ОЧЕРКИ СИБИРИ.
ОЧЕРКИ СИБИРИ.
Семирченская область.
Семирченская область.
III.
Гора Каскыръ-Тау.
III.
Гора Каскыръ-Тау.
Н. Каразинъ.
‘Нива’, No 20, 1875
Очерки Сибири, Каразин Николай Николаевич, Год: 1875
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Я съ моимъ слугою, кара-киргизомъ Байтакомъ, прибыли на мсто ночлега уже поздно, почти что передъ самою полуночью.
Кругомъ была непроницаемая темнота, да еще туманъ вдобавокъ, — тотъ густой, непроглядный, черный туманъ, который скрываетъ отъ васъ вс предметы, хотя бы они находились не боле какъ въ двухъ, трехъ шагахъ отъ васъ. За этимъ тумакомъ мы ничего не видали кром вашихъ лошадей, которыхъ вели въ поводу, такъ какъ тропинка была очень крута,— и мой слуга, онъ же и проводникъ,— не ршился хать верхомъ и мн посовтывалъ тоже.
— Иди, да щупай дорогу, ногою щупай осторожно! остерегъ онъ меня.
И мы дйствительно шли и щупали, медленно, шагъ за шагомъ подвигались впередъ, пока, наконецъ, не стали.
— Прибыли? освдомился я.
— Дальше нельзя идти.. Разв завтра, когда свтло будетъ, сообщилъ мн Байтакъ.
Это извстіе меня не очень-то порадовало… Я зналъ что тутъ, гд нибудь по близости, должна находится стоянка нашихъ топографовъ-съемщиковъ,— и я именно разсчитывалъ провести ночь въ ихъ войлочной кибитк.
Я продрогъ, проголодался, чаю мн хотлось такъ, что я готовъ былъ заплатить за стаканъ чуть не половину того, что было у меня въ карман… Я уже мечталъ о томъ, какъ деньщикъ Дементій засуетится съ походнымъ самоварчикомъ, какъ мой товарищъ, топографъ К. улыбнется, себ на ум,— подмигнетъ и ползетъ въ свой погребецъ за флакономъ съ ромомъ… разсчитывалъ я и на шашлыкъ, мелко нарзанный, шипящій и апетитно-поджаривающійся на желзномъ шомпол-вертел… мечталъ я и о складной кровати, удобной такой, покрытой красивымъ хивинскимъ ковромъ… Въ голов моей рисовались самыя соблазнительныя картины — все одного и того же рода. И вдругъ все это рушилось разомъ, отъ одного слова: дальше идти нельзя’, произнесённаго ршительнымъ, безъапеляціоннынъ тономъ моего проводника.
— Ночевать… началъ было я и сталъ нершительно оглядываться,— не увижу ли гд-нибудь въ сторон, темной, полукруглой массы нашей кибитки, не услышу ли чего-нибудь, напоминающаго о жиль, о близости живаго существа..
Сплошными темно-сизыми стнками стоялъ густой туманъ… Мертвая тишина царствовала кругомъ. Я, Байтакъ и наши дв. лошади — только четыре живыя существа посреди этого тоскливаго безмолвія.
— Подержи лошадей — я пойду чего-нибудь поищу — огня развести… сказалъ Байтакъ и передалъ мн поводья своей лошади. Да смотри, хозяинъ, съ мста не трогайся — тутъ обвалъ большой, дна не видно… и справа тоже круча . Осторожне!
Едва онъ отошелъ шага четыре, какъ тотчасъ же исчезъ поглощенный туманомъ, его ‘чалый’ повернулъ морду вслдъ за хозяиномъ и тихо заржалъ.
— О-го-го!. отвтилъ ему голосъ Байтака уже довольно далеко…
Я остался одинъ… Жутко, боязно было въ этомъ глухомъ безлюдьи. Казалось и лошади раздляли со мною это непріятное ощущеніе… Он тревожно поводили ушами, пофыркивали — и плотно жались другъ къ дружк…
— Гей! Гой! послышался снова голосъ Байтака… Онъ, видите, не могъ отыскать меня и окликивалъ. Я отозвался.
— Слышу! раздалось спустя минуту — ближе.— Ну. вотъ я!.. Показался Байтакъ совсмъ не съ той стороны, откуда я его ожидалъ.
Онъ принесъ цлую охапку сухихъ пихтовыхъ сучьевъ и разнаго бурелому — и скоро яркій огонь освтилъ кругомъ все тотъ же туманъ, который отъ этого красноватаго пожарнаго свта показался еще гуще, еще непроницаеме..
Провизіи съ нами не было — и потому мы должны были ограничиться только тепломъ on. этого жаркаго, смолистаго костра, другой, боле существенной пользы мы ожидать on. него не могли…
Завернувшись въ бурки, сли у огня… Посидли, поговорили немного…
— сть хочется… первый началъ Байтакъ.
— Хотлось бы и мн… отозвался я ему и въ тон моего сочувственнаго восклицанія ясно слышалось:— мало ли что хотлось бы, да когда нечего, такъ зачмъ и выражать эти несбыточныя желанія.
— И какъ это мы съ дороги сбились! началъ было я удивляться.
— Ничего не сбились! самоувренно произнесъ Байтакъ.
— А гд же стоянка!.. Гд кибитка?!. По разсчету времени мы должны бы были быть давно на мст, или, по крайней мр, поблизости! не безъ досады и укоризны въ голос произнесъ я.
— Мы и поблизости… кибитка здсь!
— Что?!.
Я посмотрлъ на своего кара-киргиза нсколько удивленными глазами.
Она тутъ!..
И Байтакъ кивнулъ головою на туманъ…
— Внизу, продолжалъ онъ,— близко!.. слышишь, собака лаетъ! Вотъ опять!.. Слышишь?!.
— Ничего не слышу! сказалъ я, прислушиваясь и напрягая до послдней степени вс свои слуховыя способности.
— А я слышу.. Тамъ, совсмъ внизу… правй немного… Обрывъ ничего не видно… Спуститься нельзя… Надо ждать до утра…
Онъ говорилъ обрывисто, короткими фразами, говорилъ и въ то же время прислушивался, но только совсмъ не въ ту сторону, гд, по его предположенію, должна была бы быть желанная стоянка, а совсмъ въ другую, въ противоположную,— и въ то же время рука его словно машинально отыскивала пряжку ремня его винтовки.
— Что ты?..
— Ишь — бродяги!.. Ого-го-го!
Лошади заворочались, храпнули — и повернули головы въ ту сторону.
— Что тамъ такое, что?.. встревожился было я немного и тоже схватился за оружіе.
— Ничего… Медвди бродятъ — двое ихъ… и Байтакъ совершенно успокоился,— и только такъ, на всякій случай, снялъ винтовку съ плеча и положилъ ее около полъ своей бурки.
Успокоился и я… Врагъ былъ слишкомъ неопасенъ, чтобы вызвать боле солидныя мры осторожности… Здсь въ горахъ водится небольшой медвдь, совершенно черный,— трусливый и никогда не нападающій на человка, котораго онъ страшно боится, ибо чувствуетъ въ немъ серіознаго врага — и врага неумолимаго, жаднаго до его превосходной, косматой шкуры съ длиннымъ, шелковистымъ волосомъ.. Я видлъ, какъ въ туман мелькнули дв какія-то темноватыя массы,— посопли носомъ, по тотчасъ же, посл оклика Байтака, скрылись и боле не являлись. Лошади тоже совершенію успокоились, понурили свои горбоносыя головы и принялись дремать. Да и насъ сильно начала одолвать дремота..
— Ты, хозяинъ, ложись спи — я буду стеречь! предложилъ мн мой кара-киргизъ, замтивъ, вроятно, какъ я раза три подъ рядъ клюнулъ носомъ.
Я снялъ подушку съ сдла, разостлалъ одну половину своей бурки, улегся и завернулся другой… Сырой туманъ знобилъ меня, пробираясь подъ моей одеждой,— я ближе подвинулся къ огню, подумалъ о чемъ-то неопредленномъ и самъ не замтилъ какъ заснулъ, да такъ крпко, что когда проснулся, было уже совершенно свтло и туманъ медленно разсивался, расползаясь по горамъ дымчатыми полосками.
Мало по малу вс предметы стали обрисовываться кругомъ… Вотъ затемнли угловатыя линіи скалистыхъ кряжей: вотъ стали, словно изъ-подъ воды, показываться кудреватыя очертанія пихтовыхъ групъ. Шагахъ въ двадцати отъ насъ выросла черная скала, вся покрытая сдымъ, жесткимъ мохомъ, показались блыя пятна снга, скопившагося въ трещинахъ и впадинахъ… Но вс эти предметы были одного, какого-то неопредленнаго, туманнаго цвта, словно это не были сами предметы, а тни ихъ, отброшенныя на зубчатую занавсь горнаго тумана: Это была необыкновенно-фантастическая, волшебная картина!
Байтакъ не раздлялъ моего восхищенія и поспшно приводилъ вл. порядокъ наши сдла и вьюки.
Но вотъ тни стали покрываться соотвтствующими имъ красками.. Пихты начали зеленть… Показались красноватыя черточки ихъ стволовъ и втвей… Впереди, прямо противъ насъ, поднималось что-то необъятное, гигантское,— за этою массою разгоралось небо и алыя полосы свта полились оттуда, захватывая своимъ потокомъ и вершины древесныхъ группъ и выступы скалъ, и все, что только ни попадалось имъ на встрчу.. И все это словно вспыхнуло, словно загорлось кругомъ. Глубже и темне стали синіе провалы ущелій. Чудная горная панорама раскинулась передъ глазами.
— Каскыръ-Тау! указалъ Байтакъ на темную массу напротивъ. Кибитка! указалъ онъ внизъ, на самое дно котловины.
Я посмотрлъ по его указанію… Дв войлочныя кибитки ясно, отчетливо видны была на сроватомъ тон кремнистаго дна. Дымъ валилъ изъ обихъ отверстій въ крышахъ. По близости стояли на приколахъ лошади нашей съемочной партіи, между ними особенно ясно виднъ былъ блый жеребецъ моего товарища К., нсколько человкъ бродили около кибитокъ, входили въ нихъ и выходили. Въ лагер уже началась обычная, утренняя возня
Апетитъ нашъ разомъ, почти моментально, возросъ до самой высшей степени, и мы начали спускаться внизъ, не теряя больше ни одной минуты на созерцаніе тхъ чудесъ природы, которыя раскрыло передъ нами, разогнавшее туманъ, поднявшееся изъ-за Каскыръ-Тау, декабрское солнце.