Среди сумятицы наших дней и быстро следующих друг за другом распорядительных актов правительства мы не находим единой организующей мысли, цельного организующего движения. Между тем главная суть анархии, в которую свергнута Россия, лежит не в простом и эпизодическом ‘неповиновении властям’, а в давнишней и постоянной неорганизованности народных сил на месте, следствием чего и было то, что первые неизвестно откуда взявшиеся господа без труда захватывают власть в деревнях, селах, волостях и наконец в уезде, нигде не встречая сколько-нибудь стойкого, осмысленного привычного сопротивления. Деревня шатается, точно она не стоит на корню. А посмотреть внимательно — так и точно увидишь, что она не стоит на корню, что корни ее выкопаны, и вот вся она теперь стала как трава перекати-поле, гонимая по степи ветром.
Крестьянский мир потерял свою устойчивость, силу, потерял достоинство и солидную авторитетность, раз, с введением института земских начальников, продолжающим и посейчас действовать, решения его потеряли самостоятельность и независимость и стали только фиктивно-крестьянскими. Волостной сход имеет только подписи крестьянские, но то, что скреплено этими подписями, имеет родником себе не крестьянскую голову и крестьянскую волю, но волю земского начальника, которую нельзя отделить от произвола, иногда от каприза и от совершенно безотчетных фантазий, ибо они не проходят через проверку никакого правильного, контролирующего механизма суда или администрации. Государственное наблюдение должно оставаться за всем, в том числе и за крестьянским миром: но можно говорить о наблюдении объективно-бесстрастном, именно государственном, а не о личном вмешательстве в судьбу каждой деревни совершенно ей чуждого человека, притом вмешательстве безграничном и неопределенном, не об опеке, доходящей до величайших мелочей, одного сословия над другим. Крестьянство наше заморено этим безнравием, этим отнятием у него всякого своего юридического выражения. Что это так, можно видеть из того, что правительство само не нашло возможным передать выборы в Государственную Думу этим лишь фиктивно-крестьянским ‘волостным сходам’, допустив для них новые сходы, устранив всякое вмешательство полиции и земских начальников.
Переходя затем к уездным земским собраниям, где можно было бы ожидать встретить организованные местные силы, по существу охранительные, то именно в последние десятилетия все здесь поставлено таким образом, что крестьяне являются в этих собраниях какою-то немою мебелью, переставляемою туда и сюда, без возможности иметь здесь решающий голос, без возможности заявить здесь свою нужду и самостоятельно напрячь усилия к его удовлетворению. Коренной-то русский народ, исчисляемый десятками миллионов, все ядро нашего царства, и оставлен без голоса, без рук, без ног, с глухою своею нуждою, которую услышит барин — хорошо, а не услышит, то ‘и так пройдет’. Для глухого ропота в деревне это создавало слишком много условий. Перенесясь в губернию, на губернское земское собрание, и прислушавшись к речам на нем, мы встречали опять же полное отсутствие крестьянского духа, чуткости и понимания крестьянских основательных пожеланий. Здесь действовали и говорили, распоряжались деньгами и постановляли решения общероссийские знаменитости либерального и даже радикального оттенка, у которых с деревнею не было никакой связи, кроме отвлеченно-книжной, и которых деревня не сумела бы ни выслушать, ни понять.
Эта глубокая неуклюжесть всего нашего внутреннего, местного представительства ждет безотлагательно преобразования. Раз уже крестьянские представители пойдут в Государственную Думу, нужно широко допустить их в уездное земство, а затем нужно приучиться слушать крестьянские голоса и в земстве губернском, где они непременно должны быть представлены в большем или меньшем проценте выбранных гласных. Только тогда, когда везде крестьянин почувствует себя лицом, и не пришибленным и придавленным лицом, — только там он станет крепко на ноги и уже не подчинится, не побежит перед случайным порывом ветра, какой теперь повсюду поднял мужиков, как сухие листья палого дерева.
Впервые опубликовано: ‘Новое время’. 1906. 16 янв. 10719.