Он же..., Салиас Евгений Андреевич, Год: 1906 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 46 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
ГРАФА
Е. А. САЛІАСА.

Томъ XIX.

МЕЛКІЕ РАЗСКАЗЫ.

Изданіе А. А. Карцева.

МОСКВА.
Типо-Литографія Г. Н. ПРОСТАКОВА, Петровка, домъ No 17, Савостьяновой.
1906.

ОНЪ-ЖЕ…

РАЗСКАЗЪ.

I.

При сліяніи двухъ извилистыхъ и быстрыхъ ркъ,несущихся между лсистыми берегами, на высокомъ холм смлыхъ и причудливыхъ очертаній отчетливо рисовался на синемъ неб старинный вковой замокъ. Эти дв рки видали на берегахъ своихъ лихое казачество и лыцарство, когда иныя страны на сверъ и востокъ пребывали еще въ полномъ варварств.

По краю крутого холма надъ пропастью шла высокая стна съ башнями на углахъ и обходила зигзагами весь холмъ. Издали холмъ этотъ казался съ большой срой короной на вковчномъ и суровомъ чел. Посредин, за стнами, надовольно просторной площади высился средневковой замокъ, еще древне и темне стны, его окружавшей. Кой-гд очертанія замка исчезали за густою темною зеленью вковыхъ дубовъ огромныхъ размровъ.

Доступъ къ замку былъ только со стороны противоположной отъ Днпра.

Замокъ этотъ, по имени Чамборъ, былъ давно и хорошо извстенъ во всей Польш и Украйн. Онъ принадлежалъ сначала, переходя изъ рода въ родъ, польскому магнату, затмъ перешелъ во владніе любимца короля Станислава Понятовскаго, а посл перваго раздла Польши принадлежалъ полурусскому, полупольскому роду графовъ Зарцкихъ.

Въ самые послдніе годы прошлаго столтія въ замк Чамборъ жилъ нелюдимъ, суровый и странный нравомъ и привычками богатый магнатъ, графъ Зарцкій. Замокъ за послдніе года совершенно обратился въ монастырь со строгимъ уставомъ. Ворота рдко отворялись и рдко опускался висячій мостъ на глубокій оврагъ, отдлявшій замокъ отъ окрестности.

Владтель замка уже нсколько лтъ не выходилъ, не вызжалъ и никуда не отлучался изъ своего гранитнаго гнзда.

Обитателямъ замка, которыхъ было до сотни человкъ, тоже съ большимъ трудомъ давалось разршенье сноситься съ остальнымъ міромъ.

У шестидесятилтняго угрюмаго и сумрачнаго старика графа Зарцкаго было два племянника въ рядахъ русской арміи. Молодые люди ничмъ дурнымъ не заявили себя, напротивъ, оба считались отличными, храбрыми офицерами, оба были лично извстны императору Павлу. А между тмъ чудакъ и бирюкъ дядя изгналъ обоихъ изъ замка, уже лтъ съ пять, и не пускалъ къ себ на глаза. Говорили, что патріотъ полякъ не хотлъ простить имъ ихъ поступленья въ ряды русской гвардіи.

Молодые люди знали, что они будутъ лишены наслдства своего дяди. Вмст съ тмъ они недавно узнали, что въ замк старика графа появился и живетъ безвыздно, подлаживаясь подъ вс привычки и странности старика-нелюдима, сынъ его двоюроднаго брата, генерала австрійскихъ войскъ, убитаго въ одномъ изъ сраженій съ пруссками.

Этотъ молодой человкъ былъ Лоренцъ Охотскій, носившій титулъ барона посл смерти своего отца.

Лоренцъ, которому было только двадцать три года, когда онъ явился въ замокъ къ дяд, былъ тоже офицеръ австрійскаго кавалерійскаго полка. Вслдствіе замчательной отваги и многихъ подвиговъ, Лоренцъ, хотя былъ лтъ на десять моложе своихъ троюродныхъ братьевъ, былъ уже выше ихъ чиномъ.

Отличившись особенною храбростью въ одномъ изъ послднихъ сраженій австрійцевъ съ пруссками, баронъ Лорейцъ Охотскій получилъ чинъ капитана, но тотчасъ покинулъ свой полкъ и явился въ замокъ Чамборъ.

Вызвалъ-ли его чудакъ-дядя, или самъ онъ ршилъ сойтись съ нелюдимомъ и поселиться у него — никто не зналъ.

Молодые Зарцкіе, бывшіе со своимъ полкомъ въ Петербург, узнали о появленіи въ замк троюроднаго брата, когда молодой капитанъ усплъ уже окончательно обворожить ихъ общаго дядю. Дло наслдства было повидимому окончательно проиграно.

Для всхъ обитателей замка было уже не тайной, что будущій владтель Чамбора не кто иной, какъ баронъ Лоренцъ.

Племянникъ и дядя, не смотря на громадную разницу лтъ, не мало походили другъ на друга, и вншностью, и нравомъ. Если графъ Зарцкій въ свои годы сталъ нелюдимомъ, то Лоренцъ, въ двадцать съ небольшимъ лтъ, не отличался общительностью и открытымъ характеромъ. Напротивъ, это былъ человкъ сосредоточенный, вчно задумчивый, вчно смотрвшій на все и на всхъ изподлобья. Несмотря на его красивую вншность, изящество всей фигуры, спокойный характеръ и только странный пронизывающій взглядъ черныхъ глазъ, никто въ Чамбор его не любилъ.

Съ тхъ поръ, что Лоренцъ былъ въ замк и жилъ затворническою жизнью вмст съ дядей, прошло уже около двухъ лтъ и между тмъ никто изъ обитателей замка не могъ похвастаться, что онъ знаетъ барона, что онъ сблизился съ нимъ. Напротивъ, баронъ, державшійся всегда въ сторон отъ всхъ, былъ и остался для всхъ загадкой. Вс даже боялись его безсознательно.

II.

Наступилъ 1799 годъ. Пошелъ третій годъ пребыванія Лоренца въ Чамбор, когда старикъ-графъ изъ бодраго старика сдлался хворымъ, началъ видимо слабть.

Вскор онъ уже не выходилъ совершенно изъ небольшой горницы, помщавшейся въ отдльной отъ замка башн. Къ нему-же — за исключеніемъ племянника — имлъ доступъ лишь одинъ любимецъ его, лакей Захеръ.

Графъ проводилъ цлые дни въ кресл у окна, выходившаго на Днпръ.

Изъ этой горницы въ башн, прилпившейся надъ обрывомъ, открывался видъ на сотню верстъ кругомъ. Тутъ у окна и подъ окномъ была такая кручь и высь, что часто предъ отворенными рамами парилъ орелъ и злобно взглядывалъ на сидящаго у окна феодала, будто досадуя, что человкъ отнялъ у него, по закону ему принадлежащее, мсто для гнзда.

Однажды, въ март мсяц, въ ясный и теплый весенній день, старикъ Захеръ, камердинеръ и наперсникъ графа, прибжалъ въ большую залу въ нижнемъ этаж замка, гд собирались всегда къ обду вс люди.

На немъ лица не было, а руки дрожали…

Оглянувъ за столомъ боле полусотни различныхъ служителей, камердинеръ взволнованно заявилъ, что графъ очень плохъ, лежитъ безъ движенія, или умираетъ, или уже умеръ.

— А баронъ? отвчали въ одинъ голосъ вс присутствующіе.

— Его нигд нтъ. Искалъ по всему замку и не нашелъ… Но графъ-то… Охъ, страшно вымолвить…

И Захеръ, махнувъ рукой, зарыдалъ.

Вс поднялись изъ-за стола и тотчасъ разсыпались по всему замку и по внутреннему двору, разыскивая молодого барина наслдника.

Наконецъ одному изъ служителей удалось увидть Охотскаго въ маленькой угловой башенк близъ подъемнаго моста. Съ трудомъ добравшись до него по ступенямъ полуразрушенной каменной лстницы, онъ передалъ извстіе.

Молодой Лоренцъ, стоявшій среди площадки, съ которой открывался громадный видъ на всю окрестность, не шелохнулся, не сказалъ ни слова, даже не сдлалъ ни малйшаго движенія, а только страннымъ взоромъ смрилъ молодца съ головы до пятъ.

— Графъ умираетъ, а можетъ уже и кончился, повторилъ тотъ.

— Странно, тихо отозвался баронъ.— Всякому свой чередъ… И ты умрешь, и я умру, и все это очередное! онъ указалъ рукой кругомъ себя.— Но странно… Я сейчасъ видлъ графа. Онъ былъ слабъ, но совершенно здоровъ. Ступай… Я сейчасъ за тобой… Не думаю, чтобы графъ-дядя былъ при смерти.

Служитель, отъ котораго баронъ умышленно отвернулся, спустился снова внизъ и вернулся въ ту же залу, недоумвая. Но чрезъ нсколько мгновеній посл того, Лоренцъ, вздохнулъ, оглянулся еще разъ кругомъ на равнины, долы и лса, а затмъ тихо и задумчиво сталъ спускаться во дворъ замка.

Нсколько человкъ уже бжали съ извстіемъ къ нему.

— Графъ скончался, воскликнулъ одинъ.— Холодный, не дышетъ. И будто… будто задушенъ…

И вся гурьба обступила молодого барина, вопросительно глядя на него, какъ бы ожидая его мннія.

— Задушенъ? Какой вздоръ! Кмъ? Какія выдумки бабьи! Пошлите за пасторомъ, заговорилъ Лоренцъ повелительно и холодно.— Разошлите сейчасъ повсюду нарочныхъ гонцовъ къ сосднимъ дворянамъ съ извстіемъ и приглашеніемъ на похороны. И помните, вдругъ возвысилъ голосъ баронъ,— помните подъ страхомъ жестокаго наказанія слдующій мой первый приказъ. Опустивъ подъемный мостъ, ведущій изъ этого одичалаго гнзда въ остальной веселый и прекрасный міръ Божій, оставьте его такъ. Прикрпите желзными цпями къ противоположному краю и чтобы никто не трогалъ. Всякій обитающій въ Чамбор съ этой минуты воленъ выходить, вызжать и возвращаться, однимъ словомъ, сноситься со всмъ міромъ, когда пожелаетъ, безъ всякаго на то съ моей стороны разршенія. Желзныя ворота передъ мостомъ снять съ петель и перенести на край, къ той угловой башн надъ пропастью. И завтра мы вс вмст соберемся и сбросимъ ихъ въ волны Днпра. Входныя желзныя двери самаго замка, растворить настежь и не запирать даже ночью. Теперь здсь начнется иная жизнь, веселая, счастливая и радостная.

И баронъ двинулся въ горницу къ покойнику.

Замокъ сразу ожилъ. За послдніе годы въ немъ было всегда такъ мертво-тихо, какъ еслибы былъ онъ покинутъ людьми и въ немъ не было ни единаго живого существа. Теперь же, когда въ стнахъ его оказался мертвецъ, въ замокъ будто вселилась душа, онъ будто вздохнулъ свободно, ожилъ и сразу зажилъ кипучей и шумной жизнью.

Черезъ два дня посл смерти владтеля, дворъ замка переполнился экипажами разныхъ магнатовъ и дворянъ изъ сосднихъ замковъ и даже издалека, изъ-за сотни верстъ. Вс горницы замка переполнились семействами прізжихъ на похороны.

Такъ какъ покойникъ былъ собственно ни для кого не дорогъ, то прибывшіе явились, чтобы отдать лишь долгъ приличія. Говоръ беззаботныхъ голосовъ раздавался повсюду. Въ числ прізжихъ были и старики, и молодежь. И тамъ, гд за двое сутокъ передъ тмъ уныло высились стны и башни, уподобляясь какой-нибудь крпости или монастырю, теперь мелькали пестрые, яркіе костюмы мужчинъ и женщинъ. Десятки красивыхъ женщинъ придавали замку такой блескъ и оживленій, какихъ быть можетъ никогда не бывало въ немъ.

Трудно было предположить или поврить, что все это общество съхалось для похоронъ. Създъ казался скоре свадебнымъ или праздничнымъ.

Въ большой зал замка, на возвышеніи, покрытомъ чернымъ сукномъ, стоялъ гробъ съ покойникомъ, подъ такимъ же чернымъ бархатнымъ балдахиномъ.

Предметомъ общаго вниманія и общей, но холодной любезности былъ, конечно, молодой, изящный баронъ Лоренцъ. Вс относились къ нему съ оттнкомъ какой-то сдержанности въ обращеніи. Въ его отсутствіи, за глаза, вс тихо перешептывались, въ особенности старики.

Вс прибывшіе толковали только объ одномъ вопрос… конечно, ужасаясь, но не ршаясь обратиться съ нимъ къ барону. Вмст съ тмъ равно всхъ занималъ вопросъ, будетъ ли наслдникомъ замка и всего имущества Лоренцъ. Правъ онъ не имлъ собственно никакихъ, такъ какъ оба племянника покойнаго графа были прямыми наслдниками. А между тмъ все съхавшееся общество слышало уже давно, что старикъ-графъ сдлалъ завщаніе въ пользу двоюроднаго племянника, устранивъ родныхъ.

Нкоторые увряли, что завщаніе совершенно незаконно и не можетъ имть никакой силы, но на это отвчали другіе, посвященные въ дло ближе самимъ покойнымъ графомъ задолго до смерти, что завщаніе было давно санкціонировано мстною судебною властью.

Многіе этому не врили. Вслдствіе же страннаго слуха, ходившаго въ замк о внезапной, загадочной смерти графа, отношенія съхавшихся на похороны знакомыхъ къ самому Лоренцу были неестественныя, натянутыя.

Баронъ, между тмъ, дйствовалъ какъ полный хозяинъ, отдавалъ приказанія по самымъ существеннымъ вопросамъ. Онъ назначилъ по собственному усмотрнію мсто погребенія своего дяди въ дальнемъ монастыр, а не въ ближайшемъ город, гд была похоронена вся его родня. Онъ разсчелъ и отпустилъ всхъ стариковъ — служителей покойнаго, не только предлагая имъ воспользоваться полной свободой, но приказывая вскор посл похоронъ покинуть замокъ. Единственный человкъ изъ стариковъ, которому онъ тотчасъ же приказалъ покинуть замокъ, былъ Захеръ.

Если все собравшееся общество шумливо и чуть не весело проводило день, то самъ Лоренцъ почти не выходилъ изъ комнатъ покойнаго, въ которыхъ онъ уже поселился, былъ угрюмъ на видъ, задумчивъ, будто озабоченъ. Онъ только выходилъ принимать гостей, когда они прізжали и посл нсколькихъ холодныхъ словъ привтствія снова удалялся къ себ.

III.

Наканун дня, въ который были назначены похороны, ввечеру, трое изъ самыхъ важныхъ и знатныхъ магнатовъ округа, посл совщанія между собою о чемъ-то сугубо важномъ и неотложномъ, поршили отправиться къ молодому барону.

Часовъ въ девять вечера, когда вс прізжіе уже начинали расходиться по своимъ горницамъ и ложились спать, трое аристократовъ направились къ кабинету покойнаго графа, гд пребывалъ занятый всякими неотложными длами его наслдникъ. Они велли доложить о себ.

Молодой Лоренцъ, удивленный, приказалъ человку ввести гостей и встртилъ ихъ у дверей съ волненьемъ и недоумніемъ, написанными на лиц.

Когда они вошли и приблизились къ хозяину, то Лоренцъ, взглянувъ имъ въ лицо, едва замтно смутился. Люди эти были важно и холодно оффиціальны, они явились не для простой бесды. Самый молодой изъ трехъ аристократовъ, человкъ уже лтъ пятидесяти, графъ Красинскій заявилъ, что они имютъ нчто важное сообщить барону отъ себя и отъ лица своихъ товарищей и друзей пріхавшихъ въ замокъ.

Лоренцъ предложилъ гостямъ ссть и когда вс услись вокругъ большого стола, молодой человкъ, глядвшій все время изподлобья, опустилъ глаза на бумаги, лежавшія передъ нимъ.

— Я приступлю прямо къ длу, короче, ясне. Да и времени тратить не приходится, вымолвилъ Красинскій.— Мы ршили сообща, что не можемъ допустить похоронъ покойнаго. Смерть его настолько удивила всхъ, настолько таинственна, что это дло должно быть разслдовано.

— Что такое? вымолвилъ изумляясь Лоренцъ и на одно мгновеніе поднялъ взглядъ на говорившаго.

Глаза его сверкнули въ полусумрак комнаты, на лицо набжала какая-то тнь. Но въ одно мгновеніе онъ овладлъ собою и прибавилъ уже тихо:

— Объяснитесь, я совершенно ничего не понимаю.

— Мы, господинъ баронъ, друзья покойнаго, а одинъ изъ насъ даже дальній родственникъ, ршили сообща, что нужно тотчасъ же отправить гонца въ городъ просить сюда судъ, а равно и врачей, дабы они могли успокоить общество, разсять всеобщее недоумніе, однимъ словомъ, разслдовать дло.

— Что же разслдовать? выговорилъ чуть слышно Лоренцъ.

— Причину смерти графа. Въ замк вс утверждаютъ, что графъ былъ совершенно здоровъ за нсколько минутъ до кончины. Его любимецъ, почему-то изгнанный вами, старикъ-камердинеръ Захеръ утверждаетъ, что графъ скончался насильственною смертью. Наконецъ, лицо покойнаго таково, что мы не узнали его.

— Не узнали! вымолвилъ Лоренцъ.— А когда вы видли дядю?

— Правда, давно. Года три или четыре онъ не пускалъ къ себ никого.

— Даже служители въ замк не видали дядю въ глаза уже мсяца три! улыбнулся грустно Лоренцъ.— Я одинъ, да еще этотъ враль Захеръ, видали его.

— Все это совершенно врно, баронъ, возразилъ Красинскій,— но мы являемся здсь не обвинителями кого-бы то ни было. Мы являемся заявить вамъ, что такъ какъ вы не прямой наслдникъ и у покойнаго живы двое родныхъ племянниковъ, которые должны явиться сюда, хотя и не въ скоромъ времени, то мы считаемъ себя въ прав, въ качеств друзей покойнаго, требовать, чтобы погребеніе было отложено. Вы сами, ради собственнаго личнаго достоинства, чтобы избгнуть какихъ-либо подозрній, какой-либо клеветы, должны содйствовать намъ въ нашемъ ршеніи, я не противодйствовать.

Красинскій кончилъ и вс трое явившіеся съ объясненіемъ вопросительно смотрли на молодого барона. Лоренцъ сидлъ какъ истуканъ, не двигаясь, ни одна черта его лица не дрогнула. Лицо казалось, правда, блдно, но спокойно, глаза-же были попрежнему опущены на столъ.

— Согласны-ли вы съ нами? проговорилъ старшій изъ явившихся, человкъ лтъ уже семидесяти.

— Нтъ, кратко и сухо отозвался Лоренцъ.

— Вы не пошлете тотчасъ-же гонца къ властямъ? спросилъ Красинскій.

— Нтъ…

— Позвольте, похороны не могутъ… началъ старшій изъ гостей.

Но Лоренцъ перебилъ его словами, сказанными отчетливо, холодно и сильно:

— Похороны будутъ завтра утромъ, какъ обычай велитъ!

— Господинъ баронъ, громче произнесъ Красинскій, поднимаясь,— покойный былъ задушенъ. Достаточно взглянуть на него теперь, чтобы, не будучи врачемъ, убдиться въ этомъ. Лицо его черно, какъ еслибы покойный былъ не полякъ, а негръ. Наконецъ въ этомъ самомъ замк все пожилое, вс старики-лакеи убждены въ этомъ. Они требуютъ разслдованія дла, желая быть свидтелями въ этомъ странномъ происшествіи. Мы не можемъ допустить похоронъ.

Баронъ дернулъ плечомъ и бросилъ на столъ карандашъ, который держалъ въ рук. Усмшка, скоре грустная, чмъ злая, скользнула по его губамъ.

— Я этого ожидалъ, вымолвилъ онъ,— и не удивляюсь. Когда у врага нтъ оружія для борьбы, онъ прибгаетъ къ клевет, ко лжи. Я понимаю, что нкоторые изъ стариковъ замка не желаютъ меня видть владльцемъ Чамбора. Но мн грустно видть, что аристократы, цвтъ польской аристократіи, коей вы служите представителями, вторятъ клевет холоповъ. Это поступокъ съ вашей стороны совершенно непристойный. Впрочемъ, мн нечего васъ, людей преклонныхъ лтъ, учить приличіямъ и обычаямъ, которые обязательны аристократу. Очень сожалю, что вы явились ко мн съ этимъ нелпымъ объясненіемъ. Надюсь, что и вы сами сожалете объ этомъ.

Лоренцъ всталъ и какъ бы ждалъ, что гости выйдутъ изъ горницы.

— Вы отказываете наотрзъ? вымолвилъ Красинскій.

— Я уже имлъ честь два раза отвчать вамъ на этотъ вопросъ, сухо отозвался Лоренцъ.

— Въ такомъ случа, выговорилъ Красинскій,— я тотчасъ посылаю двухъ гонцовъ въ два мста. Но вы знаете сами, баронъ, что если похороны не будутъ отложены, то власти прідутъ слишкомъ поздно, он могутъ только встртить похоронное шествіе на дорог.

— Конечно, отозвался Лоренцъ.

— Тогда произойдетъ неслыханный въ кра соблазнъ. Погребальное шествіе должно будетъ возвратиться назадъ въ замокъ. Неужели вы пойдете на этотъ соблазнъ всхъ окрестныхъ жителей?

— Нтъ, графъ, если власти, вами высланныя, встртятъ погребальное шествіе, то я приглашу ихъ сопровождать его въ монастырь и присутствовать при погребеніи. Мы двинемся отсюда съ разсвтомъ, и къ сумеркамъ будемъ уже въ монастыр, гд немедленно произойдетъ преданіе тла земл.

— Позвольте, мы не допустимъ, громко и гнвно произнесли вс трое собесдниковъ.

— Полноте, никто здсь ничего кром меня допускать или не допускать не можетъ. Я здсь полный хозяинъ, я владтель замка по завщанію дяди, законъ на моей сторон. Если же явятся нарушители обычаевъ, то я не допущу и не позволю никакого соблазна. Вотъ пистолеты. Они будутъ заряжены, они будутъ при мн завтра, и я даю честное слово барона Лоренца Охотскаго въ томъ, что если кто будетъ завтра мн въ чемъ-либо дерзко противорчить, я тому размозжу голову пулей. Кажется, я объяснился просто и ясно, а теперь покорнйше прошу васъ меня оставить. Пора всмъ на покой, такъ какъ надо вставать съ разсвтомъ.

Старики-магнаты были настолько поражены словами барона, что совершенно растерявшись, нелпо и глупо, толкая другъ дружку, вышли изъ кабинета какъ бы не сами собой, а выгоняемые вонъ.

Когда они исчезли за дверями, Лоренцъ вернулся, остановился среди горницы, взялъ себя за голову и простоялъ нсколько мгновеній недвижно и задумчиво.

— Какой ужасъ! проговорилъ онъ наконецъ.— Я не допущу, прибавилъ онъ тише.— Я не могу ручаться за господъ судей. Все возможно! Могутъ обвинить меня. Тогда я погибъ. И въ тотъ день, когда я думалъ, что я достигъ всего, къ чему стремился, я могу, напротивъ, пасть въ страшную пропасть, глубже и страшне той, которая разверзается подъ замкомъ надъ темными волнами Днпра. Погибнуть въ ту минуту, когда думалъ, что только начинаешь жить! Нтъ, я не позволю. Я всегда все бралъ дерзкой отвагой, игралъ въ игру, называемую ‘на жизнь и насмерть’. И всегда выигрывалъ. Теперь будетъ то же, я это чувствую, предвижу. Я побждалъ боле сильныхъ, чмъ враль-лакей.

Лоренцъ двинулся къ столу, гд былъ ящикъ съ пистолетами, вынулъ ихъ и быстрою, привычною рукой, зарядилъ.. Затмъ онъ, тотчасъ же, оставивъ горящую свчу на стол,не раздваясь, легъ на диванъ въ глубин кабинета покойнаго дяди.

Въ то же самое время въ одной изъ горницъ замка сидли трое магнатовъ, вышедшихъ отъ барона, а передъ ними стоялъ старикъ Захеръ и выслушивалъ второй разъ краткое, толковое приказаніе Красинскаго. Онъ наказывалъ камердинеру покойнаго графа немедленно снарядить двухъ гонцовъ и передалъ ему два письма, которыя были уже написаны. Захеръ вышелъ изъ комнаты, лукаво, но грустно улыбаясь, и пройдя въ угольную башню, отворилъ окно и выбросилъ письма въ Днпръ.

IV.

Лоренцу долго не спалось и бесда съ панами-гостями не выходила изъ головы. Ихъ позорныя подозрнья и намренія тревожили его.

‘Что-то будетъ завтра?’ думалось ему.

Внезапная смерть дяди его самого удивила. Графъ былъ хворъ и слабъ, но отъ смерти былъ, казалось, очень далекъ. Странныя багровыя пятна вокругъ шеи, съ которыми Лоренцъ нашелъ покойнаго тотчасъ же какъ былъ позванъ — его тоже удивляли.

Равно замтилъ онъ еще другое, чего ужъ конечно не замтилъ старый лакей Захеръ. Его поразило выраженье глазъ покойника, въ которыхъ ясно какъ бы сказывался страшный предсмертный испугъ.

Чрезъ нсколько часовъ, когда черты лица быстро измнились, выраженье это исчезло, но Лоренцъ ясно помнилъ теперь это загадочное для него явленье.

А между тмъ графъ положительно не могъ умереть насильственной смертью. Его никто не посщалъ, а люди и не имли вовсе къ нему доступа за послдніе мсяцы. Единственные два человка, входившіе къ нему въ горницу, были — онъ, Лоренцъ и Захеръ. Если будетъ подозрніе въ насильственной смерти хвораго старика, то кого же обвинять?.. Доказать, конечно, ничего нельзя, но опозорить подозрніемъ, клеветой и судомъ — совершенно возможно. А этого и боялся баронъ Охотскій.

Долго-ли пролежалъ Лоренцъ съ тревожными думами и не смыкая глазъ — онъ хорошо не помнилъ, наконецъ легкая дремота стала смыкать вки.

Но въ т же самыя минутй ему сквозь эту дремоту почудился легкій шорохъ, и онъ оглядлся въ полусумрак большого кабинета, освщеннаго одною свчей…

Оглядлся… и застылъ отъ ужаса…

Въ противоположномъ углу отъ него, у самаго стола, гд горла свча, отчетливо освщенный лучами огня, стоялъ слегка нагнувшись къ свч и разглядывая что-то въ рукахъ самъ покойникъ… Самъ старый графъ Зарцкій.

Лоренцъ, лежа на спин и подложивъ руки подъ голову, глядлъ на фигуру дяди безумными глазами и отъ трепета и ужаса не могъ не только двинуться, но даже крикъ испуга замеръ у него въ горл.

Много-ли такъ прошло времени, онъ не сознавалъ…

Но вотъ покойникъ двинулся отъ стола къ нему, приблизился вплотную, нагнулся и наложилъ руки ему на горло…

Лоренцъ внутренно помертвлъ отъ ужаса, сердце затрепетало и сжалось. Онъ лишился чувствъ…

За окнами уже брезжилъ свтъ начинающейся зари и кабинетъ былъ освщенъ сроватымъ свтомъ, когда Охотскій пришелъ въ себя.

Очнувшись, онъ сразу вспомнилъ невроятное виднье и, вскочивъ на ноги, перекрестился.

— Что это было? Господи!.. Бредъ? Сонъ?

Измятый воротъ его рубашки, сбитый галстухъ, а вмст съ тмъ странное ощущеніе отъ насилія на ше и въ горл — могли служить отвтомъ.

Онъ чувствовалъ на себ ясно слды чего-то или кого-то. Его положительно пробовали душить во время обморока слабыя и дряхлыя руки. Но дло оказалось не подъ силу. Въ этомъ не могло быть сомннья.

Лоренцъ быстро вышелъ изъ кабинета и среди полутьмы направился въ большую залу, гд стоялъ гробъ. Онъ поднялъ полотно, скрывавшее лицо покойника и поглядлъ на него съ замираньемъ сердца. Лицо графа Зарцкаго еще боле измнилось, представляло вс слды разложенія и сильно опухло. А ночной пришелецъ былъ на видъ еще худощаве, чмъ графъ при жизни!

‘Просто бредъ отъ усталости’, подумалъ про себя Лоренцъ, тихо возвращаясь обратно въ кабинетъ.— ‘Говорятъ, бываетъ такой обманъ чувствъ. Полный обманъ. А воротъ рубашки? А ссадины на ше? Кто-нибудь другой… Вдь не могъ же покойникъ прійти меня душить. Вдь это глупо!’

И Лоренцъ, всегда отличавшійся смлостью и даже особой отвагой, улыбнулся…

— Объясненья этой глупости нтъ… Но тмъ не мене все-таки это — глупость! прошепталъ онъ, снова ложась.

Часа чрезъ полтора поднялось солнце и замокъ ожилъ и зашевелился. Люди уже проснулись и вс были на ногахъ, гости тоже поднимались и собирались… Вскор зала, парадная лстница и весь большой дворъ замка были переполнены обывателями и гостями. Начался выносъ тла. Любимые пожилые слуги покойнаго графа, за исключеніемъ Захера, понесли гробъ на плечахъ… На крыльц ксендзъ прочелъ молитву и похоронное шествіе двинулось черезъ дворъ на подъемный мостъ. Люди и вся челядь пошли пшкомъ, дворяне двинулись на коняхъ, а за ними потянулась цлая вереница экипажей, въ которыхъ хали дамы и старики.

Замокъ опустлъ, и шествіе, спустившись въ долину, протянулось длинною змйкой между зеленющихъ луговъ. Вскор поздъ исчезъ на горизонт изъ глазъ единственнаго существа — помимо привратниковъ, которое оставалось въ замк, не участвуя въ похоронахъ. Это былъ Захеръ.

— Молокососъ! вымолвилъ онъ злобно, когда шествіе скрылось.— Ты даже не обратилъ вниманія, кто и когда заколотилъ крышку гроба. И теперь самъ не знаешь, что хоронишь, что везешь на погостъ. Дуракъ!

Между тмъ баронъ Охотскій халъ тоже верхомъ, но не за гробомъ, а впереди, открывая шествіе. Многіе изъ гостей качали головами и порицали это отступленіе отъ обычая. Старушки говорили, что это дурная примта. Тотъ, кто опережаетъ покойника, за исключеніемъ духовенства и тхъ, кому всегда надлежитъ быть впереди, по врному замчанію отцовъ и ддовъ, самъ долго не проживетъ.

Лоренцъ, которому при вызд изъ замка напомнилъ о примт молодой слуга, его любимецъ, отвчалъ только улыбкой:

— Не хорошо, баронъ, сказалъ слуга.— Можешь въ теченіе года самъ умереть.

— Жизнь дорога, отозвался Лоренцъ, — если хороша. А какова моя будетъ — я еще не знаю.

Похоронное шествіе двигалось медленно. Монастырь, въ которомъ должны были произойти похороны, былъ въ сорока пяти верстахъ отъ замка.

Все время, что Лоренцъ двигался впереди шествія, онъ не спускалъ съ глазъ горизонта, какъ бы ожидая чего-то. Дйствительно, зная, что вчера Красинскій грозился послать гонцовъ изъ замка, онъ ожидалъ встрчи людей, которые облечены властью остановить похороны и вернуть гробъ съ тломъ обратно въ замокъ.

Все время баронъ Охотскій ни разу не обернулся назадъ и почти ни разу не опустилъ глазъ на окружавшее его. Онъ не отрывалъ ни на минуту взора отъ дороги и дали.

Боле половины пути было уже пройдено, солнце уже начинало спускаться. Погребальное шествіе свернуло съ большой дороги на проселочную, которая вела въ монастырь.

Лоренцъ, сворачивая, вздохнулъ нсколько свободне. Если власти, вызванныя изъ города, уже двинулись, то он, по всей вроятности, разъдутся, ибо продутъ прямо въ замокъ. Встртить ихъ уже было невозможно.

Въ сумерки шествіе было уже въ монастыр. Сошедшіеся монахи въ настоятелемъ тотчасъ приступили къ обряду похоронъ. Гробъ былъ опущенъ въ приготовленную заране могилу. Черезъ нсколько мгновеній она была уже засыпана и яма сравнялась съ землею. Обрядъ кончился. Многочисленное общество, явившееся на проводы покойнаго, уже двинулось, расходилось, собираясь узжать.

Прямо изъ монастыря баронъ отправился въ ближайшій городъ, въ округ котораго былъ замокъ. На утро одъ посвятилъ цлый день на объздъ властей и сановицковъ. Съ нкоторыми изъ нихъ онъ былъ уже знакомъ, такъ какъ иногда исполнялъ порученія своего дяди.

Исключительная цль Лоренца была въ томъ, чтобы сблизиться съ главными властями округа. Важне же всего было познакомиться съ намстникомъ края, отъ котораго все зависло.

Сановникъ этотъ, по имени Викторъ Павловичъ Праксинъ, былъ мстный сатрапъ. Онъ не былъ ни стариннымъ дворяниномъ, ни магнатомъ, напротивъ, это былъ человкъ темнаго происхожденія, сдлавшій блестящую карьеру своими личными качествами, а равно и недостатками, т. е. благодаря своей хитрости, двоедушію и особенной ловкости. Онъ. пользовался не совсмъ чистою и благовидною репутаціей, но былъ силенъ при двор, опирался на своихъ невскихъ друзей и, конечно, въ мстности его безразлично вс боялись.

Лоренцъ зналъ, что если онъ расположитъ въ свою пользу господина Праксина, то все остальное уже будетъ не страшно и на другихъ онъ можетъ не обращать никакого вниманія.

Сановникъ принялъ Охотскаго холодно и сурово. Съ первыхъ же словъ объясненія барона насчетъ распространившагося нелпаго слуха о смерти его дяди, Праксинъ заявилъ,что дло разслдовать будетъ очень легко, а слдовательно и легко разсять клевету. И наоборотъ, если подозрніе относительно странной смерти графа оправдается, то останется только разыскать виновныхъ. Но и это, по словамъ господина Праксина, было тоже дломъ очень не мудренымъ.

— У меня, сказалъ онъ,— очень хорошіе, дятельные и умные помощники. Они выходили съ побдой изъ боле мудреныхъ и запутанныхъ обстоятельствъ.

Лоренцъ сталъ было объяснять Праксину, что самое слдствіе можетъ покрыть имя его позоромъ, такъ какъ онъ недопускаетъ и мысли быть хотя бы нсколько дней чмъ-то въ род подсудимаго… заподозрннаго въ убійств.

Охотскій доказывалъ сановнику, что, за исключеніемъ ни на чемъ неоснованнаго подозрнія нсколькихъ дворянъ, ему нтъ даже достаточнаго основанія начинать дло.

Праксинъ холодно отозвался, что вопросъ ‘объ основаніи’ уже не касается господина барона.

Лоренцъ вернулся въ гостиницу, гд остановился, темне ночи. Онъ просидлъ нсколько часовъ одинъ, обдумывая: свое положеніе со всхъ сторонъ. Исхода не было. Черезъ нсколько дней власти и судьи должны стало быть отправиться слдственной коммиссіей въ монастырь, чтобы отрывать тло и начинать дознаніе о причинахъ смерти покойнаго.

Вечеромъ Лоренцъ вспомнилъ, что у одного изъ мстныхъ дворянъ, бывшаго тоже на похоронахъ, назначенъ въ этотъ день большой балъ. Этотъ магнатъ, человкъ добродушный, веселый, былъ изъ числа тхъ, которые относились къ Лоренцу наиболе сердечно и ласково со времени его прізда въ замокъ къ дяд.

Лоренцъ ршилъ, что ему во всякомъ случа не слдуетъ показывать вида, что онъ смущенъ и озабоченъ, а напротивъ, не смотря на трауръ, появляться какъ можно боле въ обществ. Онъ тотчасъ же собрался и явился на балъ въ числ первыхъ гостей.

И здсь тотчасъ колесо фортуны обернулось.

Черезъ сутки посл бесды съ Праксинымъ. Охотскій снова входилъ въ кабинетъ намстника для новыхъ переговоровъ. Но на этотъ разъ господинъ Праксинъ встртилъ барона Охотскаго уже совершенно иначе. Разговоръ зашелъ, конечно, о томъ же предмет и продолжался очень недолго. Бесда шла странная, полусловами, полунамеками. Мимика играла большую роль. Господинъ Праксинъ заявилъ, что во всякомъ случа все дло не спшное.

‘Если оно не спшное’, подумалъ про себя Лоренцъ, ‘то будетъ откладываться, отложится въ долгій ящикъ, а затмъ я навсегда’!

V.

Метаморфоза, происшедшая съ господиномъ намстникомъ, была въ зависимости отъ очень простого обстоятельства.

Баронъ Лоренцъ встртилъ наканун очень красивую молодую двушку, которая, при своемъ появленіи на бал, произвела на него дйствительно впечатлніе. Когда же онъ узналъ, кто эта красавица, то немедленно пожелалъ быть ей представленнымъ, а затмъ цлый вечеръ почти не отходилъ отъ нея, и хотя не танцовалъ съ нею, но бесдовалъ много. Въ полночь молодые люди уже уговорились, на какомъ вечер, въ чьемъ дом они могутъ вновь свидться.

Красавица была единственная дочь господина намстника, обожаемая имъ, безъ всякаго состоянія и, конечно, единственною мечтой его было — выгодно и даже блестящимъ, образомъ выдать свою Елену замужъ.

И въ этотъ вечеръ на бал Охотскій далъ понять умной и бойкой кокетк-двушк, что въ ея рукахъ все. Если она спасетъ его, то, слдовательно, спасетъ и ‘свое будущее имя’ незапятнаннымъ, а состояніе не отнятымъ.

Утромъ Елена Праксина переговорила со своимъ отцомъ, и приходила въ ужасъ отъ той клеветы, которая ходить насчетъ этого блестящаго и изящнаго молодого человка.

Но затмъ господинъ Праксинъ, дотол улыбавшійся хитро,спросилъ дочь рзко и прямо:

— Стало быть, ты надешься быть баронессой Охотскою,то есть, врне сказать, графиней Зарцкою, такъ какъ, вмст съ состояніемъ господинъ Лоренцъ долженъ наслдовать имя и титулъ дяди. Ты надешься?

— Почти, отозвалась дочь.— Я не льщу себя надеждой, что онъ въ одинъ вечеръ безъ ума влюбился въ меня, но я думаю, что просто для него это врное и единственное средство спасенія. Ну, что же, любовь придетъ посл. Онъ мн. нравится.

— А не обманетъ онъ насъ?

— Нтъ, батюшка. Да наконецъ, если обманетъ, то въ вашей власти всегда получить, произнесла Елена улыбаясь,— какое-нибудь новое сообщеніе, боле серьезное,— и начать, дло о смерти графа.

— Это по вашему, разсмялся Праксинъ.— Двицы такъ разсуждаютъ. А если онъ протянетъ сватовство полгода, тогда мы выроемъ изъ-подъ земли уже нчто такое, съ чмъ никакіе врачи ничего сдлать не смогутъ. Тогда, пожалуй, отъ графа останутся одн кости.

— Все равно, батюшка, онъ не пойдетъ на самое слдствіе. Во всякомъ случа отложите его теперь…

— А если явятся настоящіе наслдники, моя милая дочь, тогда что?

— Завщаніе въ его пользу… Т тоже племянники, а на сыновья.

— А если они затять процессъ.

— Опять-таки все дло въ вашихъ рукахъ. Станьте на его сторону. Завщаніе законно и это всмъ извстно. Стало-быть тмъ племянникамъ графа надо судиться. А судиться они будутъ гд, у кого? У васъ-же. Зачмъ вы заставляете меня повторять и объяснять вамъ то, что вы сами хорошо знаете?

Праксинъ разсмялся, поцловалъ дочь и вымолвилъ весело:

— Ты у меня юрисконсультъ.

— Вы все это сами даже думаете, пока я говорю.

— Я люблю, чтобы ты повторяла вслухъ то, что я знаю и думаю. Я люблю слушать тебя, когда ты разсуждаешь съ такимъ видомъ и голосомъ, какъ еслибы ты сама была окружнымъ намстникомъ и судьей.

Послдствіемъ этой бесды отца съ дочерью и былъ ласковый пріемъ, оказанный Лоренцу.

Черезъ день вс въ город, да и въ околотк, уже говорили громко, что про барона Лоренца Охотскаго была пущена возмутительная клевета, но что она столь же быстро разсялась, какъ быстро возникла.

Лоренцъ продолжалъ нсколько дней жить въ город, бывалъ повсюду въ гостяхъ, но вмст съ тмъ занимался приведеніемъ длъ въ порядокъ для ввода себя во владніе. Наконецъ, на вечер у того же господина Праксина вс присутствующіе начали обращаться къ нему, уже называя его въ бесд графомъ. Со вводомъ во владніе Лоренцъ становился по закону графомъ Зарцкимъ.

Между намстникомъ, его дочерью и Лоренцомъ возникли полуясныя отношенія. Прямо не было сказано ничего, не было ничего общано, опредлено, но вс трое, оставаясь наедин, бесдовали намеками, ясно понимаемыми, а при постороннихъ переглядывались какъ авгуры.

Наконецъ, черезъ недлю по прізд Лоренца въ городъ, господинъ Праксинъ заявилъ ‘графу’, что ему слдуетъ ухать къ себ въ замокъ, изрдка навщать ихъ, но не часто, а затмъ когда пройдетъ мсяца полтора-два, всякіе толки и пересуды улягутся, можно будетъ имъ уже не стсняться.

— Тогда милости просимъ къ намъ, сказалъ Праксинъ.— Живите здсь въ город, бывайте у насъ хоть всякій день, а когда найдете удобнымъ, скажите мн или дочери прямо то, о чемъ вы намекаете и что мы поняли.

Такимъ образомъ, не называя вещей по имени, молодой человкъ и хитрый сановникъ почти заключили условіе. Оба отлично знали, что иного исхода къ этимъ дл нтъ. Праксинъ не боялся обмана, а будущій графъ Зарцкій не зналъ и не имлъ иного пути спасенія.

Лоренцъ однако не похалъ въ замокъ. При воспоминаніи о ночномъ приключеніи, о привидніи, которое душило его, онъ невольно изъ-за суеврнаго страха откладывалъ свое возвращеніе въ замокъ. Поэтому онъ нанялъ домъ въ город и, противно обычаямъ, не соблюдая никакого траура, началъ жить шумно и весело. Онъ всякій день здилъ по сосдямъ, звалъ къ себ въ гости, длалъ обды и вечера, но вмст съ тмъ, всякими способами старался расположить всю окрестную аристократію въ свою пользу. Не прошло мсяца, какъ вс аристократы были уже друзья и яростные защитники графа Зарцкаго.

Прошелъ слухъ, что вскор будутъ въ Чамбор большіе обды и балы и что вообще пированье продлится нсколько сутокъ, такъ какъ посл ввода во владнье молодой графъ объявитъ о своей женитьб и въ замк послдуетъ тотчасъ обрученіе.

Кто была намченная невста, никто однако не зналъ. Лоренцъ за все время ухаживалъ усиленно за столькими красавицами околотка, что каждая изъ нихъ могла смло разсчитывать, что она избранница, каждая могла думать, что Лоренцъ отчаянно влюбленъ въ нее.

Въ дйствительности Лоренцъ уже объяснился съ Праксинымъ прямо и оба они ршили не откладывать свадьбы, а спшить. До нихъ дошелъ слухъ, что родные племянники покойнаго графа, при первомъ извстіи о его смерти, уже начали хлопотать объ уничтоженіи завщанія дяди. Лоренцу слдовательно нужно было скоре заручиться поддержкою намстника. Ему пришло на умъ, что одинъ изъ двоюродныхъ братьевъ можетъ поступить буквально такъ же, какъ и онъ, т. е. явившись на судъ оспаривать завщаніе, въ то же время предложить руку и сердце той же дочери господина намстника.

Лоренцъ былъ готовъ внчаться тотчасъ же, но Праксинъ желалъ обождать законнаго ввода во владніе. Кром того, Лоренцъ по обычаю долженъ былъ заново отдлать передъ свадьбой весь замокъ, даже подновить вншность древняго аристократическаго обиталища. Приходилось отсрочить поневол свадебныя празднества на цлый мсяцъ.

VI.

Наконецъ, однажды, Лоренцъ ршился отправиться въ замокъ, но передъ отъздомъ онъ отвезъ своей нареченной великолпный подарокъ въ нсколько тысячъ. Это была семейная брилліантовая ривьера красовавшаяся когда-то на жен и на матери покойнаго графа. Баронъ еще до похоронъ взялъ ее къ себ и увезъ изъ замка съ собой на всякій случай. При бд она, все-таки, осталась бы въ его рукахъ.

Пробывъ вечеръ у Праксиныхъ, Лоренцъ ночью, верхомъ, въ сопровожденіи шести всадниковъ, пустился въ дальній путь домой. Около шести часовъ утра онъ уже възжалъ шагомъ въ кручъ по дорог, которая зигзагомъ поднималась на высокій холмъ, гд въ вышин, на ясномъ утреннемъ неб причудливыми узорами рисовался Чамборъ, подобный средневковой крпости.

Приблизившись къ широкой разслин, черезъ которую былъ въздъ въ замокъ по подъемному мосту, Лоренцъ, а равно и спутники его остановились въ изумленіи.

— Какъ они смли? Кто позволилъ? Кто распорядился? крикнулъ Лоренцъ вн себя.

Мостъ былъ поднятъ, плотно вошелъ въ стны замка, а передъ ними зіяла пропасть сажени въ три ширины и сажень въ десять глубины.

Охотскій веллъ своимъ всадникамъ звать привратника.

По приказанію Охотскаго верховые приблизились къ краю рва и громко выкрикнули:

— Опускай мостъ!

Раза три повторили они крикъ. Не скоро съ противоположной стороны на стн показалась фигура и отозвалась:

— Кто такіе?.. Чего вамъ?..

— Опускай мостъ! Баронъ здсь…

— Я здсь… безумный! крикнулъ Лоренцъ сердито.— Кто посмлъ поднять мостъ, когда я не приказалъ?.. Опускай живо!

— Сейчасъ велю доложить, отозвался привратникъ.

— Кому доложить, болванъ?.. Опускай!..

Но фигура исчезла, и на гнвный крикъ Охотскаго снова никто не откликался.

Прошло много времени, около получасу. Ожиданье показалось барону цлою вчностью отъ нетерпнья, гнва, но отчасти и отъ смущенья…

Подозрнье закралось въ его голову, что пока онъ сидлъ въ город изъ-за суеврнаго страха и терялъ время — его петербургскіе кузены могли явиться прямо въ замокъ и зассть въ немъ въ ожиданіи чмъ ршитъ судъ вопросъ о завщаніи и наслдств.

Наконецъ, на стн за поднятымъ мостомъ снова появились дв фигуры. Одна изъ нихъ громко крикнула:

— Это вы, господинъ баронъ?

Лоренцъ узналъ сразу голосъ Захера и взбсился.

— Я… старый грибъ! крикнулъ онъ.— Я самъ. И сейчасъ же посажу тебя на цпь въ подвал, коли ты посмлъ снова явиться въ замк. Это ты веллъ поднять мостъ?

— Мостъ поднятъ по указу самого графа, громко отозвался Захеръ,— а теперь по его разршенью сейчасъ и спустятъ.

— Графа? Какого графа? Сумасшедшій!.. крикнулъ Лоренцъ, но тотчасъ же опять смутился.

Было очевидно, что именно одинъ изъ кузеновъ Зарцкихъ, явившись въ замокъ, уже титулуетъ себя графомъ по праву наслдія.

Цпи загремли и тяжелый мостъ, дубовый и кованый желзомъ, отдлившись отъ противоположной стны, началъ медленно опускаться чрезъ ровъ, приближаясь верхнимъ концомъ къ краю обрыва, гд стояли всадники съ барономъ впереди. Наконецъ мостъ стукнулъ грузно объ землю и верховые въхали. Частая трель конскихъ копытъ по деревяннымъ доскамъ гулко огласила окрестность.

Миновавъ ворота, Лоренцъ не двинулся верхомъ черезъ большой дворъ и тотчасъ же слзъ. Ему нетерплось узнать объясненье загадочныхъ словъ Захера.

— Ты, старый мухоморъ! Что ты болтаешь, какой тутъ графъ проявился? Изъ Петербурга?

Захеръ, спустившійся къ барону со стны, сталъ предъ, нимъ спокойно, отчасти важно и холодно произнесъ:

— Нашъ графъ… Не понимаю я вашихъ рчей, г. баронъ. Пожалуйте. Графъ самъ скоре желаетъ васъ видть, чтобы имть отъ васъ объясненіе всей комедіи вами устроенной…

— Что? что?.. Что ты болтаешь?

— Такъ. Самъ графъ называетъ этимъ словомъ похороны,которыя вы устроили… Пожалуйте.

Лоренцъ молчалъ, не понимая словъ Захера.

Наконецъ онъ взбсился, ухватилъ старика за воротъ и вскрикнулъ:

— Говори толкомъ, или я тебя, клянусь Богомъ, убью на. мст…

— Позвольте… Чмъ же я-то виноватъ!.. живо воскликнулъ Захеръ.— Пустите! Что вы!

— Говори, какой тутъ графъ завелся?..

— Да пожалуйте въ замокъ. Сами съ нимъ обо всемъ объяснитесь… Я-то чмъ же виноватъ… Пожалуйте.

Лоренцъ быстро двинулся черезъ дворъ. Въ голов его была полная путаница. Онъ понималъ только, что происходитъ какая-то подстроенная исторія. Очевидно, петербургскіе кузены не дремали, пока онъ веселился въ город.

Захеръ шелъ по пятамъ барона и молчалъ, но когда Лоренцъ вдругъ обернулся къ старику-лакею съ какимъ-то вопросомъ, то настолько изумился злорадству, написанному на лиц Захера, что забылъ свой вопросъ.

— Я ихъ сейчасъ вышвырну вонъ, вмст съ тобой. Я по закону наслдникъ! воскликнулъ онъ.

— Наслдникъ? Чей? пробурчалъ Захеръ за его спиной.— Дайте прежде умереть…

— Что ты бормочешь, безумный! обернулся баронъ останавливаясь.

— Пожалуйте… иронически настойчиво отозвался Захеръ, протягивая руку къ крыльцу.

Быстро поднялись они оба по парадной лстниц я, пройдя нсколько горницъ, вошли въ кабинетъ, а затмъ въ угловую горницу.

У окна на кресл, гд всегда сиживалъ покойный графъ Зарцкій, сидлъ теперь съ книгой въ рукахъ… онъ же!..

Лоренцъ вскрикнулъ, попятился и, какъ малый ребенокъ, прячется за няню, ухватился за Захера, выдвигая его и какъ бы загораживаясь имъ отъ привиднья.

‘Онъ’ поднялъ глаза и сурово, холодно поглядлъ на вошедшихъ.

— Полноте… глупить! паясничать! выговорилъ онъ строго.— Не изображайте испуга какъ бы при вид воскресшаго мертвеца. Подойдите и объясните мн всю преступную комедію, которую вы разыграли въ мое отсутствіе изъ замка.

Баронъ оцпенлъ и стоялъ какъ истуканъ. Если страхъ. прошелъ въ немъ, то несказанное изумленье связало его члены, сковывало языкъ.

Лоренцъ глядлъ на ‘него’ не спуская глазъ и чувствовалъ, что разсудокъ въ немъ помутился.

— Подойдите, вымолвилъ тотъ холодно, но мягче.— Садитесь и объясняйтесь.

VII.

Лоренцъ машинально подвинулся впередъ, не отрывая взгляда отъ лица сидвшаго передъ нимъ пришельца съ того свта и, не сознавая вполн, что онъ длаетъ, опустился на стулъ противъ него. Захеръ сталъ невдалек отъ нихъ.

— Ну-съ, извольте мн разсказывать, кого или что хоронили вы со всми подобающими почестями. Слугу умершаго, чурбанъ или просто пустой гробъ зарыли вы въ монастыр?.. отвчайте же…

Лоренцъ хотлъ было заговорить, но слова не сходили съ языка. Наконецъ онъ вымолвилъ какъ бы самъ себ:

— Не понимаю… ничего… Ничего…

— И я не понимаю. Даже не знаю, какъ могло произойти подобное лицедйство. Вотъ, Захеръ разсказалъ мн все, когда я возвратился изъ моего путешествія. Но все мною слышанное отъ него, признаюсь, кажется совершенно невроятнымъ… Это неслыханная дерзость!.. И безсмысленная! Безцльная! Цли нтъ…

Охотскій перевелъ глаза на Захера и увидлъ на лиц камердинера такую злорадную и презрительную усмшку, что страхъ сразу смнился въ немъ гнвомъ. Смущенье прошло, онъ какъ бы встрепенулся вдругъ и стряхнулъ съ себя свое оцпенніе.

‘Тутъ что-то есть’, подумалъ онъ. ‘Но не дьявольское навожденье, а что-то боле загадочное, боле хитрое и ловкое… Тутъ человческихъ, а не дьявольскихъ рукъ ухищренье’.

И приглядвшись пристальне и спокойне къ сидвшему передъ нимъ графу Зарцкому, онъ внимательно разглядлъ всю его фигуру и все лицо.

Тотъ замтно похудлъ, глаза его стали больше и будто темне… Руки меньше и бле… Въ плечахъ онъ съузился. А голосъ его? Голосъ положительно не тотъ… Не голосъ дяди графа…

Слишкомъ былъ смлъ и дерзокъ Лоренцъ, чтобы тотчасъ не освободиться совсмъ отъ очарованія первыхъ мгновеній.

‘Да наконецъ же… я видлъ его въ гробу… Его разложившійся трупъ! А тотъ, который явился ночью и душилъ меня? Хотлъ задушить на смерть и почему-то бросилъ. Это обманъ, подлогъ’! внутренно воскликнулъ Лоренцъ. ‘Я не поддамся!.. Я разъясню все это навожденье’.

И мысленно разсуждая, Охотскій не спускалъ глазъ съ лица сидвшаго предъ нимъ старика. Но затмъ, когда онъ вдругъ перевелъ взоръ на стоявшаго съ боку камердинера, вся фигура и лицо Захера поразили его.

Захеръ стоялъ, заложивъ руки за спину, слегка понуривъ голову и глубоко задумавшись. На лиц его ясно и отчетливо сказывалась глубокая грусть…

Это было то же самое выраженіе, то же чувство, которое Лоренцъ видлъ на лиц старика въ первый день смерти, любимаго имъ барина.

‘Захеръ груститъ по дяд’! подумалъ Охотскій. ‘Да. Это не онъ! Это другой! Тотъ умеръ. Но кто же это’? повторялъ про себя Лоренцъ. И уже бодре, отчасти даже весело, онъ обернулся къ сидвшему передъ нимъ старику.

— Кто вы? Скажите… Разъясните мн эту невроятную загадку, произнесъ Охотскій ршительно и вызывающе.— Кто вы?..

— Что это… Глупость или дерзость? отозвался тотъ спокойно.

— Я спрашиваю: кто вы? снова вызывающимъ голосомъ выговорилъ Лоренцъ.— Вы говорите, я разыгралъ преступную комедію, похоронивъ дядю… Я начинаю думать, что дйствительно произошло преступленіе въ стнахъ этого замка, на отчасти загадочное… Разъяснить все это будетъ, однако, не очень трудно… Надо отрыть трупъ дяди, пока трупъ не разложился вполн, и засвидтельствовать, что онъ мертвъ… А вы?.. Кто вы? Откуда?.. Не забудьте, что дядя умеръ съ признаками насильственной смерти. Вспомните тоже, что благодаря моему ребяческому малодушію, бабьему обмороку отъ суеврнаго страха, я тоже едва не былъ задушенъ. И задушенъ вдь… Лоренцъ запнулся было на мгновенье, но вдругъ прибавилъ ршительно:— вами…

Наступило молчаніе, такъ какъ старикъ не отвчалъ ни слова, а Захеръ, снова придя въ себя, снова угрюмо и злобно оглядывалъ обоихъ сидящихъ предъ нимъ.

— Что это за дерзкая игра?.. выговорилъ наконецъ тотъ.— Вмсто объясненья вашихъ преступныхъ, по истин невроятныхъ поступковъ, вы что-то сочиняете… Вы наконецъ говорите мн въ лицо, что я умеръ… Что вы, безумный, сумасшедшій?…

— Надо отрыть тло дяди, грозно вымолвилъ баронъ.— И тогда…

— Не безпокойтесь. Мною уже послана жалоба на васъ въ городъ… Врояно завтра же явятся сюда власти мной вызванныя и приступятъ къ разъясненію всей этой невроятной махинаціи. И прежде всего, по моей просьб, выроютъ гробъ, въ которомъ вы кого-то или что-то похоронили. А теперь я объявляю вамъ, что вы можете удалиться. Вы должны быть въ замк до прізда суда. Васъ не выпустятъ! Но я не желаю, чтобы вы показывались мн на глаза. Посл разъясненья всего — вы отправитесь куда хотите. Вы покинете мой замокъ навсегда… если… Если васъ не возьмутъ и не заключатъ въ тюрьму за ваши преступныя дйствія.

Лоренцъ быстро всталъ и хотлъ выйти, но вдругъ, осненный внезапною мыслью, остановился и вымолвилъ:

— Слушаю-съ… Я останусь здсь въ ожиданіи суда и разъясненія… Но позвольте мн теперь же спросить у васъ только одно… Дйствительно, произошло нчто преступное. Я вижу и врю, конечно, что вы живы. Но вы гнваетесь на меня?.. Хотя я ни въ чемъ не виновенъ… Простирается ли вашъ гнвъ до того, что вы захотите мстить мн, наказать меня?.. Однимъ словомъ, я хочу узнать… та сумма денегъ, которую я отвезъ въ Кіевъ на храненіе по вашему указу полгода тому назадъ и которую вы общали мн со временемъ подарить, если вы будете довольны мною въ продолженіе года… Что съ ней будетъ?

— Я объ этомъ подумаю… Не знаю… нершительно отозвался старикъ.

— Теперь вы это отнимете у меня?.. Эта сумма для васъ не иметъ никакого значенія, а для меня, человка неимущаго, это очень большое состоянье. Лишите ли вы меня этого?..

— Не знаю.

— Вы помните по крайней мр ваше общаніе, помните что говорили?.. Или вы отказыватесь теперь отъ вашего честнаго слова? Свидтелей вдь не было, улыбнулся Лоренцъ,— вы можете отказаться теперь…

— Нтъ, не отказываюсь… Но вдь было сказано, если и буду доволенъ вами… а разв теперь…

— Понимаю… Вы хотите отомстить… Вы обвиняете меня въ томъ, въ чемъ я столько-же виновенъ, какъ и вс обитатели замка, видвшіе васъ въ гробу. Вы не отдадите мн этихъ денегъ?..

— Хорошо. Согласенъ. Он будутъ ваши…

— Благодарю. Помните-ли вы сколько тамъ?..

— Нтъ… плохо помню… Кажется что… нтъ, не помню.

— Тамъ сто тысячъ… Помните-ли вы у кого он на сохраненіи и какія условія поставлены по вашему приказанію для полученія ихъ обратно? Все это пустяки, но пожелаете-ли вы все это исполнить теперь, при недовольств мной? Согласны-ли вы будете?

— Да. Помню все. Согласенъ. На все… Но вы посл слдствія покинете замокъ и никогда не покажетесь мн на глаза.

— Въ такомъ случа напишите мн письмо къ стряпчему для полученія этихъ денегъ… Вы помните его имя и званіе.

— Не помню хорошенько…

Наступила пауза… Старикъ, говорившій все время съ опущенными глазами, поднялъ взглядъ на Охотскаго.

Лоренцъ улыбался дерзко и насмшливо.

— Изволите-ли видть, вдругъ выговорилъ онъ рзко, уже другимъ голосомъ и свысока,— трудно вспомнить то, чего никогда не говорилъ и не длалъ. А еще мудрене помнить или знать то, что длалъ или не длалъ другой. Никакихъ денегъ я по указу покойнаго дядюшки въ Кіевъ не возилъ и никакихъ денегъ онъ мн не общалъ… Я это выдумалъ сейчасъ. Вотъ на этомъ, то есть на такихъ вещахъ, я и осную мои доказательства суду, что вы — не вы… Я занимался всми длами по замку Чамборъ два года… Вотъ я и буду просить у васъ отчета въ томъ, что вы изволили мн приказывать и что я исполнялъ… Да кром того… уже разсмялся Лоренцъ,— я попрошу разслдовать основательно, кто задушилъ дядю и душилъ меня…

VIII.

Лоренцъ вышелъ изъ кабинета, прошелъ во дворъ и съ наслажденьемъ сталъ дышать свжимъ воздухомъ. Волненье я тревога снова овладли имъ.

‘Странное, поразительное сходство’, думалъ онъ. ‘Но это не онъ!.. Мертвецы не приходятъ обратно… Но кто-же это? Какъ разгадать загадку… Кто разгадаетъ?’

И вдругъ Лоренцъ почти вскричалъ:

— Захеръ! Захеръ знаетъ все…

Подумавъ нсколько минутъ, Охотскій пришелъ къ полному убжденію, что старикъ-камердинеръ непремнно знаетъ — и онъ одинъ — тайную пружину этого невроятнаго приключенія.

‘Онъ мн мститъ за то, что я приказалъ ему покинуть замокъ. Но вдь я отвчалъ этимъ на возмутительное его обвиненіе меня въ смерти дяди. А если онъ былъ задушенъ… то кмъ-же, если не этимъ двойникомъ, который и меня пробовалъ душить?.. Когда Захеръ обвинялъ меня, онъ стало быть не зналъ о существованіи… этого загадочнаго двойника… Или они вмст совершили преступленіе и хотли взвалить на меня… Отдлаться за-разъ отъ двухъ человкъ, чтобы, остаться хозяевами въ замк!.. А слезы, отчаяніе Захера при смерти дяди? Это что-же?.. Это была не игра. Онъ ходилъ, убитый горемъ и только оживлялся при взгляд на меня, полномъ злобы и ненависти… Нтъ, онъ не могъ быть участникомъ преступленія. Боже мой! Голова кругомъ идетъ. Все путается… Это истинное дьявольское навожденье!’

Какое-то внутреннее чувство подсказывало барону итти тотчасъ-же прямо къ Захеру и кротко объясниться съ нимъ, попросить у него извиненія, примириться съ нимъ и умолять, его объяснить все это невроятное приключеніе.

Но прирожденная гордость Лоренца не допустила его итти первому на мировую съ простымъ слугой, съ лакеемъ.

Почти весь замокъ перебралъ баронъ Охотскій, призывая и разспрашивая всхъ людей, какъ произошло загадочное приключеніе, какимъ образомъ умершій и похороненный графъ оказался якобы живъ.

И баронъ узналъ, что на утро посл похоронъ всмъ обитателямъ было объявлено Захеромъ о происшедшемъ въ замк неслыханномъ приключеніи. Въ преступномъ и дерзкомъ дяніи обвиняли конечно его, барона. По словамъ Захера, графъ, не сказавшись никому, выхалъ вдругъ ночью изъ замка посл нсколькихъ лтъ безотлучнаго пребыванія. Этимъ отсутствіемъ и воспользовался баронъ, чтобы объявить его умершимъ и похоронить кого-то вмсто него.

— Съ ума вы сходите! восклицалъ Лоренцъ.— Да разв вы вс не видли графа мертвымъ? Разв вы не прощались съ нимъ, не видли его въ гробу? Разв самъ Захеръ не рыдалъ какъ ребенокъ, цлыя сутки не отходя отъ тла ни на шагъ?

Вс обитатели замка по-очереди соглашались съ барономъ, что дло крайне загадочно, невроятно, странно. Они видли вс покойника въ гробу, но такъ какъ предъ тмъ они долго не видали его, недопускаемые къ нему, то почти не могли признать черноватое лицо мертвеца за лицо ихъ владльца. Этотъ-же ‘ныншній’ графъ дйствительно очень похожъ на ‘прежняго’, но ‘что-то’ есть въ немъ ‘особенное’. Они вс только разъ были допущены къ нему, вс вмст и вечеромъ… Графъ объяснилъ имъ дерзкое дяніе, жертвой котораго былъ онъ, и общалъ, что власти разсудятъ все дло и накажутъ виновнаго… Имъ показалось всмъ, что графъ измнился. Голосъ у него былъ другой, даже ростомъ онъ какъ будто сталъ меньше… А главное, что замтили вс, была новая манера его говорить съ людьми. ‘Тотъ’ графъ говорилъ всегда свысока, держался величественно, а ‘этотъ’ объяснялся просто, не важно, добродушно.

— Совсмъ другой сталъ! ршили вс они, когда вернулись къ себ.

Изо всхъ людей, опрошенныхъ Лоренцомъ только одинъ, по имени Богданъ, сообщилъ ему наивно нчто, что было лучемъ свта во тьм, но конечно только для барона.

Этотъ человкъ, крайне глупый, почти дуракъ, но добрый и усердный, служившій въ замк въ качеств помощника буфетчика, разсказалъ барону нчто, конечно не имвшее, по его мннію, никакого соотношенія къ загадочному приключенію.

На вопросъ барона, помнитъ ли онъ какъ Захеръ рыдалъ и убивался надъ трупомъ барина, Богданъ отозвался, что господинъ Захеръ и теперь горюетъ и часто плачетъ.

— Какъ и теперь? воскликнулъ баронъ.— Ты почемъ знаешь?

— Я прислуживаю ему и постоянно бываю въ его горницахъ. Онъ при мн не стсняется потому, что я, какъ вамъ извстно, дуракъ. Я ничего не понимаю…

— Ну, ты вовсе не такъ глупъ! сказалъ баронъ. ‘Плохой тотъ дуракъ, который понимаетъ, что онъ дуракъ’, невольно подумалъ Охотскій и прибавилъ:— Почему же ты полагаешь, что Захеръ и теперь горюетъ, плачетъ?..

— Я часто вижу какъ онъ сидитъ, вздыхаетъ и слезы утираетъ… Разъ я его спросилъ, объ чемъ онъ плачетъ. Онъ сказалъ мн сердито: ‘Вамъ, скотамъ неблагодарнымъ, все ни по чемъ… А у меня сердце есть. Что мн теперь жить! Мн тоже умирать пора…’

— Тоже? воскликнулъ Лоренцъ.— Онъ сказалъ это слово? Ты хорошо помнишь?

— Какое слово?

— Тоже…

— Онъ, стало быть, посл графа жить не хочетъ, потому что…

— Такъ по твоему этотъ графъ не тотъ? Это другой?

— Какъ другой?.. глупо отозвался Богданъ.— Вс говорятъ вдь, что графъ никогда не помиралъ… А вотъ только господинъ Захеръ считаетъ, что графъ померъ, а этотъ тоже графъ, да не его…

— Какъ не его?.. нетерпливо, горя какъ на угольяхъ, спросилъ баронъ.

— Не знаю… Такъ онъ мн сказалъ.

— Теб сказалъ? Какъ онъ сказалъ? Какими словами?

— Сказалъ: ‘Онъ графъ, да не мой’.

Лоренцъ пересталъ разспрашивать Богдана, замолчалъ и задумался, но буфетчикъ самъ продолжалъ что-то разсказывать, къ чему Лоренцъ разсянно прислушивался. Наконецъ, онъ явственно разслышалъ заключеніе рчи лакея:

— Какъ же привыкнувши эдакъ кушать, да вдругъ перестать. Непремнно помретъ и скоро помретъ.

— Кто помретъ? спросилъ Лоренцъ, придя въ себя.

— А господинъ Захеръ.

— Почему?

— Съ голоду.

— Что ты врешь! Какъ съ голоду?

— Врьте, баронъ. Я хоть и дуракъ, но это понимаю. Если завтра мн перестанутъ давать пить и сть, вдь я непремнно помру.

— Да разв Захеръ, ничего не стъ?

— стъ, но мало. Со всми людьми обдаетъ и ужинаетъ какъ и прежде, но отдльныхъ обдовъ и ужиновъ съ барскаго стола я уже больше ему въ горницу не ношу. Какъ же посл долгой привычки кушать все вдвое, да вдругъ довольствоваться людскимъ столомъ?

— Объяснись! Я не понимаю! вскрикнулъ баронъ, у котораго сердце встрепенулось.

Богданъ подробно объяснилъ, что онъ со дня поступленія на службу въ замокъ, уже лтъ съ пять, ежедневно носилъ въ горницу Захера вс блюда съ барскаго стола: завтраки, обды и ужины.

— И все это съдалъ Захеръ?

— Да-съ.

— И вмст съ тмъ лъ и съ людьми?

— Да-съ. Удивительно много лъ… Мы вс всегда дивились. Снесу я ему цлый обдъ, онъ състъ, а тамъ черезъ часъ времени идетъ съ нами стъ… А вдь какой худой!

— При теб онъ лъ?.. При теб съдалъ барскій обдъ?

— Нтъ-съ. Почему же… Я уходилъ и приходилъ потомъ за посудой. Вотъ за людскимъ столомъ онъ при мн и при всхъ лъ.

— А графъ зналъ или нтъ про отпускъ кушаній Захеру съ его стола?

— Конечно зналъ-съ. Какъ же было не знать… Онъ самъ…

— Врно ли это?

— Врно-съ. Онъ самъ иногда накладывалъ много кушанья, хорошаго, а г. Захеръ уносилъ къ неб и съдалъ.

Лоренцъ стоялъ, какъ пораженный той мыслью или тмъ предположеніемъ, которое сразу проникло въ его голову.

— Такъ! Такъ! выговорилъ онъ вслухъ.— Этотъ дуракъ окажется умне всхъ, полезне всхъ.

Богданъ разсмялся добродушно.

IX.

Заявленіе загадочной личности, выдававшей себя за графа Зарцкаго, что уже послана жалоба городскимъ властямъ, было не угрозой.

Черезъ нсколько часовъ по прізд барона Охотскаго, явилась цлая коммиссія чиновниковъ. Баронъ невольно смутился… Все кругомъ казалось ему страшнымъ сномъ и вдобавокъ безсмысленнымъ сномъ.

Очевидно онъ, и онъ одинъ, является подсудимымъ, обвиняемымъ въ преступленіи.

И въ какомъ? Въ чемъ онъ былъ виновенъ? Въ томъ, что похоронилъ умершаго человка и хотлъ наслдовать по его законному завщанію.

Дворъ наполнился экипажами. Господа властители и судьи уже были въ большой зал замка и ожидали выхода самого владльца для объясненій.

Баронъ Охотскій не зналъ, что ему длать: итти ли въ залу или оставаться у себя и ждать вызова… на судъ и расправу…

Онъ ршилъ ждать.

Дйствительно, чрезъ часъ посл прибытія слдственной коммиссіи, одинъ изъ служителей явился къ нему, прося его пожаловать въ гостиную по приглашенію господъ судей.

Лоренцъ двинулся въ парадныя комнаты и нашелъ въ гостиной семь городскихъ чиновниковъ.

Трое изъ нихъ сидли за столомъ, двое стояли около нихъ,а остальные двое были поодаль у окна.

Самого графа не было въ горниц.

Только одного изъ всхъ прізжихъ зналъ Лоренцъ въ лицо, встртивъ его у Праксина раза два. Охотскій внимательно присмотрлся къ его лицу. Что выражаетъ оно? Это была важно для соображеній.

Лицо и вся фигура этого чиновника, по фамиліи Бахмутскаго, а по происхожденію — еврея, изображало лишь одно веселое настроеніе. Его, очевидно, забавляло курьезное дло.

Бахмутскій оказался главнымъ въ этой присланной изъ города коммиссіи. Любезность и предупредительность, съ которыми онъ обратился къ барону, прося его ссть, ободрили Охотскаго.

— Я отряженъ его превосходительствомъ Викторомъ Павловичемъ Праксинымъ, разслдовать это странное приключеніе, сказалъ онъ.— Посланный отъ графа явился въ городъ чрезъ часъ посл вашего вызда. Господинъ Праксинъ посылалъ за вами нарочнаго догнать васъ и вернуть, чтобы лично переговорить съ вами. Но посланный не нагналъ васъ. Потрудитесь теперь изложить намъ, какимъ образомъ произошло все это странное приключеніе? Главное, позвольте узнать: согласитесь ли вы тотчасъ объяснить намъ откровенно, кто былъ похороненъ вмсто графа?

— Позвольте мн начать сначала, выговорилъ Охотскій и подробно сталъ разсказывать о кончин дяди, слдахъ насильственной смерти, а затмъ перешелъ и къ своимъ собственнымъ подозрніямъ. Разумется, онъ не забылъ разсказать и приключеніе съ нимъ ночью въ кабинет дяди, равно и показаніе Богдана.

Вс слушали его съ напряженнымъ вниманіемъ, но наконецъ одинъ изъ господъ судей вдругъ началъ смяться.

Вс обернулись на него.

— Что вы? спросилъ Бахмутскій.

— Извините. Не утерплъ. Господинъ баронъ такъ увлекательно и интересно разсказываетъ цлую исторію собственнаго измышленія, что я сначала дивился его способностямъ къ сочинительству, а затмъ ужъ невольно и разсмялся.

— Вы не врите? выговорилъ Охотскій.

— Ни слову. Извините: ни полслову. Да и какъ же поврить? Былъ графъ Зарцкій на свт, извстный на весь округъ, и есть теперь, вотъ тутъ рядомъ… Вы же, извините, самымъ отчаяннымъ, дерзкимъ образомъ разсказываете намъ нелпйшія небылицы въ лицахъ и увряете, что живой человкъ, сейчасъ съ нами говорившій — не живъ, а умеръ… и похороненъ… Согласитесь, что…

Чиновникъ не договорилъ и началъ снова смяться.

— Извините меня, господинъ… не имю чести знать вашего имени…

— Завадскій, секретарь прокурора… къ вашимъ услугамъ.

— Извините, господинъ Завадскій. Я не утверждаю, что, живой умеръ или мертвецъ живъ. Я утверждаю, что теперешній графъ… выдающій себя за графа-дядю и признанный за него прислугой замка — не дядя графъ Зарцкій, а иной, изумительно на него похожій человкъ, его двойникъ.

— А графъ умеръ и похороненъ вами?

— Да-съ.

— Откуда же взялся этотъ… ну, этотъ по вашему самозванецъ?

— Не знаю… Я только утверждаю, что…

— А! господинъ баронъ, это не объясненіе! вспыльчиво выговорилъ Завадскій.— Можно дерзко утверждать, что на неб не одна луна, а дв… И на предложеніе указать вторую луну — отвчать: ‘я не знаю, гд вторая… Я только утверждаю, что она есть’.

— Но позвольте, вспылилъ наконецъ и Охотскій,— что скажете вы, при открытіи гроба, когда вы найдете тло покойнаго графа? Положимъ, что за это время трупъ его вроятно усплъ сильно разложиться, но тмъ не мене, я надюсь, его можно будетъ узнать. Наконецъ… Стойте!… Стойте!.. вскрикнулъ вдругъ Лоренцъ.— Какое счастье! Я вспомнилъ… Дядя всегда всю жизнь носилъ большой перстень съ двумя крупными рубинами замчательной красоты.. Вс знали этотъ перстень… Я не ршился снять его съ пальца дяди и похоронилъ его съ нимъ… Спросите у людей, спросите у этого… выдающаго себя за дядю, человка, гд теперь его всмъ извстный перстень?..

— Онъ у него на рук, выговорилъ Бахмутскій.— Я его сейчасъ видлъ, ибо его нельзя не замтить…

— Не можетъ этого быть! воскликнулъ Охотскій.— Вы найдете его на тл, когда мы выроемъ гробъ. Если у него есть перстень, то это подражаніе тому, настоящему. Я его оставилъ на дяд…

— Изволите видть, заговорилъ Бахмутскій.— Мн кажется, что мы напрасно тратимъ слова. Пойдемте вс на отдыхъ. А завтра утромъ отправимтесь въ монастырь и тамъ при вскрытіи гроба — все и объяснится. Трупъ не могъ за все это время такъ измниться, чтобы прислуга не признала, въ немъ хотя бы малое сходство съ графомъ. Если найдетсятакое сходство — останется ршить вопросъ… И самый мудреный вопросъ!.. Который изъ двухъ графовъ подлинный графъ Зарцкій? Если есть двойникъ, то который изъ нихъ оригиналъ и который копія?

— Врне сказать: поддлка! вымолвилъ Охотскій.

— Завтра ршится въ монастыр первый вопросъ: естьли между двумя людьми, живымъ и мертвымъ, такое поразительное сходство, какъ вы утверждаете, или же нтъ ни малйшаго. Люди, правда, увряютъ, что видли мертвеца, похожаго на графа, но вдь они не видали самого его три мсяца до его смерти.

— Не забудьте, господинъ баронъ, заговорилъ Завадскій,— что самъ графъ настаиваетъ на вырытіи тла. Онъ самъ началъ это дло, увряя, что гробъ или пустъ или въ немъ, бревно, чурбанъ, а не трупъ.

— А мертвое тло, которое видли вс люди замка? Что жъ,оно было поддльное? воскликнулъ Охотскій.— Вдь вс они прощались съ дядей… Три дня они видли его, какъ и я…. Это все шутка! Загадочная, невроятная, безобразная… Но все-таки, право, шутка.

— До завтра, господа. Пора на отдыхъ, сказалъ Бахмутскій.— А завтра утромъ кой-что разъяснится. Я, признаюсь, врю господину барону… Во всемъ этомъ дл нтъ преступленія, а есть какая-то загадка. Авось мы съумемъ оправдать довріе Виктора Павловича и распутать дло.

X.

На другой же день около полудня, посл быстрой зды, вся коммиссія вмст съ барономъ Охотскимъ была уже въ монастыр. Человкъ десять изъ прислуги были привезены тоже.

Лоренцъ былъ спокоенъ всю дорогу, слегка насмшливо озирался на господъ судей и думалъ:

‘Сейчасъ дло покажется вамъ гораздо мудрене, нежели вы думаете. Окажется, что есть два графа Зарцкихъ. Одинъ живой, а другой мертвый. Но я докажу, что настоящій въ гробу, а въ замк его двойникъ и Богъ всть кто…’

Тотчасъ по прізд было приступлено, въ присутствіи всхъ монаховъ и игумена, къ разрытію еще свжей могилы, и скоро гробъ былъ снова вынутъ изъ ямы.

Крышку подняли и вс присутствовавшіе ахнули въ одинъ голосъ… Но сильне всхъ вскрикнулъ баронъ Охотскій. Въ гробу была большая колода… чурбанъ.

Посл паузы отъ неожиданнаго и невроятнаго приключенія, кто-то вымолвилъ:

— Славно! И ‘это’ отпвали… Стало быть кощунствовали, насмялись даже надъ религіей.

Говорилъ это Завадскій, не обращаясь ни къ кому.

Лоренцъ стоялъ какъ пораженный громомъ.

— Что скажете, баронъ? обратился къ нему Бахмутскій. Лоренцъ молчалъ.

— Я не понимаю одного и сомнваюсь, продолжалъ тотъ.— И сомнніе мое, баронъ, въ вашу пользу… Зачмъ вы требовали открытія гроба… Графъ могъ требовать, но вы…

— Очень просто… заговорилъ презрительно Завадскій.— Онъ надялся, что мы не подемъ и ничего не будетъ… Теперь-же онъ что-нибудь новое выдумаетъ…

— Я вспомнилъ одно… глухо выговорилъ Лоренцъ.— Передъ выносомъ тла изъ замка и выздомъ, кто-то безъ моего приказанія заколотилъ гробъ. Тогда я не обратилъ на это вниманія… Теперь я понимаю, что это было не даромъ. Это была неслыханная дерзость. И она удалась. Прикажи я тогда снять крышку до похоронъ, дерзость была-бы, конечно, раскрыта еще въ замк… Я все-таки буду требовать строгаго разслдованія дла… Это все невроятно…

— Извините, баронъ, вспыльчиво произнесъ Завадскій.— Все очень и очень просто. Невроятно одно — ваше нахальство! Гробъ пустъ, а графъ живехонекъ въ замк! А вы желаете, чтобы мы продолжали что-то разслдовать.

— Позвольте!.. воскликнулъ Лоренцъ.— Кого-же видли въ гробу вся прислуга замка и съхавшіеся гости? Они видли наконецъ если не дядю по вашему, то все таки видли мертвеца, а не чурбанъ.

— Такого мертвеца, котораго вамъ понадобилось потомъ спрятать! сказалъ Завадскій.

— Я ничего… ничего не понимаю… произнесъ разводя руками Бахмутскій.

— Мы сдлаемъ постановленіе, что гробъ пустъ, что было совершено кощунство, вымолвилъ Завадскій строго.— А затмъ вернемтесь въ замокъ, допросимъ всхъ людей. Надо послать тотчасъ гонцовъ въ городъ и просить пріхать для слдствія и дознанія всхъ тхъ, кто былъ на похоронахъ и былъ невольнымъ соучастникомъ кощунства…

— Да… И я заявляю… заговорилъ Лоренцъ,— я требую, чтобы строго былъ допрошенъ любимый камердинеръ дяди, Захеръ, о томъ куда двалось тло покойнаго. Я ду тотчасъ въ городъ и буду умолять господина Праксина прибыть лично въ Чамборъ для слдствія. Дло это слишкомъ серьезно и загадочно. Тутъ цлый рядъ преступленій и вс они взваливаются на меня.

— На кого-же, позвольте, намъ ихъ взваливать? вымолвилъ нетерпливо и Бахмутскій.

— Я ду къ господину Праксину…

— Извините, баронъ. Мы этого допустить не имемъ права, сказалъ Завадскій.— Вы можете ошибиться дорогой и прохать нечаянно въ Австрію. Вы послдуете за нами въ замокъ, а за господиномъ Праксинымъ, по вашему желанію, мы пошлемъ гонца.

Баронъ презрительно и злобно разсмялся и вымолвилъ:

— Извольте… Но стерегите теперь тоже и Захера съ самозваннымъ графомъ, чтобы они не бжали въ Австрію.

XI.

На другой же день главный начальникъ края былъ въ замк. Поспшность, съ которой онъ явился, была удивительна для чиновниковъ, но была совершенно понятна барону Охотскому.

Дло шло не о похороненномъ чурбан, а о судьб родной дочери, которая вдругъ, вслдствіе невроятнаго приключенія, переставала быть невстой богатаго человка.

‘Его превосходительство’ господинъ Праксинъ, котораго вс боялись, вс считали умнйшимъ и который сдлалъ блестящую карьеру благодаря своимъ рдкимъ способностямъ судьи и администратора — здсь въ Чамбор, тотчасъ показалъ себя.

Праксинъ привезъ съ собой еще четырехъ человкъ изъ своей канцеляріи и въ томъ числ одного маленькаго старичка, сденькаго, сгорбленнаго, молчаливаго, съ мышиными глазками. Этотъ старичекъ, родомъ хохолъ и по фамиліи Файко, былъ пожалуй извстне самого Праксина во всемъ округ.

Праксинъ прежде всего познакомился съ графомъ. Онъ уже зналъ по слухамъ все приключеніе въ общихъ чертахъ, и теперь, опросивъ Бахмутскаго и Завадскаго, строго сверкая глазами, гнвно отозвался:

— Вы не слдователи, вы мальчишки! Вы не дло длали, вы шалили, срамили себя и правительство. Я вамъ покажу, что такое слдствіе!

Въ зал за большимъ столомъ было открыто засданіе и начался снова допросъ. Только на этотъ разъ г. Завадскій уже отсутствовалъ, отосланный намстникомъ въ городъ съ тайнымъ порученіемъ. Первымъ попросили явиться самого владльца. Посланный чиновникъ вернулся и доложилъ, что графъ не желаетъ итти на допросъ, который считаетъ для себя унизительнымъ и совершенно излишнимъ.

— Въ такомъ случа, холодно произнесъ Праксинъ, — я тотчасъ опишу все въ замк, а его отправлю въ городъ и заключу подъ стражу, впредь до выясненія всего дла. Подите и скажите это ему.

Черезъ нсколько минутъ старикъ явился и услся на показанное ему Праксинымъ кресло. Вс чиновники ожидали увидть владльца замка гнвнымъ и увидли человка сильно смущеннаго.

— Извольте меня выслушать внимательно, господинъ… имени, отчества и фамиліи вашей не знаю… строго, рзко и громогласно заговорилъ Праксинъ.— Вы изволите выдавать себя за покойнаго графа… Господинъ баронъ Охотскій говоритъ, что дядя его скончался, что онъ видлъ его мертвымъ въ гробу еще за часъ или два до выноса тла изъ замка. Я врю господину барону. Слдовательно, мн надлежитъ теперь доказать господамъ чиновникамъ и вамъ самому, что вы не графъ Зарцкій, а нкто чрезвычайно на него похожій. Вотъ я и постараюсь это сдлать.

Прежде всего Праксинъ вызвалъ всхъ людей по-очереди и спросилъ ихъ, видли-ли они графа или вообще мертвеца въ гробу, похожаго на ихъ графа.

Вс люди по-очереди подтвердили все, что говорили Охотскому. Они видли мертвымъ своего графа или кого-то очень на него похожаго. Въ ныншнемъ граф они находятъ вс что-то другое, чего прежде никогда не замчали, чего въ томъ граф не было… ростъ, худоба, другой голосъ, мягкость въ обращеніи…

Затмъ былъ позванъ причетникъ, читавшій у гроба послднимъ, предъ выносомъ.

— Вы не отлучались отъ гроба до самой минуты выноса? спросилъ его Праксинъ.

— Нтъ-съ. Всю половину ночи я читалъ, и до самаго выноса, отвчалъ тотъ.

— Когда баронъ приходилъ на зар и смотрлъ покойника — вы были въ зал?

— Былъ-съ.

— И затмъ читали до тхъ поръ, пока не сошлись вс гости?

— Да-съ.

— Кто заколотилъ крышку гроба?

— Не знаю-съ.

— Какъ не знаете?.. Если вы не отлучались?..

Наступило молчаніе. Причетникъ стоялъ смущенный…

— Я васъ сейчасъ же за ложное показаніе отправлю въ острогъ. Или вы отлучались, или видли кто заколачивалъ гробъ… Ну-съ…

— Я отлучался… глухо проговорилъ причетникъ.— И когда я вернулся, крышка была уже на гробу.

— Сами-ли вы вышли, или васъ выслалъ кто-нибудь изъ залы? Отъ этого вашего отвта зависитъ ваша судьба: быть вамъ на свобод или не быть. Ну-съ?

— Самъ-съ…

— Вы лжете и я вамъ сейчасъ это докажу. А затмъ возьму подъ стражу! крикнулъ Праксинъ.

— Меня выслали… Приказали уйти… едва слышно проговорилъ причетникъ.

— Кто?

— Господинъ Захеръ.

— Когда, посл того что входилъ баронъ?

— Да-съ.

— Долго-ли вы отсутствовали?

— Около часу.

— Отчего вы не вернулись ране?

— Я вернулся, но…

— Говорите. Не губите себя…

— Двери были заперты…

— Довольно… Для меня ясно, что тло было вынуто и замнено чурбаномъ при участіи камердинера Захера.

Праксинъ вызвалъ старика дворецкаго и попросилъ его назвать того человка, который-бы за время всего происшествія умеръ или хотя-бы пропалъ безъ всти.

Дворецкій объяснилъ, что вс обитатели замка на лицо, никто не умиралъ и не исчезъ.

— Кто-же лежалъ въ гробу, если не графъ… Откуда достали другого мертвеца?

— Этого я не знаю-съ.

— Прекрасно. Теперь позовите сюда Захера.

Когда въ залу вошелъ камердинеръ, вс съ особеннымъ вниманіемъ обернулись на него. Захеръ былъ совершенно спокоенъ и даже дерзко и смло глянулъ на всхъ. Праксинъ холодно и твердо допросилъ его о мелочахъ происшествія и затмъ прибавилъ вдругъ:

— Скажите, Захеръ, зачмъ вы выслали причетника и заперли двери?

— Онъ лжетъ. Я этого не длалъ! спокойно выговорилъ Захеръ.

— Хорошо… Но я ему врю, а не вамъ… Вы закрыли гробъ и заколотили?

— Нтъ.

— Кто же?

— Не знаю-съ.

— Хорошо… вымолвилъ Праксинъ.— Прикажите созвать сюда за-разъ всхъ живущихъ въ замк до единаго человка…

Когда зала переполнилась народомъ, Праксинъ громко спросилъ:

— Кто заколачивалъ гробъ?

Общее молчаніе было отвтомъ.

— Стало быть, никто. Странно, что въ такомъ простомъ поступк никто не хочетъ сознаться… Такъ и положимъ, что крышку никто не принесъ и гробъ не заколачивалъ, что все это само сдлалось… Прекрасно… Теперь вы вс, обернулся Праксинъ къ прислуг,— подходите по-очереди сюда…

Люди двинулись вереницей.

— Становитесь предъ господиномъ графомъ… улыбнулся Праксинъ.— А вы, ваше сіятельство, извольте мн сказать, какъ имя вотъ этого человка?..

Старикъ смутился и глухо произнесъ:

— Не помню.

— Давно-ли ты въ замк на служб?.. обернулся Праксинъ къ дворовому.

— Семь лтъ, отозвался слуга.

— Ну, дале… Вотъ этотъ. Его имя, ваше сіятельство?..

— Не помню… было отвтомъ.— Я ихъ именъ хорошо никогда не зналъ. Я ихъ рдко видалъ…

— Прекрасно. Но изо всхъ-то вы, надюсь, можете назвать хоть десятокъ… Кто изъ васъ тутъ лтъ двадцать въ услуженіи? громко спросилъ Праксинъ.

— Я-съ! отозвался подходя одинъ изъ кучеровъ.— Я уже двадцать два года въ замк.

— Какъ его имя? спросилъ снова Праксинъ.

— Павелъ… тихо отозвался этотъ.

— Нтъ-съ Павелъ вотъ… А я Андрей…

— Выйдите сюда впередъ вс, кто боле десяти лтъ на служб, сказалъ Праксинъ.

Нсколько человкъ выдвинулись.

— Извольте мн назвать изъ нихъ по имени хотя-бы двухъ, сказалъ Праксинъ.

— Не желаю, глухо, но отчасти гнвно произнсъ старикъ.

— Не желаете… Это другое дло… разсмялся Праксинъ.— Но позвольте вамъ объяснить, что я лично пришелъ къ убжденію, что вы должны быть чрезвычайно похожи лицомъ на покойнаго графа, но что сами вы все-таки нкто иной. Вы со мной, конечно, несогласны?

— Ваше положеніе начальника края, отозвался тотъ,— заставляетъ меня поневол молчать, хотя вы и позволяете себ совершенно нелпыя выходки. Вмсто того, чтобы допрашивать господина Охотскаго и обвинять въ дерзкомъ поступк, обман и кощунств — вы длаете меня подсудимымъ. Во всякомъ случа, предъ закономъ и людьми я графъ Зарцкій, былъ, есть и буду. И ваши козни не приведутъ ни къ чему. Сдлать живого мертвымъ не въ вашей власти!

— Вотъ это мы увидимъ! строго и гнвно произнесъ Праксинъ.— Допросъ оконченъ, такъ какъ я не считаю нужнымъ добавить большее количество уликъ. Такъ, напримръ, показаніе служителя Богдана, относительно обдовъ и ужиновъ, которые онъ носилъ до дня смерти графа въ комнату Захера — говоритъ ясно, что кто-то жилъ тайно въ замк, скрываясь это всхъ. Теперь намъ остается только заняться осмотромъ всего замка. Не посчастливится-ли намъ найти трупъ графа зарытый гд-либо въ нижнихъ подвальныхъ помщеніяхъ замка. Если мы ничего не найдемъ, то, вернувшись въ городъ, я усердно займусь вопросомъ: кому была необходимость долго и тайно скрываться въ замк, кто и откуда могъ явиться въ качеств двойника покойнаго графа, не было ли у графа Зарцкаго — родственника преступника, скрывавшагося во избжаніе кары закона. Прикажите отрядить десятокъ людей съ лопатами, приказалъ Праксинъ, обращаясь къ Бахмутскому.— Двинемтесь внизъ для подробнаго осмотра всего замка…

Вс поднялись съ мстъ, но въ эту минуту Праксинъ обернулся къ загадочной личности и вымолвилъ по-нмецки:

— Если мы найдемъ трупъ графа — вы пойдете въ каторгу. Если вы сознаетесь сейчасъ добровольно во всемъ — я выхлопочу вамъ помилованіе. Ну-съ?

Старикъ молчалъ.

— Вы меня поняли? спросилъ Праскинъ по-русски. Нтъ.

— Вы не говорите по-нмецки?

— Нтъ.

— Баронъ? обернулся Праксинъ вопросительно.— Вы слышите?

— Я заявляю, ссылаясь на двухъ людей помимо Захера, заговорилъ громко Охотскій, — что дядя отлично говорилъ по-нмецки, что мы часто по вечерамъ бесдовали и читали книги на этомъ язык. Андрей, обернулся баронъ въ старику-кучеру,— скажи, что знаешь…

— Точно такъ-съ, выступилъ кучеръ изъ толпы служителей.— Я немного маракую по-нмецки и графъ, случалось, со мной ради шутки заговаривалъ.

— Угодно ли вамъ со мной заговорить на этомъ язык? началъ Праксинъ снова по-нмецки, обращаясь къ старику.

Тотъ угрюмо и злобно молчалъ.

— Вы не знаете ни слова! произнесъ по-русски Праксинъ.— Вотъ еще одно лишнее случайное доказательство, что вы не графъ Зарцкій.

Старикъ упорно молчалъ и холодно глядлъ на всхъ, какъ еслибы дло шло не о немъ.

XII.

Власти въ полномъ состав, при помощи всхъ служителей замка, до самыхъ сумерекъ обшаривали весь Чамборъ, подробно оглядывали каждую горницу, стны ея, полы, печи и вообще изслдуя всякій уголокъ. Замокъ былъ очень обширенъ и пришлось отложить дло до слдующаго дня. За этотъ разъ успли освидтельствовать лишь одну треть всего замка.

Вечеръ и часть ночи, когда повсюду вс уже спали, въ горниц отведенной намстнику края долго горлъ огонь. У Праксина сидлъ баронъ и оба они обсуждали невроятное приключеніе, разстроившее вс ихъ планы и надежды.

— Въ томъ, что это не графъ — для меня нтъ конечно ни малйшаго сомннія, такъ же какъ и для васъ, говорилъ Праксинъ.— Но вотъ что ужасно, что онъ правъ! Правъ передъ закономъ. Пока не найдено и не признано всми тло трафа или не сознался во всемъ Захеръ, до тхъ поръ самозванецъ — графъ Зарцкій предъ закономъ, а умеръ кто-то другой, походившій лицомъ на него и вдобавокъ скрытый посл смерти.

— Стало быть, говорилъ баронъ Охотскій,— я принужденъ уступить свои права на состояніе и на все проходимцу, Богъ всть кому! Долженъ потерять все счастье жизни. Покориться какой-то неизвстной личности, не имющей никакихъ правъ на наслдство, а имющей только сходство съ дядей въ чертахъ лица.

— Вроятно, что онъ графу не чужой. Родственникъ или даже побочный братъ. Иначе откуда же быть такому сходству, которое всхъ вводитъ въ обманъ…

— Но вдь завщаніе въ мою пользу! воскликнулъ Лоренцъ.

— Что длать!.. Все такъ произошло, что слдствіе, доказавъ намъ всмъ, что онъ самозванецъ, ни къ какому результату не приведетъ. Онъ останется до своей смерти графомъ Зарцкимъ.

— Но вдь это ужасно!.. снова отчаянно воскликнулъ баронъ.

— Да.

— Мн кажется, что я убилъ бы его, еслибъ…

— Еслибъ могли?..

— Да, еслибъ это было возможно…

— Но оно невозможно, потому что вы не способны на такое дло!.. холодно сказалъ Праксинъ.

— Онъ же убилъ дядю, задушилъ… И меня хотлъ задушить… Но Захеръ!.. Захеръ! Онъ тоже загадка. Вдь онъ оплакивалъ дядю непритворно… Неужели же и онъ участникъ убійства?

— Никогда! вымолвилъ Праксинъ.— Вотъ какъ дло произошло по моему мннію. Этотъ двойникъ давно жилъ въ Чамбор, никому никогда не показываясь. По всей вроятности, надъ нимъ тяготло огромное, страшное преступленіе. Захеръ одинъ зналъ объ его присутствіи въ замк и даже лично передавалъ ему пищу, которую посылалъ графъ или приносилъ Богданъ. Затмъ, когда Захеръ первый нашелъ графа задушеннымъ, онъ заподозрилъ васъ, а не этого… двойника… Вы, возмущенные подозрніемъ, обошлись съ нимъ жестоко, приказали немедленно покинуть замокъ… Захеръ вамъ отвчалъ мщеньемъ, скрывъ тло графа и признавъ за. графа этого же двойника…

— Но какъ же, искренно и сильно любя дядю, онъ примирился съ его убійцей?.. Вдь это невроятно!

— Быть можетъ, замтилъ Праксинъ,— онъ думаетъ и теперь, что вы убійца ради наслдства. Вы съ нимъ не объяснились… кротко, ласково… чистосердечно…

— Нтъ. Я съ нимъ почти совсмъ не говорилъ ни слова.

— Это была огромная ошибка, надо было поклясться Захеру, что не вы убійца.

— Завтра же я это сдлаю…

— Немного поздно… Захеру придется сознаваться въ сокрытіи тла, въ кощунств. Онъ побоится отвтственности предъ закономъ.

— Все-таки я попробую… завтра же утромъ пойду къ нему, общаю ему большія деньги и буду умолять раскрыть всю эту ужасную тайну. Я надюсь на успхъ.

— Давай Богъ, заключилъ рчь Праксинъ.— А теперь пора спать…

На утро рано весь замокъ былъ на ногахъ и баронъ Охотскій проснулся отъ шума, ходьбы и голосовъ.

Первая мысль барона была взглянуть на часы, такъ какъ ему показалось, что все въ замк поднялось ране обыкновеннаго. Дйствительно, было еще только часовъ семь утра… Баронъ хотлъ снова лечь и заснуть, но затмъ передумалъ и вымолвилъ вслухъ:

— Не надо времени терять. Пойду прямо къ Захеру, и къ тому времени какъ встанетъ Праксинъ, будетъ авось что-нибудь новое и хорошее.

Баронъ быстро одлся и вышелъ изъ своей комнаты. Шумъ и бготня во всемъ замк, совершенно необычайные, удивили его. Едва онъ сдлалъ нсколько шаговъ, какъ навстрчу ему попался глупый Богданъ, бжавшій изо всей мочи.

— Что ты? Куда? удивился баронъ.— Что за суетня везд?

— Ничего не дйствуетъ!.. воскликнулъ Богданъ.

— Что?

— Ничего не помогаетъ. Ужъ бросили…

— Что бросили?

— Да все бросили. Чего не перепробовали… Совсмъ конецъ! Мертвый совсмъ.

— Кто мертвый? вскрикнулъ Лоренцъ.

— Онъ…

— Кто онъ?

— Какъ кто? Онъ же…

— Графъ померъ… Праксинъ что ли?

— Нешто и графъ тоже померъ? ахнулъ Богданъ.

Лоренцъ ухватилъ глупаго буфетчика за горло и крикнулъ вн себя:

— Говори, кто померъ, разбойникъ? Кому вы помогали?..

— Да господину же Захеру.

— Захеръ? Захеръ умеръ?!

— Повсился… Я думалъ вы знаете…

Лоренцъ бросилъ Богдана и пустился бгомъ въ ту часть замка, откуда слышались шумъ и гулъ голосовъ.

Въ горниц, гд жилъ Захеръ, была толпа народу. Здсь же былъ и Бахмутскій полуодтый, а съ нимъ подъячій Файко.

На диван лежалъ протянувшись Захеръ безъ признаковъ жизни, съ багровымъ лицомъ и слегка высунутымъ языкомъ.

— Что это? воскликнулъ баронъ.

— Мертвъ, отозвался Бахмутскій.

— Повсился?

— Да. Вислъ. Вотъ на гвозд у кровати. Люди его сняли еще теплымъ изъ петли. Возились… Думали оттереть, но видно нельзя. Поздно.

— Уже утромъ повсили! отозвался Файко.— Недавно…

— Повсили? спросилъ баронъ.

— Да-съ. Я такъ полагаю… Вотъ пожалуетъ Викторъ Павловичъ. Самъ ршитъ. А я въ этихъ длахъ тоже кой-что смыслю.

— Онъ не самъ повсился. А его повсили, по мннію г. Файко, сказалъ Бахмутскій.— Хоть онъ и вислъ на гвозд, но на немъ слды чьи-то… Слды борьбы съ другимъ. Руки исцарапаны, голова пробита… Да и ножка у кровати сломана… Вонъ посуда разбита… Ничего не поймешь! Чертовщина творится въ этомъ замк. Тутъ даже жить и спать страшно… прибавилъ Бахмутскій смясь.

— Что такое? раздался голосъ Праксина.— Захеръ мертвый?

— Точно такъ-съ! Извольте посмотрть… заговорилъ Файко.— Извольте тоже замтить, что повситься на этомъ гвозд самому нельзя. И вотъ почему…

И Файко подробно и толково сталъ объяснять Праксину все дло, какъ онъ понималъ. Когда онъ кончилъ, Праксинъ выговорилъ тихо:

— Совершенно врно. Онъ задушенъ, а затмъ повшенъ. Ну-съ. А кто его уходилъ по вашему мннію?

Файко улыбнулся двусмысленно.

— Кому понадобилось избавиться отъ Захера? продолжалъ Праксинъ.— Кто убійца?

— Да-съ, отозвался Файко.— Все это понятно, и доказать это, конечно, совершенно…

— Будетъ невозможно, перебилъ Праксинъ, какъ бы продолжая рчь.

— Нтъ-съ. Можетъ быть даже совершенно легко.

— Какъ?

— Больно шибко тутъ двое дрались. Если на тл Захера такіе синяки, то и на немъ, на томъ… тоже окажется не мало колотушекъ да синяковъ.

— Идемте сейчасъ! воскликнулъ Праксинъ.— Обернувшись онъ увидлъ Лоренца и прибавилъ весело:— Ну, баронъ… Дло ладится… Будь онъ хоть стократы самъ графъ Зарцкій, а убивать людей мы ему не позволимъ… За это судятъ и ссылаютъ въ Сибирь.

XIII.

Намстникъ, сопутствуемый Лоренцомъ, Бахмутскимъ и нсколькими людьми, двинулся къ кабинету графа. Дверь оказалась заперта… Долго звали они. Праксинъ, теряя терпнье, приказалъ стучать изо всхъ силъ.

Отвта не было.

— Съ ума онъ сходитъ. Ломай двери! приказалъ Праксинъ.

Гулкій грохотъ пошелъ по всему замку отъ топоровъ и лома, которыми рубили и ломали дверь.

Наконецъ толстая дубовая дверь была вся въ щепахъ и вс вошли въ кабинетъ, затмъ прошли въ спальню графа и въ другія смежныя горницы…

Старика нигд не было. Нсколько разъ вс обошли снова горницы графа, но его не было.

— Ищите его… вскрикнулъ Праксинъ сердито.— Что онъ думаетъ, отдлается отъ меня прятками, какъ виноватый младенецъ отъ няньки.— Что онъ — шутовствуетъ, или съ ума сошелъ! Ищите!

Прошелъ часъ… Прошло нсколько часовъ. Вся прислуга замка съ недоумньемъ, но и съ суеврнымъ страхомъ обшарила уже весь замокъ.

Старика, выдававшаго себя за графа Зарцкаго, не было нигд.

— Онъ умне, нежели я думалъ! шутилъ Праксинъ.— Но вотъ будетъ курьезъ, какъ мы его совсмъ не найдемъ. Придется вамъ, баронъ, вступать снова въ ваши права наслдства.

Около сумерекъ появился въ верхнихъ горницахъ замка садовникъ, жившій въ маленькомъ домик около оранжерей, и просилъ доложить о себ господину главному судь изъ города или же барону Охотскому.

Праксинъ веллъ позвать его къ себ.

Садовникъ, пожилой и умный крестьянинъ, вошелъ степенно въ горницу и низко поклонился.

— Чего теб? спросилъ Праксинъ.

— Въ бесдк, въ саду, тло лежитъ, холодно проговорилъ онъ.

— Опять мертвое тло?! Еще кого задушили! воскликнулъ Праксинъ.— Да это человческая бойня здсь…

— Мертвое тло, но ужъ куда страшное. За ночь кто-нибудь принесъ туда и положилъ.

— Почему ты такъ полагаешь?

— Притащено въ простын. Да его и не было. Я вчера въ бесдк дверку починялъ и тла не было. Нын за ночь его притащили.

Праксинъ, баронъ, чиновники и люди — вс двинулись тотчасъ въ садъ, и пройдя саженъ триста, не успли еще дойти до большой бесдки, стоявшей среди густой, чащи зелени, какъ до нихъ уже достигъ страшный смрадный запахъ.

На полу бесдки, на простын оказался трупъ, уже сильно разложившійся. Безобразное лицо было конечно безформенно и неузнаваемо. Однако баронъ тотчасъ вскрикнулъ:

— Дядя! Это онъ! Онъ!

Баронъ узналъ трупъ по платью… Двое изъ людей, одвавшіе мертваго графа въ день смерти, чтобы класть въ гробъ, тотчасъ подтвердили мнніе барона.

При осмотр трупа, Файко замтилъ первый и указалъ другимъ на одно загадочное обстоятельство. Указательный палецъ правой руки былъ отрзанъ.

— Онъ не могъ снять кольца и отрзалъ палецъ! догадался баронъ сразу.

— Да, это часто бываетъ… сказалъ Праксинъ.— Ему нуженъ былъ перстень, а снять его съ мертваго было невозможно. Ну, слава Богу! Вотъ и тло графа… Стало быть настоящій графъ Зарцкій предъ нами и покойникъ. Но… Кто же тотъ? И гд же тотъ?!

Общее молчаніе было отвтомъ. Вс задумчиво вышли изъ бесдки и вернулись въ замокъ. Дло было кончено, но несовсмъ…

— Кто онъ — мн все равно! весело заговорилъ баронъ уже въ гостиной, оставшись съ Праксинымъ, Бахмутскимъ и Файко для составленія протокола.— Но гд онъ? Это, по правд говоря, мн далеко не все равно. Жить въ замк вмст съ нимъ я бы не желалъ…

— Я и Чамбора вашего не возьму въ награду, чтобы жить здсь! разсмялся Бахмутскій.

— Съ нимъ жить опасно.. Задушитъ и пропадетъ… замтилъ и Файко.

— Жить… Онъ теперь жить не можетъ! сказалъ Праксинъ.— Кто же его кормить будетъ? А не вши онъ боле недли не проживетъ.

— А все-таки какъ-то жутко! заговорилъ Лоренцъ.— Знать,что онъ прежде какъ бы не существовалъ, потомъ проявился тотчасъ посл преступленья, заявилъ имъ о себ, былъ, жилъ, затмъ вторично другое преступленіе совершилъ и снова исчезъ безъ слда.

— Да. Это загадка, которую намъ разршить нельзя, отозвался Праксинъ.— Будь живъ Захеръ, все объяснилось бы просто. Очевидно только, что двойникъ графа пожелалъ вдругъ, самъ сдлаться графомъ Зарцкимъ.

— Но взялся за дло глупо, прибавилъ Файко.

— Вы бы умне взялись? пошутилъ Праксинъ.— Очевидно,что тотъ же Захеръ былъ дважды помхой въ дл. Быть можетъ двойникъ хотлъ, убивъ графа, тотчасъ спрятать его и. явиться вмсто него предъ всми. Но Захеръ помшалъ, пожелавъ хоронить графа. Затмъ изъ мести барону, онъ согласился на обманъ, но поздно, глупо, ребячески неразсчетливо. А въ эту ночь тотъ же Захеръ, предъявивъ такимъ образомъ тло графа, опять сталъ помхой для его плановъ — и поплатился жизнью.

— Но, однако, неужели же его нельзя найти! воскликнулъ Лоренцъ.— Безъ этого я право не ршусь поселиться здсь изъ-за какого-то необъяснимаго страха.

— Сколько всхъ горницъ, переходовъ, подваловъ и т. д. въ Чамбор? спросилъ Файко.

— Боле двухсотъ, конечно…

— Я берусь въ два мсяца найти его… или его трупъ… Только я поселюсь здсь съ тремя солдатами, а всякую обысканную комнату буду запирать и запечатывать.

— Очень вамъ благодаренъ. Вс будутъ въ замк помогать вамъ… сказалъ баронъ.— Я же поду въ городъ и вернусь сюда только тогда, когда вы найдете его живымъ или мертвымъ.

XIV.

Чрезъ мсяцъ посл страшнаго происшествія, въ округ было много толковъ о блестящей и веселой свадьб богача и магната графа Зарцкаго-Охотскаго съ дочерью намстника въ кра, красавицей Еленой Праксиной.

Молодые, однако, въ Чамборъ не похали…

Замокъ стоялъ совершенно опустлый… Причина была простая…

Посл вторичныхъ, настоящихъ похоронъ стараго графа Зарцкаго и отъзда новаго владльца въ городъ вмст съ Праксинымъ — остался въ замк добровольно для розысковъ одинъ лишь чиновникъ Файко. Чрезъ недлю онъ былъ найденъ мертвымъ въ своей постели… Слдовъ преступленія и насильственной смерти не было. Но въ замк поразила всхъ участь слдователя, вс говорили и твердо врили, что это дло ‘его’ рукъ, что это ‘онъ-же’ задушилъ врага.

И многіе люди потрусливе покинули замокъ тотчасъ же.

Черезъ нсколько дней посл этого, буфетчикъ Богданъ, котораго видли вс поздно вечеромъ, на утро рано не оказался нигд и пропалъ безслдно. Кой-кто уврялъ, что Богданъ самъ бжалъ изъ замка, но привратники его не видали, а мостъ за всю эту ночь былъ попрежнему поднятъ.

Посл участи Богдана, вс храбрецы остававшіеся еще въ замк, тотчасъ покинули его, не соглашаясь жить въ немъ ни за какія деньги.

Остались лишь два привратника въ башн у подъемнаго моста.

Замокъ стоялъ пустъ, угрюмъ, мертвъ… Обиталъ-ли въ въ немъ ‘онъ-же’, одинъ, свободный въ предлахъ замка, уже не обязанный скрываться, настоящимъ владльцемъ?..

Многіе въ это врили…

Черезъ три года посл своей женитьбы, графъ Лоренцъ Зарцкій продалъ Чамборъ одному польскому магнату. Новый владлецъ перехалъ въ замокъ, поселился въ немъ со всей семьей и челядью и зажилъ мирно и счастливо…

‘Онъ-же’ не являлся, очевидно исчезнувъ навсегда.

ОНЪ-ЖЕ…

I.

II.

III.

IV.

V.

VI.

VII.

VIII.

IX.

X.

XI.

XII.

XIII.

XIV.

Читайте также: