Очерки русской жизни, Шелгунов Николай Васильевич, Год: 1887

Время на прочтение: 30 минут(ы)

ОЧЕРКИ РУССКОЙ ЖИЗНИ.

XIII.

Въ общихъ отзывахъ столичныхъ и провинціальныхъ газетъ о 1886 год разнорчія не замтно. Только Московскія Вдомости удержались отъ оцнки года и начали новогоднюю передовую статью безразличною, повидимому, фразой: ‘о своихъ длахъ говорить попри держимся: они слишкомъ текучи и годовымъ срокомъ не опредляются’. Остальныя газеты не смутились текучестью русскихъ длъ и подвели ‘текучести’ итоги. Одни сдлали эту работу съ большою обстоятельностью и съ тщательностью домовитыхъ хозяекъ вымели все, что накопилъ 1886 годъ, затмъ выметенное разложили на кучки и устроили нчто врод всероссійской выставки идейной и общественной производительности 1886 года. Такъ поступили Новости, Новое Время, Русскій Курьеръ, Русскія Вдомости. Другія, напримръ, Современныя Извстія, выставки не длали и ограничились короткою общею характеристикой прошлогоднихъ длъ. Но какъ бы различно ни поступили органы нашей печати, вс они говорили и прямо, и между строкъ, что годъ былъ ‘сренькій’, ‘безразличный’, ‘будничный’. Разница въ отзывахъ заключалась не въ существ, а въ форм, въ пріем отношеній въ фактамъ, въ той большей или меньшей виртуозности, которую газеты обнаружили въ этомъ дл, казавшемся имъ очень щекотливымъ и деликатнымъ. Какъ же газеты воспользовались богатымъ матеріаломъ, который предлагалъ имъ только что пережитый годъ? А матеріалъ былъ несомннно, и матеріалъ очень богатый и очень разносторонній. Газеты развертывали передъ читателемъ картину всей русской жизни, во всхъ ея областяхъ и сферахъ, давали обзоръ вншней политики и внутреннихъ мропріятій, давали обзоръ финансовъ, экономической и хозяйственной жизни, литературы, музыки, художества, театра, просвщенія и даже русской науки. Такой богатый матеріалъ могъ подавить самый серьезный умъ, самое сильное воображеніе смутилось бы передъ задачей слить это громадное разнообразіе въ одну общую картину, дать ей правильное освщеніе, установить разнообразію законъ. Какъ же отнеслась печать жъ громадной масс фактовъ, которую развернула передъ нею русская жизнь, въ какое отношеніе поставила она себя къ нимъ, насколько помогла! общественному сознанію и насколько подготовила читателя понимать то, что встртитъ его въ 1887 году? Начну съ газетъ московскихъ.
Какъ я уже сказалъ, Московскія Вдомости перешагнули черезъ внутренніе вопросы: ‘О своихъ длахъ говорить попридержимся… Посмотримъ, что длается у другихъ’,— сказала газета и затмъ увела своихъ читателей за границу. Московскія Вдомости всегда хорошо знаютъ, что он длаютъ, и равновсія не теряютъ. И теперь, оставивъ за спиной ‘текучія’ дла, потому что -о ни ‘годовымъ срокомъ не опредляются, Московскія Вдомости взялись за оцнку еще боле текучихъ длъ, еще мене подчиняющихся годовому сроку. Но для Московскихъ Вдомостей это не отступленіе,— он ведутъ свою линію и длаютъ свое дло. О своихъ подписчикахъ газета, кажется, вовсе не заботится и печатаетъ статьи не для нихъ. По тону и манер изложенія, а, главное, по напряженію, которое чувствуется въ каждой передовой стать Московскихъ Вдомостей, такъ и кажется, что газета ведетъ бесду черезъ головы своихъ подписчиковъ съ какимъ-то отдаленнымъ, невидимымъ читателемъ. На этотъ разъ Московскія Вдомости обляютъ Францію отъ всякихъ подозрній въ ея желаніи идти слишкомъ налво и хотятъ доказать, что она достойна дружбы Россіи. Правители Франціи,— говоритъ газета,— ‘цлымъ рядомъ мръ доказали свое нерасположеніе къ стремленіямъ анархистовъ и свою готовность всми мрами поддерживать въ стран порядокъ и спокойствіе’. Для упроченія порядка и спокойствія Фрейсине порвалъ съ представителями крайнихъ мнній,— если не на словахъ, то на дл,— и твердо преслдовалъ свою цль. ‘Безпорядки въ Деказвилл были подавлены силой и агитаторы въ кандалахъ препровождены въ тюрьму. Такую же твердость и ршительность выказало правительство и при возникновеніи всхъ другихъ безпорядковъ, съ какой бы стороны они ни исходили: съ крайней лвой или съ крайней правой’. Съ этою же цлью были высланы претенденты и мра эта ‘свидтельствуетъ о настойчивости правительства положить конецъ шатанію, пагубному для страны’. ‘Умренность и твердость были положены въ основу и иностранной политики, гд и принесли хорошіе результаты’. ‘Въ общемъ,— заключаетъ газета свой отзывъ,— Франція не можетъ пожаловаться на истекшій годъ: она принимаетъ все боле и боле соотвтствующее ей положеніе въ европейской систем’.
Совсмъ иную картину внутреннихъ порядковъ представляютъ Англія, Германія и Австрія. Въ Англіи ‘мене чмъ въ два года смнились четыре министерства,— не лучше, чмъ бывало во Франціи въ періодъ самыхъ печальныхъ Неурядицъ’. ‘Вн все боле падаетъ довріе къ Англіи, внутри — къ самой конституціи, и вдобавокъ — феніи, анархисты, соціалисты. Словомъ,— говорятъ Московскія Вдомости — новый годъ застаетъ Англію далеко не въ завидномъ положеніи’.
Въ Германіи внутреннее положеніе тоже очень шатко. Правительство употребляетъ всевозможныя мры, чтобъ упрочитъ объединеніе Германіи, длаетъ массу уступокъ, но во всхъ важныхъ случаяхъ терпитъ полную неудачу, если не считать перемну въ Баваріи по случаю непредвиднной смерти короля Людвига. Регентъ Луитпольдъ оказывается весьма подходящимъ для германскаго канцлера. ‘Но пріобрсти симпатіи правителя еще не значитъ снискать расположеніе народа’, и ко всему этому ‘соціализмъ въ Германіи распространенъ чуть ли не боле, чмъ въ какой бы то ни было другой стран’.
Что же касается Австріи, то въ ней ‘рзче, чмъ когда-либо, выказалась старая язва — вражда различныхъ національностей, составляющихъ эту собирательную имперію’. ‘Поляки, чехи, другіе славяне, венгры, нмцы — вс враги другъ друга и, въ то же время, на юг Австріи все боле поднимаетъ голову Italia irredenta, встрчающая восторженное сочувствіе и въ населеніи Италіи. Вообще въ воздух пахнетъ порохомъ и чувствуется неизбжность войны между Франціей и Германіей.
Другая изъ старыхъ московскихъ газетъ — Современныя Извстія — тоже не уврена въ мир, но она не уврена и въ войн. ‘Есть ли основаніе быть удостовренными,— высказываетъ свои сомннія газета,— что продолжится единомысліе Россіи съ Турціею и не обращены ли будутъ обстоятельствами единомышленники въ противниковъ? Поддержитъ ли Германія Австрію или Россію, и Россія поддержитъ ли Германію? Присоединится ли Италія къ Франціи или къ Германіи? Да, наконецъ, вполн ли невозможенъ союзъ даже Франціи съ Германіею, сколь ни мало это вроятно?… Столь же темно и будущее отношеніе между Франціей и Великобританіей. Честь ршенія вопроса, быть ли войн въ 1887 г., принадлежитъ, по мннію Современныхъ Извстій, господину Муткурову: ‘занавсъ будетъ поднятъ, если, какъ предвщаютъ слухи, Болгарія будетъ провозглашена королевствомъ, съ Баттенбергомъ или безъ Баттенберга, все равно, и если, не довольствуясь даже сліяніемъ съ Восточною Румеліей, поднимутъ движеніе и въ Македоніи’. Такимъ образомъ, Современныя Извстія ставятъ миръ и войну въ зависимость отъ Болгаріи и Россіи съ Турціей.
Мало вруя въ точные разсчеты разума, Современныя Извстія признаютъ въ исторіи присутствіе ‘мистическаго’ элемента и думаютъ, что именно онъ-то и явится вершителемъ будущихъ судебъ Европы. ‘Въ данномъ положеніи,— говорятъ Современныя Извстія^—есть обстоятельство, сила котораго окажетъ себя несомннно, но которое не поддается разсчету: Европа приближается къ столтнему юбилею ‘великой революціи’. ‘Съ этой точки зрнія смотря,— разсуждаетъ старая московская газета,— можетъ быть, было бы даже лучше, чтобы военная гроза пронеслась надъ Европою скоре и чтобы къ 1889 году небо уже совершенно расчистилось’. Но даже и при мистическомъ элемент въ исторіи, все-таки, не совсмъ ясно, почему ‘великая революція’, свершившаяся въ 1789 году, должна привести Европу къ военной катастроф въ 1889 году.
Не разршивъ этого вопроса, Современныя Извстія обращаются къ нашимъ внутреннимъ ддамъ, ‘томительную неопредленность’ которыхъ они ставятъ въ прямую зависимость отъ неопредленности вншняго положенія, и при этомъ опять склоняютъ свой взоръ въ сторону Баттенберга и Святой Софіи и требуютъ подъема народнаго духа. Газета не безъ основанія замчаетъ, что ‘врующіе въ независимость экономической жизни отъ дипломатическихъ отношеній отечества обличаютъ, между прочимъ, свое невжество въ психологіи. Униженнымъ положеніемъ государства не удручается ли сердце гражданина, а при этомъ какое мсто предпріимчивости? Мало того: не сокращаются ли самыя желанія, а отсюда и экономическія потребности, а отсюда размры производства и обмна?’ Чтобы подкрпить эту мысль, газета указываетъ на нмцевъ, у которыхъ посл Седана и Меца явилось и сознаніе своего достоинства, и чувство увренности, а вмст съ ними разцвла въ Германіи торговля и промышленность.
Но не одни вншнія дла дйствуютъ удручающимъ образомъ на нашъ народный духъ и на нашу экономическую жизнь. ‘Общество стоить на распутіи,— говорятъ Современныя Извстія,— реформы прошлаго царствованія подвергнуты вопросу, а обликъ будущаго вполн и точно не опредленъ. Уздное управленіе ждетъ предвозвщеннаго преобразованія, земскія и городскія учрежденія — пересмотра своихъ началъ, судебная реформа систематически урзывается. Совокупность этихъ неопредленностей, проникнутыхъ однимъ отрицаніемъ, не можетъ оживлять населеніе, да не можетъ не содйствовать и окончательной деморализаціи самихъ учрежденій, если въ нихъ существуютъ недостатки’.
Печальное положеніе, которое рисуютъ Современныя Извстія, подйствовало удручающимъ образомъ, прежде всего, на самую газету и повергло ее въ крайне пессимистическое настроеніе. Народное хозяйство въ засто, говоритъ газета, и нтъ признаковъ, по которымъ бы можно было ожидать его поднятія, земледліе перестаетъ быть доходнымъ производствомъ, наша задолженность передъ иностранцами возростаетъ, обязанность расплаты ведетъ къ новымъ займамъ и къ возвышеніямъ налоговъ, налоги же достигли пункта, посл котораго они дйствуютъ уже заднимъ ходомъ и начинаютъ сокращать производство и обмнъ, подобный же задній ходъ наблюдается и по важнйшимъ статьямъ бюджета, какъ доходы таможенный и питейный.
Въ сфер умственной жизни ‘прошлый годъ утшилъ русскаго человка единодушнымъ — и въ Старомъ, и въ Новомъ Свт — признаніемъ величія его писателей. Но то дятели минувшаго времени и, притомъ, въ сфер исключительно художественной. А поднимается ли умственная дятельность внутри? Прибываетъ ли силъ отъ знанія? Воскресаютъ ли идеалы? Кончается ли періодъ, который можно назвать опереточнымъ? Преобразованные университеты дали-ль чмъ-нибудь знать обществу объ удвоенной производительности, которой нужно было ожидать отъ новаго начала, къ нимъ примненнаго? На эти вопросы способне насъ отвтить сами читатели’. Такъ заключаютъ свой обзоръ года Современныя Извстія. Но гд же читателю найти отвты на эти вопросы? Безпросвтный, скорбный пессимизмъ Современныхъ Извстій ляжетъ на бднаго читателя такимъ гнетомъ, что даже въ самомъ бодромъ человк едва ли явится что-нибудь кром щемящаго чувства, безврія и страха передъ такимъ пугающимъ, неопредленнымъ будущимъ. И почему сама газета не отвтила на свои вопросы?
Русскій Курьеръ указываетъ на три особенности въ международной политик 1886 года: повсемстный подъемъ національнаго духа, ослабленіе связующихъ народы и государства нитей и стремленіе къ новой группировк державъ взамнъ нарушенной прежней. ‘Новая струя, охватившая народныя массы и проникнувшая во вс слои общества, выбрасываетъ,— по словамъ Русскаго Курьера,— на поверхность общественной и политической жизни дятелей, отвчающихъ шовинистской тенденціи’ и удаляетъ тхъ, которые для этого не годятся. Надежды на миръ въ 1887 г. Русскій Курьеръ ни малйшей не питаетъ. ‘Все мрачно, темно, безпросвтно’,— говоритъ онъ.
На внутреннія дла Русскій Курьеръ смотритъ, впрочемъ, не съ такимъ омраченнымъ челомъ и даже какъ-то двойственно. Домашнимъ дламъ онъ посвящаетъ дв статьи: Право и судъ 1886 г. и 1886 іодъ въ экономическомъ отношеніи. Первая статья написана съ нкоторымъ пессимизмомъ, а вторая съ немалою дозой оптимизма. Въ Прав и суд Русскій Курьеръ называетъ 1886 годъ годомъ ‘текущихъ реформъ’. Ничмъ особенно крупнымъ онъ не ознаменовался, но канцеляріи и многочисленныя конииссіи учено-бюрократическаго характера, судя по отголоскамъ, достигающимъ до общества и печати, работали вс 365 дне.й, готовя къ выпуску въ свтъ чрезвычайные законодательные памятники. Начало всмъ этимъ ‘проектамъ реформъ и законопроектамъ’ положено не въ истекшемъ году, а перешли они въ наслдство ‘отъ многихъ и даже весьма многихъ предшественниковъ’. Эту медленность Русскій Курьеръ объясняетъ тмъ, что ‘нигд пословица: семь разъ примрь, одинъ отржь — не нуждается въ такомъ строгомъ примненіи, какъ при писаніи законовъ’. Кром этого утшенія общаго характера, Русскій Курьеръ въ безплодности прожитаго года усматриваетъ еще и утшеніе спеціальное. ‘Принявъ во вниманіе современное общественное настроеніе и дующіе отовсюду холодные втры, врядъ ли мы ошибемся,— говоритъ Курьеръ,— если скажемъ, что появленіе въ такое смутное и тревожное время всякаго рода ‘реформъ’ едва ли желательно и что ‘писаніе законовъ’ совершается не во благовременіи. При недовріи ко всмъ просвтительнымъ и гуманнымъ реформамъ незабвенной памяти Императора Александра II, все боле и боле проникающемъ и охватывающемъ наши вліятельныя сферы, при несомннномъ и нескрываемомъ торжеств не симпатизирующей имъ части русской печати, что можемъ мы ожидать и что получить?’ Еще безотрадне другое оправданіе, длаемое Курьеромъ прошедшему году. ‘Когда общество въ тревог за сохраненіе существующаго, когда подъ это ‘существующее’, чмъ общество привыкло уже дорожить, подкапываются и подводятъ мины, когда оно окружено, такъ сказать, атмосферою ‘подозрительныхъ признаковъ’, является не малою радостью и облегченіемъ одно уже то, что существующее продолжаетъ существовать и что ‘страхи’ оказываются миражемъ, плодомъ испуганнаго и разстроеннаго воображенія’. Сколько у Русскаго Курьера упованій на 1887 годъ и какою надеждой желаетъ газета окрылить читателя, можетъ явствовать изъ слдующихъ заключительныхъ словъ: ‘хорошо было бы, еслибъ и о немъ (1887 год) по истеченіи 365 дней можно было сказать то же, что сказали о 1886 год’.
Въ другой стать, экономической, хотя тоже говорится о засто во всхъ длахъ, о народной бдности и неудачныхъ мропріятіяхъ, но все это выходитъ какъ-то гораздо розове. Указывая на упадокъ нашей хлбной торговли и на необходимость, поэтому, измненія культуры хлбовъ и развитія обрабатывающей промышленности, Русскій Курьеръ замчаетъ: ‘Давно ведутся разсужденія на эту тему. Радикальныхъ же средствъ для перехода къ такому порядку не было указано и въ текущемъ году, не видно было и частнаго почина, хотя истина достаточно выяснилась. Такъ что старый годъ передаетъ новому все тотъ же заколдованный кругъ, изъ котораго наше народное хозяйство не можетъ выбиться уже не первый годъ’. Мры, придуманныя для помощи народу, останавливаются всегда гд-то на полпути и до истинно нуждающихся не доходятъ. Отдленіе крестьянскаго банка, напримръ, выдаетъ крестьянамъ ссуды подъ залогъ зерна, но не мене тысячи пудовъ, сохраняемыхъ въ хорошо устроенномъ амбар. И вотъ ссудой пользуется скупщикъ, закладывая ‘свое’ зерно, а мужикъ, у котораго дйствительно свое зерно, ссуды получить не можетъ. Или крестьянскій поземельный банкъ, выдаетъ ссуды малоземельнымъ крестьянамъ для покупки земли, но выдаетъ меньше, чмъ нужно мужикамъ. Недостающую сумму крестьяне должны найти, гд они знаютъ. Поэтому, кто иметъ возможность раздобыть ‘доплату’ — ссуду изъ банка получаетъ, а кто нтъ — остается безъ ссуды и безъ земли. Разживаются только ростовщики и кулаки — или тмъ, что ссужаютъ крестьянъ деньгами для доплаты, или же тмъ, что, прикрываясь именемъ общества, получаютъ изъ банка тысячи. Тотъ же банкъ почему-то благоволитъ больше подворному владнію, чмъ общинному. При подворномъ владніи онъ даетъ ссуду до 500 руб. на дворъ, а при общинномъ — по 125 на мужицкую душу. Что бы получилось 500 руб. на дворъ, нужно быть въ семь четыремъ мужицкимъ душамъ, а такихъ семей почти нтъ. Бывали примры, что крестьяне-общинники, чтобы получить изъ банка большую ссуду, составляли приговоры о замн общиннаго подворнымъ владніемъ. Говоря объ обращеніи оброчной подати бывшихъ государственныхъ крестьянъ въ выкупные платежи, Курьеръ замчаетъ: ‘Мропріятіе это довольно уже оцнено было какъ нами, такъ и всею русскою прессой, какъ актъ высокой справедливости’. Газета, очевидно, тутъ что-то не договорила. Еще ‘актъ высокой справедливости’ газета усматриваетъ въ положеніи о чиншевикахъ. Упоминая же о закон о найм фабричныхъ и сельскихъ рабочихъ, Курьеръ замчаетъ: ‘фабричному закону, надо думать, предстоитъ боле счастливая будущность’.
Наиболе полный обзоръ изъ московскихъ газетъ сдлали 1886году Русскія Вдомости. Кром общей передовой статьи, газета дала обзоръ народному хозяйству и финансамъ, земскому и городскому самоуправленію, праву и суду, иностранной политик, народному образованію, наук и, наконецъ, русской литератур. Шесть страницъ убористой печати сплошь посвящены 1886 году. Газета напечатала даже двойной фельетонъ, въ которомъ тотъ же злополучный годъ изображается въ смшномъ вид. Со стороны фактической точности и подробности ни ожидать, ни требовать большаго нельзя. Кажется, не осталось въ оффиціальной и общественной жизни Россіи ни одного уголка, куда бы не заглянула газета. Но общій выводъ остается все тотъ же, что ‘истекшій годъ былъ тяжелымъ годомъ для нашего отечества’. ‘Все соединилось для того, чтобы сдлать его по-истин годиной испытаній,— говорятъ Русскія Вдомости.— Внутренняя жизнь государства была омрачена тягостною экономическою неурядицей, а вншняя — неоднократно грозившею войной’. ‘Всмъ тяжело жить, вс жалуются, вс ждутъ исхода’. ‘Но какъ же встртили мы бдствіе, что противупоставили ему, какія средства были пущены въ ходъ для борьбы съ нимъ?— спрашиваетъ газета.— Къ сожалнію, нужно сознаться, что, въ виду кризиса, общее уныніе и упадокъ духа преобладали надъ энергіей, а безплодныя жалобы заслоняли собою здравыя попытки вникнуть въ истинныя причины зла и вступить въ борьбу съ нимъ’. ‘Во вншней политик мы обнаружили одно время неосновательный шовинизмъ, въ смысл государственныхъ мръ внутренней политики, минувшій годъ былъ бднымъ годомъ, въ области хозяйственной жизни мы заявили безпомощность, отсутствіе энергіи и неумнье или нежеланіе вдуматься въ истинныя причины зла и бороться съ ними, по мр возможности, собственными силами. Представители нашей обрабатывающей промышленности не сдлали ничего, хотя они жаловались иного и громко. Апатія и бездятельность замчались не въ одной области обрабатывающей промышленности, а повсюду, всюду слышались только жалобы и всюду царило бездйствіе. Жалобы эти нашли себ отголосокъ и въ нкоторыхъ органахъ печати, которые вмст съ толпой направили свои нападки совсмъ не туда, куда слдовало, Органы этой печати ‘вопіяли о ломк всего, что создано было великими реформами прошлаго царствованія, чмъ хила и живетъ обновленная Россія’. Въ области экономическихъ отношеній эти органы проповдывали нелпости и абсурды врод политики бумажныхъ денегъ и слпаго протекціонизма. Наконецъ, въ области вншней политики они разжигали дурные инстинкты шовинизма. Нарисовавъ безотрадную картину минувшаго года, газета спрашиваетъ: что несетъ съ собою наступающій годъ и чего желать отъ него?— и высказываетъ четыре пожеланія: чтобы разсялись политическія тучи, чтобы очистилась почва для мирнаго преуспянія нашего государства, чтобы общество воспрянуло духомъ для борьбы съ неурядицей и для бодрой самодятельности, наконецъ, чтобы спасительная самодятельность встрчала на своемъ пути возможно меньше преградъ.
Передавать содержаніе новогоднихъ статей Русскихъ Вдомостей я не стану. Во-первыхъ, это было бы невозможно уже по одному ихъ объему, во-вторыхъ, читателямъ этой распространенной московской газеты встртиться съ короткимъ и сухимъ конспектомъ того, что уже имъ извстно, было бы скучно, а въ-третьихъ, ни въ мысляхъ Русскихъ Вдомостей, ни въ ихъ пожеланіяхъ нтъ ничего такого, что могло бы вызвать возраженіе.
Еще невозможне передать содержаніе новогоднихъ статей большихъ петербургскихъ газетъ — Новостей и Новаго Времени. Если Русскія Вдомости подавляютъ обиліемъ основательности и подробностями, то Новости ужь и совсмъ приведутъ въ трепетъ читателя своимъ новогоднимъ нумеромъ въ восемь громаднйшихъ страницъ. Это цлая книга, а чтобы прочесть ее, нужно имть большой досугъ. Приводить содержаніе новогоднихъ очерковъ Новостей и потому еще нтъ необходимости, что политическіе и экономическіе взгляды этой газеты достаточно извстны. Какъ знаетъ читатель, эта газета — либеральная. Но заглавіе статей я перечислю: ‘общій обзоръ, 1886 годъ въ экономическомъ отношеніи, церковь и народное просвщеніе, земство, военный обзоръ, преобразованія по флоту, литературные итоги, театръ, музыка, 1886 г. на скамь подсудимыхъ’ (заглавіе неудачное: можно подумать, что газета сажаетъ на скамью подсудимыхъ 1886 годъ, хотя онъ во всхъ предъидущихъ статьяхъ только и длалъ, что сидлъ на этой скамь, а,между тмъ, это уголовная хроника) и, наконецъ, ‘предсказанія на 1886—1887 гг.’. Приведу я также и нкоторыя выдержки изъ ‘общаго обзора’, чтобъ отмтить, какъ Новости устанавливаютъ общій характеръ русской жизни за прошлый годъ. Никакого ‘новаго счастья’ этотъ годъ не принесъ, да и не могъ принести,— говоритъ газета. Для этого, но мннію Новостей, не доставало самыхъ существенныхъ условій: сколько-нибудь ясныхъ идеаловъ, сознательныхъ отношеній къ жизни или хотя бы любви къ ней. ‘Даже страданіе, происходящее отъ невыполненія завтныхъ цлей, гораздо предпочтительне того чувства неудовлетворенности, которое получается, когда въ обществ оскудваютъ жизнерадостныя представленія, горячая вра въ правду и добро и возбуждающая силы и духъ надежда на лучшее будущее. Но и страданій мы не испытывали въ прошломъ году именно потому, что ничего не желали и, съ старческимъ равнодушіемъ, ни о чемъ не заботились’. Затмъ газета возражаетъ ‘нкоторой части нашей журналистики’, которая передъ началомъ прошлаго года привтствовала ‘отрезвленіе’ общества отъ идеаловъ ‘шестидесятыхъ и семидесятыхъ годовъ’ и провозглашала, что ‘вс снова почувствовали почву подъ ногами, вс снова ощутили реальность своей національности, вры и исторіи, вс поняли, что кончилось безсмысленное время самоуничтоженія’. Говорить объ ‘отрезвленіи’ отъ прошлаго можно было бы въ такомъ случа, если бы на смну стараго явилось что-нибудь новое, но, къ сожалнію, ничего подобнаго не замчается и не чувствуется,— замчаютъ Новости. Даже Аксаковъ, одинъ изъ виновниковъ ‘отрезвленія’, покончилъ свои дни въ самомъ разочарованномъ настроеніи, не усматривая никакихъ признаковъ скораго подъема духа и возрожденія нравственной и умственной бодрости. ‘Прошлый годъ,— говорятъ Новости,— надо записать въ число тхъ промежуточныхъ, безцвтныхъ лтъ, которыя очень походятъ на сренькія будни и надъ которыми историкъ останавливается разв только для того, чтобъ указать на печальныя послдствія упадка жизненной энергіи’. И вс факты, которые затмъ приводитъ газета изъ законодательной, экономической и общественной нашей дятельности за 1886 годъ, подходятъ какъ разъ къ этому заключенію. Или никакого ‘отрезвленія’ не случилось, или же оно не дало ничего.
Новое Время даетъ обзоръ еще полне, чмъ Новости, и особенною полнотой отличается литературное обозрніе, жизненность которому придаетъ статья о нашей политической печати. Другая особенность обзоровъ Новаго Времени — въ отсутствіи общей характеристики истекшаго года и въ неровности статей. Передовая статья — Законодательная дятельность въ 1886 году — написана съ такимъ ‘административнымъ тактомъ’, которому могъ бы позавидовать даже Правительственный Встникъ. По отзыву Новою Времени, истекшій годъ не отличался особенно большимъ движеніемъ законодательства въ количественномъ отношеніи, но по важности тхъ законовъ, какіе состоялись, и по разнообразію затрогиваемыхъ ими сторонъ государственной и народной жизни, 1886 годъ займетъ, все-таки, не послднее мсто въ теченіе переживаемаго десятилтія. При взгляд на перечень новыхъ законовъ чувствуется, что основные пути переживаемаго Россіей періода уже намчены и теперь дло идетъ какъ о подтвержденіи и дополненіи этихъ намченныхъ въ послдніе годы главныхъ началъ, такъ и о взаимной связи ихъ общею подкладкой, въ вид, напримръ, новой системы мстныхъ учрежденій. Такимъ образомъ, Новое Время устанавливаетъ, что наше законодательство послднихъ годовъ уже сложило традицію и идетъ твердо въ своемъ направленіи, не общая никакихъ колебаній и въ будущемъ. Если 1886 годъ не отличается, по словамъ газеты, самостоятельнымъ починомъ въ законодательной области и онъ больше разрабатываетъ мысли своихъ предшественниковъ, за то въ этой разработк видна обстоятельность и твердость, доказывающія, что законодательная энергія нисколько не ослабла: ‘охватывая нсколько меньшій кругъ предметовъ, она ничего не утратила въ своей жизненности’. Затмъ газета переходитъ къ перечисленію отдльныхъ законоположеній и начинаетъ со вновь пересмотрннаго учрежденія объ Императорской фамиліи, которое называетъ ‘очень важнымъ и любопытнымъ по содержанію’. На второе мсто газета ставитъ законодательное теченіе по объединенію нашихъ окраинъ, обнаружившееся въ 1886 году съ особенною энергіей. На мрахъ, принятыхъ относительно Балтійскаго края, Новое Время останавливается съ особенною подробностью и кончаетъ краткимъ обзоромъ остальныхъ правительственныхъ мропріятій. Въ числ характерныхъ постановленій Новое Время указываетъ на проявленіе законодательной заботливости о народной нравственности, объ огражденіи установившихся религіозныхъ и другихъ принятыхъ взглядовъ и т. п. ‘По отношенію же къ образованному классу населенія, изъ числа обыденныхъ ограничительныхъ мръ особаго свойства, указываетъ, въ качеств признака времени, на воспрещеніе носить внки и эмблемы при погребальныхъ процессіяхъ, какъ несогласные съ православнымъ взглядомъ на предметъ’.
Въ обзор политической печати Новое Время говоритъ, что въ прошедшемъ году интересы къ политик международной не только въ печати, но и въ жизни, ршительно преобладали надъ всми другими интерессами, какъ бы затняя и отводя на второй планъ послдніе. По нельзя сказать, чтобы печать не посвящала своего вниманія и внутреннимъ вопросамъ. По ходу русской жизни наши внутренніе вопросы 1886 г. большею частью не представляли ничего новаго въ смысл того, что называется направленіемъ. Вс руководящія начала были уже выяснены раньше, и то, на чемъ могла остановиться печать, ‘не могло сообщить ея страницамъ особенный блескъ, а ея мнніямъ о внутреннихъ длахъ — слишкомъ громкій резонансъ: проза жизни и въ печати оставалась прозою’. Но то, что политическая печать избгала касаться вопросовъ принципіальнаго свойства, Новое Время ставить ей въ заслугу. ‘Нельзя указать ни одного серьезнаго случая,— говоритъ газета,— гд тотъ или другой органъ печати выдвинулся бы какимъ-нибудь принципіальнымъ вопросомъ политическаго или хотя общественнаго характера. Такъ называемыя ‘направленія’ если еще и не исчезли изъ русской печати, то, во всякомъ случа, проявляются не въ принципіальныхъ вопросахъ или же смшались и перепутались’. Въ послднемъ явленіи, по мннію Новаго Времени, сказывается, безпорно, нивеллировка, свершившаяся въ русскомъ общественномъ сознаніи. ‘Что было спорнымъ и подвергалось сомнніямъ еще въ минувшее десятилтіе и въ первые годы восьмидесятыхъ годовъ, то для однихъ стало безспорнымъ и несомнннымъ по существу, а для другихъ — безразличнымъ или безнадежно потеряннымъ’. Такое явленіе газета не считаетъ постояннымъ и продолжительнымъ. Пріостановившуюся умственную жизнь слдуетъ, по словамъ газеты, считать моментомъ передышки, раздумья, послдствіемъ нкотораго утомленія и желанія осмотрться, проврить привычныя понятія и ходячіе взгляды. Отъ этого и печать, живущая силой, которую даетъ ей общество, отказалась, какъ будто, отъ общихъ вопросовъ и чуждается ихъ до поры до времени. Старые вопросы отошли, а новые еще не пришли иди, по крайней мр, не обозначились съ достаточною ясностью. Во всякомъ случа, это не вина печати, а послдствіе боле общихъ причинъ, неотразимо воздйствующихъ на общественное настроеніе.
Для полноты картины Новое Время отмчаетъ нсколько фактовъ вншней жизни нашей политической печати. Умеръ И. С. Аксаковъ, а съ нимъ сошло со сцены и цлое міровоззрніе, другою утратой была смерть П. К. Щебальскаго, редактора Варшавскаго Дневника, Для прочихъ органовъ печати 1886 годъ принесъ нкоторое количество цензурныхъ непріятностей и весьма значительное число судебныхъ процессовъ, изъ коихъ большая часть закончилась обвинительными приговорами. Русское Дло подверглось пріостановк на три мсяца, Заря прекращена совсмъ, но взамнъ ея разршено Кіевское Слово, выходящее при участіи бывшаго издателя Зари, г. Андреевскаго, и нкоторыхъ мстныхъ желзно-дорожныхъ дятелей. Что касается, наконецъ, состава политической печати, то въ немъ не замчается никакой прибыли, никакихъ новыхъ дарованій, которыя обратили бы на себя вниманіе. ‘Старое старится, а молодое какъ будто не ростетъ… Увидитъ ли новый годъ новые всходы на журнальной нив?’ — спрашиваетъ Новое Время.
Недля находитъ, что 1886 годъ не представлялъ такихъ рзкихъ событій, которыя длали бы его памятнымъ. Но, тмъ не мене, онъ имлъ свои особенности. Отмтивъ эти особенности въ области экономической и законодательной, газета указываетъ на обнаружившіеся въ конц года признаки исчезновенія общественной апатіи и появленія интереса къ общественнымъ дламъ.
Отзывы провинціальной печати о 1886 год не всегда ограничиваются только оцнкой мстныхъ длъ. Чмъ мстная газета больше по объему и чмъ большій кругъ читателей она иметъ, тмъ больше предметовъ она захватываетъ и шире ведетъ свое обозрніе, присоединяя къ мстнымъ дламъ дла общія и международную политику. Особенно щедръ въ международной политик оказался Кіевлянинъ, растянувшій ее на нсколько нумеровъ. Чтобы не утомлять читателя, я выберу изъ, провинціальныхъ газетъ только наиболе характерные факты и мннія.
О Волжскомъ Встник мн, къ сожалнію, сказать ничего не придется, потому что первыхъ двухъ его новогоднихъ нумеровъ я не получилъ.
Саратовскій Листокъ называетъ 1886 годъ годомъ недоброй памяти. Политическій горизонтъ былъ мраченъ, въ торговл и промышленности былъ застой, дожди не дали убрать и половины того урожая, который общался, дешевизна хлба производила удручающее дйствіе на населеніе, а въ мстной общественной жизни не обнаружилось тоже ничего свтлаго. Выборы въ думу дали наибольшій процентъ виноторговцевъ, трактирщиковъ и кабатчиковъ, большой процентъ базарныхъ героевъ и безсильное меньшинство интеллигенціи. ‘Закваска остается старая, вожаки будутъ т же, а при такой закваск хорошо и то, что въ прежніе періоды никому не длалось умышленнаго зла’,— ‘Замчаетъ Саратовскій Листокъ. Губернское земское собраніе въ интересахъ экономіи урзало на дв трети необходимое для прокормленія и обсмененія Царицынскаго узда пособіе. Одинъ изъ гласныхъ проповдывалъ при этомъ, что голодовки полезны, ибо он поддаютъ энергіи труду и безъ нихъ крестьянинъ бы облнился. Въ видахъ той же экономіи закрыта статистика, существовавшая шесть лтъ и стоившая 50,000 р. Земцы нашли, что статистика не только безполезна, но въ томъ вид, какъ она есть, даже вредна.
Южанинъ, издаваемый въ Николаев, ограничиваетъ новогодній обзоръ только жизнью своего города. Кажется, Николаевъ единственный уголокъ въ Россіи, въ которомъ живутъ счастливые люди и въ которомъ общественное управленіе стоитъ на высот своей задачи. Только два обстоятельства нсколько омрачили свтлое настроеніе мстныхъ обитателей: учрежденіе аукціонной камеры, ‘польза которой еще не выяснилась фактически’ (‘впрочемъ, отвергать ее нельзя’,— замчаетъ Южанинъ), и окончательно растроенное дло сооруженія водопровода. ‘Но, вопервыхъ,— говоритъ Южанинъ,— это единственный печальный фактъ въ ход нашего самоуправленія за прошлый годъ, а, во-вторыхъ, этотъ вопросъ долженъ считаться спорнымъ’. Счастливый Николаевъ!
Одесскій Встникъ характеризуетъ 1886 г., какъ годъ общественно-экономическихъ компромиссовъ и несбывшихся желаній. Въ числ мропріятій, предпринятыхъ для улучшенія экономическаго положенія Россіи, Одесскій Встникъ разбираетъ и правила о найм фабричныхъ и сельскихъ рабочихъ. Новый фабричный законъ для Юга не представляетъ существенной важности, потому что фабричная и заводская промышленность развита въ высшей степени слабо. О правилахъ же для найма на сельскія работы Одесскій Встникъ отзывается такъ: ‘вотъ уже полгода прошло съ тхъ поръ, какъ ‘правила’ обнародованы, а до насъ изъ селъ не дошло ршительно ни одной всти о способ ихъ примненія. И это вполн понятно, потому что въ дйствительности никакого примненія не произошло. Дло въ тонъ, что правила составлены вн надлежащаго сообразованія съ интересами, понятіями, жизненными условіями и стремленіями тхъ ‘сферъ’, для руководства которыхъ они спеціально предназначены. Сельско-хозяйственная рабочая жизнь у насъ такъ разнообразна и такъ безконечно сложна, что регламентировать ее общими ‘правилами’ — задача тщетная, непосильная, невозможная къ ‘исполненію’.
Кіевлянинъ подводить итогъ прошедшему году отказывается, считая это пока невозможнымъ: ‘это дло будущаго историка’,— говоритъ газета. Что же касается мстныхъ вопросовъ, то газета на первомъ план ставитъ невзгоду экономическую: свеклосахарный кризисъ и сопровождавшій его значительный и мстами даже полный неурожай озимыхъ хлбовъ и упадокъ цнъ и заграничнаго спроса. Низкія цны хотя и легли тяжело на многихъ отдльныхъ хозяевъ, но были благопріятны для массы населенія, потому что ослабили опасность голоданія. Тмъ не мене, опасность голода впереди и, какъ говоритъ кіевлянинъ, ‘до новаго урожая придется еще много хлопотать по длу народнаго продовольствія.’ Тифъ, дифтеритъ, скарлатина и т. д., видимо, обратились въ кіевскомъ кра въ болзни хроническія. Хроническою стала и водобоязнь. Лвобережныя губерніи края отправили массу переселенцевъ на Амуръ и Сахалинъ, куда погнали ихъ неурожаи и ‘не вполн благопріятно сложившіяся экономическія условія…’ (?) Вообще край прожилъ прошедшій годъ не особенно радостно, да и въ будущемъ мало видится лучшаго.
Орловскій Встникъ, подъ свжимъ еще впечатлніемъ козловскихъ, мценскихъ и орловскихъ банковыхъ событій, говоритъ объ удручающемъ вліяніи на общество и общественную нравственность воротилъ и въ особенности ихъ совтниковъ и помощниковъ, которые создаютъ и оформливають различные проекты, такъ какъ сами воротилы въ большинств случаевъ малограмотны. Въ этихъ совтникахъ ‘обыватель видитъ боле опасную язву, нежели въ лиходйствующихъ воротилахъ. Не будь у воротилъ умныхъ совтниковъ, они попадали бы’какъ ‘куръ во щи’, а теперь проведутъ и выведутъ,— Заучились такъ, что сами болванятъ за первый сортъ. Какъ много значитъ имть хорошихъ учителей!’ — восклицаетъ Орловскій Встникъ. Жаль, что газета не говоритъ ясне. Такъ же неопредленно выражается она о городскомъ и земскомъ самоуправленіи. Въ орловской городской жизни замчались одни лишь изъяны. Въ силу какихъ причинъ городское самоуправленіе не удовлетворяло своему назначенію — ‘это другой вопросъ, но оно не стояло на высот своего призванія’,— говоритъ Орловскій Встникъ. Ба земскихъ собраніяхъ давали знать себя только ‘сословные предразсудки, боязнь свта, науки, стремленія къ исключительно личной жизни’, но губернское земство давало отпоръ всмъ этимъ низменнымъ инстинктамъ.
Минскій Листокъ (новый органъ Блорусскаго края) находитъ, что, если ‘минувшій годъ не можетъ похвастать богатствомъ реформъ во всхъ отрасляхъ нашего государственнаго устройства и управленія, то это объясняется оскудніемъ нашихъ финансовъ, въ чемъ не мало повиненъ Александръ Баттенбергскій и его вожаки’. Но, несмотря на скудость казны, минувшій годъ, по словамъ Листка, займетъ въ исторіи видное мсто такою крупною реформой, какъ учрежденіе въ сверо-западномъ кра крестьянскихъ земельныхъ банковъ и изданіе положенія о чиншевикахъ. По мннію Минскаго Листка, теперь ‘земледліе станетъ съ каждымъ годомъ улучшаться и настанетъ время, когда только одинъ крестьянинъ, этотъ единственный естественный кормилецъ всего нашего отечества, станетъ богатыремъ Микулою Селяниновичемъ…’
Сверный Кавказъ, противупоставляя законодательныя мры экономическому состоянію государства и указывая на неурожай, постигшій всю восточную часть свернаго Кавказа, почти въ конецъ разорившій населеніе, говоритъ, что ‘въ окончательномъ итог внутренней жизни, какъ вообще, такъ и въ частности для Кавказа, получается преобладаніе пассива надъ активомъ, такъ какъ то или иное экономическое положеніе государства непосредственне и ближе захватываетъ интересы населенія, нежели ходъ его законодательной дятельности’.
Новое Обозрніе (выходящее въ Тифлис) находитъ тоже перевсъ ~ пассива надъ активомъ и сосредоточиваетъ свое вниманіе на народномъ образованіи, которое считаетъ ‘важнйшимъ изъ всхъ длъ, способныхъ двинуть отсталый Кавказскій край на путь цивилизаціи’. ‘Народное образованіе,— какъ говоритъ газета,— подвигалось въ истекшемъ году хотя и не быстро, но и не безъ нкотораго успха’. Тотъ же прошлый годъ ‘если не усилилъ надежды на учрежденіе въ Закавказья университета. то и не сдлалъ ничего, чтобы лишить край надежды видть въ стнахъ древней столицы Закавказья разсадникъ высшаго знанія’. Въ числ отрадныхъ явленій Новое Обозрніе указываетъ на благопріятные результаты думскихъ выборовъ и на нсколько большее число голосовъ, которые получила интеллигенція. Впрочемъ, замчаетъ газета, успхъ въ дл благоустройства зависитъ не столько отъ думы, сколько отъ умственнаго развитія и сознанія общественныхъ обязанностей со стороны большинства горожанъ. ‘Дай Богъ, чтобы наступившій годъ принесъ намъ много новыхъ школъ и чтобъ онъ позволилъ намъ длать шагъ впередъ на длинномъ, но благотворномъ пути народнаго образованія’.
Если у читателя достало терпнія прочесть вс эти извлеченія, то у него не могло не явиться тоскливое ощущеніе томительнаго умственнаго однообразія. Для произведенія боле полнаго впечатлнія умственной скуки я могъ бы сдлать боле строгій и полный выборъ изъ однообразнаго содержанія новогоднихъ нумеровъ. Но мн этого не позволило мсто. Впрочемъ, употребивъ и обратный пріемъ, т.-е. исчерпавъ изъ газетъ все ихъ ‘разнообразіе’, я достигъ той же цли. Если, танинъ образомъ, даже при ‘разнообразномъ’ чтеніи ощущается только умственная скука, то какая же тоска овладла бы читателемъ при многократномъ повтореніи ему однихъ и тхъ же фактовъ! Кажущееся разнообразіе новогоднихъ газетныхъ обозрній заключается не въ сущности фактовъ или мыслей, а въ личныхъ особенностяхъ редакцій и ихъ сотрудниковъ, въ ихъ талантливости и умньи писать. Что же касается сущности вопросовъ и сдланныхъ изъ нихъ общихъ заключеній, то нтъ газеты, которая не повторяла бы другую, точно вс эти новогоднія статьи писались въ одной общей для русскихъ газетъ редакціи. И общая редакція для новогоднихъ заключеній была дйствительно установлена повсюдно однороднымъ общественнымъ мнніемъ уже ране, въ теченіе 1886 года, сдлавшимъ оцнку явленіямъ русской жизни. ‘Явленія эти до того просты, факты вс до того ясны, что никакого разнорчія во взгляд на нихъ и быть не могло. Это все равно, какъ если бы показать обществу термометръ, въ которомъ ртуть стоитъ на 20о мороза. Какое тутъ могло быть различіе мнній? Факты прошлаго года представляли подобныя же точныя цифры и общественному мннію приходилось имть дло съ математическими величинами. Вообще въ прошедшемъ году преобладалъ языкъ цифръ, и этимъ же языкомъ говорили и новогоднія обозрнія. Снова было повторено, какъ колебался нашъ курсъ, какъ при тхъ или другихъ обстоятельствахъ онъ то падалъ, то поднимался и, наконецъ, дошелъ до 233 1/2 на Парижъ, рядомъ цифръ по предметамъ вывоза и ввоза показывалось колебаніе и упадокъ нашего международнаго обмна, цифрами показывали пониженіе цнъ на хлбъ, уменьшеніе доходовъ желзныхъ дорогъ и т. д. Неурожаи, упадокъ земледлія и сельско-хозяйственной производительности, голодъ, переселеніе и подобныя имъ явленія въ народной жизни — опять настолько неоспориваемыя очевидности, которыхъ нельзя ни отрицать, ни объяснять двойственно.
И факты эти создались не однимъ 1886 годомъ. Въ этомъ году они обнаружили лишь большую напряженность. Понятно, поэтому, что и общественное вниманіе, давно уже направленное въ сторону нашихъ общественно-экономическихъ минусовъ, съ не меньшимъ напряженіемъ слдило и за тми мрами, которыя направлялись для ихъ упорядоченія. Общество, которое и на самомъ себ, въ своей ежедневной жизни, испытывало подавляющее вліяніе всякихъ неустройствъ и минусовъ, съ упорствомъ и настойчивостью слдило за тмъ, что длалось противъ этой томящей всхъ жизни, и ждало, что вотъ-вотъ явится, наконецъ, облегченіе и дла пойдутъ лучше. Вниманіе, направленное лишь въ одну сторону, въ сторону ожиданія лучшаго, переходило естественнымъ логическимъ путемъ въ критическую мысль, въ оцнку того, что длалось для облегченія общественнаго положенія, и общественное мышленіе само собою принимало характеръ политическій. Сфера этой политики была, конечно, узка, она была ограничена оцнкой результатовъ исключительно экономическихъ, хозяйственныхъ и финансовыхъ мропріятій. И тутъ, какъ и въ оцнк вызвавшихъ ихъ фактовъ, не могло тоже явиться разнорчія. Законодательныхъ и административныхъ мръ было не много, вс он были у всхъ налицо, и оцнка ихъ не заключала въ себ ничего такого сложнаго, въ чемъ нельзя было бы легко разобраться или столковаться: законъ о семейныхъ раздлахъ, фабричный законъ, законъ о найм сельскихъ рабочихъ, законъ о чиншевикахъ, преобразованіе оброчной подати,— вотъ и вс главнйшія мропріятія 1886 года. У общественной мысли былъ уже заране готовый и аршинъ, съ которымъ никакой ошибки въ оцнк и случиться не могло. И въ самомъ дл, какую трудность могла представлять оцнка, напримръ, закона о преобразованіи оброчной подати въ выкупные платежи и закона о чиншевикахъ? Намъ, теперешнимъ сподвижникамъ восьмидесятыхъ годовъ, прошедшее время, свершившее освобожденіе крестьянъ, оставило въ наслдіе два теченія мысли — противу-крпостное и крпостное. Эти два теченія можно прослдить безъ всякаго труда во всхъ мелочахъ русской жизни, во всей ея идейной и практической борьб. Русская современная исторія и есть именно исторія борьбы этихъ теченій. Въ закон о преобразованіи оброчной подати (мысль эта возникла впервые въ управленіе министерствомъ государственныхъ имуществъ М. И. Муравьева) бывшіе государственные крестьяне приравниваются къ бывшимъ крпостнымъ. Въ этой мысли есть несомннная послдовательность съ точки зрнія личной собственности. Если помщичьимъ крестьянамъ была дана возможность выкупа земли, то, для уравненія правъ всхъ русскихъ крестьянъ, нужно и государственнымъ крестьянамъ предоставить ту же возможность. И вотъ законъ превращаетъ государственныхъ крестьянъ тоже въ земельныхъ собственниковъ. А такъ какъ положеніе 19 февраля открыло широкія возможности для образованія личнаго мелкаго и крупнаго крестьянскаго землевладнія, то предусмотрть, къ какимъ послдствіямъ приведетъ законъ, сдлавшій и государственныхъ крестьянъ земельными собственниками, ужь, конечно, не представляло никакого труда. Въ закон о чиншевикахъ и въ правилахъ для найма сельскихъ рабочихъ, съ тмъ же аршиномъ въ рукахъ, не трудно было опредлить, въ какую сторону клонятся благопріятныя условія — въ сторону ли землевладльцевъ или чиншевиковъ, въ пользу ли нанимателей или нанимаемыхъ. Теперешнее время относится очень бережливо къ традиціи установившагося строя и отыскиваетъ выходы по возможности въ компромиссахъ. И компромиссъ вовсе не новое явленіе, онъ обнаружился достаточно ясно въ первыхъ мрахъ, намченныхъ какъ основаніе для реформы 19 февраля. Но въ то время компромиссъ былъ еще идеей, теперь же онъ сталъ простою традиціей и силой чисто-механической.
Въ настоящее время,— время упорядоченія мелкихъ неустройствъ и подгонки мелкихъ частностей въ общую гармонію съ устоями крестьянской реформы,— создалось и соотвтственное этому законодательное направленіе. Теперешняя законодательная дятельность, несомннно, очень энергична и стремится обнять послдовательно вс мелочи и частности неустройствъ и, взамнъ исчезнувшаго съ крпостнымъ правомъ промежуточнаго цемента помщичьей власти, создать соотвтственную ей силу. Этому простону общему плану соотвтствуютъ такія же простыя и практическія мры. Мры эти, какъ я уже сказалъ, очень скоро были оцнены и печатью, и общественнымъ мнніемъ. Ни разговора, ни мыслей они не могли возбудить въ обществ много и содержаніе ихъ исчерпалось очень скоро. Затмъ ни говорить, ни думать въ общественномъ направленіи было нечего. Правда, газеты, въ своихъ новогоднихъ нумерахъ, повторили всю эту старую исторію снова, съ подробностями экономическими, промышленными, финансовыми и проч. и съ выводами и заключеніями, которые были сдланы раньше и которые, конечно, были еще у всхъ въ памяти. Отъ этого повторенія получилось лишь впечатлніе томительнаго однообразія, которое и испыталъ читатель при чтеніи новогоднихъ обозрній. То, что испытывалъ отдльный читатель при чтеніи новогоднихъ обозрній, испытывало и общество въ теченіе года. Причины заскучавшей русской мысли и томительнаго однообразія нашей печати только и заключаются въ томъ, что всмъ приходится думать о мелкихъ однородныхъ фактахъ и мелкихъ общихъ мрахъ чисто-практическаго характера, о которыхъ собственно и думать нечего и которые, по скудности комбинацій, не представляютъ интереса для мысли.
И это бы еще ничего, если бы область общественной мысли была шире. А то общественному вниманію открыта сфера почти исключительно однихъ экономическихъ явленій, о которыхъ приходится думать лишь въ одномъ экономическомъ направленіи, не заходя ни въ какія сопредльныя области. Ну, какъ не заскучать мысли, какъ не впасть ей въ тоскливое напряженіе, вызывающее вялость и равнодушіе? Въ такихъ случаяхъ люди обыкновенно начинаютъ думать въ личномъ направленіи и тогда получается то, съ чмъ такъ энергично борется теперь наша печать,— преобладаніе своекорыстныхъ инстинктовъ надъ общественными. Это опять — неисходный кругъ, нчто врод гордіеваго узла, который каждый публицистскій органъ и старается разрубить своимъ собственнымъ мечомъ.
Наичаще практикуемое средство разрубанія гордіева узла заключается въ превращеніи въ козла отпущенія общества, отдльныхъ сословій или даже отдльныхъ лицъ. И при этомъ употребляются очень энергическія усилія для отысканія виновнаго и предъявленія ему обвинительныхъ пунктовъ. Обществу говорятъ, что оно впало въ позорную апатію и равнодушіе къ общественнымъ дламъ, купцамъ, промышленникамъ и фабрикантамъ,— что они собственными умственными силами ни въ чемъ не могутъ ни разобраться, ни устроиться, интеллигенціи,— что она ноетъ и стонетъ по собственной вин и т. д. Во всхъ этихъ случаяхъ печать выступаетъ только обличающею и обвиняющею силой, она не разъясняетъ причинъ, почему вс эти обвиняемые поступаютъ такъ, а не иначе, и какія препятствія стоятъ имъ на пути. Въ цломъ русскому обществу говорятъ, что у него нтъ ясныхъ, жизнерадостныхъ идеаловъ, сознательнаго отношенія къ жизни, любви къ ней, горячей Вры въ правду и добро и духа окрыляющей надежды въ лучшее будущее. Въ этой или другой форм, но читатель повсюду встрчаетъ однородныя обвиненія. Но позвольте! Вдь, говоря все это, вы, въ сущности, ничего не говорите, а только устанавливаете факты, врности которыхъ ничмъ не доказываете. Допустимъ справедливость того, что у общества нтъ ‘жизнерадостныхъ’ идеаловъ, любви къ жизни и еще тамъ чего-то. Но разв вопросъ въ этомъ? Ну, нтъ, такъ и нтъ! Вопросъ въ томъ, отчего ихъ нтъ, а если они были, то куда они длись и отъ какихъ причинъ исчезли? Въ этихъ обвиненіяхъ печать настолько же справедлива, насколько она была бы справедлива, обвиняя самое себя въ безцвтности, фактичности и однообразіи. А, вдь, и это справедливые факты. Но печать выставляетъ для себя оправданіемъ недостаточность простора, независящія обстоятельства, а тхъ же независящихъ обстоятельствъ не допускаетъ для общества. Такое отношеніе къ обществу ставитъ печать въ совершенно фальшивое положеніе. Взявъ на себя роль обвинителя, наставника и учителя и взобравшись на подмостки, печать совсмъ забываетъ, что она — то же общество и роль школьнаго учителя или проповдника — не ея роль. Печать — не учитель, а только умственная, анализирующая и критическая сила. И именно этою анализирующею силой наша печать въ большинств ‘руководящихъ’ органовъ и перестала быть съ тхъ поръ, какъ она стала заниматься преимущественно упреканіемъ общества въ апатіи, праздности и общественной безнравственности. Вообще теперь у насъ мысль куда-то запряталась и ‘Испанія осталась безъ короля’. Умственная томительность отъ этихъ праздныхъ и безсодержательныхъ обвиненій еще боле увеличивается, никто не становится ни бодре, ни умне, и когда затмъ умственная тоска еще боле усиливаетъ общественную апатію, слдуютъ еще боле усиленныя обвиненія. Ясно, что это — средство запутать гордіевъ узелъ еще больше, а ужь вовсе не разрубить его.
Впрочемъ, нельзя сказать, чтобы назиданія и упреки печати не имли своихъ основаній. Это дло даже довольно традиціонное. Попытки воздйствія на общество средствами подобнаго рода извстны у насъ давно. Если порядки создаютъ людей, то и люди, въ свою очередь, создаютъ порядки,— вотъ основаніе этихъ попытокъ. Намреніе, во всякомъ случа, очень хорошее. Печать, видя, что для общества закрыта одна дверь, хочетъ отворить ему другую. Но, вдь, предлагать обществу только упреки и обвиненія — еще не значитъ отворять двери общественному сознанію. Возьму хотя новогоднія обозрнія. Въ нихъ собранъ газетами громадный фактическій матеріалъ, массы цифръ, названій и именъ, и вс эти факты — точно бусы, нанизанныя на нитку, отъ одного обозрнія ихъ рябитъ въ глазахъ и лишь кое-гд, въ вид выводовъ, попадется замчаніе по адресу общества или промышленниковъ, а то и вообще русской неумлости. И весь этотъ громадный матеріалъ, едва умстившійся у нкоторыхъ газетъ на 5—6 страницахъ убористой печати, остался, такимъ образомъ, сырымъ матеріаломъ безъ всякихъ теоретическихъ обобщеній, выводовъ и руководящихъ общихъ идей. Подумаешь, что подъ современнымъ давленіемъ факта и дловаго направленія печать стада бояться теорій и общихъ идей. Чувствуется даже въ газетной манер шаблонность и рутина, какой-то установившійся порядокъ, отъ котораго никто не сметъ отступить. И дйствительно, наши газеты изъ года въ годъ ведутъ свои обозрнія чисто съ машинною точностью. А, между тмъ, при большей экономіи съ фактическимъ матеріаломъ (сдлавшимся достаточно извстнымъ читателю въ теченіе года) и при обработк его идейнымъ освщеніемъ, вмсто 5—6 громадныхъ страницъ скучнаго, однообразнаго и безрезультатнаго чтенія, можно было бы дать 2—3 страницы чтенія плодотворнаго. Войдите въ душу читателя, получающаго не одну газету, когда его засыплятъ, точно мукой, такими интересными, напримръ, фактами: привозъ иностранныхъ издлій былъ ниже, чмъ когда-либо за послднее время. Мануфактуристы стали приписывать испытываемыя ими затрудненія соперничеству польскихъ фабрикъ. Правительство назначило коммиссію для изслдованія вопроса. Работы ея не опубликованы, но, судя долгому, что проникло въ печать, она едва ли подтвердитъ ходячія мннія фабрикантовъ. Въ ряду мръ по части обрабатывающей промышленности на первомъ план стоитъ изданіе правилъ о надзор за фабриками. Правила эти на первый разъ введены только въ губерніяхъ Петербургской, Московской и Владимірской. Для окончательнаго завершенія фабричнаго законодательства не достаетъ лишь правилъ объ отвтственности хозяевъ за несчастія. Слышно, что проектъ такихъ правилъ уже подготовленъ. По части путей сообщенія прошлый годъ принесъ немного. Желзныя дороги работали плохо. По вншній торговл истекшій годъ также нельзя помянуть добромъ. Сравнительно съ своимъ предшественникомъ, 1886 годъ представляетъ за 10 мсяцевъ уменьшеніе цнности вывозныхъ товаровъ на 58,6 мил. руб. По 1 ноября вывезено на 356,7 мил. р. противъ 416,3 мил. руб. за 10 мсяцевъ 1885 г… и т. д. въ этомъ род, и затмъ идетъ цлый столбецъ перечисленій, чего привезено больше, чего меньше, такъ что въ глазахъ читателя начинаетъ рябить отъ цифръ. Въ отдл таможенныхъ пошлинъ, вексельнаго курса, денежнаго обращенія, сельско-хозяйственной производительности повторяется все то же. Конечно, вс эти подробности очень важны и серьезны, но только у обыкновеннаго читателя можетъ отъ нихъ сдлаться обморокъ, а для спеціалиста по торговл и промышленности он едва ли нужны.
Казалось бы, что, при обвинительномъ отношеніи къ обществу, печати слдовало бы дать и картину виновности общества, его настроенія, желаній, стремленій, его думъ и тяготній, но именно подобной картины печать и не дала. Даже литературные и научные обозрватели, въ компетенцію которыхъ больше всего входилъ этотъ вопросъ, дали только каталоги именъ и названій. Едва ли такой пропускъ завислъ отъ ‘независящихъ обстоятельствъ’, тмъ боле, что ‘независящія обстоятельства’ отличаются у насъ довольно любопытною своеобразностью. О нкоторыхъ вопросахъ (напримръ, финансовыхъ, какъ и о финансовыхъ дятеляхъ) печать говоритъ даже съ жестокостью, въ другихъ случаяхъ она рано ставитъ себ предлы, а бываетъ, что она даже забгаетъ впередъ и обнаруживаетъ смиреніе, котораго отъ нея никто не требуетъ. Въ то же время, несомннно, что такой чувствительный и нервный аппаратъ, какъ печать, не можетъ не усиливать своей собственной впечатлительности подъ воздйствіемъ атмосферическаго давленія. Въ этой чувствительности печати и въ ограниченности ея предловъ заключается причина, вызвавшая недоумвающіе вопросы нкоторыхъ провинціальныхъ газетъ. Он нашли, что ныньче направленія и писатели до того смшались, что даже крупные литераторы стали участвовать въ мелкой пресс. Отвтъ на это недоумніе очень простъ. Въ начал шестидесятыхъ годовъ, когда царило отрицательное направленіе, были и писатели съ исключительно-отрицательнымъ направленіемъ. Такимъ, напримръ, былъ Шашковъ, оставшійся отрицателемъ до самой смерти. Въ то время всякій отрицатель могъ найти себ мсто въ орган, если отрицаніе составляло хоть малйшую часть направленія органа. Этой одной точки соприкосновенія было вполн достаточно, чтобы связать людей, которые въ другомъ могли и не сходиться. Какъ тогда связывало писателей отрицаніе, такъ теперь ихъ связываетъ сохраненіе того, что дано реформами противъ направленія, усиливающагося нанести реформамъ идейный и фактическій вредъ. За немногими, единичными исключеніями, вся теперешняя столичная и провинціальная печать стала охранительною, и потому всякій писатель, стоящій за неприкосновенность реформъ, уже этимъ однимъ иметъ общую точку соприкосновенія съ каждымъ охранительнымъ органомъ. Еще можетъ удерживать писателя нежеланіе вступить въ тотъ или другой литературный кружокъ, но уже это вопросъ чисто-личныхъ симпатій и умственныхъ привычекъ, которыя, за немногими исключеніями, подъ вліяніемъ господствующаго нивеллирующаго воздйствія, тоже ныньче утратили своюостроту. Вообще теперешняя печать распадается собственно на два господствующіе лагеря. Одинъ изъ нихъ отстаиваетъ всми силами пріобртенныя Россіей либеральныя учрежденія и желаетъ довести ихъ до полнаго развитія, другой — всми силами противодйствуетъ этому стремленію. Опасность, грозящая учрежденіямъ со стороны втораго лагеря, конечно, больше всего соединяетъ людей, хотя нельзя не замтить, что опасность эта бываетъ часто преувеличенною и не всегда дйствительною. Тмъ не мене, она настолько вліяетъ иногда на сужденіе, что, напримръ, Русскій Курьеръ высказалъ въ новогоднемъ нумер, что ‘всякій родъ реформъ былъ бы въ теперешнее время нежелателенъ, ибо, при недовріи къ ране свершившимся реформамъ, все боле и боле проникающемъ въ наши вліятельныя сферы, что можемъ мы ожидать и что получить?’
Эта неувренность печати, насколько реформы прошлаго царствованія могутъ сохранить свою устойчивость, и чувство страха передъ невдомою опасностью сообщили оцнкамъ 1886 года даже характеръ раздраженія и досады. Хотя нкоторыя — не только провинціальныя, но и столичныя — газеты, съ астрономической точки зрнія, не придавали никакого значенія 1 января, усматривая въ немъ лишь условное1 понятіе, но, тмъ не мене, и он отнеслись къ прошедшему году какъ къ какому-то лиходю, на которомъ каждый старался, какъ умлъ, сорвать свою досаду за неудачи, обманутыя надежды, разочарованія и т. п. Прошлый годъ явился какимъ-то предохранительнымъ клапаномъ, который каждый открывалъ, чтобъ освободиться отъ удручающихъ тяжелыхъ впечатлній. Называли прошедшій годъ и годомъ недоброй памяти, и срымъ, и безцвтнымъ, и годомъ общественно-экономическихъ компромиссовъ, годомъ пассивовъ и т. п. Такъ относились къ покойнику серьезныя, передовыя статьи. Что же касается фельетонистовъ, то они излили на него все свое остроуміе и сатирическую желчь, какія у нихъ накопились въ теченіе года. Въ общемъ въ отзывахъ печати о 1886 год выступало худо скрываемое, а иногда и вовсе не скрываемое недовольство, явившееся въ печати, конечно, лишь какъ выраженіе общественнаго настроенія.
Фельетонныя обозрнія и по самому существу своему, и по шаблонности не могли сообщить нутра и души слишкомъ (а иногда и исключительно) фактическому, сухому и мертвому изложенію передовыхъ статей, не выходившихъ изъ программы правительственныхъ мропріятій и оффиціальныхъ отчетовъ. Конечно, подобная программа была бы для газетъ невозможна, если бы общественное вниманіе не клонилось въ сторону внутренней политики. Это обстоятельство нельзя не отмтить, какъ признакъ несомнннаго (хотя, можетъ быть, и небольшаго) роста нашей общественности и возникающей привычки общественнаго контроля. Но, тмъ не мене, само общество осталось, все-таки, въ тни и зеркало, какъ называютъ у насъ печать, его не отразило. Небольшое исключеніе сдлали только Современныя Извстія, выразившія часть общественнаго настроенія, и Новое Время, давшее отзывъ о нашей политической печати.
Современныя Извстія говорятъ о томительной неопредленности, нависшей надъ внутреннею жизнью, и, какъ кажется, приписываютъ бодрость народнаго духа исключительно вншнимъ политическимъ причинамъ. Въ подтвержденіе своей мысли они ссылаются на отзывъ коммерческихъ людей, по словамъ которыхъ, ‘минувшею осенью дла наши на нсколько. недль или, можетъ быть, дней внезапно оживились посл памятной телеграммы Государя Императора на имя Баттенберга’. ‘Врующіе въ независимость экономической жизни отъ дипломатическихъ отношеній отечества обличаютъ, между прочимъ, свое невжество въ психологіи’,— замчаетъ газета. И какъ ни справедливы оба эти замчанія, но, тмъ не мене, ссылки на Седанъ и Мецъ, напоившія сердца нмцевъ гордостью, которая будто бы и создала послдующее развитіе въ Германіи торговли и промышленности, едва ли удачны. Очевидно, что газета высказала лишь половину мысли. Воины Атиллы и Тамерлана были очень горды своими военными успхами, а ходили, все таки, въ звриныхъ шкурахъ, ли сырое мясо и спали на голой земл. Экономическое процвтаніе создается далеко не побдами или покореніями Лотарингій и Эльзасовъ. Кажется, и мы не мало присоединили къ себ разныхъ кусковъ отъ Азіи, уперлись уже въ Индію, стали господами на Черномъ мор, но все это не помшало Современнымъ Извстіямъ подмтить не только экономическій, но и нравственный упадокъ въ нашей жизни. Для гражданскаго устроенія нуженъ не военный, а гражданскій подъемъ духа. Вотъ эту-то вторую половину мысли и не договорили Современныя Извстія прямою рчью, хотя они высказали ее вполн ясно указаніемъ на ‘неопредленности’, подавляющія общество, и на упадокъ умственной дятельности. Еще ясне выразились Современныя Извстія въ другой стать — по поводу американской предпріимчивости. Въ южныхъ штатахъ Америки въ послдніе мсяцы истекшаго года открыто 722 фабрики и завода и въ предпріятія вложено 83.834,000 долларовъ. Кром того, въ т же мсяцы основалось 66 желзно-дорожныхъ обществъ. Приводя эти факты, Современныя Извстія замчаютъ: ‘Семьсотъ двадцать два новыхъ промышленныхъ предпріятія въ теченіе какихъ-нибудь девяти мсяцевъ! Краснорчивая цифра для тхъ странъ, которыя тратятъ вс свои силы и даже сверхъ силъ напрягаются для охраненія своихъ границъ, не имя ни времени, ни возможности подумать о внутреннемъ благосостояніи…’ Это необыкновенное развитіе предпріимчивости зависитъ исключительно отъ гражданской свободы, создающей и самодятельность. Въ Европ наблюдается тотъ же фактъ. Наиболе развиты въ промышленномъ отношеніи Англія и Франція, гд промышленныя, экономическія и всякія другія отношенія наимене стснены. Германія стоитъ много ниже въ отношеніи гражданской свободы, и потому они мене развита умственно и промышленно. Еще ниже стоитъ Австрія. А Турція, гд все зависитъ отъ заптіевъ и пашей, готова уже и сама разсыпаться.
Новое Время состояніе политическаго настроенія общества устанавливаетъ въ такомъ вид: печать, говоря въ прошедшемъ году о внутреннихъ вопросахъ, никакихъ общихъ руководящихъ началъ не касалась и даже, какъ будто, избгала вопросовъ принципіальнаго свойства, такъ называемыя ‘направленія’ если и не исчезли изъ русской печати, то, во всякомъ случа, они спутались, общество находится теперь въ моментъ передышки и проврки привычныхъ понятій и ходячихъ взглядовъ: старые вопросы отошли, а новые еще не пришли, все это отражается неблагопріятно на современномъ состояніи политической печати, но все это должно кончиться, вопросъ лишь въ томъ, скоро ли это случится, а гадать это трудно.
Во всемъ этомъ есть недоговоренность и неясность. Новое Время, конечно, только устанавливаетъ очевидности и можетъ судить о печати и обществ лишь настолько, насколько мысли, идеи, стремленія и желанія общества не только выражаются печатью, но и могутъ ею выражаться. О передышк общества можно тоже только гадать и тоже настолько, насколько существованіе передышки находитъ доказательство въ нашей политической печати. Во всякомъ случа, на основаніи очевидностей, выражаемыхъ печатью, никакъ нельзя судить о дйствительномъ умственномъ состояніи общества и его направленіяхъ. О томъ, что старое старится (что несомннно), а молодое какъ будто не ростетъ (въ смысл, конечно, публицистическомъ, ибо Новое Время говоритъ о политической печати) — заключить безошибочно тоже едва ли возможно. Для безошибочнаго сужденія о силахъ нужно, прежде всего, опредлить, какое существуетъ для нихъ приложеніе.
Выводы Новаго Времени погршаютъ именно тмъ, что очевидности и факты, въ томъ вид, какъ они отражаются нашею такъ называемою политическою печатью, газета принимаетъ за факты несомннно существующіе въ такомъ вид. Но дйствительно существующаго мы не знаемъ, ибо видимъ лишь часть его. Умственнаго настроенія общества и его теченій мы тоже не знаемъ, судить о нарождающихся умственныхъ силахъ и направленіи, которое они принимаютъ, тоже не имемъ возможности. И, во всякомъ случа, сказать, что наша теперешняя политическая печать служитъ зеркаломъ идей, желаній и стремленій общества, настолько же нельзя, насколько не допускается утверждать, что маленькій обломокъ зеркала, выставленный гд-нибудь въ углу двора, отражаетъ весь Божій міръ. Новое Время, не погршая противъ дйствительности, могло бы утверждать лишь одно, что наличное число фактовъ, представляемыхъ печатью, даетъ право лишь на нкоторыя частичныя заключенія и что для общаго безошибочнаго вывода ихъ слишкомъ мало. И въ самомъ дл, изъ чего и гд мы можемъ узнать и увидть умственную Россію и возможно ли это при существующихъ средствахъ? ‘Новые всходы на журнальной нив’ Новое Бремя ставитъ въ зависимость отъ нарожденія молодыхъ силъ и необнаруженіе ихъ приписываетъ ‘перелому’, въ которомъ находится общественное сознаніе. Это опять заключеніе по нкоторымъ очевидностямъ. ‘Переломъ’, ‘передышка’, ‘раздумье’, о которыхъ говоритъ Новое Время, и есть именно т ходячія фразы, которыя не имли живаго значенія даже и тогда, когда были пущены въ ходъ. Теперь же Россія уже настолько передышалась и осмотрлась, что иметъ возможность судить вполн безошибочно, насколько по сооруженнымъ для нея путямъ сообщенія она идетъ быстро къ порядку, матеріальному благосостоянію и умственному преуспянію. Что же касается ‘всходовъ на журнальной нив’ и добрыхъ имъ пожеланій, то, казалось, было бы правильне призвать божье имя (какъ это длаетъ Новое Время) для ниспосланія плодородія нив, потому что какіе же могутъ быть всходы, когда имъ не на чемъ рости? Публицисты являются тамъ, гд есть публицистика, точно также какъ ораторы тамъ, гд говорятъ общественныя рчи. Наконецъ, относительно обвиненія, что наше зеркало отражаетъ наши обрывки жизни, справедливость велитъ замтить, что зеркало не само же себя окромсало. Впрочемъ, нельзя отрицать, чтобы точка зрнія Новаго Времени на задачи публицистики и общественнаго направленія не имла практическихъ, житейскихъ основаній. На этой же точк зрнц, стоятъ и нкоторые другіе органы. Не знаю, насколько они признаютъ дйствительное справедливымъ, но несомннно, что они признаютъ не все справедливое возможнымъ. Смотря на жизнь съ ближайшей практической точки, они являются среди нашей печати представителями дарвиновской теоріи ‘приспособленія’.
Если наша печать длится еще на лагери въ воззрніяхъ на внутреннюю политику, то относительно вншней она образуетъ одинъ лагерь, съ однимъ общимъ одушевляющимъ всхъ желаніемъ освободиться отъ политической зависимости отъ Германіи и встать на свои собственныя ноги.

Н. Шелгуновъ.

‘Русская Мысль’, кн. II, 1887

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека