Влас Михайлович Дорошевич
Влас Михайлович Дорошевич
Одесситки
Одесситки
(Мнения одесситов)
—————————-
Одесситки, Дорошевич Влас Михайлович, Год: 1895
Время на прочтение: 9 минут(ы)
‘Женщины — это прекрасный пол, который мы топчем ногами!’ — говорит ‘Весёлый философ’.
И 167 кавалеров с величайшим усердием принимаются за это благородное и возвышенное занятие.
‘Вы хотите, — пишет ‘Мужчина’, — чтоб я перечислил недостатки женщин? Скажите, пожалуйста, сколько строк вы думаете посвятить этому фельетону? Если не менее 2000 строк, — я, пожалуй, пришлю начало перечисления женских недостатков’.
‘У них есть всего одно достоинство: они родят мужчин!’ — добавляет ‘Оптимист’.
‘Все женщины в мире сделали только одно доброе дело: родили Шопенгауэра, который их так хорошо обругал!’ — заявляет ‘Несчастный’.
Оказывается, что это была, однако, довольно критическая минута для прекрасного пола!
Всем женщинам нужно было умереть в ту самую минуту, когда родился Шопенгауэр.
‘Этот отзыв о женщинах! — восклицает ‘Мрачный пессимист, страдающий несварением желудка’. — Сколько нужно иметь волос на голове, чтоб женская голова не разлетелась вдребезги, когда Шопенгауэр ударил по ней своей изумительной книгой!’
Вообще, Шопенгауэр — это нечто вроде банкира для г-д ненавистников женщин. Одесситы занимают у него цитаты каждый раз, как хотят обругать женщин.
‘Я люблю, когда Шопенгауэр говорит о женщинах, и терпеть не могу, когда женщины говорят о Шопенгауэре! — заявляет г-н ‘Спарафучиле’ и добавляет. — Создать женщину! Только природа способна на такие парадоксы’.
А г-н ‘Архивный чиновник’ так добр, что сообщает даже легенду о происхождении женщины.
По его словам, это давнишнее дело происходило так (он должен знать, — на то он и архивный чиновник):
‘Захотел Магадэва создать женщину, взял у мужчины палец и положил сушиться на солнце. Прибежала собачонка, стащила палец и удрала. Магадэва погнался за нею, но успел поймать её только за хвост. Собачонка рванулась с такой силой, что её хвост остался в руках Магадэвы, — и убежала. За неимением более благородного материала, Магадэве пришлось создать женщину из хвоста. Вот почему женщины только и делают, что ‘брешут’ на нас и постоянно ‘вертят хвостом».
А г-н ‘Отец не своих детей’ передаёт другую легенду тоже индейского происхождения.
‘Говорят, что Брама, создавая весь мир, после каждого своего творения, говорил, взглянувши на него: ‘Хорошо’, — и, только создав женщину, он не произнёс этого слова!’
Вообще индейских легенд о происхождении женщины приводится много, и, рассказав две из них, г-н ‘Одессит’ замечает:
‘Итак, женщина была создана в Индии. Не оттого ли женщины — настоящие ‘индейки’?’
Г-н ‘Очень юный’, несмотря на свою ‘очень юность’, сомневается даже в том, кто создал женщину:
‘Я думаю, что её создал чёрт. Заметны черты наследственности’.
Впрочем, это не важно, кто создал женщину.
Если бы кто-нибудь захотел повторить, по словам ‘Дона Алонзе’, ‘эту грациозную ошибку природы’, — то г-н ‘Фармацевт’ предлагает готовый рецепт для создания женщины:
‘Отсутствие правды и добра.
Без лжи ни шагу, много зла,
Добродетель лишь для славы,
Жажда к деньгам для забавы.
Постоянство лишь на время,
Верность, правда, для них бремя,
Прямодушье лишь для лести,
Без благородства, масса мести,
Откровенность лишь для цели,
Сердце встретишь еле-еле,
Неумелость, подражанье,
Мало доброго желанья.
Всё толкуют на свой лад,
Клянусь, вы угодите в ад’.
Надо быть фармацевтом, чтоб писать такие скверные стихи, — и много выпить этой ‘микстуры’, чтобы так обрушиваться на женщин.
Бедные женщины!
Право, судя по этой ненависти, какую питают мужчины к женщинам, я боюсь, что род человеческий, по крайней мере в Одессе, скоро совсем прекратится.
Каких-каких сравнений они не подбирают для женщин!
‘Женщина — это хорошо отполированное плоское зеркало, в которое ни один луч не проходит, а всякий отражается, оставляя лишь мнимое изображение!’ — говорит ‘Студент-математик’.
‘Женщина — это декорация! — по мнению ‘Ноела’. — Чем дальше от неё — тем она лучше!’
‘Женщины — мировое зло!’
И это восклицает ещё ‘Снисходительный критик дам’!
Тут же он добавляет:
‘Если бы китайцы не носили женских кос и бабьих юбок, исход китайско-японской войны был бы иной’.
‘Женщина — царица наслаждения и отверженное дитя науки и ума!’ — по мнению ‘Мыслителя’.
‘В семье не без урода, — говорит ‘Журналист’, — такова пословица, в семье всех живущих существ женщина и есть именно нравственный урод’.
‘Вы укоряете нас происхождением, — саркастически улыбается ‘Провинциал’, — ‘мужчина создан из грязи’, но не забывайте, что вы созданы из мужчины. Вы — внучки грязи’.
‘Не наводит ли вас на грустные размышления то удивительное явление, что чахотка, горячка, чума, холера, лихорадка, водянка, оспа и другие бичи небесные, — все женского рода?!’ — спрашивает г-н ‘Аскет’.
Можно подумать, что мы попали в палату буйных больных.
Так писать против женщин!
‘Чем мы обязаны женщине? — яростно вопрошает ‘Эмбе’. — Первое, что сделала женщина, — лишила нас рая. Второе — произвела на свет Каина’.
‘Есть одна святая женщина на свете — моя мать, но и та не могла не сделать гадости, родила меня на свет’.
Судя по письму этого ‘Сына-меланхолика’, — со стороны его матушки это было, действительно, лишнее.
‘О, женщины, женщины!’ — вслед за Шекспиром повторяют не то четырнадцать, не то семнадцать корреспондентов.
‘Женщина — это неумелое издание беллетристических произведений, где на 100 листов скучной прозы попадаются 3—4 строки поэзии’, — говорит ‘А. Б. К.’.
‘О, милые, грациозные, пикантные, с круглыми формами и жидким мозгом создания!’ — восклицает ‘Мизантроп’.
‘Женщина — красивое здание, требующее частых ремонтировок!’ — по философскому умозаключению ‘И. П. В.’.
А ‘Разочарованный провинциал’, чтоб излить свою ненависть к женщинам, берёт старый афоризм:
‘Женщины — кушанье, которое было бы достойно богов, если б чёрт не приправил его!’
‘Знаменитый греческий оригинал, — пишет г-н ‘Тридцать три’, — с зажжённым фонарём бесплодно искал человека. Если бы Диоген искал женщину среди наших разряженных кукол! Что такое одесситка? Это запутанная комбинация расстроенных нервов, разноцветных бантиков и косметических ухищрений. Это узелок нервов, перевязанный лентой.
Это существо с чисто ‘гоголевской’ душой (мёртвой), ненормальным (по длине) языком и решительно — безумное, потому что оно всегда ‘без ума’ от самомалейших пустяков. Одесситка ветренее всех ветров, вместе взятых. Что они приносят нам? Ведь только первый месяц — медовый, все остальные — бедовые… Женщина — это живой, туго стягивающий, корсет для мужчин. Единственное её достоинство: стремление к откровенности — в декольте’.
‘Все одесситки — материалистки, потому что ни о чём, кроме материй они не думают!’ — восклицает ‘Разочарованный’, а ‘Aspa’ ещё подсмеивается:
‘Вы знаете ‘дорогие’ материи… но ‘высоких’ вы не знаете и знать не хотите!’
‘Вы даже назвали свои моднейшие юбки названием ‘колокол’! Вы только и делаете, что без толку звоните! Вы — пусты как звон’.
Это говорит ‘Овод’, который, по его словам, ‘ненавидит всех женщин, за исключением одной: вдовы Клико’.
Выпейте, милостивый государь, за здоровье ваших врагов.
Сравнение женщины с колоколом — самое любимое мужское сравнение.
‘Женщина — это наш похоронный колокол, — говорит г-н А., — он звонит, отправляя нас то в рай, то в ад’.
А г-н ‘Декламатор’, сравнивая женщин с колоколом, приводит старое стихотворение:
‘Я дворец воздвигну на морских волнах,
Сколько есть песчинок, я сочту в степях,
Я зубами с неба притащу луну,
Если в целом мире встречу хоть одну
Женщину, у которой страсти к деньгам нет.
Секретарь, квартальный, публицист, поэт
Могут ненавидеть деньги всей душой…
Женщина не может, в мире нет такой!
Женщина для нашей братьи — для мужчин —
Колокол, в котором звон всегда один,
И упорен этот колокольный звон:
‘Денег, денег, денег’, — благовестит он’.
На что способна женщина?
На любовь?
‘Любви больше нет’, — похоронным голосом заявляет г-н ‘Уверенный’.
А дружба…
‘Дружба, — по мнению г-на ‘Бредбога’, — мало трогает женщин, потому что кажется им вялой после любви’.
‘Мужчина, — по его мнению, — приобретает хитрость, женщина родится с нею’.
‘У кого дома есть несколько женщин, действующих заодно, тот уже не хозяин дома!’ — сыплет он афоризмами.
И наконец:
‘Женщины — главы на гулянье, ворчуньи дома и голубки на свиданиях наедине’.
‘Не женитесь! — советует г-н ‘Игрек’. — Постарайтесь только, чтоб женились ваши друзья’.
Г-н ‘Нездешний’ приводит для женщин самое лучшее сравнение, какое только можно привести в конце XIX века:
‘Муж, который показывает свою жену и свой кошелёк, рискует, что у него будут занимать и то, и другое’.
‘Какие они жёны! — восклицает г-н С. Ч. — Будучи вашей законной женой, она говорит: ‘Я буду вашей законной ‘подругой’ — потрудитесь давать мне за это содержание».
Чёрт знает что такое!
И по мнению г-на Ц.:
‘Женщина — верный путь на Сахалин’.
Но, в таком случае, да здравствует же этот ‘Добровольный флот’, доставляющий нас на остров Сахалин!
Этот тост, вероятно, возмутит г-на Марка.
Он настроен гораздо более серьёзно и желает не больше, не меньше, как… анатомировать женщин.
‘Давайте их анатомировать!’ — предлагает он.
Merci за милое приглашение. Но извините, мне некогда.
‘Высший вес женского мозга не достигает самого низшего мозга мужчины!’
Анатомировать женщин вообще охотников немало.
Странная манера в Одессе обращаться с дамами!
‘Многое, что мы принимаем в них за проявление души, сердца, характера, бесхарактерности, — не больше, не меньше, как просто следствие особенности их организации, их особых болезней. Если бы Жанну д’Арк не сожгли на костре, а анатомировали, — быть может, оказалось бы, что это просто больная истерией. В них нет ничего, кроме особенностей их организации и их болезней!’
Таково мнение г-на ‘немножко доктора, немножко философа’.
‘У них есть кусочек мяса, который доктора по ошибке принимают за сердце. Величайшая медицинская ошибка в мире!’ — говорит ‘Экспортёр’.
А ‘Весёлый поэт с печальною улыбкой’ в грустном недоумении останавливается перед вечною загадкой — ‘сердцем женщины’.
‘Очень трудно рисовать
Сердца женского картину!..
В ней пришлось бы сочетать
С ‘Маргаритой’ — ‘Мессалину’.
—————————————-
Впрочем, выход есть и тут:
В наше время оперетки,
Надо думать — расцветут
‘Маргариточки’ в… кокетки!’
‘О, исчадия ада!’ — восклицает ‘Читатель’, которому, должно быть, очень насолили женщины.
Но ведь должны же быть какие-нибудь достоинства в этих существах?
О, конечно!
‘Они добры, очень добры… к друзьям дома!!’ — хвалит их ‘Муж своей жены’.
‘Они щедры, когда тратят мужнины деньги’.
‘Они даже великодушны, когда дарят приятельнице новую, только что полученную, самую модную шляпку… которая не нравится им самим’.
И вот, наконец, самый восторженный отзыв о женщинах:
‘Самая последняя женщина стоит самого первого мужчины!’ — восторженно восклицает ‘Друг женщин’.
Но позвольте, милостивая государыня!
Можно всё скрыть, кроме женского почерка.
Он вас выдал.
Вы переоделись в мужской костюм и явились сюда, под видом мужчины, чтоб защищать ваших сестёр.
Это вдвойне хорошо:
И великодушно, и пикантно.
Но вашу руку, прекрасная маска в костюме ‘travesti’ …
Я боюсь оставить вас одну в обществе такой массы мужчин, — сколь бы они ни клялись в ненависти к вашему прекрасному полу.
— Et voila tout.
Вот к каким мнениям о женщинах можно, оказывается, придти, живя в Одессе.
Посмотрим, на сколько же виноваты в этом одесситки.
‘В Одессе свирепствуют две повальные эпидемии, — говорит ‘Старожил’, — среди мужчин — винт, среди женщин — флирт. Флиртует вся Одесса. Не верьте одесситкам’.
По словам г-д кавалеров, они начинают флиртовать очень рано.
‘Ещё в школе! — восклицает ‘Отец семейства’. — Ещё в приготовительном классе она уже вполне приготовлена к флирту’.
‘Они кокетничают ещё тогда, когда не знают разницы между лунной ночью и варфоломеевской!’ — добавляет г-н ‘Рдр.’.
‘Они — воплощённое целомудрие мысли… до трёхлетнего возраста’, — говорит ‘Моряк’.
А г-н В. К. даже в стихах рекомендует:
‘Не ходите вы, девицы, вдоль по улице гулять,
Не давайте гимназистам вас до дома провожать’…
‘Flirt неразрывно связан с Одессой! — по словам ‘Monsieur Sans-GЙne’. — Одесса — сама по себе южанка и любит увлекаться и увлекать, — как же одесситкам удержаться от увлечений? На какой ступени ни стояла бы одесситка, всегда является у неё желание вскружить голову если не красотой, то туалетом. Дома ли, на балу, на улице, — они везде верны себе. Девиз одесситки: ‘Pereat mundus — fiat voluptas». [‘Пусть погибнет мир, лишь бы было удовольствие’ — перевод этих ‘страшных слов’.]
‘Всякая женщина состоит из тела, души и платья. У одесситки вместо сердца — книжечка для записи ‘приехавших’ и ‘выехавших’. Как легко попасть и в первый, и во второй разряд!’ — очевидно, с грустью вздыхает ‘Иногородний’.
И г-н ‘Не муж’ заявляет:
»Если замужняя женщина носит часы, она не верна’ (Дюма). Многие одесситки не носят часов. Это много бы говорило в их пользу, если бы через каждые десять шагов у нас не было часовых магазинов, где можно узнать, который час’.
‘Практичные жёны практичных мужей!’ — восклицает ‘Влюблённый как кот’.
А ‘К. П.’ разражается целой филиппикой против одесситок:
‘Вы называете нас в своих письмах ‘ослами в пенсне’, ‘свиньями в цилиндрах’.
А кого из двух выберет одесситка в мужья: богатого осла или бедного, но содержательного умственно и нравственно мужчину?
Конечно, богатого осла — и, приделав ему рожки, превратит его в барана’.
‘Ими руководит одно любопытство! — уверяет г-н ‘Поживший’. — Они и замуж-то выходят из любопытства, и изменяют только из любопытства’.
»La donna Х mobile’ [Сердце красавиц склонно к измене. Прим. ред.] — это могло бы быть местным гимном Одессы!’ — по словам ‘Бывшего поклонника’.
‘Одесситки восхитительны, — по словам ‘Туземца’, — но они слишком любят туалеты и удовольствия’.
‘Они слишком любят удовольствия. Слишком. Слишком. Слишком’, — трижды повторяет ‘Катон’.
И изо всех удовольствий, по словам ‘Неунывающего бессарабца’, они больше всего любят маскарады.
‘Потому что маскарад — это единственное место, где можно снять маску, которую женщина носит всю свою жизнь’.
Маски же, по его словам, разделяются на три категории:
‘1) Маски, приезжающие в маскарад с мужьями.
2) Маски, приезжающие следить за мужьями.
3) Маски, приезжающие в маскарад искать ‘мужа’.
Самая скучная категория — первая, самая распространённая — третья. Охотиться следует за второй. Женщина всегда должна быть очарована. Ловите момент, когда она разочарована в муже’.
Письма приходят к концу…
‘Говорить о женщинах! — восклицает какой-то ‘Петя’. — Но лучшая похвала для женщины, когда о ней не говорят’.
И, наконец, последнее письмо, посвящённое женщинам:
‘Мне 64 года. Возраст, когда должно перестать думать о женщинах и можно о них писать спокойно как летописец. Вы получите, милостивый государь, без сомнения, массу писем, направленных против женщин. Дайте место и письму старика. Выше всего на свете ставьте женщину. Ей поклоняйтесь. Отдавайте ей всё: ваши мысли, ваш труд, а если и жизни потребует она, — отдайте ей жизнь за один поцелуй. Потому что нет на свете ничего выше, ничего дороже женщины. Мы негодуем на них. А без них — что было бы на этом свете, кроме скуки, отвращения к жизни. Она — царица мира, потому что весь мир лежит у её ног. Она — конечная цель всех желаний. У неё есть недостатки, пороки, — но только умейте любить. Вы не заметите недостатков, её пороки вам покажутся достоинствами. Вы будете счастливы. Чего же вам больше? Любите. И когда старость как флёром подёрнет перед вами прошлую жизнь и выплывут как из тумана эти чарующие образы женщин, которые дарили вас минутами счастья… О, сколько благодарности проснётся в вашем сердце за эти лучшие в жизни минуты. Благодарности за счастье, за страдания, за всё. Так живите же так, чтобы под старость у вас остались воспоминания.
Воспоминания — это всё, что остаётся в старости. Любите женщину. Умейте прощать ей всё’.
Я преклоняюсь пред вами, почтенный старик.
Вы говорите тем языком galanterie, которым говорили о женщинах в ваше время.
По этим письмам вы видите, как говорят о женщинах теперь.
И я не нахожу, чтобы одесситки были особенно не правы, давая нелестные отзывы об одесситах.
Судите вы, кто остроумнее: мужчины или женщины?
Я, со своей стороны, скажу одно.
Из писем женщин получился огромный двойной фельетон.
Писем мужчин было вдвое больше, — из них я насилу набрал один ‘ординарный’.
Никогда моя корзина не была полна такими глупостями, как в то время, когда я получал письма мужчин о женщинах.
Одесситки — те хоть бранятся от себя.
А одесситы, даже чтоб выбраниться, берут напрокат мысли у Шопенгауэра, приводят старые стихи и избитые афоризмы.
Открытая война кончена.
И кавалеры, и дамы, правда, много наговорили неприятного друг другу.
Но… ‘Милые бранятся — только тешатся’, как пишет по этому поводу ‘Запоздалый подснежник’.
Я надеюсь, что после доброй ссоры будет заключён хороший мир.
Следует прощать женщинам и не обращать внимания на то, что говорят мужчины.
Это неискренне.
Во всём мире я знаю одного человека, который имел бы право писать против женщин.
Но он никогда не поднимет руки против бога, которому молится всю жизнь.
Позвольте мне скрыть его имя.
Источник: Дорошевич В. М. Одесса, одесситы и одесситки. — Одесса: Издание Ю. Сандомирского, 1895. — С. 97.
Оригинал здесь: Викитека.
OCR, подготовка текста — Евгений Зеленко, февраль 2013 г.