъ глубоко, — скажи мн кто-же началъ?
Изъ дружбы, изъ любви ко мн, скажи!

ЯГО.

Не знаю, генералъ!— Мгновеніе
Назадъ, мы вс здсь весело-болтали,
Такъ весело, какъ новобрачные
Болтаютъ первый вечеръ въ спальн… Вдругъ
Какъ будто что нашло на нихъ: мечи
Сверкнули, — въ изступленіи кровавомъ
Они схватились грудь-на-грудь… Но что
Было причиной этой странной ссоры
Я не могу сказать… и пусть-бы лучше
Пропали въ честной битв эти ночи,
Что принесли меня въ свидтели
Несчастной ссоры этой…

ОТЕЛЛО.

Какъ ты могъ,
Мишель, до этого себя унизить?

КАССІО.

О пощадите! умоляю васъ…
Я не могу вамъ ничего сказать.

ОТЕЛЛО.

Вы, храбрый мой Монтано, прежде были
Всегда такъ снисходительны къ другимъ,
Отъ ранней юности васъ отличали,
Какъ человка самихъ стротихъ правилъ,
И имя ваше славилось въ устахъ
Мудрйшихъ, — такъ за-чмъ-же вы теперь,
Синьйоръ, подобными поступками
Грязните сами это имя?… Да,
Грязните и мняете его
На прозвище ночнаго драчуна
И забіяки!… Отвчайте мн!

МОНТАНО.

Мой благородный генералъ! я раненъ
И, кажется, опасно раненъ я…
Спросите Яго, — онъ вамъ скажетъ все,
Но самого меня увольте, генералъ,
Отъ этихъ объясненій…. тяжело,
Такъ тяжело припоминать мн это, —
Хоть знаю, что ни словомъ, ни поступкомъ
Не измнилъ себ я въ эту ночь —
Когда самохраненіе не есть
Порокъ, когда не преступленье
Отъ смерти оборона…

ОТЕЛЛО.

О, клянусь
Вамъ Небомъ — гнвъ меня уже безумитъ!
Онъ поведетъ меня другимъ путемъ…
И если разъ забудусь я, страстями
Разсудокъ помутивъ, о, лучшаго
Изъ васъ, клянуся, сокрушу тогда
Подъ этою рукой!— Я знать хочу,
Какъ начался постыдный этотъ споръ?
Кто былъ причиною его?… и кто
Окажется виновнымъ — если-бы
Насъ вмст родила одна утроба —
Онъ потерялъ меня на-вки. Какъ!
Мы не успли позабыть еще
Осаду, жители еще полны
Тревожнымъ ужасомъ — и вамъ, синьйоры,
Затять мелочныя ссоры… въ ночь…
И гд?— тамъ — гд хранятъ общественный
Покой… Ужасно!… Яго, кто-же началъ?

МОНТАНО.

Но если ты изъ дружбы, уваженья,
Изъ страха скажешь словомъ больше,
Иль меньше противъ истины — тогда
Ты, Яго, не солдатъ.

ЯГО.

Вы тронули
Слабйшую струну мою, синьйоръ!…
Я соглашусь скорй себ языкъ
Отрзать, нежели обидть Кассіо…
Но думаю, что правду говоря,
Его ничмъ не оскорблю я… Вотъ
Какъ было дло, генералъ: — сидимъ
Съ Монтано мы, болтая кой-о-чемъ,
Какъ вдругъ врывается къ намъ кто-то съ воплемъ:
Спасите! помогите!— Кассіо
Вбжалъ за нимъ, съ мечомъ въ рук, готовый
Его пронзить…. Вотъ этотъ офицеръ
Кидается къ нему и умоляетъ
Оставить эту ссору… я межъ-тмъ
Спшу на улицу, чтобъ удержать
Бжавшаго, который воплями
Своими могъ встревожить сонный городъ, —
Какъ и случилося, — но онъ бжалъ
Такъ скоро, что догнать его не могъ я.
Бгу назадъ, и тмъ скорй, что слышу
Удары звонкіе мечей, и Кассіо
Гремящаго проклятьями… чего
До самой этой ночи я-бъ не могъ
Сказать о немъ… Когда я къ нимъ вошелъ, —
(Все это дло одного мгновенья) —
Они ужъ бшено схватились грудь
На грудь, и щедро сыпали удары,
Пока не развели ихъ сами вы.
Вотъ все, что могъ-бы я сказать!… Но люди
Всегда не боле какъ люди… Лучшіе
Забудутся порой… Хоть Кассіо
Немного оскорбилъ его, — кого
Вдь въ бшенств не оскорбишь, —
Но, врно, Кассіо и самъ, — какъ я,
Конечно, думаю, — не меньше былъ
Обиженъ неизвстнымъ бглецомъ,
И вынести не могъ своей обиды…

ОТЕЛЛО.

Я знаю, Яго, честная душа
Твоя изъ нжной дружбы къ Кассіо
Захочетъ уменьшить его проступокъ…
Я, Кассіо, люблю тебя, по ты
Служить при мн ужъ никогда не будешь.

(Входитъ Десдемона и ея свита.)

Глядите… вы встревожили мою
Супругу милую… О, накажу
Тебя примрно я!

ДЕСДЕМОНА.

Что здсь, мой милый?

ОТЕЛЛО.

Теперь спокойно все, любезный другъ!
Уйди, засни опять, не безпокойся…
Я буду самъ заботиться, Монтано,
О вашихъ ранахъ… Проводить его!

(Монтано уводятъ.)

Ты, Яго, наблюдай внимательно
За городомъ, и успокой толпу,
Встревоженную этимъ… Ну, пойдемъ
И мы, мой милый другъ!… Вотъ жизнь солдата!
И лучшіе часы его всегда
Тревогамъ отданы…

(Уходятъ вс, кром Яго и Кассіо.)

ЯГО.

А что, и васъ ранили, лейтенантъ?

КАССІО.

Да, и неисцлимо.

ЯГО.

Э, что вы! Слава Богу, нтъ!

КАССІО.

Мое имя, имя, имя! я потерялъ мое доброе имя! Я потерялъ безсмертную часть самого себя…. во мн осталось только животное… Мое имя, Яго, имя мое!

ЯГО.

Какъ честный человкъ, я думалъ, что васъ таки-порядкомъ прокололи, по-моему, такъ это немножко чувствительне, нежели вс возможныя раны имени.. Что оно такое, имя это?— Звукъ пустой и ложный, значеніе, которое бросятъ вамъ часто безъ заслуги вашей, еще чаще отнимутъ безъ вины вашей… Но вы и не потеряли этого имени, — разв ваше собственное соображеніе создало такое убжденіе.— Вы мужчина, Кассіо, ободритесь, есть много дорогъ, которыя могутъ привести васъ опять въ милость къ генералу, вдь онъ отршилъ васъ только въ порыв гнва, — и, поврьте, наказаніе это больше такъ… для вида… нежели изъ нерасположенія его къ вамъ: такъ иногда усердно поколотишь свою смирную собаку, чтобъ запугать только страшнаго льва. Поклонитесь лишній разъ, да попросите его хорошенько и онъ снова вашъ.

КАССІО.

Я скоре попрошу, чтобы онъ вдвое сильне презиралъ меня, нежели ршусь доставить новыя непріятности такому доброму начальнику, навязавъ ему помощника слабодушнаго, пьянаго, безразсуднаго…. Пить! нести вздоръ! спорить! хвастать! сыпать ругательства и клятвы! пороть галиматью съ собственною тнью!— О ты, незримая сила вина! если нтъ еще у тебя имени, да будетъ оно — дьяволъ!

ЯГО.

Что это за человкъ, за которымъ гнались вы съ мечомъ въ рук? Что онъ вамъ сдлалъ?

КАССІО.

Не знаю.

ЯГО.

Возможно-ли?

КАССІО.

Я припоминаю многое, по слишкомъ-смутно… была ссора, — но какъ и за что — не знаю.— О, за-чмъ люди приводятъ въ душу свою врага, который отнимаетъ у нихъ разсудокъ!— Зачмъ въ наслажденіяхъ, среди празднествъ, обращается человкъ въ звря!

ЯГО.

Вотъ оно уже и видно, что вамъ гораздо-лучше, какъ это вы такъ скоро выздоровли?

КАССІО.

Демону пьянства угодно было смнить себя демономъ гнва, одно заблужденіе показываетъ мн другое, чтобы я вполн презиралъ себя.

ЯГО.

Э, да это ужъ слишкомъ-строгая мораль. Оно, дйствительно, — сообразивши время, мсто и настоящее положеніе острова, — можно-бы искренно пожелать, чтобы этого не было, — но если ужъ оно есть какъ есть, — то нужно только съумть повернуть длами такъ, чтобъ опять было, какъ и прежде было.

КАССІО.

Да, я приду къ нему просить возвращенія прежняго мста, а онъ скажетъ что я — пьяница!… Да имй я столько ртовъ, какъ гидра — подобный отвтъ закроетъ ихъ вс!.. Быть дльнымъ человкомъ, и потомъ вдругъ обезумть, и вслдъ за тмъ обратиться въ дикаго звря… Странныя, странныя вещи!.. Да, каждый лишній стаканъ — проклятъ уже, вмст съ виномъ входитъ въ него и дьяволъ.

ЯГО.

Э, перестаньте, право!.. доброе вино — существо кроткое и дружелюбное, если только обходиться съ нимъ съ толкомъ, — не восклицайте ему напрасныхъ проклятій! Послушайте, лейтенантъ, — я, кажется, могу думать, что вы уврены въ моей преданности къ вамъ.

КАССІО.

Да, ты мн доказалъ ее, — мн, пьяному!

ЯГО.

Вы человкъ, — какъ и вс люди, могли-же когда-нибудь и напиться… Я хочу сказать вамъ, что вы должны длать теперь. Въ настоящее время дйствительный генералъ нашъ — жена генерала, — я говорю это въ томъ смысл, что весь онъ предался созерцанію ея прелестей, своей страсти къ ней… Доврьтесь ей вполн, наскучайте ей просьбами, она поможетъ вамъ занять ваше прежнее мсто. Она такъ искренна, обязательна, внимательна, такъ полна доброты и благости, что готова упрекать себя каждый разъ, когда не сдлаетъ больше того, что общала. Умоляйте ее возобновить прежнія отношенія между вами и ея супругомъ, и я держу пари на все свое состояніе противъ бездлицы, что, такимъ образомъ улаженныя, они будутъ еще гораздо-крпче прежняго.

КАССІО.

Ты говоришь дло.

ЯГО.

Это мнніе искренней привязанности и чистой дружбы.

КАССІО.

Я отъ-души этому врю, и рано утромъ попрошу благородную Десдемону поговорить обо мн, если-жъ не удастся и это средство, я долженъ буду потерять всякую надежду на свое будущее.

ЯГО.

Это справедливо.— Доброй ночи, лейтенантъ! Мн еще нужно осмотрть вс посты.

КАССІО.

Доброй ночи, честный мой Яго. (Кассіо уходитъ).

ЯГО.

И кто-жъ осмлится теперь сказать,
Что дло-то нечисто? что совтъ
Неискрененъ? противурчитъ длу?
Что это не единственное средство
Войти опять въ довренность Отелло —
Уже и потому, что такъ легко
Склонить ее на всякое добро,
Ее, благую — какъ стихіи міра?..
А ей не стоитъ ровно ничего
Все выпросить у Мавра, что захочетъ —
Будь это отреченіе отъ вры,
Отъ всхъ святыхъ символовъ искупленья!
Душа его такъ предана любви,
Что Десдемона чисто изъ капризовъ,
Ворочать можетъ слабой волей Мавра,
Какъ только вздумается ей… Теперь…
Не правъ-ли я, указывая Кассіо
На этотъ врный путь?!.. Владыко ада!
Ведь демоны твои всегда, создавъ
Достойные ихъ планы, напередъ
Однутъ ихъ небесной красотою…
А это длаю и я… И вотъ,
Межъ-тмъ, какъ этотъ легковрный олухъ
Хлопочетъ шибко о своемъ прощень
У Десдемоны, — а она твердитъ
Настойчиво о томъ-же Мавру, — я
Волью ему искусно въ ухо ядъ
Ужасныхъ подозрній, — я ему
Шепну, что настоящая причина
Докучныхъ этихъ просьбъ, не больше, какъ
Ея преступная къ виновному любовь, —
И чмъ усерднй будетъ говорить
Она за Кассьо, тмъ скорй любовь
И уваженье Мавра потеряетъ…
Тебя погубитъ доброта твоя…
И благодушіе, — изъ нихъ густую
Я сть сплету, и стью той я всхъ
Васъ разомъ отенечу… (Входитъ Родриго).
Что Родриго?

РОДРИГО.

Я тоже, кажется, здсь на охот, но меня не пускаютъ на дичину, а заставляютъ только порскать по горячимъ слдамъ ея. Карманъ мой почти пустъ, въ эту ночь я перенесъ столько оскорбленій — и, кажется, за все это я выиграю только лишнюю долю опытности, потомъ, размнявъ такимъ-образомъ кучу чистыхъ денежекъ на мелочь благоразумія, — пущусь съ Богомъ обратно въ Венецію.

ЯГО.

Ахъ, нетерпніе — большой порокъ!..
Какія-жъ раны лечатся мгновенно?
Вдь нечего-жъ и говорить теб,
Что мы работаемъ однимъ умомъ:
Не черти-жъ, Господи прости! намъ служатъ.
А замыслы ума осуществитъ
Одно лишь время… Впрочемъ, что-же тутъ
Дурнаго?.. Кассіо тебя поколотилъ,
Ты говоришь, — ну и пускай себ
Поколотилъ, вотъ важность-то велика!
А не чрезъ это-ли и самъ погибъ онъ?
Да, многое цвтетъ чудесно, другъ,
Безъ теплоты и свта, по законъ —
Что прежде расцвтетъ, то и созрть
Должно сначала, — потерпи-жъ еще
Немножко… Вотъ ужъ разсвло — теперь
Обдня, дальше развлеченія,
А гамъ длишки кой-какія незамтно
День скучный сократятъ… Ну, уходи
Теперь, ступай себ въ свою квартиру…
Иди-же, говорю, — не долго ждать —
Узнаешь больше… а теперь прощай!

(Родриго уходитъ).

Дв вещи нужно-бы теперь еще
Обдлать: первое — сказать жен,
Чтобъ попросила толкомъ Десдемону
За Кассіо, другое — удалить на часъ
Отелло, и потомъ навесть его
Искусно на бесду Кассіо
Съ его женой, да, это дльный планъ!
И нужно только дйствовать умно,
Ршительно и скоро.

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА I.

Передъ замкомъ.

Входитъ КАССІО, за нимъ музыканты.

КАССІО.

Играйте здсь, — я щедро заплачу.
Ну, что-нибудь веселое, потомъ
Кричите: ‘Добрый день! привтствуемъ
Васъ, генералъ’! 13).

(Музыка начинаетъ играть.— Входитъ шутъ).

ШУТЪ.

А что, братцы, видно инструменты-то ваши не минули таки Неаполя 14), они что-то слишкомъ-подозрительно выражаются въ носъ.

1-Й МУЗЫКАНТЪ.

Какъ, синьйоръ, что-такое?

ШУТЪ.

Скажите на-милость — это у васъ называется духовыми инструментами?

1-Й МУЗЫКАНТЪ.

Я думаю, что такъ, синьйоръ.

ШУТЪ.

О, такъ они съ душкомъ таки.

1-Й МУЗЫКАНТЪ.

Да какъ-же это инструментъ съ душкомъ? 15).

ШУТЪ.

Ну, знаешь одинъ на одинъ не придется, а мн таки пришлося видть ихъ довольно всякихъ…. Но вотъ вамъ, почтеннйшіе, плата за работу: генералу такъ поправилась ваша музыка, что онъ отъ души желаетъ вамъ всякаго успокоенія.

1-Й МУЗЫКАНТЪ.

Пожалуй, мы и перестанемъ.

ШУТЪ.

Если бы, — видите, — у васъ нашлась такая, что играетъ въ тихомолку, такъ оно, пожалуй, и опять начать-бы можно, — а иначе, на генерала вамъ считать чисто нечего, — онъ, какъ говорятъ, неслишкомъ-то большой любитель музык.

1-Й МУЗЫКАНТЪ.

Ну! такой, какъ вы спрашиваете, у насъ нтъ, синьйоръ.

ШУТЪ.

Такъ убирайте-же свои дудки въ мшки — и съ Богомъ. Мн тоже нужно идти.— Ну, въ разсыпную — мигомъ!

(Музыканты уходятъ).

КАССІО.

Послушай, любезный!

ШУТЪ.

Нтъ! я не слушаю вашего любезнаго, я слышу васъ.

КАССІО.

Пожалуйста оставь свои остроты. Этотъ червонецъ назначается теб, по съ условіемъ: если дама, которая находится при жен генерала, уже вышла, такъ ты долженъ сказать ей, что нкто Кассіо проситъ у нея, какъ милости, минутнаго разговора. Сдлаешь-ли ты это?

ШУТЪ.

Она уже вышла, синьйоръ, изъ своихъ покоевъ, а если захочетъ выйти и сюда, — я, пожалуй, перескажу ей вашу просьбу. (Уходитъ).

Входитъ ЯГО.

КАССІО.

Ахъ, добрый другъ, ты очень кстати. Яго!

ЯГО.

А вы и не ложилися еще?

КАССІО.

Нтъ, прежде, чмъ мы разошлись, уже
Свтало…. Я осмлился просить
Свиданья у жены твоей, хочу,
Чтобъ и она замолвила словцо,
Другое, за меня у Десдемоны.

ЯГО.

Я вышлю къ вамъ ее сейчасъ, а самъ
Подумаю, какъ удалить Отелло,
Чтобъ на досуг вамъ — свободне
Поговорить.

КАССІО.

Благодарю тебя! (Яго уходитъ).
Я никогда не видлъ Флорентинца
Честне и услужливй его. (Входитъ Эмилія).

ЭМИЛІЯ.

Ахъ, здравствуйте, нашъ добрый лейтенантъ!
Такъ живо тронута я вашимъ горемъ….
Но впрочемъ скоро перемнится
Все это къ лучшему. Съ женой своей
Отелло говорилъ уже объ этомъ,
И Десдемона горячо за васъ
Его просила, Мавръ ей отвчалъ,
Что раненный играетъ важную
Здсь роль, что знаменитаго онъ рода,
И что благоразуміе ему
Теперь не позволяетъ согласиться
На просьбу эту, по прибавилъ,
Что много любитъ васъ, и потому,
Изъ личнаго расположенья къ вамъ,
Безъ всякихъ просьбъ, онъ не пропуститъ случай
Вамъ мсто прежнее и дружбу возвратить.

КАССІО.

И все-таки я умоляю васъ
Когда-нибудь доставить случай мн
Поговорить объ этомъ съ Десдемоной
На един.

ЭМИЛІЯ.

Ступайте-же со мной,
Я съ всю васъ оставлю одного,
И вы свободно ей откроете
Всю душу.

КАССІО.

Много васъ благодарю.

СЦЕНА II.

Комната въ замк.

Входятъ ОТЕЛЛО, ЯГО И ОФИЦЕРЫ.

ОТЕЛЛО.

Послушай, Яго, отнеси скорй
Вотъ эти письма кормчему, скажи
Ему, чтобы покорный мой привтъ
Онъ передалъ Республик…. Потомъ
Придешь ко мн, — я буду въ это время
У крпостныхъ работъ.

ЯГО.

Мой добрый генералъ!

ОТЕЛЛО.

Ну, господа,
Пойдемъ теперь, осмотримъ укрпленья.

ОФИЦЕРЫ.

Мы слдуемъ за вами, генералъ. (Уходятъ).

СЦЕНА III.

Передъ замкомъ.

Входятъ ДЕСДЕМОНА. КАССІО И ЭМИЛІЯ.

ДЕСДЕМОНА.

Уврьтесь-же достойный Кассіо,
Что я употребить готова все
Для вашей пользы.

ЭМИЛІЯ.

Добрая синьйора,
И я прошу васъ — мужъ мой огорченъ
Не меньше Кассіо несчастьемъ этимъ.

ДЕСДЕМОНА.

О, да! онъ честный человкъ.— Итакъ
Не сомнвайтесь, Кассіо, что скоро
Я помирю васъ съ мужемъ совершенно.

КАССІО.

О благодушная заступница
Моя! Что бъ ни случилось съ Кассіо,
Всегда найдете въ немъ вы человка
Душевно, вчно преданнаго вамъ.

ДЕСДЕМОНА.

Благодарю васъ! вы такъ любите
Отелло моего, и такъ давно
Знакомы съ нимъ…. О, я уврена,
Что эта странность вашихъ отношеній
Окончится сейчасъ, какъ только это
Дла политики позволятъ.

КАССІО.

Но
Политика пойдетъ на-долго эта,
Когда ее усадятъ на діэту
Предубжденіи мелкихъ и пустыхъ,
Когда во всякомъ обстоятельств
Увидятъ новую къ тому причину….
Межъ-тмъ я удаленъ, и мсто
Мое другому отдано…. и скоро
Забудетъ генералъ и преданность
Мою и службу.

ДЕСДЕМОНА.

Нтъ, не думайте
Объ этомъ, здсь, въ присутствіи Эмильи,
Я увряю васъ, что мсто ваше….
Да, Кассіо, я слишкомъ ужъ точна
Въ малйшихъ требованьяхъ дружбы….
Я не оставлю мужа, сна ему
Не дамъ, терпнье истощу его,
На лож, за столомъ, везд, везд
Услышитъ онъ объ васъ…. Ну, будьте-же,
Какъ прежде, веселы.— Защитникъ вашъ
Скорй умретъ, чмъ дло такъ оставитъ….

(Отелло и Яго показываются въ нкоторомъ отдаленіи).

ЭМИЛІЯ.

Синьйора, генералъ почти ужь здсь….

КАССІО.

Позвольте удалиться мн, синьйора!

ДЕСДЕМОНА.

За чмъ-же уходить?— Останьтесь, вы
Услышите, какъ буду говорить
Я съ нимъ.

КАССІО.

Но только не теперь, синьйора
Я чувствую, какъ былъ бы я неловокъ.—
Я не могу сказать теперь двухъ словъ
Въ свою защиту.

ДЕСДЕМОНА.

Ну, прощайте, Кассіо,
И длайте, какъ кажется вамъ лучше.—

(Кассіо уходитъ).

ЯГО.

О, это не по-мн!

ОТЕЛЛО.

Что ты сказалъ?

ЯГО.

Я?— Ничего, мой генералъ! Но если….
Нтъ! я не знаю….

ОТЕЛЛО.

Это Кассіо
Ушелъ отъ Десдемоны?

ЯГО.

Кассіо,
Синьйоръ?— По чести, я не думаю,
Чтобъ уходилъ онъ, какъ преступникъ,
Едва завидя васъ.

ОТЕЛЛО.

Но я увренъ,
Что это онъ.

ДЕСДЕМОНА.

Ахъ, мой Отелло! ты
Ужъ здсь, а я сейчасъ вотъ говорила
Съ однимъ несчастнымъ, — онъ ужасно какъ
Страдаетъ отъ немилости твоей.

ОТЕЛЛО.

Кто-жъ это?

ДЕСДЕМОНА.

Какъ! и ты не догадался!
Да лейтенантъ твой Кассіо!… Послушай,
Мой добрый другъ! ну, если хоть немножко
Меня ты любишь, если я имю
Хоть крошку власти надъ тобой — прости
Ты Кассіо…. Ахъ, Отелло, если онъ
Теб не всей душой своею преданъ,
И свой проступокъ сдлалъ съ-умысломъ,
А не въ пылу слпаго увлеченья —
Такъ я тогда ужъ больше не поврю
Ни самому честнйшему лицу
Людскому…. О, молю тебя прости
Его!

ОТЕЛЛО.

Не онъ-ли это вотъ сейчасъ
Ушелъ отсюда?

ДЕСДЕМОНА.

И какой печальный!
Мн кажется и на меня тоску
Навялъ онъ, — я и сама страдаю….
О милый другъ, прости-жъ его!…

ОТЕЛЛО.

Теперь
Не можно, Десдемона, — пусть немного
Онъ подождетъ.

ДЕСДЕМОНА.

Но скоро-ль это?

ОТЕЛЛО.

О!
Какъ только можно для тебя, конечно,
Мой милый другъ.

ДЕСДЕМОНА.

За ужиномъ сегодня?

ОТЕЛЛО.

Нтъ не сегодня.

ДЕСДЕМОНА.

Завтра за обдомъ?

ОТЕЛЛО.

Нельзя и за обдомъ, потому,
Что завтра не обдаю я дома:
Меня къ себ просили офицеры.

ДЕСДЕМОНА.

Ну, завтра вечеромъ, или во вторникъ
Поутру, — днемъ, или хоть вечеромъ,
Ну, въ середу поутру…. только срокъ
Назначь, но ужъ ни какъ не боле
Трехъ дней. Ахъ, какъ раскаянье его
Ужасно мучитъ! Между-тмъ, вина
Его, — не будь теперь война, когда,
Какъ говорятъ, виновныхъ строго судятъ.
Въ примръ другимъ, — едва-бы стоила
Серьзнаго упрека…. Ну когда-жъ
Онъ возвратится къ должности своей?
Скажи, Отелло!… Ахъ, во глубин
Души моей я тронута, мой другъ!
Я не придумаю, на что-бы я
Не согласилась для тебя въ одно
Мгновенье…. Вспомни наконецъ, Отелло,
Что тайну страсти нашей только онъ
Одинъ и зналъ, что онъ всегда ужъ былъ
Горячій твой защитникъ, каждый разъ,
Когда, бывало, вздумается мн
Шутя тебя немножко позлословить….
И нужно столько просьбъ, мольбы на то,
Чтобы склонить тебя къ нему на милость!
Поврь мн, я могла-бы….

ОТЕЛЛО.

О, довольно
Прошу тебя!— Пусть онъ является
Когда ему угодно.— Я ни въ чемъ
Не смю отказать теб.

ДЕСДЕМОНА.

Но здсь
Не вижу никакой я милости
Отелло.— Такъ просила-бъ я тебя,
Перчатки взять, одеться потепле,
Или покушать лакомое блюдо,
Ну, что-нибудь въ подобномъ род…. О!
Когда въ послдствіи я захочу
Серьзно испытать любовь твою —
Предупреждаю васъ, синьйоръ, что дло
Немножко потруднй для васъ найду я.

ОТЕЛЛО.

Я повторяю, что ни въ чемъ теб
Не откажу.— Ну, а теперь оставь
Меня на нсколько минутъ.

ДЕСДЕМОНА.

Могу-ли отказать теб?— о нтъ!
Прощай-же, милый мой!

ОТЕЛЛО.

Прощай, мой ангелъ!
Я скоро буду.

ДЕСДЕМОНА.

Ну, Эмилія,
Пойдемъ — (къ Отелло). Такъ говори всегда мн мысль
Свою свободно, — что-бъ ты ни сказалъ —
Я все исполню.

(Уходитъ съ Эмиліей).

ОТЕЛЛО.

Бдная голубка! 16)
Пусть потеряю самую надежду
Спасенья — если не люблю тебя!…
И если-бы душа моя когда-нибудь
Любить тебя забыла…. о! она
На вкъ тогда утратитъ смыслъ и цль
Земнаго бытія!…

ЯГО.

Мои благородный
Синьйоръ!

ОТЕЛЛО.

Что скажешь, Яго?..

ЯГО.

Зналъ-ли Кассіо
О тайн вашей страсти къ Десдемон,
Когда вы были только счастливымъ
Любовникомъ ея?

ОТЕЛЛО.

Конечно зналъ, —
Съ начала самаго до самаго
Конца.— А для чего теб?

ЯГО.

Да такъ, —
Хотлось только мн сообразить….
Но я уже не думаю объ этомъ.

ОТЕЛЛО.

О чемъ не думаешь?

ЯГО.

Да я, вотъ видете-ль,
Не зналъ, что онъ знакомъ былъ съ нею.

ОТЕЛЛО.

И сколько разъ ему случалось быть
Посредникомъ межъ нами!

ЯГО.

Въ-самомъ-дл?

ОТЕЛЛО.

Ну, въ-самомъ-дл, Яго!— Разв ты
Изъ этого что заключаешь?— Разв онъ
Нечестенъ?

ЯГО.

Вы, синьйоръ, сказали: честенъ?

ОТЕЛЛО.

Да, я сказалъ…

ЯГО.

Конечно…. сколько я
Объ этомъ знаю….

ОТЕЛЛО.

Да куда-жъ ты мтишь?
О чемъ ты думаешь?

ЯГО.

О чемъ, синьйоръ,
Я думаю?

ОТЕЛЛО.

‘Синьйоръ!… я думаю!…’ Клянусь, меня
Ты словно эхо дразнишь.— Разв въ мысль
Твою зашло такое страшное
Чудовище, что и на свтъ его
Ты показать боишься? . У тебя
Есть что-то на душ…. Сей-часъ, когда
Мишель оставилъ Десдемону — ты
Сказалъ: ‘О, это не по-мн!…’ Что-жъ тутъ
Не по теб?— Потомъ, когда сказалъ я,
Что довряли мы ему любовь
Свою — ты странно вскрикнулъ: ‘Въ-самомъ-дл?’
Потомъ угрюмо сдвинулъ брови ты,
Какъ-будто затаивъ подъ черепомъ
Своимъ толпу ужасныхъ подозрній…
О, если любишь ты меня, мой Яго,
Ты мн откроешь все!

ЯГО.

Вы знаете,
Синьйоръ, какъ много я люблю васъ.

ОТЕЛЛО.

Да,
Я знаю, Яго, что меня ты любишь,
Я знаю прямоту души твоей, —
И видя, какъ ты тянешь, всишь звуки —
Невольно жду чего-то роковаго…
Я знаю, что подобныя уловки
Употребляетъ часто ловкій плутъ,
Но это у него не боле
Какъ пошлая снаровка — только!
Межъ-тмъ какъ у людей съ душой прямою
Все это обличаетъ трудную
И тяжкую борьбу страстей и долга,
Неподклонимаго страстямъ…

ЯГО.

Когда-бъ
Вопросъ тутъ шелъ о Кассьо — я готовъ
Божиться, что онъ честный человкъ…

ОТЕЛЛО.

Я совершенно то-же говорю!

ЯГО.

Да, нужно, чтобы люди были тмъ,
Чмъ кажутся, а нтъ — такъ пусть
Хоть не казались-бы они ужъ тмъ,
Чмъ показаться имъ угодно…

ОТЕЛЛО.

Да, нужно, чтобы люди были тмъ,
Чмъ кажутся…

ЯГО.

О, если такъ — то я
Торжественно скажу, что Кассіо
Честнйшій человкъ!

ОТЕЛЛО.

Нтъ! здсь не все…
О, передай-же мн, молю тебя,
Всю эту мысль въ той самой полнот,
Въ какой она подъ черепомъ твоимъ
Созрла… не стсняйся выраженьемъ,
И низость дла смло одвай
Достойными ее рчами…

ЯГО.

Мой
Великодушный генералъ! простите…
Хотя по долгу и обязанъ я
Повиноваться вамъ, — есть, впрочемъ, вещи,
Гд сознаетъ себя и рабъ свободнымъ…
Сказать вамъ эту мысль!. Вдь иногда,
Нечистая она заходитъ въ душу къ намъ,
Какъ съ человкомъ грхъ во храмъ заходитъ…
Кому, въ часы его чистйшихъ думъ,
Порой не приходило искушенье?…

ОТЕЛЛО.

Тотъ умышляетъ, Яго, другу зло,
Кто изъ пустаго страха оскорбленья
Ему не довряетъ тайны роковой….

ЯГО.

О, умоляю-жъ васъ… быть-можетъ, я
Обманываюсь самъ . Признаться, тутъ
Большой порокъ — стараться отыскать
Во всемъ дурное, въ глупой ревности
Я часто строю небывалыя
Бды, — я умоляю васъ, синьйоръ,
Не врить слишкомъ рчи человка,
Такъ странно, жалко созданнаго небомъ,
И не тревожиться пустымъ его
Предубжденьемъ, можетъ-быть…. Да, вашъ
Покой и счастье… опытность моя,
Благоразуміе и честь — все здсь
Соединившись, запрещаетъ мн
Вамъ говорить…

ОТЕЛЛО.

Что-жъ это значитъ, Боже!

ЯГО.

Мой добрый, благородный генералъ!
Важнйшее сокровище души
У женщины и у мужчины имя!
Кто крадетъ кошелекъ мой, тотъ меня
Лишаетъ вздора, — ну, чего-нибудь,
А часто — ровно ничего, — былъ мой,
Теперь его, а прежде тысячи
Другихъ, — но тотъ, кто имя доброе
Отниметъ у меня, — не сдлавшись
Богаче самъ, меня онъ оставляетъ
Несчастнымъ бднякомъ….

ОТЕЛЛО.

О, я хочу,
Какъ Богъ святъ!— я хочу знать мысль твою.

ЯГО.

Вы не узнаете ее, пока
Не вырвете отсюда сердца…. да!
Вы не узнаете ее, пока
Она хранится въ сердц этомъ…

ОТЕЛЛО.

А!…

ЯГО.

Ахъ, берегитесь ревности, синьйоръ, —
Зеленоглазое чудовище —
Она окаменитъ сначала жертву,
Потомъ пожретъ ее… Тотъ, кто уже
Уврился въ измн — хоть жену,
Конечно, онъ не любитъ — по живетъ
Себ покойно, но Создатель мой!
Что должно вынести душ того,
Кто любитъ страстно ту, кому не вритъ,
Боготворя ее — подозрваетъ…

ОТЕЛЛО.

О, тяжело должно-быть это, Яго!

ЯГО.

Бднякъ, довольный долею своей —
Богатъ по-своему, синьйоръ, — по, какъ
Зима, безплодно для того богатство,
Кто каждый мигъ боится обднять.
О, да спасетъ отъ ревности васъ небо,
Вы, близкіе душ моей!…

ОТЕЛЛО.

За-чмъ
Все это, Яго?— что оно такое?…
Ты думаешь, что я могу изныть
Тоскою ревности, — что я могу,
При каждомъ новолуньи, на потху
Себ, настроить новыхъ подозрній?…
Нтъ!— разъ оно запало въ грудь мою
И разорветъ мн грудь оно… Считай
Меня безумцемъ, если возмутить
Успешь, Яго, этимъ вздоромъ вру
Души моей.— Я ревновать не стану,
Когда мн скажутъ, что жена моя
Красавица, что любитъ общество
Она, наряды, комплименты, танцы, —
Когда я врю, что она чиста —
Въ ней чисто все!… Я очень знаю самъ,
Что не блистаю множествомъ достоинствъ, —
Но на душ — ни страха, ни сомннья…
Она имла очи, смыслъ и волю —
И выбрала меня.— Нтъ, Яго, прежде
Чмъ сомнваться — нужно видть мн,
А за сомнньемъ — нужно доказательствъ,
А съ доказательствомъ одно уже:
Прощай и ревность и любовь!…

ЯГО.

Теперь
Мн легче, я теперь могу свободнй
Вамъ выказать любовь и преданность
Свою.— Послушайте… по это все
Сомннія покамстъ, — я не говорю
Еще о доказательствахъ ни слова…
Смотрите за женою, подмчайте
Ея бесды съ Кассіо, — глядите
За ними просто, — ревности не нужно,
Не нужно и доврья лишняго,
Мн слишкомъ-тяжело было-бы видть,
Какъ гибнетъ ваше преданное сердце
Печальной жертвой прямоты своей…
Смотрите-же за ней, — я хорошо-
Таки своихъ Венеціанокъ знаю:
Пусть небо видитъ грхъ, да только-бъ мужъ
Его не видлъ, — заповдь у нихъ
Своя: за грхъ ни слова, — только ужъ
Умй сводить, синьйора, и концы
Съ концами…

ОТЕЛЛО.

Ты это знаешь?

ЯГО.

О, и какъ
Еще! Да вспомните вы сами, какъ
Васъ полюбивъ, обманывать отца
Она умла.— Не тогда-ль она
Искала взора вашего, когда
Казалось такъ боялася его?

ОТЕЛЛО.

Да, это такъ!…

ЯГО.

Вотъ то-то!— Двочка,
Въ такихъ лтахъ умвшая уже
Прикинуться такъ ловко, — такъ искусно
Отца роднаго оморочить, что
Бднякъ считалъ все это чародйствомъ…
Но я, быть-можетъ, оскорбляю васъ?
Я говорю ужь слишкомъ?— О, простите-жь, —
Молю склонясь, мн эту преданность
Излишнюю, синьйоръ!

ОТЕЛЛО.

Я навсегда
Теб останусь благодаренъ, Яго.

ЯГО.

Ахъ, нтъ! я вижу, вы немного
Какъ-будто-бы встревожились…

ОТЕЛЛО.

Ничуть! ничуть!..

ЯГО.

Я-бъ не хотлъ… я этого боюсь…
Но я надюся, что вы въ рчахъ
Моихъ оцпите прямую преданность…
Ахъ, вы встревожены!— О, умоляю васъ,
Не принимайте этихъ словъ за вещь
Серьзную: вдь это подозрнье…
Не боле, какъ только подозрнье.

ОТЕЛЛО.

Я и не принимаю…

ЯГО.

Да, синьйоръ,
Не принимайте, а иначе вдь
Слова мои могли-бы быть причиной
Печальныхъ слдствій, о которыхъ я
И мысли не имлъ, — вдь Кассіо,
Мн другъ… Нтъ вижу — вы встревожены,
Синьйоръ.

ОТЕЛЛО.

Не много… У меня нейдетъ
Та мысль изъ головы, что Десдемона
Чиста и непорочна.

ЯГО.

О, да будутъ
Навки неизмнны — чистота
Ея, и вра ваша въ эту чистоту!

ОТЕЛЛО.

А между тмъ — вдь самая природа
Законъ свой нарушаетъ иногда…

ЯГО.

Да, это правда!.. Я еще осмлюсь…
Вы мн простите… я припомню только
Ея отказъ всмъ женихамъ своимъ,
Такъ близкимъ ей по роду, мстному
Происхожденью, по лтамъ, скажите:
Не видноль тутъ противурчія
Самой природ?.. Нтъ-ли тутъ уже
Испорченности чувствъ, стремленія
Къ какимъ-то страннымъ прихотямъ, начала
Противъ-естественныхъ желаніи?.. Но,
Простите — я не отношу къ ней прямо
Всего, что сказано… Межъ-тмъ я все
Таки боюсь, чтобъ не одумалась
Она, чтобы не захотлось ей
Порой сравнить васъ съ нашей молоджью,
И посл… чтобы не раскаяться
Ей посл…

ОТЕЛЛО.

Ну, прощай! прощай!.. Найдешь
Что новое — сейчасъ сказать… Да пусть
Жена твоя за нею смотритъ въ оба.
Оставь меня.

ЯГО (Уходя).

Простите!

ОТЕЛЛО.

О за-чмъ
Женился я!?.. Да, этотъ честный Яго
Безъ всякаго сомннья знаетъ больше,
Гораздо-больше, нежели сказалъ.

ЯГО (возвращаясь).

Еще, синьйоръ, я умоляю васъ
Не заходить далеко въ подозрньяхъ.
Оставьте дло это времени.
Хотя вы мсто Кассіо — ему
И возвратите, разумется,
Сказать вдь нужно правду — къ длу онъ
Усерденъ столькожъ, какъ способенъ,
Да не мшало-бъ, знаете, немножко
Повременить, — вы здсь увидите
На что и какъ надяться-бъ онъ думалъ,
А въ средствахъ этихъ вы оцпите
И то, конечно, что за человкъ
Нашъ Кассіо… Замтьте также,
Не слишкомъ-ли докучливо жена
Просить васъ будетъ о прощеньи
Его, — изъ этого ужъ многое
Вамъ можно будетъ заключить… Пока-жъ
Не объяснится это все, хотя
Немного, — думайте, что я изъ страха
Нагородилъ вамъ кучу пустяковъ, —
Чего, признаться, я и самъ боюсь,
И не стсняйте, — заклинаю васъ,
Ничмъ свою супругу…

ОТЕЛЛО.

О, не бойся —
Я управлять собой умю.

ЯГО.

Синьйоръ, простите!

ОТЕЛЛО.

Этотъ человкъ
Необычайно честенъ, — свтлый умъ
Образованіемъ украсилъ онъ,
И глубоко постигъ онъ человка…
Но, мой Создатель!— если это правда!?..
Да, если-бъ звенья цпи, насъ связавшей,
Вросли мн въ сердце и свилися тамъ
Съ нжнйшими его втьвями, — о!
Я оторвалъ-бы съ кровью ихъ отъ сердца!
Лети потомъ по втру птичкой вольной,
Лови любовь и счастье…
Можетъ-быть…
Да, можетъ!.. Я уродливъ, чоренъ,
Болтать я не умю милыхъ фразъ,
Какъ эти вздорные любезники….
Къ тому-жъ, спускаюся въ долину лтъ,
Хоть по немногу, все-жъ-таки спускаюсь…
О, я обманутъ… можетъ-быть, осмянъ…
Что-жъ остается?.. Ненависть… одна!

(Уходитъ).

Смшны и прокляты — вы, узы брака!..
‘Она моя!’ — Твоя!.. Да разв ты
Страстей ея владыка?.. Я ршусь
Скорй быть гадиной, скорй ршусь
Питаться смраднымъ воздухомъ темницъ,
Чмъ перенесть, чтобъ избранное мною,
Не мн принадлежало безраздльно…
И вотъ она, души могучей казнь!..
Судьба ея трудне темной доли
Душонокъ мелкихъ… Да, какъ смерть,
Неотклонимъ отъ насъ суровый жребіи!
Онъ проникаетъ наше бытіе
Чуть только къ бытію насъ призываютъ…
А!.. Десдемона!..

(Входятъ Десдемона и Эмилія).

Если можетъ это
Созданье обмануть!.. О небеса!
Сметесь вы надъ бднымъ человкомъ!…
Не врю! нтъ, не врю!

ДЕСДЕМОНА.

А, ты здсь,
Отелло!— Вашъ обдъ давно уже
Готовъ, и гости — островитяне
Давно ужъ ждутъ тебя.

ОТЕЛЛО.

Я и забылъ…

ДЕСДЕМОНА.

Ахъ, отъ-чего твой голосъ такъ дрожитъ?..
Ты боленъ?

ОТЕЛЛО (указывая на лобъ).

Тутъ болитъ…

ДЕСДЕМОНА.

Конечно все
Отъ безпокойствъ, но, врно, не на долго.
Постой, я голову теб платкомъ
Перевяжу, увидишь — боль пройдетъ
Мгновенно

(Хочетъ повязать ему голову).

ОТЕЛЛО.
(скидывая платокъ съ головы, роняетъ его на землю).

Нтъ! онъ слишкомъ малъ! Болзнь
Пройдетъ сама-собой… Пойдемъ — и я
Иду съ тобою вмст.

ДЕСДЕМОНА.

Грустно мн,
Мой другъ, что нездоровъ ты.

(Отелло и Десдемона уходятъ).

ЭМИЛІЯ (поднимая платокъ).

А!.. платокъ!..
Ахъ, какъ довольна я, что наконецъ
Онъ у меня таки… Вдь это первый
Подарокъ Мавра милой Десдемон!
Ну и на что-бъ онъ мужу?.. Нтъ, чудакъ —
Ужъ сколько разъ онъ приставалъ ко мн:
Достань! какъ хочешь — а достань его!..
А вдь Отелло заклиналъ жену
Всегда храпитъ его, — да и она
Его, бдняжка, много любитъ: съ нимъ
Не разстается никогда она,
И сколько ласкъ ему, и милыхъ словъ,.
И поцлуевъ!… Впрочемъ я
Сниму съ него рисунокъ только мужу….
И что онъ хочетъ длать съ нимъ?… Ума
Не приберу, — по все-же я должна
Исполнить прихоть мужа.

(Входитъ Яго).

ЯГО.

А, вы здсь…
И чмъ-же заняты? нельзя-ль узнать?

ЭМИЛІЯ.

Нельзя-ль поснисходительнй…. для васъ
Я припасла чудесную вещицу.

ЯГО.

И лично для меня?— Такъ это вздоръ!

ЭМИЛІЯ.

Что?

ЯГО.

Вздоръ, говорю, связаться съ глупой бабой…

ЭМИЛІЯ.

И только… Что-жъ ты дашь за этотъ мн
Платокъ?

ЯГО.

Какой платокъ?

ЭМИЛІЯ.

Какой платокъ?.!.
Да тотъ, что Мавръ впервые подарилъ
Жен своей, тотъ, за который ты
Такъ надолъ мн, право…

ЯГО.

Ну, и ты
Его таки стянула?…

ЭМИЛІЯ.

Нтъ, клянусь….
Она его случайно уронила, —
Я здсь была, и подняла. Вотъ онъ, —
Гляди!

ЯГО.

Ахъ, умница! отдай-же мн!

ЭМИЛІЯ.

Скажи-жъ на что теб? и отъ-чего
Ты столько приставалъ ко мн?

ЯГО.

Ну, вотъ!
Теб ужасно нужно это!

(Вырываетъ платокъ),

ЭМИЛІЯ.

Послушай, Яго, ежели теб
Не слишкомъ-нуженъ онъ — отдай его!
Ахъ, бдная синьйора!— да она
Стоскуется по немъ…

ЯГО.

Какія нжности!…
А ты, гляди мн — не показывать
И вида, что платокъ у насъ! Онъ нуженъ
Мн самому…. Теперь ступай себ! (Эмилія уходитъ).
Платокъ подкину въ Кассіеву спальню,
Пусть тамъ найдетъ его ужо онъ самъ.
Нтъ пустяковъ, которымъ-бы ревнивый
Не врилъ въ глубин души своей,
Какъ истин евангельской… О, здсь
Должны-бы кажется произойти
Чудесные эффекты!… Вдь и такъ
Мой ядъ ужъ загулялъ по жиламъ Мавра…
Да… эти вещи — точно ядъ! сначала ихъ
И не примтишь, да за то уже
Чуть только отравили нашу кровь —
И кровь, какъ жилы срныя, горитъ
Неугасимо…

(Замтивъ вдали Отелло).

Что? Не правду-ль я
Сказалъ?

(Входитъ Отелло).

Вотъ онъ!… О, нтъ, Отелло,
Ни опіумъ уже, ни мандрагора, 17)
Ни зелья сонныя со всхъ краевъ
Сна больше не дадутъ теб!— Вчера
Ты мирно спалъ еще — но не заснешь
Уже сегодня, завтра ре заснешь,
До вчной ночи ты ни разу ни заснешь
Уже покойно…

ОТЕЛЛО.

Обмануть меня?!…
Меня!?…

ЯГО.

Что съ вами, генералъ?— Вы все
Объ этомъ…. Э, забудьте право!

ОТЕЛЛО.

Прочь!
Прочь отъ меня!… Ты адскою машиной
Изъ сердца жилы поволокъ мои…
О, легче, Яго, знать свое несчастье,
Чмъ сердце пепелить на медленномъ
Огн ужасныхъ подозрній, — ждать
Томительно все новыхъ, темныхъ золъ…

ЯГО.

Ахъ, вы, синьйоръ, тревожите меня!…

ОТЕЛЛО.

Да, не было во мн и помышленья,
Чтобы у счастья моего она
Крала минуты для порока, я
Не видлъ этого, я этого
Не зналъ, мн эта мысль души не жгла,
Я спалъ покойно, веселъ былъ, доволенъ,
Я на устахъ ея не находилъ
Лобзаній Кассіо… Да, окраденный,
Пока не спохватился, ничего
Не потерялъ еще!

ЯГО.

Ахъ, тяжко мн
Все это слышать, генералъ!

ОТЕЛЛО.

Ну, пусть
Въ объятіяхъ ея перебывала-бы
Вся эта сволочь, лагерная дрянь… 18)
Да только-бъ своего позора мн
Не знать — я-бъ могъ быть счастливымъ еще…
Теперь-же? О, теперь прости на вкъ
Счастливый миръ души, мое довольство!
И вы, о гордые полки мои,
Въ стали, въ цвтныхъ волнующихся перьяхъ!
И ты, война, творящая героевъ! все
Прости!… Прости мой ржущій копь, звукъ трубъ,
И барабановъ перекатный громъ, )
И ты, святое, царственное знамя,
И все великолпіе войны,
И вы, пророки смерти, вы, — глаголъ
Торжественный Зевеса, — мдными
Гремящіе устами — о простите!
Призваніе Отелло совершилось!…

ЯГО.

Что вы, синьйоръ?— Возможно-ли….

ОТЕЛЛО.

А, тварь!
Гд-жъ доказательства, чтобы она….
Любовь моя — такъ опозорила
Себя?… Гд-жъ доказательства…. Дай мн
На очи ихъ!…

(Хватаетъ его за горло).

Или, клянусь теб,
Спасеніемъ души моей клянуся —
Собакой лучше-бы теб родиться,
Чмъ демона будить въ груди моей….

ЯГО.

Ахъ, не уже-ль до этого дошли вы?

ОТЕЛЛО.

Ты долженъ показать мн.. понимаешь!
Или, по-крайней-мр, доказать —
Но такъ, чтобъ сомнваться больше я
Не могъ уже…. иначе, Яго…. да!
Я задушу тебя….

ЯГО.

Мой генералъ!

ОТЕЛЛО.

Но если-жъ, Яго, это клевета,
Но если-жъ на потху мучилъ ты
Меня — забудь молиться, задуши
На сердц все добро, вс ужасы
Злодйствъ возьми на душу, пусть земля
Смутится, глядя на дла твои,
И небо плачетъ — нтъ, ничмъ уже
Своей души ты больше не погубишь….

ЯГО.

О небеса! спасите-же меня!
Вы человкъ еще! у васъ еще душа
И мысль?… Богъ съ вами! Должность вамъ свою
Я отдаю назадъ.— Безумецъ, Яго, ты —
Безумецъ!… Прямота твоя идетъ
За преступленіе въ глазахъ людей….
Чудовище ты, свтъ!… Гляди-жъ, гляди
О міръ! что человка не спасетъ
Ни честь его, ни правота!— синьйоръ!
Благодарю васъ за урокъ!… Отнын
Забуду дружбу я, — когда за дружбу
Я только оскорбленія терплю….

ОТЕЛЛО.

Нтъ, стой! Ты долженъ честенъ быть….

ЯГО.

Нтъ, я
Умне долженъ быть, а честность — ложь
Безумная, — и тотъ, кто служитъ ей, —
Несчастный! гибнетъ онъ неотвратимо….

ОТЕЛЛО.

О Боже! Боже мой! Я думаю —
Жена моя чиста и непорочна,
И думаю, что нечиста, — я думаю….
Ты благороденъ, честенъ, — и потомъ
Я думаю — безчестенъ ты…. О дай-же,
Дай доказательствъ мн…. Хоть чмъ-нибудь,
Да докажи!… О Десдемона! Имя
Твое, недавно чистое, какъ ликъ
Діаны, — кажется теперь мн чорнымъ,
Уродливымъ, какъ гадкое лицо
Мое…. О, если въ мір есть еще
Веревка, ножъ, пучина, ядъ — терпть
Не буду долго я…. Ну, доказательствъ!…

ЯГО.

Страсть пожираетъ васъ, синьйоръ, я вижу….
Мн жаль, что разбудилъ я эту страсть….
Вамъ доказательствъ хочется?

ОТЕЛЛО.

Хочу-ль
Я доказательствъ?…— Да…. хочу!

ЯГО.

И можете.—
Но какъ? какъ это доказать, синьйоръ?
Не захотите-жъ вы стоять, конечно,
Какъ на часахъ, у ложа своего, —
Открывъ уста и очи, — въ ту минуту
Когда другой упьется счастьемъ вашимъ!…

ОТЕЛЛО.

Смерть и проклятье!… О!…

ЯГО.

Къ-тому-жъ и трудно,
Я думаю, ихъ захватить въ-расплохъ.—
Пусть будутъ прокляты они, когда
Людскія очи чьи-нибудь, кром
Ихъ собственныхъ очей, найдутъ
Измятое ихъ ложе! Какъ? Я вамъ
Сказалъ о доказательствахъ?… Но нтъ!
Такъ не докажешь…. это невозможно!…
Да будь козломъ онъ, а она мартышкой,
Или волчицей дикой, — будь они
Безумно-глупы какъ самое пьянство —
Нтъ, и тогда-бы это невозможно!…
Но впрочемъ я сказалъ-бы: ежели
Для васъ довольно будетъ замчаній,
Которыя потомъ ужъ наведутъ
На свжій слдъ — я ихъ представлю.

ОТЕЛЛО.

Ну, говори-жъ, — и все, что знаешь — все
Что можешь — говори!

ЯГО.

Признаться, — мн
Не нравится ужасно эта роль, —
Но такъ, какъ я зашелъ уже далеко,
И все изъ глупой честности своей,
Да изъ привязанности къ вамъ, — то видно
Придется продолжать ее…. Недавно
Прилегъ я съ Кассьо на одной постели,
Но зубы страшно мучили меня,
И я не могъ заснуть…. Вотъ видите-ль,
Синьйоръ, иной ужъ такъ распустится, 20)
Что и во сн нейдутъ съ ума ему
Вс эти шашни, знаете…. таковъ
Нашъ Кассіо.— Я слышалъ, какъ во сн
Онъ ясно говорилъ: ‘О Десдемона!
Удвоимъ осторожность, чтобы скрыть
Отъ свта вашу связь’…. Потомъ, схвативъ
Меня за руку, сильно сжалъ ее,
И вскрикнулъ: ‘Милое созданье!…’
Потомъ, припавъ неистово къ губамъ,
Впился въ нихъ долгимъ, долгимъ поцлуемъ,
И наконецъ, сдавивъ меня въ своихъ
Объятьяхъ, 21) простоналъ онъ: ‘О судьба
Проклятая! за-чмъ ты Мавру отдала
Ее!…’

ОТЕЛЛО.

Чудовищно! чудовищно!

ЯГО.

Синьоръ! по это только сонъ….

ОТЕЛЛО.

Да, сонъ
Невинно повторявшій то, что было
Межъ ними на яву, — да, Яго, этотъ сонъ —
Въ глазахъ моихъ коварный обличитель….

ЯГО.

И то замтьте — какъ онъ прояснилъ
Теперь другія подозрнья наши….

ОТЕЛЛО.

Я разорву въ куски ее!…

ЯГО.

За-чмъ
Такъ скоро? Нужно быть благоразумнымъ.
Мы сами не видали ничего
Еще.— Она еще невинною
И очень можетъ-быть…. Скажите, впрочемъ,
Мн-бъ нужно это знать — вы не видали
Когда-нибудь въ рукахъ ея платка
Чудесно-шитаго цвтами?

ОТЕЛЛО.

Я
Подобный подарилъ однажды ей, —
И это былъ мой первый даръ любви.

ЯГО.

Не знаю я, но видлъ, что такимъ
Шаткомъ, — и я увренъ въ томъ, что онъ
Супруги вашей, — Кассьо отиралъ
Вчера лицо себ.

ОТЕЛЛО.

О, если это
Тотъ самый….

ЯГО.

Тотъ, или другой платокъ
Синьйоры — это новый обличитель
Противъ нее.

ОТЕЛЛО.

Презрнный! о за чмъ
Онъ не иметъ сорокъ тысячъ жизней?…
Одна.:, несчастная…. что-жъ тутъ для мести?
Теперь я вижу…. ясно…. это правда!
О Яго!… вздохи — всю любовь,
Безумную любовь свою послалъ
Я небесамъ святымъ!… Ушла…. ушла!
Вставай-же месть, вставай чудовище,
Изъ темныхъ безднъ своихъ!… Любовь! снимай
Внцы свои съ души моей…. На тронъ
Твой — въ сердц, здсь — возсядетъ ненависть
Въ корон темной.. Прочь изъ груди все!
Все прочь!… Тамъ тсно, душно мн уже
Отъ свиста языковъ зминыхъ….

ЯГО.

Ахъ,
Синьйоръ, поберегите вы себя.

ОТЕЛЛО.

О, крови, Яго, крови!

ЯГО.

Успокойтесь!…
Я васъ прошу, — быть-можетъ, чувства ваши
Измнятся….

ОТЕЛЛО.

Нтъ, Яго, никогда….
Какъ волны вчно-дикаго Эвксина,
Безъ отдыха, безъ срочнаго отлива,
Въ напор бшеномъ все идутъ вдаль
На Геллеспонтъ и Пропонтиду, — такъ
Мои кровавые обты, въ ихъ
Стремленьи дикомъ, позабывъ любовь, —
Все выростая, страшно выростая, —
Тамъ остановятся, гд ихъ задушатъ….

(Становится на колни).

Ты, Небо вчно-неизмнное!
Теб я поручаю клятву эту….
И ты увидишь, какъ ее исполню….

ЯГО.

Не поднимайтесь! стойте такъ!

(Становится на колни).

Вы, божьи вчно-пламенный звзды!
Вы, чудно міръ обнявшія стихіи!
О будьте-жъ вы свидтели, что Яго,
Умъ, сердце, руку — вчно посвятилъ
Служенью оскорбленнаго Отелло…
Пусть онъ повелваетъ — я готовъ
На все кровавое — забывъ про совсть!…

ОТЕЛЛО.

Я принимаю твой обтъ,, не стану
Передъ тобою разсыпать пустыхъ
Благодареній.— Чтобы доказать,
Какъ я цню его, — теперь-же, Яго,
И пользуюсь я имъ, — черезъ три дня
Ты долженъ мн донесть, что Кассіо
Уже не существуетъ.

ЯГО.

Другъ мой мертвъ….
Вашъ приговоръ ршилъ судьбу его!
Но Десдемона…. пусть живетъ она!

ОТЕЛЛО.

Нтъ, судъ произнесенъ уже надъ ней,
Безстыдною…’ произнесенъ ужъ судъ!
Иди за мной, — подумать нужно, Яго,
Чтобы для этой адской красоты
Придумать смерть внезапную…. Теперь
Ты — лейтенантъ мой.

ЯГО.

Вчно вашъ, синьйоръ.

СЦЕНА IV.

Тамъ-же.

Входятъ ДЕСДЕМОНА, ЭМИЛІЯ И ШУТЪ.

ДЕСДЕМОНА.

Не знаешь-ли, любезный, какъ-бы найти Кассіо? гд онъ бываетъ?

ШУТЪ.

Я не возьму на себя смлости сказать, гд онъ бываетъ.

ДЕСДЕМОНА.

А отъ-чего-бы это?

ШУТЪ.

Онъ солдатъ, — а по мн, сказать гд бываетъ солдатъ, — оно…. немножко щекотливо.

ДЕСДЕМОНА.

Ну, гд живетъ онъ?

ШУТЪ.

Сказать вамъ, гд онъ живетъ, значитъ, сказать чистую ложь 22).

ДЕСДЕМОНА.

Можно-ли разобрать что-нибудь изъ этого?

ШУТЪ.

Я не знаю, гд живетъ онъ, и слдовательно сказать, что онъ живетъ здсь или тамъ, значитъ безсовстно солгать передъ вами.

ДЕСДЕМОНА.

Не можешь-ли ты, по-крайней-мр, узнать объ этомъ и сказать мн.

ШУТЪ.

Это дло другое. Я пущусь распрашивать у встрчнаго и поперечнаго, т. е., буду задавать вопросы, и на основаніи ихъ создавать свой отвтъ.

ДЕСДЕМОНА.

Найди-же его и попроси придти сюда, скажи ему, что я просила объ немъ своего мужа и ожидаю всего лучшаго.

ШУТЪ.

Все это не превышаетъ еще соображеній ума человческаго, и слдовательно, я совершенно могу принять на себя ваше порученіе. (Уходитъ).

ДЕСДЕМОНА.

Но гд-жъ я потеряла свой платокъ,
Эмилія?

ЭМИЛЛІЯ.

Не знаю я, синьйора.

ДЕСДЕМОНА.

Поврь, Эмилья, лучше-бъ согласилась
Я потерять свой кошелекъ крузадовъ 23),
И если бы мой благородный Мавръ
Имлъ не этотъ свтлый умъ, и былъ
Не выше мелкой ревности, конечно
Отъ этого въ немъ родилось бы много
Нечистыхъ мыслей.

ЭМИЛІЯ.

А Отелло не ревнивъ,
Синьйора?

ДЕСДЕМОНА.

Кто? мой Мавръ?— Я думаю,
Что солнце родины его сожгло
Въ крови его зародышь этой страсти.

ЭМИЛІЯ.

Ахъ, вотъ и онъ.

ДЕСДЕМОНА.

Теперь я отъ него
Не отойду, пока онъ не проститъ
Проступка Кассіо. (Отелло входитъ).
Что не лучше-ли
Теб, мой другъ?

ОТЕЛЛО.

О, лучше, добрая
Моя синьйора. (Въ-сторону). Ахъ, притворство мн
Такъ тяжело!… А ты здорова?

ДЕСДЕМОНА.

О, совершенно, добрый мой синьйоръ.

ОТЕЛЛО.

А дай мн руку.— Какъ она нжна,
Синьйора, ручка ваша!

ДЕСДЕМОНА.

Да, она
Еще немного видла годовъ,
И не видала горя….

ОТЕЛЛО.

Ручка эта
Мн говоритъ, что много жизни здсь,
Что на сердц твоемъ тревоги много….
Да, горяча…. такъ горяча, нжна!
Она мн говоритъ еще: синьйор
Нужны-бы постъ, неволя и молитва,
Немножко-бъ покаянья нужно…. да!
А то здсь все вертится шаловливо
Молоденькій бсенокъ…. право!
Ахъ, это откровенная рука,
Такая добрая!

ДЕСДЕМОНА.

Я думаю
Что добрая, — вдь ручка эта сердце
Вамъ отдала мое….

ОТЕЛЛО.

Да, добрая
Ты ручка!… Встарину тебя-бы мн
Вручило сердце, а теперь, такъ ты
Располагаешь сердцемъ — модная
Геральдика! 24)

ДЕСДЕМОНА.

Въ которой я, синьйоръ,
Не понимаю ровно ничего.
А что-же общаніе твое?

ОТЕЛЛО.

Какое общанье, милая
Моя?

ДЕСДЕМОНА.

Да все-жъ объ этомъ Кассіо.
Ужъ я за нимъ послала, чтобъ пришелъ
Поговорить съ тобою самъ.

ОТЕЛЛО.

Ахъ, вотъ
Опять меня схватила эта боль….
Дай мн платокъ…

ДЕСДЕМОНА.

Вотъ онъ, мой милый.

ОТЕЛЛО.

Нтъ!
Другой, что я когда-то подарилъ.

ДЕСДЕМОНА.

Того здсь нтъ.

ОТЕЛЛО.

Какъ нтъ?

ДЕСДЕМОНА.

Да здсь… теперь
Со мною нтъ…

ОТЕЛЛО.

Жаль! Жаль! его одна
Цыганка подарила матери
Моей давно уже, — она была
Колдунья, и могла читать въ душ
Людскую мысль, — она сказала ей:
Пока ты этотъ сохранишь платокъ,
До-тхъ-поръ будешь ты любима мужемъ
И безраздльно будешь обладать
Его душою, если-жъ потеряешь,
Или отдашь кому-нибудь его, —
Твой мужъ тогда-жъ тебя возненавидитъ
И страсти новой покорится сердцемъ.
Предъ смертью мать мн отдала его,
И завщала подарить жен,
Когда и мн жениться приведется…
Я такъ и сдлалъ: сохрани-жъ его,
И какъ зницу ока береги.
Да… потерявъ или отдавъ его,
Ты приготовишь безъисходную,
Суровую погибель намъ…

ДЕСДЕМОНА.

О Боже!
Возможно-ль это?

ОТЕЛЛО.

Это врно.— Въ ткани той
Заключена таинственная сила:
Сивилла, двсти разъ видавшая
Годичный солнца оборотъ, въ жару
Своихъ пиическихъ видній, шила
Его цвтами, шолкъ носили черви,
Которыхъ силою своей она
Очаровала, весь платокъ потомъ
Омытъ таинственнымъ бальзамомъ былъ, —
И тотъ бальзамъ сивилла источила
Изъ двственныхъ сердецъ столтнихъ мумій 25)

ДЕСДЕМОНА.

О, неужели истина все это?

ОТЕЛЛО.

Святая истина! Смотри-жъ за нимъ
Внимательно…

ДЕСДЕМОМА.

О, лучше-бы его
Я не видала никогда!

ОТЕЛЛО.

Какъ! что?
А отъ-чего-бы это?

ДЕСДЕМОНА.

Ахъ, за-чмъ
Ты такъ сурово говоришь со мною?

ОТЕЛЛО.

Такъ онъ потерянъ? отданъ? говори-жъ…
Его ужъ больше нтъ?..

ДЕСДЕМОНА.

Спаси насъ Боже!..

ОТЕЛЛО.

Да говори-жъ!

ДЕСДЕМОНА.

Нтъ, не потерянъ онъ.—
Но если-бы… Отелло?

ОТЕЛЛО.

А!…

ДЕСДЕМОНА.

Но я
Вдь говорю, что не потерянъ онъ.

ОТЕЛЛО.

Найди-же, покажи его!..

ДЕСДЕМОНА.

Да, — я
Найду его, синьйоръ, — но не теперь…
Но это хитрости… а! понимаю…
Такъ не удастся-жъ вамъ, синьйоръ, меня
Заговорить,— прости-же Кассіо,
Прошу тебя, мой милый другъ!..

ОТЕЛЛО.

Найди
Платокъ!.. Въ душ моей уже встаютъ
Предчувствія…

ДЕСДЕМОНА.

Такъ, такъ!.. сердись! сердись…
Прости-жъ его Отелло, — право, ты
Въ другомъ ужъ не найдешь такихъ достоинствъ…

ОТЕЛЛО.

Платокъ!

ДЕСДЕМОНА.

О, умоляю-жъ… отвчай!

ОТЕЛЛО.

Платокъ!

ДЕСДЕМОНА.

Всмъ бытіемъ своимъ всегда
Онъ былъ къ теб привязанъ, онъ длилъ
Съ тобою вс опасности…

ОТЕЛЛО.

Платокъ!

ДЕСДЕМОНА.

Ну, право, стоитъ пожурить тебя…

ОТЕЛЛО.

Прочь!

(Уходитъ).

ЭМИЛІЯ.

Вы скажете — онъ не ревнивъ, синьйора?

ДЕСДЕМОНА.

Я прежде не видала никогда
Его такимъ, и начинаю врить,
Что есть въ платк таинственное что-то…
Ахъ! много принесетъ оно мн горя…

ЭМИЛІЯ.

Не въ годъ, не въ два моя синьйора, можно
Мужчину разгадать.— Мы, бдныя,
Не боле, какъ пища алчныхъ ихъ
Страстей, — и жадно пожираютъ насъ
Они, — ну, а потомъ, насытившись,
Одно осталось — бросить!.. Но, смотрите:
Вотъ идутъ Кассіо и Яго мои.

(Входятъ Яго и Кассіо).

ЯГО.

Вамъ нтъ другой дороги, нужно, чтобъ
Она за васъ просила Мавра.— Ну,
Вы, просто, счастливы — вотъ и она!
Подите-жъ къ ней, да попытайтесь-ка
Опять.

ДЕСДЕМОНА.

Ахъ это вы, мой Кассіо!
Что новаго у васъ?

КАССІО.

Синьйора! я
Все съ прежней просьбой.— Умоляю вновь
Великодушное участье ваше, —
Все бытіе мое отъ васъ зависитъ, —
Вы только можете мн возвратить
Любовь его, — его, котораго
Во глубин души моей люблю
И уважаю безконечно я, —
Вся эта медленность и неизвстность
Невыносимо тяжелы!.. Когда-жъ
Проступокъ мой уже неискупимъ
Ни прежними заслугами моими,
Ни настоящей горестью, ни тмъ,
Къ чему себя въ грядущемъ обрекаю, —
Когда все это — мн не возратитъ
Уже любви его, — пусть скажетъ онъ,
Чего, по-крайней-мр, ждать я долженъ…
Я покорюсь необходимости,
Синьйора… горестью убитый, я
Пойду себ другой дорогой…

ДЕСДЕМОНА.

Ахъ,
Мой благородный, добрый Кассіо!
Предстательство мое теперь безсильно…
Мой мужъ не тотъ уже, чмъ прежде былъ,—
Я не узнала-бы въ немъ Мавра моего —
Когда-бъ черты его перемнились,
Какъ нравъ… О, я за васъ молила,
Какъ молитъ за меня у вчнаго
Престола ангелъ мой хранитель… Что-жъ?
За эти рчи гнвъ его упалъ
И на меня… Но потерпите ужъ
Еще не много, — все, что только можно —
Я сдлаю для васъ, — ршусь на то,
На что для личныхъ цлей никогда-бъ
Я не ршилась: будьте-жъ хоть теперь
Спокойны, Кассіо!

ЯГО.

Такъ генералъ
Разгнванъ?

ЭМИЛІЯ.

Онъ вотъ только-что ушелъ
Въ волненіи неизъяснимомъ….

ЯГО.

Онъ?
Взволнованъ?… я видалъ, какъ ядра
Ряды дружинъ его сметали, видлъ я —
Одно изъ нихъ, подобно демону,
Схватило брата на груди его….
И онъ взволнованъ?— видно есть причина…

ДЕСДЕМОНА.

Иди-же, Яго, успокой его, —
Прошу тебя.

(Яго уходитъ).

Быть-можетъ получилъ
Онъ изъ Венецьи непріятныя
Извстья, — или здсь, на остров
Открылъ онъ тайный заговоръ — и это
Смутило свтлый міръ души его.
А вдь въ подобныхъ случаяхъ всегда
Привяжемся мы, врно, къ пустякамъ.
Хотя душа полна тревогою
Суровой, — это такъ! Пусть заболитъ
У насъ немножко палецъ — эта боль
Сейчасъ идетъ ко всмъ здоровымъ членамъ….
Вдь люди-же — не боги, — и нельзя-жъ
Намъ вчно требовать того вниманья,
Которымъ насъ лелютъ въ брачный день.
О побрани-жъ, Эмилія, меня!
Какъ много я была несправедлива
Къ нему за мнимую холодность эту!…
Теперь сама я вижу совершенно,
Что виноватъ не онъ, а я….

ЭМИЛІЯ.

Дай Богъ,
Чтобы причиной этого волненья
Были одни дла республики,
А не зародышъ ревности слпой….

ДЕСДЕМОНА.

О, я тебя оплачу, день печальный!…
Я никогда ему не подала
Причины….

ЭМИЛІЯ.

Все-равно!… ревнивымъ такъ
Не говорите лучше, ревности
Причина не всегда нужна, они
Ревнивы — просто потому, что ужъ
Ревнивы…. Да, чудовище она!
Сама-собой зачнется въ темнот,
И вырастаетъ изъ самой-себя.

ДЕСДЕМОНА.

О небо! изгони ее на-вкъ
Изъ сердца Мавра моего….

ЭМИЛІЯ.

Аминь,
Синьйора!

ДЕСДЕМОНА.

Я теперь пойду искать
Его, а вы, межъ-тмъ, побудьте здсь,
Мой бдный Кассьо, — повторю
Предъ нимъ опять мольбы свои, — и все
Употреблю на то, чтобы склонить
Его.

КАССІО.

Благодарю васъ, добрая
Синьйора!

(Десдемона и Эмилія уходятъ.— Бьянка входитъ).

БЬЯНКА.

Ахъ, мой милый Кассіо!

КАССІО.

Какъ, Бьянка, ты?— И здсь?— Да, что тебя
Заставило придти сюда теперь?
Здорова-ли, прелестный другъ мой?— Я
Вотъ только-что было къ теб сбирался….

БЬЯНКА.

А я къ теб, мой милый Кассіо!— Ну,
На что-жъ похоже это — прятаться
Недлю цлую — семь дней и семь
Ночей, — сто-шестьдесятъ часовъ, — а вдь
Часы любви тоскующей идутъ
Въ сто-шестьдесятъ разъ медленнй часовъ
Обыкновенныхъ…. Ахъ, какъ скучно ихъ считать
Мой Кассіо!

КАССІО.

Прости-же Бьянка!
Я самъ страдалъ такъ много въ это время….
Но скоро этотъ грхъ очищу я,
Неразставаясь боле съ тобой
Ни на минуту.— Милая Біанка!

(Показываетъ платокъ Десдемоны).

Сработай мн точь-въ-точь такой платокъ.

БЬЯНКА.

Ахъ, Кассьо, гд ты взялъ его?— II врно
Подарокъ новой дружбы?— О, теперь
Я вижу ясно — отъ-чего тебя
Не видно было…. вотъ причина! ахъ
Какъ это хорошо!…

КАССІО.

Пошла!… На то
И женщина…. Брось этотъ глупый вздоръ
Туда, откуда онъ пришелъ къ теб —
Діаволу.— Ты создала уже
Изъ ревности — любовницу, подарки….
Клянусь, не угадала, Бьянка, ты!

БЬЯНКА.

Ну, чей же онъ?

КАССІО.

Да я и самъ не знаю, —
Я въ комнат своей нашелъ его.
Рисунокъ мн поправился, и мн
Хотлось-бы имть такой-же, прежде,
Чмъ возвращу его, — а возвратить
Когда-нибудь да надо.— Вришь-ли?
Возьми-жъ его и сдлай точно такъ.
Ну, а теперь, пока прощай!

БЬЯНКА.

Прощай?…
За-чмъ-бы это?

КАССІО.

Да за тмъ, что я
Здсь генерала поджидаю.— Ну,
А согласись сама — неловко-же
Съ тобой вдвоемъ къ нему явиться мн….

БЬЯНКА.

А отъ-чего-бы, на-примръ, неловко?

КАССІО.

Конечно ужъ не отъ-того, чтобы
Я не любилъ тебя.

БЬЯНКА.

А отъ-того,
Что ты меня не любишь.. такъ-ли?
Хоть проводи-жъ меня…. По-крайней-мр,
Придешь ли ты хоть вечеромъ сегодня?

КАССІО.

Мн нужно дожидать на этомъ мст,
И потому далеко не могу
Я проводить, — но я зайду къ теб
Какъ только потемнетъ.—

БЬЯНКА.

И за то
Спасибо, милый Кассіо!— Судьб
Своей безъ ропота я повинуюсь.

ДЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

Тамъ-же.

Входятъ ОТЕЛЛО и ЯГО.

ЯГО.

Васъ все еще, синьйоръ, тревожитъ это?

ОТЕЛЛО.

Тревожитъ-ли меня?

ЯГО.

И что-жъ?— одинъ
Таинственный и тихій поцлуй….

ОТЕЛЛО.

А кто
Далъ право имъ на этотъ поцлуй?…

ЯГО.

Или невинное свиданье въ спальн,.
Не больше часа, двухъ….

ОТЕЛЛО.

Невинное?
И въ спальн, Яго?… Что-же — дьявола
Они морочатъ?… Знаешь-ли, что тхъ,
Которыя ведутъ невинныя
Бесды въ спальняхъ по-ночамъ — тхъ искушаетъ
Самъ сатана, — они-же, въ свой чередъ,
Святое Небо искушаютъ.

ЯГО.

Тутъ,
Казалось, грхъ-бы небольшой еще
Потолковать вдвоемъ, — по если я,
Положимъ, подарю жен платокъ….

ОТЕЛЛО.

Ну, что-жъ тогда?

ЯГО.

Да онъ тогда ужъ ей
Принадлежитъ, — и я-бы думать смлъ,
Что подарить свое добро она
Иметъ право.

ОТЕЛЛО.

Такъ по твоему,
Она иметъ право подарить
И честь свою, — вдь-же она хозяйка
И этого добра?

ЯГО.

Вотъ вы и честь
Сейчасъ, честь — дло темное, синьйоръ…
Огляньтесь — мало-ли безстыдницъ честныхъ….
Но что касается платка….

ОТЕЛЛО.

Клянусь,
Я много-бъ далъ, чтобъ позабыть о немъ,
А у тебя, что слово — то платокъ….
О, эта мысль на памяти моей,
Какъ мрачный воронъ, каркающій гибель
На кровл зачумленной… 26). У него
Платокъ мой!…

ЯГО.

И что-жъ изъ этого?

ОТЕЛЛО.

Теперь
Изъ этого уже выходитъ много….

ЯГО.

А если-бъ я сказалъ, что видлъ самъ
Позоръ вашъ?… слышалъ отъ него я самъ….
Вдь есть довольно въ свт и такихъ,
Что такъ или иначе дотянувъ
До своего — никакъ ужъ не утерпятъ,
Чтобъ не трубить предъ встрчнымъ-поперечнымъ…

ОТЕЛЛО.

Да разв говорилъ онъ что-нибудь?

ЯГО.

Да, говорилъ, — и это врно такъ,
Какъ то, что онъ при случа, пожалуй,
И отопрется отъ своихъ рчей.

ОТЕЛЛО.

Ну, что-жъ онъ говорилъ?

ЯГО.

Что будто онъ…
Того…. но, право, я не знаю, какъ —
Сказать вамъ это….

ОТЕЛЛО.

Говори-же, что?

ЯГО.

Лежалъ…

ОТЕЛЛО.

Съ женой?

ЯГО.

Да, съ нею, возл ней… 27).
Ну, какъ хотите тамъ….

ОТЕЛЛО.

Лежалъ съ нею! возл нея!… Какъ, это говорятъ еще, Яго, когда говорятъ объ этомъ?… О, позоръ, позоръ!… Платокъ!… Такъ вотъ исповдь его!… Платокъ…. Да, исповдь ему, и — веревку за эти подвиги… 28). Нтъ, на веревку прежде, — такъ и допросъ… Я дрожу, какъ только подумаю… Нтъ, эта страсть не обезумила-бы такъ мою природу, если-бы не было у нея тайныхъ предчувствіи…. Одни пустые звуки не проникнули бы меня этимъ страннымъ трепетомъ… Ухъ!… Ротъ она вся… ея черты… ея очи и уста ея.. Ахъ, да возможно-ли это?!… Признается!… платокъ!… о дьяволъ! (Падаетъ въ обморокъ).

ЯГО.

Гуляй мой ядъ, — работай ядъ!… Вотъ какъ
Пріятелей, глупцовъ васъ легковрныхъ,
Въ засаду ловятъ!… Вотъ невинность ваша,
О непорочные мои голубки!…
Что-жъ тутъ она поможетъ вамъ?… Синьйоръ!
Что съ вами?

(Входитъ Кассіо),

Мой синьйоръ! Отелло!
Ахъ, это Кассьо вы!

КАССІО.

Что здсь такое?

ЯГО.

Падучая!… ахъ, бдный мой синьйоръ!…
И вотъ, въ другой ужъ разъ ударило
Его, вчера было вотъ точно также.

КАССІО.

Ему-бъ виски немного потереть.

ЯГО.

О нтъ! оставьте… пусть обычный ходъ
Припадокъ совершитъ, иначе пна
Забьетъ клубами на его устахъ,
И хуже прежняго еще его
Заворчитъ…. Вотъ, онъ движется уже,
Глядите.— Выйдите-жъ теперь отсюда
На нсколько минутъ, — онъ скоро ужъ
Очнется, — а потомъ, когда уйдетъ —
Мы потолкуемъ съ вами объ одномъ
Довольно-важномъ дл.

(Кассіо уходитъ).

Что, какъ вы
Теперь, синьйоръ?— И ваша голова…
Конечно, вы ее не повредили?…

ОТЕЛЛО.

Ты надо мной смешься?…

ЯГО.

Я,
Синьйоръ, смюся?… Нтъ! предъ Богомъ, нтъ!
Скорй — я-бъ пожелалъ вамъ перенесть
Несчастье это гордо, равнодушно…

ОТЕЛЛО.

Обманутый супругъ — о, это зврь,
Чудовище!

ЯГО.

Такъ ихъ таки довольно
По городамъ — цивилизованныхъ,
Чудовищъ этихъ и зврей.

ОТЕЛЛО.

И онъ, ты говоришь, признался въ этомъ?…

ЯГО.

Синьйоръ! синьйоръ мой!— Будьте человкомъ…
Подумайте, что всякъ, кого судьба
Родила съ бородой, — чуть голову
Свою нагнетъ въ супружнее ярмо —
Рога какъ разъ ростутъ на голов
Его… Ахъ, сколько есть счастливцевъ,
Увренныхъ, что чисто ложе ихъ,—
А тамъ чортъ знаетъ кто толчется… Вамъ
На долю лучше выпало! А то лобзать
На лож,— въ чистот, котораго
Такъ много мы убждены, — лобзать
Преступницу и думать, что она,
Какъ ангелъ неповинна — о, да это
Преоскорбительная шутка ада,
Архи-насмшка князя сатаны…
Нтъ, пусть я лучше знаю жребій свой, —
А злая, что-такое я — легко
Уже ршить и то, чмъ быть и ей.

ОТЕЛЛО

Ты мудръ, мой Яго, — это справедливо!

ЯГО.

Уйдите-ка отсюда на минутку,
Да потерпите, ужъ не горячась.—
Пока вы здсь томилися въ борьб
Съ глубокой горестью, — что недостойно
Подобныхъ вамъ людей, — сюда зашелъ
Нашъ Кассіо.— Я отослалъ его
Подъ тмъ предлогомъ, будто вы въ припадк,
Но попросилъ придти сюда опять
Потолковать со мной, — онъ общалъ.
Вы спрячьтесь, и смотрите, какъ
Рисуется во всхъ чертахъ его
Насмшка, гордость и презрнье,
Когда онъ говоритъ объ этой связи, —
А я его заставлю повторить,
Гд, какъ, когда и сколько было ужъ
У нихъ свиданій? долго-ли идутъ
Они? когда назначено опять?
Вы только молча замчайте вс
Тлодвиженія его, — но разъ
Еще, синьйоръ, — терпніе!— Не то,
Заставите меня поврить вы,
Что страсти въ вашемъ сердце слишкомъ-много,
Да маловато человка….

ОТЕЛЛО.

Замть-же, Яго, истощу я все
Терпніе свое, но посл, Яго,—
Замть и это, — истощу я всю
И злобу кровожадную.

ЯГО.

На это
Я ничего вамъ не скажу, по пусть
Васъ время приведетъ къ тому законно….
Благоволите-же, синьйоръ, уйти.

(Отелло отходитъ).

Теперь я съ Кассіо заговорю
О Бьянк, этой умниц, что такъ
Умно ведетъ коммерческій обмнъ
Восторговъ жаркихъ на насущный хлбъ,
Да на лоскутья бабьи…. бдная
Души не слышитъ въ Кассіо своемъ…
Да это вчно такъ уже у нихъ —
Щипаютъ сами пропасть мелкихъ пташекъ,
А ихъ уже одинъ щипаетъ коршунъ.—
И, чуть при немъ заговоришь объ ней —
Онъ тотчасъ смхомъ разразится…. А!
Вотъ онъ. (Кассіо входитъ)Ну, смйся-жъ, каждая твоя
Улыбка новымъ бшенствомъ взволнуетъ
Неистоваго Мавра, онъ съуметъ,
Въ угар глупой ревности своей,
Веселый смхъ твой такъ чудесно
По своему растолковать…. Ну, что
Мой лейтенантъ?

КАССІО.

Не хорошо, мой Яго, —
Тмъ боле не хорошо, что ты,
Ужъ не въ насмшку-ль, полно, величаешь
Меня достоинствомъ, котораго
Потеря убиваетъ вс мои
Надежды.

ЯГО.

Вамъ еще-бы попросить
Какъ должно, Десдемону, — это
Одно спасти васъ можетъ.

(Тихо).

Вотъ когда-бъ
Зависло отъ Бьянки наше дло —
Такъ резолюція-бы мигомъ, — а?

КАССІО

Да, бдная моя шалунья!

ОТЕЛЛО (тихо).

А!
Уже смется!…

ЯГО.

Право, не видалъ
Я женщины, такъ беззавтно
И чисто преданной любви своей…

КАССІО.

Да, втренница точно влюблена
Въ меня, — я въ этомъ убжденъ.

ОТЕЛЛО (тихо).

Теперь
Какъ будто онъ не соглашается,
А самъ межъ-тмъ смется, — ну, оно
Понятно!

ЯГО.

Знаете-ли Кассіо….

ОТЕЛЛО (тихо).

А….
Вотъ онъ его заставитъ разсказать
Все дло…. Ну, впередъ!— Чудесно, Яго, —
Чудесно сказано….

ЯГО.

Она везд
Трубитъ, что вамъ хотлось-бы на ней
Жениться, — правда-ль это?

КАССІО.

Ха, ха, ха!

ОТЕЛЛО (тихо).

Тріумфъ теб, о Римлянинъ! тріумфъ!…

КАССІО.

Мн хотлось-бы на ней жениться?— Что ты! На этой дв милосердія!… Да хоть немножко снисхожденія, Яго, къ бдному-то разсудку моему…. Не ужъ-то я совсмъ-таки помшался…. Ха, ха, ха! на ней жениться!…

ОТЕЛЛО (тихо).

Такъ, такъ, такъ, славно!… Завоевалъ — рукоплещи теперь!

ЯГО.

По чести, слухи ходятъ, что вы хотите на ней жениться.

КАССІО.

Ты не шутишь, Яго?

ЯГО.

Да, что за шутки?— Пусть я буду и не знаю чмъ, если это есть у меня и въ помышленіи.

ОТЕЛЛО (тихо).

А! ты уже ршилъ, сколько осталося жить мн, Кассіо! Недурно!

КАССІО.

Ну, увряю тебя — это собственныя сочиненія этой мартышки…. Она-то, пожалуй, убждена въ томъ, что я женюсь на ней, — да убдилась-то она не изъ словъ моихъ, а изъ личнаго тщеславія только. (Яго длаетъ знаки Отелло).

ОТЕЛЛО (тихо).

Яго киваетъ мн, — теперь онъ начнетъ свою исторію.

КАССІО.

Вотъ только-что она была здсь,— какъ видишь, она нигд не даетъ мн покоя.— Недавно какъ-то стояло насъ, нсколько земляковъ, на морскомъ берегу, — такъ, толковали о чемъ-то, — вдругъ, откуда ни возьмись — прибгаетъ она, и, какъ кошка, сразу цпляется мн на шею….

ОТЕЛЛО (тихо).

И безъ сомннія кричитъ: ‘о милый Кассіо!’ — такъ, по крайней-мр, доказываютъ твои жесты.

КАССІО.

Вшается, говорю, на шею, прижимаетъ къ груди своей, обливаетъ меня слезами, тормошитъ, тащитъ меня…. Ха, ха, ха!…

ОТЕЛЛО (тихо).

Теперь онъ разсказываетъ, какъ она затащила его въ свою спальню…. О, я уже вижу и вс ваши дальнйшія продлки, но я еще не вижу собаки, которой-бы тебя стоило бросить за нихъ.

КАССІО.

Ну, впередъ она меня не подцпитъ.

ЯГО.

Смотрите!… вдь она вотъ ужъ здсь.. И на чужихъ не глядитъ!

(Входитъ Бьянка).

КАССІО.

Да это чистая кошка! , только знаешь-ли, прилизаная, надушеная… (Бьянк) Ну, чего теб хочется? Чего ты бгаешь по слдамъ моимъ?

БЬЯНКА.

Пусть по теб бгаетъ чортъ съ своею чертовкой!… Скажи лучше — чего теб хотлось, когда ты отдавалъ мн платокъ этотъ?… А я-то дура — и возьми его!… Видите-ли — вамъ нуженъ другой точно такой-же…. И то сказать — какъ умно придумано: ‘Я нашелъ его въ своей комнат!.. я не знаю, кто его тамъ покинулъ!..’ Ты не знаешь… А я такъ знаю, что это драгоцнные сувенирчики какой-нибудь потаскухи, — и я-же должна работать надъ нимъ…. На! отдай его своему сокровищу! Чей-бы онъ ни былъ — я не стану, и не стану таки сидть надъ нимъ.

КАССІО.

Да, что ты, милочка моя Бьянка, что съ тобой?

ОТЕЛЛО (тихо).

Клянусь небомъ это, должно-быть, мой платокъ!

БЬЯНКА.

И если ты хочешь придти ко мн — ужинать сегодня, — милости просимъ!— А! нтъ — приходи, когда позволятъ теб дла твои. (Уходитъ).

ЯГО.

За нею, Кассіо, за нею!

КАССІО.

Да, надобно пойти, иначе, она забарабанитъ теперь по всмъ улицамъ.

ЯГО.

Вы у нея останетесь и ужинать?

КАССІО.

Кажется, что такъ.

ЯГО.

И прекрасно, — а могу-ли я васъ видть тамъ?… Мн-бы очень-хотлось поговорить съ вами.

КАССІО.

О, сдлай милость, приходи!.. Будешь?..

ЯГО.

Ну, поспшайте ужъ за нею… полно толковать вамъ.

(Кассіо уходитъ).

ОТЕЛЛО.

Какъ-же мн, Яго, мучить его?..

ЯГО.

Вы видли теперь, въ какомъ онъ восторг отъ мерзостей своихъ…

ОТЕЛЛО.

О Яго!

ЯГО.

Вы также видли и платокъ, конечно?

ОТЕЛЛО.

А это мой платокъ?

ЯГО.

Какъ честный человкъ, — вашъ, синьйоръ… И вотъ какъ онъ цнитъ безумную эту женщину — жену вашу! Она даритъ ему платокъ, а онъ бросаетъ его первой твари.

ОТЕЛЛО.

Цлые годы я хотлъ-бы мучить — не замучить его!.. Совершенная женщина! прелестное, милое созданіе!

ЯГО.

Синьйоръ! вамъ нужно забыть это…

ОТЕЛЛО.

Да… судъ, и смерть, и гибель ей — все бъ эту ночь… Да, не жить ей больше… Сердце мое теперь — камень. Какъ бьетъ оно мою грудь! какъ болзненно бьется оно подъ моей рукою… О, міръ не увидитъ уже созданія прекрасне ея!.. Она могла-бы раздлять судьбы владыкъ земныхъ, и своею волею вести судьбы эти.

ЯГО.

Да вы, генералъ, ведете не по той уже дорог…

ОТЕЛЛО.

Нтъ, ей все-таки погибель! Я говорю только, что такое она — эта Десдемона!.. Такъ превосходно работаетъ иглою… такъ удивительно играетъ!.. Предъ ея нжностью сокрушилась-бы свирпость дикаго медвдя! Умъ такой свтлый, и такое плнительное воображеніе…

ЯГО.

И все это только сильне обвиняетъ ее.

ОТЕЛЛО.

О, тысячу, тысячу разъ!.. И сердце такое нжное, такое благородное!

ЯГО.

Да, такое благородное…

ОТЕЛЛО.

О, это справедливо, — и какое участіе, Яго! какое благодушіе, снисхожденіе…

ЯГО.

И если вы такъ снисходительны къ ея маленькимъ шалостямъ — дайте-же ей открытый листъ гршить безданно и безпошлинно… Ужь если эти вещи не цпляютъ васъ, такъ для нихъ широкая дорога, — они никого не заднутъ.

ОТЕЛЛО.

Я изорву ее въ мелкіе куски!— Измнить мн!…

ЯГО.

Какъ это низко, недостойно ея…

ОТЕЛЛО.

И съ моимъ офицеромъ еще…

ЯГО.

Это ужъ, просто, изъ рукъ вонъ!

ОТЕЛЛО.

Достань мн яду, Яго!— и эту-же ночь!.. Мн не нужно никакихъ объясненій.— Я все еще боюсь, что ршимость моя не устоитъ передъ этимъ дивомъ красоты.— Слышишь, Яго, эту-же ночь!

ЯГО.

За чмъ тутъ ядъ, синьйоръ, — лучше задушите ее, и на той-же самой постели, которую она такъ опозорила.

ОТЕЛЛО.

А, да!.. хорошо… хорошо!— Въ казни этой будетъ смыслъ и правда… прекрасно!

ЯГО.

Что-же касается собственно до Кассіо, — это, синьйоръ, я уже принимаю лично на себя, — въ полночь вы услышите больше.

ОТЕЛЛО.

Превосходно!— Что это за сигналы? (Слышенъ звукъ трубы).

ЯГО.

Наврно, изъ Венецьи что-нибудь.
А вотъ и Лодовико, — врно, онъ
Отъ Дожа, — посмотрите, съ нимъ идетъ
И Десдемона.

(Входятъ Лодовико, Десдемона и свита).

ЛОДОВИКО.

Здраствуйте, достойный
Мой генералъ!

ОТЕЛЛО.

Ахъ, здравствуйте синьйоръ!

ЛОДОВИКО.

Дожъ и Сенатъ привтствуютъ Отелло! (Подаетъ ему пакетъ).

ОТЕЛЛО.

Цлую эти знаки — власти ихъ
И добраго вниманья.

(Открываетъ пакетъ и читаетъ).

ДЕСДЕМОНА.

Что-же ты
Привезъ намъ новаго, мой добрый братъ?

ЯГО.

Мн такъ пріятно видть васъ, синьйоръ, —
Да будетъ-же на радость вашъ пріздъ.

ЛОДОВИКО.

Благодарю.— Что, каково живетъ
Нашъ Кассіо?

ЯГО.

Живетъ синьойръ!

ДЕСДЕМОНА.

Теперь
Онъ въ непріятныхъ отношеніяхъ
Съ моимъ Отелло, но надюсь я,
Что ты ихъ помиришь, мой милый братъ.

ОТЕЛЛО.

Надетесь?

ДЕСДЕМОНА.

Синьйоръ?

ОТЕЛЛО (читаетъ).

‘Обратите на это полное ваше вниманіе, какъ будто…’

ЛОДОВИКО.

Онъ никого не назвалъ… врно, онъ
Письмо читалъ… Такъ, непріятности,
Ты говоришь, у нихъ…

ДЕСДЕМОНА.

Ужасныя!
И мн, не знаю какъ, хотлось-бы,
Чтобы сошлись опять они, — я такъ
Люблю бдняжку Кассьо…

ОТЕЛЛО.

Громъ и смерть!

ДЕСДЕМОНА.

Синьйоръ?

ОТЕЛЛО.

Не помшалась-ли ты!..

ДЕСДЕМОНА.

Вотъ онъ
Опять разгнванъ…

ЛОДОВИКО.

Можетъ-быть, письмо
Причиной гнва этого.— Его,
Какъ кажется, зовутъ назадъ въ Венецью,
А мсто это поручаютъ Кассьо.

ДЕСДЕМОНА.

Серьзно? — ахъ, какъ рада я…

ОТЕЛЛО.

Серьзно?..

ДЕСДЕМОНА.

Синьйоръ?..

ОТЕЛЛО.

Ахъ, какъ я радъ, что вы съ ума
Сошли.

ДЕСДЕМОНА.

Какъ вы сказали, милый мой
Отелло?

ОТЕЛЛО.

Дьяволъ!..

(Бьетъ ее.)

ДЕСДЕМОНА.

Я не заслужила,
Отелло, этого…

ЛОДОВИКО.

Никто-бъ въ Венеціи
И не поврилъ этому, синьйоръ,
Хоть-бы поклялся я, что видлъ самъ…
О, это слишкомъ ужь!.. Скажите-жъ ей
Хоть ласковое слово, — посмотрите —
Бдняжка плачетъ!

ОТЕЛЛО.

Дьяволъ! дьяволъ!..
Когда-бъ отъ женскихъ слезъ могла зачать
Земли утроба — каждая слеза
Твоя создала-бъ крокодила… 29). Прочь!
Прочь отъ меня!..

ДЕСДЕМОНА.

Я оскорбляю васъ
Присутствіемъ своимъ… я ухожу!

(Уходитъ).

ЛОДОВИКО.

Вотъ снисхожденіе примрное,
Клянусь!— Да воротите-же ее,
Я умоляю васъ.

ОТЕЛЛО

Синьйора!

ДЕСДЕМОНА.

Мой
Синьйоръ?..

ОТЕЛЛО.

На что-же вамъ она?

ЛОДОВИКО.

Кому?
Мн генералъ?

ОТЕЛЛО.

Да вы-жъ сейчасъ сказали,
Чтобъ воротить ее… Она вернулась…
Она вертться можетъ, какъ угодно,
Уйти, придти, — она и плакать можетъ —
И плакать — да!.. она — покорная
Супруга — о, покорная — какъ вы
Сказали, чудо, не супруга!— Ну,
Да разливайся-же въ слезахъ, — а вы,
Синьйоръ, игру прилично созерцаете…
Не правда-ль, чудо сыграно!— А тутъ
Еще меня отсюда отзываютъ, —
Уйди-жъ отсюда, — я тобой сейчасъ
Займусь… синьйоръ, я повинуюсь вол
Пославшихъ васъ, и возвращаюсь
Въ Венецію.— Да прочь-же ты отсюда!…

(Десдемона уходитъ,)

На это мсто Кассіо поступитъ
И… Вечеромъ, синьйоръ, прошу ко мн
Поужинать, вы кстати прибыли,
Синьйоръ, къ намъ въ Кипръ… Развратъ и подлость!

(Уходитъ.)

Такъ это онъ, тотъ благородный Мавръ,
Котораго сенаторы одинъ
Передъ другимъ такъ громко величаютъ!….
Такъ вотъ она, та гордая душа,
Несокрушимая страстями! Вотъ
Она — та доблесть, равнодушная
Къ судьб суровой..

ЯГО.

Ахъ, синьйоръ, онъ такъ
Перемнился…

ЛОДОВИКО.

Все-ли у него
Здорово тутъ?— ужъ не зашелъ-ли умъ
За разумъ?

ЯГО.

Онъ и былъ и есть — то, что
Онъ былъ и есть, — хоть я, синьйоръ, не смю
Судить его, — по онъ не то далеко,
Чмъ могъ-бы быть, — конечно, если-бъ то
И могъ еще… все-жъ горячо молю
Я небеса — чтобъ былъ онъ тмъ…

ЛОДОВИКО.

Ну, какъ!
Жену свою ударить!…

ЯГО.

Правда, это
Не такъ то хорошо, но между-тмъ
Было-бы хорошо еще, когда-бъ
И хуже не было чего-нибудь…

ЛОДОВИКО.

Да разв это у него вчастую?…
Или взбшенный письмами сената
До этой степени забылся онъ?…

ЯГО.

Увы!
Увы!— Безчестно было-бъ для меня
Болтать о всемъ, что видлъ я, что знаю…
Смотрите сами, — вы, изъ собственныхъ
Его поступковъ, разгадаете
Его и безъ рчей моихъ, глядите,
Да замчайте только, какъ идутъ
Дла…

ЛОДОВИКО.

Мн жаль, что я ошибся въ немъ!

СЦЕНА II.

Комната въ замк.

Входятъ ОТЕЛЛО и ЭМИЛІЯ.

ОТЕЛЛО.

Такъ ты, Эмилья, ровно ничего
Таки не видла?

ЭМИЛІЯ.

И никогда
Не слышала, — и даже подозрній
Здсь никакихъ не можетъ быть, синьйоръ.

ОТЕЛЛО.

Такъ!… по — ты видла вдь вмст ихъ —
Ее и Кассіо?

ЭМИЛІЯ.

Но я клянусь,
Не видла дурнаго ничего, —
Хоть ни одно дыханіе изъ устъ
Не ускользало отъ меня.

ОТЕЛЛО.

Ну вотъ —
Ужъ никогда таки они
И не шептались..

ЭМИЛІЯ.

Никогда, синьйоръ.

ОТЕЛЛО.

И никогда тебя не высылали?

ЭМИЛІЯ.

Нтъ, никогда!

ОТЕЛЛО.

Ну, на-примръ, принесть
Перчатки, веръ, маску, что-нибудь
Такое…

ЭМИЛІЯ.

Никогда!

ОТЕЛЛО.

Да, чудно право!

ЭМИЛІЯ.

Я смло васъ, синьйоръ, могу уврить
Въ чистйшей непорочности ея,
За это я своей душою вамъ
Ручаюся… и если вы въ другомъ
Убждены,— о, изгоните прочь
Изъ вашей мысли убжденье это,
Болзненно-гнетущее ее!…
И тотъ, кто кинулъ вамъ его на сердце…
Пусть Богъ его проклятьемъ поразитъ
Какъ змія-искусителя!… Когда
Она не непорочна, не чиста,
Не добродтельна, — такъ на земл
Нтъ счастливыхъ мужей!.. Ее, мой Боже!
Ее, чистйшую изъ женъ, волочатъ
Въ грязи нечистой клеветы…

ОТЕЛЛО.

Поди,
Да попроси ее сюда. Ступай!

(Эмилія уходитъ.)

Ты славно говоришь, да кто-жъ теб
Повритъ?… Какъ теб не знать: что, гд,
И какъ порасказать?… Вдь здсь твой хлбъ,
Вдь ты хитра, умна, ты создала
Уже и схоронила много тайнъ,
Нечистыхъ, — ты такъ мастерски умешь
Пасть на колни кстати, и молить
Такою жаркою мольбой, — вдь мн
И самому пришлося видть это.

(Входятъ Десдемона и. Эмилія.)

ДЕСДЕМОНА.

Что вамъ угодно?

ОТЕЛЛО.

Подойди ко мн,
Моя невинная голубка…

ДЕСДЕМОНА.

Чмъ
Могу, синьйоръ, я успокоить васъ…
Разсять?…

ОТЕЛЛО.

Дай налюбоваться мн
Огнемъ очей твоихъ, — смотри-жъ въ лица
Мн прямо — долго… долго…

ДЕСДЕМОНА.

О, у васъ
Есть что-то страшное на мысли!…

ОТЕЛЛО (Эмиліи.)

Ну,
А ты, синьйора, хлопочи свое:
Друзей сердечныхъ глазъ-на-глазъ, конечно, —
Дверь на-запоръ, — да не звать — чуть кто
Покажется, — ты, будто невзначай,
И кашляни многозначительное: ‘гмъ!’
Ну, къ мсту, къ длу… маршъ на аванпосты!

(Эмилія уходитъ.)

ДЕСДЕМОНА.

Молю, — у ногъ твоихъ молю, Отелло!…

(Становится на колни.)

Скажи мн тайный смыслъ рчей твоихъ…
Я вижу только гнвъ въ словахъ, но словъ
Не понимаю я…

ОТЕЛЛО.

Но что-жъ ты, Десдемона?…

ДЕСДЕМОНА.

Твоя жена, Отелло, врная
И честная жена твоя…

ОТЕЛЛО.

Ну, такъ…
И честная жена твоя… Клянись,
Клянись еще, — пиши чертямъ завтъ
На душу, какъ-же имъ и взять тебя,
Когда ты, дивная, какъ небеса
Святыя хороша?!… Губи-же душу…
Клянись еще, что непорочна ты!

ДЕСДЕМОНА.

О, Боже, будь свидтелемъ моимъ.

ОТЕЛЛО.

О, да, — свидтель Онъ, что ты, какъ адъ,
Коварна…

ДЕСДЕМОНА.

Я, синьйоръ?— Противъ кого
Коварна я?… И какъ коварна я?…

ОТЕЛЛО.

О Десдемона!… прочь! прочь! прочь!…

(Плачетъ).

ДЕСДЕМОНА.

Увы!
Печальный, скорбный день!… Вы плачете,
Синьйоръ… о милый мой супругъ! о чемъ
Ты плачешь?… Ахъ, не я-ли слезъ твоихъ
Причиною?… Но если ты винишь
Въ томъ моего отца, что призываетъ
Тебя сенатъ назадъ — не проклинай
Меня!… Ужъ если больше нтъ для васъ
Его, синьйоръ, — такъ для меня, увы!
Онъ навсегда потерянъ, бдный мой отецъ..

ОТЕЛЛО.

О, пусть-бы небо горемъ постило
Меня тяжолымъ, пусть упали-бы
На эту безучастную главу —
Вся скорбь, презрніе, уничиженье,
Пусть нищета одла-бы меня
Нечистымъ рубищемъ, — пусть вчными
Цпями оковали-бы меня,
И лучшія мои надежды… все,
Я все-бы перенесъ, — съумлъ-бы я
Еще найдти въ сокрытыхъ тайникахъ
Души хоть каплю самоотверженья!…
Но сдлать изъ меня предметъ презрнья
И утвердить надъ нимъ обидный перстъ
Лукаваго, тяжолаго участья….
О!… о!…
Нтъ! я-бы перенесъ еще
И это… да! и это-бъ перенесъ!
Но видть грязное, вонючее
Болото тамъ, гд думалъ я лелять
Вс упованья сердца своего, —
Гд я хотлъ и могъ-бы жить еще —
Хотя-бъ изъ жизни мн свилася цпь
Однихъ страданіи, — гд и могъ я только
Взять силъ для трудныхъ дней… и видть тамъ
Гнилую тину, — и глядть, какъ тамъ
Копошатся клубы нечистыхъ гадинъ…
О, отврати-жъ лицо свое, терпнье!
Твой свтлый ликъ, о чистый херувимъ!
Искривится какъ сатаны насмшка…

ДЕСДЕМОНА.

Я думаю, что благородный мой
Супругъ считаетъ чистою меня…

ОТЕЛЛО.

Да, чистою — какъ лтнихъ мухъ, что сами
Плодятся въ бойняхъ изъ гнилой крови.
О ты, роскошно-сладостный цвтокъ —
Чудесное твое благоуханье
Такъ упоительно, что чувству больно
Пить ароматъ на внчик твоемъ…
О, благо было-бы, когда-бъ во вкъ
Ты не родилася…

ДЕСДЕМОНА.

Увы! но что-жъ
Я сдлала преступнаго, синьйоръ?

ОТЕЛЛО.

И эти чистые листы, и эта
Святая книга — для того-ли Богъ
Васъ создалъ, чтобы адъ здсь начерталъ
Позорныя слова разврата?.. Что
Ты сдлала? что сдлала?.. О ты,
Безчестьемъ оглашенная!.. Да что-бъ
Назвать ихъ только, гнусные
Твои поступки — нужно выжечь мн
Весь стыдъ свой прежде… Что ты сдлала!?..
И небо хмурится, и чистая луна
Стыдливое чело свое скрываетъ
Подъ дымкой тучъ, и сладострастный втеръ,
Лобзающій свободнымъ поцлуемъ
Весь міръ — уходитъ въ бездны, чтобъ ему
Не знать, не слышать, что ты сдлала,
Безстыдная въ женахъ!..

ДЕСДЕМОНА.

Клянуся небомъ,
Вы тяжко оскорбляете меня…

ОТЕЛЛО.

Да разв можно оскорбить еще
Тебя?.. да разв не безчестна ты?..

ДЕСДЕМОНА.

Нтъ, мой синьоръ!.. Христомъ клянуся, нтъ!
И если сохранить сосудъ сей чистъ,
Неоскверненъ, для своего супруга, 30)
Не значитъ быть преступною — такъ я
Невинна…

ОТЕЛЛО.

Какъ! ты не преступна?

ДЕСДЕМОНА.

Нтъ!
Клянусь спасеніемъ души своей…

ОТЕЛЛО.

Ты шутишь…

ДЕСДЕМОНА.

Господи, помилуй насъ!

ОТЕЛЛО.

О, если такъ — простите мн, синьйора!
Скажите, право — я вдь васъ принялъ
За ту коварную Венеціянку,
Что вышла за Отелло за-мужъ…

(Эмилія входитъ).

А, вотъ
И ты, синьйора, захватившая
Ключи — не отъ небесъ, какъ Римъ, — на что!..
Отъ ада выгодне!.. Ты! да, ты!
Еще разъ — ты!.. Ну, мы покончили…
На-жъ заработокъ твой!..

(Даешь ей золото).

Теперь, конечно,
Ключъ можно повернуть — и никому,
Какъ водится, про это ни ползвука… (Уходитъ).

ЭМИЛІЯ.

Ахъ, что за мысли ходятъ въ голов
Его!.. (Десдемон) Что съ вами, о моя синьйора?
Что съ вами, милая моя синьйора?

ДЕСДЕМОНА.

Меня какъ-будто давитъ сонъ, Эмилья,
Такой тяжолый сонъ…

ЭМИЛІЯ.

Да что-жъ такое
Съ нимъ сдлалось, моя синьйора?

ДЕСДЕМОНА.

Съ кмъ?

ЭМИЛІЯ.

Да съ господиномъ.

ДЕСДЕМОНА.

Кто-жъ твой господинъ?

ЭМИЛІЯ.

Тотъ, кто и вашъ, моя синьйора…

ДЕСДЕМОНА.

Нтъ, —
Да, нтъ его ужъ у меня, Эмилья…
Не спрашивай, не говори… къ чему?
Я плакать не могу… но отвчать,
Я не могу иначе, какъ слезами…
Послушай — убери на эту ночь
Внчальнымъ пологомъ постель мою…
Не позабудь-же, — а теперь сюда
Пусть придетъ мужъ твой Яго.—

ЭМИЛІЯ.

Ахъ! и вправду,
Какъ все у насъ перемнилось странно!

(Уходитъ).

ДЕСДЕМОНА.

Охъ, я сама виною этой доли, —
Да, видно, я сама, — по что-же я
Такое сдлала, о Боже мой!
Чтобы онъ могъ подозрвать меня
Подобнымъ образомъ?..

(Входятъ Эмилія и Яго).

ЯГО.

Что нужно вамъ,
Синьйора?— Чмъ вы такъ встревожены?

ДЕСДЕМОНА.

Я не могу сказать — я не умю…
Не правда-ль — т, что занимаются
Дтьми, — имъ замчаютъ кротко,
Съ упрекомъ ласковымъ, — и онъ-бы могъ
Такъ побранить меня, — вдь я сама,
Чуть-только крикнутъ на меня, — прямой
Ребенокъ…

ЯГО.

Что-же здсь случилось?

ЭМИЛІЯ.

Ахъ, Яго! Мавръ такъ оскорбилъ ее!..
Онъ такъ неистово ее корилъ
Позорными и дкими рчами, —
Что съ неповинною ея душою
Перенести все это выше силъ

ДЕСДЕМОНА

И заслужила-ль это имя я?..

ЯГО.

Какое имя, добрая синьйора?

ДЕСДЕМОНА.

То, вотъ о чемъ Эмилья говорила,
То, чмъ супругъ назвалъ меня…

ЭМИЛІЯ.

Да, онъ
Назвалъ ее тмъ гнуснымъ словомъ,
Котораго не говоритъ своей
Поганой твари и бродяга пьяный…

ЯГО.

Да что-же за причина этому?

ДЕСДЕМОНА.

Не знаю, Яго… Знаю только я,
Что я далеко не такая…

(Плачетъ).

ЯГО.

О!
Не плачьте-же, не плачьте!— Вотъ денкъ!..

ЭМИЛІЯ.

И для того-ль, бдняжка, отказала
Она блестящимъ женихамъ своимъ,
И для того-ль покинула отца,
Друзей и родину, — чтобъ здсь ее
Развратницею звали?.. Какъ-же тутъ
Не плакать, Яго?..

ДЕСДЕМОНА.

Ахъ, таковъ уже
Печальный жребій мой…

ЯГО.

Пусть небеса
Его за это покараютъ!.. Но
Откуда-жъ на него нашло безумье?..

ЭМИЛІЯ.

Хоть присягнуть готова я, что всю
Вотъ-эту клевету наговорилъ
Ему какой-нибудь отъявленный
Мерзавецъ, — опытный и хитрый плутъ,
Наушникъ, висльникъ, продажный лгунъ —
Чтобъ только подслужиться чмъ-нибудь, —
Хоть присягнуть готова!..

ЯГО.

Фи, жена!
Да этакихъ людей земля не носитъ…
Да это невозможно, — полно, что ты!

ДЕСДЕМОНА.

А если это правда, Яго — если есть
Такіе люди — пусть ихъ Богъ проститъ!

ЭМИЛІЯ.

Нтъ, не прощенье извергу такому,
А перекладина съ веревкой — пусть
Грызутъ потомъ діаволы въ аду
Мозгъ изъ костей его… За что ее
Развратной назвалъ? Кто-же обольстилъ
Е?— гд-жъ мсто? время? гд-же случай?
Да гд-жъ хоть тнь сомннья въ чистот
Ея?.. Да, обезумилъ, Мавръ, тебя
Площадный враль онъ, клеветникъ презрнный,
Бродяга, зврь безумный… Боже! Боже!
За-чмъ ты не клеймишь пятномъ проклятья
Подобныхъ изверговъ?.. За-чмъ, за-чмъ
Не дашь бича ты въ руку каждаго
Прямаго человка, — пусть идетъ
Отъ запада къ востоку онъ, — идетъ
Изъ края въ край, по міру — и бичуетъ
Злодевъ головы, плеча и кости…

ЯГО.

Не горячись, жена!

ЭМИЛІЯ.

О стыдъ, позоръ
На темное чело его!— Конечно,
Подобный враль перевернулъ и твой*
Умишко, наболтавъ, что я
Была въ какихъ-то гадкихъ связяхъ съ Мавромъ.

ЯГО.

Да перестань ты, пустомеля!

ДЕСДЕМОНА.

О добрый Яго! какъ мн возвратить
Любовь и дружбу моего Отелло?..
Иди, найди его, мой добрый другъ, —
Клянусь теб еще разъ вчными
Небесъ огнями — не придумать мн,
Чмъ прогнвила я его…. Гляди —

(Становится на колна).

Я на колнахъ: если я когда
Нибудь хотла измнить любви
Его — поступкомъ, словомъ, помышленьемъ, —
Или когда-нибудь прельщалъ мой взоръ, мой слухъ,
Или другое чувство кто-нибудь,
Кром его, — и если не люблю
Его я, не любила пламенно,
Или любить не буду — о мой Боже!
Осироти на вкъ мою ты душу,
Отчаяньемъ надежду замнивъ….
Ревнивая жестокость часто вдругъ
На многое ршится: — что-жъ? пускай!…
Онъ можетъ вырвать это сердце, — но
Не вырветъ онъ любви изъ сердца моего….
Я не могу сказать… развратная!…
Вотъ звуки!… О, лишь только ихъ нашла
Въ своей груди…. мн стало тяжело,
И странно такъ и больно…. по поступокъ,
За что клеймятъ насъ этимъ словомъ!. Нтъ!
О, ни за что!..

ЯГО.

Синьйора! успокойтесь,
Я заклинаю васъ, — быть-можетъ, онъ
Встревоженъ чмъ-нибудь, по служб только,
И встртивъ васъ случайно, онъ на васъ
И выместилъ свою досаду…

ДЕСДЕМОНА.

Ахъ,
Когда-бы такъ!..

ЯГО.

Да такъ, поврьте мн….

(Слышенъ звукъ трубы).

Труба!… Зовутъ къ столу.— Великіе
Послы Венеціи васъ ждутъ, синьйора, —
Не плачьте-жъ больше, — все пойдетъ чудесно…’

(Десдемона и Эмилія уходятъ, входитъ Родриго).

Ну, что Родриго?

РОДРИГО.

Да то, Яго, что мн не кажется, чтобъ ты поступалъ слишкомъ-честно со мною.

ЯГО.

Ну, покажи-же мн, въ чемъ тутъ нечисто.

РОДРИГО.

Да ужъ нечисто, говорю теб.— Каждый день ты непремнно найдешь не то, такъ другое, чтобъ поводить только меня, Яго, и — какъ оказывается теперь это — ты скоре хлопочешь о томъ, чтобъ уничтожить всякую надежду на успхъ, нежели о томъ, чтобъ дать мн малйшую надежду.— Но, вдь, не вчно-же терпть мн это, и — тмъ боле, что я не ршилъ еще хорошенько, какъ повести дло и за то, что до-сихъ-поръ перенесъ уже я, какъ чистый оселъ.

ЯГО.

Хочешь-ли ты выслушать меня, Родриго?

РОДРИГО.

Худо, что я и то ужъ слишкомъ долго все только слушалъ тебя, — вдь рчи твои въ чертовской разладиц съ твоими длами.

ЯГО.

Ты жестоко оскорбляешь меня, Родриго.

РОДРИГО.

Да что тутъ за оскорбленія, — я говорю только то, что было. Я истощилъ уже вс свои запасы, — и право, за т камни и золото, что ты перебралъ у меня для Десдемоны, можно уломать и не такую недотрогу, — а ты, вдь, уврялъ, что все это у нея сло, — правда, ты уврялъ меня и въ томъ еще, что вотъ-вотъ скоро придетъ благодать ко мн, — ну, да не все-жъ вдь и сбывается, Яго….

ЯГО.

Прекрасно! продолжайте! дальше — дальше!

РОДРИГО.

‘Прекрасно! продолжайте!’ Да знаешь-ли ты, что уже не могу я продолжать этого?— Что до меня — я только знаю, что это вовсе не прекрасно, — я думаю, напротивъ, что тутъ таки довольно гадостей, и начинаю убждаться, что во всемъ этомъ дурачатъ одного меня.

ЯГО.

И прекрасно!

РОДРИГО.

Да, говорю теб, Яго, что это вовсе не прекрасно. Я объявлю все это самой Десдемон, — и если она возвратитъ мн добро мое — мн останется только идти туда, откуда пришелъ я, да пожалть немножко о своей неудач, — а нтъ — уврь себя, что намъ придется раздлаться съ тобой иначе.

ЯГО.

Ну, и здсь ты выразилъ все уже!…

РОДРИГО.

Да, все, — и ничего здсь нтъ такого, что не было-бы сдлано такъ, какъ было сказано.

ЯГО.

Вотъ это по нашему, Родриго, тутъ есть душа, есть сила. Съ-этой-поры я перемняю свое мнніе о теб. Дай руку! Ты имлъ совершенное основаніе думать обо мн такимъ-образомъ, хоть я торжественно свидтельствую, что ни на одинъ мигъ не выпускалъ изъ виду выгодъ твоихъ.

РОДРИГО.

Это еще не совсмъ-очевидно.

ЯГО.

И я совершенно-согласенъ съ этимъ, подозрнія твои были не безъ основанія и не безъ смысла…. Но, Родриго, если въ теб и въ правду есть то, что мн хотлось-бы видть во всей сил именно теперь,— я говорю о твоей ршимости, храбрости, сил, если есть, такъ покажи это сегодня ночью, — если въ слдующую ночь не будешь ты въ объятіяхъ своей Десдемоны, тогда ты воленъ подкупить на меня кинжалы, согнать со свта, наконецъ убить меня.

РОДРИГО.

Ну въ чемъ-же дло? Есть-ли тутъ какой-нибудь смыслъ, какая-нибудь возможность?

ЯГО.

Нужно сказать теб, что изъ Венеціи пришелъ указъ смнить Отелло, и на него мсто поставить Кассіо.

РОДРИГО.

Возможно-ли это? что ты? Такъ это значитъ, что Отелло и Десдемона подутъ назадъ въ Венецію, Яго….

ЯГО.

Вотъ то-то, что не значитъ, Родриго… Онъ сбирается подальше, въ самую Мавританію, и конечно, не покинетъ-же онъ намъ свою прекрасную Десдемону…. Да и детъ-то онъ скоро, разв что-нибудь особенное задержитъ его — а для этого особеннаго, самое лучшее средство — упрятать куда-нибудь подальше Кассіо.

РОДРИГО.

А какъ-бы это по твоему его упрятать?

ЯГО.

Да ужъ конечно такъ, чтобъ не поступать ему больше на мсто Отелло, — просто, раскроить ему черепъ.

РОДРИГО.

И теб, конечно, угодно предоставить эту честь мн….

ЯГО.

Теб, теб, Родриго, безъ сомннія, — если только у тебя достанетъ духа на то, чтобъ соблюсти и свои пользы, и вмст съ тмъ быть исполнителемъ правосудія.— Сегодня онъ ужинаетъ у одной пріятельницы, и я отправлюсь къ нему туда-же.— Онъ еще ничего не знаетъ о своемъ почетномъ назначеніи, — если только ты дождешься, пока онъ оттуда выдетъ, — а я такъ улажу дла, что это случится непремнно между полуночью и часомъ, — то можешь распоряжаться имъ, какъ теб угодно. Я буду тутъ-же — неравно, знаешь, придется помочь теб, — и онъ падетъ межъ нами. Пойдемъ!— не длай этихъ гримасъ — чему тутъ удивляться!— Иди-жъ со мною. Я такъ очевидно докажу теб необходимость его смерти, что ты самъ увидишь, какъ необходимо теб принять въ этомъ дл самое горячее участіе.— Идемъ.— Пора ужина приближается, ночь спускается быстро, — за дло, Родриго!

РОДРИГО.

Но мн-бы хотлось, Яго, доводовъ поубдительне этихъ.

ЯГО.

О, за этимъ дло не станетъ….

(Уходитъ).

СЦЕНА III.

Другая комната въ замк.

Входятъ ОТЕЛЛО, ЛОДОВИКО, ДЕСДЕМОНА, ЭМИЛІЯ И СВИТА.

ЛОДОВИКО.

Не безпокойтеся, прошу васъ, мой
Синьйоръ.

ОТЕЛЛО.

О, это ничего, — да мн
И нужно-бы таки пройтись немного.

ЛОДОВИКО.

Прощайте! доброй ночи вамъ, синьйора!
Благодарю за ласковый пріемъ.

ДЕСДЕМОНА.

О, мы, синьйоръ, всегда вамъ очень-рады.

ОТЕЛЛО.

Вы ужь уходите…. о Десдемона!

ДЕСДЕМОНА.

Синьйоръ…

ОТЕЛЛО.

Ступай себ, да и ложись сейчасъ въ постель, я скоро буду, — Эмилію отпусти между-тмъ,— ну, не забудь, смотри-же!

ДЕСДЕМОНА.

Я повинуюсь вамъ синьйоръ.

(Отелло, Лодовико и свита уходятъ).

ЭМИЛІЯ.

Ну что, —
Вотъ видите-ль, теперь ужъ онъ не такъ
Сердито смотритъ.

ДЕСДЕМОНА.

Охъ, еще не знаю….
Онъ только и сказалъ, что скоро будетъ,
Да чтобы я ложилася въ постель, —
Ахъ, да — еще теб онъ приказалъ
Меня одну оставить.

ЭМИЛІЯ.

Васъ одну,
Оставить?

ДЕСДЕМОНА.

Да, онъ именно сказалъ.
Подай-же мн скорй ночное платье,
Да и прощай Эмилія.— Теперь
Ничмъ недолжно раздражать его.

ЭМИЛІЯ.

О, я-бъ хотла, чтобы никогда
Вамъ не встрчаться лучше….

ДЕСДЕМОНА.

Нтъ, Эмилія,
Я такъ люблю его!.. Повришь-ли,
Мн милы, — отколи, мой другъ, вотъ здсь
Булавку, — да, мн милы, говорю,
И вспыльчивость его, и этотъ гнвъ, —
А съ этимъ грознымъ выраженьемъ
Очей — онъ такъ очарователенъ

ЭМИЛІЯ.

Какъ приказали вы, я убрала
Постелю брачнымъ пологомъ, синьйора…

ДЕСДЕМОНА.

Ну хорошо…. О, бдный мой отецъ!…
Какъ странно создано у женщинъ сердце…..
Послушай, добрая Эмилья, если-бъ
Пришлось мн прежде умереть — пошей
Изъ свадебнаго полога мн саванъ.

ЭМИЛІЯ.

За-чмъ, синьйора, къ ночи все такое
Вамъ говорить!

ДЕСДЕМОНА.

У матери моей
Жила одна бдняжечка сиротка,
Ее Барбарой звали, — и она
Такъ горячо, несчастная, любила,
А онъ ее покинулъ… Все тоскуя,
Она всегда поетъ бывало псню
Объ ‘Ив’ 31) — пснь старинная, но въ ней.
Такъ врно выражалась грустная
Ея судьбина!— Передъ самой смертью
Она еще пропла псню эту….
И вотъ весь вечеръ не идетъ она
Изъ мысли у меня, Эмилья, — все
Мн хочется, склонивши голову
На грудь, запть — какъ пла бдная
Барбара… Ты, Эмилія, забыла?

ЭМИЛІЯ.

Ночное платье приготовить вамъ?

ДЕСДЕМОНА.

Нтъ, отколоть булавки… Какъ хорошъ,—
Неправда-ли, нашъ Лодовико…

ЭМИЛІЯ.

Да,
Синьйора, замчательно-хорошъ!

ДЕСДЕМОНА.

И говоритъ такъ мило…

ЭМИЛІЯ.

Я знавала въ Венеціи одну синьйору, которая ршилась-бы босыми ножками сходить въ Палестину, — чтобъ только посл хоть разикъ, поцловать его.—

ДЕСДЕМОНА (поетъ).

1.

Склонивши головку, и сердце сдавивши рукой,
Сидла, бдняжка, вздыхая подъ ивой густой.
Зеленая ива! зеленая ива!
И грустно ей вторилъ гремучею струйкой ручей,
И камни смягчались слезами голубки моей.
Ахъ, поспши Эмилья!
Зеленая ива! зеленая ива!
Скоре-же — вдь онъ сейчасъ придетъ.
Изъ ивы совью я послдній свой бдный внокъ….

2.

За-чмъ-же, о люди, укоръ вашъ, за-чмъ вашъ упрекъ
Любезному другу — вдь я не корила его…
Нтъ, здсь не такъ!— Послушай! кажется
Какъ-будто кто стучится….

ЭМИЛІЯ.

Это втеръ.

ДЕСДЕМОНА.

Ахъ, нжно такъ друга я звала — и что-жъ онъ сказалъ?..
Зеленая ива! зеленая ива!
Ну, если и вправду, такъ часто ужъ я измнялъ —
За-чмъ-же двица, ты любишь меня одного?…
Иди-жъ себ, Эмилья, добрый сонъ!
Такъ странно, что-то у меня въ очахъ
Горитъ… не слезы-ль это предвщаетъ?

ЭМИЛІЯ.

Вотъ ужъ и слезы!…— Это ничего
Не предвщаетъ.

ДЕСДЕМОНА.

Я такъ слышала,
Мой другъ… Охъ, люди! люди…. Ну, скажи,
Эмилья, ты таки повришь имъ,
Чтобъ женщина могла упасть такъ низко.

ЭМИЛІЯ.

Да…. я-бъ поврила, моя синьйора…

ДЕСДЕМОНА.

Ну, если бы, положимъ, цлый міръ
Теб давали, ты-бы согласилась?

ЭМИЛІЯ.

А вы-бъ не захотли… цлый міръ!

ДЕСДЕМОНА..

О нтъ, клянусь небесными огнями!

ЭМИЛІЯ.

А я не поклянусь огнемъ, моя
Синьйора, — потому-что я бъ на то’
Ршилася въ потемкахъ.. не-иначе!

ДЕСДЕМОНА.

Такъ ты-бъ за эту цну согласилась?

ЭМИЛІЯ.

Ахъ, да цна-жъ, синьйора, велика!
И вдь за что? за маленькую шалость….

ДЕСДЕМОНА.

Ну, право, я не врю.

ЭМИЛІЯ.

Ахъ, да поврьте, право!… Цлый міръ! Вдь тутъ за одинъ разъ я-бы откупилась уже на всегда отъ искушенія.— Конечно, какія-нибудь мантильи, браслеты, шляпки, блонды…. за все эти пустяки я-бы не ршилась, по цлый міръ!.. Вдь я-бы только немножко измнила мужу, — за то маленькіе рога его накрыла-бы посл такою большою короною…. Вдь за это пришлось-бы по молиться только лишній разъ въ чистилищ…

ДЕСДЕМОНА.

Ну, прокляни-жъ меня, если-бъ я согласилась даже и за цлый міръ…

ЭМИЛІЯ.

Да и то сказать еще: вдь преступленіе — вещь часто услозная, міръ только согласился такъ понимать его, — нуте, а когда, за гршокъ свой, я-бы стала владычицею міра, разумется, я бы владла уже и мнніемъ его,— и сейчасъ-же-бы положила правиломъ, чтобъ везд считали это добродтелью.

ДЕСДЕМОНА.

А я все-таки не хочу врить, чтобъ существовали подобныя женщины.

ЭМИЛІЯ.

Охъ, есть, синьйора, — много есть, да столько —
Что ихъ не помстишь и въ этотъ міръ,
Который вамъ угодно предлагать
За эту малость… только дло въ томъ,
Что женъ толкаютъ въ пропасть сами-же
Мужья.— И ежели они свой долгъ
Супружній могутъ часто забывать,—
И наше-жъ доброе другимъ кидаютъ, —
И отнимаютъ къ ревности слпой
Вс лучшія права у насъ, — и бьютъ
Жену свою, какъ бьютъ свою собаку, —
И нашу собственность, для прихотей
Своихъ, безумно расточаютъ — разв
Все это можно вынести спокойно?
И хоть терпть умемъ, правда, мы,
Да разв мстить уже мы не умемъ?
Имъ нужно знать и помнить, что у насъ
Есть также мысль и чувство человка,
Что, какъ они, и мы имемъ очи,
И здравый смыслъ, и знаемъ различить
Добро и зло… За-чмъ мняютъ насъ
Они?— Изъ жажды наслажденій?— Да!
Что эту жажду, вчно-новую,
У нихъ волнуетъ?— Страсти?— Да! опять
Что развиваетъ эти страсти?— Слабость,
Несовершенство человческой
Природы?.. И еще разъ — да!.. А мы,
Не т же люди?.. Такъ, за чмъ у насъ
Они не допускаютъ этой жажды,
И слабостей, и человческихъ
Страстей?.. Такъ пусть-же, сильные, они
Намъ и закономъ будутъ!. Пусть
Добро и истину творятъ — тогда и намъ
Ужъ негд будетъ лжи и злу учиться…

ДЕСДЕМОНА.

Ну, доброй ночи! доброй ночи!.. Нтъ,
Эмилія, я думаю не такъ…. скорй
Молиться буду, чтобъ святое небо
Наставило меня не злу изъ зла
Учиться, — а, взирая на него,
Еще сильнй и чище полюбить добро.

ДЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА 1.

Улица.

ВХОДЯТЪ РОДРИГО и ЯГО.

ЯГО.

Ну, спрячься-жъ за угломъ вотъ здсь, и жди —
Онъ скоро будетъ.— Лучше, обнажи
Свой мечъ заблаговременно, и въ грудь,
Безъ церемоніи — оно врне!
А главное — будь совершенно-твердъ
И хладнокровенъ… Ну, чего теб
Бояться?— вдь и я-же буду тутъ.
И то еще подумай, что теперь
Отъ мастерства удара твоего
Зависитъ наше все: такъ ты еще
Сообрази и взвсь свою ршимость…
Да ужъ потомъ и съ Богомъ, милый мой!

РОДРИГО.

Ну, ладно, ладно, — только не ходи
И ты, смотри, далеко, — можетъ быть,
Ударъ мой будетъ не совсмъ-то ловокъ.

ЯГО.

Нтъ, нтъ!.. Я буду здсь же, — не робй!
Родриго!.. Ну, пора — долой свой мечъ!

(Отходитъ нсколько въ-сторону).

РОДРИГО.

Признаться-то меня неслишкомъ тянетъ
Къ убійству этому, — но онъ представилъ
Такіе доводы!.. Да впрочемъ, вдь
Одинъ!.. однимъ на свт меньше… вздоръ!
Ну, вылзай-же мечъ… Судьба
Такая видно ужъ ему… (Уходитъ на свое мсто).

ЯГО.

Я наконецъ дощупался таки
До сердца у него,
Мальчишки вздорнаго — и вотъ онъ вспыхнулъ!
Теперь пусть онъ заколетъ Кассіо,
Иль Кассіо его, въ потемкахъ
Обои переколются — все-жъ я
Останусь въ чистыхъ барышахъ, — а то
Пришлось-бы плохо… Вдь останься живъ
Родриго — онъ какъ-разъ потребуетъ
Назадъ и золото свое и камни,
Что перебралъ для Десдемоны я, —
А такъ не должно — да, не должно быть!
Съ другой-же стороны и Кассіо,
Оставшися живымъ, своей
Безукоризненной, прямой жизнью
День -за-день ярче будетъ оттнять
Мой нсколько свободный образъ мыслей…
Одно… Другое то, что Мавръ, того
И жди, раскроетъ передъ нимъ мои
Навты, — ну, а тутъ ужъ вовсе плохо…
Нтъ… гибель и теб!. Но чу! идутъ…
А, это онъ!

(Входитъ Кассіо).

РОДРИГО.

Я узнаю его
Походку. Это онъ…

(Бросается на Кассіо и наноситъ ему у даръ).

Злодй, умри!

КАССІО.

Да, этакой ударъ, пріятель, хоть
Кого-бъ на мст положилъ, — по у меня
Вотъ видишь-ли, желзная сорочка…
А ну, попробуемъ твоей.

(Обнажаетъ мечъ и ранитъ Родриго).

РОДРИГО.

О, я
Убитъ!

(Падаетъ. Яго подбгаетъ сзади, ранитъ Касссіо подъ колно и изчезаетъ).

КАССІО.

Я изувченъ! Помогите!
Разбой! убійство! (Падаетъ).

ОТЕЛЛО (въ отдаленіи).

Это голосъ Кассьо!
Ну, Яго честно держитъ слово…

РОДРИГО.

Безумецъ я!

ОТЕЛЛО.

А!.. это искренно,
По-крайней-мр…

КАССІО.

Помогите, Боже!
Огня! хирурга!

ОТЕЛЛО.

Онъ!.. да, это онъ…
О, честный Яго мой, ты правосуденъ,
Съ такимъ участьемъ пылкимъ поспшивъ
На зовъ кровавый оскорбленной дружбы!
Ты освтилъ и мн сознанье долга…
Да, нжный другъ твой палъ на прахъ уже,
Развратница!.. не встанетъ онъ!.. И вотъ
Идетъ уже незримо и твоя
Судьба!.. И я, — презрнная, — иду
И я… Твой взглядъ, улыбка, вся твоя
Краса ушла изъ сердца моего
Безслдно, — и теперь пусть кровь твоя
Нечистая бжитъ по твоему
Развратомъ опозоренному ложу…

(Уходитъ.— Вдали показываются Лодовико и Граціано).

КАССІО.

О Боже мой!.. ни стражи, ни прохожихъ…
Разбой! разбой!

ГРАЦІАНО.

Тутъ врно что-нибудь
Недоброе случилось, это — вопль
Какого-то отчаянья.

КАССІО.

О Боже!
О, помогите!

ЛОДОВИКО.

Слышишь?

РОДРИГО.

О, злодй
Презрнный ты!

ЛОДОВИКО.

Да ихъ тутъ не одинъ…
Ночь такъ мрачна… Быть-можетъ, этотъ вопль
Насъ только манитъ на кинжалъ бандита.
Мн кажется, что броситься туда
Безъ стражи не совсмъ благоразумно…

РОДРИГО.

Я ни души!.. И суждено мн здсь
Залиться кровью.

(Входитъ Яго съ факеломъ).

ЛОДОВИКО.

Слышалъ?

ГРАЦІАНО.

Вотъ идетъ
Полуодтый кто-то, съ факеломъ,
Вооруженный.

ЯГО.

Кто здсь?.. Кто кричалъ
О помощи?

ЛОДОВИКО.

Не знаемъ.

ЯГО.

Разв вы
Не слышали здсь криковъ?

КАССІО.

О, сюда!
Сюда! во имя Бога, помогите!

ЯГО.

Что тутъ случилось?

ГРАЦІАНО.

Да это онъ,
Какъ кажется, — знаменоносецъ Мавра.

ЛОДОВИКО.

Онъ, въ-самомъ-дл, — храбрый человкъ!

ЯГО.

Да кто-жъ здсь это такъ печально стонетъ?

КАССІО.

Ахъ, Яго!— я погибъ, зарзанъ низко…
О помогите мн…

ЯГО.

Ахъ, это лейтенантъ!
Да гд-жъ убійцы ваши?

КАССІО.

Вотъ одинъ
Лежитъ здсь недалеко, — кажется,
Что онъ бжать уже не можетъ…

ЯГО.

Ахъ,
Злодй презрнный! Кто тамъ? Господа
Да помогите-жъ, помогите!—

РОДРИГО.

О,
Спасите! Кто-нибудь сюда!

КАССІО.

Вотъ онъ!

ЯГО.

А, подлый низкій рабъ!.. (Колетъ Родриго).

РОДРИГО.

Проклятый Яго!
Безчеловчная собака ты…
О! О!

ЯГО.

А, рзать по ночамъ людей!
Гд-жъ вы, злоди, жадные чужой
Крови? И какъ нарочно никого, —
Какъ-будто городъ вымеръ весь!’— Разбой!
Разбой!

(Къ Лодовико и Граціано.)

Да кто-же вы? Друзья или
Враги?

ЛОДОВИКО.

Какъ будемъ поступать мы, такъ
И заключай о насъ…

ЯГО.

Да это вы,
Синьйоръ Лодовико!…

ЛОДОВИКО.

Онъ самый, Яго!

ЯГО.

Ахъ! извините-же меня!— Здсь Кассіо
Лежитъ, измннически раненъ.

ГРАЦІАНО.

Кассьо?

ЯГО.

Ну, какъ вы, лейтенантъ, находите
Себя?

КАССІО.

Охъ, кажется, нога моя
Разбита на-двое!…

ЯГО.

Богъ милостивъ!…
Ну, поддержите-ка, синьйоры, факелъ, —
А я, межъ-тмъ, перевяжу ему
Колно хоть кускомъ своей сорочки.

(Входитъ Бьянка.)

БЬЯНКА.

Что здсь такое? кто кричалъ?

ЯГО.

Кто здсь
Кричалъ?

БЬЯНКА.

О милый Кассіо! о другъ
Моего сердца! Кассьо! Кассьо! Кассьо!

ЯГО.

Туда-же и она!… Вы никого,
Синьйоръ, не можете подозрвать
Въ злодйств этомъ.

КАССІО.

Ровно никого.

ГРАЦІАНО.

Ахъ, какъ мн непріятно встртить васъ
Подобнымъ образомъ — я васъ везд
Искалъ.

ЯГО.

Да нтъ-ли здсь чего-нибудь
У васъ, чтобы еще перевязать ему
Колно? (Перевязываетъ) Ну, вотъ этакъ! хорошо…
Теперь когда-бъ носилки — чтобъ его
Перенести тихонько.

БЬЯНКА.

Бдный другъ!
Безъ чувствъ! о Кассіо! о Кассьо! Кассьо!

ЯГО.

Да не участница-ль, сипьноры, и она
Въ убійств этомъ?— Что-то я ее *
Подозрваю крпко… Ну, скрпитесь,
Мой добрый Кассіо, — пойдемъ… а вы
Ужъ потрудитесь посвтить дорогу.

(Подходя къ Родриго.)

А что, пріятель, не бывали мы
Съ тобой знакомы?… Боже мои!… Родриго!
Мой другъ! мой бдный, добрый мой землякъ!
О, нтъ!… Да! это ты, Родриго! Боже!…

ГРАЦІАНО.

Какой Родриго? изъ Венецьи?

ЯГО.

Да, синьйоръ…
Его вы знали?…

ГРАЦІАНО.

Какъ не знать! и очень…

ЯГО.

Синьйоръ Грацьано! Ахъ, простите мн!—
Кровавый случай этотъ… я не могъ
Узнать васъ… говорилъ такъ неприлично…

ГРАЦІАНО.

Ну, ну,— я радъ, напротивъ, что тебя
Увидлъ….

ЯГО.

Каково вамъ, Кассьо?— Эй!
Носилки! дайте-жъ кто-нибудь носилки!

ГРАЦІАНО.

Родриго! (Приносятъ носилки.)

ЯГО.

Онъ! да, это онъ! Ахъ, вотъ
Носилки… хорошо.— Ну, кто-нибудь
Возьмите, люди-добрые, его
Да отнесите потихоньку…. Я,
Межъ тмъ, схожу къ хирургу генерала. (Бьянк.)
А ты, голубушка, не хлопочи,
Не убивайся по -напрасну!… (Кассіо) Тотъ,
Кто здсь лежитъ убитый, Кассіо,
Былъ искренній мой другъ, — скажите, что
У васъ за ссора?

КАССІО.

Боже! никакой
У насъ съ нимъ ссоры не было, его
Не знаю даже я.

ЯГО (Бьянк).

А, ты блднешь!

(Носильщикамъ.)

Но нечего стоять — ему не хорошо
Здсь… ночью сыро такъ…

(Кассіо и Родриго уносятъ.)

А вы, синьйоры,
Останьтесь на минутку… Что, моя
Красавица, — вы поблднли, кажется?…
Замтьте странность выраженья
Очей ея, о, если ужъ теперь
Шальной ты смотришь, — скоро отъ тебя
Узнаемъ больше мы, вглядитесь-ка
Въ лицо ей хорошенько… что?
Вотъ видите-ль, синьйоры!… да, оно
Ужъ такъ устроено, что хоть языкъ
Отржь, такъ совсть все-таки свое
Заговоритъ у насъ…

(Входитъ Эмилія.)

ЭМИЛІЯ.

Что здсь за шумъ?
Что, Яго, здсь случилось?

ЯГО.

Да вотъ,
На Кассіо напали въ темнот
Родриго, да еще какіе-то
Пріятели его, — и бдный Кассіо
Почти при смерти, а Родриго мертвъ.

ЭМИЛІЯ.

Ахъ, добрый лейтенантъ нашъ! добрый Кассьо!..

ЯГО.

Вотъ то-то-бы не шляться по ночамъ
Чортъ знаетъ, гд!.. Послушай-ка, жена,
Какъ-бы узнала ты, гд ужиналъ
Сегодня бдный Кассіо…. (Бьянк). А что,
Васъ это, кажется, тревожитъ?

БЬЯНКА.

Онъ ужиналъ со мною, но меня
Ни мало не тревожитъ это…

ЯГО.

А!
Съ тобой!… Призналася!… Ступай-же съ нами
Повелваю именемъ закона!

ЭМИЛІЯ.

О пусть-же на тебя падетъ позоръ,
Презрнная!

БЬЯНКА.

Я не презрнная!
Ты не кори меня…. мы, можетъ-быть,
Еще и почестнй кого-нибудь….

ЭМИЛІЯ.

Ну, а кого-бы это, на-примръ?
Пошла, безстыдница!

ЯГО.

Угодно-ли
Взглянуть теперь на Кассіо, синьйоры?
Его на-врно ужъ перевязали.

(Бъянк).

Пойдемъ, синьйора, — запоешь ты мн
Другую псенку, а ты, жена,
Проворнй сбгай въ крпость, разскажи
Отелло тамъ и Десдемон все,
Что здсь случилось… Не угодно-ли
Идти и вамъ, синьйоры?…

(Въ-сторону).

Эта ночь
Или создастъ меня, иль уничтожитъ.

СЦЕНА II.

Спальня.

ДЕСДЕМОНА спитъ на пастели, горитъ лампа.

Входитъ ОТЕЛЛО.

ОТЕЛЛО.

…. 32) И вотъ причина, о душа моя!
И вотъ она причина!… Я не смю,
О звзды чистыя! назвать ее
Предъ вашими очами… Вотъ причина!…
Но все-же я ни капли не пролью
Крови твоей, и тла нжнаго
Теб не разорву я, Десдемона….
Бла, какъ снгъ, чиста, какъ мраморъ надъ могилой

(Снимаетъ съ себя мечъ).

А умереть должна!… должна!.. Живой
Останешься — еще кого-нибудь
Обманешь…
Потушу лампаду эту,
Потомъ твою лампаду потушу….
И я зажгу тебя, нашъ свтлый сторожъ,
Опять зажгу, когда мн станетъ жаль
Тебя,— но, если потушу я твой
Огонь,— ты, дивная, внчанная
Такою гордой, чистой красотою,—
Ты, торжество земнаго бытія,
Гд-жъ тотъ огонь и гд тотъ Прометей,
Чтобъ вновь могли зажечь его въ груди
Твоей?… Когда сорву я розу — я
Не дамъ ей жизни новой, — и она
Завянетъ, бдная… Ахъ, напои-жъ
Меня еще твоимъ дыханьемъ, роза —
Пока на стебл ты, о мой цвтокъ!

луетъ ее)

О, дивное очарованье красоты!
Передъ тобой и правда самаго
Закона переломитъ мечъ!… Еще….

луетъ ее нсколько разъ).

Еще одинъ…. Будь ты и мертвая
Такою-жъ, какъ теперь — и я убью
Тебя — и мертвую я полюблю
Опять тебя!… Еще одинъ…. послдній!
Когда жъ ты былъ такъ упоителенъ,
Ты, роковой!… Ахъ, нужно вырваться
Теб, рыданье изъ души моей….
Ты, горькое рыданье!… Да, мой гнвъ,
Какъ гнвъ небесъ караетъ то, что любитъ….
А…. просыпается….

ДЕСДЕМОНА.

Кто здсь? Отелло?..

ОТЕЛЛО.

Я, Десдемона… я!

ДЕСДЕМОНА.

Вы ляжете,
Синьйоръ, въ постель?

ОТЕЛЛО.

Молилась-ли ты Богу
Сегодня, Десдемона?

ДЕСДЕМОНА.

Да, синьйоръ,—
Молилася.

ОТЕЛЛО.

Припомни, — можетъ-быть,
Еще есть грхъ на сердц у тебя,
И Небу ты не исповдала
Его, — такъ, помолись о немъ теперь,
Еще разъ помолися, Десдемона…

ДЕСДЕМОНА.

Синьйоръ, что вы сказали?….

ОТЕЛЛО.

Я сказалъ:
Молись!… не долго только ты молися..
Я тутъ-же похожу. Я не хочу
Убить безъ покаянья гршную
Тебя!…. О Боже, сохрани!— души
Твоей я не хочу убить.

ДЕСДЕМОНА.

Убить,
Сказали, вы? убить?..

ОТЕЛЛО.

Да, я сказалъ.

ДЕСДЕМОНА.

О Господи, помилуй мя!

ОТЕЛЛО.

Аминь!
Отъ всей души моей аминь!

ДЕСДЕМОНА.

О нтъ!
Ты слово мира, слово благости
Изрекъ…. ты не убьешь меня!

ОТЕЛЛО.

Гмъ!

ДЕСДЕМОНА.

А между-тмъ, дрожу я…. я тебя
Боюсь, Отелло!— ты неумолимъ,
Ты страшенъ, ежели въ очахъ твоихъ
Сверкаетъ это пламя роковое!…
И я не вдаю, чего боюсь….
Душа моя чиста… по страшно мн,
Такъ страшно…

ОТЕЛЛО.

Думай о грхахъ своихъ!

ДЕСДЕМОНА.

О, вс грхи мои изъ пламенной
Любви къ теб, Отелло!…

ОТЕЛЛО.

За любовь
Я, Десдемона, и убью тебя!

ДЕСДЕМОНА.

О нтъ, Отелло, здсь не будетъ правды….
Любовь не убиваетъ за любовь!
Отелло! губы у тебя въ крови —
За чмъ ты ихъ кусаешь?… Ты дрожишь
Томимъ какой-то думою кровавой!…
О, это знаменья ужасныя!
Но, я надюсь, я молюся…. Боже!—,
Да идетъ чаша эта мимо насъ….

ОТЕЛЛО.

Молчи! молчи!…

ДЕСДЕМОНА.

Молчу, синьйоръ… Что-жъ вы
Мн скажете?

ОТЕЛЛО.

Любимый мой платокъ,
Мой первый даръ теб, ты отдала
Вдь Кассіо?

ДЕСДЕМОНА.

О, нтъ! клянусь
Моей душою, жизнью… Призови
Его, спроси, изобличи меня.

ОТЕЛЛО.

О, не клянись, не проклинай
Души своей, о милая душа
Моя!… Вдь это смертная твоя
Постель… вдь ты умрешь…

ДЕСДЕМОНА.

Да, я
Умру… но не теперь-же я умру,
Отелло!…

ОТЕЛЛО.

Нтъ, теперь-же Дездемона!…
Очисти-жъ покаяньемъ грхъ души
Своей… Теперь меня не разувришь,
Хоть клятвою однешь каждый звукъ
Рчей твоихъ… теперь ты не задавишь
Тхъ убжденій на сердц моемъ,
Что сердце давятъ мн такой тоскою…
Да, ты умрешь!

ДЕСДЕМОНА.

О, Господи помилуй
Несчастную меня!

ОТЕЛЛО.

Аминь!

ДЕСДЕМОНА.

И вы,
Синьйоръ, помилуйте меня… Я васъ
Ничмъ и никогда не оскорбила,
Я Кассіо любила той любовью,
Которой заповдь Христосъ намъ далъ —
Я такъ любила цлый міръ… по чтобъ
Дарить!… о, нтъ, ничмъ и никогда
Его я не дарила.

ОТЕЛЛО.

Но клянусь —
Я видлъ свой платокъ въ рукахъ его.
Клятвопреступница! за-чмъ-же ты
Мн это сердце превращаешь въ камень!
Я въ жертву принести хотлъ тебя,
Во искупленіе грховъ твоихъ, — а ты
Меня заставишь совершить убійство…
Платокъ я видлъ самъ.

ДЕСДЕМОНА.

Быть-можетъ, онъ
Нашелъ, — но я ему не отдавала.
Пошли за нимъ, пусть самъ онъ уличитъ
Меня.

ОТЕЛЛО.

Да онъ уже признался.

ДЕСДЕМОНА.

Въ чемъ,
Синьйоръ?

ОТЕЛЛО.

Что обладалъ тобою…

ДЕСДЕМОНА.

Онъ?
Какъ! вы сказали…

ОТЕЛЛО.

Да!

ДЕСДЕМОНА.

О, этого
Не скажетъ онъ, синьйоръ…

ОТЕЛЛО.

Теперь не скажетъ…
Но только потому, что ничего
Ужъ боле не скажетъ онъ… Уста
Его на-вки запечаталъ Яго.

ДЕСДЕМОНА.

О, вы сбылись, предчувствія мои…
Онъ мертвъ, сказали вы!

ОТЕЛЛО.

Да если бъ онъ
Имлъ хоть столько жизней, сколько было
Волосъ на голов его — такъ вс
Они не напоили-бы моей
Кровавой жажды мести.

ДЕСДЕМОНА.

Горе мн!
Его сгубила клевета — и я теперь
Погибла…

ОТЕЛЛО.

Десдемона! и въ лицо
Ты мн кидаешь вопль презрнный свой!…

ДЕСДЕМОНА.

О, изгони-же, лучше изгони
Меня, — по, мой супругъ! не убивай
Меня, Отелло!

ОТЕЛЛО.

На колни,
Развратная!

ДЕСДЕМОНА.

Убей-же по-утру…
Оставь мн эту ночь, хоть эту ночь
Одну…

ОТЕЛЛО.

На что она теб?— вдь нтъ
Раскаянья…

ДЕСДЕМОНА.

Хоть полчаса!…

ОТЕЛЛО.

Свершилось!
Мгновенья сочтены…

ДЕСДЕМОНА.

Молитву мн…
Одну молитву только…

ОТЕЛЛО.

Поздно! поздно!… (Душитъ ее.)

ЭМИЛІЯ (за дверью).

Синьйоръ! синьйоръ! что тамъ! синьйоръ!
Синьйоръ!

ОТЕЛЛО.

Чей это голосъ?— что за шумъ?
Жива?— Еще жива?… Хоть я жестокъ,
Но не палачъ я… Не хочу я длить
Твоей истомы смертной… нтъ! о нтъ! 33)

(Душитъ опять ее.)

ЭМИЛІЯ (за дверью).

Синьйоръ! синьйоръ!

ОТЕЛЛО.

Кто тамъ?

ЭМИЛІЯ.

О мой синьйоръ,
Одно бы только слово вамъ сказать!

ОТЕЛЛО.

А, да!— Эмилія!— Сейчасъ!— Она
Мертва уже… а ты, конечно, скажешь,
Что мертвъ и Кассіо… Я думаю…
Не даромъ шумъ былъ.— Что, уже подвижна?
Спокойна… какъ могила!— Отворить-ли
Ей? Да хорошо-ли будетъ это?
Мн все-еще сдастся, что она
Какъ-будто шевелится… Нтъ!… Что-жъ лучше?
Вдь чуть взойдетъ она — наврно ужъ
Заговоритъ съ женой.— Моя жена!
Жена моя!… Какая-же жена?…
Гд-жъ у меня жена?… Невыносимо!…
О горестный и трудный часъ!… Теперь,
Мн кажется, потухнетъ солнце и
Луна потухнетъ… и земля, дрожа,
Разступится…

ЭМИЛІЯ (за дверью).

О, умоляю васъ,
Синьйоръ!… Мн нужно съ вами говорить…

ОТЕЛЛО.

Я и забылъ!.. войди, войди, Эмилья,—
Постой, — сейчасъ — задерну занавсъ, —
Гд ты? Чего ты хочешь отъ меня?

(Отворяетъ дверь. Эмилія входитъ.)

ЭМИЛІЯ.

О, мой синьйоръ! тамъ въ город сейчасъ
Совершено ужасное убійство…

ОТЕЛЛО.

Теперь? сейчасъ?

ЭМИЛІЯ.

Вотъ только-что, синьйоръ.

ОТЕЛЛО.

Вліяніе луны!… Она, должно
Быть, слишкомъ-низко ужъ спустилася
Къ земл — и вотъ тревогой темною
Смущаетъ бдный помыслъ человка…

ЭМИЛІЯ.

Нашъ Кассіо сейчасъ, синьйоръ, убилъ
Родриго, юнаго Венеціянца.

ОТЕЛЛО.

Убитъ Родриго!… Ну, и Кассіо
Убитъ?

ЭМИЛІЯ.

Нтъ, Кассьо не убитъ, синьйоръ.

ОТЕЛЛО.

Такъ Кассьо не убитъ?… Что-жъ, врно, онъ
Ошибся?… Да?… О сладость мщенія!
Опять расходишься на сердц ты,
Такою горечью…

ДЕСДЕМОНА.

Убитая
Несправедливо… о, несправедливо…

ЭМИЛІЯ.

О Боже мой! что значатъ эти стоны?

ОТЕЛЛО.

Что значатъ?… эти стоны?

ЭМИЛІЯ.

Боже мой!
Да это голосъ госпожи моей!…
На помощь! помогите!… помогите!
О говорите-же еще, синьйора!
О Десдемона! о моя синьйора!
Да говори-же… говори!…

ДЕСДЕМОНА.

О, я
Невинно умираю…

ЭМИЛІЯ.

Кто-же твой
Убійца, милая моя синьйора?

ДЕСДЕМОНА.

Никто… сама… прощай Эмилія!
Скажи супругу милому, что я
Невинна… о прощай!..

(Умираетъ).

ОТЕЛЛО.

Но кто и какъ-же могъ убить ее?

ЭМИЛІЯ.

Увы! кто знаетъ…

ОТЕЛЛО.

Ты вдь слышала —
Она сама сказала, что не я.

ЭМИЛІЯ.

Сказала… да!.. и я должна ей врить…

ОТЕЛЛО.

Не врь!— Она, обманщица, солгала…
И на дорог въ адъ еще-таки
Солгала!.. Я убилъ ее!

ЭМИЛІЯ.

О, такъ
Она свтле ангеловъ, а ты —
Ужасный демонъ!

ОТЕЛЛО.

Ангеловъ свтлй!..
Она, такъ низко павшая!.. Она,
Развратная!…

ЭМИЛІЯ.

Ты демонъ — какъ теб
Не клеветать ее!

ОТЕЛЛО.

Она была
Измнчива, коварна, какъ волна.

ЭМИЛІЯ.

А ты, какъ пламя бшенъ, называя
Развратною ее.. О, ангельски
Чиста она была…

ОТЕЛЛО.

Она была
Въ преступныхъ связяхъ съ Кассіо… Спроси
У мужа!
О, я заслужилъ-бы все
Проклятье ада, если-бы убилъ
Ее безъ очевидныхъ доказательствъ…
Твои мужъ все это зналъ.

ЭМИЛІЯ.

Мой мужъ?

ОТЕЛЛО.

Твой мужъ.

ЭМИЛІЯ.

Что преступила долгъ она супруги?

ОТЕЛЛО.

Да, съ Кассіо!— О, если-бы она
Врна была — пусть Богъ-бы создалъ мн
Другой подобный міръ изъ цлаго
И чистаго брилльянта — я-бъ ее
Не отдалъ и за этотъ міръ!

ЭМИЛІЯ.

Мой мужъ?..

ОТЕЛЛО.

Да, онъ сказалъ объ этомъ первый мн.
Онъ честенъ — и ему такъ тяжело
Глядть на этотъ гной нечистыхъ язвъ
Людскихъ…

ЭМИЛІЯ.

Мой мужъ!..

ОТЕЛЛО.

За чмъ нужны они,
Вс эти восклицанія твои?…
Я разъ сказалъ — твой мужъ!

ЭМИЛІЯ.

О Десдемона!
Коварство посмялось надъ твоей
Любовью чистою… Такъ это мужъ
Сказалъ вамъ, что она неврна.

ОТЕЛЛО.

Да!
Твой мужъ!.. вдь я сказалъ.— Ты, женщина
Не понимаешь?.. Ну, мой другъ, твой мужъ,
Прямой и честный Яго.

ЭМИЛІЯ.

Если онъ
Сказалъ — такъ пусть погибшая душа
Его въ томленьи медленномъ сгніетъ,
Истомится въ небытіе… Солгалъ
Онъ передъ совстью своей! Она,
Напротивъ, слишкомъ дорожила ужъ
Своей безчастной, недостойной долей!..

ОТЕЛЛО.

А!..

ЭМИЛІЯ.

Иди теперь, иди все вдаль своей
Дорогой… твой поступокъ столько-же
Достоинъ неба, какъ и ты ее
Достоинъ былъ.

ОТЕЛЛО.

Молчи! о замолчи!..

ЭМИЛІЯ.

Нтъ силы у тебя на столько зла,
Чтобъ я не вынесла теперь его
Спокойно… О безумецъ ты, безумецъ!
Какъ грязь безсмысленный!.. ты совершилъ…

(Отелло угрожаетъ eй).

Я не боюсь угрозъ твоихъ, твой мечъ
Не страшенъ мн… И всмъ я разскажу,
Хоть-бы мн двадцать жизней потерять!..
На помощь! помогите! помогите!
Здсь Мавръ жену зарзалъ!.. О убійство!
Убійство!

(Входятъ Монтано, Граціано и Яго).

МОНТАНО.

Что у васъ случилось тутъ,
Мой генералъ?

ЭМИЛІЯ.

А, вотъ и ты здсь, Яго!
Ну, видно хороши твои дла,
Когда убійство вотъ хотятъ взвалить
Теб на шею.

ГРАЦІАНО.

Въ чемъ-же дло?

ЭМИЛІЯ.

Ну,
Изобличи жъ злодя этого,
Когда ты человкъ!— Онъ говоритъ,
Что ты его уврилъ — будто-бы
Жена ему неврна, но, я знаю —
Ты этого не скажешь… ты не можешь
Сказать подобнаго… О, говори-жъ,
Душа моя полна…

ЯГО.

Я говорилъ
Ему, что думалъ самъ, — и говорилъ
Лишь то, что онъ и самъ считалъ
Весьма возможнымъ и вроподобнымъ…

ЭМИЛІЯ.

Ты, стало-быть, не отпираешься?..
Ты, значитъ, говорилъ, что неврна
Она?..

ЯГО.

Ну, говорилъ.

ЭМИЛІЯ.

Ты ложь сказалъ
Ужасную, — проклятую ты ложь
Сказалъ!.. Клянусь моей душою-ложь!
Такую отвратительную ложь!..
И съ Кассіо!— Вдь ты сказалъ, что съ Кассьо…

ЯГО.

Да, съ Кассіо, — жена, — а впрочемъ-бы
Поудержать теб свою трещотку…

ЭМИЛІЯ.

О нтъ! мн нужно говорить теперь…
Вдь здсь, на этомъ лож — мертвая
Лежитъ она… голубка милая!..

ВС.

О, да спасетъ насъ небо!..

ЭМИЛІЯ.

Не твои-ль
Навты создали убійство это?..

ОТЕЛЛО.

Къ чему, синьйоры, ужасъ, изумленье!..
Что-жъ, это правда…

ГРАЦІFНО.

Страшная жъ ты правда!

МОНТАНО.

Чудовищный поступокъ!

ЭМИЛІЯ.

О злодйство!
Обманъ! коварство!.. Я припоминаю…
Я думаю… подозрваю… да!
О низкое злодйство!.. Думаю,
Что такъ… О, я съ отчаянья убью
Себя… Коварство, гнусное коварство!

ЯГО.

Не одурла-ль ты!.. Сейчасъ-же мн
Домой… ты слышишь!

ЭМИЛІЯ.

Добрые синьйоры
Позвольте говорить мн, — я теперь
Повиноваться не могу ему.— Да, Яго,
Быть можетъ, не пойду ужъ никогда
Домой я больше…

ОТЕЛЛО (склоняясь надъ тломъ Десдемоны).

О! о! о!

ЭМИЛІЯ.

Да, Мавръ!
Склонись на этотъ трупъ — тоскуй, рыдай…
Ты задушилъ чистйшую изъ женъ,
Какую только видлъ миръ…

ОТЕЛЛО (поднимаясь).

О нтъ!
Она преступница была… (Къ Граціано) Я васъ
И не узналъ, мой дядюшка!— Вотъ здсь —
Старикъ, лежитъ племянница твоя…
И эти руки задушили жизнь
У ней… Я знаю — что поступокъ мой
Покажется ужаснымъ вамъ, ужаснымъ…

ГРАЦІАНО.

О бдное дитя мое!… Я радъ,
Что твои отецъ лежитъ уже въ могил….
Судьба твоя его убила!— Все,
Тоскуя тайно по теб, старикъ
И умеръ…. да, во благо умеръ онъ!
А если-бъ былъ онъ живъ…. и здсь тебя
Увидлъ?… О, тогда — отчаянье
Его бы обезумило, — тогда-бъ
Отрекся, онъ отъ помощи небесной….
Тогда бы душу погубилъ свою,
Несчастный онъ….

ОТЕЛЛО.

Да, горькой жалостью
Проникнется здсь сердце человка….
Но Яго зналъ, что тысячу ужъ разъ
Она преступно принимала Кассіо….
Быть-можетъ, даже здсь…. Самъ Кассіо
Признался въ этомъ, — и, въ залогъ любви,
Она ему дала подарокъ первый
Моей любви, — въ его рукахъ я самъ
Его однажды видлъ, — это былъ
Платокъ, старинный даръ отца моей
Матери покойной.

ЭМИЛІЯ.

О Небеса!
О силы Неба!

ЯГО.

Ты опять!… Молчи!

ЭМИЛІЯ.

О, это будетъ ясно!— это все
Откроется…. И мн молчать, синьйоръ!
О нтъ!… Я буду смло говорить —
Какъ втеръ ходитъ смло!… Пусть гремятъ
Противъ меня и небеса, и люди,
Пусть воютъ силы ада — и тогда —
Я буду говорить.

ЯГО.

Ну, будь умна….
Иди, жена, домой!

ЭМИЛІЯ.

Нтъ не идти
Домой мн, Яго…

(Яго хочетъ броситься на нее съ мечомъ).

ГРАЦІАНО.

Фи! на женщину
Напасть съ мечемъ!

ЭМИЛІЯ.

Безумный Мавръ! платокъ
Твой я нашла случайно, — слышишь?— я!..
Его и отдала я мужу своему.
Охъ, я тогда не знала, для чего,
Съ такой настойчивостью странной онъ
Просилъ меня достать бездлку эту…

ЯГО.

А, тварь поганая!

ЭМИЛІЯ.

Она его
Дарила Кассіо!…. Нтъ, — я нашла
Платокъ и мужу своему вручила….
Я — бдная — не знала, что….

ЯГО.

Ты лжешь,
Несчастная!

ЭМИЛІЯ.

Клянуся Небомъ — нтъ!
Нтъ, я не лгу, синьйоры.— (Къ Отелло). Да и какъ
Безумцу кровожадному, какъ ты,
Было иначе кончить съ доброю,
Такою доброю женой!..

(Яго ранетъ Эмилію и у бгаетъ),

ОТЕЛЛО.

Громовъ
И камней!… Что-жъ, вы только по небу
Гремите,— божьи кары!… О злодй
Проклятый!

ГРАЦІАНО.

Бдная — она
Упала, — врно, онъ убилъ ее.

ЭМИЛІЯ.

Убилъ! убилъ!.. О, положите-же
Меня туда, подл нея…

ГРАЦІАНО.

И вотъ
Онъ убжалъ, — а бдная жена
Его убита.

МОНТАНО.

Замчательный
Мерзавецъ!— Подержите этотъ мечъ,
Отнятый мной у Мавра, — да глядите
Не выпускать его за дверь, — скорй
Убейте — если станетъ рваться онъ.
А я пущусь за этимъ сатаною, —
Онъ стоитъ этого, проклятый рабъ.

(Монтано и Граціано уходятъ).

ОТЕЛЛО.

Меня покинула моя отвага….
И мечъ мой дти отняли…. За чмъ
Мн знаки чести, если чести нтъ.?—
Пусть все идетъ….

ЭМИЛІЯ.

И вотъ
Она, твоя пророческая пснь,
О милая синьйора!… Слушай-же….
Ты можешь-ли еще меня услышать?…
Какъ лебедь, грустно я прощуся съ жизнью
Унылой пснью: ‘Ива! ива! ива!’
О Мавръ! она была чиста… она
Тебя любила, такъ любила, Мавръ!…
Пусть врно будетъ такъ души моей
Спасенье, какъ слова мои…. И мысль
Послднюю свою отдавъ теб,
Я умираю… умираю…. (Умираетъ).

ОТЕЛЛО.

Здсь
Есть у меня другой, испанскій мечъ,
Холодною волною закаленный.— 34)
О, здсь, со мною ты!— Мн нужно выйдти…
Пустите, дядюшка!

ГРАЦІАНО (извн).

Не покушайся!
Иначе, дорого заплатишь ты.— Съ тобой
Вдь нтъ оружья, — посиди-же тамъ,
Хоть и не хочется.

ОТЕЛЛО.

Да хоть смотри
Ты на меня… хоть говори со мной, —
Не то, и безоружный, бшено
Я кинусь на тебя.

(Граціано входитъ.)

ГРАЦІАНО.

Ну, что теб?

ОТЕЛЛО.

Гляди — вдь это мечъ!— и мечъ,
Какого никогда еще рука
Солдата не сжимала… Вижу васъ,
Былые дни, какъ съ этой слабою
Рукою, и съ тобой, мой добрый мечъ,
Раздольно шелъ я черезъ вс преграды —
Сильне въ двадцать разъ, старикъ, твоихъ,
Преградъ… Но для чего тщеславіе
Пустое! Кто посметъ стать противъ
Опредленья роковыхъ судебъ?…
Теперь не такъ… не то уже… Не бойся,
Хоть и со мною мечъ: я совершилъ
Мой трудный путь, — пришелъ уже къ своей
Послдней цли, — скоро уберу
Послдній парусъ свой… А ты еще
Меня боишься! О! твой, страхъ напрасенъ!…
Не предъ мечомъ, передъ тростинкой — самъ
Отелло побжитъ теперь — но Боже!
Куда-жъ ты побжишь теперь, Отелло?…
Какъ странно смотришь ты, дигя мое…
Какія горькія судьбы теб
На долю выпали!… Блдна… блдна,
Какъ полотно твоей сорочки!
И если мы придемъ съ тобою къ Богу,
И также ты посмотришь на меня….
О, взоръ твой кинетъ душу бдную
Мою съ небесъ — и на лету ее
Ухватятъ демоны… Холодная,
Дитя мое!— Тиха, какъ чистота
Твоя! невозмутима… безъ борьбы…
Безъ роковыхъ тревогъ… о рабъ проклятый!
Теперь святая ты!… Гоните-же
Бичомъ отсюда, демоны, меня!
Отдайте бурямъ! срою сожгите!
Топите въ пропастяхъ текучаго
Огня!.. О Десдемона! Десдемона!
Мертва! мертва!… о! о! о!

(Входятъ Лодовико, Монтано, Кассіо приносятъ на носилкахъ, пойманный Яго среди стражи.)

ЛОДОВИКО.

Гд этотъ мститель бшеный?— Гд онъ
Несчастный?

ОТЕЛЛО.

Тотъ, кто былъ Отелло?— Здсь…

ЛОДОВИКО.

А эта гадина?— ведите-ка
Его.

ОТЕЛЛО.

Я все смотрю ему на ноги… 35)
Что-жъ это басня?.. Но коли ты чортъ —
Такъ какъ-же мн убить тебя, нечистый! (Ранитъ его.)

ЛОДОВИКО.

Возьмите мечъ у Мавра.

ЯГО

Э, синьйоръ,
Онъ только кровь пустилъ, а не убилъ
Меня.

ОТЕЛЛО.

И не жалю я объ этомъ,
Напротивъ, я желалъ-бы долгихъ дней
Теб… да, понимаю я теперь
Блаженство смерти!

ЛОДОВИКО.

О несчастный Мавръ!
Давно-ль такъ благодушный — и теперь
Такъ слпо павшій въ сть проклятаго
Раба… что мн сказать теб?

ОТЕЛЛО.

Скажи,
Скажи, Лодовико, хоть что-нибудь…
Зови меня убійцей, — не зови
Меня безчестнымъ только, — ничего
Вдь не творилъ по ненависти я,
И все изъ чести, и для чести.

ЛОДОВИКО.

Онъ,
Бездльникъ этотъ, кое-въ-чемъ уже
Признался намъ: вы согласилися
Было съ нимъ вмст Кассіо убить?

ОТЕЛЛО.

Да.

КАССІО.

Милый генералъ, я никогда,
Ничмъ не подалъ повода къ тому.

ОТЕЛЛО.

Теперь я врю, Кассіо — прости
Меня!— Спросите-жъ у него, за что
Онъ, этотъ демонъ въ образ людскомъ,
За что онъ такъ коварно остилъ
И душу мн и тло?…

ЯГО.

Лишнія
Заботы!— То, что знаете уже —
И знайте… Боле ни слова я
Не говорю.

ЛОДОВИКО.

А помолиться, Яго!…

ГРАЦІАНО.

А вотъ, разщепимъ зубы пыткою
Теб.

ОТЕЛЛО.

О, ты заговоришь тогда…

ЛОДОВИКО.

Я разскажу вамъ кое-что, синьйоръ,
Изъ дла этого, чего, конечно, вы
Не знаете еще.— Вотъ два письма:
Мы ихъ нашли въ карман у Родриго, —
Въ одномъ такъ прямо сказано, что онъ,
Родриго, принимаетъ на себя
Убійство Кассіо.

ОТЕЛЛО.

Злодй!

КАССІО.

Враги
Христовы! дикари!

ЛОДОВИКО.

А вотъ другое:
Здсь упрекаетъ Яго въ чемъ-то онъ, —
Какъ кажется, онъ думалъ отослать
Его, — но врно этотъ висльникъ
Проклятый въ душу влзъ опять къ нему
И уничтожилъ всякое сомннье.

ОТЕЛЛО.

О чадо зла и гибели! Но какъ, —
Скажи мн, Кассіо — зашелъ къ теб
Платокъ жены моей?

КАССІО.

Я у себя
Нашелъ его, — и Яго намъ сейчасъ
Признался, что платокъ подкинутъ имъ,
Чтобъ дло къ цли повести врне.

ОТЕЛЛО.

Безумецъ! о безумецъ я! безумецъ!

КАССІО.

А дальше, въ этомъ-же второмъ письм,
Родриго упрекаетъ Яго въ томъ,
Что онъ его заставилъ оскорбить
Меня въ ту роковую ночь — и вотъ
По этому уже оправданъ я,
Родриго наконецъ пришелъ въ себя,
И самъ онъ прямо говоритъ теперь
Что Яго и на грхъ его навелъ,
Что Яго-же и прикололъ его
Сегодня.

ЛОДОВИКО.

Вы должны покинуть островъ,
И хать съ нами. Ваша власть снимается,
И это мсто Кассіо теперь займетъ.
А что до этого раба — удлъ
Его: все то, что только можетъ быть
Томительно-кроваваго подъ пыткой.
Вамъ я не смю воли дать, Отелло,
Пока не донесемъ Сенату мы
Объ этомъ дл… Отвести его!

ОТЕЛЛО.

Постойте!— Слово, два — небольше…
Я кой-что сдлалъ для Республики
Таки,— вещь всмъ извстная,— по, что
Объ этомъ говорить!— Теперь прошу
Я васъ, — вдь вамъ-же говорить о мн
Придется, — разскажите дло такъ,
Какъ было дло,— слова за меня
Не нужно лишняго, — противъ меня….
За что-жъ противъ меня?… Скажите имъ,
Что не умлъ благоразумно я
Любить,— за то любилъ я горячо… Что ревновать
Я не умлъ, — но разъ, коснувшися
До этой чаши, выпилъ всю ее,
Что я закинулъ счастіе свое,
Какъ древле Жидъ, проклятою рукой,
Закинулъ навсегда свой дивный перлъ, — 36)
Перлъ драгоцннй племени его…
Что изъ очей моихъ, незнавшихъ слезъ,
Лилося столько горькихъ, трудныхъ слезъ —
Какъ льется мрры въ аравійскомъ лс….
Такъ все скажите, — да прибавьте ужъ,
Что разъ въ Алеппо чалмоносецъ Турокъ
Венеціянца одного при мн
Ударилъ и Республику бранилъ, —
А я схватилъ собаку-обрзанца
За горло, и пронзилъ его, вотъ такъ!

(Закалывается).

ЛОДОВИКО.

Кровавый день!

ГРАЦІАНО.

Къ-чему-жъ ты это все
И говорилъ….

ОТЕЛЛО (падая на трупъ Десдемоны).

Готовый задушить
Тебя — еще я цловалъ тебя
Такъ горячо, — и умирая самъ,
Съ твоимъ я поцлуемъ умираю…. (Умираетъ).

КАССІО.

Я-бъ этого боялся, если бъ зналъ,
Что онъ имлъ оружіе, — онъ былъ
Великій сердцемъ…

ЛОДОВИКО.

Ты спартанская
Собака! 37). Ты ужаснй скорби, — язвы,
Ужаснй бездны адской, темною
Враждой своей!… Взглянь на кровавые
Останки жертвъ своихъ… вотъ подвигъ твой!
Онъ отравляетъ взоръ…. закройте ихъ!
Вы, Граціано, какъ прямой наслдникъ,
Примите во владніе и домъ
И все имнье Мавра.—

(Къ Кассіо).

Вы синьйоръ
Намстникъ, сами выберите казнь
Злодю этому, — опредлите время,
Назначьте мсто, пытку…. не щадить
Его!… Я ду съ грустною душой
Объ этомъ горестномъ событіи
Сенату донести.

Съ англійскаго В. Лазаревскій.

ПРИМЧАНІЯ.

Сюжетъ этой драмы заимствованъ Шекспиромъ, по мннію Попе, изъ Чинтіевыхъ новеллъ.— Полагаютъ, что она писана въ 1611 году.— Мустафа, полководецъ Солима, осадилъ Кипръ въ ма 1571, и взялъ его въ слдующемъ году. Флотъ его шелъ сначала прямо на Кипръ, но, неожидавно перемнивъ путь свой на Родосъ, соединился тамъ съ другимъ отдленіемъ своимъ, и тогда уже обратился къ осад Кипра. ‘Гордое и свободное прямодушіе Отелло,— говоритъ Джонсонъ,— благороднаго, открытаго и легковрнаго, безграничнаго въ довренности, пылкаго въ страсти, непоколебимаго въ ршимости, неукротимаго въ мщеніи, — милое простодушіе Десдемоны, такъ глубоко врующей въ добродтель, такъ глубоко сознательной въ чистот своей, — ея открытая настойчивость въ преслдованіи своего плана, ея неумнье понять то, что и ее могутъ подозрвать, — холодная злоба Яго, скрытаго до малйшаго проявленія истиннаго Чувства, ловкаго и хитраго въ своихъ планахъ, и въ тоже время такъ заботливаго о всемъ, что касается его выгоды или мщенія — все это новыя доказательства того, какъ глубоко постигъ Шекспиръ природу человка, чего мы напрасно будемъ искать у другихъ новйшихъ писателей, — даже остальные, низшіе характеры были-бы замчательны во всякой другой піес, не только по истин, но и по сил своей’.
1. Въ подлинник: Even now, wery now, and old black ram
Is tupping your white ewe.
2.— — You’ll have your daughter covered with а Barbary horse.
3. Словомъ nephews здсь намкается вообще на грандовъ Венеціи.
4. Въ подлин.: You’ll have coursers for cousins, and gennets {Порода лошадей въ Испаніи.} for germans.
5.— — Your daughter and the Moor are now making the beast with two backs.
6. Полагаютъ, что это названіе гостинницы въ Венеціи.
7. Здсь Яго говоритъ о Брабанціо.
8. Титло вепеціянскихъ сенаторовъ.
9. Шекспиръ, безъ сомннія, заимствовалъ это изъ разсказовъ Мандевиля (Описаніе Гвинеи, 1596) и сэръ Вальтера-Ралейфа (Raleigh).
10. Въ подлин. Fuinea-hen, слово, означавшее тогда публичную женщину.
11. То change the cod’s head for the salmon’s tail. Пословица.
12. Эти псни находятся въ ‘Percy’s Relics of Ancient Poetry’.
13. Во многихъ графствахъ сверной Англіи музыканты, приходя съ поздравленіемъ по утрамъ, обыкновенно, посл одной или двухъ проигранныхъ ими піесъ, кричатъ: ‘Да здравствуетъ такой-то или такая-то’.— Кажется, обычаи этотъ былъ и въ Стратфорд на Авон.— При этомъ употребляли гобои, — и объ этихъ-то духовыхъ инструментахъ говорится здсь.
14. Венерическая болзнь, по Джонсону, впервые появилась въ Неапол.
15. Въ подлинник Clown. Oh, thereby hangs а taile.
I mus. Wheresy hangs а tale, sir?
Clown. Merry, sir, by many а wind instrument, that I know.
Здсь каламбуръ въ словахъ taile и tale.
16. Въ подлинник: Excellent wretch (enfant, garon).
17. Мандрагора (mandragora, mandrake) одно изъ самыхъ усыпительныхъ растеній.
18. Въ подлинник I had been happy, if the general camp Pioneers and all… Піонеры были вообще самые безнравственные солдаты.
19. Въ подлинник: The spirit-stirring drum, the ear-pircing fife Во времена Шекспира флейты были въ употребленіи у Англичанъ на войн.
20. Въ подлин. There are а kind of men soloose of soul.
21.— — — Then laid his leg
Over my thigh, aed sigh’d, and kiss’d.
22. Здсь отвты шута запутаны двойственнымъ значеніемъ глагола to lie: 1) обитать, жить гд-нибудь, лежать, 2) лгать.
23. Португальская монета, цною около рубля серебромъ. Названіе свое получила она, — по Джонсону, — отъ изображеннаго на ней креста.
24. Іаковъ I, король англійскій, учредилъ новое достоинство баронета, которое покупалось за деньги.— Шекспиръ хочетъ сказать здсь, что баронеты эти имли руки, т. е. деньги для покупки, — а не сердце, не доблесть.
25. Бальзамическая жидкость, добытая изъ мумій, встарину считалась самымъ дйствительнымъ средствомъ противъ эпилепсіи.
26. Извстно поврье, что воронъ, садясь на кровл дома, предвщаетъ кому-нибудь изъ жильцовъ его смерть.— Объясняютъ это тмъ, что тонкое чутье его за-долго до кончины чуетъ уже трупный запахъ.
27. Въ подлинник Iago. With her, on her, what you will.
Ot. Lie with her! on her!— We say, lie on her, when they belie her: Lie with her!
28. Въ подлинник: To confess and be hanged for his labour.— Послов.
29. Сближеніе слезъ женщины съ слезами крокодила, который, по мннію древнихъ, печальными стенаніями привлекалъ жертву и душилъ потомъ ее.
30. Если сохранить сосудъ сей… и пр. Изъ Посл. къ Солунянамъ I, гл. IV, ст. 4.— Malone.
31. Въ Англіи ива посвящена любви.
32. Здсь Отелло, входя, какъ-бы договариваетъ тайную думу свою въ этомъ прекрасномъ монолог.
33. Одинъ изъ комментаторовъ говоритъ, что въ старинныхъ копіяхъ, посл этихъ словъ было еще слдующее восклицаніе убійцы: ‘Боже! Боже! Боже!’ — но что въ-послдствіи велно было исключить его, такъ-какъ сближеніе подобнаго восклицанія съ самымъ поступкомъ профанировало святую чистоту Божества, — по торжественныя слова эти, — прибавляетъ онъ, — произносимыя въ мгновенія предсмертныхъ судорогъ Дездемоны, производили ощущеніе высокаго ужаса.
34. Сталь, закаленная въ холодныхъ волнахъ Ксалона, считалась самою лучшею.
35. Отелло принимаетъ Яго за чорта, и смотритъ — нтъ-ли копытъ на ногахъ у него.
36. Нкоторые комментаторы думали, что это намекъ на кровавую сцену убійства Маріамъ супругомъ ея Иродомъ.— Другіе полагаютъ, что здсь говорится объ одномъ Жид, забросившемъ драгоцнный перлъ, не желая уступить его за низкую цпу.— Можетъ-быть, говорить Бенжаменъ Ларошъ, — авторъ намекаетъ здсь на Спасителя, преданнаго и распятаго своими соотчичами.— Мнніе это, какъ совершенно-согласное съ религіознымъ направленіемъ эпохи, кажется ему бол вроятнымъ.
37. Спартанскія собаки отличались своею лютостію.
Въ подлинник Яго, въ разговорахъ съ Родриго, часто мшаетъ ты и вы.— Я не везд держался въ этомъ случа подлинника уже и потому, что по духу англійскаго языка мстоименіе you — вы, употребляется гораздо-чаще нежели у насъ.— Везд, гд только удача длаетъ Яго дерзкимъ, ему естественно переходить въ этотъ насмшливо-фамиліярный тонъ, отличающій его, — напротивъ онъ можетъ спускаться до льстивой вжливости каждый разъ, когда старается убдить и преклонить пробуждающійся здравый смыслъ и упрямство Родриго.

‘Репертуаръ и Пантеон’, 1845, т. 11, кн. 8.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека