В. В. Розанов
‘Orientalia’ Мариэтты Шагинян
‘Orientalia’ Мариэтты Шагинян
‘Orientalia’ Мариэтты Шагинян, Розанов Василий Васильевич, Год: 1913
Время на прочтение: 3 минут(ы)
В русскую литературу влилась и вливается пока еще тоненькая струйка армянского ума и сердца, — которую нельзя не приветствовать особенно потому, что она умиряет и сглаживает рознь, какую вводит политика. Припоминая же лекции Буслаева, заметим к ним, что поэзия мудрее всякой политики и даже мудрее истории (буквальные слова Буслаева), и вообще поэты суть естественные мудрецы, а в стихах, как и в цветах, содержится эссенция мира. Оставим, однако, общие рассуждения и обратимся к маленькой книжке, лежащей перед нами, г-жи Мариэтты Шагинян, предисловие к которой помечено городом Нахичеванью, а самая книжка посвящена московскому образованному деятелю С.В. Рахманинову, имеет эпиграфом отрывок из стихотворения Тютчева, а ряд стихотворений посвящен ‘А.М. и Ж.Е. Кожеботкиным’, тоже книжным москвичам, Е.П. Вельяшевой, П. Шилтову и т.д. Посему, посвящая автору тоже стих:
Кто б ни был ты, мой друг случайный, —
скажу, что попросту, как рецензент, вижу его протянувшим руки к русским, и, конечно, русские тоже ответно протянут к нему руки, да эти руки, очевидно, уже и протянулись, иначе не появились бы самые посвящения. ‘В добрый час, — скажет мудрая поэзия. — Везде хорошо, где есть любовь и дружба, и везде отвратительно, где люди ссорятся и злобствуют’.
Стихи очень хороши, очень изящны, очень литературны. И видно, что черная головка юной армянки прилежно и не без таланта склонялась над ‘арифметиками’, ‘законами божиими’ и прочими премудростями где-нибудь в Нахичеванской или Таганрогской женской гимназии и, вероятно, в Москве — на ‘женских курсах Герье’. ‘Все наши знакомые Палестины’… Сердце автора, однако, не успокоено и раздирается между новыми, сладко-мучительными впечатлениями и детскими воспоминаниями о родине. В стихотворении ‘К Армении’ Мариэтта Шагинян говорит грустно:
С какой отрадой неустанной,
Молясь, припоминаю я
Твоих церквей напев гортанный,
Отчизна дальняя моя!
Припоминаю в боли жгучей,
Как очерк милого лица, —
Твои поля, ручьи, и кручи,
И сладкий запах чебреца…
Веленью тайному послушный,
Мой слух доныне не отвык
Любить твой грустно-простодушный,
Всегда торжественный язык.
И в час тоски невыразимой,
Приют последний обретя,
Твое несчастное дитя
Идет прилечь к тебе, к родимой…
Я знаю, мудрый зверь лесной
Ползет домой, когда он ранен.
Ту боль, что дал мне северянин, —
О, залечи мне, край родной!
Как свободно и хорошо легли эти строки, а в самом строении сердца автора мы ясно видим, что оно полно художественных образов, сравнений, живых и вместе верных. А знает ли автор, что у русских есть одна хорошая лечебная пословица на те настроения и мотивы, что ею владеют: ‘Не только света — что в окошке’. Росит роса поутру, взойдет солнышко и все обсушит, а к вечеру выпадет новая роса. Словом, — нет печали, в которой не было бы и обещания. После ‘К Армении’ хочется привести стихотворение ‘Славянам-освободителям’, где видно, что юная интеллигентка пылает вообще всем, чем пылает широкая и добрая Русь:
Костра балканского багрянец,
И эта радость братских встреч!..
Зачем, зачем ремневый ранец
Не для бессильных женских плеч?
Война священная! Когда бы
В твой круг могла вступить и я!
Но эти руки слишком слабы
Для смертоносного ружья.
И лишь слежу с бессильной страстью
За тайной тех далеких мест,
Где снова божескою властью
Соединились кровь и крест.
И лишь молюсь: Спаситель мира!
Да вспашет твой победный меч
Ту ниву скорбную для мира,
Где не дано мне грудью лечь…
Скажем автору простое ‘спасибо’ за этот милый и родной нам стих, где она уроднилась не одним русским, но уже всему славянству, — что гораздо труднее для всякого инородца. Скажем, впрочем, что нельзя ‘предаться’ русским, не предавшись в то же время и всему славянству, всему славянскому, как — и обратно.
Большинство стихотворений, однако, — чисто восточные, и в четырех строках ‘К читателю’ Мариэтта Шагинян говорит: ‘Ориентализм собранных здесь стихов — не предумышлен, он объясняется и оправдывается расового осознанностью автора’. Таковы три стихотворения — ‘Чеченка’, ‘Ки-ликиец и нумидийская принцесса’, цикл стихотворений ‘Женщина’, ‘Гость’, ‘Жены султана’, ‘Братоубийца’… Вот пример этих ‘Orientalia’:
Кто бы ты ни был, — заходи, прохожий.
Смутен вечер, сладок запах нарда…
Для тебя давно покрыто ложе
Золотистой шкурой леопарда.
Для тебя давно таят кувшины
Драгоценный сок, желтей топаза,
Что добыт из солнечной долины,
Из садов горячего Шираза.
Розовеют тусклые гранаты,
Ломти дыни ароматно-вялы,
Нежный персик, смуглый и усатый,
Притаился в вазе, запоздалый,
Я ремни спустила у сандалий,
Я лениво расстегнула пояс…
Ах, давно глаза читать устали,
Лжет Коран, лукавит Аверроэс!
Поспеши… круглится лик Селены,
Кто б ты ни был — будешь господином.
Жарок рот мой, грудь белее пены,
Пахнут руки чебрецом и тмином.
Днем чебрец на солнце я сушила,
Тмин сбирала, в час поднявшись ранний…
В эту ночь — от Каспия до Нила —
Девы нет меня благоуханней!..
Что это за канальственный ‘чебрец’ растет на Кавказе, от которого не только девы, но и стихи их становятся так душисты, что не в марте бы месяце их читать…
Впервые опубликовано: ‘Новое время’. 1913, 24 марта, No 13302.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/rozanov/rozanov_orientalia_marietty.html