Окружное письмо от провинциального жителя к его приятелям
Окружное письмо от провинциального жителя к его приятелям
З. З.
——
Окружное письмо от провинциального жителя к его приятелям, З. З., Год: 1804
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Я с молодых лет имел склонность к театру и почитался от офицеров, моих товарищей, в целой дивизии первым из знатоков драматического искусства. Кто служил в армии и бывал в отдаленных от столиц провинциях, тот знает, что некогда в полках почиталось приятным удовольствием играть комедии. Конечно, стоя в лагере, занимаясь каждый день ученьем, мы забывали о зрелищах, и помнили только о дивизионах и плутоножной пальбе, но водворяясь в зимних квартирах, всякий поневоле выдумывал новые забавы. Теперь не могу подозревать себя в пристрастии, и не думаю ошибиться, если скажу, что провести вечер в театре для молодого, хорошо воспитанного офицера и приятнее и полезнее, нежели за карточным столом, или в праздном пустословии. Воин, прожив с полком на границе пять, десять лет, приезжает на милую родину и кажется дикарем землякам своим, которые имели время обогнать его в светском тоне и любезности, нежные дамы страшатся его, как пугалища, и воин наш, со всей своей храбростью, принужден бывает играть роль рекрута в таком обществе, где остроумие и тонкая вежливость дают право на ласковую улыбку. Эту беду легко может отвратить театр. Молодой человек с ролью вместе затверживает множество острых и нравоучительных изречений, которые рождают в голове его тысячу идей, подобно себе правильных и связанных. Человек ловкий, обладающий даром представлять со сцены и умеющий определять цену и вес каждой счастливой фразе, конечно более способен представлять значительное лицо в обществе, нежели тот, кто не рожден чувствовать красоты изящного. С удовольствием вспоминаю, когда на берегах Понта Эвксинского, недалеко от того места, где Овидий на гетском языке оплакивал свое заточение, мы декламировали стихи из Семиры и Дидоны, сочиненные на том же самом языке, спустя тысячу семьсот лет {Во время Овидиево около рек Днестра и Дуная жили геты, некоторые почитают их поколением славян, пришедших из Азии. Римский поэт говорит в своих элегиях, что он сочинял стихи на гетском языке.}. Я охотно рассказал бы вам о некоторых обстоятельствах наших забав театральных, если бы не намерения говорить о другом предмете.
Оставив службу, я поехал прямо в украинскую свою деревню. Двадцать лет уже я не был ни в одной из столиц российских. Вы удивитесь, когда скажу вам, что, не любя политических известий, получаю Московские ведомости только от того, чтобы знать когда именно какую пьесу играли на театре. Покажется вам странным и то, что многих актеров одеваю по своему — разумеется в воображении — поправляю их в голосе и телодвижении, назначаю им места на сцене и, что еще страннее, хохочу и плачу, так как будто бы я сидел в первой ложе. У всякого свои причуды. Теперь судите, с каким нетерпением я полетел в Петровский театр, приехав в Москву, куда призвали меня дела мои! Начали играть симфонию, часы показывали шесть, а в партере едва ли было до пятидесяти зрителей. Это меня не веселило. В древней столице, думал я, не без охотников до театра, но видно зрелища здешние не заманчивы, уже наперед угадывал, как будет терзаться нежное мое сердце, преданное с самого младенчества Талии и Мельпомене, когда неискусные актеры начнут уродовать периоды, когда не понимая мыслей автора, который требует от актера показать зрителям и свой и его талант, станут кричать там, где надобно действовать, читать там, где надобно говорить сердцу. И что же вышло? Играли комедию Только шесть блюд, которая никогда не состарится, и играли так, что сам император Иосиф II {Известно, что сей государь восхищался комедией Только шесть блюд.} позавидовал бы московской труппе. Право, такие комедии и такие актеры заслуживают рукоплескания многочисленного собрания. Я аплодировал за десятерых. Ежели сцена, где советник Рейнгарт учит полковника Алторфа быть прямо честным человеком, и многие другие, не привлекают зрителей, то для кого театр будет училищем просвещения, вкуса и добродетели? Немецкие пьесы ближе подходят к натуре и характеру русскому, нежели французские, особливо писанные после революции, сверх того немецкие драмы, комедии, даже трагедии в переводе почти не теряют красот своих, но французские, в которых гладкость стихов и чистота языка составляют главнейшее достоинство, в русском переводе кажутся самыми посредственными пьесами. И как переводить Федру, Афалею, Меропу, Альзиру? Лучше постараемся выучиться французскому языку, и прочтем их у себя в кабинете, между тем станем посещать театр и смотреть Лессинга и Коцебу. Теперь же у нас появляются молодые авторы драматические, которых сочинения на первый случай много общаются. Жаль, очень жаль, что мы не видим на отечественном языке хороших драматических пьес, сочиненных стихами. Ненавистники поэзии утверждают, что стихи заставляют писателя уклоняться от натуральной простоты и жертвовать ею принужденной рифме и мере, но я думаю, что древние имели причины (и конечно важные) заставлять своих театральных героев говорить языком богов. Как бы то ни было, я, верный почитатель Котурна и Сокка, радуюсь от всего сердца, что охота к театральным зрелищам распространяется в России. Было время, когда провинциальные жители знали комедии только по слуху, и не различали их от фиглярских фокус-покусов, теперь в отдаленных губернских городах, в Нижнем Новгороде, Тобольске, Воронеже, Казани, плачут и смеются по мановению искусства и гения. Не верю Овидию, который зрелища почитает опасными для благонравия: кто написал соблазнительные правила искусства любить, тот не может быть хорошим учителем морали. Не верю Жан-Жаку Руссо, который вооружался против театра: Кларанская роща и ночное свидание, описанное в Новой Элоизе, более вскружили неопытных голов, нежели все театры на свете. Впрочем во всем должен быть выбор. У нас, слава Богу! представляются большей частью такие пьесы, которые, сколько мне известно, не заставляют невинности краснеться, и мать смело может везти в театр дочь свою, не боясь познакомить ее с пороком. Мы читаем в журналах о парижских спектаклях, и знаем, какими пьесами тамошние театры потчуют зрителей. Но мы стоим еще только в преддверии храма просвещения, следственно не имеем лестного права быть слишком разборчивыми, не имеем права забавляться новыми произведениями французской музы. Будем довольствоваться старым запасом, одобрять хорошее и ожидать лучшего.
Вы читали вступление и узел, следует развязка, которая по правилам драматическим — другие мне неизвестны — должна быть самая короткая. Сим окружным письмом убеждаю всех моих приятелей и именем Фесписа торжественно заклинаю их любить театр российский, ободрять таланты писателей и актеров, это есть вернейшее средство произвести славных артистов. Я, может быть, навсегда останусь при газетных объявлениях и печатных театральных сочинениях, которые я изучаю исправно и храню, как зеницу ока, может быть — увы! — никогда не увижу театра, но одна мысль утешает меня — мысль, что мои соотечественники будут наслаждаться удовольствием, которое всех других приятнее и полезнее.
Окружное письмо от провинциальнаго жителя к его приятелям [о театре] / З.З. // Вестн. Европы. — 1804. — Ч.17, N 17. — С.34-41.