Осенний дождь
Осенний дождь
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Осенний дождь, Коровин Константин Алексеевич, Год: 1937
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Коровин К.А. ‘То было давно… там… в России…’: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936-1939), Шаляпин: Встречи и совместная жизнь, Неопубликованное, Письма
М.: Русский путь, 2010.
В осени есть унылая тоска. Прошло нарядное лето. Сад мой осыпался и победнел. Сараи, колодезь, избушки деревни — все стало как-то бедней и сиротливей.
Синеют дали лесов, и злые тучи неприветливо бегут по тоскливому серому небу.
Моросит дождик.
Приятель мой Василий Сергеевич и охотник Караулов ходили утром на реку смотреть поставленные на гужи жерлицы. Мокрые от дождя, они принесли одну пойманную щуку. Отряхивают шапки в коридоре. Входят ко мне в деревенскую мою мастерскую, говорят:
— Ну и погода! И холодно. Река набухла, свинцовая, рыба не идет, одну поймали только. Какая охота в такую погоду. Скука.
— А я видел,— говорит Караулов,— чирки пролетели. Летят быстро, как пуля.
— Третий день дождь,— вытирая полотенцем мокрые руки, сказал Василий Сергеевич. — Я сегодня ночью во сне Москву видел. Сижу в трактире Егорова, и осетр разварной под белым соусом на стол мне подали. Я только хотел кусок отрезать, а он как защелкает зубами… Такая гадость! К чему такой сон?
— Это тебе, Вася, от жены что-нибудь попадет,— сказал Караулов.
— Вот если до вечера не разгуляется — поедемте в Москву. Там как-то незаметна погода. А что здесь делать — дождь…
— Ты почитай что-нибудь,— говорю я,— вот у меня библиотека кое-какая есть.
— Благодарю вас,— сказал приятель Вася. — Вы знаете, когда я читаю разные эти романы, то, сказать по правде,— все такая ерунда, все эти любовные истории — все неверно. Позвольте вас спросить, очень интересно узнать, на что эти герои разные живут? Ничего не делают, только с бабами хороводятся, а откуда они деньги берут — про это ни слова… Базаров там, Вронский, Литвинов… Откуда у них деньги? А вот я проект сделал, принес заказчику Ежову проект дачи. Месяц работал — я ведь архитектор. А он сидит скучный такой, что-то пишет и на мой проект так вкось посмотрел. Молчит. Пишет и говорит: ‘Да, проект… А я раздумал дачу строить — дождик идет. Знаете, печень болит…’ И опять молчит. Отодвинул проект, да и смотрит на меня. ‘Вы заказали,— говорю ему,— я вот проект вам сделал’. И сам себя чувствую почему-то неловко, вроде как будто я пришел у него выпрашивать деньги.
А он молчит, опять пишет. Я сижу. Чувствую себя омерзительно.
Приходит к нему какой-то полный серьезный человек, как будто невыспавшийся, и подает ему какие-то бумаги. Он говорит мне: ‘Пойдите, подождите в той комнате, у меня дело’. Ушел. Жду. Вышел этот толстый и говорит мне: ‘Пожалуйте сюда’. Садится к столу. ‘Присядьте,— говорит и подвигает мне бумажку. — Подпишите, что за проект получили сполна’. Я написал записку. А он вынимает из стола и кладет передо мной двадцать пять рублей. ‘Позвольте, как же это, я за пятьсот рублей сговорился’. А он говорит: ‘Не горячитесь, мы и так из бюджета выходим’ — и бумажку кладет опять себе в стол. ‘Позвольте,— говорю,— я пойду с ним объяснюсь’.
Пошел — дверь заперта. Идет кто-то. Я спрашиваю: ‘Где господин Ежов?’ — ‘Они уехали сейчас’. Я опять к толстому, говорю: ‘Так нельзя’, а он скучно смотрит на меня. ‘Берите,— говорит,— двадцать пять…’ А сам встает, надевает шляпу и выходит на улицу. Вот ведь как деньги-то получать. А эти все герои романов ничего не делают, и деньги у них у всех всегда есть. Это что ж такое?.. Поэтому, как начинаю книгу читать, перелистываю, ищу — где они деньги получают? Ничего нет — бросаю книгу. Вот вы картины пишете, декорации. Ленька жалованье у вас получает, вот он,— показал он на Караулова,— в тарифе служит — все ясно. А в сочинениях ничего не ясно:
Служив отменно, благородно,
Долгами жил его отец…
А вы знаете, в Литературном кружке я старшина — хотел трешницу в долг достать, так совестно спросить. А спросишь — никто не дает… Как тут долгами проживешь? Знаете, что из-за денег делается? Чертенеют все. Все эти любви, жены, родственники, друзья в тартарары разлетаются.
— Есть отчасти… — засмеялся Караулов.
— Вы знаете, какую я штуку выдумал,— засмеялся приятель Вася. — Ведь у меня друзья все актеры. Некоторые любят взаймы брать. А я как встречаю кого из них или кто ко мне придет, в передней шляпу снимает, я его и спрашиваю: ‘Нет ли у тебя до завтра мне четвертной?’ Так он посмотрит на меня и опять шляпу надевает. ‘Куда ты?— говорю. — Чего уходишь, посиди’. А он уж сразу скучный делается…
— В деньгах огорчений много есть,— сказал Караулов. — А все-таки большая радость — дать деньги кому нужно. Что-то есть в этом приятное. Видишь: молчит человек, не просит. Нуждается. Я и предложил раз, а он говорит — не нужно. Вот ведь бывают какие.
Тетенька Афросинья принесла пирог с грибами.
— Отведайте,— говорит,— грузди хорошие. Сейчас самый груздь.
— Тетенька Афросинья,— спросил Василий Сергеевич,— ты когда-нибудь брала деньги в долг?
— Чего? Какие деньги? Нет, не брала. Да почто? У нас и денег-то у кого возьмете? Мал-мала. Верно — картошку занимала, муку… Ведь у нас всё так — один одному, другой другому, то-сё — это самое…. Так кругом и идет. Нужду промеж себя делим. Этого-то нет, чтоб кто не дал. Ежели есть — кажинный даст. Господа-то с деньгами, а нам почто? С деньгами-то который тоже мучится, сурьезит. От него подале. Они тоже на бедноте живут. Бедные-то тоже нады. Без бедных-то как жить будешь? Разбогатей-ка. На печи будешь лежать, раздует всего. Работа-то нужна. После и поешь хорошо, и спишь хорошо. И злобы нету. А богатый все серчает, все ему мало, никто угодить не может. Вона Керов Семен разбогател, дак чего… У его на всей роже волосья зачали расти. Он отрежет, а они пуще. Чисто собака стал. К дохтуру в город ездил, тот ему вывел мазью. А то глядеть чудно… Видать, погода-то разгуливается. Шла к вам — за сараями показывает, что вёдро будет, а от вас-то не видно.
Мы живо оделись, взяли ружья и вышли с крыльца.
Сзади дома было светлое ясное небо. Скоро засветило осеннее солнце, и покрылись блеском мокрые ели, луг, мокрые сараи… И как-то сделалось радостно, бодро! Какая красота есть в поздней осени!..
Светлая река несла свои воды. В них отражался опавший лес, и темные огромные ели зеленели при солнце.
Пойнтер мой, Феб, вертелся в осоке. Быстро, с криком, вылетали утки. Все мы залпом выстрелили, и две упали в воду. Быстро плыл Феб и вытащил их к нам на берег. Потом как-то съежился и дрожал, глядя на нас.
Идя по берегу реки, мы увидали вдали охотника в кустах болота. Он остановился и смотрел на нас.
— А ведь это Герасим,— сказал Караулов.
Видно было, что он переходил из перегороженной реки, перебирая шесты яза, и махал нам шапкой. Подойдя по берегу к нему, мы увидели Герасима, всего завешанного утками. Он был мокрый до нитки.
— Вот ведь промок, глядите,— к вам шел. В дождик-то охота настоящая.
— Что ж ты это один охотишься, за нами-то не зашел?.. — говорит обиженно Василий Сергеевич.
— Да где ж… — засмеялся Герасим,— нешто ты пойдешь, Василий Сергеич, в дождик? Барин — у тебя тело нежное… Пойдемте домой. Ух и озяб я! Перцовкой у вас поправлюсь. Вот сейчас чирков пожарим, скусные чирята…
Вечером за ужином были жареные утки, в камине горел хворост, а в окна хлестал осенний дождь. Уютно было в доме, горела лампа, друзья-приятели угощались за столом.
— А что, Герасим,— спросил Василий Сергеевич,— брал ли когда деньги в долг?
— Деньги?.. — засмеялся Герасим — А кто их даст-то?.. Ты дашь?
— А что ж, если нужно — дам,— сказал Василий Сергеевич.
— Ну, полно,— пожалеешь.
— Нет, почему же?
— Ну, так я пожалею — отдавать… В деньгах-то много всего этого — и радость есть, но и слез через их много… Вот что осеннего дождя…
Осенний дождь — Впервые: Возрождение. 1937. 26 сентября. Печатается по газетному тексту.
Служив отменно, благородно… — у А.С. Пушкина: ‘Служив отлично-благородно…’ (‘Евгений Онегин’, глава первая, III).