Описание главного педагогического института в нынешнем его состоянии, Добролюбов Николай Александрович, Год: 1856 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 9 минут(ы)

H. А. Добролюбов

Описание главного педагогического института в нынешнем его состоянии СПб., 1856
Акт девятого выпуска студентов главного педагогического института 21 июня 1856
СПб., 1856

H. А. Добролюбов. Собрание сочинений в девяти томах

Том первый. Статьи, рецензии, юношеские работы. Апрель 1853 — июль 1857

М.,-Л., ГИХЛ, 1961

Обе эти книжки изданы почти в одно время и служат необходимым дополнением одна другой. ‘Описание’ представляет нам состояние института во всех частях его жизни и управления, ‘Акт’ заключает в себе отчет об учебной деятельности института за истекший академический год и речь профессора Лоренца на латинском языке о том, с какой целию император Николай учредил Педагогический институт.

Педагогический институт, бесспорно, есть одно из важнейших учебных заведений наших по тому влиянию, какое могут иметь его воспитанники, все делающиеся учителями в гимназиях, на развитие просвещения в нашем отечестве. Знания, убеждения, направление, принятое ими, не остаются только их достоянием, а передаются ими новому поколению, идущему по следам их. Поэтому все, что касается института, должно возбуждать живейшее любопытство во всех, кому дорого отечественное просвещение, и мы с особенным удовольствием обращаем внимание читателей на изданные ныне брошюры, из которых можно получить довольно полное понятие об устройстве и значении института.

Начнем с речи. Профессор Лоренц избрал предметом ее чрезвычайно важный вопрос и в начале речи прекрасно, хотя и кратко, обрисовывает деятельность Карла Великого для распространения образованности, затем, сравнивая с ним в бозе почивающего государя императора Николая I, говорит о цели учреждения института и необходимейших предметах общего образования. Хотя речь профессора Лоренца, по обычаю сочинений подобного рода, написана очень красноречивым слогом, но тем не менее в ней встречается несколько мыслей, в которых мы узнаем проницательный ум историка, столь уважаемого нами за его курс всеобщей истории. Говоря о цели учреждения института, г. Лоренц прекрасно выражает ее в следующих кратких чертах: ‘Государь император хотел, чтобы общественное и частное воспитание утверждалось на прочных основаниях и следовало тому направлению, которое не приводит только к гуманности грубые нравы и делает из пустых и бесполезных людей благородных и полезных членов общества, но которое особенно укореняет в душе страх божий, любовь к отечеству и повиновение начальству’ (стр. 9).

К достижению этих высоких целей направлено все устройство института, сведения о котором сообщаются в ‘Описании’ его. Строжайший надзор и поверка всех действий студентов, предупреждение всякого случая, где бы студенты могли действовать сами по себе, подведение всех возможных случайностей под неизменные правила устава, доведены здесь до изумительного совершенства. Студенты ни в чем не предоставлены самим себе, попечительное начальство следит за ними на каждом шагу и определяет их действия до малейших подробностей. На лекциях профессора не ограничиваются чтением лекций, но постоянно ‘обращаются к учащимся с вопросами и, по надлежащем с их стороны усвоении пройденных предметов, заставляют самих студентов о них объясняться’ (‘Опис’, стр. 12). Учебными книгами студенты снабжаются ‘по требованию преподавателей и распоряжению инспектора’ (стр. 20), а из неучебных могут брать из библиотеки только ‘книги, одобряемые профессором, с разрешения директора или инспектора, и не более как по одному сочинению для каждого из изучаемых ими предметов’ {Впрочем, на стр. 16 сказано, что, для некоторых специальных ученых исследований по части филологии и истории, студенты, по указанию профессоров, получали доступ в Императорскую публичную библиотеку и в Румянцевский музеум. Здесь, конечно, нужно разуметь доступ со стороны самого начальства института, которое без особенного указания профессоров не дозволяет студентам бывать в библиотеке и музее, но никак не со стороны начальства этих последних учреждений, которые открывают доступ к своим сокровищам всем и каждому, без всяких особенных ходатайств и указаний.} (стр. 21). Независимо от наблюдения профессоров и прочих преподавателей за поведением студентов, в классах общий надзор за благоустройством и тишиною учащихся имеет еще инспектор (стр. 22). — Весь день студентов распределен очень подробно. Вот что говорит ‘Описание’ (стр. 23—24):

В 7 часов утра студенты должны быть чисто, опрятно и по форме одеты и собираться в классных комнатах для приготовления уроков. В 8 часов они все в порядке идут в столовую на молитву и занимают там каждый определенное место. После утренних молитв читаются Апостол и Евангелие, по положению православной церкви на церковнославянском языке. По окончании Евангелия студенты завтракают. В 9 часов начинаются классы и продолжаются до 3 часов. В классах студенты занимают определенные места, назначаемые им по успехам и поведению. В 3 ¹/₄ часа студенты обедают за общим столом, соблюдая благопристойность. Во время стола они могут говорить о предметах лекций своих, без нарушения общей тишины, со всею скромностью, отличающею людей образованных. От 4 ¹/₂ до 6 в I и II курсах лекции. Студенты старших курсов употребляют это время на самостоятельные занятия и отдохновение, в младших студентам дается для отдохновения один час по окончании послеобеденной лекции. Посещение студентов посторонними лицами дозволяется в свободное от занятий время, с крайнею осмотрительностью, не иначе как в приемной вале и притом всякий раз с разрешения директора. В 7 часов все собираются в классных комнатах для повторения и приготовления уроков. В 8 ¹/₂ часов ужин и потом вечерняя молитва. После вечерней молитвы и кратковременного отдохновения студенты занимаются приготовлением своих уроков до 10 ¹/₂ часов и потом отправляются в спальни, в сопровождении своих надзирателей…

Таким образом, мы видим, что не только учебные занятия студентов, или, как говорит ‘Описание’, составленное г. Смирновым, приготовление ими уроков, но даже предметы их разговора, места в классах и за столом, свидания с знакомыми, отдохновение и самостоятельные занятия — все определяется уставом до мельчайших подробностей. Чтобы не было упущений во всем этом, ‘при студентах неотлучно находятся комнатные надзиратели, наблюдающие неусыпно за всеми их действиями. Им помогают в этом старшие, избираемые из отличных студентов’ (‘Опис.’, стр. 23). Кроме того, старший надзиратель наблюдает над всеми их поступками и старается вселять в них чувства чести и добродетели, наблюдая, чтобы они возвращались вовремя с прогулок и из отпусков и не оставались праздными в назначенные для повторения уроков и приготовления к классам часы (стр. 25—26). ‘Директор также имеет неусыпное попечение об успехах и поведении студентов и употребляет все зависящие от него меры к поощрению прилежания и благонравия’ (стр. 7).

‘Для поощрения же употребляются следующие средства: 1) предоставление первых мест в классах, за столом и в комнатах, 2) избрание отличных студентов в старшие (для надзора за товарищами), 3) похвальный отзыв о студенте в присутствии директора’ (стр. 25).

Чтобы показать, до какой степени простирается предусмотрительность институтского начальства, выпишем еще несколько статей из ‘Описания’. Студенты обязываются ‘в дортуарах не отворять форточек и труб, а в репетиционных и классных залах не трогать ламп и наблюдать осторожность в отношении к мебели и паркетным полам’ (стр. 41). ‘Дежурные надзиратели обязаны наблюдать, чтобы студенты, идучи в церковь, столовую, классы или выходя со двора, были застегнуты на все пуговицы’ (стр. 43). При встрече с высшими известными лицами требуется соблюдение должной учтивости, как ото исполняется в отношении к начальникам и наставникам.

Из всего этого читатели могут видеть, как ревностно стремится Педагогический институт к своей цели. Вся история его служит тому подтверждением. В приложении к ‘Описанию’ напечатан алфавитный список выпущенных в учебную службу из института в продолжение 28 лет его существования. Число их простирается до 575, и между ними мы находим 10 имен, получивших некоторую известность в литературе или науке (в том числе г. Касторский, двое гг. Лавровских и г. Лешков). Но по службе студенты идут весьма счастливо: по указаниям г. Смирнова, уже более 30 из них занимают места директоров и инспекторов гимназии или штатных смотрителей училищ. Это может служить самым красноречивым доказательством, что идеи строгой подчиненности и тщательного исполнения приказаний начальства особенно сильно вкореняются в душах студентов и не оставляются ими и по выходе из заведения во все время их службы.

Лежащий перед нами ‘Акт’ с напутственным словом директора института, И. И. Давыдова, и благодарственною речью одного из окончивших курс студентов, Александра Чистякова, подтверждает ту же истину. Почтенный директор института торжественно свидетельствует здесь свою радость о том, что окончившие курс студенты ‘готовы знаниями своими и верною службою государю принести честь месту своего воспитания’, и только опасается, чтобы они, лишась руководства наставников и воспитателей, не ослепились приобретенною ими мудростию. Для избежания этого он рекомендует им, как лучшее средство, ‘сознание своей слабости и испрашивание помощи всемогущего’, скрепляя свой совет назидательным изречением одного учителя церкви: ‘Не надо знать, чтобы веровать, а должно веровать, дабы знать’.

Студент Чистяков отвечал на это речью, исполненною мыслей и чувствований чисто отроческих и ученических, каких, конечно, и следовало ожидать от системы институтского воспитания, к которой студенты не могут не чувствовать самой горячей признательности.

Этого уже было бы довольно, чтобы судить о высоком совершенстве, которого достиг Главный педагогический институт, в помещенном ‘Акте’ его мы находим об этом свидетельства еще более ясные. В прошедшем году ‘Отчет’ г. Смирнова заключался тем, что институт сделал ощутительные успехи в стремлении к предназначенной ему цели, ныне же он достиг полного совершенства, по единогласному свидетельству воспитателей и воспитанников. Благодарственная речь студента Чистякова называет институт ‘средоточием умственной жизни’ и говорит, что здесь ‘все потребности души были предупреждены и удовлетворены’: едва ли хоть одно из наших заведений может похвалиться подобным совершенством!..

Отрадно слышать такое беспристрастное признание собственных заслуг и еще отраднее видеть, что оно вполне подтверждается каждою строкою правдивого и откровенного ‘Отчета’. После всего этого справедливо можно надеяться, что вышедшие из института сеятели соберут обильную жатву на поприще службы и гражданского благочиния.

Но, занявшись внутренним устройством института и увлеченные горячим участием к его совершенствам, мы было позабыли сообщить факты о внешнем его состоянии. Спешим исправить свою вину, представляя цифры из ‘Отчета’.

Число студентов в институте нельзя определить с точностью, потому что на стр. 5 напечатано: ‘Ныне состоят в институте 107 студентов, из них 27 окончивших полный курс и 81 продолжающих учение’ — явная ошибка, для разрешения которой мы сочли число студентов по приложенному тут же списку (стр. 19—22), но там оказалось продолжающих курс только 78. Таким образом, число студентов института колеблется между 105, 107 и 108.

В течение года выбыли из института 12 студентов. Причины этого безвременного выбытия не указаны.

Ныне кончившие курс студенты пробыли в институте пять лет (вследствие разделения двухгодичных курсов на годичные в прошлом году), и после этого 17 из них выпущены старшими учителями гимназий, а 10 — младшими. Двое получили золотые медали, семь человек — серебряные.

Большая часть из кончивших курс — в ‘Отчете’ названо 19 студентов — представили диссертации для получения степени. Из продолжающих курс пять студентов тоже представили сочинения, поименованные в ‘Отчете’.

Результат этих цифр, конечно, не блестящ, даже по сравнению с прежними годами того же Педагогического института, но еще раз повторим, что все это с избытком заменяется нравственными совершенствами, которые так хорошо развиваются в студентах вышеуказанными поощрениями и кондуитными списками, имеющими, по словам г. Смирнова, ‘решительное влияние на определение достоинства студентов’.

Во всяком случае, обозрев общий характер устройства института, мы имеем полное право сказать, что он во всем остается верен мыслям, выраженным в этих словах его непосредственного начальника и руководителя: ‘Мудрость земная не дает того, что озаряет путь жизни, часто омрачаемый страстями и заблуждениями. Не надобно знать, чтоб веровать, а должно веровать, чтоб знать’.

ПРИМЕЧАНИЯ

УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ

Аничков — Н. А. Добролюбов. Полное собрание сочинений под ред. Е. В. Аничкова, тт. I—IX, СПб., изд-во ‘Деятель’, 1911—1912.

Белинский — В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, тт. I—XIII, М., изд-во Академии наук СССР, 1953—1959.

Герцен — А. И. Герцен. Собрание сочинений в тридцати томах, тт. I—XXIII, М., изд-во Академии наук СССР, 1954—1961 (издание продолжается).

ГИХЛ — Н. А. Добролюбов. Полное собрание сочинений в шести томах. Под ред. П. И. Лебедева-Полянского, М., ГИХЛ, 1934—1941.

ГПБ — Государственная публичная библиотека им. M. E. Салтыкова-Щедрина (Ленинград).

Изд. 1862 г. — Н. А. Добролюбов. Сочинения (под ред. Н. Г. Чернышевского), тт. I—IV, СПб., 1862.

ИРЛИ — Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР.

ЛБ — Гос. библиотека СССР им. В. И. Ленина.

Лемке — Н. А. Добролюбов. Первое полное собрание сочинений под ред. М. К. Лемке, тт. I—IV, СПб., изд-во А. С. Панафидиной, 1911 (на обл. — 1912).

Летопись — С. А. Рейсер. Летопись жизни и деятельности Н. А. Добролюбова, М., Госкультпросветиздат, 1953.

ЛН — ‘Литературное наследство’.

Материалы — Материалы для биографии Н. А. Добролюбова, собранные в 1861—1862 годах (Н. Г. Чернышевским), т. 1, М., 1890 (т. 2 не вышел).

Пушкин — А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений в десяти томах, М.—Л., изд-во АН СССР, 1949.

Салтыков — Н. Щедрин (M. E. Салтыков). Полное собрание сочинений, тт. I—XX, М.—Л., ГИХЛ, 1933—1941.

‘Coвp.’ — ‘Современник’.

Указатель — В. Боград. Журнал ‘Современник’ 1847—1866. Указатель содержания. М.—Л., Гослитиздат, 1959.

ЦГАЛИ — Центральный гос. архив литературы и искусства (Москва).

ЦГИАМ — Центральный гос. исторический архив (Москва).

Ц. р. — Цензурное разрешение.

Чернышевский — Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, тт. I—XVI, М., ГИХЛ, 1939—1953.

В томе I публикуются статьи, рецензии и другие работы Добролюбова, написанные им с апреля 1853 по июнь 1857 года включительно, в основном это произведения Добролюбова-студента.

Среди них большое место занимают учебные работы (‘О Виргилиевой ‘Энеиде’ в русском переводе г. Шершеневича’, ‘О Плавте и его значении для изучения римской жизни’, ‘О древнеславянском переводе хроники Георгия Амартола’ и др.), которые Добролюбов связывал со своими научными и общественными интересами, стремился в них выработать свой собственный взгляд на предмет.

Другая группа публикуемых материалов — документы общественно-политической борьбы Добролюбова в эти годы (‘Письмо к Н. И. Гречу’, ‘Слухи’), без них нельзя верно представить себе формирования революционно-демократического мировоззрения критика.

Наконец, том содержит собственно критические произведения — статьи и рецензии, которыми дебютировал Добролюбов в журналах и в отдельных изданиях (‘Собеседник любителей российского слова’, ‘Александр Сергеевич Пушкин’, ‘А. В. Кольцов. Его жизнь и сочинения’, ‘Сочинения графа В. А. Соллогуба’ и др.).

Впервые включаются в собрание сочинений Добролюбова: ‘Письмо к Н. И. Гречу’, ‘Литературная заметка’, (‘Проект социально-политической программы’), ‘Заграничные известия’, ‘Дифирамб земле русской’, опубликованные ранее в различных изданиях.

Сноски, принадлежащие Добролюбову, обозначаются в томе цифрами, такими же цифрами обозначены переводы, сделанные редакцией, с указанием — Ред. Цифры со звездочкой отсылают читателя к примечаниям.

Примечания к работе ‘О Виргилиевой ‘Энеиде’ в русском переводе г. Шершеневича’ написаны А. В. Болдыревым и И. М. Тройским, ‘О Плавте и его значении для изучения римской жизни’ — И. М. Тройским.

Все редакторские переводы с греческого языка сделаны Г. Г. Шаровой, с латинского — И. М. Тройским.

‘ОПИСАНИЕ ГЛАВНОГО ПЕДАГОГИЧЕСКОГО ИНСТИТУТА’

Впервые — ‘Совр.’, 1856, No 8, отд. IV, стр. 21—26, без подписи. Вошло в изд. 1862 года, т. I, стр. 197—202. Написано в июле 1856 года, статья помещается перед статьей о ‘Собеседнике…’, написанной раньше, чтобы не разрывать последнюю и примыкающий к ней ответ на замечания Галахова.

Это — первое печатное выступление Добролюбова против деспотических порядков в Главном педагогическом институте (основан в 1786 году как учительская семинария, с 1804 года — Педагогический институт, с 1816 года — Главный педагогический институт, закрыт в 1859 году). Директор института И. И. Давыдов (1794—1863) в начале своей деятельности был приверженцем передовых для того времени философских идей, к концу жизни — отъявленный консерватор и бюрократ. В институте процветали казнокрадство, подхалимство, доносы, казарменный режим для студентов. Группа студентов во главе с Добролюбовым уже с конца 1854 года вела борьбу с администрацией (см. об этом в воспоминаниях М. И. Шемановского — ЛН, т. 25—26, стр. 290—294 — и статью ‘Партизан И. И. Давыдов во время Крымской войны’).

Добролюбов сообщал Н. П. Турчанинову 1 августа 1856 года: ‘В ‘Современнике’ пропущена уже статейка о пашем последнем акте, наполненная самыми злокачественными выписками из него. Написана она в таком духе, как, например, статья о стихотворениях Растопчиной’. Действительно, статья Чернышевского о стихотворениях Растопчиной (‘Совр.’, 1856, No 3), как и ‘Описание…’ Добролюбова, была написана так, что, говоря словами Чернышевского, ‘резкая насмешка в обеих прикрыта формой утрированной похвалы’ (Материалы, стр. 314).

Чернышевский писал Некрасову 24 сентября 1856 года: ‘Статья (в библиографии) о Педагогическом институте произвела прелестнейший эффект, так что я решительно конфужусь от похвал, которыми осыпают меня за нее (она приписывается мне)’ (Чернышевский, т. XIV, стр. 313).

Читайте также: