От Нового Маргелана до границы Бухары, Волконский Александр Михайлович, Год: 1894

Время на прочтение: 44 минут(ы)

ОТЪ НОВАГО МАРГЕЛАНА ДО ГРАНИЦЫ БУХАРЫ
Путевыя замтки.

Осенью прошлаго, 1893, года, нашимъ правительствомъ была отправлена въ предлы бухарскаго ханства, подъ начальствомъ генеральнаго штаба генералъ-маіора Баева, таможенная экспедиція, она имла главнымъ назначеніемъ изучить на мст условія перенесенія существующей туркестанской таможенной линіи на бухарско-афганскую границу. Экспедиція прошла по всей бухарской территоріи отъ восточныхъ ея предловъ у Памирскаго плоскогорья до границы Закаспійской области на запад.
Я имлъ разршеніе сопровождать экспедицію въ качеств частнаго лица. Поспшность, съ которой былъ пройденъ этотъ длинный путь, а главнымъ образомъ, незнаніе восточныхъ языковъ, помшали мн собрать достаточно подробныя свденія о пройденныхъ экспедиціей странахъ, поэтому рядъ статей, задуманныхъ мною на основаніи дневника, веденнаго во время пути, не можетъ претендовать на какое-либо научное значеніе, и полагаю, что только отдаленность посщенныхъ мстностей и малое знакомство съ ними большинства публики даютъ мн нкоторое право предложить вниманію читателя результаты своихъ дорожныхъ впечатлній. На этотъ разъ я ограничусь описаніемъ первыхъ дней пути — въ предлахъ Ферганской области.

I.

5-го августа, въ 9 часовъ утра, вс участники экспедиціи собрались въ гостепріимномъ дом управляющаго ферганскимъ таможеннымъ отдломъ. Былъ отслуженъ напутственный молебенъ, и черезъ часъ, посл веселаго завтрака, на которомъ было произнесено не мало тостовъ съ пожеланіями путникамъ счастливаго странствованія на дальней чужбин и радостнаго возвращенія въ родные предлы,— экспедиція выступила. Она снаряжалась въ Маргелан, въ предлахъ недавняго кокандскаго ханства,— гд еще 20 лтъ назадъ каждый непрошенный гость-европеецъ рисковалъ покончить свои дни на вислиц, среди злорадостныхъ криковъ базарной толпы,— и направлялась въ малоизвстные донын края мусульманскаго востока. Мысль о выступленіи подобной экспедиціи должна вызвать въ представленіи читателя, никогда не переступавшаго европейской границы и не интересовавшагося нашей азіатской окраиной, картину довольно воинственнаго характера.
Такой читатель вроятно увидитъ въ своемъ воображеніи пыльную городскую площадь, лежащее посреди нея стадо только-что навьюченныхъ верблюдовъ, подымаемое криками погонщиковъ и вытягивающееся длинной вереницей въ просторъ степной дороги, увидитъ въ необыкновенныхъ походныхъ одеждахъ горсть вооруженныхъ съ ногъ до головы храбрецовъ, отважно пускающихся въ опасный путь, и отрядъ казаковъ, долженствующихъ оберегать ихъ отъ злобы фанатической толпы, а если читателю къ тому же приходилось слышать разсказы иныхъ изъ нашихъ среднеазіатскихъ изслдователей, то онъ, конечно, будетъ ожидать, что величайшія изъ предстоящихъ экспедиціи трудовъ и опасностей выпали непремнно на долю самого автора и что стойкостью въ лишеніяхъ, способностью импонировать дикимъ племенамъ и вообще всякими доблестными качествами онъ превзошелъ и спутниковъ, и всхъ своихъ предшественниковъ. Въ дйствительности ничего подобнаго не было.
Мы размстились самымъ мирнымъ образомъ въ парныхъ, съ пристяжкою на отлет, извозчичьихъ коляскахъ, которымъ могла бы позавидовать далекая столица, и направились по красивымъ улицамъ Новаго-Маргелана, одного изъ тхъ юныхъ туркестанскихъ городовъ, которые, какъ бы по волшебному слову, выросли по вол русской власти среди пустынной степи, растянули на ея простор сть своихъ прямыхъ, какъ стрла, улицъ-аллей и потонули въ зелени своихъ быстроростущихъ садовъ. Коляски неслышно катились по гладкому шоссе, и скоро высокіе тополя по сторонамъ улицы, почти скрывавшіе своими втвями отъ глазъ прозжаго ряды низенькихъ одноэтажныхъ домовъ, смнились молодыми посадками, дававшими просвтъ на вновь строящіяся въ конц города зданія. Миновавъ крпость — такъ зовется въ Маргелан кирпичная блая стна, охватывающая неправильнымъ четырехугольникомъ нсколько казарменныхъ строеній,— мы переправились черезъ Маргеланъ-сай, воды котораго даютъ жизнь городу, и выхали на просторъ.
Не весело смотрла эта южная окраина ‘роскошной’ Ферганы: небольшія площади полей спющей джугары {Родъ кукурузы.}, окаймленныя кое-гд рядами рдко посаженныхъ деревьевъ, чередовались то съ пространствами желтой, почти голой, земли, то съ полосами яркой зелени рисовыхъ посвовъ, слегка оживляющихъ однообразный пейзажъ. Это была обычная, въ теченіе двухъ-недльнаго пребыванія въ кра, уже успвшая мн приглядться, картина туркестанскаго оазиса на его пограничной съ пустыней полос, гд каждая пядь культурной земли изъ поколнія въ поколніе оспаривается человкомъ у пустыни въ тяжелой, настойчивой борьб, гд каждая капля влаги на жаждущія поля проведена изъ далека его руками. Правда, напоенная имъ земля, какъ бы въ благодарность, воздаетъ ему сторицей за его неустанный трудъ, но стоитъ человку хоть на одинъ годъ оставить безъ защиты родныя поля, и пустыня вновь овладетъ ими: вода уже не дойдетъ до нихъ, насаженныя деревья засохнутъ, исчезнутъ, и жизнь покинетъ эти мста. Голодная степь съ ея невозмутимымъ, ничмъ не нарушаемымъ однообразіемъ гладкой, какъ столъ, поверхности, съ ея молчаливымъ просторомъ, включитъ ихъ въ свои широкія объятья, и заброшенный въ этотъ безграничный просторъ путникъ не найдетъ въ немъ ни единаго предмета, на которомъ бы ему остановить свой блуждающій взоръ, ни единаго дерева, ни туманнаго очертанія холма на далекомъ горизонт, ни малйшаго намека на жизнь. Только однажды въ годъ оживаетъ степь, когда ранніе весенніе дожди покрываютъ ее зеленымъ ковромъ,— но лишь на самое короткое время. Скоро солнце заставитъ поблекнуть траву, она пожелтетъ, потомъ травы, потерявъ всякій цвтъ, какъ бы посдютъ, и степь, точно безграничная блдная нива овсянаго поля, охватитъ въ разгар лта со всхъ сторонъ одинокаго путника, сливаясь на едва уловимой черт горизонта съ такимъ же блднымъ и безцвтнымъ, какъ она, небомъ. Случается, что какой-нибудь арбакешъ {Арбакешъ — погонщикъ арбъ.}, пробираясь со своей арбой черезъ степь, вздумаетъ развести огонь, втеръ быстро подхватитъ его, и тогда картина степи мняется: длинная лента яркаго пламени, медленно, шагъ за шагомъ, но безпрепятственно, двигаясь впередъ дымящейся полосой, охватитъ десятки верстъ, испепелитъ жесткія сухія травы и оставитъ тамъ, гд прошла, черное обугленное пространство: удивленному путнику, впервые приближающемуся къ нему, покажется, будто передъ нимъ разстилается широкая пашня благодатнаго чернозема… Какъ ни безотрадно впечатлніе, производимое степью, поглотившей прежній оазисъ, путнику все же остается въ утшеніе надежда, что когда-нибудь,— быть можетъ, черезъ полсотни лтъ,— человкъ во всеоружіи знанія вновь вступитъ съ нею въ борьбу, проржетъ ее глубокими каналами, проведетъ по нимъ или силою пара перельетъ въ пустыню мутныя воды далекой Сыръ-Дарьи, и жизнь возродится въ новыхъ поляхъ съ небывалою силой.
Но у покинутаго человкомъ оазиса есть иной, боле страшный врагъ, предъ которымъ безвластны другія силы природы, и который никогда не вернетъ разъ отвоеванной имъ территоріи: это сыпучій песокъ, насылаемый пустыней въ оазисъ вслдъ уходящему человку. Пески засыпаютъ пересохшіе арыки {Арыкъ — оросительная канава.}, глинобитныя стны домовъ и заборовъ опуствшаго кишлака {Кишлакъ — селеніе.}, стволы погибшихъ деревьевъ безслдно исчезаютъ подъ ними, не удержавъ ихъ наступленія, послуживъ лишь основаніемъ для высокихъ бархановъ {Барханъ — песчаные холмы, субъ-аэральнаго образованія, въ отличіе отъ дюнъ, результата дйствія воды и втра.}. Точно искусная рука насыпала эти барханы: такъ гладокъ ихъ подвтренный отлогій склонъ, такой правильной дугой загнуты его серповидные края. Но песокъ въ пустын неисчерпаемъ, и втеръ, нанося песчинку за песчинкой, надвигаетъ его волны все дальше и дальше, число дюнъ и бархановъ множится, они теряютъ свои геометрическія формы, и наконецъ цлое море песчаныхъ холмовъ, точно застывшія волны бурнаго океана, покрываетъ пространство въ десятки и сотни верстъ. Это море страшно. Оно залегаетъ между населенныхъ странъ, длить народы и отдаляетъ время выполненія мірового закона ихъ сближенія. Проходитъ много вковъ прежде, чмъ всесильное побужденіе торговли вынудитъ человка повести черезъ пески караваны, заставитъ его вырыть среди нихъ колодцы. Нужно эгоистическое чувство наживы, чтобы человкъ рискнулъ въ нихъ войти.
Только одинъ человкъ прошелъ чрезъ нихъ, не желая никакой выгоды, не ожидая никакой награды: это былъ русскій солдатъ за годъ до того, быть можетъ, покинувшій лса далекой Перми или бессарабскія степи, чтобы вступить въ ряды войскъ Кавказа, имя котораго зналъ лишь смутно по наслышк. Его повезли по Каспійскому морю, о существованіи котораго онъ я не вдалъ, высадили на азіатскомъ берегу среди голыхъ, безпривтныхъ песковъ и повели черезъ эти пески туда, гд его ждалъ невдомый ему, готовый биться на смерть врагъ. И онъ пошелъ: ноги вязли въ горячемъ песк, солнце жгло, трескались изсохшія губы… Колодцы были засыпаны, онъ падалъ въ изнеможеніи, подымался и шелъ дальше, куда?— онъ этого не зналъ. Онъ не зналъ, что, пройдя пески, найдетъ опять русскую землю, что за этимъ ближайшимъ врагомъ, въ баснословномъ индійскомъ царств, есть другой, боле сильный врагъ, значеніе котораго даетъ оправданіе и смыслъ его геройскимъ трудамъ: онъ зналъ только, что его послало впередъ царское слово. Это слово прошло черезъ много устъ прежде, чмъ дошло до него, разошлось между многими тысячами ему подобныхъ солдатъ, но каждый уразумлъ его ясно, точно оно было сказано прямо ему: оно разожгло въ немъ безсознательно тлившееся чувство любви къ роднымъ завтамъ и стран, передъ этимъ пламенемъ казались ему безсильны жгучіе лучи солнца, раскалявшіе песокъ, этой царской волей билось сердце подъ блой рубахой, можетъ ли онъ исполнить ее?— объ этомъ нтъ ни минуты раздумья,— и онъ идетъ впередъ, безповоротно, безстрашно, со всей неудержимой силой, не вдающей себ преграды всепобдной, стихійной мощи…
Страшны пески пустыни, и кто разъ ихъ видлъ, хотя бы изъ оконъ вагона, кто хотя разъ испыталъ на себ тягостное, гнетущее впечатлніе, производимое ими, тотъ уже не забудетъ ихъ и пойметъ цну труду борющагося съ нимъ человка. Кто, привыкнувъ въ странамъ боле счастливой Европы, впервые увидлъ голодныя степи Средней Азіи, тотъ сразу проникается какимъ-то своеобразнымъ чувствомъ уваженія къ каждой стру воды, проведенной руками человка, въ каждому проявленію листвы на посаженномъ имъ дерев.
Таково, по крайней мр, было впечатлніе, произведенное на меня природой туркестанскаго края даже въ той Ферган, которую я представлялъ себ, судя по краснорчивымъ описаніямъ, райской долиной, покрытой непрерывнымъ садомъ. Я халъ теперь по этой долин и съ уваженіемъ глядлъ на арыки (канавы), несущіе воду въ сплошь залитое поле, и на работающаго близь дороги сарта, который, подставивъ солнечнымъ лучамъ оголенную спину, загорвшую до цвта античной бронзы, высоко поднималъ надъ головой кетмень {Желзная лопата, имющая форму лома, придланной къ рукоятк подъ прямымъ угломъ.} и съ размаху опускалъ его на землю, сильнымъ ударомъ разрыхляя твердую почву…
Коляска остановилась, на встрчу двигалось густое облако пыли: изъ кишлака, къ которому мы подъхали, гнали стадо курдючныхъ барановъ. Раскачивая свои жирныя спины, они обходили но сторонамъ экипажа, протискиваясь между нимъ и высокими глиняными заборами (дувалами), которые огораживали дорогу. Стадо прошло, мы въхали въ кишлакъ, его улицы узки и кривы, сложенныя изъ глины сакли, лишенныя со стороны улицы оконъ, такъ низки, что до плоскихъ крышъ человкъ высокаго роста могъ бы достать рукой. Передъ однимъ изъ такихъ примитивныхъ строеній, немного получше другихъ, тянулся навсъ изъ циновокъ, поддерживаемый рядомъ жиденькихъ столбовъ: это былъ ‘чай-хане’ — чайный домъ, любимое мсто для сборищъ праздныхъ или отдыхающихъ жителей, они и теперь сидли здсь на широкихъ глиняныхъ площадкахъ (айваны), покрытыхъ войлокомъ, и, поджавъ ноги, попивали ‘кокъ-чай’ изъ зеленыхъ чашечекъ безъ ручекъ. Они одты въ пестрые, яркихъ цвтовъ, хотя и поношенные халаты, сшитые или изъ матерій мстнаго производства, съ красными, блыми и зелеными полосами, или изъ московскихъ ситцевъ, разнообразныхъ рисунковъ, приноровленныхъ къ здшнему вкусу, одни живописно обмотали себ голову чалмой, большинство сидитъ въ вышитыхъ шолкомъ шапочкахъ, покрывающихъ макушки бритыхъ головъ. Выраженіе ихъ узбекскихъ лицъ, между которыми иногда попадается рзко очерченный арійскій профиль таджика, полно унынія и скучно. Нкоторые, при вид начальства, нехотя встаютъ и, сложивъ руки на живот, сгибаютъ спину, не наклоняя, однако, головы, а продолжая глядть вамъ въ глаза, есть что-то отталкивающее въ этомъ уродливомъ поклон (кулдукъ), въ которомъ такъ и сквозитъ восточное низкопоклонство.
Толпа босоногихъ ребятишекъ бжитъ за коляской, у этихъ еще незамтно ни обычнаго спокойствія, ни апатичности ихъ отцовъ, это все бойкій народъ, съ оживленными лицами, съ быстрыми темнокарими глазами. Они гонятся за экипажемъ, весело крича какія-то, вроятно, нелестныя на нашъ счетъ замчанія, и, запыхавшись, останавливаются среди пыльной дороги, на смну имъ изъ каждой сакли, изъ каждаго переулка выбгаютъ другіе, иные же стоятъ неподвижно на порог покривившихся дверокъ и пристальнымъ взглядомъ слдятъ за прозжающими, сдвинувъ вдумчивую не по годамъ складку на высокомъ лбу. Еще нсколько поворотовъ между дувановъ, нсколько дворовъ, осненныхъ широковтвистыми карагачами — и мы опять среди полей.
Не знаю,— желаніе ли найти что-либо необычайное, когда захалъ вдаль отъ родины, или контрастъ ферганскихъ оазисовъ съ окружающими пустынями,— но что-то заставляетъ всхъ путешественниковъ воспвать красоту этой долины, точно они сговорились повторять слова древнихъ азіатскихъ писателей. Въ устахъ этихъ послднихъ понятны восторги по поводу оазиса, гд мстами можно позабыть сосднія пустыни, къ тому же въ т далекія времена высыханіе туркестанской низменности подвинулось еще не такъ далеко, какъ нын, въ ней встрчались еще ‘туранги’, естественно ростущіе лса. Они, эти азіаты, лучшаго не знали, но для насъ, видавшихъ ласковую улыбку природы среди долинъ Апеннинскихъ холмовъ, дышавшихъ задумчивой нгой малороссійскаго вечера, видвшихъ, съ какой свободной мощью раскинули свою листву столтніе дубовые лса Подола, для насъ, постившихъ берега Крыма, гд радостная пснь просится на встрчу лучамъ ласкающаго солнца,— какъ-то странно восторгаться красотой ‘благодатной’ долины Ферганы. Здсь солнце жжетъ и томитъ человка, убиваетъ его волю, сковываетъ умъ, здсь лтній дождь никогда не омываетъ потускнвшей отъ пыли листвы и, глядя на здшнія деревья, чувствуешь, что имъ чего-то недостаетъ до полноты жизни, какъ тмъ далекимъ ихъ собратьямъ, что выросли среди каменныхъ стнъ европейскихъ столицъ. Здсь дерево ростетъ только потому, что по его корнямъ бжитъ вода въ искусственно прорытой канав, но подъ его тнью, въ двухъ шагахъ отъ этой канавки, нтъ ни единой травки и желтая земля гола какъ въ пустын. Оцнить богатство этого края можно, сдлавъ анализъ его почвы, подведя итогъ пудамъ хлопка, вывозимымъ каждую осень безпрерывно идущими другъ за другомъ караванами, но для глаза путешественника тутъ нтъ ничего отраднаго, нтъ ничего, кром лёссовыхъ, щебневыхъ или песчаныхъ пустынь, отъ времени до времени прерываемыхъ на 10—20 верстъ оазисами, созданными трудолюбіемъ человка…
…А солнце тмъ временемъ безжалостно жгло, изъ-подъ копытъ лошадей подымались облака пыли, мельчайшей, дкой — настоящей туркестанской пыли, которая стояла въ воздух, мшала дыханію и застилала природу срой пеленой… Все это мало располагало къ разговорчивости, и посл оживленности утреннихъ сборовъ мои спутники хали молча, жмурясь отъ пыли и яркаго солнечнаго свта, и думали каждый свою думу.
И я задумался, я думалъ о предстоящемъ пути: путь былъ дальній…
Впереди на горизонт смутно рисовались очертанія горъ: это былъ Алайскій хребетъ, южная грань Ферганской долины. Переваливъ чрезъ него, намъ предстояло вступить по долин Алая въ гористыя страны восточной Бухары — въ горныя бекства Каратегина и Дарваза и, прорзавъ въ ихъ предлахъ съ свера за югъ снжную цпь Петра Великаго и скалистый Дарвазскій хребетъ, постепенно спуститься, идя на западъ чрезъ Бальджуанъ и Кулябъ, въ низменности средняго теченія Аму-Дарьи. До двухъ тысячъ верстъ надо было пройти верхомъ въ теченіе мене двухъ мсяцевъ…
Снжныя вьюги на заоблачныхъ высотахъ едва проходимыхъ переваловъ, тропическіе жары степныхъ береговъ средняго Оксуса, карнизы въ дв ладони шириною, извивающіеся задъ бездонной пропастью, смертоносныя кулябскія лихорадки, гнздящіяся въ городахъ, окруженныхъ искусственными болотами рисовыхъ полей,— вотъ т опасности, которыя, по слухамъ, на ряду съ другими лишеніями предстояло намъ испытать и извдать. Такъ, по крайней мр, разсказывали мн мои новые туркестанскіе знакомое, доврчиво относившіеся къ стоустой молв и потому не жалвшіе яркихъ красокъ при описаніи трудностей ожидавшаго насъ пути. Я припоминалъ эти разсказы, и, признаюсь, мн подъ часъ становилось жутко, особенно при мысли о головокруженіяхъ, которыя овладваютъ человкомъ на карниз скалы и отъ которыхъ, какъ отъ морской болзни въ бурю, человка не можетъ избавить никакая сила воли. Упасть съ обрыва или со стыдомъ вернуться назадъ, опираясь на руку спутника,— вотъ между чмъ придется, думалъ я, выбирать тому изъ насъ, кто испытаетъ на себ притягательную силу пропасти…
Но тутъ же невольно рождалось сомнніе въ справедливости подобныхъ разсказовъ, не о безлюдныхъ пустыняхъ, а про края, хотя и дикіе на нашъ европейскій взглядъ, все же населенные въ продолженіе многихъ вковъ. Дйствительно ли нужно обладать исключительной силой воли и энергіей великихъ путешественниковъ, чтобы пройти эти мста, или для этого достаточно той свойственной всмъ смертнымъ доли храбрости, которая оказывается же достаточной для безвстнаго жителя дарвавскаго кишлака, когда онъ пробирается изъ своей сакли къ крохотному, ютящемуся подъ навсомъ скалы, клеверному полю, или когда онъ идетъ въ сосдній горный кишлакъ, чтобы повдать другу свое семейное горе или свою несложную радость? Вотъ вопросъ, который я задавалъ себ и на который собирался отвтить, когда, на основаніи собственнаго опыта, признаю возможнымъ относиться къ слухамъ, ходящимъ объ этихъ мстахъ, съ большей или меньшей доврчивостью.
Посл трехчасового пути, спустившись въ небольшой оврагъ, мы очутились на улиц расположеннаго по его склону кишлака Учъ-Кургана, лежащаго въ 32 верстахъ отъ новой столицы Ферганы, на дн оврага текла рка. Здсь прекращается колесный путь, и мы предполагали, распростившись надолго съ европейскими экипажами, сдлать короткій привалъ, чтобы наскоро пообдать и продолжать путь уже верхомъ. Но ни вещи наши, ни верховыя лошади не успли еще придти: мы ихъ оставили за собой, обогнавъ обозъ на полдорог. ‘Ужъ какъ вы ни хлопочите,— говорили намъ въ Маргелан бывалые люди,— какъ ни подготовляйтесь, а въ первый день у васъ непремнно будетъ суета и безпорядокъ’. Предсказаніе ихъ сбылось. Наканун было ршено отправить лошадей и арбы съ вещами рано утромъ, но къ утру оказалось, что не вс вещи своевременно уложены, арбы сильно запоздали выступленіемъ, и въ результат мы теперь сидли въ саду учь-курганскаго аксакала (волостного), нетерпливо поджидая обозъ, и были принуждены вмсто обда ограничиться чаемъ, который былъ намъ приготовленъ хозяиномъ подъ цвью бухарской палатки. Послднее обстоятельство, кажется, особенно дурно повліяло на всеобщее настроеніе, такъ какъ до ночевки, назначенной на Исфайрамскомъ таможенномъ посту, оставалось еще цлыхъ 25 верстъ.
Наконецъ обозъ прибылъ. Я вышелъ на улицу. Тутъ происходила невообразимая суета: арбы, вьючныя и верховыя лошади, извозчичьи коляски — все это столпилось у спуска въ мосту чрезъ бжавшую по оврагу рку, мшая другъ другу двинуться впередъ, джигиты и арбакеши, толкаясь и бранясь между собою, суетились среди нихъ, кругомъ стояли жители кишлака, пришедшіе поглазть на рдкое зрлище (томаша), которое представлялъ для нихъ проздъ столькихъ русскихъ тюра (господъ). Какой-то сартъ, дотол спокойно глядвшій вмст съ другими, неожиданно вмшался въ споры погонщиковъ: онъ почему-то нашелъ, что одинъ изъ арбакешей, тянувшій подъ уздцы свою лошаденку, заставлялъ ее повернуть арбу не въ ту сторону, куда слдовало, и съ гнвнымъ лицомъ, съ сверкающими глазами, онъ налетлъ на него, бранясь и крича, какъ будто это было важное, близкое ему дло. Остальные жители не могли устоять передъ соблазномъ принять участіе въ спорахъ и увеличить безпорядокъ: поднялся гвалтъ, тотъ невроятный гвалтъ, на который способны одни только азіаты, съ ихъ крикливыми голосами, съ ихъ неудержимой потребностью отъ времени до времени, безъ всякой видимой причины, вознаградить себя шумомъ и гамомъ за свое обычное восточное спокойствіе. Надъ обрывомъ рки живописно стоялъ аксакалъ, съ блой чалмой на голов, одтый въ блый, подхваченный зеленымъ поясомъ съ серебряными бляхами, халатъ, онъ, видимо, желалъ угодить начальству и распоряжался, усиленно размахивая руками и тщетно стараясь перекричать остальныхъ. Мало-по-малу безцльный шумъ унялся, тогда дло пошло успшне, и арбы двинулись дальше.
Часъ спустя и мы сли въ сдло. Насъ было 12 человкъ: генеральнаго штаба генералъ-маіоръ Баевъ, управляющій туркестанскимъ таможеннымъ округомъ Г. Б. Кайзеръ, нсколько чиновниковъ его вдомства, производитель геодезическихъ работъ при ташкентской обсерваторіи подполковникъ З. и еще два офицера, добровольно присоединившіеся въ экспедиціи, одинъ — художникъ, другой — пишущій эти строки. Четырнадцать нижнихъ чиновъ оренбургскаго казачьяго войска составляли конвой экспедиціи, скоре для ея большей представительности и для услугъ ея участникамъ, чмъ ради охраны отъ несуществующихъ враговъ, нсколько человкъ конюховъ, джигитовъ и поваръ дополняли нашъ небольшой отрядъ. Чрезъ три перехода насъ должны были нагнать еще докторъ, топографъ и генеральнаго штаба капитанъ Ф., имвшій обширную и интересную инструкцію для изученія посщаемыхъ экспедиціей странъ.
Завернувъ въ одинъ изъ переулковъ и выхавъ изъ кишлака, мы неожиданно очутились въ красивой долин, окаймленной довольно высокими горами. Алайскій хребетъ въ маргелансвомъ узд рзко подымается надъ плоскостью раввины, почти не отдляясь отъ нея предгорьями, которыя въ другихъ мстностяхъ Ферганы придаютъ его сверному склону столь разнообразныя очертанія. Это обстоятельство уменьшаетъ въ узд площадь пригодной для культуры земли, такъ какъ на подобныя предгорья въ другихъ уздахъ изливается рдкій въ Ферган дождь, рождаемый прикосновеніемъ сухихъ сверныхъ втровъ къ холоднымъ вершинамъ хребта. На такихъ именно предгорьяхъ, на высот 4—4 1/2 тысячъ футъ, обыкновенно располагаются прекрасныя ‘богарныя’ поля, т.-е. поля, орошаемыя атмосферными осадками. Лишенное ихъ, населеніе маргеланскаго узда вынуждено довольствоваться исключительно посвами на земляхъ искусственнаго орошенія, предлы которыхъ строго ограничены количествомъ воды, приносимой въ долину горными рчками. При чрезмрномъ увлеченіи хлопковыми плантаціями, которое овладло за послдніе 2—3 года населеніемъ Ферганы, большая часть ирригаціонныхъ земель отведена подъ хлопокъ въ ущербъ хлбнымъ полямъ. Поэтому цны на пшеницу и ячмень поднялись до такой степени (пшеница 2 р. 20 к. за пудъ, ячмень 1 р. 60 к.), что хозяева, теряя при покупк хлба всю прибыль, получаемую отъ продажи хлопка, начинаютъ повсемстно раскаиваться въ своемъ увлеченіи, а лишенному богарныхъ полей маргеланскому узду ныншней зимою угрожалъ бы голодъ, еслибъ мстная администрація не пришла на помощь населенію.
Мы шли по Исфайрамскому ущелью, которое считается самымъ красивымъ изъ ущелій, прорзающихъ Алайскій хребетъ. Здсь, близь Учъ-Кургана, оно представляетъ долину версты въ 2 ширины, окаймленную по сторонамъ цпью горъ, подымающихся впереди все выше и выше. Рка Исфайранъ, вытекающая на водораздл Алайскаго хребта въ 70 верстахъ отъ его подножія, близь перевала Тенгизъ-Бай, къ которому мы направлялись, извивается по долин, скрытая отъ взора крутыми берегами промытой ею въ теченіе вковъ рытвины. Кое-гд въ долин, у подножья горъ, подъ тнью рощицъ пирамидальныхъ тополей виднются группы низкихъ саклей киргизскихъ зимовокъ, кое-гд одинокій красавецъ сада-карагачъ поднимаетъ свою густую, шаровидную шапку на крпкомъ и прямомъ, какъ гранитная колонна, ствол, его темная зелень рзко выдляется, то на сромъ фон голыхъ скалъ, то на фон ярко-красной глины, мстами выступающей на склонахъ столь богатаго различными горными породами Алая.
Довольные, что избавились надолго отъ степной пыли, мы шли веселой рысью, прислушиваясь въ мрному щелканью копытъ о каменистую дорогу, и были рады, что наконецъ началось ‘настоящее’ путешествіе. Впереди насъ виднлся на дн долины укутанный зеленью кишлакъ, раскинувшій свои домики среди хлопковыхъ полей, изрзанныхъ линіями глиняныхъ заборовъ, густая тнь отъ оснявшей кишлакъ скалы ложилась на него, разстилалась по дну долины и всползала на подножіе противолежащихъ утесовъ. За нимъ два отрога скалы, отдляясь отъ боковыхъ стнъ долины, преграждали ее, спускаясь красивымъ изгибомъ къ ея середин, и охватывали своей рамкой картину горной дали, утопавшей въ розовомъ туман неизвстно откуда падавшихъ лучей закатившагося за гору солнца.
Но вотъ долина стала съуживаться, горы мстами подступили вплотную въ рк, по дорог съ трудомъ можно двоимъ хать рядомъ, и мы вытягиваемся по ней слдомъ одинъ за другимъ. Она — то поднимается по склону скалы на нсколько саженей надъ ркой, то спускается на дно ущелья, рка съ шумомъ бжитъ намъ на встрчу, взбивая о камни въ блую пну свою прозрачную воду чудно-зеленаго цвта. Глазъ не можетъ достаточно налюбоваться на красоту давно невиданной, студеной струи, какъ-то не врится, что этотъ полный кипучей жизни потокъ несетъ ту же самую воду, которая такъ лниво и такъ мутно текла раньше, когда мы глядли на нее среди степныхъ береговъ.
Мы обгоняемъ арбы, лошади, съ утра не кормленныя и съ утра безъ отдыха, съ трудомъ взбираются на подъемы овраговъ, мальчуганы-сарты, сидящіе верхомъ, безжалостно цукаютъ и бьютъ лошадей, усиленно напирая босыми ногами на оглобли, чтобы дать арб равновсіе при подъем. Съ своей стороны джигиты торопятъ возницъ. Это постоянное понуканіе уставшихъ лошадей и людей начинаетъ надодать, назойливо раздражаетъ… А склоны горъ все круче, крупные камни, скатившіеся съ нихъ на дорогу, все чаще заграждаютъ путь арбамъ и наконецъ обозъ останавливается: широкій ходъ передней арбы уперся однимъ концомъ оси въ стну откоса, а другое колесо готово повиснуть надъ обрывомъ. Дальше идти невозможно, хотя до кордона Исфайрискаго поста остается всего 4 версты. Надо снимать вещи съ арбъ и навьючивать ихъ, но вьючныя лошади ушли впередъ, быть можетъ отдыхаютъ уже на посту… Опять крики, опять брань на непонятномъ язык, и опять одинъ изъ спутниковъ, который взялъ на себя неблагодарную роль начальника обоза, тщетно прилагаетъ всевозможныя усилія, чтобы водворить порядокъ среди непонимающихъ его арбакешей… Я ду впередъ, чтобы вернуть свой маленькій караванъ вьючковъ.
Темнетъ. Горы, теряя очертанія, сливаются въ полумрак въ однообразную, безжизненную громаду, рзкимъ, какимъ-то зловщимъ чернымъ пятномъ выдляются рдкія деревья на ихъ тускломъ сромъ фон, только изломанная причудливымъ узоромъ линія вершинъ вырисовывается еще отчетливо своими зубцами на не совсмъ стемнвшемъ неб, и блая въ сумрак лента рки окаймляетъ ихъ подножье. Глазъ не различаетъ разстоянія: утесъ скалы, казавшійся далекимъ, вдругъ выростаетъ вплотную передо мною, всадникъ, за которымъ я халъ слдомъ въ двухъ шагахъ, исчезаетъ посл какого-то поворота, точно поглощенный темнотой… Я ду одинъ, пристально глядя сквозь темноту, куда мн направить лошадь. Все пріобртаетъ причудливыя формы: вотъ близь дороги лежитъ человкъ, разметавъ руки, и другіе столпились вокругъ него, я нагибаюсь къ нимъ съ сдла: это не люди, это куча придорожныхъ камней. Сама дорога вдругъ превращается въ рку, осторожно подвигаешься впередъ, ожидая, что съ слдующимъ шагомъ лошадь ступитъ въ воду, дешь дальше — воды нтъ, но есть обрывъ, да, это несомннно обрывъ, вотъ тутъ, совсмъ близко, рядомъ со мной… проходитъ мгновенье, и вдругъ понимаешь, что принималъ за обрывъ ничтожную канаву… Скоро, однако, глазъ привыкаетъ къ темнот, у человка, и у лошади появляется какой-то инстинктъ, и точно ощупью пробираешься въ потемкахъ, угадывая спуски въ овраги или изгибы дороги въ расширяющейся долин. Прошло около часу, а все еще нтъ ни Исфайрамскаго поста, ни другого человческаго жилища. Разъ только донесся до меня изъ глубины долины собачій лай въ отвтъ на мой окликъ.
Вотъ гд-то налво мерцаетъ костеръ — должно быть это мсто ночевки, я хочу пробраться къ нему, но меня встрчаетъ шумъ воды, рка преграждаетъ мн путь, и, ведя лошадь въ поводу вдоль берега, я тщетно ищу моста: всюду крутой обрывъ къ ревущему потоку. Иногда костеръ на томъ берегу ярко вспыхиваетъ и выдляетъ темные силуэты собравшихся передъ нимъ людей. Но звать ихъ не стоитъ: за ревомъ воды самъ не услышишь своего голоса, да и не къ чему звать, ибо моимъ спутникамъ незачмъ быть на томъ берегу. Я возвращаюсь на дорогу, чтобы ждать, не нагонитъ ли меня кто-нибудь изъ нихъ, по мр удаленія отъ берега съ каждымъ шагомъ ревъ потока слабетъ, переходитъ въ глухой гулъ, и скоро вокругъ воцаряется тишина,— та торжественная тишина, которая вмст съ ощущеніемъ одиночества и своего ничтожества передъ громадой мірозданія охватываетъ человка, затеряннаго среди величія природы, раскинувшей надъ его головой темный сводъ ночного неба. Ни единаго звука, только кузнечики, поющіе свою стрекотливую псню, ту же, что они поютъ въ нашихъ родныхъ черноземныхъ степяхъ, наполняютъ тонкимъ звономъ молчаливую ночь, звонъ ихъ не нарушаетъ покоя, а какъ бы сливается съ ночной тишиной… И, прислушиваясь къ этой тишин, утомленный безсонною ночью и долгимъ дневнымъ путемъ, я задремалъ, облокотясь о холку уставшей лошади.
Прошло около получаса. Вдали послышался топотъ, дв фигуры всадниковъ въ азіатскихъ одеждахъ выплыли изъ мрака въ нсколькихъ шагахъ предо мной. ‘Гд дорога на постъ?’ кричу я, но фигуры прозжаютъ мимо безмолвно, безъ малйшаго вниманія къ моему оклику. ‘Стой, гд урусъ-хане,— урусъ солдатъ? гд закетъ-хане? ‘ — продолжаю я кричать, думая заслужить ихъ вниманіе звуками сартовскаго языка. Но, должно быть, въ моемъ голос много злобнаго нетерпнія: топотъ коней участился, и черезъ минуту фигуры всадниковъ потонули въ темнот. И долго еще я ждалъ, покуда одинъ изъ товарищей по путешествію не подъхалъ ко мн вмст съ проводникомъ, который скоро привелъ насъ къ весело свтившемуся своими окнами домику Исфайрамскаго поста, или Аустана, какъ это мсто значится на карт. Здсь мы застали опередившихъ насъ спутниковъ уже сидящими вокругъ стола, на которомъ киплъ самоваръ и лежали внушительнаго размра хлбы, привезенные изъ Маргелана, остальной провизіи, видимо, не суждено было нагнать насъ въ этотъ день, и, утоливъ, насколько было возможно, нашъ голодъ, мы расположились на полу и заснули какъ убитые.

II.

Оставимъ нашъ отрядъ спокойно отдыхать подъ гостепріимнымъ кровомъ Исфайрамскаго поста и скажемъ нсколько словъ о туркестанскомъ таможенномъ округ, съ реформой котораго связана главная цль нашей экспедиціи.
При учрежденіи таможеннаго надзора (въ 1887 г.) распоряженія правительства были выполнены на мст трудами и энергіей ныншняго начальника округа — Г. К. Кайзера, изъздившаго для этой цли не одну тысячу верстъ среди степей и горъ пограничной полосы. Вынесенное изъ столицы или городовъ центральной Россіи представленіе о дятельности чиновника мало вяжется съ характеромъ службы на нашихъ окраинахъ. Если вы встртитесь въ Туркестан съ чиновникомъ, проведшимъ нсколько лтъ въ Средней Азіи,— можете быть почти уврены, что въ его лиц имете дло съ путешественникомъ, могущимъ вамъ разсказать много занимательнаго о странахъ, имена которыхъ вамъ едва извстны. Порученія, ради которыхъ длаются подобныя путешествія, полны жизненнаго, а не только канцелярскаго интереса и отличаются самымъ разнообразнымъ характеромъ.
Округъ иметъ назначеніемъ охранять въ таможенномъ отношеніи ввозъ товаровъ въ предлы края изъ Индіи и Афганистана чрезъ Бухару и изъ Китая чрезъ нашу восточную границу. Съ переходомъ таможеннаго дла изъ рукъ обще-административнаго управленія въ спеціальное вденіе округа, доходы по сбору пошлинъ возросли почти въ шесть разъ, въ настоящее время, при общемъ расход приблизительно въ 100 тысячъ рублей съ небольшимъ, пошлинъ съ привозныхъ товаровъ очищается на 660 т. р. Въ этомъ отношеніи не вс, однако, районы округа находятся въ одинаково благопріятныхъ условіяхъ. Изъ четырехъ отдловъ и двухъ участковъ, на которое подраздляется округъ, серьезное фискальное значеніе иметъ лишь самаркандскій отдлъ: въ немъ сосредоточивается взиманіе пошлины съ бомбейскаго чая и съ другихъ товаровъ, переходящихъ сверную бухарскую границу на вьюкахъ или перескающихъ ее по линіи закаспійской желзной дороги, и его боле чмъ полумилліонный доходъ составляетъ почти весь доходъ округа. На долю катта-курганскаго отдла {Ката-Курганъ — уздный городъ Самаркандской области.} приходится всего 20 т. р., такое же второстепенное значеніе въ смысл доходности иметъ отдлъ аму-дарьинскій, расположенный на нижнемъ теченіи этой рки (между территоріями Бухары и Хивы), онъ представляетъ преграду для провоза товаровъ изъ средне-азіатскихъ ханствъ во внутреннюю Россію по направленію въ Оренбургу и въ Туркестанъ чрезъ Кизилъ-Кумскіе пески. Линія ферганскаго отдла и два участка пограничные Китаю имютъ лишь ‘боевое* (какъ выражаются люди близкіе таможенному длу) значеніе и далеко не всегда покрываютъ расходы, вызываемые ихъ содержаніемъ {Вотъ нкоторыя, боле точныя данныя, относящіяся къ 1892 г. и заимствованныя изъ издаваемаго при деп. тамож. сборовъ ‘Обзора вншней торговли’.

Расходъ по содержанію адкинистр.

Вывозъ.

Привозъ.

Доходъ пошлин. и др. сбора.

Аму-дарьинск. отд.

8.642 р.

278.761 р.

42.088 р.

14.764 р.

Като-курган. отд.

6.937 ‘ 60 к.

574.946 ‘

52.664 ,

20.837 ‘

Самарканскій отд.

7.369 ‘ 40 ‘

1.156.867 ‘

1.496.987 ‘

578.997 ‘

Ферганскій отд.

6.429 ‘ 80 ‘

618.772 ‘

297.489 ‘

3.802 ‘

Иссыкъ-кульск. отд.

4.122 ‘ 40 ‘

226.952 ‘

140.804 ‘

421 ‘

Нарынск. участокъ.

4.086 ‘ 40 ‘

96.853 ‘

609.167 ,

128 ‘

Итого

50.678 р. 60 к.

2.987.641 р.

2.639.094 р.

618.949 р.

Оборотъ товаровъ по торговл съ средне-азіатскими ханствами и съ Китаемъ распредляется слд. обратомъ: въ ханства выведено на сумму 2.101.234 р., въ Китай — 886.407 р., привозъ изъ ханствъ равнялся 1.593.538 р., изъ Китая — 1.045.556 р.
Къ расходамъ по администраціи надо прибавить 18.091 р. на содержаніе управленія округа (въ Ташкент), если присоединить еще 63.812 р., которыми покрываются другіе расходы (главн. обр. по найму джигитовъ), то вся сумма расходовъ по округу составить 114.490 руб.}.
Главную часть доходовъ округа доставляетъ очищеніе пошивъ съ товаровъ, идущихъ изъ средне-азіатскихъ ханствъ. Въ этой категоріи товаровъ единственную крупную статью представляетъ чай, идущій изъ Индіи въ количеств почти 40 т. пудовъ въ годъ (на сумму около 1 1/2 м. р.), главнымъ образомъ ввозится любимый мстнымъ населеніемъ зеленый чай (кокъ-чай). Онъ даетъ свыше полумилліона пошлиннаго сбора {Въ боле точныхъ цифрахъ свденія о привоз чая въ округъ выразятся въ слдующемъ вид: досмотрно (въ 92 г.) 39.692 пуда, изъ нихъ зеленаго чая 37.250 п., чернаго 2.228 п., кирпичнаго 214,— всего на сумму 1.479.820 р., таможенныхъ сборовъ поступило всего 683.908 р. (въ томъ числ 1.977 р. съ чая, приведеннаго чрезъ китайскую границу въ количеств 298 пуд.).}. Рядомъ съ этимъ доходомъ сборъ съ остальныхъ товаровъ играетъ самую незначительную роль. Такъ ввозъ красильныхъ веществъ (индиго) далъ въ 1892 г. до 22.000 р., драгоцнныхъ камней въ томъ же году привезено на 2.000 рубл. и сборъ съ нихъ равнялся 800 р. Можно еще упомянуть о ввоз индійскихъ бумажныхъ тканей, въ особенности блой и цвтной кисеи, очень распространенной и въ Бухар, и среди мусульманскаго населенія нашей территоріи, такъ какъ эта кисея идетъ на чалмы, неизбжный почти предметъ туземнаго одянія.
Важнйшіе предметы ввоза черезъ китайскую границу, расположенные по степени ихъ цнности, представляются въ слд. вид: хлопчато-бумажныя издлія (на сумму около 714.000 р.), шерсть (около 62 1/2 т.), шолкъ сырецъ (38 т.), шерстяные ковры (44 1/2 т.), и ткани (23 1/2 т.) звриныя шкуры (26 1/2 т.), мягкая рухлядь (20 1/2 т. р.) и чай (7 т.). Въ общей сложности получается почтенная цифра въ 1.045.556 р., но такъ какъ цнность чая входитъ въ это число на сумму всего только 7.111 руб., то пошлинный доходъ съ этихъ товаровъ крайне невеликъ и составляетъ самую ничтожную часть всхъ доходовъ округа {Въ 1892 г. онъ равнялся 8.827 р. противъ 609,688 р. дохода, доставленнаго пошлинными товарами изъ средне-азіатскихъ ханствъ.}.
Собственно-бухарскія произведенія избавлены отъ пошлиннаго обложенія.
Въ каждомъ отдл надзоръ составляется изъ управляющаго, его помощниковъ и надзирателей отдльныхъ переходныхъ пунктовъ. Эти пункты разбросаны по пограничной линіи, въ дв тысячи верстъ длиной, на далекое другъ отъ друга разстояніе,— такъ что иногда приходится по одному кордону на пограничный уздъ,— и представляютъ изъ себя простыя сакли или же небольшіе дома, въ род того, въ которомъ мы расположились нашимъ первымъ ночлегомъ на Исфайрам. Въ такомъ дом помщается надзиратель и отводится комната для объздчика изъ отставныхъ унтеръ-офицеровъ. Другія строенія предназначаются подъ службы и для джигитовъ, т.-е. стражниковъ таможенной охраны. Пункты располагаются на главныхъ путяхъ, въ нихъ ведется отчетность проходящимъ товарамъ, и отсюда джигиты отправляются въ разъзды за десятки верстъ кругомъ, по пустыннымъ равнинамъ и по горнымъ ущельемъ. Они и особенно объздчики, которымъ общана четвертая часть стоимости конфискуемыхъ товаровъ, съ большимъ рвеніемъ разыскиваютъ слды контрабандистовъ, гоняются за ними цлыми часами по раздолью степей, карабкаются на кручи по извстнымъ только имъ тропинкамъ, переправляются вплавь чрезъ горные потоки.
‘Вотъ здсь я намедни тонулъ,— разсказывалъ мн одинъ словоохотливый объздчикъ, отставной фельдфебель, съ которымъ мы шли вдоль Исфайрама.— Послали меня поглядть, что это за киргизы стали съ кибитками тамъ въ долинк, хотлъ дохать покороче, черезъ рку, меня теченіемъ и понесло вмст съ лошадью, саженъ 30 тащило,— совсмъ помирать собрался, да какъ-то выбрался на берегъ, смотрю — и лошадь тоже вылзаетъ… Только напрасно искупался: ничего товаровъ у этихъ киргизовъ не было съ собой, такъ пришли — скотину кормить’…
Джигиты устроивають засады, проводятъ ночи въ снжныхъ сугробахъ на горныхъ перевалахъ, кутаясь въ свои зипуны, а къ полудню неожиданно появляются въ равнин, въ кишлак, куда по ихъ свденіямъ долженъ прибылъ на базаръ караванъ съ незаконно провезенными товарами, и нердко вступаютъ въ ожесточенную рукопашную схватку съ контрабандистами.
Эта тяжелая служба таможеннаго джигита какъ нельзя боле могла бы способствовать выработк боевыхъ качествъ въ ихъ сред и подготовк изъ ихъ числа, на случай надобности, лихихъ развдчиковъ и проводниковъ. Къ сожалнію, соображенія экономическаго характера и отдаленность пунктовъ, вроятно, надолго отложатъ возможность создать въ этой прекрасной школ пограничное войско, подобное пограничной страж на нашей западной окраин. Джигитъ получаетъ всего 15 р. въ мсяцъ и обязанъ на эти деньги содержать себя и свою лошадь, долженъ имть зимній и лтній бешметъ, отъ казны онъ получаетъ шашку и револьверъ системы Галана. При такомъ скудномъ содержаніи весьма трудно найти запасныхъ нижнихъ чиновъ, желающихъ поступить въ джигиты, почему эти должности замщаются по большей части изъ мстныхъ же сартовъ, во многихъ отношеніяхъ представляющихъ не совсмъ подходящій для такой службы элементъ. По своимъ понятіямъ и интересамъ они, конечно, ближе въ туземному населенію, чмъ въ интересамъ русской власти, шторой служатъ. Имя родственниковъ среди жителей сосднихъ кишлаковъ, имя личные съ ними счеты и личныя отношенія къ обитательницамъ кишлака (послднее совсмъ недоступно джигитамъ-немусульманамъ), они естественно имютъ большее побужденіе къ столь соблазнительнымъ въ таможенномъ дл злоупотребленіямъ въ ту или иную сторону. Разсказываютъ, будто бывали случаи, что контрабандисты поступали въ джигиты съ цлью, изучивъ основательно въ теченіе года пріемы таможеннаго охраненія, тмъ съ большей выгодой заняться впослдствіи своимъ обычнымъ ремесломъ. При такихъ условіяхъ, несмотря на вс усилія начальства, несмотря на введенные въ округ пріемы воинскаго чинопочитанія (въ род отданія чести, рапортовъ и т. п.), дисциплина должна получиться довольно относительная, встрчая главное препятствіе въ дикости понятій той среды, къ которой ее хотятъ привить.
Я потому такъ долго останавливаюсь на положеніи джигитовъ, что вопросъ о привлеченіи на ихъ мста (при помощи увеличенія жалованья) отставныхъ нижнихъ чиновъ является весьма важнымъ въ виду предстоящаго перенесенія таможенной черты на южную бухарскую границу. Въ другой разъ, при описаніи нашего дальнйшаго пути, мы въ подробности ознакомимся съ характеромъ странъ по р. Пянджу и по среднему теченію Аму-Дарьи и увидимъ, при какихъ тяжелыхъ условіяхъ, въ какой полудикой обстановк придется всмъ чинамъ нести службу на будущей таможенной линіи. Что же касается джигитовъ, то имъ въ борьб съ контрабанднымъ провозомъ товаровъ изъ Афганистана, вроятно, нердко придется вступать въ стычки съ боле многочисленнымъ противникомъ, такъ какъ афганцы, переправляя черезъ Аму-Дарью свои товары въ большихъ помстительныхъ лодкахъ (каюкахъ), имютъ возможность высадиться въ любомъ мст бухарскаго берега въ числ 15—20 человкъ изъ каждой лодки {Отъ Керки до впаденія Вахша Аму-Дарья доступна для переправы на протяженіи 300 верстъ съ лишнимъ, здсь находятся 6 главныхъ переправъ: Керки, Акъ-Кужъ, Келяфъ, Чушка-Гуваръ, Паттависарь, Айваджъ. Выше впаденія Вахша, удобная переправа имется только у Сарая.}. Если принять во вниманіе, что афганцы эти могутъ быть вооружены прекраснымъ огнестрльнымъ оружіемъ англійскаго изготовленія и что, съ другой стороны, по нашимъ таможеннымъ правиламъ джигиту разршается прибгать къ оружію только въ отвтъ на вооруженное же сопротивленіе, то станетъ ясно, что нашимъ джигитамъ потребуется недюжинная смлость и сильное чувство дисциплины, чтобы всегда выйти съ честью изъ подобныхъ стычекъ.
Въ Азіи все иметъ свой масштабъ, вовсе не подходящій въ нашему европейскому: крупнйшія ошибки внутренней политики могутъ остаться совершенно незамченными мстнымъ населеніемъ, но неудача хотя бы горсти русскихъ солдатъ оставляетъ глубокій слдъ въ воображеніи азіата, вселяя наивное сомнніе въ могуществ всего государства. Никто не поручится въ томъ, что если нсколько человкъ джигитовъ разбгутся при встрч съ многочисленной ватагой контрабандистовъ, среди афганцевъ не зародится слухъ о бгств настоящихъ русскихъ, солдатъ, а не сартовъ, переодтыхъ въ бешметъ джигита съ зелеными погонами. Чмъ дальше отъ мста происшествія будетъ, разноситься молва, тмъ боле грандіозные размры приметъ событіе: въ Бабул уже заговорятъ о пораженіи тысячнаго отряда русскихъ войскъ, а изъ Индіи на встрчу этой молв услужливый англійскій телеграфъ не замедлить принести извстія, подтверждающія ея справедливость.
Не легка также будетъ служба чиновниковъ на новой линіи. Заброшенный судьбой въ какой-нибудь отдаленный городъ восточныхъ и южныхъ бекствъ ханства въ род Рохара, Бала-и-Хума или Куляба, надзиратель таможеннаго поста не найдетъ тамъ, кром нсколькихъ своихъ подчиненныхъ, ни одного человка, съ которымъ могъ бы поговорить на родномъ язык. Врне всего, что онъ почти совершенно будетъ лишенъ возможности говорить, такъ какъ трудно предполагать въ каждомъ чиновник знатока мстнаго нарчія. Сношенія съ родными, оставленными на далекой отчизн, также не могутъ быть особенно оживленны: извстія изъ Европейской Россіи онъ будетъ получать не ране, какъ чрезъ мсяцъ. Даже изъ Туркестанскаго края письма, предполагая устройство правильной ихъ доставки, будутъ идти до него, при самыхъ благопріятныхъ обстоятельствахъ, недли дв, такъ какъ названные города удалены отъ столицы Бухары на 10—14 дней верхового пути. Такой чиновникъ, лишенный общества не только образованныхъ, но даже просто грамотныхъ людей, лишенный возможности окружить себя обстановкой, напоминающей хотя бы самый скромный европейскій комфортъ, будетъ въ прав безъ особеннаго преувеличенія сравнивать свою службу съ ссылкой. Нельзя не выразить надежды, что на эту сторону дла будетъ обращено должное вниманіе и что вновь создаваемымъ должностямъ будутъ присвоены нкоторыя преимущества, не только въ форм увеличеннаго содержанія {Надзиратель переходнаго пункта получаетъ отъ 400 до 600 руб.}, но и въ вид нкоторыхъ другихъ отступленій отъ общихъ правилъ о прохожденіи службы. Такъ, напримръ, обычный 28-ми-дневный отпускъ для надзирателя поста въ город Кала-и-Хум на дл свелся бы къ нулю, такъ какъ это время оказалось бы достаточнымъ лишь на то, чтобы добраться до русской границы, окинуть грустнымъ окомъ отечественную землю и вернуться обратно на мсто своего служенія. Включеніе въ штатъ служащихъ на линіи должности врача является также условіемъ первостепенной важности для всхъ чиновъ, вмст съ тмъ присутствіе медицинской помощи можетъ, благодаря уваженію, которымъ пользуется врачебное искусство на восток, оказать большую услугу русскому длу, давая намъ новый шансъ привлечь въ себ расположеніе туземцевъ. А шансы эти въ данномъ случа, т.-е. въ таможенномъ дл, очень невелики, и въ этомъ одно изъ главныхъ затрудненій, съ которыми придется считаться новой линіи.
Не подлежитъ, кажется, сомннію, что отношеніе всхъ слоевъ туземнаго населенія къ проектируемой мр будетъ въ равной степени враждебно, такъ какъ каждый изъ нихъ будетъ ею затронутъ въ своихъ самыхъ существенныхъ интересахъ. Мн думается, что нельзя найти боле полнаго и въ то же время боле благодтельнаго господства въ чужомъ государств, чмъ наше въ бухарскомъ ханств, но какъ бы высокъ ни былъ авторитетъ императорскаго политическаго агентства въ Бухар, какъ бы строги ни были повелнія, данныя эмиромъ своей администраціи объ оказаніи всякой поддержки нашимъ таможеннымъ чинамъ, результатъ этихъ повелній можетъ коснуться только вншней, оффиціальной стороны дла. Беки будутъ устроивать торжественныя встрчи, выставлять почетные караулы и готовить достарханы (угощенье), отвшивая кулдукъ, будутъ каждый разговоръ начинать и заканчивать неизмннымъ увреніемъ, что они наши слуги и что, исполняя повелніе эмира, сдлаютъ все отъ нихъ зависящее, чтобъ угодить нашимъ интересамъ. Но суть дла отъ этого мало выиграетъ. Бекъ не можетъ предупредить ожесточенія народа противъ какого-нибудь джигита, вызванное таможенными стсненіями, ибо въ данномъ случа неудовольствіе населенія будетъ относиться къ числу тхъ, которыя вызываются нарушеніемъ существенныхъ, жизненныхъ его интересовъ, подобное неудовольствіе можно предупредить, уничтоживъ причины, его обусловливающія, но запретить проявленіе его при наличности этихъ причинъ — задача, выходящая за предлы могущества какой бы то ни было государственной власти. Беки и другіе мстные чины будутъ видть въ русскихъ чиновникахъ своихъ личныхъ враговъ, ибо чмъ инымъ, какъ не врагомъ, можетъ быть въ ихъ глазахъ лишній свидтель ихъ противозаконныхъ поборовъ и притсненій простого народа, могущій безъ всякаго опасенія за себя вступиться за обижаемыхъ передъ эмиромъ чрезъ посредство русскаго агентства въ Бухар? Муллы — единственный принципіально-враждебный намъ классъ бухарскаго народа — будутъ весьма рады воспользоваться неудовольствіемъ, вызваннымъ той или другой мрой русскаго чиновника. Съ своей стороны простонародье будетъ относиться враждебно къ таможенному длу вслдствіе значительнаго повышенія цнъ на предметы первой необходимости. Благосостояніе бухарскаго населенія стоитъ на такомъ низкомъ уровн, потребности огромнаго его большинства столь незначительны, что пошлинному обложенію могутъ подлежать почти только подобные предметы. Независимо отъ этого, вс формальности нашей таможенной системы по досмотру, очистк пошлиной, выпуску товаровъ и пр. вовсе не отвчаютъ привычкамъ туземцевъ, ни степени ихъ развитія. Въ средне-азіатскихъ ханствахъ существуетъ совершенно своеобразный способъ взиманія пошлины, установленной кораномъ и называемой ‘закетъ’: она оплачивается не на границ, а на мст распродажи товара и ограничивается 2 1/2% его стоимости, подъ опасеніемъ отвтственности на томъ свт, бухарецъ аккуратно уплачиваетъ эту незначительную часть, но можно представить себ его неудовольствіе при взысканіи нашихъ, чуть ли не стопроцентныхъ пошлинъ. Европейская таможенная система, не измненная примнительно къ туземнымъ обычаямъ, была бы обременительна для населенія уже по тмъ многочисленнымъ, чисто вншнимъ стсненіямъ, съ которыми она сопряжена и къ которымъ даже европейская публика не пріучила себя относиться хладнокровно, было бы странно ожидать боле благосклоннаго отношенія къ нимъ со стороны населенія, среди котораго мстами еще процвтаетъ мновая торговля.
Таковы въ общихъ чертахъ т немаловажныя затрудненія, которыя встртятъ дятельность таможенныхъ учрежденій на новой линіи. Но сама мра иметъ настолько важное, не исчерпывающееся интересами одного вдомства, значеніе, что, вроятно, правительство съуметъ изыскать способы такъ или иначе побороть эти затрудненія. Впослдствіи, когда мы познакомимся съ торговлей Бухары и съ ея торговыми путями, мы будемъ имть возможность дольше остановиться на различныхъ подробностяхъ проектируемой мры. Что касается собственно финансовой стороны вопроса, то она почти всецло зависитъ отъ количества привоза товаровъ, потребляемыхъ въ самомъ ханств, такъ какъ товары, проходящіе бухарскую территорію транзитомъ (кром идущихъ въ Хиву), и теперь уже подлежатъ таможенному обложенію. Какихъ-либо опредленныхъ данныхъ о размрахъ этого привоза не существуетъ. Экспедиціи не удалось ихъ добыть, и вопросъ можетъ выясниться только по занятіи берега Аму-Дарьи нашими постами, когда будутъ вестись точныя статистическія свденія, которыхъ бухарскіе сборщики пошлинъ не имютъ. Пока приходится довольствоваться оффиціальными свденіями, полученными въ политическомъ агентств отъ бухарскихъ властей, свденія эти крайне неопредленны {Насколько шатки показанія бухарской торговой статистики, можно видть, напримръ, изъ того, что значеніе встрчающейся въ ея показаніяхъ мры ‘тай’ колеблется между 3 и 8 пудами.} и построенные на нихъ выводы невольно должны носить на себ характеръ гадательныхъ предположеній. Полагаютъ, что новая таможенная линія могла бы дать казн лишній милліонъ, часть его, однако, имется въ виду оставить, если врить слухамъ, въ распоряженіе эмира для ирригаціонныхъ работъ и иныхъ общеполезныхъ предпріятій въ ханств.
Первую по доходности статью обложенія займетъ, конечно, чай, потребляемый каждымъ бухарцемъ, даже бднякомъ, въ значительномъ количеств. Всякій, путешествовавшій по Бухар, испыталъ на себ, какое благодтельное вліяніе иметъ этотъ напитокъ въ стран, гд, за исключеніемъ гористыхъ мстностей, нтъ проточной воды и гд, за неимніемъ чая, пришлось бы довольствоваться мутной арычной водой, нсколькихъ глотковъ которой подчасъ достаточно, чтобы получить злйшую лихорадку. Мн разсказывали, будто эмиръ, во время своего пребыванія въ Петербург, обратилъ вниманіе нашего правительства на такое важное значеніе чая въ его стран и выразилъ желаніе, чтобы цнность чая не была чрезмрно повышаема пошлиной, такъ какъ это могло бы невыгодно отразиться на здоровь ввреннаго его попеченіямъ народа. Если, кром чая, мы назовемъ еще индиго, индійскія матеріи (главнымъ образомъ кисею для чалмъ) и разныя наркотическія вещества, въ род опіума и анаши, то мы перечислимъ вс главнйшія статьи ввоза чрезъ афганскую границу, такъ какъ остальныя несложныя потребности бухарскаго народа удовлетворятся либо мстными произведеніями, либо товарами, приходящими по закаспійской жел. дор., большей частью изъ Россіи {На основаніи мстныхъ свденій о бухарско-афганской торговл за 1892 г., количество ввоза можетъ быть выражено въ слдующихъ приблизительныхъ цифрахъ. Ввезено въ Бухару англо-индійскихъ товаровъ на сумму ок. 910.000 руб., въ томъ числ: чаю на 615 т. р., индиго на 204 т. р., кисеи англійской на 76 т. р. и англійскаго коленкору на 14 т. р., афганскихъ товаровъ (шкуры, мерлушки, краски, опіумъ, кишмишъ, фисташки, шерсть, хлопокъ и т. н.) всего на 960 т. р.}.
Будущее покажетъ, насколько справедливы надежды на доходность новой таможенной линіи, а пока вернемся на старую линію, на Исфайрамскій переходный пунктъ, гд мои спутники уже проснулись, и гд уже началась та шумная и веселая суета, которой неизмнно сопровождалось утреннее выступленіе нашего отряда.

III.

Часа два длились сборы, люди еще не приноровились быстро вьючить. Въ 9 часовъ мы выступили.
Было чудное, радостное утро. Такъ же, какъ вчера, насъ сопровождалъ неумолкающій шумъ Исфайрама, картины были т же, только скалы росли все выше, и скоро мы увидли впереди первыя снжныя вершины. Дорога была въ отличномъ состояніи, карнизы нигд не были мене аршина шириной, и мы безпрепятственно подвигались впередъ.
Въ нашемъ отряд было до 50 лошадей разнообразныхъ мстныхъ породъ, купленныхъ большей частью въ Новомъ-Маргелан.
Въ Туркестан что ни мстность, то свой сортъ лошадей, чуть ли не каждый кишлакъ славится своей породой. Я близко приглядлся, за время путешествія, къ сотнямъ лошадей, наслушался много разговоровъ на эту тему, и вынесенное мною представленіе о туземныхъ лошадяхъ, къ сожалнію, мало соотвтствовало тому понятію, которое я имлъ о нихъ до прізда въ край.
Изъ многочисленныхъ такъ называемыхъ народъ (бухарскихъ, самаркандскихъ, башкирскихъ, текинскихъ, киргизскихъ и проч., и проч.) названіе породы по справедливости можетъ быть прилагаемо только къ лошадямъ ахалъ-текинскаго оазиса и къ карабаирамъ (въ долин Зеравшана), такъ какъ только эти дв породы передаютъ поколніямъ ясно выраженныя особенности склада и свои типичныя качества. Пожалуй, еще разновидности киргизскихъ степныхъ и горныхъ лошадей можно объединить въ одномъ понятіи киргизской породы, такъ какъ вы всегда легко отличите низкорослаго, приземистаго, крайне уродливаго и необычайно крпкаго киргиза среди сотни другихъ лошадей. Племена текинцевъ, до послдняго времени сохранившія свою независимость, дольше другихъ жили жизнью средне-азіатскихъ хищниковъ, и мн думается, что въ этомъ главная причина устойчивости породы лошадей въ ихъ оазис: постоянные аламаны (набги) на персовъ и другихъ сосдей заставляли текинца дорожить конемъ, дорожить качествами своего боевого товарища, быстрота ногъ котораго могла ему доставить лишняго плнника и спасала отъ погони враговъ. Этого побужденія было достаточно, чтобы заставить текинцевъ выработать пріемы соотвтствующаго подбора производителей и правильнаго воспитанія молодняка. Т же причины существовали до умиротворенія края съ приходомъ русскихъ и въ остальныхъ мстностяхъ Средней Азіи. Съ другой стороны, эмиры, ханы и равные полунезависимые беки и ‘ша’ видли въ богатомъ состав конюшни одинъ изъ главныхъ предметовъ придворной роскоши, такія конюшни, доходившія до нсколькихъ тысячъ головъ, естественно подымали цнность хорошихъ лошадей и тмъ побуждали населеніе въ веденію правильнаго коневодства. Туркестанцы говорятъ, что вырожденіе породъ идетъ настолько быстро, что его можно услдить въ десятилтній періодъ. Дйствительно, вполн хорошія лошади становятся такъ рдки, что он извстны наперечетъ не только въ томъ или другомъ город, но и во всемъ кра, и счастливый обладатель такой лошади очень неохотно соглашается продать ее даже за высокую цну, разъ въ десять превышающую среднюю стоимость порядочнаго коня.
Съ водвореніемъ русскихъ прекратились постоянныя войны между сосдями, исчезли съ лица земли не только ханскія конюшни, но и сами ханы, новыхъ же условій для поддержанія коневодства мы создать покуда не съумли: мстная администрація не пошла дальше устройства скачекъ въ Самарканд и Ташкент, государственное коннозаводство сдлало въ этомъ отношеніи еще меньше: по крайней мр, мн никто не могъ сказать, было ли когда-нибудь командировано сюда лицо отъ этого вдомства, хотя бы съ цлью предварительнаго изслдованія туземнаго коневодства. Ни одного случного пункта, ни одного разсадника породистыхъ жеребцовъ въ кра не существуетъ. Между тмъ качества здшнихъ лошадей таковы, что ихъ, казалось бы, слдовало поддерживать въ интересахъ не одного туркестанскаго коневодства.
Кому приходилось совершать продолжительное путешествіе въ кра, тотъ не могъ не оцнить незамнимаго при походномъ движеніи качества здшнихъ лошадей: своеобразнаго видоизмненія аллюровъ шага и рыси на ‘ходу’ и ‘тропату’. Эти аллюры нельзя считать прирожденными особенностями мстныхъ породъ, но способность къ ихъ развитію, несомннно, имъ врождена, вслдствіе искусственной выработки ихъ у предковъ, въ ряду многихъ поколній. Длинные, обусловленные малонаселенностью страны, переходы были причиной появленія ходы, которая больше обыкновеннаго шага (средняя скорость 7 верстъ въ часъ) и въ то же время мене утомительна для лошади и для всадника, чмъ рысь. Тропота — видоизмненная рысь,— скорость которой доходитъ до 18-ти верстъ въ часъ, особенно дорога восточнымъ людямъ, такъ какъ дозволяетъ имъ сохранять свое степенное спокойствіе даже при быстрой зд. Нкоторую роль въ выработк этихъ аллюровъ играетъ, вроятно, чрезмрная тяжесть, которую приходится носить здшнимъ лошадямъ, прежде даже чмъ он успли окончательно сложиться: вы нердко встртите двухъ, трехъ всадниковъ на одной и той же лошади, а вьюки всегда бываютъ слишкомъ велики: бдное животное, стремясь избжать толчковъ отъ чрезмрнаго груза, старается ступать какъ можно плавне, и въ результат его усилій получается своеобразный аллюръ.
Указанныя мною оригинальныя качества туркестанскихъ лошадей свойственны въ большей или меньшей степени различнымъ бухарскимъ породамъ, точно также причины вырожденія бухарскихъ породъ (въ род гиссарской или бальджуанской) — т же, что вызываютъ вырожденіе какой-нибудь міанкальской или уратюбинской породы на нашей территоріи, поэтому сказанное мною о туркестанскихъ лошадяхъ въ равной мр справедливо и по отношенію въ коневодству Бухары. Это до нкоторой степени оправдываетъ мое отступленіе въ область конскихъ вопросовъ, тмъ не мене я воздерживаюсь отъ дальнйшихъ подробностей на тему, могущую интересовать далеко не всякаго читателя. Къ тому же выражать свое сужденіе о лошадяхъ всегда рисковало: слушая безконечные разговоры знатоковъ-любителей этого дла и видя, какъ они неизмнно считаютъ своей обязанностью по всмъ пунктамъ другъ другу противорчить, не приходило ли вамъ, читатель, на умъ, что составить себ правильное мнніе объ этомъ предмет — задача, принадлежащая къ труднйшимъ проблемамъ человческаго мышленія?!
Скажу только два слова о способ вьюченья, чтобы больше уже не возвращаться въ тем о лошадяхъ. Помимо обыкновеннаго сартовскаго вьючнаго сдла (похожаго на нашъ кавалерійскій ленчикъ), существуетъ спеціальное вьючное приспособленіе (‘чомъ’): оно состоитъ изъ круглаго, толстаго, вершковъ 3-хъ въ діаметр, соломеннаго жгута, согнутаго въ форм буквы П. Его короткая, обшитая войлокомъ сторона иметъ выемъ для холки, на которую она накладывается, а длинные концы, идущіе вдоль спины по изгибу реберъ, стягиваются бичевкой близъ крестца, примнительно въ ширин крупа, посл нсколькихъ дней пути сдло подъ вліяніемъ тяжести принимаетъ форму соотвтственно строенію лошади. Самымъ удобнымъ подобное сдло оказывается когда оно сдлано не изъ соломы, а изъ слоевъ войлока, въ этомъ случа оно называется ‘бухарскимъ’ (въ отличіе отъ ‘кашгарскаго’).
Вещи укладываются либо въ ‘ягтаны’, либо въ ‘куржумы’. Послдніе представляютъ изъ себя парные ковровые или грубой бумажной матеріи мшки, которые перебрасываются чрезъ сдло, они очень помстительны и пригодны для всякой поклажи, кром хрупкой посуды. Поверхъ куржума нердко садится погонщикъ, мстные жители ухитряются сохранять равновсіе на такомъ сидніи даже при подъемахъ на значительныя крутизны. Ягтаны — это небольшіе кожаные сундуки, около аршина длиной и 1/2 арш. вышиной, ширина ихъ должна быть по возможности меньше (не боле 8 вершковъ),— иначе лошади грозила бы опасность паденія на узкомъ карниз.
Идея этихъ туземныхъ вьюковъ очень остроумна, будь на вашемъ мст практичные нмцы или англичане, они бы давно уже выработали различныя подробности вьюковъ, примняясь къ европейскимъ потребностямъ, былъ бы въ точности опредленъ грузъ, соотвтствующій силамъ мстной лошади, были бы пригнаны на свое мсто каждый ремешокъ и застежка. У насъ не такъ. Не мало нами снаряжалось въ этомъ кра экспедицій, и ученыхъ, и иныхъ, но всегда мы довольствовались въ дл вьюченья измышленіемъ туземцевъ, въ результат — факты, подобные тому, который произошелъ въ недавней, пользующейся громкой извстностью, экспедиціи: до половины обозныхъ лошадей пришлось оставить на дорог вслдствіе побитыхъ спинъ, раны издавали такое зловоніе, что къ табуну трудно было подойти.

IV.

Чрезъ четыре часа, все карнизами вдоль рки, мы, наконецъ, дошли до площадки, достаточно широкой, чтобъ воспользоваться ею для привала… Съ вьючка, на которомъ слдовали наша столовая и буфетъ, сняли куржумы, достали изъ нихъ жестяные чайники и остатки какой-то закуски въ вид пирожковъ и языка довольно сомнительной свжести, затрещалъ костеръ, закипла вода въ кунганахъ — высокихъ мдныхъ кувшинахъ, которые ставятъ прямо въ огонь,— и скоро путешественники, расположившіеся на земл у подножья скалы, могли отдыхать, утоляя жажду чаемъ, подошли остальные вьюки и направились къ висячему мосту, перекинутому чрезъ рку въ нсколькихъ саженяхъ дальше. И караванъ, извивавшійся змйкой среди каменныхъ глыбъ дороги, на половину скрывавшихъ собою лошадей, и группа отдыхавшихъ путниковъ, навались такими маленькими, такими ничтожными въ тни исполинской скалы… Большой камень, когда-то сорвавшійся съ вершины, покоится теперь у ея подножья и, прислонившись къ стн, образуетъ что-то въ род пещеры, своды которой зачернны копотью: въ теченіе многихъ вковъ проходили здсь караваны, быть можетъ, тысячи путниковъ раскладывали свои костры подъ прикрытіемъ этого камня. Здсь шелъ лучшій путь изъ Каратегина въ кокандское ханство. Но русскимъ онъ сталъ извстенъ лишь очень недавно.
Первый образованный европеецъ, постившій Алайскій (или Южно-Кокандскій) хребетъ и долину Алая и повдавшій всему ученому міру объ этой таинственной дотол области, былъ А. П. Федченко. Не продолжительно было время, проведенное этимъ ученымъ въ Туркестан, не многочисленны лица, входившія въ составъ экспедицій, во глав которыхъ онъ стоялъ, но добытые имъ результаты настолько велики, что ставятъ его имя на ряду съ тми, которые составили эпоху въ научномъ изслдованіи Средней Азіи {Мушкетовъ. Туркестанъ, т. I, гл. VII.}. Самой важной его экспедиціей была поздка на Алай въ 1871 г., предпринятая имъ только вдвоемъ съ женою, иллюстрировавшей его путешествіе. Въ то время еще существовало кокандское царство, въ немъ правилъ кровожадный по отношенію къ своимъ подданнымъ, подозрительный ко всему русскому Худояръ-ханъ, и жизнь путешественниковъ, впервые проникшихъ въ т самыя мста, которыя мы теперь такъ спокойно проходили, подвергалась ежедневному риску. Изъ Коканда Федченко направился на югъ, къ Алайскому хребту, былъ въ долин Нефари, Караказыка и, прорзавъ хребетъ тмъ же путемъ, какъ мы, по Исфайрамской долин, вышелъ на Алай у Дараутъ-Кургана, гд впервые увидалъ великолпную панораму многоснжнаго Заалайскаго хребта, существованіе котораго до этого дня никто не подозрвалъ. Изслдовавъ Алайскій хребетъ на востокъ до Гульчи, Федченко возвратился сверной границей кокандскаго ханства (Ферганы) въ Ташкентъ. Онъ не усплъ подлиться результатами своихъ драгоцнныхъ наблюденій, такъ какъ преждевременная смерть скоро похитила этого замчательнаго человка, посвятившаго вс свои силы на пользу науки. Его труды заинтересовали весь ученый міръ, и цлый рядъ русскихъ и иностранныхъ ученыхъ спеціалистовъ принялъ участіе въ разработк и изданіи собранныхъ имъ матеріаловъ.
Алайскій хребетъ принадлежитъ вмст съ идущимъ параллельно ему Заалайскимъ хребтомъ къ систем Тянь-Шана, онъ отдляется отъ главной ея части въ юго-восточномъ углу Ферганы, близь китайской границы, и тянется въ прямомъ направленіи на западъ, на протяженіи боле 300 верстъ. Средняя его высота надъ уровнемъ моря 11.000 ф., а надъ Ферганской долиной — 9.500 ф. Шесть путей, длиною ок. 80-ти верстъ каждый, прорзаютъ хребетъ съ свера на югъ, подымаясь изъ Ферганской долины вдоль горныхъ ркъ на снжные перевалы и круто спускаясь въ долину Алая. Два важнйшихъ изъ нихъ длятъ хребетъ на три, почти равныя части: одинъ — тотъ, что дальше къ востоку — идетъ чрезъ перевалъ Талдыкъ и, спустившись въ Алай, взбирается чрезъ Заалайскій хребетъ и въ 40 верстахъ отъ его гребня достигаетъ озера Кара-Куля на Памир, другой удобный путь — тотъ, по которому мы шли.
Мы перехали чрезъ мостъ и опять стали подыматься и спускаться по карнизамъ. Партія рабочихъ, человкъ въ 30, разработывала дорогу подъ присмотромъ сапернаго офицера. Мы разговорились съ нимъ: онъ провелъ здсь одинъ въ обществ рабочихъ уже боле недли, палатки у него съ собой нтъ, провизія вышла, раздобудутъ рабочіе гд-нибудь барана, тогда есть чмъ пообдать, а не то такъ и безъ обда можно прожить. Расчистка этой дороги производится ежегодно, такъ какъ камни и щебень постоянно осыпаются со скалъ на карнизы. Разработка путей составляетъ одну изъ первйшихъ заботъ ныншней администраціи Туркестанскаго края, выполненіе этой задачи, подобно почти всмъ культурнымъ началамъ, вносимымъ русскою властью въ эту далекую, полудикую окраину, совершается помощью той же солдатской силы, которая ее покорила.
Трудно передать впечатлніе того разнообразія, которое глазъ подмчаетъ въ картинахъ Алайскаго хребта: точно движущаяся театральная декорація развертывается предъ вашими глазами, ежеминутно мняя свои цвта и очертанья, несмотря на то, что это все та же дикая природа, все т же лишенныя признаковъ человческой жизни, безлсныя, голыя скалы. Вотъ поднимается отвсная скала, подобная стн, воздвигнутой гигантами, она изборождена глубокими морщинами, отдляющими мощные, саженной толщины, пласты гранита, рка омываетъ ея подножье. Потомъ горы отходятъ отъ рки, и вода бжитъ между глинистыхъ, кирпичнаго цвта береговъ, а дальше потокъ то пнится по камнямъ пороговъ, то шумитъ, ниспадая водопадомъ… Карнизъ проложенъ по каменистой осыпи: когда-то здсь обрушилась часть скалы и, разбившись на милліоны обломковъ, легла отъ верхняго края горъ до дна рки покатой плоскостью, узкою въ своей далекой вершин, что уперлась въ расщелину двухъ сосдей-утесовъ, широкою въ томъ мст, гд мы ее перескаемъ по карнизу, еще шире подъ нами, тамъ внизу, на дн рки… А дальше, гд-нибудь высоко-высоко, на самомъ верхнемъ краю скалы выдляется на голубомъ неб одинокое дерево, и думаешь сперва, что это былинка, а не дерево: такъ оно далеко и такимъ маленькимъ кажется… Кругомъ все пустынно и мрачно, только иногда, у крутого поворота рки, гд вода, въ теченіе вковъ подрывая глину берегового обрыва, отошла отъ противоположнаго берега, видишь въ укромномъ уголк покинутаго теченіемъ рчного дна дв-три березы, и въ тни ихъ какіе-то желтые цвты, привтливо пестрющіе среди сочной травы.
Жара спадала, сталъ накрапывать дождь и покрылъ мелкою сткой окрестныя горы. У меня нтъ ничего съ собою, чмъ бы укрыться, хочу переждать дождь за высокимъ камнемъ. Одинъ за другимъ прозжаютъ мимо меня мои спутники, укутанные кто въ бурку, кто въ европейское пальто, а дождь льетъ все сильне и сильне. Накрывшись попоной, направляюсь дальше по тропинк, которая, не находя себ мста на одномъ склон, безпрестанно перебирается на другой берегъ по перекинутымъ чрезъ потокъ мостикамъ. Вонъ за однимъ изъ нихъ поднимается на кручу вереница всадниковъ: точно въ театр, гд на нсколькихъ саженяхъ хотятъ дать иллюзію долгаго подъема, такъ они идутъ, извиваясь змйкой по такимъ частымъ зигзагамъ, что кажется, будто всадники, идущіе сзади, своими головами касаются ногъ впереди идущихъ лошадей…
Дождь прошелъ. Тяжело дыша, съ трудомъ поднимается моя лошадь среди лоснящихся, омытыхъ дождемъ камней. Я слзаю, чтобъ облегчить ей подъемъ, тропинка такъ узка, что рядомъ не пройдешь, иду сзади, держа поводъ въ вытянутой рук, лошадь дернула, поводъ выскользнулъ, и я тщетно стараюсь догнать ушедшую впередъ лошадь: такъ круто, что боле минуты нтъ силъ подыматься безъ отдыха. Положеніе для всадника комичное, но опасное для лошади: я увидалъ ее чрезъ нсколько минутъ впереди и выше меня, она бжала рысью по горизонтальному карнизу, задравъ голову, повернутую къ сторон пропасти, поводъ болтался, наступи она на него — она бы спотыкнулась и покончила свои дни…
Уже смеркалось когда мы стали спускаться въ небольшую долину, затерянную среди горъ, густой вечерній туманъ поднимался съ пропитанной сыростью почвы, стелясь по земл, какъ дымъ отъ орудійныхъ выстрловъ, въ туман мы различили круглые своды юртъ, предназначенныхъ для нашей ночевки. Ихъ было всего три,— слишкомъ мало для довольно многочисленной партіи,— но и эти три юрты были доставлены сюда не безъ затрудненій, такъ какъ, за неимніемъ верблюдовъ, ихъ пришлось навьючить на лошадей, требуется до пяти лошадей, чтобъ поднять даже такую маленькую юрту, какъ т, что были приготовлены для насъ волостнымъ алайскихъ киргизовъ въ урочищ Лянгаръ.
Обыкновенныхъ размровъ юрта свободно навьючивается на одного, верблюда: большіе четырехъ-угольные куски войлока (кошмы), покрывающіе ея деревянный остовъ, кладутся на спину животнаго, поверхъ ихъ помщается самый остовъ — складная ршетка изъ прутьевъ, служащая стной этого остроумнаго зданія, при чемъ образуетъ что-то въ род платформы, на которой иной разъ возсдаетъ супруга владльца верблюда, окруженная ребятишками и всякимъ скарбомъ, третья часть юрты, ея сводъ, состоитъ изъ выгнутыхъ прутьевъ, нижніе концы которыхъ привязываются къ краямъ ршетчатой стнки, а верхніе соединяются въ центр свода, упираясь въ края обода, служащаго въ то же время дымовымъ отверстіемъ. Весь этотъ сводъ въ разобранномъ вид, связанный въ одинъ пучокъ прутьевъ, также находитъ свое мсто на спин верблюда. Если вамъ придется провести нсколько дней среди кочевниковъ, вы скоро освоитесь съ ихъ жилищемъ, и, привыкнувъ сидть на войлокахъ, которые разстилаются на земл, вы найдете въ немъ своеобразную прелесть. Только вотъ въ дождливую погоду оно не совсмъ пріятно тмъ запахомъ промокшей кошмы, который встртилъ и меня, когда, согнувшись въ три дуги, я входилъ въ низенькую дверь одной изъ юртъ, гд и засталъ моихъ спутниковъ среди оживленныхъ разговоровъ.
Промокшіе и озябшіе, сидли мы въ ожиданіи прибытія вьюковъ съ сухой одеждой и разсказывали другъ другу свои дорожныя приключенія. Не стану передавать всхъ этихъ разсказовъ,— скажу только, что главную роль въ нихъ играла лошадь, ибо все путешествіе проходитъ въ постоянномъ уход за своимъ конемъ: то надо вытащить застрявшій въ копыт камешекъ, то подкова начинаетъ хлябать на такомъ крутомъ спуск, гд это по меньшей мр некстати, то, утоляя жажду изъ горнаго ручья, лошадь съ водою втянетъ въ ротъ піявку, и на привал приходится избавлять ее отъ этого кровопійцы при помощи палки, просунутой между челюстями…
— А у меня каска слетла внизъ, когда я халъ по откосу осыпи,— разсказываетъ одинъ изъ спутниковъ, не извдавшій ране горныхъ путешествій и весьма дорожившій своимъ англійскимъ пробковымъ шлемомъ:— слетла внизъ, вижу — не слишкомъ круто, я за ней хотлъ спуститься, сдлалъ шагъ,— а камни подъ ногами такъ и поползли, тогда я слъ и скатился на камняхъ, точно на салазкахъ…
— И вы остались цлы?.. Ну, такъ благодарите судьбу и другой разъ не пробуйте, а не то васъ такъ и засыплетъ камнями… и хоронить не надо будетъ…
Не усплъ новичокъ выразить свое удивленіе, какъ плетеная занавсь, закрывавшая дверь юрты, приподнялась.
— Господа, обдъ готовъ!— радостно провозгласилъ кто-то при вид входящаго въ юрту джигита съ блюдомъ баранины. Разговоры прекратились, каждый постарался устроиться поудобне, главное — поближе къ блюду, и вс занялись дой. Чувствуется большой недостатокъ въ ножахъ и вилкахъ, приходится запастись немалой долей терпнія…
— Иванъ Петровичъ, вонъ рядомъ съ вами лежитъ ножичекъ,— говоритъ кто-нибудь, желая этимъ уменьшительнымъ именемъ скрыть свое нервное нетерпнье, и Иванъ Петровичъ любезно передаетъ ему просимое, внутренно крайне недовольный, что его уже третій разъ безпокоятъ и не даютъ справиться съ изряднымъ ломтемъ баранины.
Голодъ утоленъ, и путешественники, одинъ за другимъ, вынимаютъ книжечки и начинаютъ при свт огарка записывать событія дня. Все заносится въ эти книжечки: и часы приваловъ, и число мостовъ, и цвтъ небесъ, и то, что среди горныхъ породъ попадаются сіониты, и то, что у повстрчавшейся намъ старушки-киргизки лицо не было покрыто фатой, и высота показаній анероида. Почти вс записываютъ, записываю и я. ‘Такъ себ, для памяти’,— отвчаешь на вопросъ о цли дневника, но должно быть, подобно мн, вс чувствуютъ, что каждый втайн лелетъ смутную надежду превратить когда-нибудь свои записки въ печатную статью, и подъ сводомъ окутанной мракомъ юрты носится духъ таинственной и довольно забавной конкурренціи…
На двор шумъ… Выхожу изъ тепла юрты на вечернюю свжесть и сырость, дождь льетъ. Вьюки пришли… развязали веревки, внесли ягтаны и чрезъ 1/2 часа въ юрт настала тишина… Потомъ и на двор превратился шумъ, смолкли голоса джигитовъ, и было слышно только, какъ лилъ безостановочно дождь и какъ привязанныя въ колышкамъ сонныя лошади переступали копытами въ промокшей мурав, но и этотъ звукъ доходилъ сквозь стнку юрты какъ-то особенно, и чувствовалась какая-то отршенность отъ вншняго міра, точно когда въ вагон слышишь ночью сквозь стекла оконъ отрывочный разговоръ и шаги на станціонной платформ…
Весь слдующій день прошелъ въ безостановочномъ подъем на перевалъ Тенгизъ-Бай. Мы вступили въ другой климатъ, температура днемъ едва достигала 20R К, въ вечеру спустилась до 7. Мы были въ пояс арчи, это красивое дерево (яловецъ, Inniperus pseudosabina), съ блымъ, крученымъ, точно канатъ, стволомъ, съ темной хвойной зеленью, принадлежитъ въ пород можжевеловыхъ и ростетъ на высот 1.500—3.000 мет. Нкогда горы, окружающія долину Ферганы, были покрыты обильными лсами, питавшими теперь высохшія рки, но лса, истребляемые въ теченіе вковъ кочевниками, исчезли, и въ наше время арча — единственное дерево, ростущее здсь въ достаточномъ изобиліи, чтобы образовать нчто въ род рощъ, правда, очень негустыхъ. Несмотря на вс мры, принимаемыя нашей администраціей, гибель лсовъ въ горахъ Туркестана идетъ съ ужасающей быстротой, не избгнетъ, вроятно, общей участи и арча, которую углепромышленники безжалостно рубятъ, чтобы получить изъ цлаго дерева (всомъ пудовъ въ 20) мене одного пуда угля. Изъ арчи сдланы также многочисленные мосты, переброшенные чрезъ р. Исфайрамъ, которая на этой высот представляетъ изъ себя узкій горный потокъ все съ боле и боле крутымъ паденіемъ, среди крупныхъ каменныхъ (и нердко мраморныхъ) глыбъ.
Устройство этихъ мостовъ очень незамысловато: два выступа, сложенные изъ камней, иногда съ промежуточными слоями древесныхъ кольевъ, выдвигаются отъ каждаго берега на встрчу другъ другу настолько близко, чтобы ширина пролета между ними не превышала длины переброшеннаго чрезъ него бревна, настилка аршина 1 1/2 шириною состоитъ изъ жердей, присыпанныхъ землей. Получается мостъ вполн крпкій и надежный, несмотря на его воздушный видъ. Такіе же мосты, но лишь въ большемъ масштаб, встрчались намъ на бухарской территоріи чрезъ довольно широкія рки, тамъ колья въ береговыхъ выступахъ замнены цлыми бревнами, каждый верхній рядъ которыхъ выступаетъ надъ нижнимъ дальше къ середин рки, длина одного бревна оказывается уже недостаточной, чтобы замкнуть пролетъ, и для этой цли приходится связать два, три дерева, служащія продолженіемъ одно другого. Во всей постройк нтъ ни одного гвоздя, и крупныя бревна связаны помощью хворостинъ. Очевидно, такой мостъ при значительной длин (до 30—40 шаговъ) не отличается особенной устойчивостью: когда по немъ дешь шагомъ, онъ качается, какъ рессорный экипажъ, и въ длину и по линіи поперечника, это двойное качаніе при большой высот надъ уровнемъ рки настолько непріятно, что даже туземцы считаютъ нужномъ слзать и проводить лошадей въ поводу.
Мы все поднимались, на одномъ поворот я оглянулся: позади меня сумрачно-лиловыя скалы сдвинулись глубокимъ амфитеатромъ, свинцовыя облака нависли надъ ними тяжелой крышей, а впереди, надо мною, ничего не было видно, кром вырисовавшагося на чистомъ неб края горы, по которой я взбирался. Казалось, еще нсколько саженъ, и я на вершин перевала, но доберешься до краю, а тамъ неожиданно сдловина и снова подъемъ.
Наконецъ, къ вечеру мы достигли унылой, безжизненной поляны у подножья горы, подобной огромному кургану: путь черезъ нее и есть перевалъ Тенгизъ-Бай, по ту сторону начинается спускъ по южному склону Алайскаго хребта въ долину Алая. Кругомъ стояли снжныя вершины. Здсь мы провели ночь въ юртахъ.
Сильный холодъ заставилъ насъ рано проснуться на другой день: было 6R тепла, но посл недавнихъ 40-градусныхъ жаровъ намъ казалось, будто это было осеннее утро, разрженный горный воздухъ былъ свжъ и живительной струей вливался въ грудь.
Три четверти часа подъема — и мы на вершин перевала, на высот 11.800 футъ. Дулъ холодный втеръ. ‘Въ прошломъ году,— разсказываетъ мн спутникъ, съ которымъ мы остановились, чтобы записать показанія барометра,— я былъ здсь двумя недлями раньше, и все уже было занесено снгомъ’. Теперь снгъ лежалъ небольшими пятнами въ складкахъ косогора, едва замтный зарождающійся ручеекъ протекалъ вдоль дороги. Спускъ очень крутъ, и скоро мы опять очутились среди скалъ, снова появилась растительность, сперва въ вид жалкихъ, стелющихся по земл экземпляровъ арчи, ниже — въ вид кустовъ рябины и березъ. Ручеекъ превращается въ шумный потовъ (Кара-Джилги), дорога врзается все глубже въ ущелье и близь впаденія рчки Шиманъ входитъ въ Дараутскую тснину: дв совершенно отвсныя гранитныя скалы сближаются между собою, оставляя путнику лишь узкій, въ 12 шаговъ шириною, проходъ, на половину занятый теченіемъ рки. Подобныя мста опасны въ непогоду, когда быстро поднявшіяся воды ручьевъ, ворвавшись въ тснину, могутъ унести съ собою цлые караваны.
Еще верстъ 10 по хорошо разработанному карнизу, проложенному то чрезъ черныя осыпи грифельныхъ сланцевъ, то въ полутьм извилистаго коридора,— и къ полудню мы увидли въ конц тснины просвтъ: горы разступились, и нашимъ глазамъ представился залитый солнцемъ просторъ Алайской долины, по ту сторону ея, на томъ берегу ‘красноводной’ рки, за гладью зеленыхъ луговъ, прорзавъ блоснжныя облака, уходили въ небесную высь снговыя вершины Заалая.

V.

Слово ‘алай’ значитъ ‘рай’ по-каракиргизски, этимъ именемъ киргизы называютъ долину, заключенную между двухъ почти параллельныхъ хребтовъ — Южно-Кокандскимъ и Заахаемъ.
Долина эта со времени Федченко, открывшаго ее, заинтересовала геологовъ вопросомъ о своемъ происхожденіи: одни полагаютъ, что въ былое время ее заполняло ледниковое море, что, поздне, она служила дномъ нагорному озеру, другіе,— отрицающіе существованіе ледниковаго періода на Памирскомъ плоскогорь, объясняютъ образованіе долины дйствіемъ рчныхъ водъ, размывшихъ мягкія породы окрестныхъ горъ, но вс согласны, что Алай представляетъ типичный примръ высоко поднятыхъ надъ уровнемъ моря продольныхъ долинъ, характеризующихъ систему Тянь-Шана и Памира.
Долина тянется въ широтномъ направленіи на протяженіи 120 верстъ, равномрно поднимаясь съ 8.000 ф. на западномъ конц до 12.000 у своего верховья, ширина ея остается почти та же на всемъ протяженіи и не превышаетъ 40 верстъ. Верховья долины находятся на томъ горномъ узд, который, связывая Заалай, Алайскій и Ферганскій хребты, образуетъ водораздлъ трехъ бассейновъ: на сверъ текутъ притоки Сыръ-Дарьи въ Ферганскую долину, на востокъ и на западъ дв одноименныя рки, два Кызылъ-Су стекаютъ съ вершины водораздла, первый, спустившись въ долину Кашгара и принявъ имя Кашгаръ-Дарьи, впадаетъ въ Таримъ, чтобы исчезнуть въ пустынныхъ пескахъ Центральной Азіи, другой — западный Кызылъ-Су течетъ по Алайской долин, придерживаясь сверной ея грани — подножья Алайскаго хребта — и длится на многочисленные рукава, изрзывающіе дно долины причудливымъ узоромъ. Пройдя 400 верстъ по бухарской земл, алайскій Кызылъ-Су, подъ именемъ Вахша, соединяется съ памирской ркой Пянджемъ, ихъ соединенное русло получаетъ названіе Аму-Дарьи.
Южная грань Алая — это громадный стоверстный Заалайскій хребетъ, поднимающійся въ среднемъ на 18 т. ф., начиная съ 13 т. ф., онъ покрытъ вчнымъ снгомъ, на восточномъ конц гордо возвышается первая по высот на всемъ Тянъ-Шан вершина Гурумды, а въ средней его части поднимается на высоту 23.000 футъ пикъ, носящій имя памятнаго въ исторіи Туркестанскаго края К. П. Кауфмана. Въ противоположность Южно-Кокандскому хребту съ его многочисленными перевалами, Заалай проходимъ только въ двухъ мстахъ: чрезъ перевалы Кизылъ-Артъ (на высот 14 т. ф.) и Терсъ-Агаръ (16 т.). О первомъ изъ нихъ, ведущемъ къ сверному берегу озера Кара-Куль, мы уже упоминали: этимъ путемъ поднялся на Памиръ отрядъ Скобелева, въ 1876 г., этотъ же путь избрала послдняя памирская экспедиція 1892 г., другой перевалъ, лежащій въ западной части долины, прямо противъ Дараутъ-Курганскаго ущелья, ведетъ въ малоизслдованную мстность верховьевъ рки Мукъ-Су, вытекающей изъ ледника Федченко, среднее теченіе которой еще на нанесено на карту.
Таково географическое положеніе Алая. Бднымъ, не избалованнымъ щедротами природы киргизамъ, эта долина, съ сочной травой, съ многоводной ркой, прорзывающей ее въ длину, и обиліемъ ручьевъ, ниспадающихъ по склонамъ обоихъ гигантскихъ горныхъ кряжей, дйствительно должна казаться раемъ. Это любимое мсто лтнихъ кочевокъ многочисленныхъ киргизскихъ родовъ (тогай, теитъ, монгушъ, адыгинъ, ичкиликъ), приходящихъ сюда изъ ошскаго, андижанскаго и маргеланскаго уздовъ Ферганы. Въ іюн, іюл и август собирается здсь до 15 т. семей, откармливающихъ на простор алайскихъ луговъ свой рогатый скотъ и овецъ, количество скота достигаетъ 500.000 головъ, встрчаются одногорбые верблюды, но изрдка, по нскольку штукъ у самыхъ богатыхъ хозяевъ. Съ половины августа кочевники начинаютъ возвращаться въ свои зимовки, долина постепенно пустетъ, и зимою глубокій снгъ покрываетъ сплошнымъ саваномъ мертвую долину. Только въ низовьяхъ ея жизнь продолжается круглый годъ: въ боковыхъ ущельяхъ (верстъ на 20 по об стороны отъ Дараутъ-Бургана) разбросаны жалкія сакли, въ которыхъ укрываются на зиму отъ непогоды около 150 семействъ колна Найманъ вмст со своими стадами. Кром барановъ, главнаго богатства кочевниковъ, у этихъ киргизовъ водятся яки, трудно укротимое домашнее животное, весьма цнимое киргизами, и какъ вьючная сила, и какъ скотъ, доставляющій молоко, шерсть и крпкую, толщиною въ палецъ, шкуру, продаваемую ими въ Фергану по 2 р. 50 к. за пудъ. Изъ длинной шерсти яка и пушистаго хвоста плетутся мягкія веревки для вьюковъ и лучшія подпруги. Зимою яки уходятъ въ горы, верстъ за 20 отъ жилищъ своихъ хозяевъ, и пасутся тамъ, пробивая крпкими копытами снгъ и даже ледъ.
Земледліе въ Алайской долин возможно въ весьма незначительномъ размр, лишь въ низовь ея, въ район, занятомъ осдлыми киргизами, которые сютъ ячмень и пшеницу, верстъ 35 выше Дараутъ-Бургана (близь урочища Газъ) уже прекращается культурная полоса, ибо за краткостью лта хлбъ не успваетъ дозрть.
Извстно, что въ настоящее время въ Ферганской долин вовсе нтъ свободныхъ культурныхъ земель для заселенія ихъ выходцами изъ коренной Россіи, администрація, стремясь увеличить численность русскаго элемента въ кра, естественно должна была обратить вниманіе на долину Алая, какъ на мстность, съ перваго взгляда отвчающую подобной цли. Въ предположеніи, что на Ала можно имть до 60.000 десятинъ пригодной для хлбопашества земли, выработали проектъ заселенія ихъ казаками, при этомъ имлось въ виду со временемъ создать алайское казачье войско, которое служило бы оплотомъ въ дл охраненія памирскихъ границъ отъ нарушенія со стороны сосдей и тмъ длало бы нелишнимъ содержаніе дорого стоющаго постояннаго отряда регулярнаго войска на Памир. Проектъ этотъ, если не ошибаюсь, и теперь еще не оставленъ, но, въ виду указанныхъ выше ничтожныхъ размровъ культуро-способной площади въ долин, надо предполагать, что его осуществленіе встртитъ значительное затрудненіе, по крайней мр люди, изъздившіе долину во всхъ направленіяхъ, знакомые со всми ея уголками, говорятъ, что поселить въ ней можно не боле 1.000 семействъ, остальнымъ пришлось бы существовать покупнымъ хлбомъ.
Помимо кибитокъ номадовъ и саклей осдлыхъ киргизовъ есть, въ предлахъ Алая боле важное поселеніе, это лежащая при истокахъ китайскаго Кызылъ-Су, на самой границ двухъ имперій, крпость Иркештамъ, 30 человкъ казаковъ при одномъ офицер — вотъ весь немногочисленный гарнизонъ ея, призванной, въ случа нужды, напомнить сосдней держав о величіи русскаго имени. Тутъ же, рядомъ съ крпостью, находится иркештамскій таможенный пунктъ, имющій важное значеніе, такъ какъ въ немъ сосредоточивается, согласно договору съ Китаемъ, все торговое движеніе между Кашгаромъ и Ферганой, иными словами, почти вся торговля Китая съ нашими туркестанскими владніями.
Таможенный надзоръ въ Ала этимъ не ограничивается: въ лтнее время выставляется постъ при выход дороги съ Памировъ, подъ переваломъ Кызылъ-Артъ (въ м. Баръ-Даба), кром того существуетъ летучій отрядъ стражниковъ, оберегающій доступъ въ западную часть долины. Съ учрежденіемъ бухарско-афганской таможенной линіи эти мры охраненія окажутся нелишними: съ запада, чрезъ Каратегинъ, товары не будутъ имть возможность проникнуть, такъ какъ все бухарское ханство будетъ включено въ предлы таможенной черты, ожидать же, что значительная контрабанда проложить себ путь съ юга, чрезъ Памиръ, нтъ основанія, ибо врядъ ли найдется много охотниковъ сдлать 300—400 верстъ среди памирскихъ горъ, ради того, чтобы пронести на своей спин пять, шесть пудовъ индійскаго чая или нсколько свертковъ кисеи. Путешествіе въ горахъ Средней Азіи, до которыхъ еще не коснулась рука европейскаго рабочаго, не есть легко совершаемая прогулка, особенно для контрабандиста, принужденнаго искать иныхъ путей, кром всмъ доступныхъ тропинокъ. Только традиціонный страхъ Англіи за цлость драгоцннаго ей Индостана можетъ породить представленіе о легкости движенія черезъ море горъ, именуемое Памиромъ. Гордый сынъ Альбіона, жестокій въ своемъ презрніи къ подвластной рас, начинаетъ сознавать, что зашелъ за предлы возможнаго въ притсненіи индускихъ племенъ, и, боясь Россіи, сильной своей любовью къ племенамъ востока, онъ обращаетъ безпокойный взоръ на сверъ: въ его боязливомъ воображеніи изъ-за высочайшихъ въ мір горъ встаетъ ея могучій призракъ и онъ уже видитъ воиновъ ‘благо царя’, безпрепятственно, какъ снжная лавина, спускающихся съ памирскихъ высей на помощь угнетеннымъ, къ берегамъ священныхъ ркъ…

VI.

Мы отдыхали на лугу, кругомъ росли кусты облепихи, Кизылъ-Су протекалъ въ нсколькихъ саженяхъ, неся мимо насъ свои быстрыя, красныя отъ глинистыхъ частицъ воды. Противъ выхода изъ Дараугъ-Кургана виднлись развалины крпости, ея глинобитныя стны были когда-то сложены кокандцами для защиты доступа въ ущелье, теперь он служатъ вагономъ для киргизскихъ стадъ. На томъ берегу снжный склонъ Заалая блестлъ какъ праздникъ въ лучахъ полдневнаго солнца. Было жарко, 42R по Ц. Мы двинулись дальше, внизъ по долин.
На встрчу приближалась группа всадниковъ, по пестрот одеждъ можно было издали угадать, что это бухарцы: дйствительно, отправленный впередъ джигитъ вернулся съ отвтомъ, что это придворные эмира, высланные привтствовать насъ. Мы не ожидали этой встрчи такъ рано, многіе изъ насъ одты совсмъ неподходящимъ къ случаю образомъ, моя шведская куртка,— незамнимая по удобству въ пути, по прохлад въ дневной жаръ и теплот въ вечерней прохлад,— оказывается ршительно неумстной при оффиціальной встрч, къ счастью, притороченное къ сдлу офицерское пальто выручаетъ изъ бды. Бухарцы слзаютъ съ коней и здороваются съ начальникомъ экспедиціи: ‘Его свтлость,— повторяетъ ихъ слова переводчикъ,— очень доволенъ имть васъ гостями въ своемъ государств и надется, что вы совершите путешествіе благополучно и въ добромъ здоровь’. Свое привтствіе они оканчиваютъ обычнымъ пожеланіемъ вновь прибывшимъ всего лучшаго ‘во имя священныхъ узъ, связывающихъ оба государства’. Выслушавъ соотвтствующій отвть, они обходятъ насъ, протягивая каждому руку, потомъ садятся верхомъ, подбираютъ полы халатовъ и мрно, раскачиваясь на добрыхъ ходунцахъ, дутъ впередъ, указывая намъ дорогу.
Рка подошла вплотную къ горамъ, мы поднялись на значительную вышину: лежащіе на дн долины верблюды кажутся такими маленькими, что ихъ можно принять за овецъ, тропинка очень узка, привычная лошадь осторожно ставитъ ноги, обдумывая каждый шагъ, а внизу рка сердито бьется о стну обрыва. Въ дальнйшемъ пути намъ приходилось идти по дорогамъ гораздо боле опаснымъ, и мы привыкли относиться къ нимъ съ полнымъ равнодушіемъ, но когда дешь въ первый разъ по подобнымъ мстамъ, имя съ правой стороны откосъ горы, а съ другой — пропасть, надъ которой виситъ лвая нога всадника, то испытываешь ощущеніе не особенно отрадное: сперва все кажется будто лошадь жмется къ сторон обрыва и тянешь ей правый поводъ, и потомъ только соображаешь, что лучше всего оставить ее спокойно идти по ея усмотрнію.
Для ночевки мы остановились въ долин Кокъ-Су (одинъ изъ правыхъ притоковъ Кызыла). Не буду описывать достархана, которымъ насъ угощали бухарцы въ своей юрт: вс эти блюда баранины, подносы съ сластями и чаши (‘піола’) съ ‘шурпой’ (бульонъ) описаны много разъ, къ тому же угощенье въ Кокъ-Су было очень скромно: чиновники извиняются за него и объясняютъ, что настоящая встрча будетъ на бухарской земл въ урочищ Кичи-Карамукъ, гд уже сдланы богатыя приготовленія. Время быстро прошло среди хлопотъ по устройству ночлега, такъ что, когда я, взявъ съ собой ружье, въ разсчет найти перепеловъ, отправился вверхъ по долин, наступалъ уже вечеръ, я не усплъ пройти далеко и видлъ только поля, принадлежащія киргизамъ, зимовка которыхъ тутъ же лпилась по склону горъ, пшеница была убрана и сложена въ конусообразныя копны, какъ у насъ складываютъ коноплю.
Въ Кокъ-Су экспедицію нагналъ джигитъ, который привезъ мн фотографическій аппаратъ, пришедшій въ Маргеланъ чрезъ нсколько часовъ посл нашего выступленія. Я не слишкомъ жаллъ о томъ, что онъ такъ запоздалъ, ибо весь этотъ путь до границы Бухары, и даже дальше до города Гарма, хорошо извстенъ туркестанцамъ и снимки съ него можно найти у маргеланскаго фотографа. Путь изъ Маргелана на Гармъ {Гармъ — главный городъ Каратегина.} чрезъ Алай — это торная дорога всхъ экспедицій, отправляемыхъ въ Бухару изъ Ферганы, этимъ же путемъ ходятъ обыкновенно купцы, такъ называемые ‘саудагеры’ (нчто въ род нашихъ офеней), промнивающіе въ кишлакахъ восточной Бухары русскій мелочной товаръ на стада барановъ. Въ дальнйшемъ путешествіи наша экспедиція должна пройти по боле интереснымъ, мало изслдованнымъ мстностямъ. Число европейцевъ, постившихъ, напримръ, Дарвазъ, не превосходитъ десяти человкъ, и моя фотографія сослужить гораздо лучшую службу на рк Ванч, которая никогда еще, съ тхъ поръ какъ нависли надъ ней дикія скалы, не отразилась въ фокус объектива.
Верстахъ въ десяти западне Кокъ-Су отроги Алая выдвигаются къ югу на встрчу Заалайскому хребту, оставляя лишь узкую тснину для водъ Кызыла, который здсь мняетъ свое названіе на Сурхъ-Объ, этотъ поперечный кряжъ замыкаетъ Алайскую долину. Мы достигли его на слдующій день, 9-го августа, посл часового пути. Здсь опять насъ встртила многочисленная группа бухарцевъ, присланныхъ каратегинскимъ бекомъ. Бекъ извщаетъ, что намъ приготовленъ его домъ въ цитадели Гарма, при этомъ выражаетъ сожалніе, что самъ принять насъ не можетъ, ибо эмиръ послалъ его въ сосднія бекства собирать ‘саваимъ-зякетъ’ (т.-е. пошлину со скота).
Наша свита все ростетъ, чрезъ нсколько верстъ насъ привтствуютъ чиновники дарвазскаго бека. Теперь уже до сотни всадниковъ то вытягиваются длинной лентой по карнизу, то разсиваются по широкой долин Сурхъ-Оба: ихъ чалмы красиво блются среди зелени кустовъ, яркая пестрота ихъ халатовъ налагаетъ печать востока на окружающую картину… Все предвщаетъ, что мы приближаемся къ границ Бухары.
Перезжаемъ вбродъ рчку Катта-Карамукъ. Горы сдвигаются полукругомъ, Сурхъ-Объ прячется за поперечный кряжъ, который преграждаетъ намъ путь по долин, по гребню этого перевала проходитъ государственная граница. Здсь ожидаютъ, вытянувшись въ одну шеренгу, нсколько человкъ алайскихъ киргизовъ съ волостнымъ во глав, они прощаются съ нами, подносятъ намъ кумысъ, говорятъ какія-то пожеланія на непонятномъ язык, и черезъ минуту представители русской власти, старательно отвшивая восточный поклонъ, остаются сзади: мы начинаемъ спускаться съ перевала и вступаемъ въ бухарскую землю.
Я еще разъ оглянулся назадъ на родную границу…

——

За 1 1/2 мсяца, проведенныхъ въ предлахъ бухарскаго ханства, мы изъздили много верстъ по степямъ и среди горъ, видли много деревень и городовъ, но разсказать о томъ, каково житье-бытье населяющихъ ихъ племенъ, какъ бухарскій народъ пашетъ землю, чмъ торгуетъ, какъ съ него беки собираютъ подати для эмира и какое у эмира войско,— разскажу обо всемъ этомъ когда-нибудь въ другой разъ.

Кн. Александръ Волконскій.

‘Встникъ Европы’, No 7, 1894

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека