ОГНЕВНиколай (псевдоним Михаила Григорьевича Розанова) [1888—] — современный советский писатель. Р. в семье присяжного поверенного. Участвовал в революционном движении, подвергался арестам, но к определенной политической партии не принадлежал.
В творчестве Огнева четко обозначаются две струи, разделяющиеся хронологически: романтическая струя, захватывающая почти все дореволюционное творчество, но сказывающаяся и в отдельных пореволюционных произведениях, и реалистическая струя, ярче всего выраженная в ‘Дневнике Кости Рябцева’. В ряде дореволюционных рассказов, как напр. в ‘Двенадцатом часе’, О. находится под некоторым влиянием Л. Андреева и Ф. Сологуба. В них — апологетика смерти, умной силы, в то время как жизнь признается силой глупой. Самодержавный режим толкает героев О. искать жизненную правду вдали от ‘городских кротов’, среди ‘лесных братьев’, хотя автор сознает всю обреченность и тщетность подобного протеста против капиталистической цивилизации. В отличие от рыцарей ‘литературного распада’ О. не занимается простым созерцанием наступившей реакции, а болеет за мир, за бессмысленное страдание людей, хотя это непримирение с действительностью у Огнева не доходило до революционно-пролетарского обобщения, а вызывало гуманистические жалостливые настроения.
В пореволюционных рассказах О. показывает себя писателем, агитирующим за жизнь и борьбу. Однако преодолеть дореволюционные настроения и мысли Огневу удается не сразу. Нотки старого, некоторое пристрастие к прошлому, к старине, а также восхваление старых героических времен в противовес ‘серым будням’ дают себя знать и в ‘Дневнике Кости Рябцева’, и в ‘Трех измерениях’, и особенно в ‘Исходе Никпетожа’.
В образе К. Рябцева О. рисует ‘историю молодого человека’ поколения Октября. ‘История’ не закончена, т. к. приключения Рябцева оканчиваются 1926 годом. О. не показал Рябцева и его сверстников на социалистической стройке.
В отличие от других авторов подобных ‘трилогий’ (Л. Н. Толстого, Гарина-Михайловского) О. изображает Рябцева не в семейной обстановке, а в школе, не касаясь противоречий, существующих между семьей и школой. В свою очередь связи школы с широким миром социалистической практики недостаточно показаны Огневым.
Рябцев — советский человек. Цель своей жизни он видит в том, чтобы ‘прожить с пользой для себя и для других и притом бороться за всеобщий коммунизм’. Костя прямолинеен, не терпит неискренности и в особенности двурушничества, несколько нигилистически относится к культурным ценностям старого мира. Костя — утилитарист, хотя и не узколобый деляга. Его интересует ‘все, вся жизнь’. О. подчеркивает нелюбовь Рябцева к сентиментам, хотя вместе с тем он хороший товарищ, коллективист, способный на жертвы и геройство. С тонким юмором рисует О. школьную действительность, в обстановке которой формируется Костя.
Если школа для Рябцева ‘все равно, что дом, и даже интереснее’, то вуз встречает его неприветливо. Материально-бытовые невзгоды, половые вопросы, гримасы нэпа — все это волнует Костю. Последняя запись в дневнике Рябцева — бодрая и оптимистическая запись не Кости, а самого О., который добродушно иронизирует над растерянностью своего героя, будучи уверен в переходном характере беспокоящих Костю обстоятельств.
В отличие от прямолинейного Рябцева другой герой дневника Кости — учитель Никпетож (Николай Петрович Ожогов), полно и с любовью обрисованный О., — раздвоенный интеллигент. Главная проблема, к-рой ‘ушиблен’ Никпетож, — это судьба русской интеллигенции.
Собственно и для самого О. проблема положения интеллигенции в советских условиях является главной. Никпетож считает интеллигенцию одним фактом своего происхождения обреченной, не способной переродиться в условиях пролетарской диктатуры. Не разделяя взглядов Никпетожа, Огнев ставит своей задачей показать место интеллигенции в современной действительности. Самого Никпетожа Огнев вылечивает от пессимистических настроений, показывает его обновленным в деревне, в должности почтальона кольцевой почты. Показ включения интеллигента в практику пролетарской борьбы у О. страдает примитивностью. Мотив обреченности интеллигенции вновь выдвинут О. в интересном, хотя и спорном образе Калерии Липской. Гуманистка, индивидуалистка, она не мирится с советским бытом и кончает жизнь самоубийством. ‘Она не может не погибнуть’, утверждает Огнев, и это утверждение неверно, так как в реальной социалистической действительности лучшая часть мелкобуржуазной интеллигенции находит условия для преодоления в себе и гуманизма и индивидуализма. Этот же мотив повторяется и в образе В. Шаховского, который также кончает жизнь самоубийством. Вместо ‘идейного расстрела’ мелкобуржуазного индивидуализма и гуманизма Огнев лишь казнит физически носителей этих черт. Следы былого мелкобуржуазного гуманизма окончательно О. еще не изжиты, однако приближение писателя к пролетариату несомненно.
О. не дает большого и сложного сюжета и интриги. Сложный сюжет отсутствует не только в небольших его рассказах, но и в ‘Дневнике Кости Рябцева’, представляющем совокупность эпизодов, скрепленных датами дневника и канвой психологического развития К. Рябцева и других.
Излюбленная О. форма дневника помимо положительных сторон — лиризма повествования — имеет и свои недостатки: не всегда автор имеет возможность выразить свое отношение к той или иной записи дневника. Как бы чувствуя это невольное ‘самоограничение’, обусловленное формой дневника, О. часто вырывается за его пределы, особенно удачно он обходит этот ‘риф’ в ‘Трех измерениях’ путем комментария, ведомого ‘на полях’ другим героем этой повести, и путем включения в повествование своих рассказов. Напрасно поэтому Огнев приходит к лефовско-литфронтовскому утверждению о ‘конце романа’.
‘Дневник Кости Рябцева’ переведен на многие иностранные языки.
Библиография:
I. Собр. сочин., 3 тт., изд. ‘Федерация’, М., 1928—1929 (т. I — Рассказы, с предисл. А. Воронского, т. II — не выходил, т. III — Третья группа, Разбойничий форпост, Дневник Кости Рябцева, кн. II, том IV — Исход Никпетожа, Дневник Кости Рябцева, кн. III), Следы динозавра, Повести, изд. ‘Молодая гвардия’, М., 1928, Три измерения, Роман, изд. ‘Федерация’, М., 1933, То же, ГИХЛ, М., 1933, Начало жизни, Лит. композиция, изд. ‘Моск. т-ва писателей’, М., 1933, Комсомольцы. Избранное, изд. ‘Молодая гвардия’, [M.], 1933, Крушение антенны, Рассказы, изд. ‘Советская литература’, М., 1933.
II. Рубановский И., О Косте Рябцеве и его дневнике, ‘Молодая гвардия’, 1927, VII, Воронский А. К., Литературные портреты, т. II, М., 1928, Горбов Д., У нас и за рубежом, М., 1928, Селивановский А., Письмо Никпетожа. Вместо статьи, ‘На литературном посту’, 1929, XIV, Замошкин Н., Изобилие эпохи, ‘Литературные межи’, М., 1930, Пакентрейгер О., Заказ на вдохновенье, М., 1930, Ломтев Т., Заметки о языке ‘Дневника Кости Рябцева’, ‘Народный учитель’, 1933, No 1, Бочачер М., Расстрел индивидуализма (о творчестве Н. Огнева), ‘Книга — строителям социализма’ (Художественная литература), 1932, No 35—36, Колесникова О., ‘Литературная газета’, 1903, No 35, 29 июня, Ee же, ‘Октябрь’, 1933, VIII, Русакова Е., Н. Огнев — молодежный писатель, 1933.
III. Владиславлев И. В., Литература великого десятилетия, т. I, Гиз, М., 1928.
М. Бочачер
Источник текста: Литературная энциклопедия: В 11 т. — [М.], 1929—1939. Т. 8. — М.: ОГИЗ РСФСР, гос. словарно-энцикл. изд-во ‘Сов. Энцикл.’, 1934. — Стб. 233—236.