Сегодня исполняется пять лет со дня смерти Константина Эдуардовича Циолковского. Страна не забыла и не забудет смелого изобретателя, ученого-самоучку. Пятилетие со дня его смерти отмечается открытием в Москве памятника ему. Издаются его труды, — собрание сочинений в шести томах, широко охватывающие самые разнообразные области науки и техники, вплоть до последних его работ о батисфере, об использовании морских приливов и пр.
В эту годовщину мы должны вспомнить и его верную спутницу-жену, Варвару Евграфовну Циолковскую, лишь на пять лет пережившую его и скончавшуюся 23 августа сего года.
Эта смерть заставляет нас вспомнить о частной, семейной жизни Циолковских, которая весьма поучительна. Ведь от этой жизни зависело многое и в научных работах, в особенности такого ученого, как Циолковский, для которого семейный дом был и его научным кабинетом, и лабораторией, и мастерской.
Некоторая, хотя и незначительная часть нашей молодежи, оканчивающая высшие учебные заведения, неохотно идет работать из столичных центров в небольшие провинциальные города, ссылаясь на то, что там якобы трудно и даже невозможно заниматься научной работой, расти.
Жизнь Мичурина, Циолковского показывает, что эти рассуждения и доводы совершенно неосновательны. Циолковский и Мичурин были самоучками, работали в самых глухих, ‘медвежьих’ углах дореволюционной России и, тем не менее, выдвинулись в ряды ученых с мировым именем.
Как же они достигли этого? Своею любовью к науке, целеустремленностью, высокой работоспособностью, уменьем преодолевать всяческие ‘объективные причины’.
Несколько лет назад, по моей просьбе, покойная Варвара Евграфовна написала воспоминания о своей жизни с К. Э. Циолковским — четким, ‘школьным’ почерком, — видно, что со школьных лет ей мало приходилось писать: она заботилась о земных делах, в то время как ее муж ‘жил среди звезд’.
Вот как она описывает вступление в жизнь юного Циолковского:
‘Константин Эдуардович по приезде в Боровск нанял у нас квартиру: ему хотелось жить поближе к реке. Занял он у нас залу, переднюю и боковую комнату. Кровать свою поставил не в боковой комнате, но в зале (это нас удивило и меня огорчило). Он заботился, чтобы было больше воздуха. В зале у него висела модель аэростата аршин 5 в длину и узкая в ширину, из писчей бумаги. Одет он был в длинное пальто из дешевого сукна, бархатная шапка с наушниками и красный шарф, волосы длинные. Наушники он носил потому, что Плохо слышал и берег уши от простуды. Тогда наушников никто не носил, и на него обращали внимание. Тетушка К. Э. писала, что они ждут его на каникулы в Рязань, в особенности ждет сестра его Маша, но Константин Эдуардович занялся опытами, выписывал из Москвы разные колбочки, стеклянные трубки, зрительную трубу, микроскоп, термометры, барометр, что-то паял, делал паровую машину. Потом сделал мне предложение, и мы 20 августа перевенчались утром, скромно, никто нас не провожал, как принято. К. Э. никаких церемоний не любил. В тот же день вошел в училище и удивил учителей и смотрителя, — ‘Вы хоть одни день не ходили бы в училище’, — говорили они. В тот же день ему столяр привез токарный станок’…
— ‘Делал паровую машину. Потом сделал мне предложение’, — этот непредумышленный контекст трогает и вызывает невольную улыбку. Устройство семейной жизни отвлекло у К. Э. немного времени. Он спешил в мир звезд. Делая Варе предложение, он предупредил ее, что их жизнь будет не легкой, к ним не будут ходить знакомые, и они не будут ходить по гостям. Это будет скромная, трудовая жизнь. Так оно и было. Значительную часть своего жалованья он тратил на физические приборы и издания своих книг, которые рассылал бесплатно. Весь семейный уклад был приспособлен для того, чтобы обеспечить его научные работы. Он жил в небе больше, чем на земле. Это был настоящий гражданин вселенной. Едва ли даже среди астрономов найдется человек, который так ‘обжился бы’ в небе, как К. Э. Циолковский. Он совершал мысленные путешествия ‘Вне земли’, ясно представлял, как вели бы себя законы тяжести на различных планетах и астероидах. Он всю жизнь боролся с ‘земным тяготением’. Аэроплан, аэростат, стратоплан, ракета для него были только этапами стремления человека к звездам. С этим миром звезд он знакомил и свою семью.
‘Константин Эдуардович, — продолжает Варвара Евграфовна в своих записках, — часто мне говорил о звездах, о луне, мне было интересно, и я говорила, что для меня все это ново, хорошо бы это напечатать, может быть и другим интересно будет почитать. Он всегда нам рассказывал о своих работах, садясь обедать или пить чай’.
О том же рассказывает в своих воспоминаниях и его дочь, Любовь Константиновна, — его многолетний секретарь и помощник:
‘Отец любил природу и особенно небо. Науку о вселенной он считал основой всякого знания. В звездные вечера он брал зрительную трубу и блуждал с ней по небу. Мы с братом, а иногда кто-нибудь из детей соседей, следовали за ним. Мы задавали вопросы, и он охотно отвечал…’.
Ему нелегко жилось в старой царской России, не легко жилось и семье. Трудно было урывать из семейных расходов, ограничивать близких в необходимом, но этого требовали великие цели, и ‘землю’ он приносил в жертву ‘небу’.
Советское правительство заботливо помогало К. Э. Циолковскому в его работах, а после его смерти предоставило его жене и дочери персональные пенсии.
Невзгоды проходят, великие дела остаются.
———————————————————
Впервые — в газете ‘Большевистское слово’, Пушкин, 19 сентября 1940 года, No 106 (383).